Текст книги "Мокруха"

Автор книги: Джон Ширли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– У тебя десять минут, Лонни, – сообщил охранник, – потом в Группу.

– Меня с этой Группы тошнит, – пробормотал Лонни, опасливо озираясь.

– Ты сам сделал свой выбор, дружок, – сказал охранник сипло. Вытащив сигарету из кармана рубашки, он разжёг её старой «Зиппо» и удалился.

Джефф и Прентис придвинулись к Лонни. Пожали его неожиданно мягкую руку. Представились.

– Превед-кагдила, – ответил Лонни спокойно, без всяких эмоций. Он полез свободной рукой в карман джинсов и выудил оттуда папироску. Осмотрел по очереди Прентиса с Джеффом, опустил глаза на пол, вернулся взглядом к посетителям.

– Чё надо, парни?

– Я брат Митча Тейтель...

– Я знаю, вы мне об этом уже говорили. В чём дело, я спрашиваю? Не хочу зря трепаться. Давайте быренько перетрём и разойдёмся. Митч мне тоже как брат, поняли?

– Лады, – кивнул Джефф. – Давай так договоримся: если ты сообщишь нам что-нибудь полезное, мы подмахнём нужные твоему адвокату бумаги. Типа, ты нам помог. Это тебе пригодится, когда настанет время выйти отсюда. Мы пытаемся понять, куда подевался Митч. Я не собираюсь делиться с копами тем, что ты мне расскажешь. Я сам его найду, мне копы для этого не нужны. Есть идеи?

Лонни затянулся сигаретой и посмотрел на них.

Прентис подумал, не предложить ли ему денег. Но почувствовал, что это против какого-то табу: утверждение Лонни о близкой дружбе с Митчем казалось безусловно искренним.

– В госпитале, – продолжал Джефф, – видели, как кто-то увозит его на коляске. Такой смешной человек, уже в возрасте... Есть у тебя идеи, кто он?

Лонни пожал плечами.

– Наверное, Больше Чем Человек.

Прентис уставился на него. Разве не было что-то в бумагах Эми, переданных ему в госпитале, про Больше Чем Человека? Кажется, и она сама говорила... не один раз...

– Понятия не имею, кто такой этот грёбаный Больше Чем Человек, – сказал Лонни, – но Митч так его прозвал. Он сказал, что кто-то из Дабл-Ки поможет ему прорваться в мир рекординговых лейблов. Митч хотел писать песни и всё такое прочее. Я ничего не знаю про этого Больше Чем Человека, кроме того, что он неебически богат.

– Что такое Дабл-Ки? – спросил Джефф.

– А ранчо такое. Где-то в окрестностях Малибу. Там часто вечеринки устраивают, с девушками, наркотой и прочим дерьмом. Я слышал про него и раньше, прежде чем Митч мне все уши прожужжал.

– Ты копам про это рассказал? – спросил Прентис.

– Да нет, канеш. – Мальчишка аж фыркнул. Переместился к стулу, на подлокотнике которого стояла оловянная пепельница, взял её одной рукой, а другой стряхнул туда пепел от папироски. Было в его движениях что-то неожиданно женское.

– Ты видел, как Митч... э-э... – Джефф поколебался. – Как он себя увечит?

Лонни скорчил гримасу омерзения, но такую же мимолётную, как при виде пролетающей мимо навозной мухи. Затем лицо его снова стало равнодушным.

– А то. Я ему велел вытащить заточку, иначе так отдубашу, что не встанет.

Прентис ждал, что мальчишка уловит иронию в собственных словах. Прекрати себя уродовать, а не то я тебя отдубашу. Но он этого не сделал. И, может статься, не случайно.

Следя, выходит ли из сигаретного фильтра хоть миллиметр дыма, Лонни продолжал:

– Да, блин. И он воткнул себе эту херовину в руку до кости... провернул... реально глубоко... всего себя истыкал... клянусь, он бы себе хуй и жопу отрезал. Я так думаю.

Джефф поморщился, а у Прентиса пересохло во рту.

– И боли он вроде как не чувствовал, – сказал Лонни. – Я даже решил, что он накурился или накачался чего-то, но теперь я так не думаю. Он сказал, что это сделали с ним духи. Я верю в духов. У меня тётя есть, она знает, как вызывать духов и подчинять их себе. Она суёт руки в костёр, и огонь не обжигает её. Я верю в духов, чтоб им провалиться.

