Текст книги "Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007 (ЛП)"

Автор книги: Джон Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Каким-то образом Флеминг прознал про то, что Бонд связан с Секретной службой, и подшутил над ним по этому поводу. «С одной стороны это было, конечно, неправильно, – сказал Бонд, – но с другой я понимал, что вёл себя чересчур уж напыщенно, а Флеминг не любил напыщенности».

Кроме Флеминга, другой важной персоной, которую Бонд встретил в Кицбюэле, был человек по имени Оберхаузер. Флеминг знал этого человека и написал о его трагической гибели в рассказе «Осьминожка». Там же он привёл и слова Бонда, сказанные им убийце Оберхаузера майору Смиту: «Оберхаузер был моим другом. Перед войной он учил меня кататься на лыжах. Он был замечательным человеком. В некотором роде он заменил мне отца, когда я в этом нуждался».

Идея о том, что Оберхаузер учил Бонда кататься на лыжах, была очередным преувеличением Флеминга. Бонд к тому времени уже умел делать это достаточно хорошо; олимпийский медалист Оберхаузер преподал ему лишь уроки стиля. Что же касается замены Бонду его отца, то Оберхаузер дал ему совет, который никто раньше ему не давал, и который по праву можно назвать отеческим: он внимательно выслушал рассказ Бонда о Федёве, о Марте де Брандт и о его родителях, проявил сочувствие, а потом сказал: «И ты что, так и собираешься всю жизнь прожить с этим грузом вины? Каждый раз, когда что-то пойдёт не так, ты будешь обвинять себя? Забудь об этом, иначе твоё прошлое тебя уничтожит». В некотором роде Оберхаузер пережил то же, что и Бонд: занимаясь альпинизмом, он не один раз смотрел смерти в лицо, терял своих друзей и близких, однако сохранил любовь к жизни.

– И как вы предлагаете это сделать? – спросил его Бонд.

– Залезь вон на те горы, – ответил Оберхаузер, – и не оглядывайся назад.

Бонд так и поступил. И по возвращении в Париж чувствовал, что горы и советы Оберхаузера сделали своё дело: вернули ему интерес к жизни. Он больше ни в чём не раскаивался и ни о чём не сожалел. Он обратил себя в то, что Флеминг позже назовёт «Смертельным оружием».

С одобрения Мэддокса он уехал из Женевы и снял себе квартиру в Париже. Трижды в неделю он стрелял из револьвера в составе Национальной гвардии на бульваре Ланн, плавал в олимпийском бассейне в Венсене и обучался рукопашной борьбе у Кибермана (чемпиона Европы по дзюдо), а дважды в неделю интенсивно играл в бридж с Мэддоксом, редко при этом проигрывая. Не забывал он и о личной жизни, встречаясь с несколькими богатыми замужними женщинами.

Установив для себя подобный жизненный распорядок, он планомерно разрушал в себе все слабые и уязвимые места. Большей частью это ему удавалось, но иногда и нет; в частности, он впадал в сентиментальность, когда слушал «Жизнь в розовом свете». Об этом упоминал и Флеминг, но у Бонда были и другие подобные моменты, о которых Флеминг не знал. А порой, несмотря на внутреннее сопротивление, на него всё же накатывали неприятные воспоминания. И тогда им овладевал страх, что он не выдержит и вновь «сломается».

Но никто обо всём этом не догадывался. Внешне Бонд был завидным молодым человеком – богатым, представительным и непрошибаемым, и жил жизнью, которая, казалось, будет длиться вечно. Так продолжалось примерно до середины августа 1939 года, когда немецкие армии сосредоточились у польских границ. Намереваясь провести конец отпуска с одной из своих замужних поклонниц, Бонд напихал в «Бентли» шампанское, и они поехали на юг. Приехав в полупустой отель «Эден Рок» в Антибе, они провели там чудесные две недели. Женщина была красивой, погода – прекрасной. Бонд чувствовал, что его юность подходит к концу. По прошествии этого срока женщина вернулась к своему мужу и детям, а Бонд – в Париж, чтобы продолжить работу. Там его уже ждало предписание немедленно выезжать в Лондон. Произошли какие-то перемены, и по-видимому, серьёзные.

