Текст книги "Звонок мертвецу (сборник)"
Автор книги: Джон Ле Карре
Соавторы: Роберт Ладлэм,Микки Спиллейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
ЗВОНОК МЕРТВЕЦУ
Роберт Ладлэм
Уикенд Остермана
Часть первая
Воскресенье. Полдень
1Сэддл-Уолли, что в Нью-Джерси, можно было бы назвать классической деревней.
Торговцы недвижимостью, прислушиваясь к сигналам тревоги, которые подавали задыхающиеся в городах, и в частности в Манхеттене, представители высших слоев среднего класса, обнаружили наконец деревню, первые лесистые акры которой были заложены в конце 30-х годов.
Надпись на белоснежном дорожном знаке в виде щита гласила:
Сэддл-Уолли
Поселение основано в 1962 году
Добро пожаловать
«Добро пожаловать» было выполнено куда более мелкими буквами по сравнению со всем остальным, потому что на самом деле в Сэддл-Уолли не очень жаловали пришельцев, этих воскресных водителей, что приезжают поглазеть на обитателей деревни. Две полицейские машины Сэддл-Уолли патрулировали в это воскресенье окрестные дороги.
Хотелось бы также отметить, что на дорожном знаке не было написано
Сэддл-Уолли, Нью-Джерси
или даже
Сэддл-Уолли, Н.-Д.,
а просто
Сэддл-Уолли.
Обитатели деревни не признавали над собой власти высшей, чем они сами. Они жили спокойно, в полной безопасности, отторженные от всего мира.
В один из таких воскресных дней минувшего июля патрульная машина Сэддл-Уолли проявляла исключительную, из ряда вон выходящую активность. Белая машина с синей полосой курсировала по поселку на скорости чуть большей, чем обычная. Она пересекала деревню вдоль и поперек, подъезжая к участкам ее обитателей, осматривая обширные ухоженные посадки со всех сторон.
И несколько обитателей Сэддл-Уолли обратили внимание на эту обыкновенную патрульную машину, которая занималась привычным делом.
Так оно и должно было быть.
Эта активность составляла часть плана.
Джон Таннер, надев старые теннисные шорты и вчерашнюю рубашку, в кроссовках на босу ногу, приводил в порядок свой гараж на две машины, краем уха прислушиваясь к голосам у бассейна. Его двенадцатилетний сын Реймонд пригласил друзей, и Теннер периодически выходил на дорожку, откуда ему был виден задний двор с бассейном и веселящиеся ребята. Честно говоря, он выходил только тогда, когда ребячий гам переходил в разговор или у бассейна наступало молчание.
Элис – жена Таннера – с нудной регулярностью спускалась из кухни в гараж и давала мужу указания, что надо выбросить. Джон терпеть не мог избавляться даже от ненужных вещей, и в результате в гараже накапливались кучи барахла. На этот раз Элис ткнула пальцем в сломанную газонокосилку, которая вот уже несколько недель лежала у задней стенки.
Джон понял, что означал ее жест.
– Я водружу ее на кучу мятого железа, – сказал он, – и продам в Музей современного искусства. Как память о былых тяготах. Досадовниковский период.
Элис Таннер рассмеялась. Ее муж не смог не отметить, что, несмотря на проведенные вместе годы, ее смех так же чарует его.
– А я бы отволокла ее на угол. В понедельник се заберут. – Элис ткнула ногой реликвию.
– Ладно. Так я и сделаю.
– Да ты на полпути передумаешь.
Ее муж взвалил газонокосилку на разбрызгиватель фирмы «Бриггс и Стратон», а Элис любовно посмотрела на маленький «триумф», который она с гордостью воспринимала как показатель ее «социального статуса». Когда Джон покатил свой груз по дорожке, правое колесико соскочило. Они рассмеялись.
– Тебе явно придется иметь дело с музеем.
Подняв глаза, Элис оборвала смех. В сорока ярдах от их дома на Орчард-драйв медленно разворачивалась патрульная машина.
– Сегодня гестапо не спускает глаз с мирных крестьян, – сказала она.
– Что? – Таннер старался приладить колесо на ось.
– Лучшие люди Сэддл-Уолли трудятся не покладая рук. Сегодня они уже во второй или третий раз проехали мимо нас.
