Текст книги "Берег динозавров (Сборник)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Я глянул на Фостера и опять чуть не застонал. Двадцать – слишком сильно сказано. Восемнадцать – вот это точно. Я готов был поклясться, что он и бритвы-то ни разу в руки не брал.

– Фостер, – сказал я, – все должно быть в этом дневнике: и кто ты, и откуда… Это единственная моя надежда.

– Тогда вношу предложение: давай его прочтем, – отозвался Фостер.

– Отличная идея, и как я сразу до этого не додумался?

Я пролистал дневник до того места, где начинались записи на английском языке, и погрузился в чтение. Начиная с ^января 1710 года автор дневника вносил записи каждые несколько месяцев. Судя по всему, он был одним из первых колонистов в Виргинии. Он жаловался на цены, на индейцев, на невежество других поселенцев и время от времени вспоминал о враге. Ему часто приходилось путешествовать, и когда он возвращался домой, то ругал и свои вояжи.

– Забавно, – заметил я. – Насколько мне известно, дневник писался в течение двух столетий, однако почерк везде один и тот же. Разве это не странно?

– А почему почерк должен меняться? – удивился Фостер.

– Но он под конец должен стать хотя бы дрожащим, неуверенным, верно?

– Почему это?

– Ладно, Фостер, разжую тебе прописную истину, – вздохнул я. – Просто большинство людей не живет так долго. Сто лет – это уж самый край, не говоря о двух сотнях.

– Должно быть, вы живете в неспокойном мире, – прокомментировал Фостер.

– Ха, – хмыкнул я. – Ну, ты рассуждаешь прямо как младенец. Кстати, ты писать не разучился?

Фостер задумался.

– Нет, – ответил он наконец. – Писать я могу.

Я подал ему дневник и ручку.

– А ну-ка попробуй, – предложил я.

Фостер открыл чистую страницу, что-то написал и подал мне.

– Всегда, всегда и всегда, – прочитал я и поднял глаза на Фостера: – А что это значит?

Затем я снова посмотрел на слова, перевернул страницу… Я никогда не считал себя спецом по почеркам, но вывод напрашивался сам собой.

Дневник был написан Фостером.

– Это просто какая-то нелепость, – уже, наверное, раз в сороковой повторил я.

Фостер сочувственно кивнул.

– Ну, зачем ты все это написал, а потом потратил столько времени и денег, чтобы расшифровать? Ты же сам сказал, что даже экспертам ничего не удалось понять. Хотя, – продолжал я, – ты наверняка догадывался, что это твоих рук дело. Уж свой почерк ты должен знать. Но, с другой стороны, у тебя ведь была амнезия, и ты надеялся, что дневник тебе поможет… – Я вздохнул, откинулся на спинку и швырнул дневник ему на колени. – Почитай-ка сам, – предложил я. – А то я тут взялся спорить сам с собой, и мне трудно понять, кто над кем берет верх.

Фостер внимательно оглядел дневник.

– Странно, – сказал он.

– Что странно?

– Дневник сделан из каффа, это вечный материал. А я замечаю следы повреждений.

Затаившись, я ждал продолжения.

– Вот, на обложке, – показал Фостер, – потертый край. Раз это кафф, то повреждений на нем быть не может. Значит, это специально.

Я схватил дневник и посмотрел. На обложке действительно была слабо различимая отметина, словно кто-то резанул чем-то острым. Я припомнил, как пытался порвать книгу. Да, отметина здесь никак не могла появиться случайно.

– Откуда ты знаешь, из чего он сделан? – спросил я.

На лице Фостера отразилось удивление.

– Это естественно, я же знаю, что окно сделано из стекла, – сообщил он. – Просто знаю, и все.

– Кстати, о стекле, – заметил я. – Вот подожди, раздобуду микроскоп! Тогда, может, что-нибудь и разузнаем.

Глава 4

Стокилограммовая сеньорита с бородавкой на верхней губе небрежно грохнула на стол кофейник с черным кубинским кофе, а заодно и молочник рядом с двумя щербатыми кружками, осклабилась в улыбке, которую лет тридцать назад, вероятно, можно было назвать обольстительной, и заковыляла обратно в кухню. Я наполнил кружку и вздрогнул от неожиданного звука: гитара на улице затренькала «Эстреллиту».

