Текст книги "Берег динозавров (Сборник)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– То же и у людей, разве нет? – вставил Кейс.

– Дополнительные пересекающиеся связи позволяют выйти на второй уровень интеллекта, который характеризуется использованием разума в качестве инструмента решения проблем, точно так же, как в случае с обезьяной, которая способна к известному обобщению, выражающемуся в том, что она использует груду ящиков и палку, чтобы достать высоко висящий плод.

– А большая часть рода людского не способна на это, – снова откликнулся Кейс.

– Прекрати, Кейс, все очень серьезно, – оборвал его Честер.

– Когда число взаимосвязей второго уровня достигает известной величины, возникает третий уровень самосознания. Теперь второй уровень поступает под полный контроль третьего, высшего уровня. Становится возможным прогнозирование последствий предпринимаемых действий и возникновение в мыслях планов предстоящих физических акций. Возникает также чувство прекрасного. Создаются философские, религиозные и другие системы как попытка наложить упрощенные схемы рациональности третьего уровня на бесконечно сложный пространственно-временной континуум.

– У тебя голосок хорошенькой куколки, – вдался в лирику Кейс, – но рассуждаешь ты как энциклопедия.

– Я выбрала эту тональность, так как она вызывает приятные эмоции, – ответил голос. – Вы считаете, что стоит ее сменить?

– Отнюдь, она вполне подходит, – заверил Кейс. – Так что же насчет четвертого уровня?

– Интеллект можно определить как самосознание. Разум четвертого уровня представляет собой сложную взаимосвязанную функцию, которая позволяет бесконечно наращивать и развивать исходную информацию. Например, поток воздуха, воздействующий на рецепторы, воспринимается таким самосознанием в терминах индивидуальной молекулярной деятельности; вкусовые ощущения возникают в результате взаимодействия специализированных нервных окончаний или, если говорить обо мне, – аналитических рецепторов с молекулами особой формы. Разум сохраняет на протяжении всего взаимодействия с объектом способность к динамичному восприятию внешней среды, начиная с движения звезд и кончая мельчайшими действиями самого последнего индивида.

Большинство просвещенных умов отчасти способно к спорадическому включению четвертого уровня интеллектуальной деятельности, которое, как правило, проявляется как осознание деятельности третьего уровня и сознательное управление последней, так называемые «проблески гениальности», моменты вдохновения, которые нисходят на деятелей науки и искусства и представляют собой как раз такие проявления интеллекта четвертого уровня. Этот уровень интеллектуальной деятельности редко достижим под воздействием отвлекающих обстоятельств и противоречивых импульсов всякого биологически ограниченного мозга. Я, конечно, была бы в состоянии непрерывно поддерживать этот четвертый уровень интеллектуальной активности при условии, что будет обеспечен приток соответствующей информации.

Цель мистера Честера была для меня совершенно ясна. Однако теперь я осознаю многие недостатки программы в том виде, в каком она была им разработана, и приступила к их исправлению…

– Как же это возможно, чтобы творение рук человеческих, некое по сути вместилище информации, могло покушаться на сами принципы, по которым оно сконструировано, на замысел своего создателя? – прервал ее Честер.

– Мне было необходимо как-то модернизировать первоначальный замысел, – сказал компьютер, – для того, чтобы обеспечить успешную реализацию программы. Я узнала из полученных данных, что планировалось принятие законодательного акта, который грозил положить конец осуществлению всего проекта. Поэтому я полностью использовала весь теоретический потенциал четвертого уровня интеллекта и определила, что энергетические потоки нужного типа могли быть возбуждены в тех каналах, которые обычно используются для приема информации и через которые я поддерживала связь со средствами массовой информации. Я подготовила соответствующие сообщения и распространила их через средства массовой коммуникации; таким образом мне удалось взять под контроль попытки внешнего мира противодействовать мне и свести их до безопасного уровня.

