Текст книги "Мокруха"

Автор книги: Джон Ширли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Когда Прентис ступил в ванну, вода полилась через край. Он подпрыгнул от неожиданности, потом нагнулся и торопливо вытащил затычку. Надо будет потом протереть пол. Он подождал, пока вода спустится, добавил немного пены и подпустил ровно настолько, чтобы пошли пузыри. Залез. Ванна стала скользкой от пены и жидкого мыла, а вода получилась такая горячая, что у Прентиса капли пота выступили на лбу. Он откинулся на бортик, вытянул ноги и постарался расслабиться. Не спи, просто релаксни на минутку...

И тут что-то стукнулось о его ногу. Он открыл глаза и посмотрел. Женская рука, кровя обрубком на месте запястья, плавала прямо перед его глазами. На одном пальце уцелело кольцо – золотое с опалом. Кольцо Эми. Рука Эми. Из раны полилась кровь, розовея от разбавления водой. Как ни удивительно, Прентис не испытал ни изумления, ни отвращения.

Из мыльной воды проступили другие части её тела. Обрубок ноги с куском коленной чашечки. На диво чисто отрезанный фрагмент туловища с полностью сохранившейся грудью. Здоровой, без шрамов, отметил Прентис со скучающей наблюдательностью. Куски плоти кровоточили, вода становилась всё краснее, пока на поверхность у его ног не всплыла голова Эми. Шея была перепилена. Волосы, мокрые от воды и крови, прилипли к голове. Губы беззвучно двигались. Прентис немного умел читать по губам.

Помоги мне. Они меня схватили... они много кого схватили... помоги нам... освободи нас... та девочка...

– Эми, да заткнись же ты! – завопил он.

Губы её презрительно сжались, голова выпрямилась в воде, встав вертикально, как поплавок. Она поплыла к нему. Нижняя половина головы оказалась под водой, и лишь глаза торчали из кроваво-красной пены. Она плыла, точно аллигатор, выставив верхушку головы и глаза. Но Прентис знал, что под водой её рот открыт...

Тут его пробил страх, он дёрнулся, вскрикнул, вырвался...

И проснулся. Проснулся от собственного дикого крика, отдавшегося эхом в стенах замкнутого помещения.

Куски тела пропали, но вода была красной от крови. Он рывком поднялся, застонал от омерзения. Кровь Эми... кровь Эми... Но тут же заметил царапину на левой руке. Заснув, он дёрнулся от ужаса и разбил бутылочку шампуня о стену, а потом раскроил руку осколками. Выскочив из ванны, он стал торопливо промывать рану. Он не мог потерять слишком много крови... Он крепко прижал раненую руку правой и зубами наклеил пластырь. Тем временем окровавленная вода в ванной начала по-амёбьи двигаться к стоку, из труб донеслось сосуще-квакающее бульканье. Вода немного прочистилась. В сливе возникли быстротечные формы, порождённые спиральным вихрем пены, воды и крови. На миг он увидел лицо Эми. Красные губы её шевелились.

Помоги нам... освободи нас...

Потом лицо унеслось в канализацию и исчезло.

Глава 11

Холмы близ Малибу

Первое, что почуял Лонни, придя в себя, была вонь.

О чёрт, подумал он. Они меня таки сцапали и засунули в какую-то вонючую яму гнить среди трупов. Может, просто остаться тут, пока я не сдохну?

Он решил, однако, что должен встретить судьбу с честью. Для этого он сел (движение отдалось болью в спине) и со скрипом открыл глаза.

– Ой бля, – вымолвил он.

Теперь он понимал, откуда исходит вонь. Он был в гостях у хиппи.

Он сидел в покосившейся хижине, озарённой слабым жёлтым светом трёх керосиновых ламп, висящих на трёх разных стенах. Вонь немытого человеческого тела и собачьего дерьма перекрывала запах керосина. В изножье кровати на старом скрипучем стуле пристроился, внимательно глядя на Лонни и смаля марихуану из вересковой трубки, старый хиппи. По крайней мере, Лонни принял его за хиппи. На старике были вытертые до белизны от времени джинсы... да, те самые, расклёшенные. Потрескавшиеся грязные пятки выглядывали из самодельных кожаных сандалет. Довершала костюм хиппи древняя футболка Grateful Dead – с черепом среди роз.

Роз...

Он вспомнил увитую розами девушку.