6. Бонд на войне

– Война ИЗМЕНИЛА ВСЁ, – сказал Бонд. – Но это долгая история, и её придётся долго рассказывать. А сейчас я хочу отдохнуть. Давайте продолжим вечером после ужина.

Он резко прекратил разговор – так, словно был обеспокоен тем, что наговорил слишком много. Быстрым движением отодвинул от себя кофе, встал и зашагал в сторону отеля. У него была интересная походка – сильная, но расслабленная. Люди расступались перед ним. Возможно, ему и в самом деле нужно было отдохнуть – я не мог знать об этом.

После обеда я взял скутер – обычное средство туристического транспорта на острове – и поехал на пляж. День был прекрасным, температура воздуха подходящей, а море насыщенно-синим. Пенистые волны равномерно прибывали на песок. Всё это было очень красивым, но вместе с тем каким-то пустым. Я уже начинал понимать Бонда, с нетерпением ждущего возможности вырваться из этого комфортабельного заточения, чтобы приступить к действию.

На ужине я пытался высмотреть своего собеседника, но его там не было. Позже я увидел его в баре, с женщиной. Интересно, она же была с ним и вчера? Завидев меня, Бонд тут же меня окликнул. Он был очень любезен со мной, в отличие от его спутницы.

– Познакомьтесь, это госпожа Шульц, – сказал он. – Флеминг упоминал о ней в «Докторе Ноу», и тогда её звали Ханичайл Райдер.

Ситуация, казалось, забавляла его, женщина же выглядела явно раздражённой. Да, она была именно такой, какой описывал её Флеминг – красивой, с резкими манерами – настоящее дитя природы. Только сейчас это был уже не наивный подросток с перебитым носом, а состоятельная женщина в расцвете лет. Нос её, как и предсказывал Флеминг, был выпрямлен косметической операцией – и вполне удачно.

– Дорогая, – обратился к ней Бонд, – этот господин собирается написать книгу о моей биографии.

Услышав это, Ханичайл тут же растаяла – как некоторые женщины, которые узнают о том, что в скором времени приобретут широкую известность.

– Но, Джеймс, ты никогда не говорил мне. А сколько раз я тебе говорила о том, что давно уже пора это сделать? Те книги Яна были совершенно нелепыми. Никогда не прощу ему то, как он меня в них описал. Правда, Джеймс, я рада за тебя.

Бонд что-то пробормотал в ответ и спросил меня, что я буду пить. У них с Хани в бокалах был бурбон. Я ответил ему, что буду то же самое. Тогда он, как обычно, попросил сделать мою порцию двойной, после чего напрочь увёл разговор от литературы.

– Хани, – объяснил он мне, – путешествует. На своей яхте. Это настоящий плавающий дворец. Восьмидесяти футов длиной, с двойным дизельным мотором и роскошной каютой, разработанной самим Дэвидом Хиксом и его командой. Услышав о том, что я здесь, она решила меня проведать.

Хани надула губы. И зря – это не добавляло ей красоты.

– Так уж я здесь только из-за тебя, – сказала она. – Когда умер мистер Шульц, со мной случился нервный шок. Он боготворил меня, и я многим ему обязана. Он всегда желал мне только добра. Знаешь его последние слова мне?

Бонд покачал головой.

– Он сказал: «Хани, будь счастлива.» И чтобы выполнить это его последнее пожелание, я отправилась в путешествие на яхте, которую он назвал в мою честь. Думаю, он хотел именно этого.

– Безусловно, – ответил Бонд.

Она ещё что-то начала объяснять, и Бонд её покорно слушал. Я уже подумал, что мы так и проведём целый вечер втроём. Однако когда Бонд предложил ей выпить ещё, она отказалась, сославшись на то, что к девяти должна быть на борту и шофёр уже ждёт её. Мы вышли из отеля. «Роллс-ройс Корниш» подкатил к Хани, едва она вышла за порог, а когда автомобиль разворачивался, увозя её, я увидел уже знакомую мне царапину корпуса и лёгкую помятость правого заднего крыла.

