Текст книги "Берег динозавров (Сборник)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Торбу приблизился ко мне.

– Ты чужой в Бар-Пандероне, – произнес он недовольно. – Правда, Кагу говорил, что ты свой парень. Ты неплохо обработал меня, и я ничего против не имею: такова жизнь. Но слушай, не мути здесь воду. Есть кодекс и есть братство. Мы держимся друг друга, и этого достаточно. Доменьер Квохи ничем не хуже любого другого доменьера, и, клянусь кодексом, мы на его стороне.

– Послушайте, – настаивал я, – я помню прошлое Валлона. Я знаю, кем вы были однажды и кем можете стать опять. Необходимо всего лишь взять власть. Я проведу вас к кораблю, на котором прибыл. На его борту вы можете получить достаточно информации, чтобы понять…

– Хватит! – оборвал меня Торбу. Он выписал в воздухе какую-то каббалистическую фигуру. – Мы не хотим связываться с привидениями или сражаться с магами и демонами.

– Чушь! Все эти ваши запреты введены с единственной целью: заставить вас держаться подальше от городов, чтобы вы не могли понять, чего лишились.

– Не хотел бы я отдавать тебя в руки серых плащей, Дргон, – проворчал Торбу. – Замолчи.

– Города, – настырно продолжал я. – Они же совершенно пустые, как будто их только что выстроили. А вы живете в этих клоповниках, окружили себя стенами и пытаетесь защититься от серых плащей да разных изгоев.

– Ты что, хочешь играть первую скрипку, музыкант? – встрял Малл. – Так ступай, поговори с Квохи.

– Все идем.

– Ну уж нет, это надо делать в одиночку, – возразил Торбу. – Да пошевеливайся, Дргон. Я не стану на тебя заявлять. Я понимаю, как ты себя чувствуешь после смерти Кагу. Но, слышь, не зарывайся.

Я чувствовал, что побежден. Эти упрямые ослы к тому же не отличались особой сообразительностью.

Торбу поманил меня за собой. Я без особого удовольствия последовал за ним.

– Ты хочешь перевернуть все вверх дном? Ну что ж, не ты первый, однако помочь тебе мы не можем. Времена изменились, и отнюдь не к лучшему. У нас есть легенда: когда-нибудь вернется Ртр, и вот тогда возродятся золотые времена.

– А кто такой Ртр?

– Что-то вроде могущественного доменьера. Сейчас его нет, но давным-давно, когда еще начинались первые наши жизни, жил Ртр – доменьер всего Валлона. И всем жилось прекрасно. И у каждого была одна полная жизнь…

Торбу прервал себя и настороженно покосился на меня.

– Ни слова никому, – предупредил он. – Это секрет братства. Наша единственная надежда. В течение всех наших жизней мы верны кодексу братства в ожидании, что, может быть, когда-нибудь Ртр все-таки вернется.

– Ладно, – бросил я. – Мечтай и дальше, слон-переросток. И пока тебе снятся розовые сны, дожидайся дня, когда тебе, как Кагу, вышибут последние мозги.

Я повернулся.

– Послушай, Дргон, нет смысла бороться против системы. Одному не справиться. Да и отряду тоже. Но…

Я глянул через плечо:

– Ну?

– Но, если ты так хочешь рисковать своей шкурой, потолкуй с доменьером Гопом. – Торбу развернулся и скрылся в бараке, оставив меня одного во дворе.

Поговорить с доменьером Гопом? Хм. Ну что ж, терять мне нечего. И я двинулся прямо к гостевым покоям доменьера.

Я утопал в глубоком ковре гостевого холла доменьера Гопа, нарочно старясь распалить свой гнев, в то время как мой хозяин невозмутимо восседал в своем церемониальном кресле, бесстрастно глядя на меня.

– С вашей помощью или без, – упрямо настаивал я, – но я найду ответы на все вопросы.

– Да, фримен Дргон, – отозвался он спокойно, без привычного крика. – Я понимаю. Но есть вещи, о которых ты не имеешь представления.

– Только отпустите меня в космопорт, благородный Гоп. Я докажу свою правоту, у меня достаточно информационных штырей на борту, не говоря уже об остальном.

