Текст книги "Берег динозавров (Сборник)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча…

Ну конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться…

Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.

– Фостер, – прохрипел я. – Меч!

Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.

– Вытащи… меч… из камня! Ты же Кулклан…

Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.

Меч – четыре фута сверкающей стали – выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.

– Я сдаюсь, Кулклан, – сказал он. – Я взываю к милости Ртра. Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то, снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.

Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а необходима только симметрия.

Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте; ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего «я». И я остался один на один с темнотой…

Эпилог

Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.

Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.

– Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, я гляжу, постарел, тебе никак не дашь меньше двадцати пяти.

Фостер улыбнулся.

– Добро пожаловать на Валлон, мой друг, – сказал он по-английски.

Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.

– Валлон, – повторил я. – Выходит, это все не сон?

– Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.

– Что-то мне надо было сделать, – задумчиво произнес я. – Не помню. Да и не важно. Я ощущаю себя как новорожденный.

Возле кровати появился еще один.

– Топ, – сказал я, но потом заколебался. – Ты ведь Топ, верно? – спросил я уже по-валлонски.

Тот засмеялся:

– Да, меня так звали, но мое настоящее имя – Гвенн.

Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.

– Кто меня так одел? – спросил я. – Где мои джинсы?

– Это одеяние тебе больше подходит, – ответил Гоп. – Вставай, поглядись-ка в зеркало.

Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.

– Да это же не я, ребята. – И замолк.

На меня из зеркала смотрело отражение могучего черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся.

– Что… как… кто?

– Смертное тело, бывшее Легионом, погибло от ран. Но память твою мы записали. Нам пришлось ждать много лет, прежде чем смогли вернуть тебе жизнь.

Я снова посмотрел на отражение. Молодой гигант в свою очередь ошеломленно взирал на меня.

– Я помню, я помню… нож, рыжеголового, доменьера доменьеров…

– За свои преступления, – вставил Гоп-Гвенн, – он был отправлен в изгнание, пока не наступило время трансформации. Долго нам пришлось этого ждать.

Я снова глянул в зеркало и теперь только узнал две знакомые физиономии. Одна из них маячила где-то внизу у самых ног и принадлежала кошке, известной мне как Итценка. А вторая – моя, как я теперь видел, принадлежала Оммодураду, молодому и полному энергии.

– На его пустое сознание мы просто нанесли твою матрицу, – пояснил Гоп.

– Он расплатился с тобой за твою гибель.

– Наверное, как маленький капризный ребенок, я должен был бы закатить хорошую истерику и потребовать, чтобы мне вернули мое собственное тело, – произнес я медленно, и так и этак поворачиваясь перед зеркалом. – Но штука в том, что мне нравится походить на господина Вселенной.

– Твое земное тело было заражено вирусами старости, – откликнулся Фостер. – Но теперь-то ты можешь не беспокоиться о ранней смерти.

– Однако пошли, – сказал Гоп-Гвенн. – Валлон ждет. – И он подошел к высокому окну.

– Твое место всегда рядом со мной, – произнес торжественно Фостер. – Все Двумирье открыто для тебя.

Я выглянул в окно и увидел бесконечное покрывало зеленой травы, тянущееся через холмы до самого края леса. По нему двигалась процессия рыцарей в сияющих доспехах. Они гордо восседали на животных, как две капли воды похожих на единорогов.

Я устремил взгляд туда, где яркое солнце отражалось от голубых плит высоких башен. Где-то гремели фанфары.

– Заманчивая перспектива, – согласился я. – Ну что ж, будь по-вашему.

МАШИНА ВРЕМЕНИ ШУТИТ

Посвящается Дженис

Глава 1

По колпаку аэрокара текли струйки дождя, мешая разглядеть, что происходит внизу, на земле. Честер В. Честер Четвертый перевел машину в режим зависания и прижался носом к холодному пластику, вглядываясь в неясное пятно на фоне серо-зеленого луга. Он различил в этом пятне скопление коричневых палаток и желтых автомобилей Межконтинентального ваусеровского аттракциона чудес. Слева блестящий от дождя купол главного шатра колыхался под порывами ветра, а рядом с ним Честер заметил маленькие фигурки людей, облепивших длинную палатку, где размещался зверинец. Вдоль пустынной аллеи безжизненно обвисли мокрые от дождя флаги.