Таннер глянул на ползущую мимо него патрульную машину. Водитель, полицейский Дженкинс, встретился с ним взглядом. Он не кивнул ему в знак приветствия, не махнул рукой. Он даже не подал виду, что они знакомы. А ведь они были приятелями, если не друзьями.
– Может, прошлым вечером собака лаяла слишком громко.
– Няня ничего не сказала.
– Не хватало еще, чтобы она за полтора доллара и тишину тебе стерегла.
– Ты бы лучше оттащил это вниз, мой дорогой. – С полицейской машины Элис переключила внимание на более важный предмет. – Когда отлетает колесо, за дело должен браться отец. Я посмотрю, что там дети делают.
Таннер, толкая перед собой разбрызгиватель, спустился по дорожке до поворота, который был от него примерно в шестидесяти ярдах. Яркие отблески заставили его зажмуриться. Орчард-драйв, уходившая к западу, слева огибала рощицу. В нескольких сотнях футах, как раз напротив изгиба дороги, размещались ближайшие соседи Таннеров, Скенланы.
Яркие блики были отражением солнца в окнах патрульной машины. Она стояла на краю дороги.
Двое полицейских сидели, повернувшись и глядя в заднее стекло, и он не сомневался, что они смотрели на него. Он застыл на месте на пару секунд. Затем двинулся прямо к машине. Полицейские повернулись, включили двигатель, и машина сорвалась с места.
Таннер с удивлением посмотрел ей вслед и медленно вернулся к дому.
Полицейская машина Сэддл-Уолли направилась в Пич-три-лейн; развернувшись, она продолжила патрулирование.
Ричард Тремьян сидел в прохладе гостиной, наблюдая, как «Мет» забивает шестой мяч. Занавеси на большом овальном окне были отдернуты.
Внезапно Тремьян встал и подошел к окну. Мимо опять проезжала патрульная машина. Только на этот раз она еле ползла.
– Эй, Джинни! – позвал он жену. – Иди-ка на минутку сюда. -
Вирджиния Тремьян изящно сбежала по трем ступенькам, что вели в гостиную.
– В чем дело? Надеюсь, ты звал меня не для того, чтобы сообщить, как твои «Меты» или «Джеты» что-то там забили?
– Когда мы прошлым вечером были у Джона и Элис... все было в порядке? Я хочу сказать, мы не очень орали... или что-то там такое?
– Оба вы были пьяны в стельку. Но вели себя вполне пристойно. А что?
– Я-то знаю, что мы надрались. Была жутко тяжелая неделя. Но мы ничего такого не откалывали?
– Конечно, нет. Юристы и журналисты должны быть просто образцами добропорядочности. Почему ты спрашиваешь?
– Это чертова полицейская машина уже в пятый раз проезжает мимо нас.
– Ох! – Вирджиния почувствовала, что желудок у нее сжал спазм. – Ты уверен?
– Днем эту машину не спутаешь ни с какой другой.
– Нет, я хочу сказать, что... Ты говорил, что была очень тяжелая неделя. А не мог ли тот противный человек попытаться...
– О, Господи, конечно нет. Я же говорил тебе, чтобы ты все выкинула из головы. Он просто крикун. И слишком близко все принимает к сердцу. – Тремьян продолжал смотреть в окно. Патрульной машины уже не было видно.
– Но ведь он может угрожать тебе. Ты сам говорил, что может. Он сказал, что у него есть связи...
Медленно повернувшись, Тремьян уставился на жену.
– У всех нас есть связи, не так ли? Даже в Швейцарии, не так ли?
– Дик, прошу тебя. Это же абсурд.
– О, конечно. Итак, машину уже не видно... может, пустяки. Они к нам подкатывались в октябре. Скорее всего, приценивались к нашему дому. Подонки! Они могут выложить куда больше, чем я заработал за пять лет после юридического колледжа.
– Я думаю, ты просто немного не в себе. Мне так кажется.
– Возможно, ты и права.
Вирджиния внимательно смотрела на мужа. Он продолжал стоять спиной к ней, глядя в окно.
– Служанка хочет в среду взять выходной. Мы поедим где-нибудь вне дома, хорошо?
