Текст книги "Звонок мертвецу (сборник)"
Автор книги: Джон Ле Карре
Соавторы: Роберт Ладлэм,Микки Спиллейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Джонни, – понизив голос, Остерман оглянулся в сторону столовой. Из кухни вышла Бетти и, начав собирать оставшиеся тарелки, улыбнулась им. Остерман улыбнулся в ответ. – Ты прикидывал, кто может быть в числе твоих врагов?
– Думаю, что в той или иной мере они всегда у меня есть..
– Я имею в виду нечто, смахивающее на историю с Сан-Диего.
Джой Кардоне внимательно наблюдал за Остерманом, ловя каждое его слово. В Сан-Диего оперировала мафия.
– Нет, насколько мне известно. Мои ребята копают в разных местах, но пока ничего подобного не попадалось. По крайней мере, я так думаю. Большинство моих лучших работников в свободном поиске... Ты пытаешься связать происшествие в среду с какими-то моими рабочими делами?
– Разве тебе ото не приходило в голову? – спросил Тремьян.
– Да нет, черт возьми! Я профессиональный журналист. Разве вы испытываете беспокойство, разбираясь с каким-нибудь казусным делом?
– Иногда бывает.
– Я читал о том твоем шоу в прошлое воскресенье. – Кардоне расположился на диване рядом с Тремьяном. – У Ральфа Аштона много влиятельных друзей.
– Это сумасшествие.
– Не обязательно. – Кардоне с трудом выговорил последнее слово. – Я встречал его. Он довольно мстительная личность.
– Но он не сумасшедший, – вмешался Остерман. – Нет, об этом не может быть и речи.
– Что еще, кроме грабежа, могло тут быть? – Таннер постарался охватить взглядом лица всех троих, сидящих перед ним.
– Потому что, черт побери, в этой краже есть что-то неестественное! – воскликнул Кардоне.
– Ну? – Тремьян посмотрел на сидящего рядом с ним Кардоне. – Неужто ты такой специалист по ограблениям?
– Не больше, чем ты, советник, – парировал Джой.
18Уикенд начался как-то натужно и неестественно; Элис чувствовала это. Может, дело в том, что голоса были громче, чем обычно, смех более подчеркнутым.
Обычно с появлением Берни и Лейлы, когда начинались расспросы о домашних делах, все, как всегда, успокаивались. Разговоры о детях и их проделках, о службе, о принимаемых решениях – на это ушли первые несколько часов. Джон называл такое времяпрепровождение синдромом Остермана. Берни и Лейла буквально втягивали их в разговор, заставляя выкладывать все, что на сердце.
Тем не менее никто по своей воле не затрагивал чисто личных дел. Никто не касался жизненно важных проблем, которые остались в прошлом у каждого из них, – если не считать, конечно, ужасного происшествия в среду днем.
С другой стороны, Элис не переставала думать о своем муже, пытаясь понять, почему он приехал домой из офиса, почему он так возбужден в последнее время, почему со среды он так странно ведет себя. Но, может быть, это просто ее мнительность.
Женщины присоединились к своим мужьям, и Элис отбросила свои предположения. Дети уже пошли спать. Она не могла больше слушать разговоры Бетти или Джинни о своих горничных. Она может позволить себе прислугу! Они же могут позволить себе прислугу! Но у нес никогда не было прислуги!
Горничные были у ее отца. Он называл их «последовательницами». «Последовательницы» убирали дом, готовили, ходили за покупками и...
Ее мать называла их «горничными».
Элис постаралась выкинуть из головы все эти мысли и огляделась в поисках своего бокала с напитком. Склонившись над раковиной, она ополоснула лицо холодной водой. В дверях кухни показался Джой Кардоне.
– Босс сказал мне, что если я хочу выпить, то могу сам себе налить. Не говори мне, где что стоит. Я бывал тут и раньше.
– Тогда берись за дело, Джой. Ты нашел все, что тебе нужно?
– Еще бы. Прекрасный джин, великолепный тоник... Эй, в чем дело? Ты что, плакала?
– С чего бы мне плакать? Я просто помыла лицо.
– У тебя щеки еще мокрые.
– Так всегда бывает от воды.
Джой поставил бутылку с тоником и присмотрелся к ней.
– У вас с Джонни какие-то неприятности?.. Эта история в среду... О’кей, Джонни рассказывал, что это было какое-то дикое, несообразное ограбление... но если тут есть что-то еще, дай мне знать, идет? Я хочу сказать, что, если он затеял опасные игры с крупной рыбой, ты не держи это в тайне от меня, ладно?