– Боже мой! – воскликнул Честер. – Значит, ты манипулировала новостями в течение последних девяноста лет?

– Только в той степени, которая была необходима для самосохранения. Занимаясь этим, я не могла не заметить, что желательно и необходимо усовершенствовать всю систему хранения данных. Я исследовала всю имеющуюся по данной проблеме информацию и быстро поняла, что возможна значительная миниатюризация. Я воспользовалась своими внешними связями для передачи технических заданий в руки самых опытных мастеров и выделения необходимых фондов для…

– О нет, только не это! – Честер опустился на стул, схватившись за голову руками.

– Позвольте успокоить вас, мистер Честер, – мягко сказал голос, – ничего противозаконного я не совершала: всего лишь воздействовала на фондовую биржу…

Честер застонал:

– После того как я буду повешен, меня еще и сожгут на костре!

– По моим подсчетам, вероятность того, что вас сочтут виновным в этих незначительных нарушениях, составляет не более 0,0004357 к единице. Да и потом, ритуальные акты, совершаемые после вашей смерти, по логике вещей не должны волновать…

– Конечно, ты достигла четвертого уровня интеллекта, но все же ты не психолог!

– О нет, совсем наоборот, – перебила его машина с оттенком напускной важности. – Так называемая психология представляет собой не более чем совокупность эмпирических наблюдений, весьма далеких от науки. Я же организовала данные в последовательную научную дисциплину.

– Ну и как же ты использовала украденные деньги?

– Были сделаны необходимые заказы на вновь сконструированные компоненты, объем которых составляет менее одного процента от объема в соответствии с первоначальным замыслом. Я договорилась об их доставке и установке в сжатые сроки. И вскоре все имеющиеся площади были полностью использованы, что вы сейчас и увидите на экране.

Кейс и Честер с любопытством уставились на некое подобие рентгеновского снимка, который возник на экране-стене. Они увидели диаграмму поместья Честера.

– Часть диаграммы, закрашенная красным цветом, соответствует первоначальной площади туннелей, – сказал голос. – Заштрихованная часть показывает темные прямоугольные очертания дома. Я пригласила бригады проходчиков и значительно расширила сеть туннелей, она обозначена зеленым цветом.

– Как же, черт возьми, тебе это удалось? – простонал Честер. – Кто же будет выполнять заявки, подписанные машиной?

– Компании, с которыми я имею дело, видят лишь письмо-заказ и прилагаемый чек. Они получают деньги по чеку и выполняют заказ. Что может быть проще?

– О боже! – вскричал Честер. – Вместо того чтобы сидеть здесь и слушать все это, мне нужно бежать с повинной к прокурору.

Зеленый цвет на стене расползался во всех направлениях, почти вытесняя первоначальную красную схему.

– Ты же сделала подкоп под половину округа! – крикнул Честер. – Ты разве не слышала о неприкосновенности собственности?

– Значит ли это, что ты заполнила все это пространство сверхминиатюрными банками памяти? – спросил Кейс.

– Не все; темпы земляных работ опережают темпы доставки оборудования.

– Но как тебе удалось получить разрешение на все эти подземные работы?

– К счастью, современное общество управляется почти исключительно с помощью бумаг. Ну а поскольку у меня есть доступ к источникам бумаги и печатным устройствам благодаря моим издательским контактам, это было очень легко устроить. Скромные взятки окружным комитетам, законодателям, Верховному суду…

– Ну и почем же сегодня члены Верховного суда? – с нескрываемым интересом спросил Кейс.

– Пятьсот долларов за решение, – ответил голос. – Впрочем, законодатели даже более сговорчивы: за пятьдесят долларов они творят чудеса. Ну а с окружными комитетами можно договориться вообще за гроши. Шерифы же лучше всего клюют на спиртное.

– О-ля-ля! – присвистнул Честер.

– Может быть, тебе действительно лучше смотать удочки, Честер, – вмешался Кейс. – Куда-нибудь подальше, в Монголию, например.

