Текст книги "Живое доказательство (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

  – Мы прочитали все ваши книги, – говорила женщина в черном.

  «Они действительно произвели впечатление».

  – А поскольку это ваш первый визит, – взволнованно сказала ее подруга, – мы привезли кое-что для вас. "

  «Ну, это очень мило», – сказала Кэти Джордан, улыбаясь лучше всех.

  Женщина высоко подняла рюкзак и качнула его к столу: внутри был пластиковый контейнер, а внутри кровь. Много крови. Он струился по лицу и волосам Кэти Джордан и по ее груди, расплескиваясь на то, что осталось от стопок книг.

  «Мы подумали, – кричала одна из женщин, – вы хотели бы знать, на что это было похоже. "

  Линн оттолкнула двух юношей и через четыре шага оказалась рядом с Кэти Джордан; Кэти стоит, раскинув руки, синяя рубашка забрызгана кровью.

  «С тобой все впорядке?»

  – Что, черт возьми, ты думаешь?

  Стоя на коленях, Дерек Сосед вытаскивал книги из коробки так ловко и осторожно, как только мог; те, что лежали сверху, были покрыты густыми пятнами и пятнами.

  Линн частично обогнула его, частично перепрыгнула через него; мать с сумкой со склада потащила к себе кричащего ребенка, и Линн выстрелила в полки, избегая его. Впереди она могла видеть двух женщин, проталкивающихся через двери на улицу.

  «Уступать дорогу!» она позвала.

  «Уступайте дорогу, полиция!»

  Никто не двигался.

  Линн пробежала между ними, не замечая стола напротив кассы, пока не ударила его сильно, где-то между бедром и бедром, ее крик растворился в грохоте книг о пол.

  Останавливаться! "

  Они мчались во всю шкуру посреди ворот Святого Петра, не обращая внимания на движение транспорта, оба тротуара были забиты покупателями во время обеда, которые ели гамбургеры на вынос или печеную картошку.

  Полиция! "

  На полпути они разделились: та, что в черном, продолжила путь, фактически набирая скорость, женщина в платье, уворачиваясь, пробралась в аркаду модных магазинов, ведущую к площади.

  Линн нырнула в узкий переулок выше и вышла на Чипсайд до того, как женщина показалась; на мгновение Линн подумала, что она, возможно, попятилась назад, но нет, вот она, протискивающаяся между кучей людей за окном Саксона.

  Правильно! – закричала Линн, хватаясь за воротник женского платья.

  «Вот и все!»

  Платье порвалось, и, споткнувшись, женщина, почти с обнаженной грудью, упала на тротуар у пешеходного перехода. Зеленый двухэтажный автобус остановился недалеко от того места, где она растянулась.

  Линн схватила женщину за руку и швырнула ее обратно на тротуар; наклонившись над ней, когда вокруг быстро собралась толпа, она вытащила свой ордер и высоко подняла его.

  «Я офицер полиции, и я сажаю вас под арест. Вы не обязаны ничего говорить, если не хотите этого, но все, что вы скажете, может быть приведено в качестве доказательства».

  Кто-то в конце толпы начал медленно хлопать в ладоши, и еще несколько человек засмеялись; большинство начало отдаляться. Лежа на земле, не удосужившись натянуть на себя ткань своего платья, женщина начала смеяться.

  Семнадцать

  – Ну, я полагаю, – сказал Мариус, остановившись у двери ванной, – можно сказать, что восторжествовала своего рода естественная справедливость. "

  Дверь была приоткрыта на щель, и он чувствовал сладкий, похожий на мочу запах детской присыпки, которой Дороти любила присыпаться после купания. Поначалу Мариус находил это почти отталкивающим, но теперь он смаковал, наряду с почти всем остальным, маленькую и нежную манеру, с которой она держала свое тело приятным на ощупь.

  «Мариус, дорогой. Дай мне мой халат, не так ли?»

  Стеганый, розовый, он скользил по ее плечам, как атлас по старому шелку.

  – Чай готов, – сказал Мариус.

  «И я нашла еще несколько таких миленьких пирожных. Бабочки с кремом».

  Выйдя в главную комнату их небольшого люкса, Дороти Бёрдвелл улыбнулась своей тонкой улыбкой.