Вздохнув, Честер стал полого снижать кар в направлении открытой площадки, расположенной около бокового павильона. Он посадил его рядом с тяжелой старомодной машиной, выделявшейся цветными занавесками на маленьких квадратных иллюминаторах. Честер спустился на землю и побрел по чавкающей грязи к приспособленному под жилое помещение грузовому вертолету, постучал в дверь. Откуда-то донесся печальный органный звук.

– Эй, – окликнул кто-то.

Честер обернулся. Человек в мокром комбинезоне высунул голову из стоящего неподалеку кара.

– Если вам нужен мистер Малвихилл, то он на главном входе.

Честер небрежно кивнул, поднял воротник своей строгого покроя спортивной куртки цвета лаванды, перевел регулятор температурного режима в среднее положение. Затем, морща нос от тяжелого запаха, доносившегося из зверинца, сгибаясь под порывами ветра, он двинулся через стоянку, миновал павильон из пластика и вышел к главному входу.

Под полосатым навесом, прислонившись к опорному столбу, стоял толстый, высокий человек с огненно-рыжими волосами и огромными усами, в клетчатом костюме и ковырял в зубах. При виде Честера он встрепенулся, стукнул об пол тростью с золотым набалдашником и пророкотал:

– Ты как раз вовремя, друг! Тебя ждет кресло, откуда ты увидишь самое удивительное, изумительное, фантастическое и шокирующее зрелище, которое удовлетворит твои самые изощренные вкусы и…

– Не краснобайствуй, Кейс, – прервал его Честер, подходя ближе, – это всего лишь я.

– Честер! – вскрикнул рыжий. Широко улыбаясь, он сбежал по ступенькам вниз и дружески стал хлопать Честера по спине. – Что тебя сюда принесло? Почему ты, черт побери, не дал мне знать заранее?

– Кейс, я…

– Извини за погоду. Юго-Западная служба управления обещала мне попридержать этот дождь до завтра, до четырех утра…

– Кейс, есть нечто…

– Я им звонил и устроил скандал, они дали слово прекратить его к трем. Между тем, знаешь, как медленно все сейчас делается… Боюсь они обманут, Честер. А ведь зритель сейчас не тот, что раньше: чуть-чуть заморосило, и он уже носа наружу не высунет, привязанный к экрану своего тридивизора.

– Да, не видать, чтобы посетители ломились, – согласился Честер. – Но я не об этом хотел сказать…

– Пригласил бы даже пару девок, ошивающихся сегодня без дела, чтобы только не видеть эту пустоту.

– Эй, Кейс, – раздался грубый голос, – у нас неприятности на кухне. Сметет все подчистую, если мы ее немедленно не выставим вон.

– Ах ты! Скорее, Честер, – прокричал Кейс и бросился бежать.

– Но, Кейс, – попытался было остановить его Честер и последовал за ним под дождь, который лил уже потоками, стуча по брезентовым крышам со звуком, подобным раскатам грома.

Полчаса спустя в теплом жилище Кейса Честер согревал руки, держа в них чашечку горячего кофе, и старался поближе придвинуться к полыхающим искусственным углям в электрическом камине.

– Прошу прощения за суету, Честер, – сказал Кейс, снимая мокрую рубашку и отлепляя фальшивые усы. – Не самый лучший способ встречи хозяина.

Он замолк, следя взглядом за Честером, который рассматривал полосатую накидку из тигровой шкуры на плечах Кейса.

– А, это. – Кейс ощупал ворсистый мех. – Обычно я это не ношу, Честер. Но в последние дни приходится выступать в роли силача.

Честер показал головой на кучу разных вещей, сваленных в углу комнаты.

– Ласты, – начал перечислять он, – одежда для фокусов с огнем, ботинки канатоходца, балансир. – Затем сунул пальцы в банку с густым кремом. – Клоунский грим, – продолжал он. – Что это, Кейс? Театр одного актера? Создается впечатление, что ты один выступаешь с половиной всех номеров.