Бонд усмехнулся, а потом сказал:

– Как сказала бы тётушка Чармиан, ваши недостатки обязательно в вас проявятся. Я предполагал, что эта девушка пойдёт далеко, но чтобы настолько.

– А разве она не вышла замуж за молодого доктора из Нью-Йорка? – спросил я, вспоминая Флеминга.

– Вышла. Но спустя четыре года оставила его, чтобы стать миссис Шульц.

– Это тот, что из «Шульц Металл Инкорпорейтид»?

– Да. Ему тогда было за семьдесят. А сейчас она в поисках третьего мужа – судя по её взгляду.

Мы вернулись на террасу, где Бонд допил свой бурбон, после чего вновь удобно устроился на стуле. Без женщины он снова был самим собой. Неподалёку группа музыкантов исполняла калипсо* //афрокарибская музыка//. Бар заполнялся людьми. Через открытые окна террасы до нас доносился лёгкий шум моря.

– Мы говорили о войне, – сказал Бонд.

Мне было бы интересно узнать побольше о госпоже Шульц, но мистер Бонд предпочёл сменить тему.

– Сначала для меня было непонятно, что это такое – война, – продолжил он. – Я думал, что буду востребован на ней как никогда, однако приехав в Лондон, обнаружил там полный хаос. Мэддокс застрял в Париже. Штаб-квартиру передислоцировали на Реджентс-парк – туда, где она располагается и по сей день. Прибыв туда, я обнаружил, что там уже полно членов совета оксфордского колледжа и беженцев из Венгрии. Все мои отчёты потерялись; дошло до того, что какой-то полудурок утверждал, что меня зовут Джеймс Банд. Когда я ответил ему, что меня зовут Джеймс Бонд и что последние три года я работал на Секретную службу, то он сказал мне, чтобы я расслабился и ни о чём не беспокоился: когда я им понадоблюсь, они меня найдут. Ну и для полного счастья я узнал, что отель «Карлтон» – моё временное лондонское жильё на период работы – был переполнен.

– И куда вы поехали?

– К тёте Чармиан, естественно. Но и она была занята войной – гражданская оборона, эвакуация. Она окунулась во всё это с головой. Я прожил у неё примерно с месяц. Она была уверена в том, что я увиливаю от призыва в армию, но как всегда, не посмела сказать мне об этом в лицо. Другое дело мой брат Генри – тот хотя бы побывал в военном министерстве и имел униформу. По нескольку раз в неделю я звонил в штаб-квартиру, но там как-то узнали, что я рождён в Германии, и в один момент мне показалось, что они даже хотят меня задержать.

Бонд засмеялся и просигнализировал Августусу, чтобы тот принёс ему ещё выпить.

– Это был один из самых неприятных моментов моей жизни, – продолжил он. – Осознание того, что я бесполезен и никому не нужен. и ещё того, что лафа закончилась, и такого веселья, какое было до сих пор, больше уже никогда не будет. К слову, так оно и оказалось.

М. авторитетно характеризовал их как дружеские, хотя дружбой там не пахло, поскольку характеры у обоих были разные. Флеминг был мечтателем и хорошим администратором, в то время как Бонд был человеком действия, унаследовавшим от отца инженерный стиль мышления. Он был реалистом, и его жизненный опыт учил его держать свои фантазии при себе и не поддаваться на эмоции. Флеминг был остроумным и общительным, а Бонд – прямолинейным и сдержанным по отношению к окружающим. И всё же казалось, что они дополняют друг друга. Каждый из них сыграл свою роль в жизни другого, и сегодня отделить их друг от друга невозможно.

Дело в том, что об образе жизни, который вёл Бонд, тайно мечтал Флеминг, а Бонд в свою очередь видел во Флеминге некую сильную личность, которая без проблем общается с газетными магнатами, адмиралами и членами правительства, и статусу которой можно только позавидовать.

Поступив на службу в разведку, Бонду не терпелось поскорее показать себя в деле, и вот, наконец, после того как Флеминг разработал одну довольно рискованную схему, такая возможность ему представилась.

