Текст книги "Властелин Колец: Две Крепости (Две башни) (др. перевод)"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

Древобрад замолчал, продолжая двигаться почти бесшумно. Потом снова начал бормотать про себя, и постепенно бормотание перешло в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.

 
Весной в ивовых лугах Тасаринана я бродил.
Ах! Вид и запах весны в Нан-Тасарионе!
Как прекрасно здесь! – так я сказал.
Летом в ильмовых рощах Оссирианда я бродил.
Ах! Свет и музыка лета у Семи Рек Оссира!
Нет прекраснее этого! – так я решил.
Осенью к букам Нелдорета я пришел.
Ах! Багрянец шепчущих листьев в Таур-на-Нелдор!
Прекраснее этого, похоже, я не встречал.
Зимой к соснам на взгорье Дортониона я поднялся.
Ах! Ветер, и белизна, и черные ветви зимой
                                                             на Орд-на-Тон!
Голос мой взмыл к небесам.
Увы! Ныне все земли эти скрыты под толщей воды,
И я в Амбароне, в Тауреморне, в Альдаломэ брожу,
В земле моей, в Фангорна стране, где корни длинны,
А годы гуще лежат, чем листья, укрывшие землю
                                                         в Тауреморналомэ.
 

Он умолк и зашагал дальше, и во всем Лесу не было слышно ни звука.

День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты смутно различили перед собой крутое взгорье – зеленое основание высокого Метедраса. Вниз по склону спускался узкий Энтвош, шумно прыгая с камня на камень им навстречу. Справа от ручья был длинный склон, покрытый травой, в сумерках совсем серой. Ни одного дерева не росло здесь, и склон был открыт небу; звезды сверкали в разрывах между облаками.

Древобрад поднимался по склону, не замедляя шага. Неожиданно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но ворот не было, кроме переплетающихся ветвей. Когда старый энт приблизился, деревья подняли ветви, и листья их задрожали. Это были вечнозеленые деревья, и листья их, темные и гладкие, сверкали в сумерках. За ними открылась широкая ровная площадка, как будто пол огромного зала, врезанного в склон холма. По обеим сторонам возвышались скалы высотой футов пятьдесят, и вдоль каждой стены стояли ряды деревьев, которые ближе к стенам увеличивались в росте.

В дальнем конце скальной стены был изгиб – что-то вроде углубления с полукруглой крышей: это была единственная крыша в зале, если не считать ветвей деревьев, которые закрывали все небо, оставляя только узкий просвет в середине. А маленький ручеек, сбегая со скал, образовывал занавес из капель перед входом в углубление. Серебристые капли со звоном падали на землю. Вода снова собиралась в каменном бассейне среди деревьев и оттуда текла к выходу из зала, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по Лесу.

– Хм! Вот мы и пришли! – сказал Древобрад, нарушая долгую тишину. – Я принес вас сюда за семь тысяч энтийских шагов, но сколько это будет в мерах вашей земли, я не знаю. Во всяком случае, мы у подножия последней Горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала бы как зал Источника. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.

Он поставил их на траву между рядами деревьев, и они пошли за ним по направлению к большой арке. Хоббиты заметили, что Древобрад при ходьбе не сгибает коленей, но шагает очень широко. Он вначале ставил на землю большие пальцы ног (а они действительно были большие и очень широкие), а потом уже опускал ступню.

Несколько мгновений Древобрад стоял под дождем из падающих капель глубоко дыша, потом засмеялся и прошел внутрь. Там стоял большой стол, но не было никаких стульев. В дальнем конце ниши было почти совсем темно. Древобрад поднял два больших кувшина и поставил их на стол. Казалось, они были полны воды. Он подержал над ними руки, и они немедленно начали светиться – один золотым, а другой сочным зеленым цветом; и полутьма рассеялась, как будто летнее солнце проглянуло сквозь кровлю из молодых ветвей. Оглянувшись, хоббиты заметили, что деревья во дворе тоже начали светиться, вначале слабо, но постепенно свечение усиливалось, пока каждый лист не налился светом – золотым, зеленым или красным, как мед, а стволы деревьев стали похожи на колонны, высеченные из светящегося камня.

