Текст книги "Червь (СИ)"

Автор книги: Джон МакКрэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 48 страниц)

– Я никогда не желала этих способностей. Я никогда не хотела этой силы.

Он кивнул.

– Но я получила их, вместе с интересом всего международного сообщества. Целитель. Девочка, которая может одним касанием вылечить рак, сделать кого-то на десять лет моложе, вырастить потерянные конечности. Я вынуждена быть героем. Обременена этим обязательством. Я не могла бы жить с этим, если бы не использовала свою силу. Это такая важная возможность – спасать чужие жизни.

– Но?

– Но в то же время… я не могу вылечить всех. Даже если я буду каждую ночь по два-три чаcа проводить в больнице, есть тысячи других больниц, которые я не смогу посетить, десятки миллионов людей, которые неизлечимо больны или живут в личном аду, парализованы или постоянно испытывают боль. Эти люди не заслуживают такого, но я не могу помочь всем. Даже работая по двадцать часов в день, я не смогла бы помочь и одному проценту больных.

– Тебе стоит сосредоточиться на том, что ты можешь сделать, – сказал ей Рыцарь.

– Звучит легче, чем есть на самом деле, – с лёгкой горечью ответила Панацея. – Ты понимаешь, что означает иметь возможность вылечить лишь некоторых из них? Каждую секунду, которую я трачу на себя, я чувствую, что я кого-то подвожу, так или иначе. В течении двух лет это… давило на меня. Я лежу в кровати, просыпаюсь ночью и не могу уснуть. Потому я встаю и иду посреди ночи в больницу. Иду в педиатрию и лечу детей. Иду в отделение интенсивной терапии и спасаю несколько жизней… и всё это просто смешивается. Я даже не могу вспомнить нескольких последних спасённых мною людей.

Она снова вздохнула.

– Последний пациент, которого я действительно помню? Это было около недели назад, я работала над ребёнком. Он был ещё совсем малыш, думаю, иммигрант из Каира. Врождённое смещение сердца. Это заболевание, при котором ребенок рождается с сердцем вне грудной клетки. Я переместила сердце на место, подарив ему шанс на нормальную жизнь.

– Что сделало этот случай незабываемым?

– Я рассердилась на него. Он лежал там, и крепко спал, как ангел, и всего на секунду, когда я смотрела на него, ко мне вдруг пришла мысль оставить его там. Врачи, возможно, смогли бы ему помочь, но это было опасно. Он мог умереть, если бы я оставила его на столе, сделав только половину работы. Я ненавидела его.

Рыцарь ничего не сказал. Хмурясь, Панацея смотрела в пол.

– Нет, я ненавидела его за то, что у него будет нормальная жизнь, благодаря тому, что у меня её не было. Я испугалась, что могу преднамеренно совершить ошибку. Что я могла бы позволить себе облажаться при лечении этого ребёнка. Я, возможно, убила бы его или разрушила его жизнь, но это бы ослабило давление. Понизила ожидания, понимаешь? Возможно, это бы даже понизило мои требования к самой себе. Я так устала. Так вымотана. Фактически, я на мгновение раздумывала над возможностью оставить ребёнка страдать или умирать.

– Похоже, это больше, чем просто истощение, – спокойно ответил Рыцарь.

– Возможно, с этого всё начинается? Действительно ли это тот момент, когда я начинаю становиться такой же, как мой отец, кем бы он ни был?

Рыцарь медленно выдохнул.

– Я мог бы сказать: нет, ты никогда не станешь такой, как твой отец. Но я бы солгал. Любой из нас, всех нас, рискует начать идти по кривой дорожке. Я вижу напряжение, которые ты испытываешь, твоё стрессовое состояние. Я видел, как люди ломаются из-за меньших проблем. Поэтому – да. Это возможно.

– Понятно, – шёпотом сказала она. Он ждал от неё продолжения, но она молчала.

– Сделай перерыв. Скажи себе, что ты просто обязана сделать паузу, чтобы перезарядиться и, в конечном счёте, помочь большему числу людей.

– Не думаю, что смогу.

Несколько мгновений они сидели в тишине.

Он повернулся к ней.