– Я кое-что понял, Фостер, – сообщил я. – Первая половина дневника вся в жутких закорючках, мне ее так и не удалось прочитать. А вот средняя часть, печатными буквами, – это, по сути, закодированный английский, своего рода резюме того, что произошло.

Я подобрал несколько черновиков со своей дешифровкой, которую удалось сделать благодаря ключу, скрытому в отметине на обложке. Я начал читать вслух:

– «Впервые меня охватывает страх. Моя попытка построить коммуникатор навлекла на меня охотников. Тогда из имеющихся материалов я сконструировал защиту и отыскал их гнездовище.

Я нашел его в месте, знакомом мне издавна. Это был не улей, а колодец – дело рук обитателей Двумирья. Я уже готов был спуститься вниз, но они сами поднялись навстречу. Многих мне удалось уничтожить, но в конце концов пришлось бежать. Я добрался до западного берега, нанял гребцов и на какой-то ветхой посудине отплыл в океан.

Через сорок девять дней мы достигли побережья в какой-то глуши. Здесь тоже были люди, и мне пришлось сражаться с ними. А когда они познали страх, я стал жить среди них в мире. И охотники до сих пор так и не нашли меня. Вероятно, на этом моя сага и закончится, но я сделаю все, что в моих силах.

Скоро наступит время трансформации, и я должен кое-что приготовить для того, кто придет после меня. Все, что ему надо знать, находится на этих страницах, я только хочу сказать: наберись терпения, ибо время этой расы наступает. Не рискуй отправляться на восточный континент, а только жди, ибо северные мореходы должны явиться в эту глушь. Отыщи среди них самых искусных работников по металлу, сделай себе щит и только тогда возвращайся к гнездовищу охотников. По моим подсчетам, оно расположено на равнине в пяти тысячных частях к западу от Великого Мелового Лица и в тысяча четырехсот семидесяти частях на север от срединной линии. Камни обозначают это место знаком Двумирья».

Я взглянул на Фостера:

– Ну а потом начинаются отдельные расчеты по сделкам с аборигенами. Он пытался цивилизовать их в сжатые сроки. Они вообразили его божеством, и он отрядил их строить дороги, резать камень, обучал математике и так далее. Он стремился сделать все, чтобы пришедшему за ним было легче.

Фостер не сводил с меня глаз:

– А что это за трансформация, о которой он говорит?

– Да тут ни о чем таком не упоминается. Может, он имел в виду смерть? – предположил я. – Хотя даже не представляю, откуда вдруг должен взяться этот пришедший за ним.

– Слушай, Легион, – неожиданно оживился Фостер, его глаза лихорадочно заблестели, – мне кажется, я знаю, что такое трансформация. Похоже, он догадывался, что забудет все…

– Ты, старина, сам страдаешь амнезией, – вставил я.

– …и этот «следующий» – он сам. Человек без памяти.

Я нахмурился:

– Ну, допустим, а дальше-то что?

– А дальше он говорит, что все необходимое сказано в дневнике.

– Ну уж только не в расшифрованной части, – возразил я. – В ней он описывает, насколько успешно идет строительство дорог и где будет новая шахта. Но ни слова об охотниках или о том, что происходило до встречи с ними.

– Это должно быть здесь, Легион, в первой части.

– Вполне вероятно, – согласился я. – Но тогда какого черта он не дал нам ключ к ней?

– Мне кажется, он надеялся, что пришедший за ним – он сам – будет помнить свой язык, – задумчиво произнес Фостер. – Ну как он мог предполагать, что забудет его вместе со всем остальным?

– Ну что ж, твоя теория ничуть не хуже моей, – согласился я. – А может, и лучше. Уж тебе-то известно, что значит потерять память.

– К тому же мы узнали еще кое-что, – сказал Фостер. – О гнездовище охотников и его координатах.

– Ну, если пять тысячных частей чего-то там к западу от Мелового Лица считать координатами, тогда да.