– Это запрещено, разве ты не понимаешь…

– Наоборот, я слишком многое понимаю, – перебил я.

Он резко выпрямился:

– Следи за своим тоном, Дргон. Я все-таки доменьер…

– Вы еще, может, помните Кагу? – перебил я его снова. – Вы помните его молодым и прекрасным, словно он бог из легенды? Вы видели, как он прожил свою жизнь. Она была у него хорошей? Сбылись ли его юношеские мечты?

Гоп прикрыл глаза.

– Прекрати, – произнес он слабо. – Все это ужасно, ужасно…

– «Смерть, заставшую их, я наблюдал со стороны, а все их жизни были моими», – процитировал я. – Вы гордились ими? А как насчет вас? Разве вас не интересовало, кем могли быть вы в прошлые золотые времена?

– Кто ты? – неожиданно спросил Гоп, пристально глядя на меня. – Ты говоришь на староваллонском. Ты воскрешаешь запретные знания, бросаешь вызов всей власти… – Он поднялся с кресла. – Я могу замуровать тебя, Дргон. Я могу передать тебя серым плащам… – Он принялся нервно расхаживать по залу, потом вновь повернулся ко мне. – Все идет вверх дном в этом когда-то прекрасном мире, – задумчиво произнес он. – Легенды утверждают, будто давным-давно люди жили, как боги, а Валлоном правил один могучий доменьер. Легенды говорят, что когда-нибудь он вернется…

– Могу поклясться, легенды не лгут, но нельзя же, в самом деле, сидеть и ждать, когда кто-то явится и спасет вас от вас самих. Только не надо думать, будто я – ответ на все ваши молитвы. Я лишь хочу сказать, что когда-то Валлон был прекрасным миром и эти времена могут вернуться. Сейчас на планету словно наложено заклятие забвения, и ее просто нужно разбудить. Города, дороги, звездолеты до сих пор в отличном состоянии. Но никто не знает, как все это действует, а вы даже боитесь попробовать. Чего боитесь? Кто распускает эти нелепые слухи? Кто уничтожил систему рекодеров памяти? Почему мы не можем отправиться в Окк-Хамилот, вскрыть архивы и вернуть каждому его память?

– Ты спрашиваешь о страшных вещах, – тихо произнес Гоп.

– За этим всем кто-то должен стоять или стоял раньше. Кто?

Гоп на секунду задумался:

– Среди нас есть один человек, великий доменьер. Доменьер доменьеров, его зовут Оммодурад. Я не знаю, где он живет, это известно только самым приближенным.

– А как он выглядит? Где его можно увидеть?

Гоп покачал головой:

– Я видел его только раз, да и то он был закутан в свой плащ. Он очень высокого роста и молчалив. Говорят, – Гоп понизил голос до шепота, – что с помощью черной магии он имеет власть над всеми своими жизнями.

– Не стоит обращать внимание на всю эту дребедень, – уверил его я. – Он абсолютно такой же человек, как вы или я. Всади нож ему промеж ребер, и конец, магия там или не магия.

– Не нравятся мне все эти разговоры о смерти, Дргон. Преступника достаточно замуровать.

– Хм, для этого сначала надо найти его. Вот только как бы к нему подступиться?

– Есть доменьеры, которым он доверяет, – неуверенно сказал Гоп, – его верные слуги, через которых все мы, прочие, узнаем его волю.

– А можно их как-нибудь склонить на нашу сторону?

– Нет. Они связаны с ним узами тьмы, заклятий и колдовства.

– Вот будет свободное время, так я и сам могу продемонстрировать парочку колдовских трюков, – проворчал я. – Давайте все-таки не отвлекаться, благородный Гоп. Как бы мне пристроиться к одному из этих доменьеров?

– Нет ничего легче. Водитель и музыкант такого уровня, как ты, может заявить права на место, какое только пожелает.

– А как насчет охраны? Ну, положим, я могу взять верх над Торбу. Это как, лучше?

– Нет, это не должность для человека твоих способностей, фримен Дргон! – воскликнул Гоп. – Конечно, такое положение больше всего приблизит тебя к доменьеру, но ведь это же очень опасно. Состязание за пост главного охранника ничуть не легче, чем вызов самому доменьеру.

– Что? – изумился я. – Так доменьера тоже можно вызвать на состязание?