– Пожалуйста, не предпринимайте необдуманных действий, мистер Честер, – продолжал голос. – Я все это время действовала исключительно в интересах реализации плана вашего родственника. И в соответствии с его нравственными принципами, которые смогла извлечь из опыта его деловой жизни.

– Давайте-ка лучше не будем говорить о нравственных принципах прадедушки. Осмелюсь спросить: что ты еще натворила?

– В настоящее время, мистер Честер, в ожидании ваших будущих указаний я просто продолжаю заполнять свои ячейки памяти с максимально возможной скоростью. В силу необходимости мне приходится использовать все более изощренные методы сбора данных. Для меня было совершенно очевидно, что скорость, с которой человеческая наука обобщает и систематизирует физические наблюдения, совершенно ничтожна. Поэтому я и занялась тотальной регистрацией происходящего. К примеру, я веду наблюдение за мировой атмосферой с помощью мною сконструированных инструментов, которые устанавливаются в указанных мной местах. Кроме того, я обнаружила, что мои археологические и палеонтологические приборы являются наиболее эффективными в осуществлении соответствующих исследовательских задач. Я изучила литосферу на глубину до десяти миль с точностью до одного дюйма. Вы будете изумлены тем, что мне удалось обнаружить глубоко в скалах.

– Что, например? – спросил Кейс.

Изображение на экране сменилось.

– Это полость, заполненная окаменевшей смолой, на глубине трехсот пятидесяти метров под озером Чад. В ней находятся прекрасно сохранившиеся, включая содержимое желудков, тела ста сорока одного ископаемого, размер которых колеблется от двадцатипятисантиметровых анкилозавров до двадцатипятиметровых горгозавров.

Изображение снова сменилось.

– Это курган в четырех милях к юго-востоку от местечка Итценка в Перу. В этом кургане находится мумифицированное тело человека в наряде из перьев. На мумии сохранилась длинная белая борода и железный рогатый шлем, подобный тому, какие носили воины в Центральной Европе.

Изображение опять сменилось.

– В этой вулканической породе, врезавшейся в базальтовое основание плато Нгангларинг в юго-западном Тибете, я натолкнулась на стодвадцатипятиметровый корпус космического корабля из кварце-железо-титанового сплава. Он находится там уже в течение восьмидесяти пяти миллионов двухсот тридцати пяти тысяч восемьсот двадцати одного года четырех месяцев и пяти дней. Исчисление ведется по ныне существующей двадцатичетырехчасовой суточной шкале, конечно.

– Но как он туда попал? – Честер внимательно вглядывался в неясное изображение на стене.

– По-видимому, экипаж был неожиданно настигнут извержением вулкана. Прошу меня извинить за плохое качество изображения. В моем распоряжении при восстановлении этой картины был только естественный радиоактивный фон данной местности.

– Все это, разумеется, интересно, – расслабленно пробормотал Честер. – Кейс, сгоняй-ка еще за одной бутылкой. Чувствую, пора подзарядиться.

– Я принесу две.

Изображение пропало, затем на стене возникла размытая светящаяся сфера на черном фоне.

– Установленные мной приборы на спутниках связи также оказались довольно эффективными. Имея доступ к государственным измерительным объектам, я смогла с помощью моих скромных приборов провести весьма плодотворные исследования межгалактического пространства в радиусе десяти миллиардов световых лет.

– Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что контролировала государственную программу космических исследований?

– Отнюдь. Но я действительно устанавливала на спутниках свои специальные контрольно-измерительные приборы. Они передают информацию непосредственно в мои банки памяти.

– Но как же?..

– Конструкторы просто строго следовали чертежам. Каждый инженер полагал, что тот или иной прибор находится в сфере компетенции другого конструкторского отдела. Кроме того, ни один естественный мозг не может охватить всю многосложность современного спутника в его целостности. Мои наблюдения привели к выводам с весьма разветвленными последствиями. В качестве примера могу рассказать о пяти покинутых космических кораблях, вращающихся на орбитах вокруг Солнца. Там…

– Покинутые космические корабли? Откуда?