На миг Лонни прикрыл глаза, и кадык его энергично заходил. Когда он снова открыл их, оказалось, что он плачет.

– Я ему сказал, что надеру ему жопу, если он ещё раз такое с собой сделает. – Теперь в голосе его звучала странная сентиментальность. – Он такой, он мой братец... – Лонни кинул взгляд на Джеффа, и от этого взгляда тот замер. – Ты его найдёшь в Дабл-Ки, так я думаю. Шевели ластами и забери его домой. Но даже не думай болтать копам. Если они туда нагрянут и его укокошат... если это из-за меня...

– Я тоже не хочу, чтоб его укокошили, – сказал Джефф. – Не волнуйся.

– Я не шучу. Поклянись своим хером, чувак. Поклянись, что потеряешь его, если скажешь копам.

Джефф расхохотался, но потом увидел, что Лонни абсолютно серьёзен.

– О Гос...

– Ты меня слышал. Клянёшься? Или я шепну словечко, его передадут моим друзьям, они поедут на то ранчо, и Митча там уже не будет, когда вы доберётесь. Поклянись на своём грёбаном хую, чувачелло.

Джефф обдумал услышанное и пожал плечами.

– Ладно. Клянусь своим хером.

Лонни многозначительно посмотрел на Прентиса. Прентис вздохнул.

– Клянусь... – он покосился на мексиканку (та стояла, обнимая мальчишку) и, понизив голос, прибавил: – ...своим хером.

Лос-Анджелес

– Я уже раньше слышал про ранчо Дабл-Ки, – сказал Джефф.

Они ехали по шоссе 101 в кабриолете Джеффа, откинув верх, но погода стояла безветренная, и было всё равно очень жарко. Тянучка едва ползла. Негромко играло радио, Том Пегги пел что-то о классных девчонках и плохих парнях, а большего Прентис разобрать не мог. Солнце отражалось от крыш и стёкол машин, бросало солнечные зайчики, медленно поджаривало макушку Прентиса. Он задумался, не начинает ли лысеть в этом месте. Мужское клеймо лысины, так его называют. Ещё и облысеть не хватало для полного счастья, подумал он. Потом глаза его остановились на негритянской семье – детей было семь или восемь, глаза грустные, набились в потрёпанный грузовичок, наружу торчат одёжки, посуда, всякий скарб, и ясно, что в этом-то грузовичке они живут...

Прентис, прекрати себя жалеть, подумал он.

– Джефф, – пробормотал Прентис, – ты когда-нибудь задумывался, есть ли на свете какая-нибудь хрень, которая на нас воздействует? Направляет нас? Велит нам видеть или не видеть что-то? Стоит себя пожалеть, как замечаешь кого-то, кому ещё хуже твоего...

– Имеешь в виду – направляет нас, как Бог? М-м, если у тебя такое ощущение, значит, твоё подсознание выкидывает кренделя. Жалеть себя – глупо, оно верно знает.

– Догадываюсь. Но порой я думаю... – Прентис, чувствуя себя идиотом, надул щёки. – Не обращай внимания. Чёртов трафик меня просто достал. Давай-ка выбираться отсюда на свободные улицы.

– Если нам вообще это удастся...

Передние машины немного продвинулись, Джефф прокатил кабриолет на несколько ярдов вперёд в тянучке, а Прентис тем временем сформулировал следующий вопрос:

– Ты сказал, что тебе доводилось слышать про это Дабл-Ки... про ранчо?

– Как и говорил пацан, оно возле Малибу. Думаю... Ты знаешь, если я правильно помню, это ранчо принадлежит Сэму и Джуди Денверам.

– Как будто мне положено знать, кто они такие.

– Помнишь Привет, Гонолулу? Это было их шоу. Они его выпустили, потом Город пушек, и ещё парочку, некоторое время они были на гребне волны, хотя это им легко давалось, ведь их спонсором был...

– Их спонсором было мыло «Горизонт». Очень смешно. Джефф, ты застрял в экшене.

– Я тебя просто просвещаю, челло.