– Ну, теперь мы можем поговорить, – сказал Древобрад. – Я думаю, вы хотите пить. А может, вы и устали. Выпейте это!

Он отошел в глубину ниши, и хоббиты увидели там несколько каменных кувшинов с тяжелыми крышками. Древобрад снял одну из крышек и большим ковшом наполнил три чашки, одну очень большую, а две поменьше.

– Это энтский дом, – сказал он, – и в нем нет сидений. Но вы можете сидеть на столе.

Подхватив хоббитов, он посадил их на большую каменную плиту в шесть футов высотой; здесь они сидели, покачивая ногами и потягивая напиток.

Он был похож на воду, которую они пили из Энтвоша у границ Леса, но в нем ощущался какой-то слабый запах или привкус, который трудно было бы описать: он напомнил хоббитам запах Дальнего леса, принесенный издалека холодным ночным ветром. Действие напитка начало ощущаться в пальцах ног; поднимаясь в каждый сустав, оно приносило оживление и бодрость всему телу, вплоть до корней волос. И в самом деле, хоббиты почувствовали, что волосы у них на голове поднялись, начали раскачиваться и шевелиться. Что же касается Древобрада, то он вначале опустил ноги в бассейн за аркой, потом одним длинным медленным глотком выпил напиток из большой чашки. Хоббитам показалось, что он никогда не остановится.

Наконец он поставил чашку.

– Ах! Ах! – вздохнул он. – Хм, хум, нам теперь легче будет разговаривать. Вы можете сидеть на полу, а я лягу; это не даст напитку подняться в голову и усыпить меня.

Справа стояла большая кровать на низких ножках, всего лишь в фут высотой, покрытая толстым слоем сухой травы и папоротника. Древобрад, лишь чуть-чуть изогнувшись в середине, мягко опустился на эту кровать и положил руки под голову, глядя в потолок, на котором мелькали пятна света, как бывает при движении листвы на солнечном свете. Мерри и Пиппин сели рядом с ним на подушки из травы.

– Теперь рассказывайте и не торопитесь! – сказал Древобрад.

Хоббиты начали рассказывать историю своих приключений от выхода из Удела… Рассказывали они не очень последовательно, постоянно перебивая друг друга. Древобрад часто прерывал говорившего и возвращался к какому-то раннему месту или забегал вперед, задавая вопросы о последующих событиях. Хоббиты ничего не сказали о Кольце и не объяснили, почему и куда они шли, а Древобрад об этом не спрашивал.

Но зато он чрезвычайно заинтересовался Черными всадниками, Элрондом, Ривенделлом и Старым лесом, Томом Бомбадилом, подземельями Мории, Лотлориэном и Галадриэлью. Он снова и снова заставлял их описывать Удел. По этому поводу он сделал странное заключение:

– Вы там не видели… хм… энтов? Ну, не энтов, а энтских жен?

– Энтских жен? – переспросил Пиппин. – А они похожи на вас?

– Да, хм… Ну… Нет. Я теперь уж и не знаю, – задумчиво сказал Древобрад. – Но мне кажется, что ваша страна им бы понравилась.

Особенно интересовался Древобрад всем, что касалось Гэндальфа, а также делами Сарумана. Хоббиты очень жалели, что мало знали о них, и могли повторить лишь путаный рассказ Сэма о том, что Гэндальф говорил на совете. Но они совершенно точно вспомнили, что Углук со своим отрядом пришел из Изенгарда и говорил о Сарумане как о своем хозяине.

– Хм, хум! – сказал Древобрад, когда хоббиты наконец дошли до битвы между орками и всадниками Рохана. – Ну, ну! Целая охапка новостей. Вы не сказали мне всего, но я не сомневаюсь, что вы выполняли желание Гэндальфа. Готовится что-то очень большое, больше, чем я могу видеть. Может, я рано или поздно узнаю это. Клянусь корнем и ветвями, но какое странное дело: появляется маленький народец, которого не было в старых списках, и – смотрите! Девять забытых Всадников начинают охотиться за ними, Гэндальф берет их в великое путешествие, Галадриэль принимает их в Карас-Галадоне, а орки преследуют их на всем протяжении Диких земель. Как будто их подхватил шторм. Надеюсь, они выдержат его!