– Но нам известно еще кое-что, – напомнил Фостер. – Он упоминает равнину. И она должна находиться на континенте где-то к востоку…

– Ну, если считать, что он плыл из Европы в Америку, то континентом будет Европа. Но он мог отплыть и из Африки или…

– Не забывай упоминания о северных мореходах, это наверняка викинги…

– Похоже, ты неплохо разбираешься в истории, Фостер, – заметил я. – Странные факты сохранились в твоей памяти.

– Нам нужны карты, – сказал он. – Надо попробовать отыскать равнину близ моря…

– Не обязательно.

– …и естественное образование, напоминающее меловое лицо, к востоку от нее.

– А как насчет срединной линии? – поинтересовался я. – Как это понимать? А сколько-то частей чего-то?

– Не знаю. Но в любом случае нам нужны карты.

– Я уже их купил, – сказал я, – и даже приволок школьный глобус. Мне тоже показалось, что они нам пригодятся. Ну что ж, тогда сейчас двинем в номер и разложим их на кроватях. Конечно, надежды мало, но… – Я поднялся, бросил несколько монет на клеенку, и мы вышли из кафе.

До клоповника, который считался нашим пристанищем, было с полквартала. Мы старались показываться там как можно реже, проводя все наши конференции в кафе. Тараканы стаями разлетались из-под ног, пока мы поднимались по темной лестнице в наш ничуть не более светлый номер. Я прошел к замызганному секретеру и открыл ящик.

– Глобус, – задумчиво произнес Фостер, крутя его в руках. – Может, в дневнике говорилось о части окружности Земли?

– Да что он мог знать?

– Ну, это не так уж удивительно, – возразил Фостер. – Автор дневника знал очень много. Давай следовать простой логике. Мы ищем равнину на западном побережье Европы… – Он подтянул стул к изрезанному столу и заглянул в мои черновики. – Лежащую в пяти тысячных окружности Земли – что-то около ста двадцати пяти миль к западу от мелового образования и в трех тысячах шестьсот семидесяти пяти милях к северу от срединной линии…

– Может, – вставил я, – он говорит об экваторе?

– Ну конечно, тогда это значит, что наша равнина лежит на линии, – он прищурился, разглядывая маленький глобус, – проходящей где-то через Варшаву, к югу от Амстердама.

– Ну а как насчет мелового образования? – спросил я. – Откуда же нам знать, есть оно там или нет?

– Возьмем какой-нибудь учебник по геологии. Здесь поблизости должна быть библиотека.

– Единственные меловые отложения, о которых мне довелось слышать, – вспомнил я, – это белые скалы Дувра.

– Белые скалы?!

Мы оба схватились за глобус.

– Сто двадцать пять миль к западу от меловых скал, – сказал Фостер, ведя пальцем, – к северу от Лондона и южнее Бирмингема. Отсюда довольно близко до моря.

– Где атлас? – спросил я возбужденно.

Я переворошил целую кучу карт на кровати и наконец, вытащив дешевое туристическое издание, перелистал его страницы.

– А, вот и Англия, – нашел я. – Ну-ка, где здесь равнина? Фостер увидел первым.

– Вот, – ткнул он пальцем. – Большая равнина – Солсбери.

– Большая, это точно. Чтобы найти на ней груду камней, понадобятся годы. Мы только зря радуемся. Нам придется искать яму, которой уже несколько сотен лет. И если даже верить этому дневнику, то вообще неизвестно, отмечена она пирамидой или нет. И все это на многомильном пространстве. К тому же это могут быть только наши догадки. – Я перелистнул страницу атласа. – И чего я, собственно, ожидал, расшифровывая этот дневник? – сказал я сам себе. – Надеялся, вдруг там еще хоть что-нибудь найдется.

– Давай все же попытаемся, Легион, – предложил Фостер. – Мы отправимся туда и поищем. Конечно, это будет стоить денег, но ничего невозможного в этом нет. Начнем с того, что сколотим капитал и…

– Погоди минутку, Фостер. – Я уставился на фрагмент крупномасштабной карты Южной Англии. Потом, с внезапно забившимся сердцем, ткнул пальцем в крошечную точку в центре Солсбери. – Шесть, два и поровну, – сказал я. – Вот оно – твое гнездовище охотников.

Фостер нагнулся и вслух прочитал название:

– Стоунхендж.