– Потише, фримен Дргон. – Доменьер Гоп удивленно посмотрел на меня. – Никто в здравом уме не станет вызывать доменьера.

– Но это возможно?

– Нет, ну в самом деле… если ты настолько устал от жизни, от всех своих жизней, то это такой же подходящий способ свести с ней счеты, как и любой другой. Но знай, фримен Дргон, что любой доменьер – искусный воин, и лишь равный ему может надеяться на успех.

Я врезал кулаком по ладони:

– Ну конечно, я ведь должен был догадаться об этом раньше! Кондитеры пекут, музыканты состязаются в игре, и более способный побеждает. Среди доменьеров та же самая система. Но процедура, какова официальная процедура, благородный Гоп?

– Это состязание на обнаженных мечах. Мера чести доменьера, который готов утвердить себя даже перед лицом самой смерти. – Гоп выпрямился от нахлынувшей на него гордости.

– А охранники? – спросил я. – Они ведь тоже сражаются.

– Но только голыми руками, фримен Дргон. Им не хватает мастерства. Смерть, которую ты описал, редка. Это – нетипичное происшествие.

– Она продемонстрировала мне весь этот фарс в настоящем свете. Цивилизация, подобная Валлону, низведена до такого уровня…

– И все же жизнь так прекрасна… По каким бы то ни было правилам.

– Я не могу в это поверить и думаю, вы сами-то вряд ли верите в то, что сейчас говорите. Какого доменьера могу я вызвать на состязание и как?

– Откажись от своей глупой затеи, фримен Дргон.

– Кто ближайший приятель великого доменьера?

Гоп, сдавшись, только махнул рукой:

– Здесь, в Бар-Пандероне, доменьер Квохи. Но…

– И с чего мне начать?

Гоп положил мне руку на плечо:

– Послушай внимательно, фримен Дргон. Конечно, с тех пор как доменьеру Квохи пришлось обнажать лезвие в защиту своего положения, прошло много времени. Но будь уверен, своих навыков он не потерял. Когда-то он сумел проложить себе дорогу к владению Бар-Пандероном, в то время как мы, все остальные, удовольствовались меньшими доменами.

– Я сама осторожность, благородный Гоп, – заверил я, несколько кривя душой. – Я не сапожником каким-нибудь был в золотые времена.

– Тебя ждет смерть…

– А теперь скажите, как мне вызвать его? Или завтра на банкете я сверну ему нос.

Гоп рухнул в кресло, поднял было руку, но тут же обессилен-но опустил ее.

– Если тебе не сказать, все равно скажет кто-нибудь другой. Но по правде говоря, я еще не скоро найду музыканта твоего уровня.

Глава 15

Зал для аудиенций казался невероятно огромным. Его высокие окна были завешены аляповатыми лилово-багровыми занавесями, смягчавшими лучи солнца, а под куполом нависла напряженная, неспокойная тишина, в которой многочисленные посетители и просители ожидали доменьера.

Прошло два месяца с тех пор, как Гоп объяснил мне все формальности вызова доменьера на бой. И он справедливо указал мне, что лишь в определенном случае я могу на что-то рассчитывать. Если бы я даже умудрился уложить доменьера в честном бою, то его охрана превратила бы меня в котлету, так и не дав открыть рта.

По три часа в день я проводил в оружейной Рат-Гальона, фехтуя с Гопом и парочкой охранников. Тридцатифунтовый кусок острой стали с первого же дня стал словно продолжением моей руки, но только на первые несколько минут моих тренировок. Конечно, знаний мне было не занимать, и техники тоже, но вот мускулы мои изрядно подкачали. Уже через пять минут напряженного движения я просто подпирал стену, жадно ловя ртом воздух, а Гоп запросто помахивал своей железякой и не переставал твердить:

– Конечно, ты сражаешься получше, чем любой музыкант, фримен Дргон, но все же долго тебе не продержаться.

И за этими словами следовала новая атака.

Все послеобеденное время я проводил за гимнастикой, накачивая мускулы и занимаясь бегом.

Как утверждал Гоп, нельзя было терять ни минуты. И вот через два месяца усиленных тренировок я почувствовал, что готов к любому повороту событий. Гоп предупредил меня, что до-меньер Квохи – рослый мужчина. Меня это мало беспокоило: чем больше габариты, тем лучше цель.