– А вы сами? – спросил Мерри.

– Хум, хм, я не беспокоюсь из-за больших войн, – сказал Древобрад, – они касаются больше эльфов и людей. Это дело магов – маги всегда беспокоились о будущем. Я ни на чьей стороне, потому что нет никого на моей стороне, если вы меня понимаете: никто не заботится о деревьях так, как я, даже эльфы в наши дни. Но я все же и сейчас предпочитаю эльфов остальным: эльфы давным-давно избавили нас от немоты; это великий дар, и его нельзя забыть, хотя наши пути с тех пор разошлись. И конечно, есть существа, на чьей стороне я не могу быть, я всегда против них… Эти… бурарум, – он издал глубокое и неодобрительное бормотание, – эти орки и их хозяева. Я обеспокоился, когда тень легла на Чернолесье, но когда она переместилась в Мордор, я немного успокоился – Мордор далеко отсюда. Но кажется, ветер поворачивает на Запад и увядание всего Леса не так уж далеко. Старый энт ничем не может отразить бурю, он должен или выстоять, или упасть. Но Саруман! Саруман – это сосед, за ним я могу уследить. Мне кажется, я должен сделать что-то. Я часто задумывался раньше, что мне делать с Саруманом.

– Кто такой Саруман? – спросил Пиппин. – Вы знаете его историю?

– Саруман – маг, – ответил Древобрад. – Больше я ничего не могу сказать. Я не знаю истории магов. Они появились вскоре после того, как большие корабли впервые приплыли по Морю. Но приплыли ли они на этих кораблях, я не знаю. Саруман считался великим среди магов. Он начал бродить и вмешиваться в дела людей и эльфов некоторое время назад; вы, наверное, сказали бы: давным-давно. И он поселился в Ангреносте, или Изенгарде, как его называют люди Рохана. Сначала он сидел тихо, но его известность начала расти. Говорят, его выбрали главой Совета, но это не пошло ему на пользу. Я удивился бы, если бы Саруман не обратился ко Злу. Но во всяком случае, раньше он не причинял беспокойства своим соседям. Я часто разговаривал с ним. Прежде он частенько бродил по моим лесам. В те дни он был вежлив, всегда спрашивал моего позволения (по крайней мере, когда встречал меня), и он очень охотно слушал. Я рассказывал ему множество вещей, которые он никогда не узнал бы сам, но он никогда не отвечал мне тем же. Не могу припомнить, чтобы он рассказывал мне что-нибудь. И он становился все более скрытным: лицо его, как я вспоминаю теперь, все больше походило на окно в каменной стене, окно с закрытыми ставнями.

Думаю, я теперь понимаю, что он замыслил. Он захотел стать Властью. У него вместо разума механизм из стали и колес, и он не заботится о растениях, по крайней мере, если они не служат ему для каких-то целей. Теперь ясно, что он черный предатель. Он связался с грязным народом, с орками. Брм, хум! Хуже того: он что-то готовит с ними, что-то опасное. Эти изенгардцы хуже злых людей. Знак Зла, которым помечает великая тьма орков, не дает им выносить свет солнца, но орки Сарумана могут выносить его, даже если и ненавидят. Как он добился этого? Может, это люди, измененные Саруманом? А может, он смешал расы – людей и орков? Это его дело – черное зло!

Древобрад некоторое время бормотал, как бы про себя произнося какое-то подземное энтское проклятие.

– Недавно я начал размышлять, почему орки осмеливаются проходить через мои леса так свободно, – продолжал он. – Только позже я догадался, что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути и раскрыл мои тайны. Теперь он и его подлые слуги чинят опустошение. Они срубили деревья у границ – хорошие деревья! Некоторые они просто подрубили и оставили гнить, но большинство сплавлено по воде в Ортханк. В Изенгарде все время поднимается дым. Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, я знал их от ореха и желудя: многие умели говорить, а теперь голоса их утрачены. И сейчас только пни и заросли ежевики там, где когда-то был поющий Лес. Я был слишком бездеятелен. Я упустил время. Это нужно прекратить.