– Какое всё это имеет отношение к тому, что произошло в банке?

– Она всё знала. Та девушка, Сплетница. Она сказала, что она – телепат и после того, что она сказала, я ей верю.

Рыцарь кивнул.

– Знаешь, на что похоже, когда говоришь с такими людьми, как она? С такими, как ты, только без обид, ладно? Ты создаёшь себе маску, вводишь себя в заблуждение, думая, что всё нормально, заставляешь себя не замечать свои худшие черты… и затем эти Рыцари и Сплетницы просто раздевают тебя догола. Поворачивают тебя лицом ко всему тому, что ты так тщательно прятал.

– Извини.

– Ты сказал, что не можешь выключить эту силу, верно? На самом деле, я не могу обвинять тебя. Просто… просто трудно быть рядом. Особенно после контакта со Сплетницей.

– Что она сказала?

– Она угрожала кое-что рассказать. Полагаю, кое-что похуже, чем то, что я только что рассказала тебе. Угрожала рассказать мне о чём-то, что я просто не хочу знать. Говорила, что использует свои знания, чтобы разрушить мои отношения с Викторией и всей моей семьёй. – Эми обхватила себя руками.

– Моя сестра – это всё, что у меня есть. Единственный человек, который ничего от меня не требует, который знает меня просто как человека. Кэрол на самом деле никогда не хотела меня. Марк в постоянной депрессии, так что как бы хорош он не был, он слишком сосредоточен на себе, чтобы быть настоящим отцом. Мои тётя и дядя милые, но у них есть свои собственные проблемы. Таким образом, остаёмся только мы с Викторией. Так было почти с самого начала. Тот самодовольный маленький монстр угрожал разорвать наши узы, используя один секрет, который я не хотела раскрывать, секрет, над которым я не имела никакой власти.

Рыцарь начал было говорить, но затем остановился.

– Что?

– Это… это имеет какое-либо отношение к э-э… тем довольно сильным чувствам, которые ты испытываешь ко мне?

Панацея окаменела.

– Извини, – поспешил он сказать. – Я не должен был это говорить.

– Ты не должен был, – она встала и направилась к двери.

– Если тебе когда-нибудь захочется поговорить… – предложил он.

– Я…

– Ладно, ты, вероятно, не захочешь говорить со мной. Но моя дверь всегда открыта, ты можешь позвать меня в любой момент. Просто знай об этом.

– Хорошо, – ответила она. Потом она протянула руку и коснулась его плеча. – Синяки прошли, рёбра в порядке.

– Спасибо, – ответил он, открывая для неё дверь.

– Позаботься о моей сестре, ладно? Сделай её счастливой. – пробормотала она, задержавшись в дверном проёме.

– Само собой, – они присоединились к основной группе.

Все головы повернулись к Панацее, когда она взяла маркер. С мрачным выражением лица она начала заполнять на доске раздел Сплетницы.

Часть 4. Раковина

4.01

– Ты всё-таки объявилась.

Я оторвала глаза от учебника по математике, чтобы увидеть нависшую надо мной Эмму. На ней было дорогое платье, которое, вероятно, было подарком после одного из её модельных контрактов. Её рыжие волосы были уложены в сложный узел, который выглядел бы смешным на девяносто пяти процентах девочек, которые бы попытались сделать себе такую укладку. Но на ней он смотрелся отлично. Эмма была одной из тех, кто, казалось, просто игнорировал социальные условности и незначительные проблемы, которые изводили всех остальных. У неё не было прыщей, какую бы одежду она ни носила, как бы ни укладывала волосы – всё смотрелось на ней идеально. Она могла нарушить любое неписаное правило старшей школы – и это сошло бы ей с рук.

Боже, как я её ненавидела.

Мистер Квинлан закончил занятие на пятнадцать минут раньше и оставил нам время на самообучение до того, как покинул класс. Для большинства это был шанс поиграть в карты или поболтать. Я поставила себе задачу выполнить всю домашнюю работу до окончания занятия, освобождая себе выходные. По крайней мере, таков был мой план, до того как Эмма прервала меня.