  «Мариус, ты меня балуешь. Действительно балуешь».

  – Не совсем так, – ответил он, улыбаясь в ответ. Недостаточно, подумал он.

  «Теперь, дорогая,» сказала Дороти, осторожно усаживаясь в кресло с высоким сводом.

  «Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что произошло в книжном магазине. И я не хочу, чтобы вы что-то упустили».

  – Не могли бы вы назвать свое имя? – спросила Линн. «Для записи.»

  88 «Вивьен Плант».

  – А ваш адрес?

  «Шляпа семь, Анкастер-Корт, Беймбридж-роуд, Мапперли».

  Как и все комнаты для допросов в полицейском участке, эта была маленькой, душной и пропитанной безошибочно узнаваемой пеленой застоявшегося сигаретного дыма. Вивьен Плант с ее ярким платьем и прямой осанкой, остаточным изображением насмешки на ее ухоженном лице среднего класса, выглядела впечатляюще неуместной.

  «Где ты сейчас работаешь?» – спросила Линн.

  «Я преподаю женские исследования».

  – Здесь, в городе?

  «В Дерби».

  – А ты замужем или холост?

  «Ни один.»

  «Мне жаль?»

  «Я живу с одним и тем же партнером семь лет, у нас есть трехлетний ребенок. Мы не женаты. Это достаточно ясно?»

  В качестве манифеста, по мнению Линн,

  «Мисс Плант, вы признаете нападение на Кэти Джордан…»

  «Демонстрация. Я проводил демонстрацию».

  – В отношении мисс Джордан?

  «Относительно ее работы».

  – Значит, вы не одобряете ее книги? Они вам не нравятся?

  – На какой вопрос ты хочешь, чтобы я ответил?

  Неудивительно, что ей не нужен адвокат, подумала Линн, она думает, что она им является.

  – Разве это не одно и то же? – устало спросила она.

  «Неодобрение и не симпатия?»

  «Да.»

  «Мне нравится есть шоколадные апельсины Терри, иногда по два за раз; мне также нравится заглядывать вечером в „Макдоналдс“ за яблочным пирогом. Я не очень одобряю ни то, ни другое».

  Кто-то прошел по коридору снаружи, медленно и целеустремленно ступая тяжелыми ногами. Линн старалась не смотреть ни на свои часы, ни на часы на соседней стене.

  «Можете ли вы сказать мне, – спросила она, – почему вы так резко не одобряете книги Кэти Джордан? "

  «Какую версию вы хотите? Пятиминутную лекцию или план из одного абзаца?»

  Линн вспомнила те времена, когда директор школы читал ей лекции.

  «Контур будет в порядке».

  «Правильно. Что я возражаю против ее книг, так это то, что они основаны на почти исключительном изображении женщин как жертв, обычно жертв насильственных и унижающих достоинство посягательств. Их унижение и боль прямо пропорциональны прибыли Джордан. Она разбогатела на женских страданиях. ... Ей лучше знать.

  – И ты собирался преподать ей этот урок?

  «Я думал, что это уместно».

  «Покрыть ее краской?»

  Да, не так ли? "

  – Значит, вы признаетесь, что облили мисс Джордан краской?

  «Я думал об этом скорее как облив, но да, хорошо. Я делаю».

  – Ты напал на нее.

  «Конечно, это должен решать суд?»

  – Вы хотите, чтобы дело дошло до суда?

  «Конечно.»

  О Боже, подумала Линн, избавь меня от людей, которые знают, что для меня правильно, лучше, чем я сам. Весь Гринпис, гражданские свободы, феминистская куча всего. «Эта акция была осуществлена ​​от имени какой-то группы или организации?»

  «Не официально, нет. Это был индивидуальный поступок».

  Плечи Вивьен Плант распрямились еще больше. «Такого человека не было».

  «Мисс Плант, я был в магазине. Я видел, как вы стояли в очереди с другой женщиной и разговаривали. Женщина была одета в черную рубашку и джинсы. Вы вместе пришли в магазин. вместе. Вы не действовали сами по себе».

  «Ну, это должно быть твое слово против моего».

  Линн покачала головой. Она могла бы подумать о местах, где она предпочла бы быть, чем заткнуться с мисс Самоправедностью, их было много.