– Обязательно. – Он не поворачивался.
Его жена пошла в холл. Глянув из-за плеча на мужа, она увидела, что он смотрит на нее. На лбу его блестели капли пота. А в комнате стояла прохлада.
Патрульная машина Сэддл-Уолли направилась к востоку, к пересечению с трассой № 5, основной магистралью, которая вела к Манхеттену, что лежал в двадцати пяти милях отсюда. Она остановилась у дороги, наблюдая за съездом 10А. Полицейский, сидевший справа от водителя, взял из бардачка бинокль и стал внимательно изучать машины, съезжающие с дороги. В бинокле были линзы фирмы «Цейс-Икон».
Через несколько минут он прикоснулся к руке Дженкинса, и тот глянул в открытое окно. Протянув руку, он взял у напарника бинокль, стал изучать автомобиль, на который обратил внимание второй патрульный. И сказал лишь одно слово:
– Согласен.
Снявшись с места, Дженкинс двинулся к югу. Он включил рацию.
– Вызывает машина-2. Направляемся к югу по Регистер-роуд. Сидим на хвосте у зеленого «форда-седана». Нью-йоркский номер. Набит ниггерами или типами по связям с общественностью.
Из наушника раздались скрипучие звуки:
– Машина-2, вас понял. Гоните их к чертовой матери.
– Так и сделаем. Не потей. Конец связи.
Затем патрульная машина развернулась налево и по длинной пологой дороге выехала на автотрассу. Очутившись на ней, Дженкинс выжал акселератор до упора, и машина понеслась по гладкому полотну дороги. Через минуту на спидометре было уже девяносто две мили.
Через четыре минуты патрульная машина сбросила скорость и описала пологую дугу. В нескольких сотнях ярдов от того места, где она развернулась, стояли две алюминиевые телефонные будочки, в металлических каркасах со стеклами, в которых отражались деревья, растущие рядом с ними, и напарник Дженкинса вылез.
– У тебя есть мелочь?
– О, Господи, Макдермотт! – засмеялся Дженкинс. – Ты пятнадцать лет в полиции, и до сих пор у тебя нет мелочи, чтобы звонить!
– Да ладно тебе. У меня где-то завалялся никель с головой индейца.
– Держи. – Дженкинс вытащил из кармана мелочь и протянул ее Макдермотту. – Когда-нибудь ты из-за этого сорвешь операцию.
– Вот уж не думаю. – Распахнув блеснувшую на солнце скрипучую дверь, Макдермотт вошел в будку и, набрав «О», вышел на оператора. В застоявшемся в воздухе телефона-автомата было так жарко, что он придерживал дверь ногой.
– Я подъеду к развороту! – крикнул Дженкинс из окна. – Подхвачу тебя на другой стороне.
– О’кей... Оператор? Оплаченный звонок в Нью-Хэмп-шир. Код района три-один-два. Номер шесть-пять-четыре-ноль-один. Фамилия Маклизер.
Он не ошибся ни в одном слове. Макдермотт просил соединить его с Нью-Хэмпширом, и оператор принял заказ. Тем не менее оператор не мог знать, что после набора этого номера в штате Нью-Хэмпшир не зазвонит ни один телефон. В подземном комплексе зданий, куда стекались тысячи и тысячи вызовов, придет к действие одно крохотное реле, на четверть дюйма сдвинув маленькую магнитную защелку, после чего вызов направится совсем по другому номеру. Связь сработала – и в двухстах шестидесяти милях к югу от Сэддл-Уолли, Нью-Джерси, раздался не звонок, а тихое жужжание телефонного зуммера.
Телефон помещался на втором этаже здания красного кирпича, расположенного в пятидесяти ярдах от двенадцатифутовой изгороди, находящейся над напряжением. Здание это было одним из десяти, представлявших в совокупности единый комплекс. Изгородь была почти не видна в густой листве окружавшего леса. Местность эта располагалась в Маклине, Вирджиния. И комплекс принадлежал Центральному Разведывательному Управлению – изолированный, охраняемый и спокойный.
Человек, сидящий за столом в кабинете на втором этаже, с облегчением потушил сигарету. Он ожидал этого звонка. Отметив, что крохотные катушки записывающего устройства автоматически пришли в действие, снял трубку.