– Ну да, – раздражённо сказал Прентис, – а ты помнишь, что какая-то местная шишка пережевала и выплюнула мою Эми? Моя карьера в жопе. Потом мы узнаем эту депрессивную хреномутию про Митча. У меня так напекло макушку, что на ней можно яичницу жарить. И меня после этого ещё надо просвещать? – Вновь испытав прилив жалости к себе, он осёкся. Но это так легко – искать в ней убежища. И Эми, засунутую в ящик, прихватить.

– Ну и вот, – не моргнув глазом, продолжил Джефф, – эти Денверы привыкли принимать у себя очень высокопоставленных друзей. Эдакую маленькую клику. У них полный фарш. А потом – пуфф! – исчезли из виду. Предполагается, что они так себе там и живут на покое. С авторских. Ведь Привет, Гонолулу постоянно повторяют... я думаю, дело всё в том обвинении. Совращение малолетних.

Джефф[23]23
  В оригинале «Митч», что является явной ошибкой.


[Закрыть] скорчил гримасу.

– Да, Денверов обвинили в растлении малолетних. Детей какой-то горничной...

Он замолчал.

Прентис проследил вероятный ход мыслей Джеффа.

– Растление малолетних? И Митч там? Он не ребёнок, но... недавно им был.

Джефф кусал нижнюю губу.

– Не знаю. Это не доказано. Но дыма без огня не бывает. А дыма от них пошло много.

– Ну и хер с ним. Поехали в полицию. Скажем, что лица, ранее обвинявшиеся в растлении малолетних, похитили твоего младшего брата-подростка. Этого им хватит.

– Не знаю, чувак. Я обещал Лонни.

– Боишься, что у тебя хуй отвалится, Джефф?

– Да при чём тут хуй? Я слово давал! И к тому же... я не хочу, чтобы Митч снова попал в лапы копам. Я хочу сказать, мне прекрасно известно, что они там понимают под «нравственным оздоровлением». В этом чудном местечке он себя изрезал, как грёбаного бройлера, э?

– Ты и так ненавидел копов. – Подумав, он добавил: – Почему?

Джефф молчал полминуты, потом выдавил:

– Когда я был мальчишкой... я тоже...

Прентис кивнул и задержал взгляд на телефоне, установленном в машине Джеффа.

– Можно я позвоню по твоему телефону?

– Конечно. Он дребезжит, но сгодится.

– Спасибки. – Прентис вытащил трубку из гнезда на приборной панели и набрал номер агента. Бадди продержал его на линии минут пять, но Прентису всё равно нечего было делать в машине посреди тянучки, а до выезда оставалось ещё четверть мили. Он посмотрел на Джеффа.

И был удивлён – а потом перестал удивляться. Джефф плакал. Плакал тихо, и слёзы медленно стекали по его щекам. Наверное, думает о своём братишке. Прентис отвернулся, от нечего делать оглядел придорожные дома, рестораны: «У Дэнни», «Макдональдс», «Бургер Кингс». Игрушечно-черепичные крыши их уходили вдоль шоссе вдаль. Хотя бы так он оставит Джеффа в относительном одиночестве.

Наконец из металлического пиликанья на линии явился голос Бадди. Тот не стал тратить время на формальности, а сразу заорал в спикерфон:

– Превед Том кагдила слышь я грил с Артрайтом он грит что уделит твоему проекту серьёзное внимание! Не знаю, что это значит, но это ж лучше, чем «не стану я тратить своё время на такую хуйню», как он ответил последнему моему клиенту. Но гарантий я не даю. Ты знаешь, что тебе надо делать, если только не передумал, а ты ж не передумал, э? Я хочу сказать, студиям сейчас не нужны черновики, они не слишком часто выдают авансы, им нужен полный сценарий. Они могут тебя заставить переписывать его по десять тысяч раз. Но ты понял, что мне надо, спецом такой сценарий, чувак...

– Я над ним работаю. – Это была ложь. Прентис набросал полдюжины вариантов, но ничего в голове толком не оформилось. Сценарий напоминал ему локомотив без нормального давления пара в котле. Такой локомотив просто не сдвинет состав с места. Он твердил себе: Если мне дадут аванс, это меня мотивирует, я немного расслаблюсь в финансовом плане, это высвободит мою фантазию из пут... сперва мне нужны деньги... нужны деньги... Частью сознания он понимал, что ищет себе оправданий, но произнёс в трубку: – Но, Бадди, послушай, ну можно же выбить из них какие-то деньги для начала. У меня была пара неудач, но и репутация какая-никакая сохранилась. Я в Игре, чел, а если мы будем вести себя так, словно я не в Игре, то эти мудаки так и подумают.