  – Хорошо, – сказала она, – мы еще вернемся к этому. "

  – Послушайте, – сказала Вивьен, наклоняясь вперед и глядя на Линн, – ответственность за случившееся лежит на мне. Хорошо? Но то, что я сделал, я сделал для всех женщин; не только я. "

  «Все женщины?» – сказала Линн.

  Конечно. "

  «Я так не думаю.»

  Нет? "

  Линн отодвинула стул и встала.

  – Ты сделал это не для меня.

  Вивьен запрокинула голову и рассмеялась.

  «Ну, тебе действительно нужна пятидесятиминутная версия, не так ли?»

  Линн потянулась в сторону, к кнопке «Выключить» на магнитофоне.

  «Это интервью остановилось в тринадцать минут третьего».

  Как только Нейлор уложил его, заверил, что, по всей вероятности, он сможет вернуться в Ньюарк до вечернего часа пик, и позволил ему позвонить своему напарнику, Дерек Сосед оказался хорошим свидетелем. Он ясно видел действия Вивьен Плант и точно их описал. Да, она и другая женщина, та, что в черной рубашке, болтали все время, пока ждали в очереди, и хотя он не слышал многого из того, что они на самом деле говорили, впечатление, которое они производили, было не из двух людей, которые только что встретились в этот момент. Абсолютно нет.

  – Значит, у вас сложилось впечатление, что эти две женщины были подругами? Что они хорошо знали друг друга?

  Очень хорошо, скорее. "

  – А их имена? Вы слышали, как один из них обращается к другому по имени?

  «Нет. Если подумать, нет. Не то, чтобы я мог вспомнить. Я не думаю, что они сделали.»

  «Хорошо, мистер Сосед. Большое спасибо. У нас есть ваш адрес, и если вы нам снова понадобитесь, мы свяжемся с вами».

  Нейлор поднялся на ноги. Дерек Сосед продолжал смотреть на него неуверенно.

  – Было что-то еще? – спросил Нейлор.

  – Ты что-то хотел добавить?

  «Просто, ну, вы знаете, ущерб…»

  – Мисс Джордан? Если не считать шока, я не думаю, что это было слишком серьезно. Ее одежда, конечно, и…

  «Нет. Мне. Моим книгам».

  – Ну, я не знаю. Возможно, Уотерстоун, в данных обстоятельствах…

  – Вы не понимаете. Есть первое издание «Непростой добычи», совершенно испорченное. Я даже не знаю, смогу ли найти другое, а если и найду, то цена будет около трехсот долларов. фунтов. Больше».

  Триста, думал Нейлор, за одну книгу. Только криминальная книга. Мама Дебби получала четыре или пять книг в неделю из библиотеки, в основном крупноформатные издания. Бебби рассчитывала, что сможет закончить одну из «Соседи» и «Обратный отсчет». Зачем кому-то платить триста фунтов за то, что можно пройти за несколько часов и никогда больше не захотеть смотреть? Это не имело ни малейшего смысла. * 92 «Дети с краской, в которых она готова признаться. Стремится. Не то чтобы она могла сделать что-то еще». Линн сидела за своим столом в комнате уголовного розыска и разговаривала с Грэмом Миллингтоном. Вивьен Плант она оставила немного потушиться в комнате для допросов. – Но женщина, которая была с ней, ничего нам не даст. Отрицает, что знает ее совсем.

  – Нет шансов, что она говорит правду?

  Линн посмотрела на него.

  «Никто.»

  «Чарли, – сказал Скелтон, – мы не позволим этой женщине обвести нас вокруг пальца, потратить время и деньги, и все это для того, чтобы она могла получить бесплатную рекламу для любой комедийной идеи, которую она выдвигает.

  Женские исследования, это она, не так ли? Господи, Чарли! Женские исследования, чернокожие исследования, исследования лесбиянок и геев, что, во имя Бога, случилось со старой доброй историей и географией, вот что я хотел бы знать? "

  Резник не мог подчиниться. Хотя недавно его отругала за небрежное употребление местоимения мужского рода очень умная и вдумчивая молодая женщина, которая, как выяснилось позже, полагала, что Норвич находится в центре Хэмпшира.

  – А как же американец? – сказал Скелтон.

  – Она хочет выдвинуть обвинения?