Я читал энциклопедию, в ней было написано: «…культовое сооружение из каменных глыб, находящееся на равнине Солсбери (Уилтшир, Англия), наиболее выдающееся среди мегалитических монументов прошлого. Каменные блоки до двадцати двух футов высотой, располагающиеся концентрическими кругами, окружены канавой диаметром в триста футов. К центральному алтарному камню – более шестнадцати футов длины – с севера ведет широкая дорога, именуемая аллеей…»

– Это не алтарь, – вставил Фостер.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что… – Фостер нахмурился. – Знаю, вот и все.

– В дневнике утверждается, что глыбы выложены знаком Двумирья, – сказал я. – Это, наверное, и означает концентрические круги, те самые, что и на обложке дневника.

– И на перстне, – добавил Фостер.

– Дай-ка мне дочитать. «Огромный блок поставлен на аллее. Оси, проведенные через два боковых камня, при вертикальной проекции точно указывают на точку подъема солнца над горизонтом в день летнего солнцестояния. Из расчетов явствует, что дата установки камней относится приблизительно к 1600 году до нашей эры».

Фостер отобрал у меня энциклопедию, а я присел на подоконник и уставился на луну, повисшую над неровной линией крыш. Это ничуть не походило на продающиеся везде открытки с видами Майами. Я закурил и задумался о человеке, который давным-давно в хрупкой скорлупке пересек Атлантический океан, чтобы стать божеством для индейцев. Откуда он пришел, что искал и где брал мужество продолжать жить, несмотря на все эти собачьи условия, описанные в дневнике? Если только – напомнил я себе тут же – он вообще существовал…

Фостер не отрывался от энциклопедии.

– Слушай, – окликнул я его. – Давай спустимся обратно на землю. Надо же разработать какой-то план. Все эти сказки могут подождать.

– Что ты предлагаешь? – Фостер поднял глаза. – Забыть обо всем, что ты мне тут рассказывал, читал в дневнике, и даже не попытаться отыскать ответ?

– Да нет, – пожал я плечами. – У меня же не больная башка. Понятное дело, когда-нибудь мы к этому еще вернемся и все проверим. Но лично я сейчас хочу в первую очередь избавиться от полиции, и вот что я надумал. Я продиктую письмо, а ты его напишешь. Уж твоя-то фирма должна знать твой почерк. Объяснишь, что был на грани нервного срыва, отсюда и весь этот арсенал в твоем доме, а потом, чисто импульсивно, решил просто убраться подальше от всего. Напишешь, что, не желая расспросов, пустился путешествовать инкогнито. И что этот гангстер с севера всего лишь бомж, а не убийца. Этого, пожалуй, должно хватить, чтобы полицейские отстали от меня…

Фостер с секунду поразмышлял.

– Превосходное предложение, – заключил он. – Тогда нам понадобится просто купить билеты до Англии и сразу приступить к расследованию.

– Да нет, ты не понял, – перебил я. – По почте можно уладить дела и наложить руки на твои денежки.

– Любая такая попытка неминуемо выведет на нас полицию, – ответил Фостер. – А ты уже доказал, что это чистое безумие – выдавать меня… за меня самого.

– Но должен же быть способ…

– У нас только один выход, – сказал Фостер. – Нам надо отправиться в Англию…

– А деньги, документы? Это же все влетит нам в копеечку.

– Дорогой мой, – сказал Фостер. – Твой приятель, который готовит паспорта, он что, не может подготовить и другие бумаги?

– Верно, – согласился я. – Он-то может, но где же взять столько денег?

– Уверен, что мы найдем способ заплатить, – заверил Фостер. – Поговори с ним, ну, скажем, утром.

Я оглядел замызганный номер. Горячий ночной ветер шевелил листья увядшей герани в старой консервной банке на подоконнике. Запахи прогорклого масла и неисправной канализации наполняли улицу.

– По крайней мере, – сдался я, – это означает, что мы уберемся отсюда.

Глава 5

Уже почти на закате мы с Фостером вошли в зал кабачка «Древний грешник» и отыскали свободный столик в углу. Я наблюдал, как Фостер раскладывает карты и черновики. Вокруг стоял приглушенный гул голосов, время от времени прорезаемый резкими ударами – шла игра в дротики.

