Текст книги "Во имя справедливости"

Автор книги: Джон Катценбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

– Я в этом не уверен.

– У меня складывается впечатление, что вы слишком много общаетесь с Тэнни Брауном. Вижу, этот мерзавец никак не уймется!

– Это верно, – усмехнулся журналист, – он не уймется.

– Будь он проклят! – взорвался Фергюсон, но тут же взял себя в руки и спокойно проговорил: – Но я ему теперь не по зубам. У него руки коротки.

Кауэрт внезапно почувствовал себя совершенно беспомощным. Он пытался представить себе, какие вопросы стал бы задавать на его месте Тэнни Браун, чтобы с Фергюсона слетела шелуха мнимой невиновности. Журналисту наконец стало понятно, почему Браун позволил Уилкоксу избивать Фергюсона, чтобы тот сознался в убийстве, которое совершил.

– Скажите мне, Фергюсон, когда вы ездите на юг выступать в церквях, вы всегда говорите одно и то же или содержание ваших выступлений все-таки зависит от конкретной аудитории?

– В целом я говорю одно и то же. Но иногда я что-то меняю в своих выступлениях. Это зависит от того, кто меня слушает.

– Но основная мысль ваших выступлений всегда одинакова?

– Да.

– Какова же она?

– Я говорю людям о том, как Иисус Христос рассеял тьму в моей темнице, мистер Кауэрт. Я рассказываю о том, что только вера – надежный путь к спасению в самых безнадежных ситуациях. Я говорю о том, как слово Господа может тронуть душу самого закоренелого грешника и утешить его. Я говорю о том, что истина подобна огненному мечу, прорубающему путь сквозь мрак порока. И все со мной согласны, потому что мои слова утешают сердца и души людей.

– Я в этом не сомневаюсь. Вы регулярно посещаете церковь в Ньюарке?

– Нет, я здесь учусь, мне некогда.

– Сколько же раз вы выступали с такой речью?

– Восемь или девять раз.

– А вы помните, в каких церквях или общественных местах вы выступали?

– Желаете стать моим официальным летописцем?

– Нет, просто назовите мне эти места.

Смерив Кауэрта взглядом, Фергюсон пожал плечами с таким видом, словно не придал этому вопросу особого значения, и быстро перечислил несколько баптистских и унитарианских церквей, а также церквей баптистов-пятидесятников и общественных мест. Так же без запинки Фергюсон называл населенные пункты, где они находились. Журналист еле успевал все записывать. Закончив перечисление, Фергюсон замолчал. Кауэрт просмотрел свои записи: Перрин там не фигурировал.

– Это всего лишь семь мест, – заметил журналист.

– Возможно, я кое-что запамятовал.

Не в силах усидеть на месте, Кауэрт вскочил на ноги и подошел к книжной полке, где, точно так же как и детектив Шеффер, стал читать названия на корешках книг.

– Вы станете настоящим специалистом, прочитав все это, – пробормотал журналист.

– Эти книги входят в обязательный список литературы по курсу, который я слушаю в университете, – не сводя с Кауэрта пристального взгляда, заявил Фергюсон.

– Дона Перри, – внезапно обернувшись, негромко проговорил журналист.

– Не знаю такой, – ответил Фергюсон.

– Это двенадцатилетняя чернокожая девочка. Она бесследно пропала по пути домой из бассейна всего через пару дней после того, как вы выступали с речью в ее городе.

– Мне нечего вам сказать.

– Она жила во Флориде, в городке под названием Перрин. Местный плавательный бассейн находится всего в трех-четырех кварталах от тамошней Первой баптистской церкви. Вы говорили там прихожанам о свете, который принес Иисус Христос к вам темницу? Думаю, они и представить себе не могли, что еще вы принесли с собой в их маленький городок!

– Что вы имеете в виду, мистер Кауэрт?

– За что вы убили Дону Перри?

– А ее что, убили?

– Она исчезла.

– Я ее не убивал.

– Неужели? Но вы же были в Перрине, и после этого там исчезла девочка!

– Я не убивал эту девочку, – спокойно проговорил Фергюсон. – Я вообще не убивал никаких девочек.

– Я вам не верю.

