Текст книги "Свиток благоволения"

Автор книги: Джон Тренейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Джон Тренейл
Свиток благоволения

Моей дочери Ребекке с любовью

 
В ущелье простились –
Я другу удачи желал.
Солнце садилось –
Я запер дверь на засов.
В новом году
Весна, я знаю, придет,
Не ведаю лишь,
Вернется ль ушедший вновь.
 

Ван Вэй

Вместо предисловия

Я благодарен полковнику Киму Суктай, начальнику штаба сухопутных войск Армии Спасения в Корее, подполковнику Питеру Вуду и его жене миссис Долорес Фогль, а также и другим офицерам корпуса Судаймунь и всем тем, кто вместе с членами своих семей и сослуживцами так много сделали для того, чтобы я преодолел состояние культурного шока, которое вполне реально для любого, впервые попавшего в эту страну, и не миновало и меня. (Незабываем и Док Юн, который заслуживает особого упоминания.)

Английский вариант перевода поэм китайского живописца, каллиграфа и поэта Ван Вэя (VIII в.), послуживших в качестве эпиграфа и вставки на 197-й странице английского издания, взят из сборника «Китайская поэзия в переложении на английский», изданного Хербертом А. Гилесом и Бернардом Куатричем в издательстве «Келли Уолш лимитед» (Шанхай) в 1898 году. Строфы, завершающие книгу, взяты из поэмы «Нефритовая гора» Цзян Канху в переводе Виттнера Биннера, напечатанном «Альфред А. Кнопф» в 1920–1929 годах.

Сведения о системах компьютерного оповещения взяты из номера «Таймс» за 18 сентября 1987 года в статье о деятельности Международной ассоциации баров. Основной денежной единицей в Китае является юань, а в Гонконге – гонконгский доллар. Имя Цю Цяньвэй произносится на кантонском диалекте как Чу Чиеньвей, а Кайхуэй – как Кьехуай.

Словарь

Ай-я – восклицание; означает удивление (кит.).

Баба – отец; здесь – прозвище бывшего руководителя секретной службы (кит.).

Биньгуань – разновидность небольшой гостиницы для путешественников (кит.).

Коуцзяо – повязка, надеваемая на нос и рот для защиты от холода и ветра (кит.).

Маотай – разновидность китайской водки (кит.).

Пиньинь – название алфавитного письма, принятого для записи китайских слогов латинскими буквами (кит.).

Подразделение «Маджонг» – название спецподразделения в Главном управлении разведки КНР.

Путунхуа – название литературной нормы языка, созданного на базе северных диалектов китайского (кит.).

Самфу – разновидность женской одежды (кит.).

Синьхуа – новое китайское агентство новостей.

Тайпань – на сленге обозначает главу одного из крупных гонконгских торговых домов; хозяин (кит.).

Шаосин – китайское подслащенное вино (кит.).

Шиде – «да» (кит.).

Феншуй – дословно: «вода-ветер»; традиционный способ гадания при выборе наилучшего места для строительства нового дома; геомантия (кит.).

Фень – сотая часть юаня (кит.).

Вначале…

Истребление пятидесяти восьми человек на аэродроме Ганьсу-Б-10 не отозвалось заголовками на первых полосах мировой прессы и не получило характера экстренного сообщения в вечерних выпусках теленовостей. Событие это прошло почти полностью не замеченным. Ганьсу-Б-10 расположен где-то в обширной пустыне на северо-западе Китая. Назвать его точные координаты или утверждать о существовании этого объекта в настоящее время бессмысленно, ибо он всегда использовался в целях осуществления сверхсекретных проектов и не обозначен ни на одной карте. О его местонахождении можно только догадываться, тем более что после упомянутой акции этот аэродром прекратил свое существование. Некоторые из расстрелянных работали в Ганьсу-Б-10 и раньше, поэтому знали, на что идут, согласившись поехать сюда: жестокий холод ночью и страшная иссушающая жара днем – словно в доменной печи; никаких возможностей для отдыха; питание консервами и всухомятку; постели, кишащие вшами; грязные кафельные душевые, покрытые налетом серо-зеленой плесени, воду в которые подавали от случая к случаю. Единственной положительной характеристикой объекта Б-10 являлось его уединенное расположение, но это считалось преимуществом лишь в глазах человека, руководившего объектом.