– Забавно, – ответила я, снова обращая своё внимание к тетради, – кажется, сегодня ты – единственный человек, кто заметил, что меня не было. Ещё немного, и я могу подумать, что ты заботишься обо мне. – я не была честна до конца. Преподаватель искусств заметила моё отсутствие, но только после того, как я напомнила ей, что так и не выполнила свой проект.

– Люди не заметили, что тебя не было, потому что ты – никто. Единственная причина, почему я обратила внимание на твоё отсутствие, состоит в том, что ты раздражаешь меня.

– Это я раздражаю тебя? – я снова оторвала взгляд от работы. – Обалдеть.

– Каждый раз, когда я вижу тебя, я чувствую небольшое раздражающее напоминание о потраченном впустую времени, когда мы дружили. Знаешь, бывают в прошлом такие неловкие ситуации, которые заставляют тебя съёживаться, когда ты вспоминаешь о них? Для меня это – каждая наша совместная ночёвка, каждая детская беседа, каждая глупая игра, в которую ты меня втягивала.

Я улыбнулась, а затем не удержалась и сказала ей:

– Мне нравится, как ты намекаешь, что стала гораздо более зрелой, чем была тогда.

Как бы странно это ни звучало, на самом деле я испытывала облегчение из-за того, что Эмма тут, и разговаривает со мной. Если это всё, что она могла сделать мне сегодня, это означает, что мне скорее всего не придётся сталкиваться с её подлянками в ближайшее время. В действительности, мое беспокойство усиливалось в те моменты, когда она меня игнорировала и оставляла в покое. Это обычно было, в общем-то, настоящим затишьем перед бурей.

– Правда, Тейлор? Скажи, чем ты занимаешься? Ты не ходишь в школу, у тебя нет друзей, и я сомневаюсь, что ты работаешь. Ты думаешь, что имеешь право называть незрелой меня, когда у меня есть всё это, а у тебя просто… нет?

Я рассмеялась достаточно громко, чтобы все головы в классе обратились в мою сторону. Эмма заморгала, сбитая с толку. Даже если я не слишком хотела этих денег, технически я стала на двадцать пять тысяч долларов богаче, чем тридцать шесть часов назад. Двадцать пять тысяч долларов ждали меня, а Эмма говорила, что была более успешна только потому, что зарабатывала несколько сотен долларов за то, что каждые пару недель фотографировалась для каталогов.

– Отъебись, Эмма, – сказала я достаточно громко, чтобы другие это услышали. – Подумай прежде, чем пытаешься кого-то оскорбить.

После этих слов я подхватила свои вещи и вышла из класса.

Я знала, что мне придется заплатить за это. За то, что противостояла Эмме, за то, что рассмеялась ей в лицо. Это даст ей стимул включить фантазию и придумать, как лучше всего отомстить за этот маленький вызов.

Я не беспокоилась, что покинула класс на пять минут раньше. Не было ни одного прецедента, чтобы мистер Квинлан возвращался раньше, чем заканчивалось занятие. Обычно он покидал класс и не возвращался. Догадки моих одноклассников сводились к тому, что он страдал от болезни Альцгеймера, или даже что наш престарелый учитель, страдающий от слабости пищеварительного тракта, мог быть кейпом. Я была склонна подозревать, что тут скорее замешаны наркотики или проблемы с алкоголем.

Мне было хорошо. Я не чувствовала себя так хорошо уже долгое, долгое время. Правда, меня мучили болезненные уколы совести, когда я думала о том, что участвовала в уголовном преступлении, или о том, как я запугивала заложников. Можно ли меня винить в том, что я старалась хотя бы не сильно на этом концентрироваться?

Вчера вечером я спала как младенец, скорее из-за полного истощения чем из-за чистой совести, а сегодняшний день продолжал удивлять меня хорошими новостями.

Брайан встретил меня утром на пробежке. Пока мы сидели на пляже, он угостил меня кофе и самыми лучшими кексиками, которые я когда-либо пробовала. Вместе нам потребовалось десять минут для того, чтобы пробежаться по утренним газетам в поисках новостей об ограблении.