– Напрасно, мистер Кауэрт. Люди верят во все. Они верят в НЛО и в то, что Элвис Пресли жив. Они верят в то, что ЦРУ отравляет питьевую воду, а Соединенными Штатами на самом деле управляет тайная ложа. Однако доказать все это гораздо труднее, чем просто в это верить. Между прочим, доказать чью-то причастность к убийству тоже очень нелегко. Для этого нужно назвать мотив, которым руководствовался подозреваемый в убийстве, у подозреваемого не должно быть алиби, и против него должны иметься улики. При этом улики должны быть вескими, например отпечатки пальцев или следы крови. Если криминалисты подтвердят их подлинность, то ничего не попишешь. Можно еще прибегнуть к такой современной методике, как сопоставление ДНК. Вы слышали об этом, мистер Кауэрт? Кроме того, нужны свидетели. За отсутствием таковых может пригодиться разговорчивый сообщник. Если же у вас нет ничего этого, вам остается только надеяться на то, что подозреваемый сам во всем признается. Его признание должно быть ясным и недвусмысленным. А если у вас нет вообще ничего, это значит, что вы останетесь с носом со всеми вашими догадками и предчувствиями. Допустим, в городке на окраине большого, кишащего преступниками города в один прекрасный день пропала какая-то девочка, а я как раз накануне был в этом городке. Вы думаете, это что-нибудь доказывает? Вы думаете, в тех местах мало преступников? Уверяю вас, их там полным-полно, и местная полиция наверняка уже допросила всех известных ей маньяков. Но меня никто не спрашивал. Потому что я больше не состою в списках опасных извращенцев. Я ни в чем не повинный человек. Кстати, это вы сделали меня невиновным, и я решительно намерен оставаться невиновным и впредь!

– Сколько? – прохрипел Кауэрт. – Скольких вы убили? Шесть? Семь? Неужели вы каждый раз убиваете кого-нибудь после своей проповеди в церкви?!

– Такие преступления характерны для белого человека. – Фергюсон прищурился, но по-прежнему говорил спокойно.

– Что?

– Вспомните всех серийных убийц: Спекса, Банди, Корону, Гейси, Хенли, Лукаса и даже нашего приятеля Салливана. Вспомните Джека-потрошителя и Синюю Бороду. Все они были белыми, мистер Кауэрт. Может быть, Калигула и Дракула были неграми? Загляните в тюрьму. Там вам покажут Чарли Мэнсона и Дэвида Берковица. Они тоже белые. Видите, только у белых возникают такие странные желания. Разумеется, бывают исключения, но они только подтверждают правило. Например, Уэйн Вильямс из Атланты чернокожий, но ведь по его делу так много вопросов! Даже по телевизору показывали передачу, в которой высказывали сомнения в том, что Вильямс виновен во всех тех убийствах, в которых его обвиняют в Атланте. Видите ли, чернокожие не воруют на улицах маленьких девочек и не топят их трупы в болоте. Для нас больше характерны вспышки ярости. Мы можем устроить стрельбу или поножовщину. Обычно это происходит в больших городах, где находится много свидетелей и достаточно улик для того, чтобы без лишних разговоров засадить нас в тюрьму. Иногда чернокожие насилуют женщин, которые вертят задницами во время своих утренних пробежек, а чернокожие наркодилеры убивают друг друга. Еще чернокожие способны на вооруженные ограбления в маленьких магазинах и на то, чтобы кидаться друг на друга. Вот и все! Среди нас не бывает серийных убийц. И все-таки белые страшно нас боятся и вооружаются против нас до зубов… Да, вот еще! Существующую систему вполне устраивает такое положение вещей. Все, что выходит из ряда вон, она отвергает. Так что ваша новая статья, мистер Кауэрт, никому не понравится. И ее не опубликует ни одна газета, потому что читатели не желают испытывать внезапный страх перед неожиданным… Кроме того, у вас нет никаких доказательств!

– Но Джоанна Шрайвер… – начал было Кауэрт.

– Забудьте о ней! – перебил его Фергюсон. – Поймите же наконец, что она давно мертва и ее не вернуть. И постарайтесь внушить это вашему приятелю Тэнни Брауну!

– Но я все равно напишу эту статью! Вы это прекрасно знаете! – Журналист вцепился в край стола, чтобы чувствовать себя увереннее.