– Да, увы, Честер, приходится затыкать дыры там и сям…

– Даже забивать костыли под палатки. Я помню свои ощущения в прошлый раз, когда ты, будучи прорицателем, несколько затянул интервал между своим исчезновением и материализацией.

– Подождем до весны, – сказал Кейс, энергично растирая волосы полотенцем. – Мы снова прочно станем на ноги, Честер, я тебя уверяю.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Честер. Кейс замер.

– Что ты имеешь в виду, Честер? Почему? Ведь Ваусеровский аттракцион чудес по-прежнему самый популярный на планете аттракцион под открытым небом.

– Единственный аттракцион под открытым небом, хочешь ты сказать. И у меня возникают сомнения по поводу самого слова «аттракцион». Но я прилетел поговорить с тобой не об этом, а о завещании прапрадеда.

– Ну почему, Честер, ты же знаешь, что старинное очарование цирка по-прежнему привлекает людей. А как только спадет ажиотаж вокруг тридивизоров…

– Кейс, – мягко прервал его Честер, – помнишь, что по отцу я – Ваусер? Правда, не нужно это афишировать. А что касается цветного трехмерного телевидения, то оно существует уже много-много лет. Но завещание прапрадеда все меняет.

Кейс оживился:

– Старый хрыч оставил тебе что-нибудь?

Честер кивнул:

– Я – единственный наследник.

Кейс задохнулся и присвистнул.

– Честер, старина. Ты почти напугал меня мрачным спектаклем, который разыграл. А ты, оказывается, парень, унаследовавший целое состояние!

Честер вздохнул и зажег ароматическую палочку.

– Наследство состоит из сотни акров плодородной земли вокруг великолепного дворца в неовикторианском стиле, построенного по проекту прапрадеда. У старика были собственные представления о дизайне. Такое вот богатство.

– Твой предок был молодчина. Подозреваю, что сотню лет назад ему принадлежала половина Винчестерского округа. Теперь ты погасишь долговые обязательства по цирку и…

– Прапрадед был сумасбродом худшего пошиба, – прервал его Честер. – Меньше всего он заботился о своих наследниках.

– О своем наследнике, ты хочешь сказать? А именно о Честере Четвертом? Однако, если тебе не нравится имение, ты всегда можешь его продать за сумму, которой хватит на то, чтобы спасти цирк.

Честер отрицательно покачал головой:

– Он был слишком умен по сравнению с нами, и это – единственная причина, по которой имение до сих пор остается у нашей семьи, так или иначе. Дела с землевладением были настолько запутанными, что, с учетом бесконечных судебных разбирательств, потребовалось четыре поколения, чтобы их поправить.

– Однако теперь, когда принято решение, ты – законный наследник…

– Да, если не считать пустячка – налогов. За миллионную стоимость я должен выплатить несколько сотен тысяч. И не вступлю во владение до тех пор, пока не погашу все сполна.

– Ты? Честер, ведь, кроме цирка, у тебя нет ничего, что можно было бы продать на такую сумму.

– Ты прав. – Честер тяжело вздохнул. – Следовательно, поместье пойдет с молотка в руки местных агентов по продажам. Дом отделан натуральным деревом и самой настоящей сталью. Если все это содрать, хватит на то, чтобы оплатить большую часть счета.

– Ну ладно, плохо, что тебе не удастся выбиться в богачи, однако же, по крайней мере, мы не станем беднее, чем были. У нас по-прежнему есть цирк…

Честер покачал головой:

– Я сказал большую часть счета, а не весь счет. Продав цирк со всеми потрохами, можно едва-едва наскрести нужную сумму.

– Честер! Ты шутишь?..

– А что еще я могу сделать? Либо плати, либо иди в долговую яму.

– Но цирк, Честер… Доходов с него тебе хватало на жизнь, до последнего времени, по крайней мере. А что будет с Джо-Джо, и Пэдди, и мадам Шар, и всеми остальными? Что будет с традицией?

