Текст книги "Звонок мертвецу (сборник)"

Автор книги: Джон Ле Карре

Соавторы: Роберт Ладлэм,Микки Спиллейн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

 16

Четверг – 10.15

Когда Элис проснулась в четверг утром в четверть одиннадцатого, ее первой реакцией было желание оставаться в постели. Она слышала, как внизу о чем-то спорили ребята, и до нее доносился глуховатый, но убедительный голос отца, разрешавшего спор. Она подумала о его удивительном умении оказывать ей небольшие любезности, не говоря, уж о том, как он относился к ней. Это совсем неплохо после стольких лет замужества.

Может быть, ее муж не был столь стремителен и ярок, как Дик Тремьян, не так влиятелен, как Джой Кардоне, или не так мудр и блистателен, как Берни Остерман, но она не поменялась бы местами ни с Джинни, ни с Бетти или Лейлой ни за что на свете. Если бы даже все начать сначала, она бы все равно ждала своего Джона Таннера или просто такого, как Джон Таннер. Он был редким человеком. Хотел делить с ней все беды и радости, и в самом деле делил. Все, что выпадало им на долю. Как никто другой. Даже Берни, хотя он очень похож на Джона. Даже у Берни, по словам Лейлы, были свои маленькие тайны.

С самого начала Элис думала, что желание ее мужа постоянно быть рядом – всего лишь результат его жалости к ней. Потому что судьба ее достойна сожаления, и она прекрасно понимала это. Большая часть ее жизни до того, как она встретила Джона Таннера, прошла в скитаниях и в поисках убежища.

Ее отец, самодеятельный борец со всеми язвами мира, не мог долго оставаться на одном месте. Этакий современный Джон Браун.

Газеты постоянно называли его... психом. Лунатиком.

И, наконец, лос-анджелесская полиция убила его.

Элис помнила сообщение об этом.

«Лос-Анджелес, 10 февраля 1945 г. Джейсон Макколл, который, по утверждению властей, находился на содержании коммунистов, был застрелен сегодня на пороге своей квартиры, откуда он выбежал, размахивая предметом, смахивающим на оружие. Лос-анджелесская полиция и агенты Федерального Бюро Расследований обнаружили местопребывание Макколла после интенсивных поисков...»

Полиция Лос-Анджелеса и агенты Федерального Бюро Расследований, скорее всего, даже не потрудились рассмотреть, что оружие в руках Макколла было всего лишь

гнутым куском железа, который он называл своим «лемехом».

К счастью, судьба сжалилась над Элис, и во время убийства отца она была у своей тетки в Пасадене. Она встретилась с молодым студентом факультета журналистики Джоном Таннером на публичном расследовании смерти ее отца. Власти Лос-Анджелеса изъявили желание, чтобы слушание носило открытый характер. Они не собирались делать из жертвы мученика. Хотели устранить всякую возможность сомнений в том, что смерть Макколла была убийством.

Что, конечно, так и было.

Молодой журналист – он только что вернулся с войны – понял ситуацию и назвал вещи своими именами. И хотя его очерк ничего не изменил в судьбе семьи Макколла, он дал ему возможность сблизиться с печальной и перепуганной девушкой, которая позже стала его женой.

Элис перестала вспоминать прошлое и перекатилась на живот. Все это осталось в прошлом. И теперь она там, где хотела быть.

Несколькими минутами позже она услышала в холле чужие мужские голоса. Элис присела на постели, когда открылась дверь и вошел ее муж. Улыбнувшись, он наклонился к ней, легко поцеловал в лоб, но, несмотря на его раскованную манеру поведения, в нем чувствовалась какая-то напряженность.

– Кто там внизу? – спросила она.

– Ребята из ТВ. Они протянули новую проводку, но наружная антенна испорчена. Они хотят установить причину неисправности.

– И это значит, что мне пора вставать.

– Ничего не поделаешь. При двух здоровых мужиках в комбинезонах мне нечего делать с тобой в постели.

– Ты и сам носишь комбинезон. Забыл? В молодые годы ты сам работал на газовой станции.

– И все же вставай.