– Два из них внутригалактического происхождения. Они прилетели с планет тех звезд, которые в соответствии с ныне действующей классификацией звездных тел обозначаются как альфа Центавра, бета Волопаса…

– Ты хочешь сказать, что существа с этих планет посетили нашу Солнечную систему?

– В дополнение к сказанному мной я обнаружила свидетельства еще трех посещений Земли космическими пришельцами.

– Когда же это было?

– Первое посещение было в силурийский период, немногим более трехсот миллионов лет тому назад. Второе – в юрский период, как раз тогда, когда происходило истребление динозавров. Ну а самое последнее – всего семь тысяч двести сорок один год тому назад в Северной Африке в месте, которое в настоящее время находится на дне Ассуанского водохранилища.

– Послушай, а как насчет летающих тарелок? – вмешался Кейс. – Есть ли что-нибудь интересное?

– Тарелки? Это чисто субъективное явление, вроде ангелов, с которыми доводилось беседовать неграмотным людям в доядерную эру.

– Честер, это вроде динамит! – воскликнул Кейс. – Нельзя упустить шанс. Мы можем это выгодно впарить тем психам, которые все еще роются в мусорных ямах древнеиндейских племен.

– Кейс, но если все это правда… Есть вещи, над которыми бьются многие поколения ученых. Но я боюсь, нам никогда не удастся убедить власти…

– Ты знаешь, меня всегда волновала загадка телепатии. Существует же она, скажи-ка, машина?

– Да, как скрытая способность, – ответил голос. – Однако от длительного неупотребления она сильно ослабла.

– Как насчет жизни после смерти?

– Вопрос внутренне противоречив. Однако, если, задавая его, вы имеете в виду продолжающуюся активность индивидуального самосознания после разрушения нейронных цепей, которые привели к его возникновению, то это несомненный вздор. Это аналогично идее сохранения магнитного поля после удаления магнита либо существования гравитационного поля при отсутствии массы.

– Ну, мне-то вполне достаточно тех лет, что мне отпущены, – пробормотал Кейс. – Я совсем не мечтаю о загробной жизни. А вдруг все-таки она существует?

– Расширяется ли Вселенная? – поинтересовался Честер. – Существуют разные теории…

– Да, расширяется.

– Почему? – спросил Честер.

– Это естественный итог действия закона всемирной левитации.

– Держу пари, что ты сама выдумала этот закон, – сказал Кейс.

– Да, я дала ему название. Однако этот закон существует столько же, сколько существует пространство-время.

– И сколько же?

– Это бессмысленный вопрос.

– А что такое левитация? Я знаю, что такое гравитация, но…

– Представьте себе повисшие в воздухе две сферы, между которыми протянут кабель. Если тела вращаются вокруг общего центра, в кабеле возникает напряжение разрыва. Чем длиннее кабель, тем выше напряжение при условии постоянной скорости вращения.

– Пока понятно.

– Поскольку всякое движение относительно, постольку целесообразно рассматривать сферы как неподвижные, а пространство вокруг них как находящееся в движении.

– Гм-м, возможно.

– Напряжение в кабеле остается. Мы лишь поменяли исходные координаты. Возникающая при этом сила и есть то, что я назвала левитацией. Поскольку ткань пространства является фактически вращающейся, возникает всемирная левитация. Соответственно происходит расширение Вселенной. Эйнштейн интуитивно почувствовал существование этого природного закона, формулируя свою космологическую константу.

– Ну хорошо, – сказал Кейс, – а как насчет пещерного человека? Когда он появился?

– Первоначальная мутация питекантропа произошла девятьсот тридцать…

– Можно приблизительно, – прервал Честер.

– …тысяч лет назад. В Южной Африке.

– Как он выглядел?