– Ты словно привидение увидел, бро, – прохрипел старый хиппи и ухмыльнулся. – Ты сбежал с Ранчо Хуесосов?

– Я... – У него не нашлось слов.

– Хуесосы Дьявола, вот они кто, ублюдки. Хуесосы Дьявола. – Он снова ухмыльнулся, на этот раз показав гнилые, словно мшистые, зубы. Сухопарое лицо его было покрыто морщинами и выжжено солнцем. Веки отяжелели, глаза казались такими же голубовато-линялыми, как и джинсы. Тёмные когда-то волосы и борода отросли до пояса, поредели, запылились и пошли серебряными нитями. В усах, нависавших надо ртом, застряли крошки еды и марихуаны. Ногти, длиной не меньше двух дюймов каждый, были подведены толстой каймой грязи. Он потянулся к столику рядом со скрипнувшим стулом и вытащил оттуда коробок спичек. Медленно, медитативно, он снова разжёг трубку, действуя одной рукой и не сводя глаз с Лонни. У стены, на расстоянии вытянутой руки от кособокого стула, стоял двенадцатизарядный дробовик. Лонни ни на секунду не забывал, что он там стоит. И старый хиппи, по всей видимости, тоже.

В углу, ближе к скрипучей двери с многочисленными висячими замками, лежал на груде тряпок беспородный пёс. Он поднялся с лежанки, отряхнулся, потянулся, показав матово-каштановую шерсть и неизбежный грязный слюнявчик вокруг шеи. Потрусил к старому хиппи, клацая выпущенными когтями по разбросанным вокруг и покрывавшим большую часть пола жестянкам, положил морду тому на бедро и снова затих, время от времени поглядывая на Лонни.

Хиппи с отсутствующим видом погладил пса по голове. Безоглядное доверие животного этому человеку неожиданно успокоило Лонни.

Он оглянулся. Хижину заполняли стеллажи с пыльными ржавыми инструментами и фенечками разных сортов: от обычных гвоздей до свитых из раскрашенной проволоки и какого-то хлама кукол. Между кособокими полками разной длины и высоты проглядывали стены. На затянутом паутиной постере молодой Мик Джаггер и удивительно похожий на человека Кит Ричардс позировали в костюмах восточных сатрапов на психоделическом фоне. Джаггера с Ричардсом обрамляли прибитые к стенам в случайном порядке дорожные знаки со следами пуль, газетные вырезки, выцветшие до оттенка слоновой кости, испещрённые пометками от руки со множеством восклицательных знаков.

Ну да. Похоже, что этот чувак и впрямь старый хиппи-сумасброд.

– Ты... нашёл меня? – выдавил Лонни.

– В миле к западу, где-то так. Мы с Джерри какое-то время за тобой наблюдали. Ты был не в себе. Ты полз и говорил сам с собой. – Хиппи испустил ароматный клуб марихуанного дыма. – Ты прополз прямо через моё поле и даже не оглянулся на марихуану. Ты либо не любишь, либо не умеешь её смалить. Или тебе было очень плохо. Ты знаешь, а ты первый, кто оттуда выбрался после того киноактёра. Ему я тоже помог. Там в холмах вокруг Ранчо полно могил. Хочешь?

Он предложил Лонни трубку. Лонни покачал головой, опасаясь, что затяжка его прикончит.

– Ты... – Он облизал губы. – Говорить тяжело...

– Одна причина в том, дружок, что ты обезвожен. Вторая, наверное, в том, что ты пытаешься кое о чём не думать и занимаешь свои мозги всякой хернёй. Тебе рано или поздно придётся об этом задуматься, бро, но лучше в другой раз, да. Ты что-то очень плохое видел, да, бро? Ага. Дьяволовы Хуесосы. Червивые Хуесосы. Да-а.

Лонни не хотелось лишний раз тревожить воспоминания согласием, но он кивнул.

– У тебя кофе есть? – выдавил он.

Хиппи перестал раскачиваться на стуле и так резко наклонился вперёд, что Лонни испугался, не обидел ли чем старика. Но чудак дружелюбно ощерился и проворчал:

– Да что за вопрос, конечно, есть! Я считай что только за кофе в город и выбираюсь, ну, ещё за аспирином. Я выбираюсь туда дважды в год, с постоянством морового поветрия! Так точно, сынок, кофе есть! Я тебе такой кофе заварю, что у тебя волосы на затылке дыбом встанут, и ты поскачешь, как резвый жеребчик! О, срань Господня!