В то время периодические выдвижения подводных лодок и кораблей германского флота из Гамбурга и Вильгельмсхафена в Северное море и в Атлантику могли представлять проблему. В любой момент они были способны застать британцев врасплох и напасть. Военно-морская разведка Уайт-холла пыталась понять, к чему все эти манёвры. У неё были свои разведчики в Гамбурге, но они были очень ненадёжны, а воздушная разведка не могла достигнуть вышеуказанных морских портов.

После обсуждения возможных решений проблемы, Флеминг предложил обратить внимание на остров Вангероге* //указан на карте//, находящийся севернее Вильгельмсхафена. Остров представлял собой вытянутую песчаную отмель, населённую лишь рыбаками и морскими птицами, и использовался в качестве ориентира судами, выходящими из Гамбурга и Вильгельмсхафена в Северное море.

– А что если упрятать на нём одного хорошо обученного наблюдателя?

– как бы невзначай предложил он.

– Зарыть его там в землю, что ли?

– Да. Это может сработать. Остров – сплошная песчаная пустыня. И человек с биноклем и радиопередатчиком.

– Но как это сделать? Остров-то перед самим носом у немцев!

– Ну хотя бы как в романе «Загадка песков»*. //роман ирландского писателя Эрскина Чайлдерса, 1903 года//

Бонд решил попробовать себя в этом деле. В отличие от других членов департамента он уже был в Германии, и не раз. Не прояви он своего интереса, и идея Флеминга, возможно, канула бы в лету. Но Бонд не дал этому произойти. Проект, конечно, был дерзким, но для него он был предпочтительнее его пассивного пребывания в Лондоне.

Они взялись за дело – это был первый раз, когда Бонд видел Флеминга в действии. Любое возражение было вежливо отметено, любая трудность улажена. Флеминг заострял внимание на таких мелочах, на которых Бонд никогда бы не подумал этого делать. Он словно планировал вылазку для себя, а не для Бонда. В течение дня или двух он подбирал необходимую для наблюдателя еду, одежду, оружие, а также средства личной гигиены. Несколько дней они с Бондом провели в Суррее* //графство в южной Англии//, проверяя на тамошних дюнах сапёрские лопаты – в плане того, какое с их помощью можно будет вырыть укрытие. С помощью экспертов разработали специальную форму опалубка, которая защищала бы его от песка. Подобрали бинокль и перископы, прошёл Бонд и инструктаж по использованию последней модели коротковолнового передатчика. Флеминг работал с полной отдачей энергии. Он разрабатывал, а Бонд должен был воплотить всё это в жизнь. Факт того, что на этом задании Бонд мог и погибнуть, обоими был проигнорирован. Бонд хотел действия, и о возможном смертельном исходе старался не думать.

Ещё несколько дней ушло на то, чтобы он научился распознавать германские военные корабли, а также отточил навыки обустройства своего предстоящего укрытия. Флеминг объяснил ему, что его доставят на остров на подводной лодке – на ней же и заберут. Под покровом ночи, конечно.

– Ну что, с богом, – сказал Бонд напоследок.

– Всё пройдёт нормально, парень, – подбодрил его Флеминг. – С субмариной проблем не будет. Вообще не будет проблем.

– А если меня поймают?

– Кто, рыбаки? Нет, они тебя не побеспокоят.

В конце концов, когда все моменты были обсуждены, Бонд был взят на борт подводной лодки, выходящей из Хариджа* //порт на восточном берегу Англии// патрулировать Балтийское море. В глубине души Бонд побаивался субмарин – они почему-то ассоциировались у него со стальными гробами.

Флеминг лично присутствовал при отплытии своего подопечного. На дворе был февраль, моросил утренний дождь. Субмарина отдала швартовы, и двигатели её заработали. Когда Флеминг улыбнулся и вяло поднял свою руку, Бонд понял, насколько тот завидует этой его поездке.