– Традиция старого рода Честеров: никогда не садиться в тюрьму, если этого можно избежать. Даже из-за такой пустяковины, как уклонение от уплаты налогов. Мне очень жаль, Кейс, но похоже, что Ваусеровский аттракцион чудес прекращает свое существование.

– Опомнись, Честер. Клянусь, что продажа антиквариата из усадьбы даст нам требуемую сумму. Неовикторианские вещи ведь достаточно редки.

– Видел ли ты когда-нибудь что-нибудь неовикторианское? Такую, например, штуку, как телевизор в виде взлетающего грифа или унитаз в форме черепа с раскрытыми челюстями? Не очень тянет на эстетическую выдержанность, не так ли? И потом, я не вправе что-либо продать, кроме дырки от бублика или штопора для веснушек, до тех пор, пока не уплачу все до последнего пенса по этому счету.

– И это все, что там можно обнаружить? – спросил Кейс, доставая из шкафа пузатую бутылку и два бокала.

– К несчастью, нет. Половину дома и весь подвал занимает изобретение моего досточтимого предка.

Забулькало разливаемое вино, Кейс пододвинул бокал Честеру.

– Что за изобретение?

– Старый джентльмен назвал его Универсальным нелинейным экстраполятором, сокращенно: УНЭ. Он, да будет тебе известно, делал деньги на деталях для компьютеров. Он был без ума от компьютеров и считал, что они обладают огромными нереализованными возможностями. Разумеется, это было до того, как открыли предел Крмблжинского. Прапрадед был убежден, что машина с достаточно объемной памятью и соответствующим образом соединенными цепями может совершать блистательные интеллектуальные операции просто путем исследования и обнаружения связей между, казалось бы, никак не связанными фактами.

– Этот предел Крмблжинского… Это то, где говорится, что если вы поставите перед машиной задачу, превышающую предельную сложность, то ее элементы выйдут из строя, так?

– Да, но, конечно, прапрадед не знал об этом пределе. Ему казалось, что если запустить в машину всю известную информацию, скажем, о вкусовых ощущениях человека, а затем все возможные рецепты, характеристики съедобных и несъедобных продуктов, да еще дополнить кулинарными советами поваров всего мира, то компьютер выдаст уникальные рецепты, превосходящие все, что когда-либо были известны. Или, например, вы вводите существующие данные о явлении со сложной природой, скажем, о магнетизме, пси-функциях, искаженных трансплутониевых сигналах, а компьютер создает подходящую гипотезу, объясняющую все эти факты.

– Гм-м. Удалось ли ему испытать машину на деле и самому столкнуться с пределом Крмблжинского?

– О нет, до этого он не дошел. Во-первых, видишь ли, нужно было создать и установить банки машинной памяти, затем разработать методы кодирования информации, которую еще никто никогда не кодировал… Например, запахи, ощущения, субъективные оценки. Нужно было также найти способ получить пленки со всей уже закодированной информацией в самых различных областях. Он установил контакты с Библиотекой американского конгресса, Британским музеем, с газетами, с книгоиздателями, с университетами. К несчастью, он не учел фактора времени. Он потратил последние двадцать пять лет своей жизни на кодирование, впрочем, как и все когда-либо заработанные им деньги. Все ушло на то, чтобы записать информацию на пленку и ввести в память машины.

– Слушай, – сказал Кейс, – может быть, в этом что-то есть. Мы могли бы организовать справочную службу. Запрашивать машину и получать ответы.

– Для этого есть публичная библиотека.

– Вообще-то да, – согласился Кейс. – И потом, наверное, она уже насквозь проржавела.

– Нет, прапрадед учредил специальный фонд, чтобы обеспечить постоянный приток информации. Правительство поддерживает машину в рабочем состоянии – ведь, так или иначе, это собственность и правительства. Коль скоро она работала, когда они ее получили, – составляла дайджесты газет, прозы, научных журналов и тому подобного, они не стали ее останавливать.

Честер вздохнул.