Джон в самом деле напряжен, подумала она, с трудом контролирует ситуацию, хоть и держит себя в руках. Он объявил, что, хотя четверг, как правило, у него насыщенный день, в этот четверг он останется дома.

Объяснение было очень простым. После вчерашних событий, несмотря на постоянное присутствие полиции, он просто не может оставить семью. Во всяком случае, пока все не выяснится.

Таннер взял Элис и детей с собой в клуб, где они на пару сыграли в теннис со своими соседями Дороти и Томом Скенлан. Том пользовался репутацией столь богатого человека, что неделями не утруждал себя работой.

Элис поражало стремление ее мужа обязательно выиграть. Она испытала смущение, когда он обвинил Тома в том, что тот зажилил спорный мяч на линии, и обмерла, когда его сильная подача чуть не попала Дороти в лицо.

Они выиграли сет, и Скенланы предложили еще одни. Затем пошли к бассейну, где Джон просто измучил официанта, делая заказ. Позже, днем, он заметил Макдермотта и заставил его присоединиться к ним и выпить. Макдермотт зашел в клуб, как Джон сказал жене, чтобы предупредить одного из посетителей, что его машина слишком долго стоит у счетчика.

И кроме того, Джон Таннер постоянно выбегал к телефону вне стен клуба: мог попросить принести ему аппарат прямо на столик, но не стал этого делать. Он сообщил, что передача Вудворда настолько накалила атмосферу, что он предпочел бы не обсуждать ее на людях.

Элис не поверила ему. У ее мужа было много талантов и, может быть, самым примечательным из них было его непревзойденное умение всегда сохранять спокойствие, даже в самой напряженной обстановке. И тем не менее сегодня он был чуть ли не в паническом состоянии.

Они вернулись на Орчард-драйв к восьми часам. Таннер приказал детям отправляться в постель; Элис запротестовала.

– Я сама их уложу, – твердо сказала она. Затащив мужа в гостиную, она взяла его за руку. – Ты потерял способность логически рассуждать, мой дорогой. Я знаю, как ты себя чувствуешь. Мне тоже не по себе, но ты весь день рявкаешь какие-то указания. Делай то! Делай се! Это на тебя не похоже.

Таннер припомнил Фассета. Он должен оставаться спокойным и совершенно естественным. Даже с Элис.

– Прости. Я полагаю, что сказывается замедленная реакция. Но ты права. Извини меня.

– Сказано и забыто,—докончила она, по сути, не очень-то принимая его поспешные извинения. – Все это было довольно странно, но теперь все позади. Все кончено.

О, Господи, подумал Таннер. Он молил Бога, чтобы все обошлось так просто.

– Все кончено, а я вел себя как ребенок и хотел бы, чтобы моя жена сказала, как она любит меня, перед тем как мы выпьем с ней на пару и отправимся в постель. – Он легко поцеловал ее в губы. – И это, мадам, лучшая идея из тех, что пришли мне за день.

– Тебе потребовалось много времени, чтобы прийти к ней, – сказала она, улыбаясь. – Но мне нужно еще несколько минут. Я обещала Джаннет почитать ей сказку.

– Что ты собираешься читать ей?

– «Красавица и Чудовище». – Она осторожно высвободилась из его рук, коснувшись пальцами лица Джона. – Дай мне минут десять – пятнадцать.

Таннер смотрел ей вслед, когда она через холл шла к лестнице. Ей так много досталось в жизни, а теперь еще и это. Теперь еще и «Омега».

Он посмотрел на часы. Было двадцать минут девятого, и Элис будет наверху самое малое минут десять, а может, и вдвое дольше. Он решил позвонить Фассету в мотель.

Больше он не будет вести с ним привычные разговоры. Никаких больше неукоснительных инструкций, никаких поучений. Заканчивается третий день; третий день, с тех пор как начали обкладывать подозреваемых членов «Омеги».

Джону Таннеру были нужны детали. У него есть на них право.

Фассет встревожился, услышав прямые и точные вопросы директора службы новостей.

– У меня нет времени звонить вам всякий раз, как только кто-то переходит улицу.

– Я хочу получить ответы на свои вопросы. Завтра начинается уикенд, и если вы хотите, чтобы я справился, то должны рассказать мне, что происходит. Где они сейчас? Какова была их реакция? Я обязан знать.