Путешествие было захватывающим: чтобы не нарваться на немецкие противолодочные патрули, субмарина шла погружённой вдоль нидерландских берегов, и лишь когда наступила темнота и опасность вражеского нападения миновала, они выплыли и запустили дизельные моторы на полную силу. Некоторое время Бонд постоял на мосту с капитаном судна. Вокруг была кромешная тьма, дул ветер и лил дождь со снегом. Капитан указал ему куда-то правее. «Скоро будем на месте», – сказал он.

К полуночи судно остановилось и спустило на воду резиновую лодку с Бондом и ещё двумя матросами. Никто из них не говорил ни слова и не зажигал фонарей. Раньше Германия казалась Бонду настолько запрещённой территорией, что сейчас он был удивлён тем, насколько легко смог на ней очутиться. Пристав к берегу острова, матросы помогли ему выгрузить оборудование и отчалили. Бонд остался один. Никогда в жизни он ещё не чувствовал себя настолько одиноким. Однако времени размышлять об этом не было. Предстояло успеть окопаться здесь до рассвета. Он взялся за работу и работал неистово.

Рыбацкая деревня, находящаяся на берегу, располагалась дальше. Место, где находился Бонд, теоретически обещало быть пустынным, однако рисковать он не мог. Дюны были покрыты толстыми зарослями густой морской травы, и это облегчало маскировку. Роя себе логово, Бонд вспомнил своё детство, когда, будучи мальчиком, лепил замки из песка на пляжах Балтики.

Ещё задолго до того, как на остров Вангероге спустился рассвет, Бонд уже обустроил своё новое жилище. Это оказалось легче, чем он ожидал – глубина получилась достаточной, стены он укрепил алюминиевым материалом, специально разработанным Флемингом и сотрудниками отдела снабжения. Крышей жилища послужили коряги, песок и трава. Недели обучения прошли не зря: заметить укрытие со стороны было практически невозможно.

Бонд забрался внутрь и обнаружил жизнь крота самой неудовлетворительной: скучной, тесной и очень холодной. Установив перископ и повернув его для наблюдения за морем, он настроил свой коротковолновой передатчик и укрыл антенну в дюнах. Время его выхода на связь с Лондоном было оговорено заранее.

Как и предполагал Флеминг, Вангероге действительно являлся воротами немецкого флота: уже утром Бонд увидел низкие крадущиеся силуэты германских кораблей класса «Е», возвращающиеся в Бремерхавен после ночного патрулирования канала. Затем в поле его зрения попали некоторые каботажные* суда, направляющиеся в Гамбург. //суда, плавающие между портами в пределах государства// И дважды за то утро Бонд увидел то, за чем собственно и был сюда направлен: две немецкие субмарины, направляющиеся в Северное море и проплывшие настолько близко к острову, что он мог слышать пульсацию их двигателей. Он даже смог разглядеть их номера, написанные на ходовых рубках* //надстройка судна, из которого осуществляется его управление//. Уже совсем скоро они будут шпионить за судами союзников в Атлантике.

Всё это было довольно захватывающим, но постепенно Бонд стал испытывать всё усиливающуюся нехватку сигарет, человеческого общения, даже чтения книги. Тело затекло, и ему захотелось выйти наружу и прогуляться. Чтобы утешить себя, он жевал печенье и посасывал таблетки сухого молока из своего пайка. К шести вечера он поужинал – ещё большим количеством печенья, шоколадом и баночкой самонагревающегося супа. Позже он подумал и о том, что ему не помешал бы двойной глоток бренди.

Бонд выполз из своей норы, когда уже совсем стемнело – подобно ночному животному. Как же он был рад размять затёкшие конечности и подышать свежим морским воздухом! Некоторое время ушло на то, чтобы расширить своё жильё – так, чтобы в него мог свободно поместиться надувной спальный мешок, имевшийся в его распоряжении.

В двенадцать часов и пятнадцать минут ночи Бонд вышел на связь. Используя простой код и заранее оговоренную радиочастоту, он доложил в Лондон обо всём, что увидел. Ему больше пришёлся бы по душе двусторонний разговор, даже одно произнесённое слово – Флемингу. Однако это было бы слишком рискованным. Свернув антенну и задвинув за собой крышу логова, Бонд лёг спать.