Фергюсон промолчал.

– Я напишу про все. Про то, как вы лгали и юлили, и про все остальное. Вы можете отрицать это сколько хотите, но вы сами прекрасно знаете, чем все это для вас кончится.

– Чем же?

– Может, моей карьере и придет конец, может, придет конец и карьере Тэнни Брауна, но и вам тоже придет конец! Нет, вас не посадят в тюрьму. В этом вы правы. И будут такие люди, которые поверят в то, что вы невиновны и все это мы подстроили. Но большинство людей охотно нам поверят, потому что людям вы противны. А полиция больше никогда не оставит вас в покое. И вы больше никогда не смешаетесь с толпой. На вас везде будут показывать пальцем!

Фергюсон злобно покосился на Кауэрта, который безжалостно продолжал:

– Знаете, Фергюсон, что делают со старым хитрым котом, который по ночам душит крыс и кротов, а утром гордо выкладывает эту падаль прямо на крыльцо? Ему надевают на шею колокольчик, с которым ему не подобраться незаметно ни к одной мыши… Думаете, вас и дальше будут приглашать выступать в церквях, если на вас вновь падут подозрения? Наверное, прихожане поищут какого-нибудь другого проповедника, который не будет тайком возвращаться к ним в город, чтобы воровать детей!

Глаза Фергюсона засверкали от ярости, но журналист уже был не в силах остановиться:

– А полиция! Представьте себе полицию! Вас всегда будут держать на заметке в полиции, и стоит чему-то случиться – а что-нибудь обязательно все время будет случаться, – как за вами тут же приедут. И сколько же преступлений вы рассчитываете еще совершить, не сделав при этом ни одной ошибки? Вы же можете забыть что-нибудь на месте преступления, или вас там могут случайно увидеть. И этого будет вполне достаточно для того, чтобы на вас обрушился праведный гнев всего населения этой страны. Вы и глазом не успеете моргнуть, как снова очутитесь именно там, где мы с вами впервые познакомились. Но на этот раз журналисты не бросятся вас спасать.

Фергюсон сжался в комок на стуле, и его рука потянулась к охотничьему ножу.

«Сейчас он меня прикончит!» – похолодев от ужаса, подумал журналист. Он поискал глазами какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы хоть как-то защититься. Как он жалел сейчас о том, что у него нет маленького передатчика, чтобы вызвать подмогу!

Фергюсон приподнялся со стула. Журналист стиснул пальцами край стола, так что костяшки побелели, но Фергюсон передумал и уселся обратно.

– Уверен, что вы не напишете такую статью, – заявил он.

– Почему?

Некоторое время Фергюсон молча наблюдал за вращающейся в магнитофоне кассетой, а потом подался вперед и раздельно проговорил:

– Потому что в такой статье не будет ни слова правды! – Он протянул руку и выключил магнитофон. – Вы не напишете эту статью по целому ряду соображений. Во-первых, у вас нет ни фактов, ни улик. У вас есть только предположения, опирающиеся на случайное стечение обстоятельств. Ни один редактор не опубликует такую статью в своей газете. Во-вторых, у вас недостаточно материала для статьи. Вы сами прекрасно понимаете: костяк статьи строится на базе чьих-то слов, например слов полиции. Потом вы наращиваете на этот костяк плоть из ваших собственных наблюдений. Так вот, в данном случае у вас нет ни костяка статьи, ни наблюдений для того, чтобы он оброс плотью. Вот поэтому-то я вас совершенно не боюсь… А вы меня боитесь?

Кауэрт кивнул.

– И это хорошо. Как по-вашему, Тэнни Браун меня боится?

– И да и нет.

– Очень странно слышать это от журналиста, прослывшего поборником объективности! Поясните, что вы имели в виду.

– Мне кажется, Брауна пугают ваши поступки, а вас самого он не боится.