Несколько секунд длилось молчание. Когда Фассет заговорил, его голос звучал устало.

– Ну, ладно... Прошлой ночью Тремьян оставался в Нью-Йорке. Я говорил вам об этом, помните? В «Билтморе» он встретил человека по имени Таунсенд. Это известный биржевик из Цюриха. Кардоне с женой сегодня отправился в Филадельфию. Он посетил свою семью в Честнат-Хилл и вернулся в Бала-Синвуд для встречи с человеком, известным как обладатель высокого поста в мафии-капо. Час назад Кардоне вернулись в Седдл-Уолли. Остерманы в «Плазе». У них был поздний обед с парой по фамилии Бронсон. Они дружат уже несколько лет. Кстати, эта пара тоже проходит в качестве подозреваемых по списку Генерального прокурора.

Фассет умолк и стал ждать ответа Таннера.

– И они не встречались друг с другом? Не перезванивались? Не строили никаких планов? Я хочу знать правду!

– Если они и могли звонить друг другу, то по телефонам, которые мы не прослушиваем. Это означает, что они должны были несколько раз прибегать к услугам платных автоматов, чего мы не наблюдали. Они не встречались – мы следили за ними. Возможно, у них и есть планы, но только свои, личные, они не скоординированы... Из этого мы и исходим. Вот все, что у нас есть.

– Значит, они не вступали ни в какие контакты друг с другом.

– Совершенно верно. Мы того же мнения.

– Но это не то, чего вы ждали. Вы говорили, что они в панике.

– Думаю, все обстоит именно так. Наши предположения оказались правильными.

– Что это, черт возьми, означает?

– Вдумайтесь, одна пара спешит встретиться с влиятельным мафиози; другая обедает с мужем и женой, которые такие же фанатики, как сами члены Политбюро. А юрист неожиданно сталкивается с международным авантюристом из Цюриха. Это и есть паника. У КГБ много щупальцев, и все они сейчас пришли в движение. Нам остается только выжидать.

– Не так легко уже вторые сутки находиться в таком положении.

– Старайтесь держаться естественно, и вскоре убедитесь, что действовать на двух уровнях общения не так сложно. Если вы даже не сумеете полностью контролировать себя, никакая опасность вам в любом случае не угрожает. Будьте раскованны. Делайте и говорите все, что придет в голову. Смелее!

– И вы считаете, я смогу их убедить?

– У них нет выбора. У вас же репутация репортера-расследователя, так должен ли я объяснять, что расследование заканчивается, когда субъекты приходят в непосредственное соприкосновение. Это же старое правило.

– И я должен буду, помимо своей воли, сыграть роль катализатора?

– Так было бы лучше всего. Ведите себя непосредственно, и все получится как надо.

Таннер закурил. Больше он не мог спорить с джи-меном. Его логика убеждала, и теперь безопасность и спокойствие Элис и детей были в руках этого холодного профессионала.

– Хорошо, я встречу их как любимых братьев и сестер,

– Так и действуйте. Если вы в самом деле способны на это, то позвоните им с утра и повторите приглашение. Кроме Остерманов, разумеется. Как вы обычно делаете... Й помните, что мы рядом. Самое сложное оборудование, изготовленное самыми крупными корпорациями, задействовано в вашем доме. Даже самое мелкое и незначительное оружие, вроде трехдюймового бритвенного лезвия, будет тут же выявлено. А если у кого-то окажется четырехдюймовый револьвер, вас через минуту уже не будет в доме.

Положив трубку, Таннер глубоко затянулся. Сняв руку с телефонного аппарата, он почувствовал, что находится в свободном падении. Это было странно и неудобно – ощущение полного одиночества.

Его благополучие теперь полностью зависело от человека по имени Фассет. Джон был целиком в его власти.

 Часть третья
Уикенд

 17

Такси подъехало к дому Таннера. Собачка Джона, мохнатый уэлш-терьер, взлаивая, носился взад и вперед по дорожке, всем своим видом давая понять, как он рад долгожданным гостям. На лужайку выбежала и Джаннет. Открылась дверца такси: из машины появились Остерманы. У обоих в руках были завернутые пакеты с подарками. Водитель вытащил и большую сумку.