Его звали Ло Бин. Всегда одетый в чистенький, ладно скроенный мундир генерал-майора, он появлялся и исчезал все время, пока велись работы по установке вооружения на самолет; иногда он не отлучался с аэродрома, возникая то тут, то там, но большую часть времени летал на вертолете вокруг, словно назойливое насекомое, и рокот двигателя его машины отвлекал людей от сложнейшей работы, которую они выполняли на «Боинге-747-400», стоявшем в огромном ангаре на Б-10. Приказ начальника был ясен и неумолим: все работы должны быть завершены меньше чем за неделю.

Естественно, в спешке, с которой велись работы, было допущено много ошибок. Большей частью они были исправлены. Некоторые, однако, были не замечены, и это повлекло такие последствия для генерала в хорошо пригнанной форме, которые невозможно было предвидеть заранее.

Наконец все было готово. Как-то вечером на закате «боинг» взлетел, а пятьдесят восемь инженеров и техников приготовились к отправке для выполнения нового задания в каком-нибудь другом месте.

Два дня спустя на аэродром Ганьсу-Б-10 приземлился означенный «боинг». Сразу стало ясно, что с ним что-то не так: на верхней грузовой кабине остались следы огня, а корпус почему-то излучал радиоактивность. На этот раз генерал-майор Ло Бин, похоже, не собирался отлучаться с аэродрома, и персонал уже предчувствовал, как на их головы полетят громы и молнии; но, когда начальник встретился с личным составом, лицо его было странно спокойным. Он поставил новую задачу: необычное оборудование, которое они устанавливали на самолет, надо было размонтировать – и как можно скорее.

Когда задание было выполнено, генерал-майор, казалось, был полностью удовлетворен; он даже объявил о вечеринке по случаю успешного завершения работ над проектом. Пятьдесят восемь инженеров и техников испытали удивление и радость; они не ожидали признания своих заслуг. Генерал-майор улетел на «боинге». Как только самолет скрылся из виду, немногочисленный постоянный штатный состав аэродрома любезно снабдил людей, по найму выполнявших технические работы, маотаем и шаосином.

Пирушка не очень-то походила на дипломатический прием. Бутылки выставили на козлы, обитые фанерой, – их на скорую руку установили в ангаре – и стаканов оказалось совсем мало, но это никого не огорчило. Команда аэродрома сделала все, что было в ее силах, для того чтобы пирушка приобрела характер безудержного веселья. Через пару часов штатные сотрудники незаметно покинули ангар, заперев за собой двери. Немного погодя в небо с рокотом поднялся вертолет, но люди настолько привыкли к звуку его мотора после многочисленных появлений генерал-майора на аэродроме, что не обратили на это внимания. Многие, перебрав спиртного, все равно ничего не сообразили бы даже если бы и расслышали шум.

Они выполнили задание, и общая радость еще более упрочила их уже устоявшиеся товарищеские отношения. Когда они, знакомясь, наконец рассказали друг другу о себе, для чего раньше просто не было времени, выяснилось, что ни у кого из них нет близких родственников.

Некоторые успели призадуматься над таким странным совпадением, когда из-за горизонта появился истребитель-бомбардировщик «Фэнтэн-А», летевший на высоте примерно триста метров. Когда на экране бортового локатора появился Б-10, пилот выпустил две ракеты «Хьюджис Эй-Джи-Эм-65 Маверик» класса «воздух–земля», завел самолет почти вертикально вверх, развернулся и ушел от аэродрома прежде, чем собравшиеся в ангаре успели расслышать звук его турбин. Ракеты точно накрыли цель.