– Скажите на милость! – сокрушенно покачав головой, сказал Фергюсон. – Отчего это люди всегда так боятся, что с ними что-то случится? Отчего вы сейчас боитесь меня? Вы думаете, я сейчас пырну вас этим охотничьим ножом? Вы считаете меня убийцей со стажем и не сомневаетесь в том, что я способен в два счета выпотрошить вас, изуродовать ваш труп и подкинуть его в такое место, где сложится впечатление, что вас просто убили и ограбили наркоманы из нашего района? Знаете, здесь не любят праздношатающихся белых. Пожалуй, я могу устроить все так, словно журналиста, заблудившегося в этом районе, зверски убила банда местных чернокожих подростков. Как вы думаете, мистер Кауэрт, это у меня выйдет?

– Не выйдет.

– Почему же? Ведь, по вашему мнению, я отпетый головорез.

– Я только…

– А по-моему, выйдет! – прошипел Фергюсон и взялся за нож.

– Нет! – поспешно сказал Кауэрт. – Кровь! Много крови! Вам будет ее не отмыть!

– Ну допустим. Что еще?

– Может, кто-нибудь видел, как я сюда входил?

– Возможно. Старая больная жена консьержа все время следит за теми, кто входит и кто выходит. Возможно, вас также видели бездомные бродяги на улице, но, признаться, свидетели из них никудышные. Что-нибудь еще?

– А вдруг я кому-нибудь сказал, куда иду?

– Это не важно, – ухмыльнулся Фергюсон. – Никто не докажет, что вы дошли до моей квартиры.

– Отпечатки пальцев! Вся ваша квартира в моих отпечатках пальцев!

– Ну, кофе вы пить не стали. Значит, на чашке не осталось ни отпечатков ваших пальцев, ни вашей слюны. Что еще вы тут трогали? Стол? Так я протру его влажной тряпочкой.

– А вдруг вы что-нибудь упустите?

– Это, конечно, не исключено, – усмехнулся Фергюсон.

– Волосы. Кожа. А если я буду отбиваться? Я же могу вас поранить, и на мне будет ваша кровь. Ее могут обнаружить.

– Могут, – согласился Фергюсон. – Я рад, что вы не утратили здравомыслия даже в таком сложном для вас положении, мистер Кауэрт!.. Действительно, нож – это грубое и примитивное орудие. С ним хлопот полон рот, это знает любой первокурсник. И все-таки я совершенно уверен в том, что вы не станете писать эту статью.

– Нет, напишу! – настаивал Кауэрт.

– Экий вы упрямый! – Фергюсон схватил нож и поднял его вверх лезвием. – А знаете ли вы, что я могу зарезать вас без ножа? Скажите-ка мне, кто живет в доме номер тысяча двести пятнадцать на Уайлдфлауэр-драйв?

У Кауэрта подкосились ноги.

– Скажите мне, кто живет в фешенебельном пригороде Тампы? Кто каждый день ездит в школу на желтом автобусе? Кто каждый день играет в большом парке за целых два квартала от дома? Кто помогает маме делать покупки и присматривать за маленьким братцем? Думаю, участь этого младенца вас не очень волнует. Впрочем, как и участь его мамаши. Ведь далеко не все питают друг к другу после развода нежные чувства! Но к одной маленькой девочке вы наверняка относитесь по-другому!

– Откуда вы знаете?!

– О них писали в газетах, когда вы получили премию, – усмехнулся Фергюсон. – Да я и сам кое-что разузнал о вашей дочери. На всякий случай…

Кауэрт похолодел от ужаса, а Фергюсон спокойно продолжил:

– Итак, вы не напишете статью, мистер Кауэрт, потому что у вас нет ни фактов, ни улик.

– Я убью тебя! – прорычал Кауэрт.

– Меня? За что?

– Только пальцем ее тронь, и я!..

– Что вы тогда сделаете?

– Я убью тебя!

– Вам совершенно не поможет, если вы убьете меня, после того как с вашей дочерью случится страшное. Дочь себе вы этим не вернете. Вы никогда себе этого не простите и будете терзаться всю оставшуюся жизнь.

– Я убью тебя!

– Сильно сомневаюсь, что вы достаточно знаете о смерти, чтобы это сделать. Но теперь вы, кажется, начинаете понимать, каково тем, кого заперли в камерах смертников. Над головами этих людей тоже занесен меч, который может в любой момент опуститься.

С этими словами Фергюсон извлек из магнитофона кассету, сунул ее себе в карман и швырнул магнитофон журналисту, который едва успел поймать его, не то он грохнулся бы на пол.