  «Мы пока не знаем…»

  «Тогда пора, черт возьми, это сделать!»

  Правильно, подумал Резник, вставая на ноги, и тебе пора вернуться к бегу, пока у тебя не случился самопроизвольный сердечный приступ.

  Что бы ни происходило за закрытыми дверями в доме управляющего Скелтона, это не были счастливые семьи.

  Линн ждала возле офиса Резника.

  «Грэм и я еще раз попробовали ее. Все еще не сдвинулись с места. Не знали другую женщину от Адама.

  Я имею в виду Еву.

  « Она врет?»

  «Не только это. Она знает, что мы знаем, что она есть, но в данный момент мы мало что можем сделать, чтобы доказать это. Любит это, не так ли? Умная корова!»

  – Значит, это не твой любимый человек? Резник улыбнулся.

  «Такие женщины, – нахмурилась Линн, – какими бы ни были их намерения, в конечном итоге заставляют таких женщин, как я, чувствовать себя неполноценными. "

  «Ну, похоже, вы можете получить удовольствие, освободив ее ногой. Последнее, что старик хочет сделать, это внести свой вклад в ее рекламную кампанию».

  «А как насчет Кэти Джордан? Предположим, она хочет…»

  Выдвигать обвинения? Я сомневаюсь. Точно не поможет ей, не так ли? Но если она это сделает. Резник пожал плечами.

  «Я не думаю, что мисс Плант собирается бежать, не так ли? Внезапно превратиться в уменьшающуюся фиалку?»

  Линн обеспокоенно посмотрела на Резника; если она не сильно ошибалась, он пошутил.

  – Кэтрин, дорогая. Как ужасно для тебя. Как ужасно.

  Как Кэти Джордан ненавидела, когда ее называли Кэтрин; особенно Дороти Бердвелл, руки Уотта суетились вокруг нее, вдыхая запах пудры и злобы ее старой девы.

  – Да, ну, ты знаешь, Дотде, все было не так уж и плохо.

  «Может быть, тебе следует подумать о том, чтобы последовать моему примеру, дорогая, и иметь хорошего молодого человека, который будет заботиться о тебе».

  Мариус Гудинг стоял неподалеку, блестя пуговицами на блейзере. Кэти впервые заметила его ухоженные руки, длинные пальцы слегка сгибались по бокам. Перехватив взгляд Кэти, он быстро опустил голову, что-то среднее между кивком и поклоном, и на его лице мелькнула символическая улыбка сочувствия. Не понимая, почему именно, что-то глубоко внутри Кэти содрогнулось.

  «Мне не нужен хороший молодой человек, Дотти, – сказала она.

  «У меня есть муж.»

  «Так что у вас есть, дорогой, иногда я забываю.»

  – Что, черт возьми, с тобой случилось? – первые слова Фрэнка, когда вернулась Кэти. отель в взятой напрокат одежде, странно сияющее лицо, рыжие волосы слипшиеся. – Что-то пошло не так в салоне красоты?

  «Черт возьми, – сказала она, протискиваясь мимо него по пути в ванную, – ты! "

  «Хорошая идея, Кэт, если бы ты помнила, как это сделать. Подожди, пока ты меня трахнешь, может с тем же успехом передать мой член Лорене Боббитт для операции».

  Единственным ответом был звук воды, отскакивающей от душа.

  Фрэнк налил себе выпить и поднес его к окну, выглянув наружу. Самолет медленно поднимался ввысь между маленькими не совсем белыми облаками, и на мгновение, куда бы он ни направлялся, ему захотелось оказаться на нем. Затем он рассмеялся. То, что больше всего очаровало его во всей истории с Боббиттом, то, как этот парень зарабатывал на жизнь позже в калифорнийском ночном клубе, женщины отдавали хорошие деньги, чтобы потанцевать с ним в надежде получить десять тысяч, устроив ему стояк.

  Для Пранка, чье детство прошло среди обноски и подручных средств и который украл свою первую четверть в возрасте пяти лет, это было красноречивым свидетельством того, что сделало его страну великой. Способность обычного американца делать предпринимательский капитал перед лицом любых невзгод.