Двумя днями позже на аэродром в последний раз прибыл генерал-майор Ло Бин, ведя за собой эскадрилью транспортных самолетов. Вместе с ним прибыл полковник Лай Цзяяо из штаба округа. Глядя на огромную, заваленную камнями воронку, которая образовалась на том месте, где раньше был ангар, оба офицера согласились, что это достойная сожаления случайность. Полковник Лай испытал успокоение, вызванное готовностью старшего по званию принять на себя ответственность за происшедшее – мол, пуск этих ракет на совести одного из пилотов, находящихся в непосредственном подчинении генерал-майора, – и предложением командира взять на себя также всю писанину. Генерал-майор также предложил держать этот инцидент в секрете, и полковник Лай Цзяяо, памятуя об отрицательном воздействии подобных инцидентов на продвижение по службе, после небольших колебаний согласился с коллегой.

Но один вопрос все же беспокоил полковника. Он, разумеется, признал тот факт, будто не был полностью осведомлен о том, что происходило на аэродроме Ганьсу-Б-10, и поинтересовался, действительно ли в момент взрыва на аэродроме не было людей, как говорилось в коротком рапорте. Генерал-майор был рад заверить его, что так оно и было.

В общем, наметилось лишь единственное расхождение во взглядах между двумя военными, и касалось оно дальнейшей судьбы аэродрома. Полковник оптимистически предположил, что все можно оставить так, как есть. Генерал-майор не согласился с этим, раздраженно заметив, что он привез полдюжины бульдозеров не ради смеха. Полковник, награжденный медалью «За подвиги во время войны» первой степени, получил свою награду скорее за осмотрительность, чем за безрассудную храбрость. Он снял свое предложение просто потому, что побоялся Ло Бина.

Его страх никак не был связан с внешним видом генеральского мундира. Лай Цзяяо нехотя признался себе, что, даже если бы этот человек разделся донага, он все равно внушал бы страх. Поэтому Лай отдал распоряжение выгружать бульдозеры. Через три часа работа была закончена. Песок начал медленно заметать то, что раньше было взлетной полосой, сравнивать вмятины от гусениц тракторов, сглаживать следы сапог…

В тот же час следующего дня уже ничто не напоминало о том, что в этом квадрате пустыни когда-то был аэродром. Кроме разве что братской могилы.

Глава 1

Диана услышала телефонный звонок, раздавшийся в кабинете директора дальше по коридору, когда застегивала последнюю пуговку на стеганой курточке Док Юна. На ханьгуле – корейском языке это имя означало «доброта», но в данный момент оно не слишком вязалось с мальчиком. Диана досадливо ворчала на малыша, ничем не помогавшего ей, а только нехотя поворачивавшегося из стороны в сторону, подчиняясь не слишком ласковым движениям ее рук, – ребенок не сопротивлялся, но и не демонстрировал радостной готовности. Тут к ней подошел Пак Сондо и сказал:

– Это тебя. Из Гонконга.

Кабинетом директора служила маленькая квадратная комнатушка, выкрашенная в белый. Там было жарко – в дополнение к трубам отопления, проходившим под полом, рядом с металлическим столом работал парафиновый обогреватель. Диана обрадовалась, обнаружив, что в кабинете никого нет.

– Алло?

– Диана!

– Привет, па.

– Диана…

Голос отца звучал приглушенно, словно она через стену подслушивала разговор, шедший в соседней комнате. За время долгой паузы, последовавшей за приветствиями, Диана догадалась, о чем пойдет речь. Ее сердце заколотилось, погнав кровь по венам с такой интенсивностью, на которую они не были рассчитаны.

– Диана, боюсь, тебе надо приготовиться к худшему. Доктора…

– Отдых. Ты же говорил, что матери просто нужен отдых. Набраться сил…

– Это не совсем так. Они… они хотят, чтобы ты приехала домой. – Диана слышала, как гудит парафиновый обогреватель. Она цеплялась за этот звук реальности. Он исходил из мира порядка и стабильности и не имел никакого отношения к водовороту, в который втягивал ее отец. – Джинни… твоя мать умирает.

Повисла еще одна долгая пауза, но очень насыщенная. Было странно, что отец и дочь все еще сохранили способность общаться без слов: в данную минуту каждый из них ощущал боль другого.

– Понятно. – Диана удивилась тому, как спокойно прозвучал ее голос. – Она знает?