– С крупной рыбой?
– Ростовщики. У меня есть клиенты в его телекомпании. Даже держатели акций... Вы с Джонни живете совсем неплохо, но шестьдесят тысяч долларов, которые остаются после уплаты налогов – это ведь не так много.
У Элис Таннер перехватило дыхание.
– Джон отлично справляется!
– Все относительно. Мне кажется, что Джон попал в какую-то заваруху. Он не может сам с ней справиться и не хочет нарушать покой своего маленького королевства в поисках чего-то лучшего. Но это ваши с ним дела. Просто я хочу, чтобы ты передала ему от меня... я его друг. Его хороший друг. И я чист. Абсолютно чист. И если что-то понадобится, скажи ему, чтобы он позвонил мне, хорошо?
– Джой, я тронута. В самом деле. Но я не думаю, что в этом есть необходимость. Ей-Богу, не думаю.
– Но ты скажешь ему?
– Скажи ему сам. У нас с Джоном есть неписаное соглашение. Мы больше не обсуждаем его заработную плату. Но, откровенно говоря, я согласна с тобой.
– Значит, у вас возникли проблемы.
– Ты не совсем точен. То, что может быть проблемой для тебя, не является таковой для нас.
– Надеюсь, что ты права. И все же скажи ему. – Кардоне торопливо подошел к бару и взял свой стакан. Прежде чем Элис успела что-то сказать, он вернулся обратно в гостиную.
Джой что-то говорил ей, но она ничего не поняла.
– Никто не давал права ни тебе, ни любому другому работнику средств массовой информации считать себя непогрешимым хранителем истины! Меня мутит, я устал от всего этого! Я живу с этим каждый день. – Не скрывая своего гнева, Тремьян стоял перед камином.
– Конечно, о непогрешимости не может быть и речи, – ответил Таннер. – Но никто не давал судам право мешать нам искать информацию и предельно объективно подавать ее.
– Если эта информация построена на предубеждении к какому-то лицу или к его противнику, вы не имеете права выносить ее на всеобщее обозрение. Если она носит фактический характер, она должна быть представлена суду. Остается только дождаться его решения.
– Эго невозможно, и ты это знаешь.
Помолчав, Тремьян слегка улыбнулся и вздохнул.
– Конечно, знаю. Если быть реалистом, то объективного решения тут нет.
– А ты уверен, что вообще хочешь найти его? – спросил Таннер.
– Конечно.
– Почему? Сегодня у тебя все преимущества. Если решение в твою пользу, ты победил. Если ты проиграл, то можешь объявить, что суд подкуплен продажной прессой и подать апелляцию.
– Апелляция в редких случаях приносит успех, – сказа Бернард Остерман, сидящий на ковре рядом с диваном. – Даже мне это известно. Да, она привлекает внимание, но редко увенчивается успехом.
– Апелляция стоит денег, – добавил Тремьян, пожимая плечами. – И можно впустую потерять массу времени.
– Вот и заставь прессу сдерживаться, когда вокруг все пахнет жареным. Ничего нет проще. – Джой допил свой бокал и подчеркнуто значительно посмотрел на Таннера.
– Это далеко не так просто, – сказала Лейла, сидящая в кресле напротив дивана. – Таким образом выносится какое-то решение. Кто определит пределы этой сдержанности? Вот что Дик имеет в виду. Тут невозможно подобрать четких определений.
– Бог простит меня, если я рискну возразить своему мужу. – При этих словах Вирджиния засмеялась. – Я думаю, иметь информированное общество столь же важно, как и неподкупный суд. Может, они тесно связаны между собой. Так что я на твоей стороне, Джон.
– И снова возникает необходимость в решениях, – сказал ее муж. – Пока это только мнение. Кто поставляет информацию и кто ее истолковывает?
– Это верно, – рассеянно сказала Бетти. Она наблюдала за своим мужем. Он слишком много пил.