– Говорит Эндрю. Да, оператор, все в порядке.
– Лизер на проводе, – донеслись до него слова якобы из Нью-Хэмпшира.
– Все подозреваемые на месте. Семейство Кардоне только что вернулось из аэропорта Кеннеди.
– Мы знали, что они приземлились...
– Тогда какого черта нам надо было их тут выслеживать?
– Это чертовски опасная трасса. Он мог попасть в аварию.
– В воскресенье днем?
– Так же, как и в любое другое время. Вам известна статистика происшествий на этой дороге?
– Справьтесь со своим чертовым компьютером...
Эндрю пожал плечами. Полевых агентов вечно раздражает то одно, то другое.
– Насколько я вас понял, все трое подозреваемых в наличии. Так?
– Так. Таннеры, Тремьяны и Кардоне. Все на месте. Первые двое несколько взволнованны. Через несколько минут мы отправляемся к Кардоне.
– Что-нибудь еще?
– Пока нет.
– Как поживаем ваша жена?
– Дженкинсу везет. Он холостяк. Лилиан продолжает приглядываться к этим домикам, один из которых хочет приобрести.
– Ну, уж не с вашей зарплатой, Макдермотт.
– Об этом я ей и говорю. Она толкает меня на преступный путь.
Эндрю тут же отреагировал на неудачную шутку Макдермотта.
– Вы мне уже жаловались на вашу зарплату.
– Не может быть... Это все Дженкинс. Будьте на связи.
Джозеф Кардоне описал дугу и остановил свой «кадиллак» у каменных ступеней, ведущих к массивной дубовой двери его дома. Выключив двигатель, он потянулся, упершись локтями в переднюю панель машины и, вздохнув, разбудил своих мальчишек шести и семи лет. Третий ребенок, девочка лет десяти, разглядывала книжку комиксов.
Рядом с Кардоне сидела его жена Бетти. Она глянула на их дом.
– Хорошо путешествовать, но еще лучше возвращаться домой.
Кардоне засмеялся и положил крупную руку на плечо жены.
Ты-то должна это знать.
– Так я и делаю.
– Еще бы. Ты говоришь это каждый раз, как мы возвращаемся домой. Слово в слово.
– У нас прекрасный дом.
Кардоне распахнул дверцу.
– Эй, Принцесса... вытаскивай своих братьев и помоги матери справиться с багажом. – Кардоне выдернул ключ зажигания и направился к багажнику. – А где Луиза?
– Скорее всего, ее не будет до среды. Мы же приехали на три дня раньше. И я отпустила ее.
Кардоне вздохнул. Мысль о том, что готовить будет его жена, не обрадовала его.
– Поедим вне дома.
– Сегодня так и так придется. Слишком долго размораживать продукты. – Вынимая из сумочки ключик, Бетти Кардоне поднялась по ступенькам парадного входа.
Джой не обратил внимания на ее замечание. Он любил поесть, но ему решительно не нравились кулинарные таланты жены. Респектабельные девицы из богатых семей Честнат-Хилла, конечно же, не могут обладать и кулинарными талантами доброй старой итальянской мамы из Филадельфии.
Примерно через час работы системы кондиционирования воздух в доме, застоявшийся за две недели их отсутствия, снова посвежел. На комфорт и респектабельность он обращал особое внимание, ибо именно они в совокупности способствовали его успехам – и положению в обществе, и финансовому благополучию. Выйдя на переднее крыльцо, он окинул взглядом большую лужайку перед домом с огромным ивовым деревом, возвышавшимся в центре. Садовники содержат все в идеальном порядке. Так и должно быть. Получают они у него более чем достаточно.
Внезапно она снова появилась. Эта патрульная машина. Когда они съехали с трассы, она уже третий раз попалась ему на глаза.~
– Эй, вы! Притормозите-ка!
Двое полицейских в машине быстро переглянулись, проезжая мимо. Но Кардоне успел добежать до поворота.
– Эй!
Патрульная машина остановилась.
– Да, мистер Кардоне?
– Что это тут полиция разъездилась? Какие-то неприятности в округе?