Таннер смотрел на них из дома: Берни был в дорогом пиджаке стиля «Палм-Бич» и в голубых брюках; Лейла в белом костюмчике с золотой цепочкой на поясе, юбка была обрезана значительно выше колен, а широкополая мягкая шляпа прикрывала левую сторону лица. Она представляла собой олицетворение успехов и здорового образа жизни Калифорнии. Но и во внешнем облике, и в поведении Берни и Лейлы была некоторая искусственность: большие деньги пришли к ним лет девять тому назад.

Или их успехи были всего лишь фасадом, пытался понять Таннер, наблюдая за парой, которая сейчас обнималась с его дочерью. Или же они в самом деле годы и годы обитали в мире, в котором рукописи и съемки были для них всего лишь вторичным занятием – отличной крышей, как сказал бы Фассет?

Таннер посмотрел на часы. Было две минуты шестого. Остерманы прибыли довольно рано – в соответствии со своим собственным расписанием. Может быть, это было их первой ошибкой. Или, возможно, они не ожидали увидеть его дома. Он обычно оставлял кабинет пораньше, когда приезжали Остерманы, но в любом случае он не мог быть дома раньше половины шестого. В письме Лейлы прямо говорилось, что их самолет из Лос-Анджелеса приземляется в аэропорту Кеннеди около пяти. Задержка прибытия была нормальным явлением. Но невозможно было себе представить, что они прилетели раньше назначенного срока.

У них, должно быть, есть объяснение. Интересно, упомянут ли они его?

– Джонни! Ради Бога! Мне показалось, что я слышала лай! Это же Берни с Лейлой приехали! Чего же ты стоишь тут? – Элис вышла из кухни.

– О, прости... Я хотел дать Джаннет возможность пообниматься с ними.

– Иди же встречай их, глупыш. Я только включу духовку. – Таннер направился к входной двери, а его жена кинулась на кухню. И, взявшись за медную ручку, он понял, как чувствует себя актер перед выходом на сцену в трудной роли. Неуверенным – совершенно неуверенным – несмотря на все репетиции.

Облизав губы, он вытер лоб тыльной стороной ладони. Наконец, решившись, повернул ручку и толчком открыл дверь. Другой рукой он распахнул вторую створку и сделал шаг навстречу гостям.

Уикенд Остерманов начался.

– Привет, шрайбер[3]3
  Писатель (нем.).


[Закрыть]! – крикнул он с широкой улыбкой. Это было их обычным приветствием; Берни даже считал его весьма почетным.

– Джонни!

– Привет, дорогой!

Стоя на расстоянии тридцати ярдов, они орали друг другу и обменивались широкими улыбками. Но даже с этого расстояния Джон Таннер видел, что глаза у них не улыбаются. Они внимательно изучали его – бегло, но безошибочно. На какую-то долю секунды Берни прекратил улыбаться и застыл без движения.

Это длилось всего лишь мгновение. Словно они заключили между собой молчаливое соглашение не касаться невысказанных мыслей.

– Джонни, я ужасно рада видеть тебя. – К нему через лужайку бежала Лейла.

Джон Таннер позволил Лейле обнять себя и почувствовал, что отвечает ей с большим энтузиазмом, чем мог предполагать. Он понимал, в чем дело. Он выдержал испытание – первые секунды встречи с Остерманами лицом к лицу. Он начал догадываться, что Фассет, кроме всего прочего, был прав и в этом. Может, ему и удастся вынести все это.

Делайте то, что вы обычно делаете; ведите себя, как вы обычно ведете. И не думайте больше ни о чем.

– Джон, ты выглядишь великолепно, ну просто великолепно, парень!

– Где же Элис, моя радость? – спросила Лейла, наконец отступая в сторону, так что Берни мог теперь обнять Таннера своими длинными тонкими руками.

– В доме, возится с кастрюлями. Входите же! Давай я возьму багаж... Нет, Джаннет, моя милая, тебе не стоит поднимать сумку дяди Берни.

– Не понимаю, почему бы и нет, – засмеялся Берни. – Она вся набита только полотенцами из «Плазы».

– «Плазы»? – Таннер не мог сдержаться. – Я думал, вы только что прилетели.