Рано утром его разбудил рёв пролетевшего над ним самолёта. Подняв перископ, он увидел серо-зелёный корпус аппарата «Дорнье» в каких-нибудь тридцати ярдах от своего укрытия. Он разглядел и лицо пилота, а также лицо лётчика-наблюдателя, находящегося в орудийной башне позади него. На хвосте аппарата была нарисована большая белая свастика.

Когда самолёт улетел, Бонд восстановил дыхание и вспомнил, что неподалёку, в Куксхафене, есть база гидросамолётов. Три минуты спустя аппарат вернулся вновь. На этот раз он пролетел совсем близко к острову, ревя вдоль линии берега. Это не было учебным полётом. Опустившись на воду со снопом брызг, аппарат бросил якорь и спустил резиновую лодку с четырьмя десантниками. Приплыв на берег, те стали обшаривать остров. Выходило, что Флеминг переоценил достоинства передатчика. Немцы перехватили сообщение Бонда и определили источник сигнала. Они точно знали, что искали.

Бонд понял, что пропал. Всё, что он мог сейчас сделать – это убрать перископ и ждать. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько уязвимым и беспомощным. Казалось невозможным, что четверо хорошо обученных немецких десантников не найдут его. До него доносились их зовущие друг друга голоса, среди которых он смог разобрать слова «английский шпион» и «передатчик». Кто-то упомянул об оружии. Вскоре они остановились в десяти ярдах от укрытия Бонда. Бонд перестал дышать. «Бесполезно, – сказал один из десантников. – Никто не сможет укрыться в этом месте. Разве что в деревне». «Нет, его бы там обнаружили, – ответил другой. – Он должен быть где-то здесь». «Но здесь же никого нет. Остаётся лишь ждать повторного выхода в эфир». «Полковнику это не понравится».

Когда шум удаляющихся шагов стих, Бонд возобновил дыхание. Медленно он поднял перископ и увидел, как десантники сели в лодку и уплыли. Затарахтели моторы, аппарат взмыл в воздух и улетел.

Бонд задумался. Перспектива не обнадёживала. Немцы оказались продуктивнее, чем он этого ожидал. Правда, они пока его не нашли, но это лишь вопрос времени. Они будут наблюдать за ним до тех пор, пока он вновь не выйдет на связь, и как только это произойдёт, его тут же перехватят. Вызывать на помощь субмарину бесполезно: она не успеет. С другой стороны Бонд понимал, что не может сидеть в этом отверстии вечно. Ещё до того, как он сойдёт с ума от одиночества или клаустрофобии, его настигнет смерть от обезвоживания.

Всё утро он обдумывал метод своего спасения – безуспешно. Казалось неизбежным, что он должен сдаться. При одной мысли о том, что всю предстоящую войну он проведёт в лагере для военнопленных, его бросало в дрожь. Нет, уж лучше дождаться сумерек, добраться до деревни и украсть там лодку. Хотя вряд ли – сельские жители уже наверняка предупреждены о его присутствии на острове…

Для начала Бонд решил набраться сил. Поел и вновь лёг спать. Проснулся он после обеда. Было холодно. Он выдвинул перископ и рассмотрел пляж. Тот был пустынным, и лишь в море виднелось какое-то приближающееся к острову судно. Когда оно подплыло поближе, Бонд увидел, что это был быстроходный океанский танкер, с которого, как он знал из пройденного им курса, немецкие субмарины совершают дозаправку топливом. Танкер прикрывали два торпедных катера.

Для Бонда это изменило всё. Нужно во что бы то ни стало телеграфировать об этом в Лондон: танкер идёт в Атлантику для дозаправки немецких субмарин, отправившихся туда ещё раньше. Как только Адмиралтейству станет об этом известно, вдогонку за танкером пошлют британские корабли для их встречи с субмаринами. Дождавшись рассвета, Бонд настроил передатчик и послал в Лондон сообщение.