– Да.

– Я постараюсь выехать как можно скорее.

– Спасибо. Позвони мне домой, когда будешь знать номер рейса и время вылета.

– Да. – Снова молчание. – Это все? Я имею в виду… нет, я не это хотела сказать. Па?

– Я здесь.

– С тобой все в порядке?

– Нормально.

– Как Мэт воспринял это?

– С ним тоже все нормально.

– Поцелуй его. И маму тоже. – Она глубоко вздохнула, ее начало трясти. – Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Диана.

Когда она повесила трубку, ее продолжал бить озноб, хотя в комнате ей показалось очень жарко. Дрожь шла откуда-то из глубины ее тела, и Диана знала, что она вот-вот проявится в руках, в лице…

– Плохие новости? – В дверях стоял Сонни.

– Плохие. Моя мать… больна. – Диана выпрямилась, вновь обретя решимость. – Я должна прямо сейчас ехать домой.

– Мне очень жаль.

Да, подумала она, глядя на него, по тебе видно. Его темные глаза стали вдруг глубокими и грустными. Думая о нем, Диана мысленно называла его «мот» – в корейском этот слог имеет положительное значение и подразумевает человека внешне породистого, красивого, хорошо сложенного, физически привлекательного. Ему был двадцать один год, столько же, сколько ей; он добрый, работящий, исправный католик-методист… Диана ощутила, как внутри у нее растет и крепнет знакомое чувство: одновременно симпатия и физическое отвращение. Она резко отвела взгляд в сторону.

– Мне надо увидеться с директором, – машинально произнесла она. – Сонни?..

– Да?

– Ты можешь помочь мне?

Он сделал для нее гораздо больше: мягко, бережно, осторожно отстранил от всех дел; он сопровождал и опекал ее на протяжении всех последних часов ее пребывания на корейской земле, он деликатно избавил ее от ощущения чувства долга и привязанности, от ее добровольной ответственности за приют «Сувон», где она проработала с детьми-сиротами последние три месяца.

В ее восприятии событий того дня начались какие-то провалы. Она видела саму себя, собиравшую вещи в старый чемодан и большой рюкзак, который купила во время их с Сонни совместного посещения Итаевона. Затем последовала грустная сцена прощания в кабинете директора, когда подали яблоки Таегу, порезанные на четвертинки и лежавшие на подносе, откуда их никто не брал; последний взгляд на детей, сгрудившихся на игровой площадке, смотревших на автомобиль и не понимавших, почему так внезапно уезжает эта иностранная леди, которая никогда не ругала их; затем свои слезы, которые больно жгут глаза, и не только глаза…

«Сувон» находился в сорока километрах к югу от Сеула, и дорога до международного аэропорта Кимпо не заняла много времени. За рулем сидел Сонни.

– Когда ты вернешься?

Она не вернется. Когда Диана неохотно оторвала взгляд от мелькавших мимо сосен и берез, слегка заиндевевших в это мартовское утро, что-то внутри подсказало ей: это конец.

– Не знаю.

Трусиха! Не знаю, сколько еще осталось матери. Я не могу ничего решать, пока она еще жива. Сказала ли она это? Говорила ли она, рассуждала ли так прагматично, рационально?..

– Нужно многое сделать. Привести в порядок…

Сонни собрался было задать ей вопрос, но Диана снова отвернулась к окну, глядя на мелькавшие холмы, безлюдные и казавшиеся в тусклом сумеречном свете какими-то грозными.

– Починить, привести в порядок… – снова пробормотала она.

Сонни никогда прежде не встречал такую девушку, как Диана, и был определенно влюблен в нее. Правда, до этого он вообще не знал западных женщин. Когда она впервые появилась в приюте, то просто потрясла его. Что делает здесь эта очаровательная молодая английская девушка? Эти темно-каштановые волосы с рыжеватым отливом, локоны, обрамляющие овальное лицо, все еще кажущееся детским из-за веснушек; неброские наряды, бесконечный запас терпения и доброты… Она казалась сокровищем, вывезенным издалека. Но зачем она сюда приехала?