– Ну, когда же ты наконец сдашься и признаешь, что мы понапрасну тратим время? – спросил я. – Мы уже две недели тут болтаемся и без конца приходим к одному и тому же месту.

– Мы же только-только начали поиски, – мягко возразил Фостер.

– Ты все время это повторяешь, – сказал я. – Но если в этих камнях что-то было, то его там давно уже нет. Археологи копаются здесь уже несколько десятилетий и до сих пор ничего не нашли.

– Они же не знают, что искать, – возразил Фостер. – Их интересуют следы, имеющие религиозное значение, следы человеческих жертвоприношений и тому подобное.

– Да мы-то тоже не знаем, что искать, – сказал я. – Если только ты не надеешься, что отвалишь камень, а из-под него вылетят охотники…

– Не надо иронии, – заметил Фостер, – я нахожу это вполне вероятным.

– Знаю, – заметил я. – Ты еще в Мейпорте убедил себя, что за тобой гонятся охотники.

– Из того, что ты мне рассказывал о той ситуации… – начал Фостер.

– Знаю, знаю, – прервал я его. – Ты считаешь это возможным. В том-то и беда, что ты все считаешь возможным. Было бы легче, если бы кое в чем ты со мной согласился. Например, что никаких привидений в Стоунхендже мы не найдем.

Фостер посмотрел на меня с полуулыбкой. Прошло всего несколько недель с момента его пробуждения и полной потери памяти, но он уже утратил лик розовой юности и быстро схватывал буквально все. День за днем я наблюдал, как постепенно проступает его старый характер, и, несмотря на все мои попытки сохранить лидерство, он неизменно брал верх.

– В том-то и недостаток вашей цивилизации, – заметил Фостер, – что гипотеза сразу превращается в догму. Вы недалеко ушли от неолита, когда для выживания требовалось слепое следование племенным законам. Научившись вызывать бога огня из дерева, вы норовите распространять этот принцип на все «установленные факты».

– А вот еще один установленный факт для тебя, – подхватил я. – У нас осталось пятнадцать фунтов стерлингов. Около сорока долларов. Самое время куда-нибудь податься, пока кто-нибудь не заинтересовался фальшивыми документами.

Фостер покачал головой:

– Не уверен, что мы использовали все возможности. Я изучаю геометрические связи между структурами. Понимаешь, я кое-что надумал и хотел бы проверить. По-моему, неплохая идея – сходить туда ночью и немного поработать без обычной толпы туристов, которые так и следят за каждым твоим движением.

– Этого еще только не хватало! – простонал я. – Будем надеяться, тебе в голову придет что-нибудь получше.

– Перекусим здесь и дождемся темноты, – сказал Фостер.

Владелец кабачка принес нам холодное мясо и картошку.

Я рассеянно жевал все это и размышлял о людях, которые где-то сейчас усаживались за ужин в сиянии хрусталя и серебра. Я уже устал от жесткого мяса в разных забегаловках за последние несколько лет. Я прямо-таки физически ощущал его в своем желудке и понимал, что все больше и больше отдаляюсь от своего солнечного острова. Причем винить в этом было некого, кроме самого себя.

– Древний грешник, – произнес я. – Это про меня.

Фостер оторвался от тарелки.

– Да, странные названия бывают у этих старых заведений, – заметил он. – Зачастую их происхождение теряется в глубине веков.

– И почему бы не придумать что-нибудь повеселей, – предположил я. – Например, «Райский бар» или «Счастливый час». Ты обратил внимание на вывеску?

– Нет.

– Там изображен скелет, задравший руку, словно проповедник, который возвещает апокалипсис. Да вон, погляди в окно.

Фостер повернулся и посмотрел на видневшийся край облезлой от дождей вывески. Он долго и пристально смотрел на нее, потом повернулся со странным выражением лица.

– В чем дело? – удивился я.

Но Фостер даже не обратил на меня внимания и жестом подозвал хозяина. Толстяк подошел к нашему столику, вытирая руки о фартук.

– Очень занятное название, – закинул удочку Фостер, начиная разговор. – Нам понравилось. Когда построили ваше заведение?