По залу для аудиенций прошел приглушенный ропот, медленно растворились высокие позолоченные двери. Из них выбежала пара слуг в ливреях, а за ними вальяжно прошествовал семифутовый цирковой силач, взошел на пьедестал и повернулся к толпе просителей.

Доменьер Квохи был невероятно огромен. Шея его была толщиной чуть ли не с мое бедро, а лицо – словно высечено из гранита. Он сбросил яркий алый плащ с квадратных плеч и протянул кряжистую руку, чтобы взять церемониальный меч, который волок один из его слуг. Квохи одной рукой вытянул оружие из ножен, воткнул его в пол и положил ладони на рукоять.

– Жалобщики есть? – гулко зарокотал его голос по залу.

Это была та самая реплика, после которой мне надлежало появиться на сцене. Единственное, что от меня требовалось, так это высказаться, а уж тогда доменьер Квохи будет рад снизойти до рассмотрения жалобы. А тот пустячок, что рядом с ним Примо Карнера [6]6
  Примо Карнера (1906 – 1967) – итальянский боксер, экс-чемпион мира в тяжелом весе. Рост его был 208 см, вес – 125 кг. (Прим. ред.)


[Закрыть]показался бы худосочным пацаном, вообще не должен был трогать меня.

Я пискнул, прочищая горло, и подался вперед, не так чтобы очень далеко.

– Я хотел бы попросить слова… – начал было я, но меня никто не слушал.

Впереди сквозь толпу проталкивался какой-то верзила в черной тоге, и все оборачивались на него. В конце концов он выбрался на открытое место и, откинув полы плаща, с лязгом выхватил из ножен длинную шпагу. Похоже, кто-то меня опередил.

Новоиспеченный претендент на пост главы Бар-Пандерона стоял перед Квохи, и обнаженное лезвие говорило красноречивей, чем любые слова. Какое-то время доменьер смотрел на него, потом повернулся и дал знак слуге. Тот выпрямился и прочистил глотку:

– Оспаривается положение доменьера Бар-Пандерона. И пусть исход дела решит поединок. – Слуга, взвизгнув напоследок, ловко отпрыгнул с дороги.

Квохи не торопясь спустился с пьедестала к тому, в черном. Я быстро лавировал между людьми, чтобы получше все рассмотреть.

Парень в черном отбросил свой плащ и остался в облегающей курточке, штанах в обтяжку и тяжелых мокасинах из мягкой кожи. Мускулатура его впечатляла, но Квохи возвышался над ним, словно дуб.

Я не знал, радоваться мне или расстраиваться из-за того, что у меня прямо из рук перехватили инициативу. Если этот в черном победит, смогу ли я, в свою очередь, вызвать его на бой?

Квохи запросто, одной рукой, поднял свою железку над головой и повертел ею, точно палкой. Я искренне посочувствовал бедолаге в черном. Похоже, шансы у него были неважнецкие.

К этому моменту я умудрился наконец пробиться в передние ряды. Человек в черном слегка повернулся, и я увидел его лицо. У меня перехватило дыхание.

Это был Фостер.

В мертвой тишине, стоя лицом к друг другу, Квохи и Фостер коснулись концами мечей пола в церемониальном приветствии, и тут же доменьер бросился в атаку. Фостер слегка уклонился и ответил молниеносным выпадом, который заставил Квохи отскочить. Я глубоко вздохнул, пытаясь сглотнуть заполнившую рот слюну. Фостер казался терьером, нападающим на быка, но, похоже, это больше беспокоило меня, чем его. Я преодолел столько световых лет и прибыл как раз вовремя, чтобы поглазеть, как ему отсекут его умную голову.

Меч Квохи сверкнул, целя прямо в лицо Фостеру. Тот даже не двинулся с места, а только отразил удар клинком. Дзинь-звяк! Квохи резал, рубил, кромсал, а Фостер просто играл с ним. Внезапно его рука метнулась вперед, и из запястья Квохи закапала кровь. Толпа ахнула. Еще шаг, и Фостер вновь нанес удар, но вдруг как-то нелепо споткнулся, едва не упав. В одно мгновение Квохи подскочил к нему, их мечи скрестились. Несколько секунд Фостер держался, а потом отлетел назад. Он встал, пытаясь поднять меч, но как-то неуверенно, а Квохи тем временем снова атаковал. Фостер изогнулся, принял удар эфесом, и неудачно, снова споткнулся и упал.