  Тайрелл настоял на том, чтобы жить как можно ближе к центру города, насколько это позволяла его общая зарплата с женой. В конце концов, рассуждал он, единственное, что мы не хотим добавлять к моим и без того антиобщественным часам, – это много ненужного времени на дорогу, верно? А Сьюзен Тирелл кивнула в знак согласия и ничего не сказала о том, что покупка дома, предложенного ее мужем, даст ей сорок пять минут езды в каждую сторону до общеобразовательной школы, где она преподавала.

  Кроме того, ей нравился дом: солидный, большой, но не растянутый, один из тех семейных домов позднего викторианского периода рядом с Дендрарием, который они с Дэвидом отремонтировали и постоянно наполняли книгами и видеофильмами вместо детей.

  Еще одно из тех решений, на которые ее уговорил Тайрел со своей обычной смесью энтузиазма и хитроумной рационализации. Она, как знала Сьюзен, слишком часто позволяла этому происходить, соглашалась на слишком многое и слишком долго и в пользу чего? Спокойная жизнь, довольство? Когда большинство их друзей уже разошлись во второй раз, что она пыталась доказать? Что она выжила? Что, несмотря ни на что, она и Дэвид все еще любили друг друга, что они нашли способ заставить это работать?

  В первый раз она заговорила с ним, по-настоящему заговорила, после семинара в Уорикском университете, где они оба изучали средства массовой информации. Единственная в группе, не специализировавшаяся на кино, Сьюзен просидела там восемь недель, слушая, вкладывая очень мало.

  В конце концов, она набралась смелости и выступила с легкой критикой фильма, который они смотрели, мюзикла пятидесятых под названием «Всегда хорошая погода». Довольно красиво, сказала она, но довольно пусто. Забавно, но к чему вся эта суета? Дэвид сказал ей недвусмысленно, и через двадцать минут она склонила голову и согласилась с ним, и схема была установлена.

  По пути с семинара он пригласил ее на кофе; в кафе-баре он пригласил ее в кино. В фильме оказалось двое, двойной афиша Элвиса Пресли, и Дэвид усадил их в первом ряду. «Король креолов» был в порядке, заявил он, но по-настоящему интересным был фильм «Изменение привычки», последний полнометражный фильм Пресли 1969 года.

  А Сьюзен сосредоточила свои мысли на попкорне, наблюдая, как доктор Элвис ханжески влюбляется в логопеда, которого она лишь позже опознала как Мэри Тайлер Мур.

  «Разве вы не находите, что это здорово, – с энтузиазмом говорил Тайрелл позже, – то, как наше восприятие Пресли как звезды раздваивает диегезис повествования? "

  «Гм, – сказала Сьюзен.

  «Да, конечно.»

  Она подняла глаза от стопки книг, которые делала пометки, и услышала, как открывается входная дверь и голос Тайрелла, зовущий ее по имени из холла.

  – Сьюзан, ты там?

  Он думал, что она будет в длинной кухне, которая по совместительству служит столовой, отмечая еще тридцать три подделки жителей Ист-Энда, всегда готовых положить еще одну замороженную пиццу в микроволновку.

  – Боже мой! Вы не поверите, что произошло посреди дня, среди бела дня. Должно быть, это было похоже на ту сцену в «Кэрри», ту, где была свиная кровь, знаете ли.

  Сьюзан вскочила, наполняя чайник.

  «Я слышал об этом по автомобильному радио».

  Национальный? "

  «Нет, Радио Ноттингем».

  – О, – разочарованно произнес Тайрел, роясь в буфете в поисках того, что осталось от упаковки заварного крема.

  «Я думал, по крайней мере, мы могли бы получить от этого хорошую рекламу».

  «Интересно, она чувствовала то же самое? Женщина, как ее зовут?»

  «Давай, Сьюзен. Кэти Джордан, сколько еще раз? Ты встретишься с ней сегодня вечером у Сонни».

  «Я не уверен, что пойду».

  – Что? Не будь смешным, ты, конечно, идешь.

  «Не знаю, кажется, у меня голова болит. У меня столько работы».

  Тайрелл выругался, когда последнее печенье раскрошилось между его пальцами и упало на пол.

  «Сьюзан, все забронировано. Устроено. Кроме того, ты хочешь со всеми познакомиться, не так ли?»

  «Я?»

  «Конечно, знаешь. Ты прекрасно проведешь время, как только окажешься там, как всегда».

