Текст книги "Живое доказательство (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

  «Я могу дать ей знать, что ты рядом. Если она скажет, что хочет поговорить с тобой сейчас, я дам тебе знать».

  – Хорошо, – устало улыбнулась Молли.

  «Спасибо.»

  Позади нее лифт остановился, и из него вышла Линн Келлог, Кевин Нейлор сразу за ней. – Подумал, тебе не помешает небольшая помощь, – сказал Лиим. Резник кивнул в знак благодарности и заставил их обоих работать.

  Сьюзен Тирелл стояла в центре кухни, дверь в сад была открыта, взбивала безе и думала, сколько времени прошло с тех пор, как они с Дэвидом занимались любовью. Вероятно, это было Рождество, та скрипучая кровать в гостевой комнате ее родителей, несколько бутылок дешевого шампанского и немного хорошего портвейна, достаточного, чтобы оживить либидо Дэвида. Даже тогда он назвал имя какой-то кинозвезды в момент кульминации. Его, а не ее. Позднее ее дело было более тихим, более личным.

  С тех пор это были последние ночные объятия, те долгие мгновения перед сном, последний акт пробуждения Дэвида, когда он отворачивался от ее рук.

  – Почему ты остаешься с ним? – спросила ее подруга Беатрис.

  Сьюзан сидела, как участница «Мастермайнда», не зная правильного ответа.

  «Этот проклятый фестиваль, – сказал Тайрелл, входя на кухню с мобильным телефоном в руке, – с каждым днем ​​все больше напоминает сценарий Квентина Тарантино. "

  Потрясающе, подумала Сьюзен, кровь и увечья, и плохие поп-песни семидесятых, продолжая взбалтывать безе, пока он рассказывал о событиях в отеле.

  – Ты придешь на представление сегодня днем? – спросил Тайрел.

  «О, да, я ожидаю этого.»

  «Вы должны. Если не считать одного показа в „Электрик“ в 1982 году, „Темный коридор“ не показывали в этой стране с пятидесятых годов. А сам Кертис не видел репродукции „Крика об убийстве“ с тех пор, как все еще был в Штатах. "

  «Действительно?» Сьюзен сказала с едва притворным интересом. Безе стало достаточно жестким, чтобы покрыть пирог. Она могла бы поспорить о том, что редкость не всегда равна качеству, если бы чертовы фильмы были хороши, почему их не показал какой-нибудь предприимчивый программист? – но ей не хватило энергии.

  Бесчисленное количество детей от одиннадцати до восемнадцати лет, с девяти до четырех, с понедельника по пятницу, она знала достаточно хорошо, чтобы приберечь силы для того, что действительно имело значение.

  Вернувшись в отель, Линн Келлог и Кевин Нейлор расспрашивали как можно больше персонала и гостей. Резник позвонил Скелтону и договорился встретиться с ним в участке, чтобы сделать отчет; он обещал поговорить с Кэти позже. Фрэнк сидел в кресле перед беззвучным телевизором и смотрел игру с мячом, которую, при всем ее внешнем сходстве с бейсболом, он просто не понимал.

  Кэти Джордан лежала на кровати, полностью одетая, и смотрела в потолок пустыми голубыми глазами.

  34 «Думаю, когда я вышла замуж за Фрэнка, это был мой последний шанс.

  Дети, я имею в виду. О, мы говорили об этом, взад и вперед, вы знаете. Фрэнк, он был бы проницателен, даже проницательнее меня, если хочешь знать правду, но время никогда не казалось подходящим. Эта книга должна быть закончена, та книга; очередной проклятый тур. В конце концов, я полагаю, что идея просто выдохлась. "

  Кэти Джордан хотела уйти, проветрить голову, и Резник привел ее в парк Воллатон, зеленые склоны и поле для гольфа, декоративные сады вокруг старой родовой кучи и внизу, где паслись олени, озеро, вокруг которого они гуляли.

  «У вас есть дети?» – спросила Кэти.

  Резник покачал головой.

  – Но ты женат, верно?

  – Был. Больше нет.

  «Мне жаль.» Она смеялась.

  «Я говорю это, извините, автоматически, знаете ли, не задумываясь. Правда в том, что половина моих друзей разведены, а большинство других хотят, чтобы они были разведены, так что…»

  Они появились между ярко окрашенными кустами рододендронов на дальнем конце озера, пара средних лет, прогуливающаяся среди других пар, которые выгуливали своих собак, просто наслаждаясь солнечным светом. Тут и там мужчины сидели, замерев, возле удочек, неподвижные, как камень.