– Э, сэр, – отозвался хозяин. – Этому дому уже много веков, говорят, его строили монахи из соседнего монастыря, который разрушили еще при Генрихе, когда он изгонял папистов.

– Должно быть, при Генрихе Восьмом?

– Да, наверное. Этот дом – все, что осталось от монастыря. В нем раньше была пивоварня, а король чтил это дело. Он-то и ввел налог – два бочонка эля с каждой партии.

– Очень интересно, – отозвался Фостер. – И что, традиция еще жива?

Владелец кабачка покачал головой.

– Да нет, все кончилось еще во времена моего деда. Королева не была сторонницей питья.

– А откуда пошло это странное название – «Древний грешник»?

– Говорят, – охотно начал рассказывать хозяин, – однажды монах, несмотря на запрет аббатства, рылся на равнине, возле тех камней, в поисках сокровищ друидов и нашел человеческий скелет. Ну а поскольку был он очень благочестивым, то решил предать несчастного земле по христианскому обычаю. Конечно, аббат ни за что бы не разрешил такое, вот монах и принялся ночью рыть могилу прямо под стенами монастыря. Ну да аббат тоже не дремал, застукал его за этим занятием и спрашивает: что это ты, мол, делаешь тут? Ну а монах, боясь епитимьи, говорит: вот, мол, копаю погреб для хранения эля. Аббат, не будь дураком, в расспросы вдаваться не стал, похлопал его по плечу и ушел. Вот так и построили пивоварню. А потом аббат ее освятил вместе с костями, погребенными на дне подвала.

– Так, значит, древний грешник до сих пор там и лежит?

– Так говорят. Я-то сам не поверил. Но дом вот уже четыреста лет только так и называют.

– А где этот монах нашел скелет?

– Да там, на равнине, у камней друидов. Тех, что зовутся Стоунхенджем, – ответил хозяин. Он собрал пустые кружки: – Ну как, еще повторить, джентльмены?

– Конечно, – отозвался Фостер, его лицо было совершенно спокойным, но я-то видел, как он весь напрягся.

– Что происходит? – спросил я его тихо, когда хозяин отошел. – С чего это ты вдруг заинтересовался местными побасенками?

– Погоди, – прошептал Фостер. – Продолжай сидеть с кислой рожей.

– Ну, это легко устроить, – заверил я.

Хозяин вернулся с полными стеклянными жбанами.

– Так вы нам рассказывали, как монах нашел этот скелет, – напомнил Фостер. – Он что, был похоронен в Стоунхендже?

Владелец кабачка прокашлялся, искоса взглянув на Фостера.

– Джентльмен, должно быть, из университета? – спросил он вместо ответа.

– Скажем так, – улыбнулся Фостер, – мы испытываем огромный интерес к такого рода древним преданиям, ну и, само собой, этот интерес поддерживается финансово.

Хозяин устроил нам целое представление, вытирая на столе следы от пивных кружек.

– Готов поспорить, дорогостоящий бизнес, – заметил он, – рыться во всех этих закоулках. Но если знать, где рыть, то это – стоящее дело. Разрази меня гром!

– Очень стоящее, – заверил Фостер. – Запросто стоит пяти фунтов.

– Мне дедуля вообще-то рассказывал и даже как-то раз сводил меня туда показать место. Сказал, что это большой-большой секрет.

– И еще пять фунтов, как знак моего личного уважения к памяти дедушки, – между прочим вставил Фостер.

Хозяин кабачка покосился на меня.

– Э-э-э, секрет передавался в нашей семье от отца к сыну…

– Безусловно, мой спутник тоже присоединится к упомянутым знакам почтения, – заверил Фостер. – Еще пяток фунтов его не затруднит.

– Ну, это уже предел почтения, которое может выдержать наш бюджет, мистер Фостер, – заявил я, выкладывая на стол пятнадцать фунтов. – Надеюсь, вы не забыли о тех приятелях дома, которые хотели с вами побеседовать, – заметил я ядовито. – Не сегодня-завтра они…

Фостер свернул банкноты в трубочку.

– Вероятно, вы правы, мистер Легион, – согласился он. – Возможно, нам и не стоит задерживаться.