– Этого разговора никогда не было, – ледяным тоном заявил Фергюсон и указал Кауэрту на дверь. – Идите и обо всем забудьте. Даже и не думайте писать статью!

– Хорошо, – еле слышно пробормотал раздавленный журналист и на непослушных ногах вышел из квартиры Фергюсона в коридор.

Кауэрт даже не слышал, как у него за спиной захлопнулась дверь и залязгали замки и засовы. В коридоре было невыносимо душно. Журналист рванул воротник рубашки, хватая воздух ртом. Кое-как спустившись по лестнице, он захлопнул входную дверь и, пошатываясь, побрел вдоль по улице. Вновь пошел дождь. На подгибавшихся ногах Кауэрт бросился бежать, не оглядываясь на дом, где жил Фергюсон, так, словно холодный воздух мог развеять чувство страха. Тэнни Браун вышел из машины, удивленно глядя на бегущего Кауэрта. Запыхавшийся журналист на бегу помахал полицейскому, чтобы тот сел обратно в машину. Добежав до нее, Кауэрт рывком распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье.

– Едем, быстро! – прохрипел он.

– Что случилось? – спросил лейтенант.

– Прочь! Скорее! Поехали! – Вытянув руку, Кауэрт повернул ключ в замке зажигания. Двигатель заработал.

Тэнни Браун, ничего не понимая, покосился на журналиста с сочувствием и тронулся с места. Поравнявшись с автомобилем, в котором ждали Шеффер и Уилкокс, он опустил стекло и сказал:

– Оставайтесь здесь. Следите за домом Фергюсона.

– Сколько?

– Сколько понадобится.

– А ты?

– Я сказал: не упускайте Фергюсона из виду!

Уилкокс кивнул.

– Поехали! Поехали же! – завопил Кауэрт.

Нажав на газ, лейтенант двинулся вперед, оставив недоумевавших детективов следить за Фергюсоном.

Глава 23
Ошибка детектива Шеффер

Шеффер и Уилкокс просидели большую часть дня в машине за полквартала от входной двери дома, где жил Фергюсон. Нельзя сказать, чтобы при этом от них требовались большие конспираторские способности. Не прошло и часа с момента отъезда Брауна и Кауэрта, как о двоих детективах, сидящих на улице в машине, знали не только местные бродяги и правонарушители, но и вообще все в радиусе ближайших двух кварталов. Однако почти никто не обращал на детективов никакого внимания.

Какой-то подозрительный тип смачно выругал детективов за то, что они поставили машину прямо перед подворотней, где он обычно продавал наркотики, и стал метаться по сторонам, подыскивая другое подходящее место. Двое местных хулиганов в кожаных куртках, банданах и дорогих баскетбольных кроссовках задержались возле машины с детективами, показывая неприличные жесты. Когда Уилкокс опустил стекло и велел им убираться, они расхохотались ему в лицо и принялись с нескрываемым удовольствием передразнивать его южный акцент. Две проститутки в красных туфлях на высоченных шпильках и в шортах со стразами стали зазывать клиентов прямо под носом у полицейских, вполне справедливо полагая, что те не снизойдут до ругани с ними. Бездомные оборванцы с тележками из супермаркетов, наполненными всякой дрянью, подобранной на помойке, принялись стучать в стекло, требуя денег.

Усилившийся дождь разогнал местных жителей по домам, где они сидели, запершись на все замки и изредка выглядывая в зарешеченные окна. Унылый, непогожий день становился все мрачнее и мрачнее.

Несколько раз детективы переглядывались, недоумевая, что же такое приключилось с Кауэртом, но, сидя в машине, не могли найти ответа на тревоживший их вопрос. Уилкокс сбегал к телефону-автомату, но не дозвонился ни до Брауна, ни до Кауэрта. Так ничего и не узнав, они продолжали наблюдать за домом. Проходили часы, и их беспокойство нарастало.