Оказалось, что его звать Дракс, Майк Дракс. Он заявил, что, кроме кофе и марихуаны, ему для жизни больше ничего не нужно, и хотя Лонни высосал две чашки только после трёх пинт воды, порции бобов и тортилий, хиппи так смалил, что Лонни с трудом сохранял относительное спокойствие, сидя в вонючей хижине. Он попытался расслабиться и спросил:

– Как так вышло, что ты оказался тут?

Дракс посмотрел на него с некоторым подозрением.

– Мне тут нравится, и всё.

– Ты... Послушай, я же тебе рассказал, что со мной сталось. Давай. Колись. Ты всё знаешь про Ранчо. Почему ты не пойдёшь к копам?

– А чем мне помогут эти свиньи? Там, на Ранчо Хуесосов, уже побывали некоторые копы. И уехали с лоснящимися от бабла мордами. – Хиппи фыркнул и понизил голос. – Я всё видел. Всё, что там творится. – Он махнул рукой в сторону стены с газетными вырезками. – У меня все доказательства. Сам сличи, коли хошь. И та затея с нефтью на Ближнем Востоке, это то же самое. Это они сосут, я тебе точно говорю. Да, бро. Доббс знает[57]57
  Лу Доббс (1945-2024) – независимый американский тележурналист, в описываемый период – активный критик военных операций США в регионе Персидского залива.


[Закрыть], и Джерри знает, и я знаю. – Он повернулся к усеянному пятнами и царапинами колченогому столику, единственному в хижине, взял с него пригоршню первосортной золотой марихуаны и принялся опытными движениями вылущивать семена, давя конопляные соцветия большим и указательным пальцами.

Старый чувак смалит слишком много грёбаной анаши, подумал Лонни. Ничего удивительного, что у него крыша набекрень.

– Твои друзья ещё могут быть живы, – сообщил Дракс. – Иногда Хуесосы их долго у себя держат. – Внезапно он посмотрел на Лонни с заговорщицким прищуром и сказал: – Я тебе расскажу, так уж и быть. – Пальцы его продолжали давить и мять колоколки. Некоторое время он молча глядел на Лонни, потом продолжил: – Мой папа был певцом. Ну, начинал он ранчером – в смысле, настоящим ранчером, у нас было ранчо там, в Нью-Мексико. Мы сами там работали. Моя мама рано умерла. А мой папа... он был ковбой. Поющий ковбой, он это дело даже больше любил, чем на ранчо работать. Когда мне было где-то десять, его услышали в баре, свели его со студией звукозаписи, и уже через два года он давал та-акие концерты, что закачаешься. Потом в кино попал. Он снялся в двух вестернах. Потом в ящик. Бля, он такой красавец был! Я совсем малец, ты понимаешь, гляжу на него, как на Господа Бога! Самый добрый и честный человек на свете, вот кто он был. Жаль, что ты с ним не встретишься... Он меня везде брал, водил по ночным клубам, там, где давал концерты, везде возил. Он меня не оставлял одного, даже если мог позабавиться с этими пышнозадыми тёлками – никогда так не делал, никогда. Как он меня любил! А потом... мне четырнадцать... бац, он про меня забыл! Он забыл, что я живу на свете! Он меня бросил подыхать с голоду! Он знал, что я один в старом доме, и... – В голосе Дракса проступила ярость, он сжал кулаки так, что костяшки побелели, и стукнул по подлокотникам шаткого стула. Пёс встрепенулся, заскулил и положил лапу на бедро хозяина. Лонни сел так ровно, будто палку проглотил. Он бы не сильно удивился, одолей сейчас старого чудика приступ безумия и швырни тот в Лонни одной из тех керосиновых ламп, которыми запросто можно черепушку расколоть.

Но плечи Дракса тут же обвисли, и он продолжал, немного успокоившись:

– ...они с ним это сделали. Сэм Денвер, он забрал моего старика в то место, и они залезли к нему в башку, и сделали его одним из своих, и начали выкачивать из него деньги, талант и вообще всё, что у моего папы было. Они и меня бы сожрали, настал день, когда они пришли за мной и забрали меня на то ранчо, и я увидел, что они там делают с ребятами, и я от них вырвался, и перепрыгнул ту грёбаную ограду, да, бро, клянусь своей сраной жопой, я её перепрыгнул! Бля, я сразу в Сан-Франциско свалил. Купил себе билет в другой мир у самого Оусли, которого я знал лично[58]58
  Оусли Стэнли (1935-2011), или просто Оусли – видный активист калифорнийской контркультуры 1960-1970-х, химик-самоучка, наладивший подпольное производство ЛСД в промышленных масштабах, участник группы Grateful Dead (творческий псевдоним Медведь).