– Но ради прогресса науки, – поспешно вставил владелец кабачка, – я готов пойти на жертвы.

– Мы отправимся сегодня ночью, – деловито сказал Фостер. – Наши дни расписаны по часам.

Еще минут пять хозяин торговался с Фостером, пока наконец не согласился показать место.

– А теперь рассказывай, – потребовал я, когда тот отошел.

– Взгляни еще раз на вывеску, – предложил Фостер.

Я посмотрел. Скелет, по-прежнему улыбаясь, помахивал мне рукой.

– Ну, вижу, – сказал я, – но это никак не объясняет, почему ты расстался с нашими последними деньгами.

– Обрати внимание на руку, присмотрись к кольцу на пальце. Я прищурился. На указательном пальце скелета был изображен большой перстень с узором из концентрических колец.

Точь-в-точь как перстень на пальце у Фостера.

Владелец кабачка подрулил к обочине шоссе и поставил машину на ручной тормоз.

– Дальше дороги нет, – сообщил он.

Мы выбрались наружу и теперь стояли, оглядывая простиравшуюся перед нами равнину. Довольно далеко на фоне заката маячили мегалиты Стоунхенджа.

Наш проводник порылся в багажнике и вытащил обтрепанное одеяло и два фонаря, которые передал Фостеру и мне.

– Не включайте, пока я не скажу, – предупредил он, – а то вся округа увидит, что здесь кто-то шатается.

Мы молча наблюдали, как он накинул одеяло на ограду из колючей проволоки и перебрался на другую сторону. Мы последовали за ним.

Равнина была пустынна, на далеком склоне горело несколько одиноких огней. Темная, безлунная ночь. Я едва мог нащупать землю под ногами. На дороге промелькнули огни фар проносящейся машины.

Мы миновали внешний круг камней, обходя упавшие монолиты по двадцать футов длиной.

– Да тут черт ногу сломит, – ругнулся я. – Давай включим фонарики?

– Подожди, – прошептал Фостер.

Наш проводник остановился и дождался нас.

– В последний раз я был здесь очень давно, – сказал он. – Сейчас сориентируюсь у «Пяты монаха».

– А это что такое?

– Да вон тот одиночный камень на аллее.

Мы присмотрелись: на фоне неба едва видны были какие-то смутные очертания.

– Грешник похоронен там? – спросил Фостер.

– Не-а. Он сам по себе. Так, теперь двадцать шагов, как учил дедуля, а в нем было пятнадцать стоунов веса, и рослый он был… – бормотал про себя владелец кабачка, отмеряя расстояние.

– А что ему, собственно, мешает ткнуть в первое попавшееся место? – спросил я у Фостера.

– Подождем – увидим, – отозвался тот вполголоса.

– Где-то тут была впадина, – объяснил наш проводник. – А поблизости – валун. Сдается мне, она должна быть в пятнадцати шагах отсюда. – Он показал. – Вон там.

– Ни черта не вижу, – сказал я.

– Пойдем посмотрим.

И Фостер двинулся в указанном направлении, я последовал за ним, а наш проводник сзади. Во тьме проступили какие-то смутные очертания, с глубокой ямой рядом.

– Это, должно быть, и есть то самое место, – сказал Фостер. – Старые могилы всегда проваливаются… – Внезапно он нервно стиснул мою руку. – Смотри!

Казалось, земля задрожала, потом неожиданно вспучилась. Фостер быстро зажег фонарь. По дну впадины стали разбегаться трещины, отваливаться целые куски породы, и вдруг в воздух вздыбилась бурлящая фосфоресцирующая масса. От нее отделился световой шар и поднялся, постукивая по отвесным краям валуна.

– Господи спаси! – раздался за моей спиной сдавленный голос владельца кабачка.

Фостер и я застыли как вкопанные. Шар поднялся выше и неожиданно ринулся прямо на Фостера. Тот вскинул руку и пригнулся. Шар повернул, задел плечо Фостера, отлетел в сторону и завис над ним. Через мгновение все пространство вокруг нас было полно шарами, струившимися из провала. Слышалось легкое жужжание. Луч фонаря Фостера метнулся в их сторону.

– Включай фонарь, Легион, – хрипло выпалил он мне.