Мы не оказались на первой полосе ни одной из главных газет, и это была первая часть хороших новостей. Мы попали на третью страницу Бюллетеня, после статьи об Янтарной Тревоге на полторы страницы и рекламы Дженерал Моторс. Отчасти, мы не привлекли излишнего внимания из-за того факта, что банк был застрахован на достаточную сумму, чтобы возместить потери. Но мы сбежали более чем с сорока тысячами долларов, а газета сообщала о потере только двенадцати. В целом, репортаж делал упор на материальный ущерб, большая часть которого была вызвана Славой, Стражами и тем фактом, что тьма, которой мы прикрывали наш побег, парализовала всё движение в центре примерно на час. Я тихо ликовала. Всё, что преуменьшало серьезность преступления, которое мне пришлось совершить, было мне на руку.

Следующей хорошей новостью было то, что я пошла в школу. Это звучало глупо, если принять во внимание, что другие делали это каждый день, но я была очень близка к тому, чтобы больше вообще туда не ходить. Пропустив неделю послеобеденных занятий и три дня утренних, было бы слишком легко убедить себя пропустить ещё один день. Проблема была в том, что с каждым днем вернуться в класс было всё сложнее, напряжение становилось всё больше, усугубляя положение. Я разорвала этот порочный круг, и благодаря этому чувствовала себя очень хорошо.

Ладно, я должна признать, что в школе не всё было идеально. Я поговорила со своим преподавателем по искусствам, и она дала мне срок до вторника, чтобы я могла сдать ей свой проект с 10-процентным понижением оценки. Я также потеряла несколько хороших оценок по разным предметам из-за отсутствия в школе или несданной домашней работы. Один-два процента, тут и там.

Но в целом? Это было огромным облегчением. Мне было хорошо.

Я села на автобус, идущий в доки, но не направилась к лофту. Я шла вдоль набережной, пока количество магазинов не начало уменьшаться и участки пляжа не стали длиннее. Обычный маршрут, которым люди попадали туда, куда я шла, был по объездной дороге за пределами города. Но если вы идете пешком, вам нужно будет срезать путь через несколько очень похожих на вид районов. Мой пункт назначения был как раз настолько далеко, что можно было начать сомневаться, не прошла ли я уже мимо него.

Официально он назывался «рынок на Лорд-стрит». Но для жителей Броктон Бей это был просто «рынок».

Рынок работал всю неделю, но большинство продавцов арендовало киоски только на выходные. Это обходилось довольно дёшево, можно было снять киоск за пятьдесят-сто долларов в будний день или двести пятьдесят-триста в выходной, в зависимости от того, сколько было желающих. В киосках был большой выбор изделий кустарного промысла, от безделушек, изготовленных чокнутыми кошатницами, до товаров, которые можно было найти в самых дорогих магазинах набережной, на десять-двадцать пять процентов дешевле их обычной цены. Здесь были продавцы мороженного, люди, продающие щенков, безвкусные поделки для туристов и множество товаров на тему местных кейпов. Здесь были стойки с одеждой, книгами, компьютерными комплектующими и едой. Жители северного конца Броктон Бей не устраивали гаражных распродаж. Они арендовали киоск на рынке. Для любого желающего пройтись по магазинам это место не хуже любого торгового центра.

Я встретила остальных на входе. Брайан в тёмно-зелёном свитере и выцветших джинсах выглядел потрясающе. Лиза надела тёмно-розовое платье и серые колготки, её волосы были собраны в узел, свободные локоны обрамляли лицо. Алек носил рубашку с длинными рукавами и узкие чёрные джинсы, которые ясно показывали, каким же всё-таки он был худым и длинноногим.

– Вы долго ждали? – спросила я.

– Вечность, – последовал лаконичный ответ Алека.

– Самое большее пять минут, – улыбнулся Брайан. – Идём?

Мы прошли на рынок, где был представлен лучший выбор товаров во всей северной части Броктон Бей. Бандиты не смели нарушать порядок, поскольку здесь он поддерживался теми же людьми в форме, что и на набережной.

Когда Алек остановился у отдельно стоящего киоска с сувенирной продукцией на тему кейпов, я заметила:

– Полагаю, Рейчел не может с нами прогуляться, да?