– Нет, мистер Кардоне. Сейчас время отпусков. Поэтому мы и изменили наш обычный маршрут, контролируя возвращение жителей. Мы приступили к патрулированию с полудня и просто хотели убедиться, что это вы. Так что ваш дом мы из списка вычеркиваем.
Джой пристально смотрел на полицейских. Он знал, что они врут, и полицейские понимали, что он об этом догадался.
– Вы честно отрабатываете свои деньги.
– Делаем все, что в наших силах, мистер Кардоне.
– Не сомневаюсь.
– Всего хорошего, сэр. – И патрульная машина сорвалась с места.
Джой смотрел ей вслед. Он не собирался показываться в офисе до середины недели, но теперь ему придется менять свои планы. Утром он отправляется в Нью-Йорк.
Во второй половине воскресного дня, примерно между пятью и десятью Таннер уединился в своем кабинете, стены которого были обшиты дубовыми панелями, и сел перед тремя телевизорами, одновременно наблюдая за тремя разными интервью на их экранах.
Элис знала, что ее мужу надо просматривать их. Он был директором отдела новостей телекомпании, и это было частью его обязанностей – быть в курсе дела. Но Элис всегда казалось, что, когда человек сидит в полуосвещенной комнате, одновременно глядя в три телевизора, в этом есть что-то мрачновато-серьезное, и она неизменно поддразнивала его.
Сегодня Таннер напомнил жене, что следующее воскресенье у них будет занято – приедут Берни с Лейлой, и ничто не должно помешать Остерманам провести у них уикенд. Но теперь он сидел в затемненной комнате, наперед зная, что ему предстоит увидеть.
У каждого директора службы новостей есть своя любимая программа – та, которой он уделяет наибольшее внимание. Для Таннера это было шоу Вудворда: те полчаса каждое воскресенье, в течение которых лучший комментатор и аналитик делового мира интервьюировал кого-нибудь – чаще всего неоднозначную личность, имя которой постоянно мелькало в заголовках газет.
Сегодня Чарльз Вудворд беседовал с чиновником из Государственного департамента, заместителем государственного секретаря Ральфом Аштоном, Оказалось, что на самого секретаря внезапно свалились неотложные дела, так что пришлось привлекать Аштона.
Со стороны Госдепа это было колоссальной ошибкой. Аштон был не особо умным и плутоватым бывшим бизнесменом, главным достоинством которого являлось умение делать деньги. Трудно было сделать большую ошибку, дав ему возможность выступать в роли представителя Администрации. Разве что на это имелись свои мотивы.
Вудворду предстояло распять его.
Слушая пустые, уклончивые ответы Аштона, Таннер представлял себе, как через полчаса множество людей в Вашингтоне кинутся звонить друг другу. Предельно вежливые интонации вопросов Вудворда не могли скрыть его растущего антагонизма к заместителю государственного секретаря. Чувствовалось, что как журналист он приходит в раздражение, скоро в его тоне появятся ледяные нотки, и от Аштона посыплется штукатурка. Сделано все это будет, конечно, очень вежливо, но Аштона он разделает в пух и прах.
На такие сцены Таннер всегда смотрел с чувством внутреннего смущения.
Он включил звук на втором экране. Скучным гнусавым голосом комментатор рассказывал подноготную делегата Ганы в ООН, с которым изъявила желание познакомиться группа специалистов. Черный дипломат взирал на мир так, будто его тащат на гильотину.
Дискуссией тут и не пахло.
Третья программа была получше, но и она была далека от совершенства. Остроты тут тоже не хватало.
Таннер решил, что с него хватит. Ему есть о чем беспокоиться, а запись передачи Вудворда он просмотрит утром. Было только двадцать минут шестого, и бассейн еще освещен солнцем. Он слышал голоса дочери Джаннет, вернувшейся из клуба, и сына Реймонда, с неохотой прощавшегося с друзьями. Теперь вся семья была в сборе. И скорее всего, вся троица сидит и ждет, когда он кончит просмотр и разожжет жаровню для приготовления стейков.
Он должен удивить их.
Выключив телевизоры, он положил блокнот и карандаш на стол. Теперь можно и выпить.