  Сьюзан потянулась за чайными пакетиками.

  «Эрл Грей или обычный?»

  «Обычный.»

  Что Сьюзан помнила, так это то, как она сидела на одном конце стола и пила стакан за стаканом Perrier, пока разговор крутился вокруг нее.

  Тайрел улыбнулся. Он нашел тайник с простыми шоколадными дижестивами.

  «Я не хочу идти без тебя, ты знаешь это. Тем не менее, если ты действительно принял решение…»

  Когда она посмотрела на него, Сьюзен увидела облегчение в его глазах; он был бы намного счастливее, если бы не беспокоился о ней.

  – Да, – сказала она, наливая в кастрюлю кипяток, – иди сам. "

  Тайрел пожал плечами и сел за сосновый стол, потянувшись к Хранителю. Первый шанс, который у него был, чтобы взглянуть на газету в тот день.

  19

  Ангельские глаза. Первый фильм в фестивальном сезоне Curds Wooife и, по мнению Tire B, лучший. Сделанный в сорок пятом для «Республики» и сфотографированный Джоном Олтоном, он изображал Альберта Деккера в образе бизнесмена средних лет, соблазненного изящной широкоглазой Мартой Мак Викэр, которая год спустя сменила имя на Марта Викерс. на короткое время прославилась как сосущая большой палец сестра Лорен Бэколл в фильме Рэймонда Чендлера «Большой сон».

  Вуйф, который работал над сценарием со Стивом Фишером, не указанном в титрах, убедил

  «Дикий Билл Эллиотт, звезда вестернов, по контракту со студией, должен сбросить свои оленьи шкуры и сыграть честного полицейского, который расследует убийство Деккера и сам чуть не влюбляется в уловки Мака Викара.

  Несмотря на то, что фильм был почти неизвестен, Молли получила достаточную огласку вокруг возрождения Кертиса Вуйфа, чтобы обеспечить три четверти полных залов. Вуйф ограничил прием спиртных напитков полбутылкой водки и несколько меньшим количеством джина. План состоял в том, чтобы Тайрелл кратко представил его публике перед просмотром и пригласил всех, кто хотел остаться, на сеанс вопросов и ответов в конце.

  Когда свет в зале погас, а сцена включилась, Тайрелл провел потными ладонями по бокам своего черного костюма и прошептал:

  «Пошли работать», – направился по наклонному проходу к микрофону.

  Примерно в то же время, когда Тайрелл представлял Curds 100 Wooife, Питер Фарли выходил из душа и потягивал Dewar's и имбирный эль, которые он налил себе ранее. Немного чего-нибудь из мини-бара, чтобы настроить его на вечер. И почему бы нет? Чем бы он ни собирался себя побаловать, Фарли считал, что он это заслужил. У него был хороший день. Теперь было несколько напитков в баре, еда, а потом он увидит. Но одно было ясно: даже если он закончит ночь в своем гостиничном номере за просмотром документального фильма о Тибете на Четвертом канале, это будет предпочтительнее, чем ехать домой на относительно небольшом расстоянии; лучше, чем терпеть мучительное равнодушие и холодную спину Сары.

  Еще до звонка будильника в семь тридцать он бодрствовал, желая идти. «Телеграф» и «Мейл» доставляли в его комнату, он просматривал первые страницы между полировкой обуви и бритьем, разделы о спорте и финансах он читал за завтраком на полном английском языке, как обычно, когда он путешествовал, но старался использовать подсолнечное масло вместо масла. , влить ему в кофе обезжиренное молоко, пол-ложки сахара, не больше. Пришло время позвонить его жене перед отъездом, напомнить ей, что «Вольво» нужно отдать на ремонт; может быть, она могла бы проверить гардероб, посмотреть, не нужно ли сдать какой-нибудь из его костюмов в химчистку, пока он в городе.

  Он взял напрокат новую «Гранаду», почти нетронутую, что было одним из преимуществ работы. Его первая встреча в питомнике «Эпперстоун» закончилась к обеду. О, были один или два потенциально каверзных вопроса о повышенной устойчивости к новому систематическому фунгициду, который он продвигал, но именно за это ему и заплатили. Несколько причудливых диаграмм, подготовленных исследовательским отделом, шутка о том, что нельзя возвращаться к старым недобрым дням загрязнения ртутью, и они лезли из кожи вон, чтобы расписаться на пунктирной линии.