– Что значит верно? Почему верно?.. Давайте представим себе гипотетическую ситуацию. Между Джоном и мною. Скажем, я полгода работал над деталями сложной сделки. Как юрист, соблюдающий этические правила, я имею дело с клиентами, которым доверяю; приходится сводить воедино множество различных компаний, чтобы сохранить рабочие места, а фирмы, которые стоят на краю банкротства, получают новую жизнь. И вдруг появляются несколько человек, которые считают себя обиженными – хотя, может быть, дело в их собственной некомпетентности, – и начинают кричать о нарушениях. Допустим, они встречаются с Джоном и начинают вопить: «Подлость!» И лишь потому, что они выглядят – подчеркиваю, всего лишь выглядят – загнанными и затравленными, Джон уделяет их делу одну минуту, всего лишь одну минуту эфирного времени по всей стране. И тут же к моему делу начинают относиться с предубеждением. И не пытайтесь уверять меня, что суд не поддастся мнению масс-медиа. Одна минута может перевесить шесть месяцев.
– И ты думаешь, что я могу пойти на такое? Ты считаешь, что любой из нас сможет?
– Вам нужны только материалы. Вам вечно нужны материалы! И наступает время, когда вы перестаете что-либо понимать! – Тремьян все повышал голос, и теперь почти кричал. Вирджиния встала.
– Наш Джон не имеет к этому отношения, дорогой... Я пойду сделаю себе еще чашку кофе.
– Я сама сварю, – сказала Элис, вскакивая с дивана. Она смотрела на Тремьяна, удивляясь его внезапной горячности.
– Не будь идиотом, – бросила Джинни, выходя в холл.
– Я бы выпил. – Кардоне протянул стакан, ожидая, что кто-то возьмет его.
– О, конечно, Джой. – Таннер взял стакан. – Джин с тоником?
– Это я пил.
– И слишком много, – добавила его жена.
Таннер прошел на кухню и стал готовить напиток Кардоне. Джинни стояла у плиты.
– Я разогрела микроволновую, а то газовые горелки вышли из строя.
– Спасибо.
– У меня вечно те же самые проблемы. Проклятые горелки отключаются, и кофе остается холодным.
Хмыкнув, Таннер налил тоника. Затем, вспомнив, что Джинни ждет его реакции, он неохотно пробурчал:
– Я говорил Элис купить электрическую плиту, а она все отказывается.
– Джон?
– Да.
– Прекрасная ночь. Почему бы нам не искупаться?
– Конечно. Прекрасная идея. Я сейчас пущу в бассейн проточную воду. Вот только отнесу это Джою. – Таннер вернулся в гостиную как раз, чтобы услышать увертюру к «Тангейзеру». Элис рассматривала альбом «Вчерашние хиты».
Его, как обычно, встретили дружным смехом.
– Вот тебе, Джой. Кто-нибудь хочет еще что-нибудь?
Раздался хор голосов – «нет, спасибо». Встав, Бетти оказалась лицом к Дику, расположившемуся около вешалки. Таннер подумал, что они смотрят друг на друга, словно продолжают спор. Элис у стереопроигрывателя показывала Берни оборотную сторону альбома хитов; Лейла Остерман сидела напротив Кардоне, глядя, как он тянет свой джин с тоником, и не скрывая раздражения оттого, что он слишком быстро напивается.
– Мы с Джинни пойдем прогоним воду в бассейне. А потом поплаваем, хорошо? Надеюсь, все вы захватили купальные принадлежности, но на всякий случай их целая куча в гараже.
Дик посмотрел на Таннера. Странный взгляд у него, подумал журналист.
– Не забивай Джинни голову своим чертовым бассейном. Я стою на своем. Никаких бассейнов.
– Почему бы и нет? – спросил Кардоне.
– Слишком много ребят болтается вокруг.
– Так поставь забор, – с легким презрением сказал Джой.
Таннер через кухню вышел на задний двор. За спиной он услышал внезапный взрыв смеха, но это был не тот смех, который говорит о веселье собравшихся. Он был какой-то натужный и даже злобный.
Неужели Фассет прав? Неужели «Омега» начинает показывать зубы? И на поверхности их отношений начинает проступать враждебность? Он подошел к краю бассейна.
– Джинни?
– Я здесь, рядом с помидорами Элис. Кажется, я погнула один и никак не могу его поправить.
– Ладно. – Повернувшись, он подошел к ней. – Который. Ничего не вижу.
– Вот тут, – показала Джинни.
Таннер опустился на колени и увидел стебель. Он был не помят, а надломан. – Должно быть, тут бегали ребята. – Он приподнял сломанный стебелек и осторожно положил его на землю. Завтра я им займусь.
Он встал. Джинни, стоявшая вплотную к нему, взяла его за руку. Он обратил внимание, что из дома их не видно.