Таннер открыл двери кабинета и прошел в гостиную. Через окно он видел, как Элис играет с детьми в догонялки около бассейна. Они смеялись, и в их голосах был мир и покой.
Элис заслужила его. Господи, вот она-то его заслужила!
Он смотрел на жену. Увернувшись от рук восьмилетней Джаннет, которая была готова поймать ее, она прыгнула – носочки в струнку – в бассейн.
Потрясающе. Они были женаты более десяти лет, но он любил свою жену больше, чем в первые годы.
В памяти у него всплыла патрульная машина, но он отогнал эти мысли. Полицейские, скорее всего, искали уединенное местечко, чтобы побездельничать и спокойно послушать репортаж о бейсбольном матче. Он слышал, что в Нью-Йорке полисмены делают такие штучки. Почему же они не могут точно так же вести себя и в Сэддл-Уолли? Тут куда спокойнее, чем в Нью-Йорке.
Может, Сэддл-Уолли самое спокойное место в мире. И безопасное. Во всяком случае, в тот обычный воскресный день Таннер был еще в этом уверен.
Ричард Тремьян выключил свой телевизор через десять секунд после того, как у себя дома Таннер выключил все три. Нет сомнения, что «Меты» выиграли эту встречу.
Головная боль оставила его, унеся с собой и чувство раздражения. Джинни была права, подумал он. Просто он переутомился. И нет смысла срывать раздражение на семье. Куда лучше стало и с желудком. Немного перекусить – и он будет в полном порядке. Может, позвонить Джону с Элис и, пригласив Джинни, поплавать в бассейне у Таннеров?
Джинни постоянно донимала его вопросами, почему бы и им не завести свой бассейн. Господи, доходы у него в несколько раз больше, чем у Таннеров. Ни для кого это не секрет. Но Тремьян знал, в чем дело.
Собственный бассейн может стать многозначительным символом его положения. Слишком многозначительным для его сорока четырех лет. Хватит и того, что они перебрались в Сэддл-Уолли, когда ему только минуло тридцать восемь. В этом возрасте он мог позволить себе дом стоимостью в семьдесят четыре тысячи долларов. И сразу же выплатить пятьдесят тысяч. Бассейн может подождать до его дня рождения, когда ему исполнится сорок пять.
Конечно, публика – точнее, его клиенты – не знали, что он кончил юридический колледж в Йеле в числе первой пятерки своего выпуска, прошел утомительное стажирование мелким клерком и три года назад, заняв нижнюю ступеньку на лестнице своей нынешней фирмы, стремительно пошел вверх, после чего у него и появились настоящие деньги. И пошли они, надо сказать, густым потоком.
Тремьян вышел в патио. Джинни и их тринадцатилетняя дочь Пегги подрезали кусты роз. Задний двор, занимавший примерно пол-акра, был тщательно ухожен. Повсюду росли цветы. Джинни проводила почти все свободное время в саду, который был ее и хобби, и призванием – конечно, после секса. Ничто не может быть лучше секса, подумал ее муж, непроизвольно хмыкнув.
– Наконец-то! Разрешите мне предложить вам руку! – сказал Тремьян, приближаясь к жене с дочерью.
– Никак ты себя лучше чувствуешь, – улыбаясь, сказала Вирджиния.
– Посмотри, папа! Разве не прелесть? – Дочь держала букет красных и желтых роз.
– Просто прекрасны, радость моя...
– Дик, я говорила тебе? На следующей неделе на восточное побережье прилетают Берни и Лейла. Они будут тут в пятницу.
– Джонни говорил мне... Уикенд с Остерманами. Придется быть в форме.
– Думаю, прошлой ночью у тебя была неплохая практика.
Тремьян засмеялся. Он никогда не извинялся, если ему доводилось напиться, потому что случалось это достаточно редко, да кроме того, он никогда не терял головы. Надо учесть, что прошлый вечер был ему просто необходим. Неделя в самом деле была ужасная.
Втроем они вернулись в патио. Вирджиния взяла мужа под руку. Как заметно вытянулась Пегги, улыбаясь, подумал ее отец. Зазвонил телефон.
– Я сниму! – бегом кинулась Пегги.
– В самом деле! – поддразнивая, крикнул ей вслед отец. – Нам ведь никогда не звонят!