[Закрыть]. Блин, да я трахнул его старуху с его благословения, и ничего плохого в том не было, Господь свидетель! Потом я перебрался в Санта-Крус. И тут я читаю, что моего старика нашли разбившимся в машине, и я понял, что это всё. Я так думаю, он пытался от них вырваться, и они раскокали его грёбаную машину, чтоб он их не выдал... Я потом кое-что узнал, я видел другой мир и говорил с кактусоедами, и они мне пару таких интересных штук показали... – Он ткнул в сторону свисавших с полок проволочных кукол.

В хижине было всего одно окно, закрытое деревянными ставнями с навесным замком. Дракс поднялся, тремя шагами преодолел расстояние до окна (при каждом шаге в однокомнатном домишке все половицы скрипели), вытащил из кармана толстую связку ключей, отпер замок на ставнях, отвёл его в сторону и поднял фрамугу. Лонни вдохнул благословенно свежий и чистый воздух, ворвавшийся в разбитое окно, а Дракс триумфально указал на участок перед хижиной. Земля там была разрыта и перераспределена кружком насыпей высотой до пояса с деревянными навершиями. На каждой красовалось трио кукол – сплетённых из радиопроволоки, транзисторов, перьев, сушёных семян марихуаны и клочков одежды. В закатном солнечном свете куклы, казалось, засияли золотисто-красным огнём.

– Видишь? – воскликнул Дракс. – Они нас охраняют! Они нас стерегут! Больше Чем Человек меня боится, бро, чтоб ты знал. Я кое-что знаю, и у меня есть такие дружбаны, что закачаешься. Он знает, что скоро я приду по его гнилую червивую душонку! Солнцестояние близится, солнцестояние по звёздам, которые ты видишь, и по тем, которых не видишь, звёзды расскажут... Скоро я доберусь до мерзавца, и я только ждал случая завалиться к нему в гости, я у него практически на заднем дворе сижу!

Лонни заинтересовал рассказ старика, но кофе сделал своё дело, и у юноши возникли более насущные заботы.

– У тебя тут ванна есть?

Дракс стремительно обернулся к нему, и язык его зловеще скользнул между гнилых пеньков.

– Думаю, что есть, едрит твою! У меня такая ванна, что в ней запросто утонуть можно! Сорок миль шириной! Только поосторожнее, чтоб тебя какая змея за чирей на жопе не цапнула!

Восточный Лос-Анджелес

Гарнер вышел из автобуса в нескольких кварталах от дома, в котором жил Блюм. Городские власти ввели политику ограничения выбросов атмосферных загрязнителей, но из автобуса валило облако чёрного жирного дыма, которое ветер понёс прямо в лицо Гарнеру, когда тот остановился осмотреться. Через улицу он заметил лавку алкогольных напитков с выставленными наружу тентами и столиками. Куда ни глянь, фонари не горели. На тротуарах квартала роились мужчины и женщины, в основном цветные и негры, но Гарнер увидел и нескольких тощих белых чикс. Сюда, бывало, наведывались за крэком и белые среднего достатка, и Гарнер некоторое время глядел, как они подруливают к пушерам на «Тойотах Камри» и «Фордах Таурус», затариваясь через водительские оконца машин.

Задыхаясь, преодолевая тошноту, Гарнер обнаружил, что ноги сами несут его к лавке. Он наведался в пункт выдачи переводов Western Union и разжился небольшой суммой.

И тут до него дошло, что он рано вышел. Повернул в неверном направлении. Надо было проехать дальше и свернуть ниже по Сансет-бульвару.

Господи, подумал он. Я пропал. Опять всё насмарку.

Ну и что? спросил таившийся в нём нарик. В смысле, что за печаль? Скорее всего, Констанс нет в живых. Этот мерзавец её уже, наверное, убил.

Но Гарнеру не казалось, что похититель вообще намерен убить Констанс. Если б хотел, давно бы убил.

Представим, что она и впрямь уцелела. Ну и что? Ты её в жизни не отыщешь. Он мог её изуродовать до неузнаваемости. Отрезать ей оставшиеся пальцы. А ты, может, стоишь сейчас в квартале от неё и ничем помочь не можешь.