Брайан покачал головой:

– Нет. Только не в подобном месте. Она достаточно известна, чтобы её узнали, а там недалеко и до того, чтобы выяснить, кто же те люди, с кем она проводит время.

– И если бы она увидела вот это, то пришла бы в ярость, – Лиза указала на полную пожилую женщину, несущую в руках пушистую собаку. Та была одета в бирюзовый с розовым свитер и нервно дрожала. Я не разбиралась в породах собак достаточно хорошо, но она была похожа на миниатюрного пуделя.

– Что? Свитер? – спросила я.

– Свитер. И то, что собаку несут на руках. Рейчел сказала бы этой женщине в лицо, что так нельзя обращаться с собакой. Кричала бы на неё, возможно, угрожала бы ей, пока кто-то из нас не вмешался бы.

– Ей нужно совсем немного, не так ли?

– Чтобы завестись? Да, ей немного надо, – согласился Брайан. – Но ты постепенно узнаёшь, как она думает, что её задевает, и можешь вмешаться до того, как произойдёт конфликт.

Лиза добавила:

– Главный пусковой механизм для Рейчи – плохое обращение с собаками. Думаю, если в её присутствии кто-то ударит ребенка по лицу, то она даже не вздрогнет. Но если кто-то ударит при ней собаку, то она, вероятно, убьет его на месте.

– Я, э-э, это запомню. – сказала я. Затем, дважды проверив, что никто не может нас подслушать, я решила, что сейчас подходящее время, чтобы задать интересующий меня вопрос:

– Она кого-нибудь убивала?

– Она разыскивается за серию убийств, – вздохнул Брайан. – Это создаёт определенные неудобства.

– Если бы её честно судили по закону, и если бы у неё был хороший адвокат, думаю, в худшем случае, она получила бы срок за непредумышленное убийство, и, возможно, за безрассудное создание угрозы для жизни людей. По крайней мере, это касается её прошлого, – сказала Лиза, ее голос был достаточно тихим, чтобы никто посторонний в толпе не смог ничего разобрать. – Это произошло сразу после того, как проявились её способности. Она не знала, как их использовать, и что от них ожидать, когда находившаяся с ней собака выросла в одно из тех существ, которых ты видела. Собака была не обучена, и с ней плохо обращались, и потому всё вышло из-под контроля. Пролилась кровь. Случалось ли это с тех пор? Возможно. Я знаю, что она серьёзно ранила большое число людей. Но с тех пор как мы с ней, никто не умер от её руки.

– Логично, – рассеянно сказала я. Так вот кто один из убийц. Кто же второй в команде?

Алек вернулся из киоска, в футболке с изображением Киндер-сюрприза.

– Мне нравится, – усмехнулась Лиза. – Иронично.

Мы продолжили нашу неспешную прогулку по рынку. Мы были всё ещё на окраине, поэтому вокруг нас было не слишком много людей. Те, что были, вероятно, не станут нас подслушивать, если мы не будем использовать слова, имена или фразы, которые привлекут их внимание.

– Что дальше? – спросила я.

– Сегодня вечером мы передадим наличные боссу, – Брайан выбрал пару тёмных очков и примерил. – Он возьмёт их, сделает с бумагами всё необходимое и пришлёт нам оплату. Чистыми деньгами, которые нельзя будет отследить. Как только мы получим нашу долю, мы расслабимся на некоторое время, будем планировать новую работу или ждать его следующее предложение.

Я нахмурилась.

– Мы слишком ему доверяем. Мы добровольно отдаём ему крупную сумму денег и ждём, что он вернётся и заплатит нам втрое больше? Плюс столько, во сколько он оценит те документы? Как мы узнаем, что он выполнит свои обязательства?

– По предыдущему опыту, – сказал Брайан, примеряя еще одну пару темных очков, и опуская голову, чтобы осмотреть себя в зеркале, висящем на стене киоска. – Он ещё не обманывал нас. Для него нет смысла обманывать нас сейчас, когда он вложил в нас больше, чем эта сумма. Если бы мы лажали, проваливая большую часть его заданий, то, возможно, он бы оставил деньги себе, чтобы компенсировать потери, но мы преуспеваем.