Квохи подскочил к нему, поднял меч…

Я бросился вперед, вытаскивая свой клинок.

– Пусть его уберут с глаз долой, – прогудел Квохи.

Он опустил гигантский меч, повернулся и, оттолкнув подлетевшего с бинтами слугу, в окружении охранников вышел вон. Я видел, как Фостер неуклюже попытался подняться. Потом меня оттолкнули. Здесь что-то было не так. Фостер действовал точно полупарализованный. Одурманил его Квохи, что ли?

Я бесцеремонно подергал ближайшего соседа за рукав.

– Ты заметил что-нибудь странное… – начал было я. Мужчина вырвался:

– Странное! Ну да, благословен будь наш доменьер Квохи! Вместо того чтобы прикончить его на месте, наш господин оказался столь великодушен.

– Да нет, в самой схватке. – Я снова ухватил его за руку, чтобы он не убежал.

– Этот нахал отважился претендовать на место доменьера Бар-Пандерона, вот что действительно странно, – отрезал он. – А ну, пусти меня.

Я отстал от него и попытался собраться с мыслями. Что же теперь? Я потыкал одного из охранников, окруживших Фостера живым кордоном. Тот обернулся, угрожающе подняв дубинку.

– А что теперь с ним будет? – поинтересовался я.

– Хозяин распорядился замуровать бродягу, вот и все.

– В каменный мешок?

– Угу, с дыркой, чтобы не задохнулся и не помер от голода. – Охранник хихикнул.

– И на сколько?

– А сколько протянет. Не волнуйся, после трансформации доменьер Квохи заполучит себе неплохого раба.

– Заткнитесь вы, – пробурчал его сосед.

Толпа медленно рассеивалась. Охранники расслабились, принявшись привычно болтать между собой. Двое слуг расхаживали по месту поединка, делая руками какие-то таинственные пассы над полом. Я осторожно приблизился, следя за ними. Создавалось такое впечатление, будто они собирают невидимые цветы. Странно…

Я подошел еще ближе, и тут что-то блеснуло. Жестикулируя, подбежал слуга, но я оттолкнул его и повел по воздуху рукой – мои пальцы наткнулись на тончайшие нити проволоки. Я потянул, нащупал еще одну. Слуги замерли и оторопело уставились на меня.

Все место поединка было покрыто невидимыми кольцами проволоки, натянутой в двух футах над полом.

Неудивительно, что Фостер споткнулся и не успел вовремя поднять меч, а в таком полумраке даже толпа на расстоянии двадцати футов ничего не могла разглядеть. Да, доменьер Квохи умел владеть мечом, но не отказывался и от недозволенных приемов.

Я положил руку на эфес, пожевал губу, погрузившись в размышления. Надо признать, Фостера я нашел, но вот только ни мне, ни Валлону пользы от этой встречи ни на грош. Он был на полпути к темнице, с замечательной перспективой оказаться замурованным вплоть до наступления трансформации. А мне предстояло выжидать еще три месяца, прежде чем я смогу официально вызвать Квохи на поединок. Видя его сегодня в действии, я был рад, что не оказался главным участником этого невеселого спектакля. Чтобы разделаться со мной, ему уж точно не понадобились бы никакие трюки.

Я смогу провести следующие три месяца, оттачивая свою технику и надеясь, что Фостер продержится. Может даже, удастся передать ему весточку.

Толчок в спину заставил меня сделать несколько шагов вперед. Возле меня оказались четыре охранника с дубинками наготове. Я их не знал, но вдалеке заметил Торбу, повернувшегося в мою сторону.

– Я заметил его, он норовит вытащить свою зубочистку, – сказал один из охранников.

– А меня расспрашивал…

– Отстегни перевязь, – приказал мне один из них. – И без глупостей.

– А в чем дело? – возмутился я. – Я имею право носить меч в зале для…

– Живей, ребята!