Как он и ожидал, немцы пришли за ним довольно скоро. Вновь гидросамолёт, вновь сброс якоря, и вновь спуск на воду резиновой лодки с четырьмя десантниками. На сей раз бойцы выглядели более решительно и были вооружёны до зубов. К тому времени, как они нашли его укрытие, он уже притаился за дюнами ярдов на сто правее. Он нарочно оставил в логове многое чего из своего снаряжения, чтобы преследователям было чем заняться. Как только они начали там хозяйничать, он быстро пополз к их лодке. Едва взобравшись в неё, он тут же принялся грести и делал это изо всех сил. Вдогонку ему зазвучали выстрелы, но он уже отплыл на достаточное расстояние от берега. Он плыл к гидросамолёту. Кто бы ни был на его борту, он, конечно, слышал выстрелы, но вряд ли подумает, что англичанин способен на такой дерзкий план.

Приблизившись к своей цели, Бонд увидел, что дверца фюзеляжа была открыта. Он крикнул по-немецки.

– Давай быстрее аптечку, идиот, там человека ранили!

– Что? – ответил голос.

– Стрельба была, человек умирает, – продолжил Бонд.

Из открытой дверцы показалась голова немца.

– Не двигаться, – сказал ему Бонд, нацелив на него оружие. – Ты мне понадобишься.

Через некоторое время «Дорнье» уже взлетал. С берега донеслись новые выстрелы, и Бонд подумал, что пилот в отчаянии разобьёт самолёт. Этого, однако, не случилось. Рёв аппарата усилился, нос его задрался кверху, и они взлетели.

Проблемы Бонда на этом не закончились. Пилот был сердит на него, и предстояло быть настороже. Бонд плотно упёр ему в спину дуло оружия и приказал лететь в Англию, держа высоту в пять тысяч футов.

– Смотри туда, англичанин! – воскликнул вскоре пилот. – Нас догоняют самолёты-истребители!

Бонд посмотрел в указанную ему сторону и тут же получил удар кулаком в челюсть. Сцепившись, противники начали схватку, сидя в креслах рядом друг с другом. Пилот был более тяжёлым, чем предполагал Бонд, и нанёс ему ещё парочку неслабых ударов; пистолет Бонда улетел куда-то в сторону. Согнувшись от боли, Бонд задел плечом органы управления самолётом, и мир вокруг него тут же закружился. Потерявший управление «Дорнье» полетел вниз. Бонд решил попробовать ударить противника в горло. Получилось – тот издал булькающий звук и обмяк. Бонд повернулся к органам управления. Он надеялся на то, что принцип их работы такой же, как и на британских самолётах. Поскольку самолёт вращался вправо, Бонд нажал левую педаль руля направления, не забыв наклонить влево и ручку элерона. Самолёт прекратил вращение. Но он по-прежнему нёсся к морской глади, убийственный серый цвет которой Бонд видел в ветровое стекло. Оставалось задействовать руль высоты. Бонд потянул его на себя, и самолёт постепенно стал задирать нос кверху.

Пока Бонд не знал координат своего местонахождения, не знал он и того, хватит ли ему топлива до берегов Англии. Подобрав с пола пистолет и держа на прицеле своего противника, он посмотрел на компас. Зная о том, что Англия находится где-то на западе, он взял курс туда. Через два часа полёта он почувствовал, что в его самолёт стреляют. Он услышал странный звук пуль, повредивший фюзеляж позади него. Посмотрел влево: два британских истребителя «Хоукер Харрикейн» совершали разворот для захода на очередную атаку.

Тем временем пилот пришёл в себя.

– Тебя убьют свои же, англичанин, – сказал он.

Это было похоже на правду – выстрелы зазвучали ещё ближе. Одно из окон кабины повредилось, самолёт задрожал и закачался. Бонд попытался удержать его, но часть хвоста уже была снесена пулями. Один из «Харрикейнов» пошёл на дополнительный круг атаки, подобно хищней птице, кружащей над своей обречённой добычей.