Древобрад рывком приподнялся на кровати, встал и затопал к столу. Светящиеся сосуды испускали два потока пламени. Глаза Древобрада засверкали зеленым огнем, борода поднялась и стала похожа на большой веник.

– Я прекращу это! – взревел он. – И вы пойдете со мной. Вы можете помочь мне. И таким образом вы поможете и своим друзьям. Если не остановить Сарумана, у Рохана и Гондора будет Враг не только впереди, но и сзади. Наши дороги лежат вместе – на Изенгард!

– Мы пойдем с вами, – заверил Мерри. – И сделаем все, что сможем.

– Да! – подхватил Пиппин. – Я хочу увидеть свержение Белой Руки. Я хочу быть там, даже если от меня будет мало пользы, я никогда не забуду Углука и переход через Рохан.

– Хорошо! Хорошо! – сказал Древобрад. – Но я говорю быстро. Не следует торопиться. Мне стало жарко. Я должен охладиться и подумать: легче кричать «остановлю!», труднее сделать это.

Он прошел к арке и некоторое время стоял под дождем капель. Потом засмеялся и отряхнулся, и там, где капли падали с него на землю, они вспыхивали красными и зелеными искрами. Вернувшись, он снова лег на кровать и замолчал.

Через некоторое время хоббиты снова услышали его бормотание. Казалось, он что-то считал по пальцам.

– Фангорн, Финглас, Фландриф, да, да, – вздохнул он. – Беда в том, что нас осталось слишком мало, – сказал он, поворачиваясь к хоббитам. – Только трое осталось из первых энтов, что ходили по лесам до наступления Тьмы: только я, Фангорн, и Финглас, и Фландриф – это эльфийские имена, а вы можете называть их Лиственный Локон и С-Кожей-Из-Коры, если вам так больше нравится. И из нас троих Финглас и Фландриф не очень полезны для нашего дела. Лиственный Локон стал очень сонлив, почти как дерево, он все лето стоит неподвижно и в полусне, и луговая трава вырастает ему по колено. Он весь покрыт лиственным волосом. Зимой он просыпается, но в последнее время он слишком малоподвижен и не может далеко ходить. С-Кожей-Из-Коры живет на горных склонах к западу от Изенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен орками, и большинство его Древесного стада убито и уничтожено. Он ушел высоко в горы и живет там среди любимых берез и не спускается вниз. Конечно, есть немало более молодых энтов, если я только сумею поговорить с ними, если я смогу разбудить их. Мы неторопливый народ. Как жаль, что нас так мало!

– Почему же вас мало, если вы так давно живете в этой стране? – спросил Пиппин. – А может, многие умерли?

– О нет! – воскликнул Древобрад. – Никто не умер сам по себе. Некоторые за долгие годы, конечно, погибли от несчастных случаев, еще больше уподобились деревьям. Но здесь никогда нас не было много, и число наше не увеличивалось. Уже очень давно, ужасное количество лет у нас нет детей. Понимаете, мы потеряли своих жен.

– Как печально! – огорчился Пиппин. – Как могло случиться, что они все умерли?

– Они не умерли, – ответил Древобрад. – Я не говорил, что они умерли. Мы потеряли их, я сказал. Мы потеряли их и не можем найти. – Он вздохнул. – Я думал, все знают об этом. Среди людей и эльфов от Чернолесья до Гондора известны песни о том, как энты искали своих жен. Их не могли совсем забыть.

– Боюсь, что эти песни не преодолели Горы и не известны в Уделе, – заметил Мерри. – Не расскажете ли вы нам побольше или не споете ли одну из песен?

– Да, расскажу, – оживился Древобрад, по-видимому довольный их просьбой. – Но я не могу рассказывать подробно, только весьма коротко. Мы должны вскоре закончить наш разговор; завтра мы созовем Совет, предстоит много работы, возможно, начнется путешествие.