– Просто придется поставить ей собственный телефон.– Засмеявшись, Вирджиния Тремьян ущипнула мужа за руку.
– Из-за вас мне придется жить на пособие.
– Мама, тебя! Это миссис Кардоне. – Пегги внезапно прикрыла микрофон ладонью. – Пожалуйста, мама, не болтай очень долго. Кэрол Браун сказала, что будет звонить мне, когда придет домой. Помнишь, я тебе говорила. О том мальчике.
Вирджиния понимающе улыбнулась, обменявшись с дочерью заговорщицким взглядом.
– Уверяю тебя, дорогая, Кэрол не удерет с возлюбленным, не поговорив с тобой. Ей еще причитается недельное жалованье.
– О, мама!
Ричард растроганно наблюдал за ними. Они были такими уютными, и от них исходило успокоение. Жена родила ему отличную девочку. Спорить с этим было просто невозможно. Он знал, что кое-кто критиковал Джинни, считая, что она одевается... ну, несколько ярковато. Ему доводилось это слышать, и он чувствовал, что за этими словами скрывается что-то еще. Но вот дети. Дети всегда вились вокруг Джинни. Это так важно в наши дни. Может, его жена знала то, что оставалось неизвестным другим женщинам.
Дело... «дело» сделано, подумал Тремьян. И соблюдена полная секретность, если удастся убедить в этом Берни Остермана.
Жизнь – отличная штука.
Он позвонит Джою, если Джинни с Бетти кончили болтать. Затем свяжется с Джоном и Элис. Джонни уже оторвался от своих телевизоров. Может, они все вшестером отправятся в клуб, где по воскресеньям отличный буфет.
Внезапно в памяти у него всплыла патрульная машина. Встряхнув головой, он прогнал это видение. Он перенервничал, устал, да и перепил немного. Надо признаться в этом, сказал он себе. Сегодня воскресный день, и городской совет настоял на том, чтобы полиция не спускала глаз с домов обитателей Сэддл-Уолли.
Забавно, пробормотал он. Он и не предполагал, что Кардоне вернутся так рано. Должно быть, Джою позвонили из офиса и попросили его быть в понедельник на месте. Рынок в эти дни прямо взбесился. Особенно цены на товары, по которым специализировался Джой.
Говоря по телефону, Бетти утвердительно кивнула в ответ на вопрос Джоя. Проблема с обедом решена. Буфет в самом деле неплох, пусть даже в клубе так и не выяснили секрета приготовления хорошего салата. Джой продолжал убеждать управляющего, что надо использовать салями из Генуи, а не еврейскую кошерную колбасу, но тот имеет дело с еврейским поставщиком, так что простой член клуба тут просто бессилен. Даже Джой, который, скорее всего, был самым богатым из всех. Он ведь итальянец – не католик но тем не менее итальянец – а клуб в Сэддл-Уолли лишь десять лет назад пустил в свои ряды первых итальянцев. Тогда же они согласились на присутствие в своей среде и евреев – то-то был повод для торжеств!
Именно это молчаливое неприятие – о котором никогда не говорилось вслух – и заставляло Кардоне, Таннеров и Тремьянов неизменно тащить с собой в клуб Берни и Лейлу Остерманов каждый раз, .когда они прилетали с восточного побережья. Одно можно было сказать о всех шестерых – фанатиками они никогда не были.
Странно, подумал Кардоне, положив трубку и направляясь в маленький гимнастический зал в боковой части здания, странно, что Таннеры собирают всех вместе. Правда, именно Джон и Элис Таннер познакомились с Остерма-нами в Лос-Анджелесе, когда Таннер только начинал свой путь. Теперь Джой пытался понять, догадываются ли Джон и Элис, что на самом деле связывает Берни Остермана, его и Дика Тремьяна. О характере этой связи они никогда не говорили с посторонними.
В то же время она обеспечивала такую независимость, о которой можно только мечтать; да, были и опасность, и риск, но его с Бетти все устраивало. Так же, как Тремьянов и Остерманов. -Они не раз обсуждали это между собой, анализируя и обдумывая ситуацию, и пришли к общему решению.