Он догадался, что она спасается бегством. Бежит из своего дома, от неудовлетворявших ее занятий в Восточном университете, от себя самой. Главным образом от себя самой. Что-то произошло с ней раньше, о чем она никогда не рассказывала, но это что-то таилось в глубине ее глаз, когда она уставала или была подавлена.

– Диана!

– Что?

– Я буду скучать по тебе. – Неизвестно почему он вдруг заговорил по-английски, хотя с сильным акцентом. – Я хочу сказать… я буду страшно скучать по тебе.

О дорогой, подумала она. Я снова сделала это. Неверный сигнал, неверно переданный. Научусь ли я когда-нибудь вести себя?

– Думаю, что ты достаточно быстро забудешь обо мне, – произнесла она намеренно резко.

– Ты очень милая, – сказал он по-корейски.

– Спасибо. Ты тоже. И ты достаточно умен для того, чтобы понять: корейцы должны любить кореянок, англичане – англичанок. Сонни, я на самом деле не…

Но он оборвал ее, стукнув кулаком по баранке. Каждая черточка его лица выражала горечь.

– Почему?

– Я правда не могу никого сейчас любить.

– Почему не можешь? Я знаю, у тебя кто-то есть в Англии.

– Сонни…

– Он лучше меня? Красивее?.. Эти чертовы машины! – Он со злостью крутанул руль: совсем не следил за дорогой, погруженный в свои невеселые мысли, и Диана почувствовала, что у нее в груди поднимается страх.

– Сонни, моя мать умирает! – выкрикнула она, мгновенно пожалев об этом.

Дубина!

– Я тоже буду скучать по тебе, – выпалила она. – И по детям.

– Ты должна вернуться! – Но его пыл уже угас.

Когда они подъехали к контрольному пропускному пункту в аэропорт и солдаты столичной комендатуры начали обыскивать машину, Сонни свесил голову на грудь. Диана услышала, как он пробормотал:

– Прости…

– Я сама виновата.

Но почему ты всегда оказываешься во всем виноватой, мрачно спросила она себя? Всегда виновата сама… Она купила билет. Впервые она почувствовала благодарность к отцу за то, что он настоял, чтобы она взяла с собой кредитную карточку «Дьюкэнон Юнг». Потом она нашла телефонную кабину. Она ощутила знакомую скованность, которая овладевала ею всегда, когда она должна была звонить по этому телефону. Часто она отсчитывала гудки – до десяти, потом снова от десяти до нуля – и, бросив трубку, испытывала облегчение, что никто не ответил на другом конце. Но сегодня и речи не могло быть о том, чтобы увильнуть от звонка. Она ждала, когда ответит отец и, выглянув наружу, увидела, как явно расстроенный Сонни ковыряет носком ботинка мраморный пол. Ей захотелось выйти к нему, подойти… но тут она услышала голос отца и с облегчением повернулась к Сонни спиной.

У китайцев есть испытательный ракетный полигон в Шуан Чэнзэ, неподалеку от реки Цзошуй. Они называют его «Восточный ветер». В тот день, когда Диана узнала о том, что ее мать умирает, объект «Восточный ветер» оказался под единоличным командованием генерал-майора Ло Бина. Официально он осуществлял контроль над испытанием нового оружия под кодовым названием «Молот». В качестве мишени служил китайский спутник. Служебные интересы генерала Ло Бина редко совпадали с его истинными намерениями.

Майор Шэнь протянула руку, указывая на ближайший экран.

– Вот, – тихо сказала она.

Инженер-полковник Ма мгновенно понял, что привлекло ее внимание. Он тут же перенастроил сканер в режим телефото. Черно-белое изображение померкло, заколебалось и вновь стало четким. На экране появился спутник, плывущий в ионосфере, прямоугольные крылья солнечных батарей напоминали головной убор императора. Ма щелкнул переключателем, заговорив в микрофон, висевший у него на груди:

– Э-э, товарищи… то, что вы видите сейчас, – это советский перехватчик «АСАТ», то есть спутник-перехватчик. Еще его называют спутником-убийцей. – Ма не мог наблюдать за реакцией на свои слова, но вполне мог догадаться, что сейчас на галерее позади него все с интересом смотрят на экраны. – Теперь, когда мы установили с ним визуальный контакт, мы можем вызвать на связь «боинг».