Это необыкновенный и печальный рассказ, – начал Древобрад после паузы. – Когда мир был молод, а леса обширны и дики, энты и их женщины, ах! Красота Фимбретиль, легконогой гибкой ветви, во дни моей нежной юности! – они ходили вместе и селились вместе. Но наши сердца росли по-разному: энты отдавали свою любовь тому, что встречали в мире, а их жены другим вещам, энты любили большие деревья, дикие леса и склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те плоды, что падали с деревьев. И эльфы научили их разговаривать, и они разговаривали с деревьями. А энтские девушки и женщины занялись деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии у подножия лесов, они видели терн в чаще, дикое яблоко, ягоду, цветущую весной, зеленые водяные растения летом и зрелые травы в осенних полях. Они не хотели разговаривать со всеми этими растениями, а хотели, чтобы растения слушали их. Женщины энтов приказывали им расти в соответствии со своими желаниями, приносить плоды, которые им бы понравились, Женщины энтов хотели порядка, и совершенства, и мира (под которым они понимали вот что: растения должны оставаться там, где они их посадили). Поэтому они стали устраивать сады и жить в них. А энты продолжали бродить и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда Тьма пришла на Север, энтские женщины пересекли Великую реку и устроили новые сады, и ухаживали за полями, и мы видели их еще реже. После того как Тьма была отогнана, земля энтских жен богато расцвела, а их поля были полны зерна. Многие люди учились искусству обращения с растениями у энтских жен и высоко чтили их; но мы для них стали только легендой, тайной в сердце Леса. Но мы все еще здесь, а все сады энтских жен исчезли, теперь люди называют их Бурыми землями.

Я вспоминаю, что когда-то очень давно – во времена войны между Сауроном и людьми Моря – ко мне пришло желание снова увидеть Фимбретиль. Она по-прежнему была прекрасна в моих глазах, когда я в последний раз видел ее, хотя и не очень похожа на энтскую женщину в старину. Потому что энтские жены согнулись и потемнели от своей работы; волосы их выгорели на солнце до цвета спелого зерна, а щеки их стали похожи на красные яблоки. Но их глаза оставались глазами нашего племени. Мы пересекли Андуин и пришли в их холодную землю, но обнаружили ее пустынной: она была сожжена и разграблена всюду, куда бы мы ни шли. Энтских жен нигде не было. Долго мы звали и долго искали; мы спрашивали у всех, кого встречали, куда ушли энтские жены. Некоторые говорили, что никогда не видели их; другие говорили, что видели, как наши женщины шли на Запад, третьи – на Восток, четвертые – на Юг. Но нигде, куда бы мы ни пошли, мы их не находили. Горе наше было велико. Много лет мы искали своих женщин, уходя далеко во все стороны и окликая их по прекрасным именам. А теперь энтские жены – лишь воспоминание, и бороды наши длинны и седы. Эльфы сочинили об этом много песен, и некоторые из этих песен перешли в языки людей. Но мы не сочиняем песен, довольствуемся лишь пением прекрасных имен, когда думаем о наших женщинах. Мы верим, что снова встретимся с ними, когда придет время, и, может, найдем землю, где будем счастливы вместе. Но предсказано, что это произойдет лишь тогда, когда мы утратим все, что имеем. Возможно, что наконец это время приблизилось. Ибо если Саурон в древности уничтожил сады, то теперь Враг стремится уничтожить и все леса.

У эльфов есть песня об этом, по крайней мере так я ее понял. Ее пели по берегам Великой реки. Заметьте, она никогда не была энтской песней: по-энтски это была бы очень длинная песня. Но мы знаем ее и иногда напеваем про себя. Вот как звучит она на вашем языке:

 

Энт:

Когда Весна листочки развернет,
И ветви бука вновь нальются соком,
Когда ручей лесной резвее потечет,
Когда шаг станет длинным, а дыхание глубоким,
И теплый ветерок овеет лоб,
А горный воздух станет пряным, словно травы,
Вернись ко мне! Вернись и мне скажи,
Скажи мне, что земля моя прекрасна!
 