– Хорошо, – кивнула я. – Я могу с этим согласиться.

Я чувствовала себя неспокойно относительно своего плана «не заморачиваться и выжидать». С одной стороны, идея сделать перерыв была отличной. Прошедшая неделя, мягко говоря, была насыщенной. С другой стороны, вроде как херово то, что у нас не было новой работы, поэтому мне придется дольше ждать шанс получения большей информации об их боссе. Оставалось только надеяться, что сегодня вечером получится что-то узнать.

– Пойдём, – Сплетница усмехнулась мне, ухватив меня за запястье, – я тебя похищаю.

– Чего?

– Мы пройдёмся по магазинам, – сказала она мне. Повернувшись к Брайану и Алеку, она предложила:

– Мы разойдёмся, и встретимся с вами на обеде, хорошо? Если, конечно, вы не хотите сторожить наши сумочки, пока мы примеряем одежду.

– Нету у вас сумочек, – отметил Алек.

– Это такая фигура речи. Вы хотите заняться своими делами или нет?

– Мне всё равно, – сказал Алек.

– Ты – коза, Лиззи, – Брайан нахмурился. – Хочешь присвоить себе новую девочку.

– Ты встречаешь её по утрам, я хочу пойти с ней по магазинам. Ты как-нибудь с этим справишься. – Лиза показала язык Брайану.

– Хорошо, – пожал плечами Брайан. – Обедаем у Мерзкого Боба?

– Звучит неплохо, – согласилась Лиза. Она повернулась ко мне, изогнув брови.

– Я согласна на Мерзкого Боба, – сдалась я.

– Не тратьте слишком много, чтобы не привлечь внимание. – предупредил Брайан.

Мы разошлись с парнями, Лиза закинула руку мне на плечи и начала говорить о том, что хотела бы купить. Её энтузиазм был заразительным, и я заметила, что улыбаюсь.

Убийца. Мне пришлось напомнить себе это. Среди этих троих был убийца.

4.02

– Мы обновляем твой гардероб, – решила Лиза, после того, как мы оставили парней.

– Что не так с моим гардеробом? – спросила я, слегка защищаясь.

– Ничего такого. Он просто очень… твой. В этом и проблема.

– Звучит неутешительно.

– Ты осторожный человек, Тейлор. Мне это в тебе нравится. Я думаю, что это важное дополнение к нашей группе, – она подвела меня к прилавкам с кучей женской одежды и быстро вытащила из стеллажей три платья.

– Брайан тоже осторожный.

– Вы с Брайаном похожи, но я бы не сказала, что он осторожный. Он… прагматичный. Как и ты. Разница между вами в том, что он занимается подобными делами уже три года. Два года стажа до того, как он вступил в группу. Поэтому он многое делает на автомате. Он не задумывается над мелочами, которые он делал уже десятки раз. Он многое принимает за данность.

– А я нет?

– Ты наблюдательная, собранная и уделяешь внимание деталям. Больше, чем остальные наши. Ты наблюдаешь, обрабатываешь полученную информацию, потом действуешь с осторожной, хирургической точностью. Это и преимущество, и недостаток.

– И как это связано с моей одеждой?

– Твой характер отражается в выборе одежды. Неяркие цвета. Коричневый, серый, чёрный, белый. Если ты и надеваешь что-то цветное, то под водолазку, свитер или кофту. Никогда ничего выделяющегося. Всегда одежда, максимально скрывающая тело. Когда большинство людей нашего возраста выбирает вещи чтобы выразить себя или влиться в группу, ты стараешься быть незаметной и не привлекать внимания, Ты слишком осторожна, придаёшь слишком много значения маловажным вещам, всегда перестраховываешься.

– А ты хочешь это изменить, – вздохнула я.

– Я подозреваю, что ты можешь всех сильно удивить, когда прекратишь быть всегда начеку, станешь увереннее и начнёшь импровизировать. Не только тогда, когда у тебя нет другого выбора. И знаешь, я говорю не только об одежде.

– Я, в общем, так и поняла.

– Теперь ближе к делу. Я заметила, что ты носишь по очереди две пары джинсов, и это при том, что ты пять дней назад получила две штуки баксов. Если я не заставлю тебя купить шмотки, ты их не купишь.