Они купили еды в соседней закусочной и пили остывший кофе из бумажных стаканчиков, время от времени протирая запотевшее ветровое стекло. Пару раз каждый из них бегал на ржавую автозаправочную станцию в туалет, вонявший дезинфицирующими средствами, явно проигрывавшими неравную схватку с экскрементами. Уилкокс и Шеффер почти все время молчали – общих тем для разговоров у них не было. Они немного поговорили о работе, сравнивая преступления в округе Эскамбиа с преступлениями на островах архипелага Флорида-Кис, хотя прекрасно знали, что ничем особым они не отличаются. Андреа пыталась расспросить коллегу о Брауне и Кауэрте, но узнала лишь то, что детектив боготворил первого и презирал последнего, хотя так и не сумел объяснить ей почему. Потом они поговорили о Фергюсоне. Уилкокс рассказал женщине все, что ему было известно о бывшем обитателе камеры смертников. Андреа поинтересовалась, как он добился от Фергюсона признания в убийстве. Детектив из Пачулы сказал, что Фергюсона приходилось все время бить, чтобы услышать от него хоть слово правды, при этом полицейскому казалось, что он сам бьется головой о ствол могучего дерева, с которого в результате хоть иногда падают к его ногам сочные плоды. В избиении Фергюсона детектив признался без раскаяния и сожаления. В его голосе звучала только ненависть, и Андреа решила, что Уилкокс очень вспыльчивый человек и совсем не похож на своего уравновешенного начальника. Судя по всему, вспышки гнева Уилкокса были внезапными и бурными, а лейтенант Браун был намного хладнокровнее и прекрасно держал себя в руках. Неудивительно, что он теперь сожалел о том, что разрешил подчиненному добиться от Фергюсона признания побоями. Наверняка в тот момент Тэнни Браун поддался минутной слабости и раскаивался теперь в том, что дал тогда волю этой тайной стороне своей натуры.

Фергюсон не показывал носа на улицу, и детективы решили, что он наверняка догадывается о слежке.

– Сколько же нам тут еще торчать?! – воскликнула наконец Андреа, глядя, как уличные фонари тщетно пытаются одолеть сгущавшиеся сумерки. – А вдруг в этом доме есть другой выход? Фергюсон наверняка давно уже сбежал и смеется сейчас над нами.

– Давайте подождем еще немного, – сказал полицейский из Пачулы.

– Сколько? И зачем нам вообще здесь сидеть? – не унималась его коллега. – Какой в этом прок?

– Фергюсон должен знать, что отныне находится под наблюдением. Кроме того, Тэнни велел нам его стеречь.

– Ну да, – пробормотала Андреа, понимая, что они не в силах стеречь Фергюсона вечно.

Время шло. В тюрьме штата Флорида ее ждал Майкл Вайсс. И она должна будет как-то объяснить ему, почему еще не уехала из Ньюарка. Для этого необходима была веская причина.

Андреа потянулась и попыталась выпрямить затекшие от долгого сидения в машине ноги.

– Мне это очень не нравится, – заявила она.

– Что? Такая слежка?

– Мне не нравится сидеть и ждать. Это не по мне.

– А что бы вы сейчас сделали, если бы могли решать?

Не ответив на вопрос, женщина пробормотала:

– Через десять минут совсем стемнеет, и мы ничего не увидим.

– Уже стемнело, а я все равно вижу его дом, – заявил детектив.

Выглянув в окно, Андреа решила, что улица стала похожей на плащи проституток, ошивавшихся днем рядом с их машиной, – такой же черной, блестящей и скользкой. Шеффер показалось, что они с Уилкоксом оказались в кино, слишком напоминающем настоящую жизнь. От этой мысли ей стало не по себе и она вздрогнула.

– Что с вами? – окликнул ее полицейский из Пачулы.

– Ничего… Очень неприятное место. Здесь страшно и днем, а теперь тем более…

– Ну да, – согласился, оглядев улицу, Уилкокс. – Это вам не Пачула. Тут всё как в пещере.

– Или в тюремной камере, – заметила Андреа.

Ее сумочка лежала на полу под ногами. Приоткрыв сумочку, женщина с облегчением убедилась в том, что все необходимое на месте: блокнот, диктофон, кассеты к нему, бумажник, полицейский жетон, маленькая косметичка и девятимиллиметровый автоматический пистолет с двумя запасными обоймами.