 

Энтица:

Когда Весна придет в мой милый сад,
Покроет землю первыми цветами,
Которые, как снег, на солнышке блестят,
Когда пшеница прорастет зелеными волнами,
Когда дожди и солнце над землей
Наполнят воздух ароматом ясным,
Останусь здесь. К тебе я не приду.
И не зови меня напрасно!
 
 

Энт:

Когда в мир Лето жаркое придет,
Когда деревья под покровом листьев дремлют,
И ветер западный прохладу им несет,
Вернись ко мне! Приди и мне скажи,
Скажи мне, что земля моя прекрасна!
 
 

Энтица:

Когда согреет Лето благодатный плод,
А ягода нальется цветом черно-красным,
И золотом колосья зазвенят,
И урожай хозяин в город повезет,
Когда трудолюбивая пчела
Наполнит соты золотые медом,
Нальются соком яблоки в саду,
Пусть дует ветер Западный, к тебе я не приду,
Ибо моя земля обильна и прекрасна!
 
 

Энт:

Когда настанет дикая Зима,
Убьет и Холм, и Лес морозом лютым,
И ночь на смену дню придет,
И ночь беззвездная короткий день пожрет,
Когда пронижет Лес Восточный ветер,
И ветви голые захлещет горький дождь,
Искать и звать тебя я снова буду,
И буду ждать, когда ко мне придешь!
 
 

Энтица:

Когда придет Зима и смолкнет пенье птиц,
И лютый холод все вокруг скует,
И тьма ночная наземь упадет,
И ветвь бесплодную мороз обломит,
Я буду ждать тебя, и встретимся мы вновь,
И вместе по дороге мы пойдем под ледяным дождем!
 
 

Оба:

Возьмемся за руки, и вместе мы пойдем
Туда, на Запад, под косым дождем.
И землю там волшебную найдем,
Где обретем покой.
 

Древобрад кончил петь.

– Вот как все это было, – сказал он. – Разумеется, это эльфийская песня, легкомысленная, торопливая и короткая. Она по-своему красива, но энты могли бы сказать больше по этому поводу, если бы у них было время. А теперь я должен встать и немного поспать. Где вы встанете?

– Мы обычно спим лежа, – ответил Мерри. – Нам будет хорошо и на этом месте.

– Ложитесь, чтобы спать? – удивился Древобрад. – Конечно. Хм, хум, я стал забывчив; это песня заставила меня перенестись в древние времена. Я решил, что говорю с малышами-энтами. Можете лечь на кровать. Я иду постоять под дождем. Доброй ночи!

Мерри и Пиппин взобрались на кровать и закутались в мягкую траву и папоротник. Трава была свежей, теплой и приятно пахла. Свет погас, свечение деревьев тоже померкло. Но они видели стоящего под аркой Древобрада. Он стоял неподвижно с руками, поднятыми над головой. Яркие звезды светили с неба и освещали воду, которая падала на его руки и голову и капала сотнями серебряных капель к его ногам. Слушая звон капель, хоббиты уснули.

Проснувшись, они обнаружили, что во дворе сверкает холодное яркое солнце. По небу плыли клочья высоких облаков, подгоняемые свежим восточным ветром. Древобрада не было видно, но когда Мерри и Пиппин мылись в бассейне у арки, они услышали его бормотание и пение, и вскоре Древобрад появился в проходе между деревьями.

– Хо, хо! Доброе утро, Мерри и Пиппин! – прогудел он, увидев их. – Вы долго спите. Я уже сделал сегодня много сотен шагов. Теперь мы попьем и пойдем на Энтмут.

Он налил им две полные чашки из каменного кувшина, но на этот раз из другого. На вкус напиток отличался от вчерашнего: более густой и земной, более плотный и больше похожий на еду. Пока хоббиты пили, сидя на краю кровати и прикусывая кусочки эльфийского хлеба (не столько от голода, сколько потому, что привыкли жевать за завтраком), Древобрад стоял, напевая по-эльфийски или на каком-то странном языке и глядя на небо.

– А где Энтмут? – спросил Пиппин.