– Папа спросит, где я их взяла, – возразила я, когда она повесила на мою руку пару блузок.

– Ты одолжила их у меня. Или они мне больше не подходили, и я тебе их отдала. Или ты можешь хранить их у нас, и он ничего не узнает.

– Я не хочу лгать папе.

Она провела меня в область, отделённую занавесками, которая служила примерочной.

– В этом плане я тебе даже завидую, – сказала она мне через занавеску, – Но если он не понял, почему у тебя так сократился гардероб, скорее всего он не заметит и того, что у тебя появились новые шмотки.

Я уже наполовину стянула с себя блузку, когда до меня дошло.

– Ты вообще о чём?

– Да ладно, Тейлор, я бы подозревала, что у тебя проблемы, даже без, знаешь… пташки, что шепчет мне в ушко.

Я в спешке натянула первое платье из кучи, и открыла занавеску.

– Тебе нужно уточнить, о чём ты, прежде, чем я буду что-то подтверждать или отрицать.

– Не это, – отмахнулась она от платья, клетчатого, преимущественно в бело-красных цветах. Раздражённая, я задёрнула занавески.

С другой стороны занавески она продолжила объяснять:

– Сначала я думала, что отец обижает тебя. Но как только я услышала, как ты о нём говоришь, я сразу же отбросила этот вариант. С другой стороны, эта хрень явно занимает важную часть твоей жизни, и если это не дом, то это школа. Брайан и Алек в основном согласились с моими рассуждениями.

– Ты обсуждала это с ними, – я опустила руки от пуговиц платья и слегка стукнулась головой о тонкую фанерную перегородку примерочной.

– Тема всплыла, когда мы обсуждали твоё вступление в команду, и мы никогда полностью не прекращали обсуждение Прости. Ты новенькая, ты интересная, мы о тебе говорим. Вот и всё.

Я закончила застёгивать пуговицы и открыла занавеску.

– Тебе не приходило в голову, что я не хочу, чтобы ты это разнюхивала?

Она расстегнула мне верхнюю пуговицу.

– Чего ты хочешь и что тебе нужно – разные вещи. Васильковое оставь. Перекинь вон то через верх.

Она втолкнула меня обратно и задёрнула занавески.

– То, что мне нужно – это отделить… – я с трудом подбирала слова, чтобы не навести на след тех, кто мог подслушивать, – эти две важные части моей жизни от друг от друга.

– Отстойную часть и не-отстойную часть.

– Да, давай назовём их так, – я вытащила из кучи одежды топ и пару джинсов с заниженной талией.

– Я могу сделать отстойную часть менее отстойной, – предложила она.

Я почувствовала, как у меня кровь стынет в жилах. Я так и представила, как она покажется в школе и будет насмехаться над Эммой. Думаю, даже новое сражение со Славой напугало бы меня меньше. Я никак не могла застегнуть пуговицу на джинсах, и моё волнение не сделало задачу проще. Я убила на это тридцать секунд и всё это время тихонько материлась. Где вообще Лиза смогла найти такие джинсы, которые оказались мне настолько тесными? Наконец я их надела, и отодвинула занавеску, встретившись с ней лицом к лицу.

– Заставлять меня примерять одежду – это ладно, – сказала я ей, изо всех сил пытаясь говорить спокойно, – но если ты напрямую вмешаешься в мои проблемы – я уйду.

– Прям вот так?

– Прям вот так, – ответила я, – извини.

Она казалась слегка задетой:

– Ладно.

Немного надувшись, она махнула рукой в сторону моей одежды, – Что думаешь?

Я попыталась поправить воротник. Мне нравился абстрактный рисунок на правой стороне рубашки, но V-образный воротник доходил мне почти до конца грудной клетки.

– Вырез у топа немного низковат, джинсы слишком обтягивающие.

– Тебе надо привыкать показывать декольте. Как я говорила, будь увереннее в своём выборе одежды.

– Я бы не возражала показывать декольте, если бы мне было, что показывать, – уточнила я.

– Ты из тех, кто поздно созревает? – спросила она.