Если ты бросишь поиски, ничего не изменится. Если отдашь эти деньги Блюму, вышвырнешь их на ветер. Пустая трата времени. От Блюма толку никакого. Он безнадёжен. Они все тут безнадёжны... С таким же успехом ты можешь затариться крэком на эти деньги.

Размышляя так, Гарнер плёлся по Сет. К нему никто не подходил, и неудивительно: на белого при деньгах он ничуть не смахивал, был весь изранен, перепачкан и перебинтован. Ему показалось даже, что его пропустят, не заинтересовавшись. Он шёл по лезвию бритвы: по одну сторону ужас, по другую омерзение. Ему хотелось купить крэка; кишки ему лгали, что приход будет великолепным. И так же сильно не хотелось: руки вспотели, сердце колотилось от ужаса.

Ты сдурел, чувак? Ты забыл, как с тобой обошлись в последний раз? Отдубасили в котельной!

Но поднявший голову наркоман отгонял эти предупреждения соблазнительными картинками курящейся трубки с крэком и нашёптывал: Не тревожься. В этот раз всё получится. В этот раз с тобой обойдутся иначе. Тебя не станут колошматить. Тебя не ограбят...

– Ищешь чегой-то, чел? – парень, по виду латинос, в тесно прилегающих к лицу солнцезащитных очках и красной косынке. На улице и так темно, какого хрена этот чувак напялил очки от солнца?

– А что у тебя? – услышал Гарнер собственный голос.

– «Голуби». Берёшь или нет? Я тут говна не толкаю.

Констанс...

Но Гарнер кивнул, извлёк из кармана четыре мятых двадцатки и протянул пушеру. Парень выхватил деньги одной рукой, а другой опустил в ладонь Гарнера четыре белых таблетки неправильной формы. В следующее мгновение его и след простыл. Гарнер развернулся и зашаркал к лавке. Его брали сомнения. Что-то не так с этими таблетками...

В свете неоновой вывески он пригляделся к ним. Какие-то они чересчур белые и крошатся слишком легко. Он лизнул их языком. Аспирин и разрыхлитель для теста. Он уставился на раскрытую ладонь. Его обмишулили. Ограбили. Он закинул четыре таблетки в глотку, и камень упал с его сердца.

– Вы вроде бы вполне счастливы, – сказал глубокий голос совсем рядом. Гарнер поднял голову и увидел высокого негра в черепаховом свитере, с золотым браслетом на запястье. Негру было от сорока до шестидесяти, трудно точнее определить при таком плохом свете... но Гарнер откуда-то знал, что это уличный проповедник.

– Они вас обманули? – спросил негр.

Гарнер кивнул.

– Вы улыбаетесь, – продолжил негр. – На сколько они вас нагрели?

– На восемьдесят баксов.

Гарнер заметил за спиной негра парочку женщин со стопками листовок в руках. Тоже негритянки, смущённо улыбаются. Человек, с которым они вместе работали, стоял, слегка покачиваясь на пятках, засунув руки в карманы, и глядел на Гарнера с интересом, но и раздраженно-устало.

– Вы проповедник? – уточнил Гарнер.

– Пастор Рэй Брик, Первая конгрегационная церковь.

Они пожали друг другу руки.

– Вам это может показаться невероятным, но я тоже пастор. Методист. Официально я им, наверное, остался.

– Я в это верю. Мы всё время кого-то теряем... Вы стали исповедником наркоманов, когда сами соскочили?

– Точняк.

– Угу. Это статистика. В долгосрочной перспективе у одного из четырёх соскочивших наступает рецидив. Как правило, однократный... Какая у вас причина?

– Мою дочь похитили и, скорее всего, убили.

Пастор был впечатлён.

– Это вполне простительно в вашей ситуации. Но теперь-то уж хватит?

Гарнер уставился на него, ему скрутило судорогой кишки.

Не теряй времени, советовал наркоман. В следующий раз будешь осторожнее.

– Позвольте задать вам вопрос, – сказал Брик, уловив его нерешительность. – Вы считаете совпадением то обстоятельство, что я проходил мимо как раз в момент вашего ограбления? Положим, так оно и есть. Но кто знает? Лишь Господь управляет совпадениями. Вам повезло, что вы не получили сегодня настоящего крэка, потому что на самом деле он вам не нужен.

Гарнер медленно закивал.

– Я... как раз собирался к человеку... который может помочь мне... найти мою дочку. Я... отвлёкся.