– Ху, а? Энтмут? – переспросил Древобрад, поворачиваясь. – Это не место, это собрание энтов – а это происходит нечасто в наши дни. Но я добился у многих обещания прийти. Мы встретимся на своем обычном месте, люди называют его Дорндингл. Оно к югу отсюда. Мы должны быть там в полдень.

Вскоре они выступили в путь. Древобрад нес хоббитов на руках, как и накануне. Выйдя со двора, они повернули направо, переступили через ручей и двинулись на юг вдоль подножия большого склона с редкими деревьями. Выше хоббиты увидели заросли березы и рябины, а дальше темный сосновый бор. Скоро Древобрад свернул немного в сторону от холма и пошел по густому Лесу, где деревья были больше, выше и толще, чем когда-либо виденные хоббитами. Некоторое время они ощущали легкое удушье, какое охватило их, когда они впервые вошли в Лес, но вскоре оно прошло. Древобрад не разговаривал с ними. Он что-то глухо и задумчиво бормотал про себя, но Мерри и Пиппин не могли уловить ни одного слова. Было похоже на «бум, бум, рум-бум, бурар, бум, бум, дарар, бум, бум, дарар, бум» и так далее, причем мелодия и ритм постоянно менялись. Время от времени хоббитам казалось, что они слышат ответ: гудение и дрожащие звуки, которые, казалось, приходили из-под земли или от ветвей у них над головой, а может, и от стволов деревьев, но Древобрад не останавливался и не поворачивал головы.

Они шли уже довольно долго – Пиппин пытался считать энтские шаги, но быстро сбился после трех сотен, когда Древобрад пошел медленнее.

Неожиданно он остановился, опустил хоббитов на землю, поднес согнутые ладони ко рту и призывно протрубил. Громкое «хум-хум», как звук большого рога, полетело по Лесу и, казалось, эхом отразилось от деревьев. С нескольких направлений издалека донеслись такие же хум-хум, но это было не эхо, а ответ.

Древобрад посадил Мерри и Пиппина к себе на плечи и пошел дальше, вновь и вновь повторяя призыв, и каждый раз ответ звучал ближе и громче. Наконец они подошли к непреодолимой на вид стене из темных вечнозеленых деревьев. Деревьев такого вида хоббиты никогда раньше не видели: они разветвлялись прямо от корней и были густо покрыты темными глянцевитыми листьями, похожими на листья падуба, и почками оливкового цвета.

Повернув налево и огибая эту изгородь, Древобрад в несколько шагов дошел до узкого входа. Через проход вела тропа, сразу круто опускавшаяся в большую лощину, круглую, как чашка, очень широкую и глубокую, со всех сторон окруженную изгородью из тех же деревьев. Дно этой лощины было ровное и покрытое травой. Деревьев на нем не было, за исключением трех прекрасных серебряных берез, очень высоких, стоящих в центре чаши. В лощину вели еще две тропы с Запада и Востока.

Несколько энтов уже прибыли. Другие спускались по тропинкам, а некоторые шли за Древобрадом. Когда они подошли ближе, хоббиты смогли их рассмотреть. Они ожидали увидеть существа, похожие на Древобрада, как один хоббит походит на другого (во всяком случае, для глаза чужеземца), и были очень удивлены, когда ничего подобного не оказалось. Энты отличались друг от друга, как одно дерево от другого: одни – как деревья одного и того же вида, другие – как деревья разных видов, как береза от бука, дуб от пихты.

Здесь было несколько старых энтов, бородатых и согнутых, как крепкие, но старые деревья (хотя ни один из них не выглядел таким древним, как Древобрад); были и высокие сильные энты, с чистыми конечностями и ровной кожей, похожие на лесные деревья в пору их расцвета; но не было ни юных энтов, ни детей. Уже около двух дюжин энтов стояло на широком травянистом дне лощины, а прибывало еще больше.