  Фарли присоединился к ним на короткой половине в их местном, прежде чем поехать в маленькое местечко, которое он любил, как раз на этой стороне Лафборо; очень вкусная копченая скумбрия с соусом из крыжовника. В двадцать минут третьего он подъехал на «Гранаде» к автостоянке Университетской школы сельского хозяйства в Саттон-Бонингтоне.

  Всякий раз, когда люди спрашивали о его работе, чаще всего он сдерживал менеджера по продажам подмигиванием и самоуничижительной улыбкой: пятнадцать лет в удобрениях, лучше убедитесь, что вы сидите с подветренной стороны.

  Он вернулся в город к шести, а к семи составил свои отчеты о продажах, позвонил секретарше по ее домашнему номеру и проверил свои встречи на завтра, подумал о том, чтобы позвонить жене, на полпути набрав номер, прежде чем передумал.

  Одна из вещей, которые он терпеть не мог, мужчин, которые вели себя так, словно были на каком-то поводке.

  Питер Фарли втянул живот под гостиничное полотенце, сжал кулак, чтобы обвести пар от зеркала, и наклонился вперед, чтобы рассмотреть свое лицо; он мог оставить бриться до утра. Не помешает капля лосьона после бритья.

  Высушив, он надел чистые носки, трусы и рубашку, тот же костюм и галстук. В лаунж-баре он заказал G amp; T, выказал достаточный интерес к предстоящей серии испытаний, чтобы бармен в поясном костюме улыбнулся, допил остаток своего тоника и отнес свой стакан к столику возле окна из дымчатого стекла. Пятна света скользили по улице снаружи, оставляя за собой оранжевый дым.

  Когда Фарли повернул голову, она увидела, что она сидит напротив него, расслабившись в одном из мягких кресел возле рояля, откинувшись назад.

  Черное платье, темные волосы, падающие на затылок.

  Тридцать? Тридцать три? Он смотрел, как она наклонилась, чтобы подобрать свою сумку, как платье с пуговицами опустилось немного выше ее колен, когда она откинулась назад. Не обращая внимания ни на кого вокруг, женщина вытащила из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой, ответа не последовало, встряхнула ее и попробовала снова, 102 наконец бросила зажигалку обратно в сумку и начала рыться в поисках спички.

  – Вот, – сказал Фарли, подходя к ней.

  «Позволь мне.»

  «Спасибо.» Духи, красные ногти в тон ее темной помаде; дым, мягко скользивший по ее лицу.

  – Останешься здесь, в отеле?

  Покачав головой, она улыбнулась.

  «Нет. Я встречаюсь с другом».

  Вернувшись на свое место, Фарли просмотрел меню, колеблясь между стейком и лососем. Светлый афро-карибец сел за рояль и почти сразу начал

  «Над радугой», рукава его легкой кремовой куртки были задраны выше запястий. Несколько мгновений Фарли мучила мысль о том, что он пропустил день рождения своей дочери; когда они были в университете, было так трудно следить за происходящим. На краю его поля зрения женщина небрежно сменила позу, наклоняясь вперед к пепельнице и обратно, скрещивая и снова скрещивая ноги.

  Если она посмотрит на меня, когда я встану, подумал Фарли, я снова с ней заговорю. Вместо этого ее голова была повернута к пианистке, которая прижала микрофон к клавиатуре и тихонько напевала «The and Mrs Jones». Ради бога, сказал себе Фарли, перестань быть таким чертовски жалким!

  В столовой он решил, что ловить рыбу два раза в день – не лучшая идея, и заказал стейк. Один укус, и он понял, что это тоже была плохая идея.

  – Все удовлетворительно, сэр?

  «Хорошо, спасибо.»

  В качестве компенсации он прислал обратно свой стакан домашнего красного и заказал бутылку хорошего бордо. Раньше он платил землёй за вещество, которое по вкусу больше походило на фунгицид на основе сульфата меди, известный в его ремесле как бордосская смесь, но это было настоящее средство.

  К тому времени, когда он поднялся на ноги, одну бутылку спустя, его голова была слегка затуманена, и ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что темноволосая женщина из бара теперь сидит за угловым столиком ресторана, очевидно, все еще в одиночестве.