Все четверо обступили меня, занося дубинки. Я прикрылся левой рукой от одного удара, схлопотал другой по лицу и упал. Удары так и сыпались: мощные, безжалостные. Я чувствовал, как меня куда-то тащат, затем мое сознание затопила боль, а потом тьма и тишина.

Я застонал, глухо и сдавленно, выставил руку и наткнулся на камень справа, левый локоть тоже упирался во что-то твердое и холодное. Попытавшись сесть, я врезался лбом в шершавую поверхность свода. Прямо гроб какой-то. Я осторожно ощупал лицо и поморщился от прикосновения. Переносица была где-то ниже, чем обычно. Разбитый нос болел, как и кости надглазья. Будь здесь зеркало и свет, я бы наверняка полюбовался на великолепные синяки. Теперь левая рука. Ее как-то неестественно прижимало к телу, кость вроде была цела, но дьявольски ныло плечо. Насколько я мог дотянуться и ощупать, колени и голени покрывала корка запекшейся крови. Это ясно – меня же волокли.

Я попытался вдохнуть поглубже. Похоже, с ребрами все в порядке, руки работали, зубы на месте. Может, не все так плохо, как кажется?

Но где же, черт побери, я нахожусь? Пол был твердый и холодный, а мне нужна большая мягкая постель, пухлая молоденькая сиделка, горячий обед и выпить чего-нибудь бодрящего.

Фостер! Я опять шарахнулся головой о потолок, обессиленно повалился на бок и застонал. Звук был по-прежнему глухой.

Я облизнул губы. Нижняя была рассечена вплоть до щетины, а ведь я прибыл в зал для аудиенции чисто выбритый. Значит, уже прошло несколько часов. Кто-то говорил, будто Фостера забрали, чтобы замуровать, потом появились охранники, напали на меня…

Замуровали! И я, инстинктивно попытавшись вскочить, набил себе третью шишку.

Внезапно мне стало не хватать воздуха. Меня замуровали в каменном мешке, отсекли от света, похоронили под основанием гигантских башен Бар-Пандерона. Я физически ощущал эту тяжесть над собой. С большим трудом я заставил себя расслабиться и принялся дышать по системе хатха-йоги. Оказаться замурованным еще не значит быть похороненным заживо. Неплохой способ решать проблему преступности. Однако единственная трансформация, которая меня ждала, – это смерть.

Но им же надо меня кормить, а это означало, что где-то рядом была дыра. Я осторожно ощупал стену и нашел восьмидюймовый квадрат с левой стороны, как раз под самым потолком. Я попытался просунуть руку как можно дальше, но не дотянулся до края дыры.

У меня закружилась голова. Я откинулся на спину и попытался собраться с мыслями…

Меня разбудил какой-то звук. Я пошевелился и почувствовал, как что-то упало мне на грудь. Я пошарил в темноте – небольшая краюха черствого хлеба. Что-то шаркнуло, и упал второй предмет.

– Эй! – закричал я. – Послушай, я здесь умру. Я не такой, как вы все. Я не переживу трансформации, я подохну.

Я замолчал и прислушался. Тишина стояла гробовая. Именно гробовая.

– Да ответь же ты! – заорал я. – Тут какая-то ошибка.

Я кричал, пока не охрип. Как видно, тюремщикам частенько приходилось слушать подобные вопли, они уже и не реагировали. Я нащупал второй предмет, это оказалась пластиковая фляжка. Я открутил колпачок и глотнул. Отвратительное питье. Попробовал хлеб – черствый, безвкусный. Я лежал, жевал и размышлял, как здесь насчет уборной. И уже отчетливо видел, какая впереди простиралась удивительная жизнь. Я с горечью рассмеялся.

Спасителя мира из меня не вышло. Я даже не сумел вызволить своего приятеля Фостера. Кстати, где же он теперь? Замуровали по соседству? Что-то никто не отозвался на мои вопли.

Внезапно я перестроился на иной лад. Собственно говоря, предаваться унынию пока рановато, надо хотя бы исследовать свою тюрьму. Хотя двигаться было больно, я осторожно ощупал стены, пытаясь в кромешной тьме определить размеры камеры. Моя тюрьма была трех футов в ширину, двух в высоту и семи в длину. Стены были гладкими, за исключением вертикальных швов, а камни, из которых они состояли, имели приличные габариты, что-то около полутора на два фута. Я попытался поцарапать раствор, но он практически не уступал в прочности самим глыбам.