От неожиданности я просто оцепенел. Шары налетали на Фостера, не обращая внимания на меня. За моей спиной раздался топот убегающего проводника. С трудом собравшись с мыслями, я вытащил фонарь, включил его и осветил фигуру Фостера. Шар над его головой исчез, но целый вихрь продолжал свою атаку. В луче света они лопались, словно мыльные пузыри, но их место занимали все новые и новые. Фостер пошатнулся. Рука с фонарем судорожно взмахнула, и раздался хруст разбившегося стекла, свет погас. И тут же в наступившей тьме шары густо облепили его голову.

– Фостер, – завопил я. – Беги!

Но ему не удалось преодолеть и пятнадцати футов. Он споткнулся и упал на колени.

– Прикрой! – прохрипел он и повалился ничком.

Я бросился к нему и встал над ним. Сернистая вонь наполнила воздух. Я закашлялся, полосуя светом пространство над головой Фостера. Из расселины на дне впадины шары больше не появлялись. Удушливое облако газа окутывало нас обоих, но их целью был только Фостер. В голове мелькнула мысль об отвесной стенке валуна. Если бы мне удалось встать к ней спиной, то у нас был бы шанс отбиться. Я нагнулся, ухватил Фостера за воротник и потащил за собой. Вокруг меня кипел фейерверк огней. Отбиваясь от них лучом фонаря, я продолжал тащить Фостера, пока наконец спиной не уперся в камень. Теперь они могли атаковать только спереди. Я взглянул на расселину, откуда появились шары. Она была достаточно велика, чтобы Фостер прошел в нее. Перевалив его через край, я прижался спиной к камню и приготовился к серьезному сражению.

Теперь я принялся размахивать фонарем более организованно: справа налево, вверх-вниз. Но шары по-прежнему игнорировали меня, ныряя к расселине и стремясь во что бы то ни стало добраться до Фостера. В конце концов рой вокруг меня сильно поубавился, и атака стала менее яростной. Рой распадался на отдельные шары, а я продолжал гасить их один за другим. Жужжание сделалось прерывистым и время от времени затихало совсем. Вскоре осталось лишь несколько шаров, беспорядочно метавшихся в воздухе. Они как-то разом повернули и умчались во тьму, словно перекати-поле, подпрыгивая на неровностях равнины.

Ноги меня уже не держали, я обмяк, глаза заливал пот, в горле пекло от серы.

– Фостер, – окликнул я, – с тобой все в порядке?

Но он не отзывался. Я осветил фонарем впадину и увидел только влажную глину. Фостер исчез.

Глава 6

Не разгибаясь, на четвереньках, я подобрался к краю впадины и осветил ее всю целиком. Прямо передо мной зиял провал, уходящий в глубь земли. Именно оттуда и появились светящиеся шары.

Фостер же застрял в расселине. Я сполз к нему и вытянул на поверхность. Он дышал, во всяком случае был жив.

Теперь, когда светящиеся шары исчезли, владелец кабачка мог бы вернуться с подмогой, хотя я сильно сомневался в этом. Он был явно не из тех, кто отважится встретиться с духами древних грешников.

Фостер застонал и открыл глаза.

– Где… они? – пробормотал он.

– Успокойся, – сказал я. – Все в порядке.

– Легион, – окликнул Фостер и попытался сесть. – Охотники…

– О'кей, называй их охотниками, если хочешь. Сам я все равно ничего лучшего для них придумать не могу. Я обработал их фонарем. Их больше нет.

– Значит…

– Слушай, не ломай голову над тем, что это значит. Давай убираться отсюда поскорей.

– Охотники. Они появились из-под земли. Из расселины.

– Верно. И ты на полпути в эту дыру. Вероятно, здесь их гнездовище.

– Гнездовище охотников, – повторил Фостер.

– Как тебе будет угодно, – согласился я. – Тебе еще повезло, что ты не провалился туда.

– Легион, дай мне фонарь.

– Я вижу, ты опять за свои глупости, – бросил я, отдавая фонарь.

Фостер осветил расселину. Я увидел, как луч выхватил из тьмы полированный слой черного стекла. Свод дугой поднимался над заваленным комьями земли дном расселины.