Остерман глянул на него.

– Ну да. Мы прилетели пару дней назад. Я расскажу тебе, в чем дело.

Как ни странно, все было как в добрые старые времена, и Таннер удивлялся самому себе, осознав, что он принимает эту ситуацию. По-прежнему они испытывали чуть ли не физическое облегчение, видя друг друга и зная, что ни время, ни расстояния не властны над их дружбой. По-прежнему присутствовало ощущение, что они могут свободно болтать о чем угодно, рассказывать анекдоты и возвращаться к историям, начало которым было положено месяц назад. Рядом с ним сидел все тот же Берни – мягкий, чувствительный, отзывчивый Берии со своими спокойными, но точными и исчерпывающими. комментариями. Замечания его были довольно язвительны, но он как-то ухитрялся никого не унижать; Берни посмеивался над собой столь же охотно, как и над своим профессиональным миром, потому что это был его мир.

Таннер вспомнил слова Фассета: «...Действовать на двух уровнях общения не так сложно. Так всегда бывает».

И снова Фассет оказался прав... Слово – ответ; слово – ответ.

Наблюдая за Берни, Таннер поразился тому, что Лейла все время переводила глаза с мужа на него. Один раз он поймал ее взгляд, и она тут же опустила глаза, как ребенок, застигнутый за шалостью.

В кабинете зазвонил телефон. От звука его вздрогнули все, кроме Элис. На столике рядом с диваном стоял еще один аппарат, но Джон не обратил на него внимания, когда мимо Остерманов пошел в кабинет.

– Я поговорю оттуда. Скорее всего, звонят с телестанции.

Входя в помещение, он услышал, как Лейла, понизив голос, обратилась к Элис.

– Дорогая, Джон кажется таким напряженным. Что-то случилось? Конечно, Берни так тянет предложения, что никто и слова вставить не может.

– Можно понять, почему он в таком состоянии! Видели бы вы его вчера!

Телефон снова зазвонил; Таннер понимал, что обратит на себя внимание, если даст ему звонить и дальше. И все же ему ужасно хотелось дослушать, как Остерман отреагирует на историю Элис о том ужасе, который ей довелось пережить в среду.

Он нашел компромиссное решение. Сняв трубку с рычага, он положил ее на столик и несколько секунд прислушивался к разговору.

Кое-что он уловил. Берни и Лейла слишком быстро отреагировали на слова Элис, словно заранее предугадывали, что сейчас услышат. Они начали задавать вопросы еще до того, как она окончила предложение! Они что-то знали.

– Алло? Алло! Алло, алло? – встревоженный голос на другом конце линии принадлежал Джою Кардоне.

– Джой? Прости, я уронил трубку...

– Я не слышал, чтобы она падала.

– У меня тут очень мягкий и очень дорогой ковер.

– Где? В твоем кабинете, где паркетный пол?

– Ну, ладно, Джой, брось.

– Прости... В городе сейчас до омерзения жарко, и все торги пошли к черту.

– Оно и к лучшему. Теперь у тебя голос, как у того веселого парня, которому мы всегда рады.

– Ты хочешь сказать, что все уже на месте?

– Нет. Только Берни и Лейла.

– Они ранние пташки. А я думал, что самолет прибывает только в пять.

– Они прилетели несколько дней назад.

Кардоне начал было что-то говорить и резко остановился. Казалось, он старается перевести дыхание.

– Странно, что они не позвонили. То есть я хочу сказать, они, наверно, не могли связаться со мной. Они были у тебя?

– Нет. Полагаю, у них были какие-то дела.

– Конечно, но... – И снова Кардоне остановился на полуфразе. Таннер пытался представить, что дают Джою эти паузы: он должен наконец уяснить себе, что значит отказ Берни и Лейлы встретиться и переговорить с ним.

– Берни, скорее всего, расскажет нам, что у него за проблемы.

– Ага, – сказал Кардоне, но было ясно, что он не слышал этих слов. – В общем-то я хотел только сказать тебе, что мы запоздаем. Я быстренько залезу под душ, и мы отправляемся к вам.