  Все в порядке, отучал себя Фарей, продолжайте идти; пару телефонных звонков, ранняя ночь, пока она не поднимает головы. Но даже этого не потребовалось. Женщина была удивлена, когда Фэри остановился возле ее столика.

  – По крайней мере, ты сделала правильный выбор, – сказал он, кивая на ее тарелку.

  Мне жаль? "

  – Лосось. У меня был стейк. Боюсь, как в поговорке.

  «Пословица что?» Был только намек на помаду, темную на фоне белизны ее зубов.

  Старые сапоги. "

  Фари улыбнулась, и она улыбнулась в ответ глазами; она старше, решил он, чем сначала подумал, но ненамного. Все еще правильная сторона сорока.

  Это никогда не было проблемой», – говорила она.

  «Стейк. Я вегетарианец».

  Ах. "

  Вся эта чушь, которую они вкачивают в бедных животных, коровье бешенство и все такое. – Она улыбнулась, на этот раз более широко.

  «Может быть, вы думаете, что это глупо?»

  Нисколько. «То, что я мог бы тебе сказать, – думал он, – оттолкнет тебя от еды на всю жизнь.

  «Что случилось?» – спросил он, указывая на пустой стул.

  Она неопределенно махнула рукой.

  «О, ты знаешь…»

  «Трудно представить».

  «Что это?»

  «Кто-нибудь, кто поддержит вас».

  Он надеялся на какой-то ответ, смех, объяснение. Вместо этого она посмотрела на свою тарелку и оттолкнула кусок розовой плоти краем вилки. Фэри знал, что промахнулся.

  – Что ж, наслаждайся остатком еды.

  Она подождала, пока он почти не отвернулся.

  «Почему бы тебе не присесть? Присоединяйся ко мне, чтобы выпить».

  Двадцать

  Фильм Кертиса Вульфа был хорошо принят. Конечно, всегда находились те, кто не хотел ничего, кроме последней глянцевой мешанины рукопашного боя и спецэффектов, и которым все до семидесятых казалось медленным, скучным и скучным.

  «Ничего не происходит», – говорили они, отправляясь в бар за своим дизайнерским лагером. Ничего не произошло. Что ж, ни у кого не оторвалась голова, ни у кого кровь не брызнула по экрану идеальной разноцветной параболой, никто не горбился обнаженным в душе или кухонной раковине; не было ни Чака, ни Стивена, ни Синтии, ни Жан-Клода, ни Арни, ни Слая; даже (боже упаси) Брюса Уиллиса. Но в тот момент, когда Альберт Деккер ступает в темноту своего гостиничного номера, поворачивает ключ в замке позади себя, отодвигает засов и поворачивает обратно в комнату, чтобы увидеть дикое лицо Марты Мак Викар, освещенное сквозь косые жалюзи светом на улица, все еще заставляло большую часть публики переводить дыхание. Улыбка, которая умерла в ее глазах, когда ее зубы прикусили нижнюю губу.

  В зале Кертис Вуйф был доволен реакцией публики и отвечал на вопросы с самоуничижительным обаянием. Каково было работать с Митчемом?

  «Восхитительно, особенно когда он был под кайфом». Кто был самой красивой роковой женщиной'1.

  «Гейл Рассел, спроси Джона Уэйна». Какой был его любимый нуар?

  «Помимо моего собственного. Из прошлого». Почему он не снял фильм более двадцати лет?

  «Меня никто не спрашивал».

  Здесь, в ресторане Сонни, он был еще более расслаблен. Жестикулируя над едой в своей притворной галльской манере, почти не желая говорить о других фильмах сезона, Вуйф расточал похвалы Тиреллу и фестивалю.

  Резник пришел рано, выпил «Бек» в одиночестве за большим столиком и уже собирался уходить, когда через изогнутое угловое окно увидел Молли Хансен, ведущую группу по Карлтон-стрит, мимо отеля «Джордж». Всего их было дюжина, Дороти Бёрдвелл подошла последней, опираясь на руку Мариуса Гудинга. Кэти Джордан с волосами, зачесанными назад и частично прикрытыми черным бархатным беретом, села рядом с Резником; ее муж, лицом к ним, сидел рядом с Молли.