– У мамы был второй размер груди, и то не всегда, в зависимости от модели лифчика. И это было уже после того, как она увеличилась почти на размер после беременности.

– Это чертовски печально.

Я пожала плечами. Я знала, что буду тощей, как палка и плоской как доска, практически с самого детства. Достаточно было посмотреть на наследственность с обеих сторон моей семьи, чтобы понять, что меня ждёт.

– И прими соболезнования по поводу матери. Я не знала.

– Принято, – я вздохнула. – Я налагаю вето на рубашку.

– Ладно, имеешь право, но мы оставляем джинсы. Они подчёркивают твою фигуру.

– Фигуру тринадцатилетнего мальчика, – проворчала я.

– Не глупи, ты выше, чем тринадцатилетний мальчик. Кроме того, как бы ты ни выглядела, какая бы у тебя ни была фигура, обязательно найдётся кто-то, кто будет считать, что ты самая охуенно сексуальная девушка, которую он видел.

– Превосходно, – пробормотала я, – Где-то в мире бродит жутковатый педофил, на котором написано моё имя.

Лиза рассмеялась.

– Давай, померь что-нибудь ещё. Но джинсы перебрось через верх. Я их тебе куплю, и если ты их не будешь носить, я утешусь тем, что тебе будет за это стыдно.

– Найди такие же, но на размер больше, и я буду их носить, – предложила я. Затем, прежде чем она успела возразить, добавила, – Они сядут при стирке.

– Действительно. Пойду поищу.

События развивались в том же русле, Лиза кое-что закупила и себе. Мы обсуждали одежду, и было ясно, что Лиза явно избегала предыдущей темы. Когда мы закончили с покупками, женщина у кассы просуммировала цены у себя в блокноте, и передала нам полоску бумаги. Четыреста шестьдесят долларов.

– Я угощаю, – сказала Лиза.

– Ты уверена? – уточнила я.

– Взятка за твоё молчание, – подмигнула мне она.

– По поводу?

Она взглянула на кассира.

– Потом.

Только после того, как мы, нагруженные сумками, оставили прилавки далеко позади, Лиза уточнила:

– Окажи мне услугу и не рассказывай нашим, как сильно я лажанулась, не заметив Панацею среди заложников. Если они спросят напрямую, можешь рассказать, я не прошу тебя лгать. Но если они не спросят, не поднимай эту тему, ладно?

– Это и есть то молчание, которое ты собиралась купить?

– Пожалуйста.

– Ладно, – ответила я. Я бы согласилась и без подаренной мне одежды, но думаю, она и так это знала.

Она широко улыбнулась.

– Спасибо. А то парни, если узнают, никогда мне этого не простят.

– А ты бы их простила в обратной ситуации?

– Фиг там! – рассмеялась она.

– Я так и знала.

– И о нашем более раннем разговоре… это последнее, что я сегодня скажу на эту тему, обещаю. Если ты решишь, что всё-таки хочешь моего непосредственного вмешательства в твои личные дела, только скажи.

Я нахмурилась, уже готовая разозлиться, но смягчилась. Это было честное предложение безо всякого давления.

– Ладно. Спасибо, но я справлюсь.

– Ну вот и договорились. Пошли поедим.

«Мерзкий Боб» был фастфудом самого бессовестного типа: то ли ресторан, то ли бар, то ли закусочная на окраине Рынка, с видом на пляж. Все, кто жил неподалёку, вероятно, ели там хотя бы раз в жизни. Все разумные люди после такого давали своему здоровью год на восстановление. Это было место с такими жирными бургерами, что если заказать их на вынос, то к моменту, когда доберёшься до дома, бумажная сумка станет прозрачной. Их особый бургер назывался «Испытание Мерзкого Боба»: если сможешь его доесть – можешь за него не платить. Вероятно, незачем уточнять, что большинство – платили.

Брайан и Алек уже были там, когда мы прибыли, и мы сразу заказали еду. Мы с Лизой договорились разделить на двоих чизбургер с беконом, Брайан заказал двухпалубник с грибами и говядиной, а Алек постарался не отставать от него, взяв «Уродливого Боба» – аналог Биг Мака в стиле Мерзкого Боба.