– Послушай, законченный сценарий принесёт тебе больше денег. Я всё сказал.

– Как я уже говорил, я над ним работаю. Но на это уйдут месяцы. Мне нужен аванс. У меня счета накопились.

– Ну... Я над этим работаю. Вот. Слышь, а кагдила? Ты о`кей? Ну, я про Эми. Ты о`кей?

– Ага. Я о`кей. Э...

– О, лады, я тебе звякну, как всё наладится, о`кей? Чао!

– Бадди! Блин, задержи дыхание и не жми ты ещё секундочку на эту грёбаную кнопку! Послушай! Я не просто ною! Мне нужна работа! – На каком-то уровне он понимал, что говорит это для ушей Джеффа. Надеясь, что Джефф потянет за какие-то ниточки. У Джеффа связи. – Я хочу сказать, что мне на самом деле нужна работа. Мне нужен аванс, и точка!

На линии прошумели помехи, и часть ответа Бадди съела интерференция.

– ...думаешь, что нет? Я же тебе сказал... но раз у тебя счета... я что-то сделаю. Хочешь заняться слэшером? Это не для Гильдии, ты понял, это как бы из-под прилавка, может, десять кусков...

– Ты серьёзно?

– Я понимаю, что это хуйня на постном масле, но если тебе так нужны деньги... ну, просто продержаться, сделал и забыл. Возьмёшь псевдоним. Он прямо на видео пойдёт. Слэшер прямо на видео. Ясно? Рабочее название Свежая нарезка.

– Охеренно смешно.

Прентис пять секунд размышлял. Первым его побуждением было вернуться к работе бармена. Но ведь Бадди искренне пытается ему помочь, нельзя же швырять эту благотворительность парню в лицо...

– Бадди, дай я с этим пересплю, лады? Если ещё что подвернётся...

– Я тебе звякну. У меня тут на другой линии...

– Понял. Чао.

Прентис повесил трубку. Ему подумалось, что он понемногу поворачивает нос по тому же ветру, какому следует Артрайт. А вот и выезд из пробки. Неплохое начало проекта. Но, стоило им выехать на параллельную улицу, как обнаружилось, что там ведутся дорожные работы. От стука отбойных молотков закладывало уши, дорога терялась в облаках синего дыма.

За ремонтируемым участком тянучка была ещё хуже.

Окрестности Малибу, Калифорния

Митч плавал на дне бассейна. Старого бетонного бассейна, заполненного водой. Тёмно-зелёной, практически чёрной. Он был под водой и всё же мог дышать – кто знает почему. В зеленовато-обсидиановой толще что-то шевелилось. Что-то большое. Эта штука приближалась к нему. Это было облако извивающихся червей. Червей.

Черви извивались и слабо поблёскивали в просачивающемся через слои воды свете. Они смыкались вокруг него. Он вдохнул и почувствовал, как они заползают ему в глотку, проползают и протискиваются в бронхи, извиваются в лёгких, рождая там чуть ощутимую боль...

Черви были в его лёгких.

Он дёрнулся, пытаясь их выкашлять, выплюнуть...

...и упал с кровати, больно ударившись о пол. Он ощутил ладонями половицы из твёрдого дерева. Часть постельного белья соскользнула на пол вместе с ним и теперь подстилала щёку. Он спал. Он заснул. В кровати. В госпитале. Он был...

...не в госпитале. Он теперь это видел, с усилием приподнявшись на колени.

Всё его тело ныло. Каждое движение заставляло стискивать зубы.

Он был в незнакомом помещении. Тут царила тьма, и цвета комнаты вроде бы перетекали друг в друга, плавно менялись, когда он не смотрел прямо на предметы обстановки. В углу виднелся фрагмент старых обоев с узором из декоративных садовых крючков и распускающихся розовых бутонов. Возможно, именно этот узор и породил галлюцинацию о червяках.

И всё же на миг ему показалось, что облако червей прямо тут, уходит от взгляда, хищно нацеливается на него. На краткий миг. Затем он встряхнулся, и жуткая галлюцинация пропала.

В комнате была старинная кровать с бронзовыми украшениями. Металлические ножки у краёв матраса носили следы царапин.