Он ободряющим жестом слегка сжал плечо майора Шэнь, и та, посмотрев налево, где перед такой же консолью сидели еще три инженера, кивнула.

– Обратный отсчет с десяти…

Ян тихим голосом продолжал делать пояснения:

– Через несколько секунд компьютер «Млечный Путь» возьмет управление «Молотом» на себя, полностью выводя его из-под нашего контроля. Точная координация действий имеет большое значение для успеха операции.

Его последние слова заглушил женский голос:

– Три… два…

Внизу на экранах пробежала череда зеленых цифр, и изображение на секунду застыло. Ма возобновил объяснения:

– Теперь мы полностью владеем ситуацией. Наш собственный спутник приближается к советскому «АСАТу» по траектории, лишь незначительно отличающейся от расчетной в момент его запуска пять дней назад. Когда он войдет в радиус действия русского спутника-убийцы, телеметрические системы русского спутника засекут его – зарегистрируют приближение чужого объекта с оружием на борту. Тогда противник уничтожит наш спутник, выдав при этом вспышку энергии, каковую легко засекут наземные технические средства Соединенных Штатов или любой другой страны, которая следит за этим и имеет соответствующее оборудование.

– Полковник, минута тридцать секунд, – перебила его майор Шэнь.

– Уничтожение нашего спутника по времени точно совпадет с пуском «Молота», находящегося на борту «боинга». На этих двух рядах пультов передо мной, – полковник опустил палец вниз, показав на пульты управления, – уже почти завершена стыковка с «боингом». Примерно через минуту мы увидим, работает ли эта штука. – Он отключил микрофон и сел рядом с майором Шэнь. – Связь с самолетом… – пробормотал он.

Когда Ма щелкнул переключателем, в помещении контрольного центра послышались шумы, доносившиеся издалека; невнятные голоса, попискивание, монотонный шелест реактивных турбин. Командир корабля вышел на связь, и его голос прозвучал неожиданно громко. Ма слегка повернул верньер контроля громкости.

– У нас возникли проблемы… – Очевидно, что-то отвлекло внимание летчика, так как раздался легкий скрип резины, и все звуки смолкли, будто кто-то зажал микрофон рукой. – …Проблемы с поддержанием высоты полета. На четырехстах двадцати… – через паузу продолжил связь летчик.

– Но «семьсот сорок семь-четыреста» спокойно может лететь на сорока пяти тысячах…

– Только не с «Молотом» на борту, полковник. – Голос капитана прозвучал ровно, он терпеливо разъяснял проблему.

Майор Шэнь почти видела, что пилот носит очки в металлической оправе с небольшими диоптриями.

– Не обращайте внимания, осталось недолго. «Млечный Путь» взял управление на себя.

– Принято.

– Отсчет… – Ма взглянул вверх. – Минус двадцать две секунды. Закрыть противорадиационные панели.

– Закрыто, проверено… электронные запоры включены.

– Светопоглощающие шлемы.

– Весь экипаж проверен.

– Минус семнадцать… шестнадцать…

– Включить автопилот по моему сигналу… Сигнал!

– Принято. Включение и работу автопилота подтверждаю.

В помещении контрольного центра три раза коротко взвыла сирена. Ма обратился к пилоту:

– Вы введены в операцию.

– Двенадцать… одиннадцать… – Майор Шэнь откашлялась. – Все бортовые электронные системы работают нормально. Совмещение координат произойдет через шесть секунд.

– Отключить бортовое вооружение.

– Отключено.

– Включить зажигание вручную и вернуться на автоматическое управление.

– Включено… вернулись.

– Шесть… пять…

– Последняя проверка блоков питания плазменных генераторов один и два.

– Норма и… норма.