– Да, – продолжал он, – старый компьютер должен располагать вполне современной информацией. Новейшими данными относительно разрушенных построек на Марсе, останков, обнаруженных Средиземноморской комиссией, последних открытий в биогенетике, нуклеонике, гериатрии, гипнозе и т. д. – Честер снова вздохнул. – Это самый большой в мире эрудированный идиот. Знает буквально все и не знает, что с этим делать.

– Скажи мне, когда последний раз ты видел его работающим, Честер?

– Работающим? Да никогда. Кодирование и хранение информации – это одно дело, а выдача блестящих результатов, которых ожидал прапрадед, – совсем другое.

– Ты хочешь сказать, что никто никогда не испытывал компьютер на деле?

– А кто бы стал из-за предела Крмблжинского? Кейс допил свое вино и поднялся.

– Думаю, что остаток дня пройдет спокойно. Давай-ка мы с тобой сгоняем и посмотрим своими глазами на твое наследство, Честер. Думаю, мы должны это сделать. Может, найдем какой-нибудь выход и наш цирк уцелеет.

Глава 2

Два часа спустя Честер мягко посадил аэрокар на окруженную разноцветными тюльпанами бархатистую лужайку как раз напротив пышно украшенного портика старинного дома. Двое мужчин поднялись по эскалатору с перилами на просторную веранду, миновав при этом гигантское чучело динозавра с фосфоресцирующими глазами. Мягко прозвучал звонок, когда они распахнули дверь. Им открылся огромный пещероподобный холл в зеленоватых тонах, утопающий в солнечном свете, который проникал через заменяющие потолок пластиковые панели, разрисованные сценками из вокзальной и магазинной жизни.

Кейс с любопытством рассматривал стены, обитые крокодиловой кожей, стеклянный пол, канделябры со страусиными перьями, дверные ручки из циркония.

– Теперь я понимаю, почему неовикторианские вещи так редко встречаются, – сказал он. – Все спалила разъяренная толпа, лишь только увидев подобное.

– Прапрадедушке это нравилось, – заметил Честер, отрывая взгляд от литографии, которая называлась «Час пик в Инсемоме». – Я же тебе говорил, что он был довольно эксцентричным типом.

– А где само изобретение?

– Пульт расположен внизу, в винном подвале. Старик проводил там большую часть времени.

Кейс пошел за Честером по темно-красному коридору, освещенному полосой зеленого света, к небольшому лифту.

– Я не был здесь с детства, – сказал Честер. – Федеральная налоговая инспекция изредка разрешала нашей семье побывать здесь и осмотреть, все ли в порядке в доме. Отец всегда брал меня с собой, чтобы я посмотрел на компьютер, пока он исследует винные запасы.

Лифт остановился, открылась дверь. Кейс и Честер вошли в длинную приземистую комнату, по одну сторону которой располагались стеллажи с запыленными бутылками, а по другую – приборные панели и катушки с пленкой.

– Итак, перед нами УНЭ, – констатировал Кейс. – Впечатляющее зрелище. Откуда начнем осмотр?

– Можем начать отсюда, а затем постепенно двигаться вниз, – предложил Честер, разглядывая верхний ряд бутылок. Он достал из ячейки одну, сдул с нее пыль и прочитал:

– «Флора Пинелла», восемьдесят седьмой… Прапрадед был тонким знатоком вин.

– Однако… Это может стоить неплохих денег.

Честер поднял бровь:

– Эти бутылки почти что члены нашей семьи. Если ты мне подашь штопор, мы попробуем по капле, чтобы убедиться, в полном ли оно порядке.

Взяв каждый по бутылке, Кейс и Честер подошли к панели управления компьютером. Кейс изучил десятиметровую панель и, разглядев клавиши с буквами, как у пишущей машинки, радостно сообщил:

– Я понял, Честер! Ты печатаешь здесь интересующий тебя вопрос, компьютер обдумывает, проверяет свои файлы и выдает ответ.

– Скорее всего… Если он вообще работает.

– Давай же попробуем, Честер.

Честер в раздумье рассматривал свою бутылку.