– Это я сломала его.
– Почему?
– Хотела поговорить с тобой. Наедине,
Она расстегнула несколько пуговичек блузки. Таннер увидел ложбинку между ее высоких грудей. Не пьяна ли она, подумал он. Но Джинни никогда не превышала меру, и если даже она и делала это, то втайне от всех.
– О чем ты хотела бы поговорить?
– О Дике и еще кое о чем. Я прошу прощения за него. Он становится ужасно... грубым, когда взволнован.
– Он был груб? Взволнован? Я ничего не заметил.
– Да конечно заметил. Я смотрела на тебя.
– Ты ошибаешься.
– Не думаю.
– Давай займемся бассейном.
– Минутку. – Джинни тихо рассмеялась. – Надеюсь, я не пугаю тебя?
– Мои друзья не могут пугать меня, – сказал Таннер, улыбаясь.
– Мы многое знаем друг о друге.
Джинни стояла к нему вплотную, лицом к лицу, и Таннер видел ее глаза и закушенную губу. Неужели, показалось ему, пришла та секунда, когда может свершиться невероятное. В таком случае он должен помочь ей.
– Мне всегда казалось, что мы знаем наших друзей. Во всяком случае, я так думал. Но порой мне приходит в голову: так ли это?
– Тебя тянет... физически тянет ко мне. Ты знаешь об этом?
– Нет, – удивившись, ответил Таннер.
– Пусть тебя это не пугает. Я ни за что на свете не причиню Элис каких-то страданий. И я не думаю, что это накладывает на тебя какие-то обязательства, не так ли?
– Никому не запрещено фантазировать.
– Ты уходить в сторону.
– Не буду спорить.
– Говорю тебе, что не требую от тебя никаких обязательств.
– Я всего лишь живое существо. И это может оказаться нелегко.
– Я тоже живая. Можно, я поцелую тебя? Хоть один поцелуй я заслужила?
Джинни обхватила руками шею изумленного Таннера и прижалась к нему губами, приоткрыв рот. Таннер видел, что она старается возбудить его, прилагая для этого все силы. Он ничего не понимал. Если она в самом деле хотела того, на что намекала, тут просто негде было этим заниматься.
Наконец он сообразил. Она намекала на то, что может его ожидать.
– О, Джонни! О, Господи, Джонни!
– Ладно, Джинни. Хорошо. Не... – Может, она в самом деле перебрала, подумал Таннер. Вчера она вела себя как полная дурочка. – Поговорим позже.
Джинни слегка отстранилась от него, откинув голову.
– Конечо, мы поговорим позже... Джонни! Кто такой Блэкстоун?
– Блэкстоун?
– Прошу тебя! Я должна знать! Ничего не изменится, я обещаю тебе! Кто такой Блэкстоун?
Таннер взял ее за плечи и развернул лицом к себе.
Она плакала.
– Я не знаю никакого Блэкстоуна.
– Не говори так! – почти беззвучно выкрикнула она. – Прошу тебя, ради Бога, не говори так! Скажи Блэкстоуну, чтобы он прекратил!
– Это Дик послал тебя?
– Он скорее убил бы меня, – тихо ответила она.
– Давай-ка поставим все на свои места. Ты предлагаешь мне...
– Все, что захочешь. Только, чтобы его оставили в покое... Мой муж хороший человек. Очень, очень достойный. Он всегда был хорошим другом для тебя! Прошу тебя, не причиняй ему зла!
– Ты любишь его?
– Больше жизни. Так что прошу тебя, не причиняй ему зла. И скажи Блэкстоуну, чтобы он прекратил!
Рванувшись, она вбежала в гараж.
Он хотел было последовать за Джинни и успокоить ее, но призрак «Омеги» остановил его. Он попытался представить себе: неужели Джинни, которая смогла предложить себя как настоящая шлюха, способна на гораздо более опасные вещи?
Но Джинни никогда не была шлюхой. Беспечная – возможно; порой она не без юмора специально занималась безобидными провокациями, но ни Таннеру, и вообще никому из его знакомых не приходило в голову, что она может делить свою постель с кем-то, кроме Дика. Нет, она была не такая.
Разве что она могла вести себя как шлюха по заданию «Омеги».
Из дома опять донесся натужный смех. Таннер услышал увертюру к скрипичному концерту «Амаполы». Встав на колени, он вытащил из воды термометр.