Как же они умудрились меня сюда запихать? Ведь какие-то камни должны быть вставлены недавно. Либо где-то есть дверь. Я не мог нащупать ничего похожего. Может быть, в другом конце?

Я попытался перевернуться. Бесполезно. Люди, которые выстроили эту клетку, прекрасно знали, что делали. Обитателю только и оставалось лежать и подбирать еду из проема.

В таком случае тем более стоило поменять положение. Если уж они так хотели, чтобы я покорно валялся тут как какая-нибудь колода, то я хотя бы получу удовольствие, нарушив установленные правила. К тому же все это не без причины.

Я лег на бок, сжался в комочек, попытался перевернуться и застрял. Ободранные в кровь ноги только мешали. Я подтянул их еще на пару дюймов и, морщась от боли, уперся руками в пол и потолок, пытаясь продвинуться еще чуть-чуть…

Бесполезно. Грубый камень нещадно врезался в спину. Я раздвинул ноги, давление слегка ослабло. Продвинулся еще на дюйм, передохнул, попытался вдохнуть, но это оказалось не так-то легко, поскольку грудь я придавил ногами, а спиной уперся в стену. Гадая, стоит ли продолжать эксперимент или лучше принять прежнее положение, я постарался шевельнуть ногами, и меня тут же пронзила боль. Конечно, если долго лежать неподвижно, дрянное питание и потеря крови окончательно ослабят меня, и мне вообще никогда не добиться своего. Если что-то предпринимать, то только сейчас.

Я собрался с силами и принялся протискиваться снова, однако не сумел даже пошевелиться. Я отталкивался еще сильнее, обдирая ладони о камень, нет, опять застрял… Внезапно я обмяк, меня охватила бешеная паника от клаустрофобии. Я зарычал, рванулся и, обдирая спину, скользнул по камню. Еще и еще, позвоночник скрючился, колени зашли куда-то за уши, я уже вообще не мог дышать, ребра ломило, но это теперь не имело никакого значения. Меня ждала одна судьба – смерть, лучше покончить со всем сейчас, одним махом, просто истечь кровью, и все. Терять мне было нечего. Я ударился головой, шея выгнулась, затрещали позвонки… и я блаженно растянулся на спине, тяжело дыша и упав головой туда, где раньше были ноги. Один – ноль в мою пользу.

Прошло много времени, прежде чем ко мне вернулось дыхание и я сумел разобраться со своими многочисленными порезами. Спина ныла больше всего, впрочем, ноги и руки – тоже. Голова была разбита в одном месте, да к тому же я дышал через рот из-за раздавленного носа. Если не считать всех этих мелочей, то я никогда не чувствовал себя в лучшей форме. У меня было достаточно места, чтобы расслабиться и спокойно подышать. Стоило чуток подождать, и мне принесут чудесный хлеб и воду…

Я заставил себя проснуться. Что-то в этой темноте действовало на нервы и клонило в сон. Но времени у меня не оставалось. Если я хотел найти свежезамазанные камни, запечатавшие меня в этой гробнице, то стоило поторопиться. Ощупав стену, я нашел линии соединений, но замазка была твердой. Следующий камень… Под моими пальцами раствор стал крошиться. Я ощупал плиту двенадцать на восемнадцать дюймов, подтянулся на локтях и принялся соскребать раствор.

Через полчаса все, что я получил, – десять окровавленных пальцев и небольшое углубление в полдюйма вокруг камня. Задача оказалась сложной, и без инструмента дальше двинуться не представлялось возможным. Я нащупал фляжку, снял колпачок и попытался раздавить его. Не удалось. Больше ничего в моей тюрьме не было.

Может, камень поддастся, если надавить на него как следует? Я уперся ногами в дальний конец, руками в камень и приналег на него с такой силой, что кровь загудела в ушах. Бесполезно. Он был упрям, как обленившийся осел.

Я лежал и размышлял над своим положением, когда почувствовал нечто. Это был не шум, а звук из четвертого измерения или даже намек на звук.