– До встречи! – Удивляясь собственному спокойствию, Таннер повесил трубку. Похоже, что он контролировал ход разговора. Контролировал его. Ему пришлось так вести себя. Кардоне явно нервничал и звонил, конечно, не для того, чтобы сообщить, что, мол, запаздывает. Начать хотя бы с того, что он отнюдь не запаздывал.

Кардоне звонил убедиться, явились ли остальные. Или едут ли они.

Вернувшись в гостиную, Таннер сел на свое место.

– Дорогой! Элис только что рассказала нам! Чудовищно! Это просто ужасно!

– Боже мой, Джон! До чего неприятное испытание! Так полиция считает, что это было ограбление?

– Это же утверждает и «Нью-Йорк тайме». Так что предположение обрело официальный статус.

– Я ничего не видел в «Нью-Йорк тайме», – твердо сказал Берни.

– Было всего несколько строчек на последних страницах. На следующей неделе местная пресса выдаст нам целую первую полосу.

– Никогда не доводилось слышать о подобном ограблении, – сказала Лейла. – И не могла себе даже представить, честное слово, не могла.

Берни посмотрел на нее.

– В самом деле, очень ловко сработано. Не оставлено никаких следов, никому не причинено вреда.

– Но вот что я не могу понять – почему они не оставили нас в гараже? – Элис повернулась к мужу. На этот вопрос он и сам не мог толком ответить.

– Полиция выяснила, почему они так поступили? – спросил Берни.

– Они сказали, что нас одурманили слабо действующим газом. Грабители не хотели, чтобы Элис или дети увидели их. Очень профессионально.

– Просто жутко, – сказала Лейла. – Как дети перенесли все это?

– Рей обрел у соседей славу героя, – сказала Элис. – А Джаннет так толком и не поняла, что произошло.

– Кстати, а где Рей? – Берни показал на пакеты в холле. – Я надеюсь, он еще не вырос настолько, чтобы не интересоваться авиамоделированием. У меня тут такая штука с дистанционным управлением!

– Ему она понравится, – сказала Элис. – Я думаю, он в подвале.

– Нет, он на улице. В бассейне. – Таннер заметил, что его резкое замечание, когда он прервал Элис, заставило Берни взглянуть на него. Даже Элис не могла скрыть, что удивлена его грубоватостью.

Ну и пусть, подумал Таннер. Пусть все они видят, что отец каждую секунду думает о том, где находятся его дети.

Снова начала лаять собака перед домом; послышался шум подъезжающего автомобиля.

– Это Дик с Джинни. А Рей не в бассейне, – добавила она, улыбнувшись Джону. – Он уже встречает гостей и здоровается с ними.

– Похоже, он мог слышать подъезжающую машину, – ни к селу ни к городу добавила Лейла.

Таннер подумал, зачем она сделала это замечание, словно защищая его. Подойдя к парадным дверям, он распахнул их.

– Заходи, сынок. Тут кое-кто из твоих друзей.

У мальчика загорелись глаза, когда он увидел Остерманов. Они никогда не приезжали с пустыми руками.

– Здравствуйте, тетя Лейла. О, дядя Берни! – Двенадцатилетний Реймонд Таннер высвободился из объятий Лейлы и, стесняясь, по-мужски пожал руку Берни.

– Мы тебе привезли кое-какую безделицу. В сущности, это сделал твой приятель Мерв. – Берни пересек холл и поднял пакет. – Надеюсь, его содержимое тебе понравится.

– Большое спасибо. – Мальчик схватил подарок и убежал в столовую разворачивать обертку.

Демонстрируя свою холодноватую чувственность, показалась Вирджиния Тремьян. Она была одета в рубашку мужского покроя с разноцветными полосками и в узкую юбку цвета хаки, которая подчеркивала каждое движение ее тела. В Сэддл-Уолли были женщины, которые терпеть ее не могли, но Джинни не бывала в их обществе. Она была хорошим другом.

– Я сообщила Дику, что ты звонил в среду, – сказала она Таннеру, – но он говорит, что тебе так и не удалось бы дозвониться до него. Бедного ягненочка просто загнали в конференц-зал, набитый какими-то ужасными дельцами из Цинциннати, или Кливленда, или откуда-то еще... Лейла, дорогая! Берни, любовь моя! – Джинни клюнула Таннера в щеку и протанцевала мимо него.