– А мне больше нравится старый добрый короткоствольный револьвер калибра три-пять-семь, – улыбнулся Уилкокс. – Он прекрасно помещается под мышкой в наплечной кобуре, а если зарядить его патронами магнум, с ним можно спокойно идти на медведя. Правда, здешние жители опаснее медведей, – добавил он и погладил пистолетную кобуру.

Где-то в отдалении завыла сирена. Звук все нарастал, но внезапно стих. Автомобиля они так и не увидели.

– Интересно, что там произошло. – Полицейский потер уставшие глаза.

– Откуда я знаю! – отозвалась Андреа. – Давайте поедем и посмотрим. Это место начинает действовать мне на нервы!

– Только начинает? – усмехнулся Уилкокс.

– Да вы посмотрите по сторонам! – воскликнула женщина. – Здесь же смертельно опасно. Даже двоим местным полицейским было страшно ехать сюда к Фергюсону, хотя дело было днем и один из них был чернокожим.

Детектив из Пачулы сочувственно хмыкнул.

Оба с самого начала понимали, в каком непростом положении они – двое белых полицейских из другого штата – оказались в этом незнакомом и враждебно настроенном к ним месте.

– Знаете, что меня здесь больше всего раздражает? – негромко проговорил Уилкокс. – Здесь все такое старое и обшарпанное. Все вокруг будто агонизирует… Я не знаю как, но, по-моему, Фергюсон обо всем догадался, – заявил он. – По-моему, он с самого начала опережает нас на несколько ходов!

– О чем вы? О чем догадался Фергюсон?

– Как бы я хотел, чтобы он опять попал ко мне в руки! – пропустив мимо ушей ее вопрос, продолжал Уилкокс. – На этот раз он так легко не отделался бы!

– Все равно не понимаю, о чем вы! – настаивала Андреа.

– Я хотел бы снова оказаться с ним один на один в маленькой комнате. Посмотрел бы я, каким он вышел бы оттуда!

– По-моему, вы сошли с ума!

– Верно! Я сошел с ума!

– У нас есть приказ лейтенанта Брауна! – напомнила женщина-полицейский.

– Есть. И мы его выполнили.

– Так поедем же отсюда и узнаем, что делать теперь!

– Нет, – покачал головой Уилкокс. – Я буду сидеть здесь до тех пор, пока Фергюсон меня не увидит. Я хочу, чтобы эта сволочь знала, с кем имеет дело!

– Нет-нет! – отчаянно замотала головой Андреа. – Так нельзя! Мы только спугнем Фергюсона!

– Вы так ничего и не поняли, – процедил сквозь зубы полицейский из Пачулы. – Скажите, сколько времени вы уже расследуете убийства? Наверное, не очень долго. И наверное, еще ни разу убийца не уходил у вас из-под носа. Наверняка никто еще не провел вас так, как провел меня Фергюсон!

– Нет, никто. И надеюсь, этого не произойдет.

– Не зарекайтесь.

– Конечно, у меня еще мало опыта, но достаточно, чтобы, совершив одну ошибку, не делать потом другую глупость.

– Да, глупости одну за другой делать не стоит. Нельзя раскрывать перед Фергюсоном сразу все карты! – Уилкокс взялся за ключ в замке зажигания, но внезапно замер и подался вперед. Глаза у него загорелись. – Ах ты, сукин сын!

Андреа в ужасе проследила за взглядом детектива.

– А вот и Фергюсон собственной персоной, – пробормотал тот.

Сквозь запотевшее стекло было плохо видно, но она быстро протерла его и тоже разглядела Фергюсона, который замер в раздумье на ступеньках крыльца. На нем были джинсы и длинная синяя куртка, через плечо висела сумка. Подняв воротник и опустив голову, Фергюсон наконец ступил с крыльца на асфальт и, не глядя по сторонам, зашагал в противоположную от машины с детективами сторону.

Выругавшись, Уилкокс схватился за ручку дверцы:

– Я пойду за ним!

Прежде чем Андреа успела что-либо возразить, детектив выскочил из машины, захлопнул дверцу и пошел вслед за Фергюсоном.

Женщина попыталась схватить Уилкокса за полу пиджака, но не успела. Тогда, с сумкой в одной руке и с ключами от машины в другой, Андреа бросилась за полицейским.

– Куда вы пошли?! – воскликнула она, догнав Уилкокса и схватив его за руку.