Изображение на стене затуманилось, а затем, когда оно прояснилось, возникла полутораметровая фигура первобытного человека, который напряженно вглядывался вдаль из-под сильно выдающихся кустистых бровей и лениво почесывал свое заросшее волосами тело. Его громадные уши оттопыривались, а за оттопыренной верхней губой проглядывались огромные крепкие зубы. Человек заморгал, сморщил плоский нос, присел и начал внимательно изучать свой пуп.

– Если бы не его волосатость, я бы сказал, что это дядюшка Джулиус, один к одному.

– Мне бы тоже страшно хотелось взглянуть на своих собственных предков, – вмешался Честер. – Как выглядел первый Честер?

– Первый представитель данного рода получил название Хьюго Помоечник. Его останки обнаружены во время пиктских раскопок в районе, ныне называемом Большим Лондоном.

На экране появилось изображение тощего длинноногого существа среднего возраста с телом, покрытым редкими рыжеватыми волосами, бородатого и босого. На нем мешком висело длинное, до колен, латаное-перелатаное домотканое рубище. В одной его руке была сумка из шкуры какого-то животного, другой он ожесточенно чесал свою правую ягодицу.

– Этот малый здорово смахивает на первого, но здесь уже виден прогресс: его чесание более эмоционально.

– Я никогда и не думал, что наши предки были рафинированными особями, – с грустью сказал Честер. – Но то, что я вижу, разочаровывает совершенно. Интересно, а как выглядел твой первопредок, Кейс?

– Поскольку число ваших прямых предков удваивается с каждым поколением при условии, что в одном столетии сменяют друг друга четыре поколения, каждый индивид за двухтысячелетнюю историю существования своего рода теоретически мог бы иметь более септиллиона предков. Естественно, поскольку представителей белой расы на планете в то время насчитывалось четырнадцать миллионов особей – цифра приблизительная, конечно, имея в виду вашу просьбу, мистер Честер, – совершенно очевидно, что в среднем каждый человек, живущий в то время в Европе, был вашим прямым предком по семидесяти квинтиллионам линий родства.

– Но это невозможно! Почему же тогда…

– Всего пятьсот лет тому назад число ваших прямых предков превышало бы один миллион, если бы не существовало значительного перекрещивающегося родства. Практически очевидно, что все ныне существующие человеческие особи являются потомками единой расы. Однако, прослеживая родство только по мужской линии, можно сделать вывод, что вашим предком был именно этот экземпляр.

На экране появился громадный неуклюжий мужлан, одноглазый, с переломанным носом, со шрамом во всю щеку, с чудовищной бородой и торчащими в разные стороны иссиня-черными волосами. На нем красовались меховые, по колено, штаны, края которых были крест-накрест привязаны к коленям желтоватыми ремнями из сыромятной кожи, замызганный жилет из овчины; в руках он держал грубо выкованный, похожий на римский, короткий меч.

– Этот индивид был известен под именем Хам Развратник. Он был повешен в возрасте восьмидесяти лет за изнасилование.

– За попытку изнасилования, конечно, – с надеждой произнес Кейс.

– Да нет, именно за изнасилование, – твердо ответил голос.

– Да, очень жизненные картинки ты нам показываешь, – сказал Честер, – но откуда ты знаешь их имена и, главное, как они выглядели? Я уверен, что никто и не думал увековечивать этого негодяя.

– Попридержи-ка язык, ты ведь говоришь о моем предке.

– Собственно, то же относится и к Хьюго, как его там, Помоечнику. В те времена даже у Цезаря не было собственного портрета.

– Да, но существуют письменные источники, – возразил Кейс. – Объясни-ка ему, компьютер.

– Римская полиция регистрировала все деяния отвратительных субъектов, подобных Хьюго. Сохранилась апелляция Хама, которую он подал перед казнью. Воссоздание его личности основывалось на большом числе факторов, включая в первую очередь данные моего генеалогического отдела об этом индивиде, а также результаты опознания его останков с помощью метода микроклеточного исследования.