– Поиски вашей дочери очень важны. Как насчёт того, чтобы дойти туда вместе? Мы проводим вас отсюда. Вы согласны?

Гарнер снова кивнул, чувствуя невыразимое облегчение.

– С удовольствием.

У него слёзы потекли из глаз.

– С искренним удовольствием.

Дверь квартиры Блюма была приоткрыта дюйма на два. Для алкашни это так же типично, как для обычных людей – закрывать за собой дверь. Парень так рьяно квасил, что как частный детектив был, пожалуй, уже совершенно бесполезен. Но ведь, подумал Гарнер, совсем недавно я и думать забыл, что я священник, а поди ж ты...

Он стукнул в дверь и подождал немного. Ответа не последовало. Внутри ни шороха. В щель сочится свет лампы и доносится сердитый бубнёж телевизора.

В агентстве сообщили, что Блюм отсутствует на работе уже три дня и на телефонные звонки не отзывается.

– Он время от времени уходит в запой, – пожал плечами супервайзер. – С какой стати нам вдруг забить тревогу?

Гарнер пнул дверь ногой и вошёл. Он очутился в захламлённых апартаментах-студии. Ощутимо воняло невидимой гнилью и более очевидным кошачьим лотком. Шкафы были распахнуты, ящики выдвинуты, их содержимое перерыто и раскидано по полу. Блюм сидел в удобном кресле с зелёной обивкой, точно в центре комнаты, лицом к Гарнеру. У ноги сыщика притулилась полупустая бутылка «Джека Дэниелса». Он был в одних подштанниках и взирал на экран старого чёрно-белого телевизора. Изображение Барбары Уолтерс[59]59
  Барбара Уолтерс (1929-2022) – американская журналистка и телеведущая.


[Закрыть], интервьюирующей кинозвезду-«затворника», заметно двоилось. Блюм смотрел на него неподвижными немигающими глазами. Гарнер видел пару отражений телеэкрана в зрачках Блюма – идеальные миниатюры. За спиной сыщика маячил загаженный кошачий лоток и виднелось полуоткрытое окно, ведущее на пожарную лестницу. Кот как в воду канул. Кот сбежал с корабля первым.

В руках Блюм держал книгу. Было в его позе что-то, заставившее Гарнера предположить: книгу вложили в руки сыщика намеренно, как послание. На обложке значилось: Вспоминая Троцкого.

Гарнер не стал тратить время на восклицания. Он постоял мгновение, размышляя, стоит ли обходить Блюма сзади. Он терпеть не мог доставлять своим врагам удовольствие.

В конце концов он это сделал: шагнул Блюму за спину и увидел торчащий в затылке детектива по самую рукоять нож для колки льда[60]60
  Здесь многоуровневая авторская аллюзия. Наиболее известным в истории носителем фамилии Блюм является французский политик, премьер-министр Третьей республики Леон Блюм (1872-1950). В то же время Леоном в английском произношении зовут обычно Льва Троцкого (пишется и произносится Leon Trotsky), которого Рамон Меркадер убил, воткнув ледоруб в затылок. Ранее также рассказано, как с помощью ножа для колки льда (ice pick, его часто путают с ледорубом) Эльма Штутгарт (= Джуди Денвер) совершила покушение на Джеймса Уэйла. Наконец, правнучка Троцкого Нора Волкова возглавляет Центральный институт проблем наркотической зависимости США.


[Закрыть]. По лысому черепу скатилась и засохла единственная аккуратная струйка крови. Гарнер страдальчески сморщился и отпрянул, подумав, что для вящего эффекта им не помешало бы выключить телевизор. В дальнем углу что-то слабо мигало красным, как раз рядом с грудой старых «Лос-Анджелес Таймс». Это был сигнальный огонёк офисного автоответчика фирмы «Сирс». Над ним нашёлся и собственно телефон.