В комнате была единственная дверь.

Он потащился туда, превозмогая боль. Он раньше смеялся над неуклюжими стариками. Никогда больше не буду смеяться, Господи, взмолился он, если так Ты решил меня наказать. Он взялся за бронзовую ручку старой деревянной двери с искусной резьбой. Дверь была заперта в двух местах: на старый врезной замок с костевидным ключом и, как он почувствовал, поскрёбшись в неё, на дополнительный навесной замок высоко снаружи.

Ему захотелось разрыдаться, но он не смог. Слишком тяжело это было – плакать. Он набрал полную грудь воздуха. Всё в порядке, приказал он себе, всё в порядке.

Он принюхался к воздуху и уловил неприятный надоедливый запах, вроде запаха гниющих цветов. Казалось, что гниют розы на обоях.

Ещё он услышал смех, идущий непонятно откуда. Сдавленный, словно бы ссохшийся смех, очень хорошо сочетавшийся с запахом гниющих цветов. До него доносилась какая-то иностранная музыка, отчасти арабская, отчасти восточная, отчасти южноамериканская. Музыку издавало устройство навроде расстроенного стереопроигрывателя.

Шум пробивался через единственное окно комнаты. Большое панорамное окно, почти полностью утопавшее в тени, сквозь которую лишь местами проступали блики света. Он вспомнил урок биологии, на котором они вскрывали ящерицу: учитель тогда оттянул чешуйки на её брюшке, поднял к свету, и все увидели розово светящиеся вены...

Розы.

Подобравшись к окну, он увидел огромные толстые розы. Он никогда ещё не видел таких больших роз. Венозные тени получались от игры света меж толстых розовых стеблей: некоторые были толщиной с его запястье, а острые шипы походили на динозавровые гребни.

Окно было заколочено наглухо.

Нагнувшись заглянуть в единственный светлый уголок оконного стекла, он увидел из красно-зелёной пещерки роз людей, медленно движущихся по замусоренной террасе. Большинство блуждали в одиночестве, другие молча стояли в тенях у края. На террасе стояла крупная каменная печка-гриль, в ней светились угли и жарились стейки, да так, что почернели и скрутились. Их вроде бы никто не ел. Какая-то женщина, слепо бродя по террасе, выбрела на середину, наклонилась, обхватила себя руками: плечи её содрогались. Остальные не обращали на неё внимания. У неё из рук что-то выпало: большая зелёная винная бутылка. Она разбилась о камни, забрызгав их красным вином и покрыв осколками зелёного бутылочного стекла. Женщина повалилась на террасу почти плашмя, лицом вниз, будто её кто-то пнул сзади под колени, и осталась лежать, скорчившись. В нескольких футах от неё прошла пара человек, но ничем не выдала своего присутствия. Они даже не глянули на неё. Спустя пару минут на террасе появился Палочка-Выручалочка, нагнулся над упавшей, взял её под локти, поднял. Удивительно было видеть такую силу у коротышки, почти карлика. Женщина поднялась, и Палочка-Выручалочка увёл её, продолжая поддерживать под руки. Теперь походка у неё была вполне уверенная. (Что это за музыка? Откуда?)

Кто такой Палочка-Выручалочка? Тот коротышка из госпиталя. Узнавание пробудило в Митче некоторые воспоминания: проблески, картинки из скверно отредактированной видеозаписи. Тьма отступает на миг, достаточно долгий, чтобы он увидел через стекло, как машина проезжает через автоматически затворившиеся за ними воротца. Чернокожий охранник держит на поводках пару скалящихся собак. Круговая дорожка. Большой дом. Кресло-коляска. Запах роз и старого ликёра. Ещё один дом, поменьше. Большая каменная конюшня, статуя жокея с покрытым ржавчиной железным кольцом в руке. Полуразвалившийся «Мерседес», тоже ржавый, в поросшем травой дворике с одной стороны маленького дома. Голоса. Смех, а может, рыдание. Тьма смыкается вновь.

Воротца. Он снова вспомнил воротца, через которые его провезли: из чёрного металла, покрытые сверху замысловатым орнаментом. Там были два больших скрещенных костевидных ключа, украшенных лиственной резьбой. В центре орнамента.

Двойные ключи.

Это ранчо Дабл-Ки.