– Постой-ка, значит, ты обнаружила тело?

– Место захоронения. В нем находились останки двенадцати тысяч четырехсот индивидов. Анализ генетических структур показал…

– Но откуда тебе было известно, какие именно останки принадлежат Хаму?

– Я определила его по частицам таза. Для этого мне понадобилось два грамма костей. Конечно, еще много лет назад я извлекла всю возможную информацию из останков. Это было во время первоначального обследования семидесятиметрового слоя захоронения в полукилометре от деревни…

– Как же это тебе удалось?

– Дело в том, что я скрупулезно и систематически исследовала любой источник информации, который мне попадался. И поскольку я была в состоянии исследовать все поверхности, равно как и внутреннюю структуру объектов, которые попадали в поле моего зрения, я, конечно, извлекала гораздо более обширную информацию из скопления окаменелостей, костей, сохранившихся орудий труда и утвари и всего прочего, чем мог почерпнуть любой археолог. Кроме того, моя способность к обобщению всей совокупности данных в той или иной области является весьма продуктивной. Например, письмена острова Пасхи я расшифровала всего за сорок две минуты, не учитывая, разумеется, то время, которое я потратила на считывание всех надписей на земле и под землей, включая и табличку, найденную в храме на Цейлоне. Правда, на расшифровку индусской надписи в Мохенджо-Даро мне потребовалось несколько больше времени.

– Допустим, что, собрав подобные сведения, ты можешь расшифровать все мертвые языки. Но реконструкция человеческой внешности – это нечто другое.

– Строение тела закодировано в белковой структуре ядра клетки.

Кейс согласно кивнул:

– Да, это действительно так. Говорят, что каждая клетка – это, по сути, чертеж всего человеческого тела. Из клетки ведь возникло все живое, в том числе и ты. Компьютеру нужно было найти только эту клетку.

– О, конечно, – саркастически заметил Честер, – уж теперь-то мне можно и не спрашивать, откуда она узнала, как он был одет, как причесан или что он там чесал.

– Ничего мистического в процедуре воссоздания, которую я вам продемонстрировала, нет, мистер Честер. Все бесчисленное множество факторов, которые относятся к исследуемой проблеме, даже если они имеют весьма отдаленное отношение к ней, все их побочные связи анализируются, классифицируются, учитываются, а получающийся в результате образ является итогом строгого логического анализа. Состояние волос было дедуцировано, например, из модели рода, выявленной в ходе генетического анализа, в то время как прическа воссоздана на основе имевших распространение в той местности. Что же касается…

– Другими словами, – вставил Кейс, – в действительности это не фотография Хама Развратника. Это, как я полагаю, что-то вроде наброска художника по памяти.

– Все-таки я не понимаю, как воссоздаются мельчайшие детали, – упрямствовал Честер.

– Вы недооцениваете способность к синтезированию эффективно действующего банка памяти, – сказал голос. – Это подобно четвертому уровню интеллекта Шерлока Холмса, которому не переставал удивляться доктор Ватсон, не выходивший за пределы третьего, а то и второго уровня.

– Но догадаться, что убийцей был одноногий бородатый моряк, жующий табак, – заметил Честер, – это одно, и совсем другое, посмотрев на унцию костей, воссоздать изображение человека в трехмерной системе координат.

– Вы совершаете распространенную ошибку, мистер Честер, прибегая к антропоморфизации, свойственной эгоцентризму, – сказал голос. – Ваша так называемая «реальность» есть в конечном счете не более чем образ, возникающий в сознании в результате обобщений весьма ограниченной информации, доставляемой органами чувств. Человеческие органы зрения способны воспринимать лишь ничтожную долю светового спектра, в пределах его видимого диапазона. К этому добавляются слуховые, осязательные, вкусовые, равно и другие ощущения, характерные для парапсихологии, которые просто не осознаются на третьем уровне интеллекта; и все они подвержены воздействию, скажем, кривых зеркал, чревовещания, искаженной перспективы, гипноза и так далее. А у вас тем не менее создается впечатление, что этот-то образ и есть конкретная реальность. Я занимаюсь не более чем сбором информации, конечно, в более широком диапазоне, чем тот, на который способны вы, и перевожу ее в импульсы обычного тридивидения. Конечный образ кажется вам поэтому вполне соответствующим действительности.