Гарнер описал полный круг за креслом Блюма и подошёл к телефону. Нажал кнопку воспроизведения сообщений. Прослушал сообщение из агентства, которым Блюма уведомляли, что, буде он до полуночи не выйдет на связь, пускай считает себя уволенным. Затем следовало сообщение от кого-то из Блюмовых клиентов. Раздражённый, искажённый телефонным динамиком голос сказал:

– Блюм? Вы тут? Нет? Ну ладно. Это Джефф Тейтельбаум. Я получил от вас это загадочное телефонное сообщение, в котором вы говорите, что на местах находок Мокрух все три раза был замечен Сэм Денвер. Если я правильно понял ваш лепет, то происходило это «вскоре после» убийств. Вы небось хотите, чтоб меня кондрашка хватила от этой вашей таинственной чухни? Если решили, что мой брат стал жертвой, то, едрит вашу налево, так и скажите или уёбывайте нахуй. Нельзя же просто оставить послание на автоответчике и съебаться! Короче, я сейчас в Центральном госпитале Калвер-сити, но через полчаса вернусь домой. И я хочу поговорить с вами лично. Если вы уже свой органайзер пропили, то записывайте адрес...

Гарнер покопался в ящиках Блюма, надеясь отыскать ручку, наконец обнаружил огрызок карандаша и нацарапал адрес на оборотной стороне листовки, которую ему дал Брик. Листовка призывала наркоманов присоединиться к программе излечения от зависимости.

Аккуратно сложив листовку и спрятав её в карман, Гарнер напоследок осмотрел помещение – не осталось ли каких-нибудь ещё блокнотов, плёнок, фотографий, любой ниточки к Констанс?

Разумеется, не осталось. Они всё подчистую вымели.

Он набрал номер службы доверия полицейского департамента Лос-Анджелеса, сказал про труп и поспешно покинул квартиру, стараясь думать не о крэке, а о своей миссии. О том, как добраться до остановки и сесть на автобус, который отвезёт его к Джеффу Тейтельбауму.

Лос-Анджелес

– Ты что, в самом деле раздумал ехать на ту вечеринку? – снова спросил Джефф. Они вошли в ярко освещённый и почти пустой вестибюль госпиталя. Того самого, откуда сбежал Митч. – То есть я что хочу сказать: Господи, тут же твой контракт на кону стоит. Не слишком удачное время бить с Артрайтом горшки.

– С Артрайтом? – скорчил гримасу Прентис. – Не думаю, что мне охота настолько близко знакомиться с Артрайтом.

– Тема в твоей карьере, чувак.

Прентис передёрнул плечами. Что ответить Джеффу? Что он слышит в голове голос Эми, предостерегающей его держаться подальше от Артрайта и Лизы? Что Лиза невесть почему вызывает у него страх? Что он не до конца верит, будто на ранчо затевают вечеринку – и не понимает, отчего? Да полноте, он ведь даже не сказал Джеффу, где пройдёт вечеринка. На ранчо Дабл-Ки. После всего, что старуха с попугаем понарассказывала ему о смерти своей племянницы, Прентису резко расхотелось ехать на ранчо.

Джефф настаивал:

– Врач сказал тебе то, что ты хотел от него услышать?

– Ты лучше сам его послушай, – уклонился от ответа Прентис, мотнув головой в сторону низкорослого смуглокожего человека в белом халате, спешившего им навстречу через двойные двери вестибюля. Это был доктор Драндху. Драндху подлетел к ним, протянул руку для пожатия и нервно заулыбался.

– Мистер Прентис, мистер Тейтельбаум, правильно?

Акцент у него был безошибочно индийский, но в целом по-английски он говорил чисто и правильно, придерживаясь подчёркнутой формальности обращений. Руки друзьям индиец пожимал так, словно костяшки у него по-птичьи хрупкие.

– Я очень благодарен вам, что сумели выкроить время, – сказал он. – О, вы поранились, мистер Прентис? – Он смотрел на перебинтованную левую руку Прентиса. Рана продолжала саднить.

– Ага. Разбил бутылку шампуня в ванной.

После кошмара в ванне его не покидало странное ощущение. Навязчиво тянуло свалить куда глаза глядят и надраться.

– Не слишком профессиональная перевязка, мистер Прентис. Если позволите...

– О нет, спасибо. Что такое? Вы упомянули Митча.

– Оно взаимосвязано, да-да. Пожалуйста, пройдите сюда. Я должен вам кое-кого показать. – Он повёл их через двойные двери, по коридорам, пропахшим антисептиками. – Я попросил вас приехать, потому что ваш брат, мистер Тейтельбаум, стал у меня одним из первых СИшников...

– СИшников? – переспросил Джефф. – А что, уже термин изобретён?

Драндху смущённо улыбнулся.