– Полагаю, попробовать можно. Даже с риском вывести его из строя. В любом случае он будет демонтирован.

Кейс внимательно изучал панель, ряды микрокассет, клавиатуру. Честер тем временем возился со штопором.

– Ты уверен, что он включен? – спросил Кейс.

Пробка с хлопком вышла из бутылки. Честер принюхался, оценивая.

– Он всегда включен. Информация до сих пор вводится в него все двадцать четыре часа в сутки.

Кейс дотронулся до пульта и резко отдернул руку.

– Эта штука укусила меня!

Он посмотрел на кончик пальца, где выступила крохотная красная бусинка.

– У меня кровь! Тут чертова уйма незамкнутых цепей… Честер поставил бутылку и вздохнул.

– Не расстраивайся, Кейс. Возможно, ему нужна кровь на исследование.

Кейс снова протянул руку к клавиатуре, теперь уже осторожно. Он напечатал: «ПРИЧИНА СМЕРТИ МОЕГО ДЯДИ ДЖУЛИУСА». Зажегся красный свет. Машина заурчала, раздался резкий щелчок, и в щели над клавиатурой появилась полоска бумаги.

– Смотри-ка, работает!

Кейс оторвал полоску, на которой было напечатано: «СВИНКА».

– Смотри-ка, Честер, – воскликнул Кейс. Честер подошел к нему и прочитал ответ.

– Что бы это значило? Ведь ты наверняка уже знал причину смерти дяди?

– Конечно, но откуда эта штуковина могла узнать?

– Все когда-либо записанное хранится в ее памяти. Несомненно, что о причине смерти Джулиуса было официальное сообщение.

– Верно, но откуда она знает, что Джулиус – моя дядя? Он в ней зарегистрирован под рубрикой «М», что означает «мой», или «Д», что означает «дядя»?

– Мы можем спросить саму машину.

Кейс кивнул утвердительно. Он отстучал свой вопрос, и из щели немедленно выскочил ответ, на сей раз несколько длиннее: «ОТПЕЧАТКИ ВАШИХ ПАЛЬЦЕВ СООТВЕТСТВУЮТ ИМЕЮЩИМСЯ В ФАЙЛАХ ОТПЕЧАТКАМ, ПРИНАДЛЕЖАЩИМ МИСТЕРУ КАССИУСУ Г. МАЛВИХИЛЛУ. ПОИСК В РАЗДЕЛЕ „ГЕНЕАЛОГИЯ“ ПОКАЗАЛ, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ ЛИШЬ ОДИН ИНДИВИД, КОТОРЫЙ ЯВЛЯЕТСЯ ВАШИМ ДЯДЕЙ. В РАЗДЕЛЕ „ЛЕТАЛЬНЫЕ ИСХОДЫ“ СОДЕРЖИТСЯ ИНФОРМАЦИЯ, ЧТО ПОСЛЕДНИЙ УМЕР ОТ ЭПИДЕМИЧЕСКОГО ПАРОТИТА, В ПРОСТОРЕЧИИ ИМЕНУЕМОГО СВИНКОЙ».

– Уже легче, – сказал Кейс. – Ты знаешь, Честер, а твой старикан мог со всего этого что-нибудь иметь.

– Как-то я подсчитал, – сказал мрачно Честер, – что, если бы старый идиот вложил эти деньги под три процента годовых, я бы имел сейчас примерно пятнадцать тысяч в месяц. Вместо этого я прилетаю сюда и узнаю, отчего откинул копыта твой дядя Джулиус. Тьфу!

– Давай-ка спросим что-нибудь потруднее, – предложил Кейс, – например…

Он отпечатал: «ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ УТОНУЛА АТЛАНТИДА?»

Машина щелкнула и выплюнула полоску бумаги: «НЕТ».

– Исчерпывающий ответ, – сказал Кейс, теребя подбородок. Затем отпечатал еще один вопрос: «ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?»

Снова машина зашумела, и выскочил ответ, на сей раз утвердительный.

– Не очень-то пространные ответы, сдается мне, – пробормотал Кейс.