Вначале Мерри и Пиппин были поражены главным образом разнообразием в их внешнем виде: в форме, цвете, толщине, росте, длине ног и рук, в числе пальцев на руках и ногах (от трех до десяти). Немногие казались более или менее похожими на Древобрада и напоминали буки или дубы. Но были и другие разновидности. Некоторые походили на ореховые деревья – это были энты со множеством пальцев на руках и с длинными ногами; были энты, похожие на лиственницу (самые высокие), березу, рябину и липу. Но когда все энты собрались вокруг Древобрада, слегка склонив головы, бормоча своими медленными музыкальными голосами и глядя внимательно на чужеземцев, хоббиты увидели, что все они принадлежат к одному виду, у всех одинаковые глаза: не такие старые и глубокие, как у Древобрада, но с тем же неторопливым, устойчивым и задумчивым выражением и с теми же зелеными огоньками.

Как только собралась вся компания, образовав широкий круг вокруг Древобрада, начался любопытный, но непонятный разговор. Энты начали медленно бормотать: вначале один, потом к нему присоединился другой, пока все они вместе не стали напевать что-то, какую-то тягучую песню. Мелодия поднималась и опускалась, то становилась громче с одной стороны круга, то затихала, но усиливалась с противоположной стороны. По-видимому, язык был энтский и производил на слух приятное впечатление, но Пиппин не мог ни разобрать, ни понять ни единого слова, и постепенно внимание его рассеялось. Прошло немало времени, а песня все не смолкала. Пиппин поймал себя на мысли, что язык энтов уж слишком нетороплив. Вряд ли они даже успели обменяться приветствиями; сколько же дней займет перекличка их по именам? Интересно, как по-энтийски «да» и «нет», подумал он и зевнул.

Древобрад немедленно повернулся к нему.

– Хм, ха, хой, мой Пиппин! – сказал он, и остальные энты прекратили пение. – Я забыл о том, что вы торопливый народ; к тому же утомительно слушать речь, которую вы не понимаете. Я сообщил ваши имена Энтмуту, все энты видели вас и согласились, что вы не орки и что в старый список должна быть внесена новая строка. Мы пока не продвинулись дальше, но для Энтмута это и так очень быстрая работа. Можете пока пойти в глубь лощины, если хотите. Вон там, у северного края, есть источник с хорошей водой, если вам нужно освежиться. Должно быть сказано еще несколько слов, прежде чем начнется настоящий Мут. Я отыщу вас и скажу, как продвигаются дела.

Он поставил хоббитов на землю. Прежде чем уйти, они низко поклонились. Этот поступок, казалось, очень поразил энтов, судя по их бормотанию и блеску глаз, но скоро они вернулись к своим делам. Мерри и Пиппин поднялись по тропе, идущей с Запада, и посмотрели через отверстие в изгороди. От краев лощины поднимались длинные, одетые деревьями склоны, образуя ряд гребней, а над гребнями, над вершинами лиственниц поднималась крутая и белая вершина высокой горы. К Югу, насколько они могли видеть, уходил Лес, теряясь в серой дымке. Там вдали виднелось слабое зеленое мерцание, и Мерри предположил, что это равнины Рохана.

– Интересно, где Изенгард? – сказал Пиппин.

– Я не знаю точно, где мы, – ответил Мерри, – но это, вероятно, вершина Метедраса, и, насколько я могу вспомнить, кольцо Изенгарда лежит в развилке глубокого ущелья у конца Гор. Это, вероятно, в направлении того большого хребта. Посмотри, левее пика виднеется какой-то дым или туман.

– Как выглядит Изенгард? – спросил Пиппин. – Интересно, что могут сделать против него энты?

– Мне тоже интересно, – отозвался Мерри. – Изенгард – это кольцо из скал или холмов, с плоским пространством посредине, а в центре этого пространства – столб или скала, называемая Ортханк. На ней стоит башня Сарумана. В окружающей стене есть ворота, и, может, не одни, и я думаю, что через них протекает Река; она зарождается в горах и течет к щели Рохана. Не похоже, чтобы энты могли справиться с таким местом. Но у меня странное чувство, когда я думаю об этих энтах: они совсем не так безобидны и забавны, как кажутся. Они выглядят медленными, странными, терпеливыми и даже печальными, но я верю, что их можно разбудить. Если это случится, я не хотел бы быть на стороне их противников.