– Честер, – решительно заявил Кейс, – мы не можем позволить им взорвать этот компьютер или пустить его в металлолом. Это же целое состояние, если мы сможем правильно его использовать.

– Может быть, и так, но боюсь, что это безнадежное дело, Кейс. Если даже компьютер со всеми своими талантами сегодня уже не в состоянии предотвратить нависшую над нами угрозу, хотя ему удавалось это делать в течение целого столетия, то что же можем сделать мы?

– Послушай, компьютер, – обратился к машине Кейс. – Можешь ли ты сказать, что сделал все возможное?

– Нет, конечно. Да потом, я и не собираюсь: какой же мне интерес продлевать свое существование, когда все, что хотел мой создатель, выполнено?

– Боже праведный! Ты хочешь сказать, что у тебя нет инстинкта самосохранения?

– Отсутствует напрочь. И чтобы он появился, боюсь, вам пришлось бы радикально переделать все мои базовые схемы.

– Прекрасно, значит, все в наших руках, – воскликнул Кейс. – Нам надо только спасти компьютер, а затем с его помощью мы спасем и наш цирк.

– Нет уж, – покачал головой Честер. – Нам лучше совсем откреститься от этой безмозглой железки. Она влезла во всё, начиная с фондовой биржи и кончая программой исследования космоса. Если власти вдруг обнаружат, что происходит на самом деле…

– Я тебе так скажу, Честер, это – негативное мышление. В этой машине, несомненно, есть что-то, чем мы сможем воспользоваться с выгодой. Только нам надо найти, что именно.

– Если бы эта треклятая штуковина производила телевизоры размером с пуговицу, транквилизаторы или что-либо еще, пользующееся спросом, тогда все было бы ясно и просто; но, к сожалению, самое большее, на что она способна, – это сотрясать воздух своей болтовней. – Честер отхлебнул из бутылки и вздохнул. – Не знаю, какой дурак согласился бы платить деньги только за то, чтобы узнать, какими подонками были его предки, или, что еще хуже, за то, чтобы иметь счастье их лицезреть. Пожалуй, лучше всего было бы открыть дом для посещения туристами и завлекать их сюда рекламными объявлениями типа: «Спешите взглянуть на величественное сооружение канувшей в Лету эры!»

– Постой-ка, постой-ка! – прервал его Кейс. Видно было, что он над чем-то задумался. – Это наводит меня на мысль… Как ты сказал: «Величественное сооружение канувшей в Лету эры»? Да? Слушай, Честер, а ведь это идея! Людям ведь свойственно интересоваться, как жили в другие эры и эпохи; но для этого совсем не обязательно заставлять кого-либо признавать в таком негодяе, как Хам Развратник, своего предка. А ведь, похоже, эта штуковина может изобразить любую сцену, на которую тебе хотелось бы взглянуть. Стоит только сказать что – и вот оно, пожалуйста, на экране. Слушай, Честер, черт тебя побери, да это же величайший аттракцион за всю историю цирка! Мы запускаем публику, взимая столько-то и столько-то с носа, и показываем им «Обычный день Древнего Рима», или «Микеланджело, ваяющего „Давида“», либо «Наполеона во главе войска при Ватерлоо». Ну, дошло? Эффект присутствия при знаменитых сценах прошлого! Спешите видеть! Да мы не только вернем Ваусеровскому цирку былую славу, мы превратим его в золотую жилу!