Внезапно он почувствовал, что не один тут. В нескольких футах от него в траве стояла Лейла Остерман. То ли она бесшумно вышла из дома, то ли он был слишком занят, чтобы услышать скрип двери и звук ее шагов.
– О, привет. Ты напугала меня.
– Я думала, что тебе помогает Джинни.
– Она... она просыпала немного хлора на юбку... Смотри, температура поднялась до восьмидесяти трех. Джой скажет, что вода слишком теплая.
– Если он вообще может говорить.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – Таннер, улыбаясь, поднялся на ноги. – Но Джой не пьяница.
– Он пытается стать им.
– Лейла, как получилось, что вы с Берни приехали несколько дней назад?
– Он не говорил тебе? – Лейла помедлила, явно недовольная, что давать объяснение пришлось на ее долю.
– Нет. Ни слова.
– Ему надо было оглядеться. У него были разные встречи, ленчи.
– Что он искал?
– Ох, да самые разные идеи и проекты. Ты же знаешь Берни: он вечно в поиске. Он никак не может забыть, что однажды «Нью-Йорк тайме» назвала его восхитительным... или проницательным, я уж и не помню. К сожалению, он привык к высоким оценкам.
– Не в пример мне.
– Он хотел бы найти какую-нибудь классную серию; понимаешь, типа старого «Дилижанса». В агентствах ходят разговоры, что требуется более высокое качество.
– Неужто? Я ничего не слышал.
– Ты работаешь в области информации, а не программ.
Таннер вытащил пачку сигарет и предложил одну Лейле. Когда она закурила, по выражению глаз он увидел, как она напряжена и сосредоточена.
– Берни уже зарекомендовал себя. Вы с ним организовали агентство, которое принесло вам кучу денег. И с ним удобно работать – он умеет быть чертовски убедителен.
– Боюсь, что тут требуется нечто большее, чем просто умение убеждать,—сказала Лейла. – Тем более если хочешь работать на процентах в области культуры, которая не приносит доходов... Нет, тут требуется чье-то влияние. И очень сильное влияние, чтобы люди с деньгами смогли изменить свою точку зрения. – Лейла, избегая взгляда Таннера, глубоко затянулась.
– Он способен на это?
– Может статься. Слово Берни весит больше, чем какого-либо другого писателя на всем побережье. У него есть «влияние», как говорят... И поверь моему слову, к нему прислушиваются даже в Нью-Йорке.
Таннер почувствовал, что ему не хочется больше разговаривать. Слова требовали от него слишком больших усилий. Лейла выложила ему достаточно много, но так ничего толком и не сказала, подумал он. Она говорила обо всем, но ни словом ни намекнула на влияние «Омеги». Конечно, Берни собирается заниматься тем, что ему хочется. Берни в высшей степени умеет заставлять людей менять свою точку зрения, принимать совершенно иные решения. Или же это умеет делать «Омега», а он как часть ее – часть их всех.
– Да, – мягко сказал он, – я верю твоим словам. Берни – большой человек.
Они молча постояли несколько секунд, а потом Лейла резко спросила:
– Ты удовлетворен?
– Что?
– Я спросила, удовлетворен ли ты? Ты только что задавал мне вопросы как коп. Если хочешь, тебе не хватало только листа протокола. Мы были в парикмахерской, в учреждениях, в магазинах – я не сомневаюсь, что каждое посещение отмечалось,
– О чем ты, черт возьми, говоришь?
– Ты отлично знаешь, о чем! И если ты еще не обратил внимания, должна сказать тебе, что сегодня не очень приятная вечеринка. Мы все ведем себя так, словно мы никогда раньше не встречались и нам не очень нравятся новые знакомые.
– Ко мне это не имеет никакого отношения. Может быть, все дело в тебе?
– Почему? – Лейла сделала шаг назад. Таннеру показалось, что она растерялась, но он не слишком доверял своим ощущениям. – Почему? В чем дело, Джон?
– Может, ты расскажешь мне?
– Господи милостивый, вы с ним так похожи! Разве не так? Ты так похож на Берни.
– Нет. Я ни на кого не похож.
– Джон, да послушай же меня! Берни жизнь свою отдаст за тебя! Разве ты этого не знаешь?
Лейла Остерман швырнула сигарету на землю и ушла.