Музыка внизу внезапно выключилась. Несколько секунд тишины, затем взрыв оглушительного смеха. Опять молчание. Залаял пёс. Нет, завыл – издал несколько пронзительных, жалобных, перепуганных рулад на высоких тонах, и снова всё стихло.

Из холла донеслись новые голоса. Один голос был низкий, глубокий, и Митч узнал его по резонансу даже прежде, чем собственно по тембру. Больше Чем Человек. Митч метнулся к двери так быстро, как мог, прижал ухо.

– Этот не участвует, мы станем его тут культивировать. Ему надо выдать...

Выдать что? Он не расслышал. Может, судно?

Больше Чем Человек продолжил:

– Через месяц-другой он...

Не слышно. Но Митч с головокружительной, тошнотной, как килевая качка, уверенностью понял, что Больше Чем Человек говорит о нём.

– Нет-нет, он не собирается становиться... – Не слышно. – ...неважно, но он может нас удивить. Спарить его с...

Кто-то бормочет, может, Палочка-Выручалочка, отвечает Больше Чем Человеку. Потом снова голос Больше Чем Человека:

– ...если только не вернётся этот мудак Эфрам...

Пропал. Звук пропал. Потом:

– ...не станут его искать, не нужно...

Больше Чем Человек внезапно умолк.

Он понял, что Митч его слышит.

Митч отскочил от двери.

О нет-о нет, завизжал маленький перепуганный мальчик внутри его головы. Собственно, то была часть самого Митча. Она вопила: О нет-о нет-о нет.

Митч сказал ребёнку: Всё в порядке. Я отсюда выберусь. Я выберусь.

Но это было всё равно что успокаивать ребёнка, вокруг которого в пламени пожара рушится родительский дом. Ребёнок был не из глупеньких. Он всё понимал.

Митч с необыкновенной ясностью осознал, что Больше Чем Человек лгал ему. Больше Чем Человек лгал всегда и во всём, лгал про необходимость немного поторговать собой во имя карьеры в музыкальном бизнесе, о том, чтобы немножко задержаться здесь, а потом выйти на свободу.

На свободу? Выхода не было. Митча не отпустят никогда и ни за что.

Когда Митч снова пришёл в себя, на дворе уже было темно. Он не помнил, как ложился, не помнил, как заснул.

В дверях кто-то стоял.

Он слышал, как там возятся с замками. Он представил, как встаёт с постели, крадётся к двери, набрасывается на вошедшего, нокаутирует его, бежит к лестнице.

Но ему даже сидеть было адски больно.

Если бы непрожаренный гамбургер мог ощущать себя, подумал Митч, он бы чувствовал себя так, как я сейчас.

Он посмотрел на свои руки. Я сам это с собой сделал. Я сам с собой сделал.

Ему снова и снова приходилось это повторять, убеждая себя. Чувство ирреальности происходящего не оставляло.

Дверь раскрылась, и вошёл Палочка-Выручалочка, неся на пластиковом подносе бутылочку перекиси водорода, бинты и губку.

Кривоногий и куклолицый Палочка-Выручалочка. От него воняло креозотом и горячим собачьим жиром. Он игнорировал придушенные вопросы Митча, громко насвистывая себе под нос без определённого мотива, будто пытался заглушить их. Он заставил Митча лечь на постель и сменил повязки, смочив раны пузырящейся перекисью.

Он улыбался, перебинтовывая Митча ловкими пальцами без ногтей, улыбался, забирая то, что приносил, улыбался, выходя из комнаты.

– Увидимся в бане, – сказал Палочка-Выручалочка на прощание.

Он не запер дверь за собой. Митч уставился на слегка приотворённую створку, и надежда поднялась в его голове, как навострённые уши гончей. Потом вошёл Больше Чем Человек, и гончая издохла.

– Привет, Сэм, – сказал Митч с усилием.

– Кагдила, Митч? – спросил Больше Чем Человек. Митч всегда думал о Сэме Денвере как о Больше Чем Человеке. Так его ребята на улице прозвали. Больше Чем Человек нёс деревянный поднос, на котором стояли чашки с пыреем, помидорами и брюссельской капустой. Рядом лежали какие-то таблетки, наверное, витаминки. Деревянная вилка. Керамическая кружка сока, наверное, морковного.