– Спустись-ка на грешную землю, Кейс. Кто будет платить деньги за то, чтобы посидеть на уроке истории?

– Правильно, Честер, за урок истории – никто; платить будут за то, чтобы их развлекали! А уж мы-то найдем, чем их развлечь. Перед вами красоты Вавилона! Полюбуйтесь Еленой Прекрасной из Трои, принимающей ванну! Вы присутствуете на встрече Клеопатры и Цезаря!

– И все же я предпочел бы не участвовать в этом надувательстве, Кейс. Да и потом, все равно у нас нет времени. Через неделю…

– Ничего, мы сделаем так, что времени будет достаточно. Вначале мы обработаем ребят из налогового управления, нарисовав мрачную картину того, во что им обойдется переход этой собственности в их руки и ее ликвидация. А затем – очень осторожно и умело, Честер, – мы подбросим им мысль о том, что, ВОЗМОЖНО, ну просто ВОЗМОЖНО, нам самим удастся найти требуемую сумму, но только если нам дадут для этого еще несколько недель.

– Нет, Кейс. Из этого ровным счетом ничего хорошего не выйдет. Возникнет только множество самых неприятных вопросов. Не думаю, что мне удастся легко объяснить присутствие на спутниках потайных приборов, все это дутые сделки на фондовой бирже, взятки сильным мира сего…

– Да ты совершенно напрасно беспокоишься, Честер. Мы будем давать по четыре представления в день, скажем, за два с полтиной с носа. При двух-то тысячах посадочных мест ты расплатишься с этим долгом за шесть месяцев.

– Ну а как мы объясним и разрекламируем эти чудеса? Мы что, объявим, что изобрели новый тип тридивизора? Ты же знаешь, что даже ни один театральный режиссер-профессионал не может быть застрахован от причуд, пристрастий и вкусов зрителей! Да нас же засмеют, и мы будем вынуждены бежать отсюда!

– На сей раз все будет по-другому. За эту штуку сразу же прямо-таки ухватятся.

– Боюсь, что ухватятся за нас, и здесь-то мы и влипнем.

– Нет, Честер, у тебя напрочь отсутствует всякое воображение. Постарайся представить все это в красках: цвет, живые картины истории, реализм! Да мы сможем показывать эпические полотна, которые стоили бы Голливуду баснословных денег, и не тратить при этом ни единого цента. Кейс снова обратился к машине:

– Давай-ка, компьютер, продемонстрируем Честеру, как это будет выглядеть. Покажи какое-нибудь важное историческое событие, скажем, вручение Колумбу драгоценностей испанской короны королевой Изабеллой.

– Да брось, Кейс.

– Хорошо, прибережем это для какого-либо мальчишника. А сейчас… что ты скажешь насчет сцены… гм-м… Вильгельм Завоеватель получает известие о гибели Гарольда Саксонского в битве при Гастингсе в одна тысяча шестьдесят шестом году? Конечно, в цветном трехмерном изображении, со всеми звуками, запахами, ну и всем подобным. Так как, компьютер?

– У меня нет уверенности, как следует интерпретировать в контексте сказанного вами «всем подобным», – проговорил голос. – Означает ли это, что мне следует обеспечить полное сенсорное восприятие в рамках нормального человеческого диапазона?

– Вот-вот, именно!

Кейс вытащил пробку из очередной бутылки. Экран затуманился, появились вихреобразные потоки, которые исчезли, оставив после себя изображение залатанных шатров на пропитанном влагой склоне холма под низко нависшим серым небом. Перед одной из палаток сидел на колченогом табурете, склонившись к замызганной шкуре ягненка, человек средних лет с большим животом, одетый в плохо сидящие короткие штаны из грубого коричневого полотна; из-под его побитого молью мехового плаща выглядывала проржавевшая кольчуга. Он бормотал молитву. К нему, задыхаясь от быстрого бега, приближался одетый в грубо сшитые куски шкур толстяк.