Вошел Ричард Тремьян. Он не сводил глаз с Таннера, и было видно, что представшее перед ним зрелище обрадовало его.

Таннер, с другой стороны, почувствовал этот взгляд и излишне быстро повернул голову в его сторону. Тремьян не успел отвести глаза. И журналисту показалось, что такие должны быть глаза у врача, когда он изучает историю болезни.

На какую-то долю секунды между двумя мужчинами невольно возникло молчаливое напряжение. Оно тут же исчезло, как это произошло несколько раньше с Остерманом. Оба сделали вид, что ничего не случилось.

– Эй, Джон! Прости, что до меня не дошел твой звонок. Джинни говорила, что речь идет о каком-то юридическом совете.

– Я думал, что ты мог бы прочитать об этом.

– Что ты имеешь в виду, ради Бога?

– В нью-йоркских газетах мы не удостоились разворота, но подожди, пока ты прочтешь наш еженедельник. Мы станем знаменитостями.

– О чем ты, черт побери, толкуешь?

– В среду нас ограбили. Ограбили, похитили, одурманили хлороформом и Бог знает, чем еще!

– Ты шутишь!

– Черта с два! – Остерман появился в холле. – Как дела, Дик?

– Берни! Как поживаешь, старина? – Оба обменялись рукопожатием, но было видно, что Тремьян не может отвлечься от Джона Таннера.

– Ты слышал, что он говорит? Ты слышал такое? Ради Бога, что же случилось? Я до вторника торчал в городе. Не было времени даже заехать домой.

– Мы все тебе расскажем позже. Давайте я приготовлю вам выпить.

Таннер поспешно отошел от них. Он не мог ошибиться в оценке реакции Тремьяна. Юрист был не только потрясен услышанным, но и просто перепуган. Со вторника на него свалилось столько событий, что он не мог разобраться в них.

Сбив коктейли для Тремьянов, Таннер вышел на кухню и сквозь просветы между деревьями посмотрел в сторону бассейна. Хотя никого не было видно, он знал, что там полно народу. С биноклями, рациями, возможно, с маленькими приемниками, записывающими каждое слово, сказанное в любом из уголков его дома.

– Эй, Джон, меня ты не проведешь! – Тремьян вошел на кухню. – Клянусь Богом, я ничего об этом не знал. Со среды то есть. Какого черта ты не дозвонился до меня?

– Я пытался. Я даже звонил в Лонг-Айленд. Кажется, в Ойстер-бей.

– Вот черт! Знаешь, что я думаю? Ты или Элис должны были все передать Джинни. И не сомневайся, я бы удрал с конференции.

– Теперь все позади. Вот твоя выпивка. – Тремьян поднес стакан к губам.

– Но ты же не можешь оставлять все как есть. Почему ты сразу же не позвонил мне?

Таннер не был готов ответить на этот вопрос и лишь тупо уставился на него.

– Я... мне не понравилось, как полиция взялась за дело.

– Полиция? Этот толстомордый Маккалиф?

– Я не говорил с капитаном Маккалифом.

– Ты оставил заявление?

– Да... да, оставил. Дженкинсу и Макдермотту.

– А куда, черт побери, провалился этот старый законник?

– Не знаю. Его здесь не было.

– О’кей, значит, Мака здесь не было. Ты говоришь, что делом занимались Дженкинс и Макдермотт. Элис рассказала мне, что они были единственными, кто нашел тебя...

– Да. И я был жутко зол.

– Почему?

– Просто мне не понравилось, как они взялись за дело. По крайней мере, тогда. Сейчас я уже остыл. А когда я пытался созвониться с тобой, у меня буквально земля горела под ногами.

– Что ты имеешь в виду? Полиция небрежно работала? Ущемляла твои права? Что именно?

– Да не знаю, Дик! Я просто был в панике, вот и все. И в таком состоянии нужен адвокат.

– Я не адвокат. Дай-ка выпить. – Тремьян поймал взгляд Таннера. Тот мигнул, как заигравшийся мальчишка.

– Но теперь все позади. Идем в дом.

– Может, нам придется позже обсудить подробнее? Может, выявятся какие-то детали, которых я пока не знаю?