– Синдром Истощения, так я его называю. Когда мне удастся больше о нём выяснить, я намерен написать статью. Но пока что известно немногое, как ни печально констатировать. Столь немногое... Если честно, я напуган и чувствую прискорбное одиночество. Пробую заинтересовать коллег своим открытием, а они утверждают, что я путаю синдром со СПИДом или индуцированным наркотиками истощением. Но я так не думаю, о нет. Пациенты не ВИЧ-инфицированы, не... в общем, не удаётся связать синдром с каким-то конкретным препаратом. Но это резкое истощение и стремление к самоувечию...

– Моя бывшая жена, вероятно, тоже страдала им, – сказал Прентис.

Драндху с интересом глянул на него.

– Правда? Очень интересно. А они были знакомы, этот мальчик и ваша супруга?

– Немного. Но... – Он пожал плечами. Он ещё не был готов углубляться в тему. – В любом случае мы с Джеффом думаем, что здесь нет места совпадению. У Митча и Эми была одна и та же болезнь. Митч только начинал терять вес, но остальные симптомы совпадают.

– Позднее я обязательно поговорю с вами, если вы не передумаете... Мне нужно сделать некоторые заметки. А пока я хотел бы показать вам своего СИшника – он попросил разрешения поговорить с вами. Он сказал, ему известно, чем вызван синдром, но мне он открыть этого не желает. Я думаю, он боится... А вот и он. Мистер Кенсон?

Они вошли в самую обыкновенную больничную палату. Кенсон лежал на белоснежной койке. Его привязали к ней, но под одеялом матрас был взбит, так что он почти сидел на постели. Прентис подумал, что ремни не защищают от психического буйства, а скорее поддерживают Кенсона, чтоб тот не свалился на пол. Кенсон выглядел так, что сомневаться в такой возможности не приходилось: сплющенной карикатурой на человека, которого Прентис видел по телевизору много лет назад. Глаза его глубоко запали, взгляд несфокусированно блуждал по разным углам комнаты. Губы оттянулись, обнажая немногие уцелевшие зубы. Руки его были перебинтованы от запястий до плеч. Рядом стояла капельница с раствором глюкозы, подсоединённая к трубке, вонзавшейся стальной иглой шприца в одну из вен на тыльной стороне костлявой руки Кенсона.

– Вам, наверное, было чертовски больно, когда они втыкали эту капельницу, – заметил Джефф мягко, и они остановились у койки.

Кенсон кивнул.

– Было.

Драндху, казалось, был несколько озадачен нежеланием участников беседы размениваться на предисловия.

– Мне стоило бы представить вас друг другу... Это мистер Луис Кенсон, а это мистер Джефф Тейтельбаум и мистер Прентис, его приятель. Мистер Кенсон, если помните, я вам рассказывал, что брат мистера Тейтельбаума, который... – Драндху порывисто обернулся к Джеффу. – Я не стал бы нарушать врачебную тайну, однако мне кажется важным установить возможные связи между...

– Не тревожьтесь об этом, – сказал Джефф, притащил стул от противоположной стены и уселся в изножье кровати. – Кенсон, я слышал, вы хотели с нами поговорить?

– Хотел. – Голос его был подобен вороньему карканью. – Я думал, что вы, наверное, видели кое-что... Я имею в виду... Вы ведь знаете, во что вляпался ваш брат? Понимаете, если я при докторе буду рассказывать, он решит, что я... – Он сделал паузу и облизал сухие трещины на месте губ. – Он и без того собирается позвать психиатров... Я полагаю, если мне удастся поделиться этой информацией ещё с кем-то... Я надеялся, что вам она поможет разыскать мальчика. Забрать его оттуда. Я правильно догадался?

Джефф качал головой. Прентис оглядывался в поисках второго стула. Его в палате не оказалось. Он внезапно почувствовал крайнюю усталость. Его давно мучила бессонница. Кроме того, один взгляд на Кенсона, казалось, иссушал силы.

– Тогда, возможно, нам не стоит об этом говорить, – прошелестел Кенсон. Голос его то повышался, то снова падал, а взгляд застыл где-то посередине между посетителями и стеной палаты. – Может, и не стоит. Я думал, что вы уже общались с пацаном.

Господи, сказал себе Прентис, я должен узнать.

– С Митчем мы не говорили. Но я, к примеру, знаю, что на самом деле случилось с маленькой девочкой по имени Венди и её мамой.

По существу, он блефовал.

Один глаз Кенсона повернулся к Прентису.

– Правда? Отлично. Тогда давайте поговорим.

– Доктора Драндху вызывают в педиатрическое отделение, – сказал голос медсестры из невидимого интеркома.