– Два… один… ноль… плюс один…

– Пуск произведен! – Голос пилота «боинга» прозвучал триумфально, может быть, несколько удивленно. – Я… – Он выкрикнул что-то неразборчивое. – Дым. У нас проблема с дымом. Я…

По радиоканалу связи с «боингом» раздался дикий свист, граничащий с верхним пределом частот, воспринимаемым человеческим ухом, и все заглохло. Зазвонил красный телефон, стоявший под локтем у Ма. В спешке полковник сбросил аппарат с консоли на пол и был вынужден нагнуться, чтобы подобрать его.

– Что произошло? – Ма узнал тихий голос генерала Ло Бина и сразу напрягся.

– Испытательный пуск прошел по плану. – Он взглянул вверх. – Только что мы получили подтверждение: цель поражена.

– А что с самолетом?

– Пока точно не знаю.

– Так выясните! – И на другом конце провода бросили трубку.

Диана успела сообщить отцу только номер рейса и время вылета, и связь прервалась. Она продолжала говорить еще несколько секунд, прежде чем поняла, что произошло.

– Алло, где ты? Алло?..

Когда она пробилась к оператору, она узнала, что произошел сбой на международной линии связи: поступило множество жалоб, принимаются все меры, но сейчас обещать что-либо не представляется возможным.

– Что-то со спутником, – уверенно заявил Сонни, когда она рассказала ему, что случилось.

Диана удивилась тому, что у этих мужчин всегда на все есть готовый ответ. Она предполагала, что это из-за их постоянной озабоченности. Ее отец и брат были такими же, хотя Диана даже представить себе не могла, из-за чего они вечно так озабочены.

Сонни вскинул на плечо ее рюкзак, оставленный в машине, когда она ушла звонить.

– И твоя куртка…

Диана накинула на плечи свою потертую джинсовую куртку.

– Повернись спиной!

Она сделала это с улыбкой, выдававшей нежелание повиноваться. Они уже играли раньше в эту игру. Сонни указывал на каждое из слов, написанных желтым у нее на спине: «Я… люблю… моих… сирот».

– Большое красное сердце… это означает люблю? О'кей! Я большое-красное-сердце тебя.

– Сонни, я…

– Повернись. – Его голос был очень злым. – Мне пора. – И, оттого что это была неправда, он стал еще злее. – Пока!

Он пошел прочь к эскалатору, который увез его вниз, к стоянке машин, прочь из ее жизни. Ей захотелось окликнуть его, попросить прощения за то, что она не способна ответить на его любовь, но он перепрыгнул через первые две ступени эскалатора и скрылся из виду, прежде чем она успела подобрать нужные слова.

Полет не доставил ей никакого удовольствия. Диана не хотела ни есть, ни пить, ни читать; ей надо было обдумать все, что предстояло, и то, как она будет со всем этим справляться. С запахом дезинфекции. С людьми, которые будут приходить через год после того, как все закончится, и говорить, что они знали Джинни, и не будет ли она, Диана, так добра…

Диана громко хлопнула себя ладонями по коленям и воскликнула:

– Кошмар!

Два индонезийских бизнесмена, сидевшие рядом с ней, вряд ли заметили это. Они были заняты разговором, перескакивая с проблемы падения гонконгского доллара, по поводу которого они так сетовали, на какого-то Тана Шри-как-его-там-дальше, гадая, что он теперь будет делать со всеми деньгами, что наворовал в Гонконге и Шанхае. В аэропорт Кай Так эти двое прибыли, обсуждая курсы валют, исполненные уверенности в будущем Гонконга. Диана, вполуха слушавшая их разговор, почувствовала себя слегка утомленной.

Она очень быстро прошла через таможню и иммиграционный контроль: офицеры дежурной смены только взглянули на ее лицо и решили, что эту девушку можно пропустить без досмотра. Когда она увидела «роллс-ройс» со знакомым номерным знаком «Д. Ю.-1», она испытала легкое раздражение и чувство недовольства и самой собой, и своим отцом. Ее смущало то, как она в своих джинсах и футболке залезет в чрево роскошного автомобиля. Тут открылась передняя дверца машины, и из нее выбрался водитель.

– Привет, – сказал он.