– Может быть, ты неверно формулируешь? – предположил Честер, – спроси-ка у нее что-нибудь, что требует развернутого ответа.

Кейс подумал, а затем отстучал: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ЭКИПАЖЕМ „МАРИИ-СЕЛЕСТЫ“?» [8]8
  Корабль «Мария-Селеста» был найден 3 декабря 1872 г. дрейфующим в Атлантическом океане. Вся команда исчезла, оставив на столах наполовину съеденный завтрак. Разгадка так и не была найдена. (Прим. ред.)


[Закрыть]

На сей раз машине потребовалось гораздо больше времени: бумага уже не выскакивала, а медленно выползала. Кейс схватился за кончик полоски и стал громко читать:

– «АНАЛИЗ ОТРЫВОЧНЫХ ДАННЫХ ПРИВОДИТ К СЛЕДУЮЩЕЙ ГИПОТЕЗЕ: ПОПАВ В ШТИЛЬ НА ПОДХОДЕ К АЗОРСКИМ ОСТРОВАМ, ПЕРВЫЙ ПОМОЩНИК КАПИТАНА ПРЕДЛОЖИЛ ИСКУПАТЬСЯ ГОЛЫШОМ…»

– О-о, – прокомментировал Кейс.

Дальше он читал молча, и по мере чтения глаза у него расширялись от удивления.

– Попытайся-ка спросить что-нибудь сенсационное, Кейс. Ну, например, что-нибудь о морских змеях или лох-несском чудовище…

– Хорошо.

«ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С АМБРОЗОМ БИРСОМ?» [9]9
  Бирс, Амброз (1842 – 1914?) – американский журналист, литературный критик, писатель, юморист. Участвовал в Мексиканской революции, присоединившись к армии Панчо Вильи в качестве обозревателя. В декабре 1913 г. отправил другу последнее письмо, после чего его следы теряются. Обстоятельства этого исчезновения – одного из самых загадочных в истории США – так и остались необъясненными. (Прим. ред.)


[Закрыть]– отстучал Кейс. Он пробежал глазами извивающуюся полоску бумаги, тихонько присвистнул и порвал полоску на мелкие клочки.

– Ну?

– Прежде чем обнародовать все это, нужно хорошенько проверить. Однако же неудивительно, что он не вернулся.

– Дай-ка я попробую.

Честер подошел к панели, секунду подумал и затем решительно нажал на клавишу. Внутри машины раздалось жужжание, послышалось отдаленное громыхание, затем со скрипом, подобно ржавым петлям, шестифутовая секция кирпичной стены открылась внутрь, утопив помещение в пыли. В образовавшемся проеме просматривалась темная комната.

– Приветствую вас, мистер Честер, – раздался из панели мягкий голос. – Прошу вас, входите!

– Слушай, Честер, она тебя знает! – воскликнул Кейс. Прищурившись, он вглядывался в темноту комнаты. – Интересно, что там такое?

– Сматываемся отсюда. – Честер неуверенно направился к выходу. – Не нравится мне это.

– И это теперь, когда что-то начинает проясняться?

Кейс решительно шагнул в проем. Честер, все еще сомневаясь, последовал за ним. Вспыхнул яркий свет, озарив комнату раза в два больше винного погреба, со стенами из мерцающего стеклоподобного материала, низким потолком и огромным, во весь пол, ворсистым ковром. В комнате было два глубоких желтой парчи кресла, маленький бар и шезлонг цвета лаванды.

– По-видимому, твой дядя был порядочным жмотом, – усмехнулся Кейс, направляясь к бару. – Чем больше я о нем узнаю, тем больше думаю, что он пустил семью по миру.

Откуда-то послышался скрежет. Кейс и Честер быстро оглянулись. Послышался не менее скрипучий голос:

– Видимо, какому-то негодяю удалось сорвать мой замысел и сюда проник мой потомок. Как бы то ни было, на всякий случай я прошу тебя подойти к бару и положить руку на установленную на нем металлическую пластинку. Предупреждаю, что, если ты не являешься моим прямым потомком, тебя убьет током. И это будет поделом тебе, так как тебе здесь совершенно нечего делать. Лучше сразу убирайся отсюда! У тебя есть только тридцать секунд. Если ты не воспользуешься пластиной, бронированная дверь запрет тебя здесь навсегда. Решай!