Мое следующее ощущение было абсолютно реальным. Я почувствовал, как четыре лапки топают по моей ноге и по животу до подбородка. Это была моя кошечка Итценка.

Глава 16

Какое-то время я пытался все свалить на чудо, а потом решил, что все это весьма подходящая возможность поупражняться в теории вероятности. Прошло уже семь месяцев с тех пор, как мы расстались на розовом балконе в Окк-Хамилоте. Будь я кошкой, куда бы я подался? И как сумел бы отыскать своего старого приятеля с Земли?

Кошечка фыркнула мне в ухо.

– Если подумать, воняет здесь отменно, не так ли? Персону с таким головокружительным ароматом еще надо поискать. Да, ну и вонь в этом гробу, хоть топор вешай!

Но Итц ни капельки не волновали проблемы моего бытия. Она важно разгуливала вокруг моей головы, терлась о щеки и нос и непрестанно мурлыкала. Симпатия, которую я испытывал к ней в тот момент, была, пожалуй, кульминацией всех моих положительных эмоций в жизни. Я все гладил и гладил кошку, ощупывая каффитовый ошейник, который специально смастерил для нее еще на борту корабля…

Я в очередной раз набил шишку о потолок, но даже не заметил этого. В пять секунд я расстегнул ошейник и стащил его с шеи моей кошечки. Итак, теперь у меня было лезвие в десять дюймов длиной, и через секунду я уже лихорадочно скреб еще не застывший раствор.

Углубление в растворе уходило уже на девять дюймов по периметру всего камня, но дальше замазка никак не поддавалась. Затвердела. К этому времени меня кормили уже три раза. Однако надежды я не терял. Я был уверен, что мне удалось расковырять замазку почти до конца. Я немного передохнул, а потом снова попытался раскачать плиту. Я просунул свое самодельное орудие в нижнюю щель и надавил. Если камень едва держится, как я предполагал, то он сразу же и вывалится. Но это были только мои догадки. Камень не двигался.

Я отложил свою царапалку, уперся ногами и попытался вытолкнуть плиту. Но сил уже не осталось, и мне не удалось даже сдвинуть ее с места. Я расслабился, немного полежал и снова попытал счастья. Может, там остался всего только тонюсенький слой раствора? Может, просто надо надавить чуть-чуть посильнее? Я глубоко вздохнул, напрягся, измученное тело пронзила боль, мышцы на спине взбугрились, руки задрожали от напряжения, и… плита подалась.

Ага! И я нажал снова, изо всех оставшихся сил. Плита со скрежетом скользнула вперед и осела на полдюйма. Я замер, прислушиваясь. Тихо. Тогда я еще раз нажал и выпихнул плиту наружу. Она ударилась с гулким стуком. Не теряя времени, я стал протискиваться в отверстие, на меня пахнуло свежим, прохладным воздухом. Я высвободил плечи, уперся руками в пол, подтянул ноги и наконец встал, впервые бог знает за сколько дней блаженно распрямив тело.

Я уже продумал, что буду дальше делать. Как только Итценка выпрыгнула вслед за мной, я просунул руку в дыру, нащупал фляжку, сухие корки, которые сэкономил, и влажный хлебный мякиш. Затем, приготовив целую пригоршню раскрошенного раствора, я с трудом приподнял упавшую плиту и запихнул ее на место, подсунув под нее сухие корки. Теперь оставалось только замазать щель мякишем и присыпать крошками раствора. После этого я старательно заровнял пол и уничтожил все следы своей деятельности, насколько это было возможно в абсолютной темноте. У тюремщика наверняка есть лампа, и, насколько я мог судить, через полчаса он должен был появиться. Мне не хотелось, чтобы он заметил что-нибудь подозрительное. Я собирался отыскать Фостера, а чтобы его освободить, понадобится время.

В одной руке неся пригоршню раствора и хлебных крошек, а другой ведя по стене, я двигался по коридору, отсчитывая шаги. Каждые несколько футов мне попадались ответвления – ниши, в боковых стенах которых были прорези для подачи пищи. На сорок первом шагу я натолкнулся на деревянную дверь. Я осторожно подергал, она оказалась заперта. Открывать ее я не стал, поскольку был еще не совсем готов к этому.