Водитель произнес приветствие с печальным видом. Это был невысокий китаец неприметной внешности, лет сорока пяти. Диана знала его, но не как водителя своего отца, а несколько в ином качестве.

– Цю Цяньвэй!

Он снял очки в массивной оправе и принялся протирать их уголком чистого белого платка, щурясь на нее.

– Я давно тебя не видал.

– Да. – Она склонила голову набок и принялась пристально разглядывать его. – Ты изменился. Ты стал другим.

– О? Может быть, я понесу твои вещи?

Ее потрясла сама мысль о том, что этот человек будет нести ее багаж. Загадочная дикая зверюшка, обученная цирковым трюкам…

– Расскажи мне все, – потребовала она, забрасывая вещи в багажник «роллс-ройса». – Абсолютно все.

Диана уселась рядом с Цю, сначала перебросив с пассажирского сиденья назад кипу газет. В глаза ей бросился заголовок «Поджоги в Шанхае. Горят отели», и у нее вырвалось горестное восклицание. Значит, в Китае беспорядки. Снова.

– Должно быть, тебе было очень больно читать это?

– Да. – Уголки губ Цю опустились, подтверждая глубокую грусть. – Мой сын в Шанхае.

– Что? Тинчень? Я думала…

– Его мать отвезла его туда, ему пора было идти в школу.

– О! Сколько ему сейчас… десять?

– Да. Его мать решила, что ему будет полезнее жить в… более интернациональном месте. Мы разведены, кстати. – Он ввел машину в поток уличного движения.

– Я должна выразить соболезнования или поздравить тебя?

Цю улыбнулся. У него была странная улыбка, такая поспешная, что наблюдавший за ним никогда не мог быть точно уверенным, улыбается ли Цю вообще. Уголки его губ взлетали вверх в попытке изобразить хорошее настроение, и одновременно брови его тоже поднимались вверх двумя полукружиями. В его улыбке не было никаких чувств и эмоций.

– Да, вообще-то, ни то, ни другое…

– Но, насколько я помню, ты собирался жениться снова. У тебя была тогда девушка с Тайваня. Как ее звали… Линь… а дальше?

– Линьчунь. – Его плечи сразу обвисли под грузом воспоминаний, и некоторое время он молчал. Когда он снова заговорил, голос его был суровым от подавляемых чувств: – Из этого ничего не вышло. Она не смогла примириться с тем, что никогда вновь не вернется на Тайвань.

– Но, когда я встречалась с ней, она казалась такой счастливой… Правда, я видела ее только один раз…

– Это была жизнь на бегу, которой она не смогла вынести. – Цю пожал плечами. – Ты же знаешь мою историю. Много лет я проработал в китайской разведке. Я был полковником, важной птицей. Когда я решился работать с твоим отцом, это был конец. Они никогда не выпустят меня из виду. И Линьчунь не смогла примириться с этим, понимаешь? Так что… – Он не договорил.

Они въезжали в туннель под заливом, новый, только недавно законченный. Цю воспользовался тем, что отдававшийся от стен гул двигателей заглушал слова и прервал разговор на больную тему.

– Мне очень жаль, – сказала Диана, когда машина снова выехала на свет. – И то, что Тинчень в Шанхае. – Она тоже хотела было сменить тему, но грусть, исходившая от него, была словно вирус – ею можно было заразиться. – Но ведь беспорядки только в университете, правда? Я уверена, что тебе не из-за чего беспокоиться. Нет? Однако правительство занимается этим, не так ли?

– Какое правительство? Им просто не до этого. Ты что, не читала о пограничных столкновениях с Вьетнамом? Потери в двадцать одну тысячу человек, и это в пограничных инцидентах! Ай-я!

– А чем ты занимаешься теперь? – тихо спросила она.

– Я личный помощник твоего отца. – Он заговорил громче. – Так официально называется моя должность. Именно это делают с людьми, чья голова набита полезными секретами, но им нельзя больше доверять.

– Я уверена, что он доверяет тебе. – Видя, что Цю не собирается тратить запас своего негодования в ответ на это замечание, Диана была вынуждена продолжать: – А чем ты занимаешься на самом деле?