Больше Чем Человек был мускулистый, загорелый, носил белую льняную куртку, а под ней – раскрашенную в технике сибори цветастую футболку. Льняные брюки, белые парусиновые туфли без носков. У него была небольшая бородка, под затуманенными голубыми глазами прорезались морщинки, зачёсанные назад светлые волосы начинали редеть. Но двигался он с неожиданной энергией юноши.

Митч знал, что Больше Чем Человек не носит оружия, а ещё он знал, что это не важно.

– Пырей, Митч! – провозгласил Больше Чем Человек моложавым добродушным голосом. – Пырей! – Тут голос его сделался немного отстранённым, точно он в действительности сам себя не слушал, вопреки заложенной в слова сердечности. – Пырей прочищает кровь, перестраивает клетки, обновляет чакры, реэнергетизирует жизненные потоки! Не слишком, а как раз в меру, немного альфа-альфа, немного томатиков! Господи, Митч, да ты уже через пару дней по крышам скакать будешь!

– А то, – сказал Митч. Он был сердит. Его тошнило, но он был сердит. – Я его съем, Сэм. – Он держал язык за зубами. Можно ли вообще задавать вопросы этому человеку? Позволит ли он это?

– А витамины! – провозгласил Больше Чем Человек, поставив поднос Митчу на колени. – Вот витамин А. В морковном соке тоже полно витамина А! То, что нужно больным и выздоравливающим! Он сделает тебя сильным! У нас тут скоро большой хэппенинг, все знаменитости! Ты там нужен!

– Отлично, – сказал Митч. О чём это он? О песнях?

– В том числе и от рекординговых лэйблов, – подмигнул Больше Чем Человек. – Они тут зависают. Страдание создаёт характер – ты уже почти готов. Лежи и поправляйся, а потом увидишь, как рекординговые лэйблы падут к моим ногам.

Митч с каменной, тяжёлой, как глыба, уверенностью почувствовал, что Больше Чем Человек врёт. Не будет никакой карьеры в звукозаписи. Не для Митча.

Говори. Что угодно. Скажи что-нибудь, приказал себе Митч. Всё что угодно, только бы ему понравилось.

– Отлично. Я в восторге, Сэм!

– Пускай старый добрый Палочка-Выручалочка о тебе позаботится, и всё будет спок! – Больше Чем Человек с ослепительной флуоресцентной ухмылкой поглядел на Митча и двинулся к двери.

Митча охватила паника.

– А... Сэм! Послушай... Боль... Мне что-нибудь нужно... приглушить... она...

– Я тебе дам немного лекарства, но совсем немного, чтоб ты не присел на иглу! – весело откликнулся Больше Чем Человек, проходя в дверь. Голову он чуть скосил набок, совсем как Рональд Рейган в хорошем расположении духа. Впрочем, на возбуждённого какаду он походил больше. Иногда в промежности у Больше Чем Человека что-то дёргалось. Иногда глаза его затмевала дымка эйфории. Иногда улыбка его превращалась в клоунскую маску.

– Но я думал про мозгосироп... про Награду...

Митч сказал это с колотящимся сердцем. Он на игле? Да, пожалуй, он уже таки на блядской игле.

Усмешка Больше Чем Человека стала подобна сияющей рекламе. Он с тошнотной важностью оглядывал Митча.

– Награду, – сказал он наконец без всякого выражения, – требуется заслужить.

Митчу полегчало, когда Больше Чем Человек вышел и закрыл дверь. Даже несмотря на то, что он её не просто закрыл, а запер.

Митч принудил себя съесть принесённую пищу. Выпил витамины, заглотав их с помощью морковного сока. Потом пришёл Палочка-Выручалочка и принёс ему стакан какого-то средства, может, «дилли», судя по характерному ощущению после его приёма: будто тебя плавит и растворяет в постели. Дилаудид[24]24
  Гидрохлорид гидроморфона.


[Закрыть]. Боль начала отступать...

За дверью возобновился шум. Сначала показалось, что он доносится из холла, но потом звук стал приближаться.

Митч открыл глаза и уставился на дверь. Через минуту зрение сфокусировалось. Он стал слушать.

Это была не шаркающая походка Палочки-Выручалочки, а сухой царапучий звук, как если бы что-то волокли по лестнице... или что-то по ней взбиралось. Звук раздавался ещё некоторое время, а потом стих.