Никакие рули и рычаги управления уже не помогали. Гидросамолёт клюнул носом и полетел вниз, к воде. Удар, оглушительный шум, и задняя часть «Дорнье» треснула. Когда фонтан брызг утих, самолёт медленно пошёл ко дну. Выручил Бонда пилот. Он знал, где находится аварийный люк, и вдвоём они выбрались из кабины. Он же задействовал и аварийную резиновую лодку, в которой они с Бондом проплавали два часа, пока их не подобрала служба спасения Королевских ВВС. Обоих доставили в Харидж. Расстались Бонд с пилотом теплее, чем встретились. Бонд вернулся в Уайтхолл, чувствуя себя триумфатором, но длилось это недолго. Информация о танкере была верна, однако пришла слишком поздно. Британские корабли так и не смогли его выследить. И вся операция тут же была подвергнута критике. За Бондом закрепилась репутация легкомысленного искателя славы, а лейтенанту Флемингу был объявлен выговор за то, что он подверг британскую субмарину ненужному риску. Факт спасения наблюдателя Королевскими ВВС посчитали верхом непрофессионализма, и Бонд хотя формально и оставался при Управлении военно-морской разведки, был переведён на офисную работу в Пендж* //пригород Лондона//. На этом и завершилось его большое приключение.

Однако в начале 1940 года мир Секретной службы менялся быстро. Появлялись новые отделы, МИ-5 и МИ-6 набирали новых сотрудников. Флеминг уехал в Канаду. Для лейтенанта Бонда это был нелёгкий период. Он подал заявку на привлечение к действительной воинской службе, и просьба его тут же была удовлетворена.

*

Бонд любил военно-морской флот, и последующие четырнадцать месяцев, которые он провёл в плавании, по праву можно считать одними из самых счастливых в его жизни. После учебного курса в Девонпорте его определили на эскадренный миноносец «HMS Sabre» в качестве лейтенанта. В ходе Дюнкерской операции*, несмотря на бомбёжки немцев, этому эсминцу удалось спасти три британских взвода. //эвакуация военнослужащих из французского города Дюнкерк после прорыва немцами линии Мажино// После ремонта он вышел плавать в Атлантику в качестве конвойного судна.

Для Бонда началась новая жизнь. Вместо ежедневных трудностей кадрового офицера он столкнулся с жизнью в замкнутом пространстве под палубой тесного корабля. Он вёл себя сдержанно, мало общался и никогда не обсуждал своих женщин и свою семью. Видя, с какой скрупулёзностью он относится к своим обязанностям, военнослужащие прониклись к нему уважением. Бонд был остёр на язык, самолюбив и мог перепить любого на судне. Его уважали, но близких друзей у него не было.

Несмотря на всё это, однажды его отношения с военнослужащими стали более дружескими, чем обычно. Это произошло в Кингстоне на Ямайке. Бонд был назначен старшим в группе моряков, увольнявшихся на берег. К полуночи все должны были вернуться на корабль, но стычка с матросской командой американского крейсера в одном из баров заставила их задержаться. В ход пошли ножи и бутылки, и команде Бонда пришлось несладко. Сохраняя хладнокровие, Бонд порекомендовал своим матросам покинуть помещение. Большинству это удалось, но пьяный американский старшина-тяжеловес всё не унимался, тесня остальных. Нанеся удары нескольким из них, он бросил в Бонда бутылку. Увидев, что та летит прямо в него, Бонд увернулся, подскочил к американцу и применил по отношению к нему бросок через плечо. Американец приземлился напротив барной стойки, разбивая бокалы. Когда он попытался встать, Бонд ещё и ударил его, и на этом борьба закончилась. Команда Бонда успела к полуночи на корабль.

После этого инцидента престиж Бонда возрос. Он стал «своим» человеком на судне. Несмотря на все лишения корабельной жизни, он хорошо освоился в коллективе и освободился от напряжённости шпионского существования. Секретные дела остались в прошлом. Теперь враг был ясным и открытым, и Бонд боролся с ним совместно с людьми, которым доверял. И он нашёл это более предпочтительным. На корабле его мышцы окрепли, и он прибавил в весе. Он научился спать в неудобных условиях и в любое время. Впервые за долгие годы он почувствовал себя свободным от тревог и честолюбивых замыслов. Однако вскоре всему этому пришёл конец.