Таннер пожал плечами, понимая, что позже Дику вряд ли захочется говорить с ним. Тремьян был явно напуган, и в этом состоянии не срабатывал профессиональный инстинкт все проверять. Когда они выходили из кухни, у Таннера было ощущение, что Тремьян сказал правду хотя бы об одной детали среды. Его здесь не было.

Но знал ли он, кто тут был?

Было уже шесть, но Кардоне так пока и не появились. Никто не задавал вопросов по этому поводу; время летело быстро, и если кого-то и волновало отсутствие третьей пары, он умело это скрывал. Через десять минут, посмотрев в окно, Таннер увидел, что мимо дома медленно проезжает машина. Это было такси Сэддл-Уолли, и лучи заходящего солнца отражались на эмалевой глади кузова. В заднем окне машины он увидел мелькнувшее лицо Джоя Кардоне. Тот хотел убедиться, что все гости на месте.

Через сорок пять минут к дому подрулил черный «кадиллак» Кардоне. Когда они вошли в гостиную, было видно, что Джой уже немного выпил. Это бросалось в глаза, потому что Джой, как правило, не злоупотреблял выпивкой, но сейчас он говорил несколько громче, чем обычно.

– Берни! Лейла! Приветствую вас в сердце восточной цивилизации!

Бетти Кардоне, высокая и стройная, типичная «Бетти из англиканского прихода», с тем же энтузиазмом, что и муж, по очереди обнялась со всеми присутствующими.

– Бетти, ты восхитительно выглядишь! – сказала Лейла.– А Джой, Боже мой, Джой! Ну каким образом человек может быть таким здоровым?.. Берни пристроил гимнастический зал, но ты посмотри, что мне досталось!

– Не обижай моего Берни! – сказал Джой, обнимая Остермана за плечи.

– Вот ты ей все и объясни, Джой. – Берни повернулся к жене Кардоне и спросил, как поживают дети.

Таннер, направившись на кухню, столкнулся в холле с Элис. Она несла блюдо с тарталетками.

– Все готово. Можем сесть за стол, как только захотим, так что я немного передохну. Принеси мне выпить, хорошо, дорогой?

– Конечно. Приехали Джой с Бетти.

Элис засмеялась.

– Так я и думала... В чем дело, дорогой? Ты как-то странно выглядишь.

– Нет, ничего. Просто я подумал, что мне надо было бы позвонить на студию.

Элис посмотрела на мужа.

– Прошу тебя... Теперь все собрались. Наши лучшие друзья. И давай будем веселиться. Я прошу тебя, Джонни, давай забудем о среде.

Таннер наклонился через поднос и поцеловал ее.

– Ты все драматизируешь, – сказал он, вспомнив предостережение Фассета. – Мне в самом деле надо звякнуть на студию.

Оказавшись на кухне, Таннер опять подошел к окну. Было несколько минут восьмого, и солнце уже опустилось за высокие вершины деревьев ближайшей рощи. Через лужайку заднего двора и бассейн протянулись тени. И в них крылись люди Фассета.

Это было самым главным.

Потому что, как сказала Элис, теперь все собрались. Их лучшие друзья.

Кэрри – приправа к дюжине других закусок, была коронным блюдом Элис. Женщины наперебой задавали обычные вопросы, и Элис, делясь кулинарными секретами, чувствовала себя на высоте. Мужчины затеяли привычный спор о сравнительных достоинствах тех или иных бейсбольных команд, и между делом Берни рассказывал юмористические и необычные истории о работе голливудского телевидения.

Пока женщины убирали посуду, Тремьяну представилась возможность задать Таннеру несколько настойчивых вопросов относительно ограбления.

– Так что же, черт возьми, было в прошлую среду? Поделись с нами. Что-то мне не верится, что это было обыкновенное ограбление со взломом.

– Почему? – спросил Таннер.

– Оно не имело смысла. В таких случаях никто не пускает в ход одурманивающий газ, – добавил Кардоне. —

Могут оглушить, заткнуть рот, выстрелить, в конце концов. Но только не газ.

– Ценная мысль. Но я все же предпочитаю безвредный газ, чем дубинкой по голове.