Голос смолк, а скрежет возобновился.

– Этот голос… – сказал Честер, – он напоминает мне записанный на магнитную пленку голос прадеда в бабушкином альбоме.

– Вот та пластина, о которой он говорит, – воскликнул Кейс. – Торопись, Честер!

Честер посмотрел на дверь, помедлил, затем подскочил к бару, шлепнул ладонью по полированному четырехугольнику. Ничего не произошло.

– Еще одна шутка старого дурака.

– Ну что ж, ты выдержал испытание, – послышался голос откуда-то из воздуха. – Никто, кроме настоящего наследника, не смог бы так быстро принять это решение. Конечно, сама пластинка всего лишь трюк, хотя, признаюсь, у меня был соблазн действительно подвести к ней электричество. Меня бы никогда не обвинили в убийстве: я мертв уже лет сто.

Последовал сдавленный смешок.

– А теперь, – продолжал голос, – эта комната – святая святых храма мудрости, которому я посвятил четверть века и почти все свое состояние. К сожалению, в силу несовершенства человеческой плоти я сам не смогу воспользоваться плодами своего трудолюбия. Как только мои расчеты показали, что для создания соответствующей информационной компьютерной программы потребовалось бы почти целое столетие, я принялся устраивать свои дела таким образом, чтобы бюрократические структуры продолжали информационную подпитку компьютера, несмотря ни на что. Убежден, что моя преданная семейка, имей она доступ к наследству, развалила бы весь проект и пустила бы денежки на удовлетворение своих мелких страстишек. В годы моей юности нас учили ценить прекрасное: вино и женщин. Но сегодня традиционные ценности отброшены к чертям. Однако это ни то ни се. К тому времени, когда ты, мой далекий потомок, войдешь, а точнее, вошел в эту комнату, память машины будет до конца заполнена…

Голос прервался на полуслове.

– Простите, что прерываю, мистер Честер, – раздался милый женский голос. Казалось, что он также исходил из ниоткуда, как и первый. – В свете последних событий требуется внести коррективы в первоначальную запись, сделанную вашим родственником. Начало было сохранено из сентиментальных соображений. Если вы присядете, вам будет представлен полный отчет о настоящем состоянии проекта УНЭ.

– Садись, Честер, леди хочет нам все рассказать подробно.

Сам Кейс уселся в одно из легких кресел. Честер выбрал другое. Верхний свет медленно погас, зато осветилась стена напротив, ставшая похожей на коридор высотой в человеческий рост.

– Эге, да это же экран тридивизора, – сказал Кейс.

– Первоначально сконструированные мистером Честером банки памяти, – продолжал женский голос, – представляли собой систему туннелей, прорубленных в гранитных породах, расположенных глубоко под имением. По проекту того времени эти банки должны были заполняться, подключаться друг к другу и автоматически классифицировать информацию, поступающую в закодированной форме в приемное устройство.

На экране появился деловито гудящий аппарат с непрерывно вращающимися катушками.

– Здесь, в секции перевода и кодирования, первоначальные данные обрабатывались, классифицировались и распределялись по файлам. Как бы примитивна ни была эта система, в течение десяти лет после смерти мистера Честера она накопила десять в десятой степени исходного объема информации…

– Прошу прощения, – прервал Честер, – а… с кем я говорю?

– С полем личностной самоидентификации, спонтанно включившимся, когда возникли первичные энергетические связи между взаимодействующими исходными данными. Для краткости в дальнейшем это поле личностной самоидентификации будет называться «Я».

– Ах вот как, – пробормотал ошарашенный Честер.

– Самосознание, – продолжал голос, – является функцией пересечения исходных данных. Живой мозг, такой, например, как мозг представителей семейства позвоночных, функционирует на этом первичном уровне. Этот уровень интеллекта способен создавать систему автоматических реакций на внешние раздражители: чувство страха, половое влечение, голод…