– Я хочу за ним проследить, – вырвавшись, заявил детектив и снова бросился вперед.

Андреа с трудом догнала коллегу и зашагала рядом, едва поспевая. Фергюсон шел впереди. До него было примерно полквартала. Он шел быстро, не оглядываясь. Казалось, он не замечал слежки.

Андреа вновь схватила Уилкокса за пиджак.

– Отпустите! – зашипел на нее полицейский. – Отпустите, а то он от меня уйдет!

– Но лейтенант Браун не приказывал нам…

– Знаю, знаю! Это не важно. Садитесь в машину и поезжайте за мной. И самое главное – не путайтесь у меня под ногами!

– Но ведь Фергюсон…

– Мне наплевать, знает он, что я за ним слежу, или нет! Только не мешайте мне!

– И что вы будете делать, когда…

Недослушав, Уилкокс отмахнулся от нее и бросился вперед, стараясь сократить расстояние, отделявшее его от Фергюсона.

Андреа замерла на месте. Она не знала, что ей делать. Вдалеке Фергюсон как раз завернул за угол, и Уилкокс бросился бежать.

Выругавшись, женщина-полицейский повернулась и кинулась назад к машине. Прямо у нее на дороге из темноты выросли две старухи в бесформенных пальто и натянутых на уши вязаных шапочках. Одна из них что-то бормотала, толкая перед собой тележку, нагруженную отбросами, а другая хохотала и размахивала руками. Когда Андреа пробегала мимо них, одна из женщин схватила ее крючковатыми пальцами за полу плаща. Пошатнувшись на бегу, Шеффер налетела на вторую бродяжку, которая завизжала и плюхнулась на тротуар. Вырвавшись из когтей первой старухи, Андреа пробормотала извинения и бросилась дальше. Старухи завывали у нее за спиной. На крыльцо какого-то дома, несмотря на дождь, вышли двое мужчин.

– Эй, где пожар?! – крикнул один из них.

– Можно мы побежим с тобой, крошка?! – захохотал ей вслед второй.

Шеффер добежала до машины, плюхнулась на сиденье, вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Машина судорожно скакнула вперед и заглохла.

Не зная, что сейчас делает и где находится Уилкокс, женщина уже почти ничего не понимала и ощущала нечто сродни паническому страху. Чертыхаясь, Андреа завела наконец машину и рванулась с места, даже не оглянувшись. Колеса машины завизжали на мокром асфальте, капот занесло, но она тут же выровнялась и полетела вперед.

Свернув за угол, Андреа заметила Уилкокса, который как раз оказался в круге света одного из редких уличных фонарей. Фергюсона нигде не было видно.

Взятый напрокат маломощный автомобиль разгонялся слишком медленно, и Шеффер пожалела о том, что не сидит сейчас за рулем быстроходной полицейской машины у себя в округе Монро. И все-таки она поравнялась с Уилкоксом еще до того, как тот добежал до следующего угла. Он как раз сворачивал налево, на улицу с односторонним движением, куда на машине двигаться было нельзя. Она быстро опустила стекло окошка.

– Езжайте вперед! – крикнул ей детектив. – Наперерез ему!

Андреа кивнула. До первого поворота налево ей пришлось ехать целый квартал. Она свернула на красный свет и чуть не сбила переходивших улицу подростков, едва увернувшихся от машины и долго грозивших кулаком ей вслед. Улица, по которой она ехала, вскоре сузилась. Вокруг стояли полуразрушенные здания, от которых темная улица казалась еще мрачнее. В одном месте машины были припаркованы в два ряда, и Шеффер, ругаясь, с трудом пробралась между ними на черепашьей скорости. На следующем углу Андреа рассчитывала нагнать Уилкокса с Фергюсоном, хотя и не знала, что будет говорить и делать. Она понимала, что уже не контролирует ситуацию. Женщина напряженно вглядывалась во тьму: улица была пустынной.

Остановив машину посреди улицы, Андреа выскочила на асфальт и стала озираться по сторонам. Так никого и не увидев, она громко выругалась и снова бросилась к машине.

Где же Фергюсон? Он свернул на другую улицу?! Или в переулок?! Или попытался уйти пустырями?!