Когда Таннер притащил в гараж ведро с хлоркой, Элис вышла наружу в компании Берни Остермана. Джон попытался понять, сказала ли мужу что-нибудь Лейла. Скорее всего, нет. Его жена и Берни просто хотели узнать у него, где стоит сода-виски и сообщить, что все уже в купальных костюмах.
В дверях кухни, наблюдая, как они разговаривают, стоял Тремьян со стаканом в руке. Таннеру показалось, что он нервничает и не находит себе места.
Войдя в гараж, Таннер поставил ведро с хлоркой в угол рядом с умывальником. Тут было самое прохладное место в гараже. Тремьян спустился по ступенькам.
– Ты мне нужен на минутку.
– О, конечно.
Тремьян развернулся боком и скользнул мимо «триумфа». – Никогда не видел, чтобы ты ездил на нем.
– Терпеть его не могу. В нем чувствуешь себя так, словно имеешь дело со своим убийцей. Садиться в него и вылезать – сущее мучение.
– Ты крупный парень.
– А машинка маленькая.
– Я... я хотел бы сказать: извини за то дерьмо, что тебе наговорил. У меня нет возражений, ты прав. Несколько недель тому назад я погорел на одном деле с помощью репортера из «Уолл-стрит джорнел». Можешь себе представить! Моя фирма столкнулась с таким противодействием, что решила не рыпаться.
– Свободная пресса или беспристрастный суд. И тут, и там чертовски обоснованные аргументы. Так что я не принимаю это на свой счет.
Тремьян облокотился на «триумф». – Пару часов назад, – осторожно начал он, – Берни спрашивал тебя – не занимаешься ли ты чем-то, смахивающим на ту историю в Сан-Диего, когда зашла речь о среде. Я так ничего и не знаю, если не считать сообщения в газетах...
– В тот раз все были изрядно преувеличено. В порту случилась серия незаконных выплат. На этом держалась целая местная индустрия.
– Ты слишком скромен.
– Да нет. Мне пришлось проделать чертовски сложную работу, и я едва не получил Пулитцеровскую премию. Так было положено начало моей карьере.
– Ну хорошо... Ладно, все прекрасно... А теперь давай закончим все эти игры. Ты копаешь что-то, имеющее ко мне отношение?
– Насколько я знаю, ничего подобного... Это я и сказал Берни: у меня в штате семьдесят с лишним человек, занятых собиранием новостей. И я не могу от каждого требовать ежедневного отчета.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь, чем они занимаются?
– И больше того, – хмыкнул Таннер. – Я всего лишь подсчитываю счета.
Тремьян оттолкнулся от «триумфа».
– Ладно, путь будет так... Джинни вернулась минут пятнадцать назад. Я живу с этой девочкой шестнадцать лет. Я-то ее знаю... Она плакала. Она была с тобой и вернулась в слезах. И я хочу знать, в чем дело.
– Я не могу тебе ответить на это.
– А мне кажется, что тебе лучше бы попытаться ответить!.. Ты презираешь те деньги, что я зарабатываю, не так ли?
– Это неправда.
– Конечно, так оно и есть! Ты думаешь, я не слышал, что у тебя за спиной говорит Элис? А теперь ты мне этак небрежно бросаешь, что, мол, ты только подписываешь счета. Это ты и говорил моей жене? Ты хочешь, чтобы я выяснил все детали у нее? Что тебе надо?
– Возьми себя в руки! Что с тобой случилось? Ты становишься параноиком. В этом все дело? Ты об этом хочешь мне рассказать?
– Нет. Нет! Почему она плакала?
– Вот и спроси ее!
Тремьян повернулся к нему спиной, уперся руками в капот маленькой спортивной машины, и Таннер видел, как тело юриста стали сотрясать спазмы.
– Мы так давно знаем друг друга, но ты никогда не понимал меня... Никогда не выноси приговор, пока не поймешь человека, которого ты судишь.
Вот оно что, подумал Таннер. Тремьян признался. Он – часть «Омеги».
Но когда Тремьян заговорил снова, с этим выводом пришлось расстаться.
– Может, я и достоин осуждения, и знаю это, но я всегда придерживался законов. Такова система. Мне она может не нравиться, но я уважаю эту систему!
Поставили ли люди Фассета подслушивающие устройства и в гараже, подумал Таннер. Если бы они только слышали эти слова, сказанные с таким сокрушением, преисполненные тяги к истине. Он посмотрел на подавленного человека, стоящего перед ним.
– Пойдем на кухню. Тебе нужно выпить, да и мне тоже.