Должно быть, это устроило бы и Таннеров. Но Джой, Дик и Берни решили, что Джон первым должен будет проявить инициативу. Это было бы великолепно. Ему не раз намекали, но со стороны Таннера не последовало никакой реакции.
Джой закрыл тяжелую обитую дверь своего гимнастического зала, установил нужную температуру на шкале и стал одеваться. От натянул тренировочные брюки и рубашку, висевшие на металлической вешалке, и улыбнулся, увидев вышитые на фланели его инициалы. Только девушке из Честнат-хилла могло прийти в голову вышить монограмму на тренировочной рубашке.
«Д. А. К.»
«Джозеф Амбруццио Кардоне».
Джузеппе Амбруццио Кардионе. Второй из восьми детей брачного союза Анджелы и. Умберто Кардионе, некогда обитателей Сицилии, а потом южной части Филадельфии. Где они и получили гражданство. Повсюду в доме висели бесчисленные американские флаги и раскрашенные картинки девы Марии с голубоглазым и краснощеким младенцем Христом на руках.
Джузеппе Амбруццио Кардионе вырос и превратился в высокого, атлетически сложенного молодого человека, который зарекомендовал себя лучшим спортсменом старших классов Южно-филадельфийской школы за все время ее существования. Он был президентом старших классов и дважды его избирали в городской студенческий совет.
У него была возможность выбирать из самых престижных колледжей. Он предпочел Принстон, который был не так далеко от Филадельфии. Полузащитник принстонской команды сделал для своей альма матер то, что казалось невозможным. Он попал в сборную Америки – первый игрок из Принстона, которому была оказана такая честь.
Несколько благодарных выпускников прошлых лет ввели его на Уолл-стрит. Он укоротил свое имя до Кардоне, причем последняя гласная была почти неразличима. Он решил, что это придаст ему солидности. Как Кардозо. Но никого это не волновало; скоро он перестал обращать на это внимание. Рынок стремительно расширялся, достигнув пределов, при которых все, вовлеченные в него, хотели обеспечить себе надежность вкладов. Сначала он просто исправно обслуживал клиентов. Итальянский юноша, который производил самое лучшее впечатление, молодой человек, который подсказывал взволнованным нуворишам, как лучше тратить деньги; он понимал психологию этой публики, обеспокоенной своими вложениями.
И это должно было случиться.
Итальянцы – публика достаточно чувствительная. Они куда надежнее чувствуют себя, если приходится иметь дело с соплеменником. Ребята, что занимались строительством, – Костеллано, Латрони, Бателла, которые приобрели состояние в промышленности, потянулись к Кардоне. Они называли его коротко – Джой Кардоне. И Джой подсказывал им, как уклоняться от налогов, Джой обеспечивал им крупные заказы, Джой прикрывал их.
Деньги так и хлынули к нему. Благодаря друзьям Джоя доходы брокерского дома удвоились. «Уоррингтон и Беннет», член нью-йоркской фондовой биржи, стал носить название «Уоррингтон, Беннет и Кардоне». После этого было недолго и до «Беннет – Кардоне», компании с ограниченной ответственностью.
Кардоне был благодарен своим друзьям. Но по той же причине, по какой он испытывал к ним благодарность, он и слегка передергивался, если патрульная машина слишком часто показывалась вблизи его дома. Ибо несколько его друзей, а может, и больше, чем несколько, имели некоторое отношение – а может, и больше, чем некоторое, – к преступному миру.
Он кончил упражняться с весом и сел в седло велоцикла. Основательно пропотев, почувствовал себя куда лучше. Тревога, исходившая от патрульной машины, стала рассеиваться. Кроме того, девяносто девять процентов жителей Сэддл-Уолли возвращаются «после отдыха только в воскресенье. Кому доводилось слышать о людях, которые возвращаются в среду? Даже если этот день и особо отмечен в списке дел в полицейском участке, бдительный дежурный может счесть это за ошибку и переправить на воскресенье. В среду никто не возвращается. Среда – это деловой день.
Да и кому в голову может всерьез прийти идея, что Джозеф Кардоне имеет какое-то отношение к Коза Ностра? Он – живое свидетельство незыблемости этических правил. История Американского Успеха, принстонец из сборной Америки.