  – В основном, теперь я никогда не думаю об этом. Дети, я имею в виду. Потом что-то происходит, как сегодня, ну, никогда, как сегодня, нет, слава богу, именно так, и как-то это начинается снова… – Ее голос затих, и он Прошло несколько мгновений, прежде чем кто-либо из них заговорил. Пара канадских гусей с шумом скользнула по воде, разбрасывая голубизну.

  «Я думаю, становится легче, верно? Я имею в виду, что наконец-то должен наступить момент, ты принимаешь это: я не собираюсь быть родителем».

  Резник пожал плечами.

  – Возможно, – сказал он, не веря, что это так. Даже сейчас к нему, неожиданно, из самого темного угла дома или сквозь ослепительный свет летней улицы подкралось желание иметь собственного ребенка.

  «Ну, я говорю вам,» Кэти говорила,

  «Я из большой семьи, и всякий раз, когда мы собираемся вместе, племянники и племянницы, я возвращаюсь домой после одной из этих вещей и рад остальным». Она смеялась.

  «У меня есть три сестры, пять двоюродных братьев, кажется, они высовывают еще одну, когда останавливаются, чтобы перевести дух».

  Резник улыбнулся, и вместе они прошли мимо берега озера и медленно поднялись по склону к Залу. К тому времени, как они свернули через ворота мимо конюшен и небольшого сельскохозяйственного музея, пришло время возвращаться в город.

  – Ты будешь в порядке? – спросил Резник. Они стояли возле машины во дворе отеля, двигатель работал на холостом ходу.

  «Кажется, Молли беспокоит это интервью, которое вы должны дать».

  Кэти пренебрежительно махнула рукой.

  «Со мной все будет в порядке. И послушайте, спасибо за сегодняшний день. Большинство людей не стали бы тратить на это время.

  Мне только жаль, что я не был лучшей компанией. "

  «Это неправда».

  Она запрокинула голову и рассмеялась.

  «Помимо всего прочего, у меня, черт возьми, предменструальный период!»

  Резник смотрел, как она идет к дверям.

  «Береги себя», – сказал он, затем сел обратно в машину и поехал на станцию.

  Жена Миллингтона репетировала «Веселую вдову», а он вошел в офис в рубашке с открытым воротом и в своей третьей лучшей спортивной куртке, той, что с кожаными заплатками на рукавах, и старательно пробирался по спине. через заявления, относящиеся к убийству Питера Фарли. Что-то, чью важность они не смогли уловить, связь, которую они упустили, если она была, до сих пор она ускользала от него.

  «Позвоните за вами от жены», сказал Миллингтон, увидев входящего Резника.

  Желудок Резника похолодел; без причины, его первая мысль была об Элейн.

  – То есть бывшая жена, – продолжал Миллингтон.

  «Вдова. Фарли».

  – Сара, – сказал Резник.

  «Да, это так. Хочет знать, когда дознание закончится, будем ли мы готовы выдать тело?»

  Дыхание Резника нормализовалось.

  – Я поговорю с ней, спасибо.

  Он посмотрел на материалы на столе сержанта.

  «Что-либо?»

  Миллингтон покачал головой.

  «Примерно так же поучительно, как сгребание дерьма».

  Резник кивнул и отошел.

  «Босс». Он снова повернулся на звук голоса Дивайн; Марк входит в комнату, держа в руках кусок недоеденной ветчины и пиццы с ананасами. Обед, подумал Резник, я знал, что здесь что-то есть.

  «Получила звонок от Гаметта. Говорит, что позже собирается еще раз напасть на приятеля Киноултона, полагает, откуда она знает больше, чем показывает».

  – Думаешь, она права?

  «Может быть. Посмотрим правде в глаза, какой-то педераст должен что-то знать».

  – Хорошо, – сказал Резник.

  «Держись в курсе». Шарон Гаметт, Божественная мысль, я не возражаю. Запрокинув голову, поднося острый конец пиццы ко рту, он направился к своему столу.

  В углу рядом с чайником Резник нашел остатки пачки шоколадных дижестивов и окунул их в чуть теплый чай. Он собирался позвонить Саре Фарли, все еще размышляя, что бы он мог сказать, когда Кевин Нейлор и Линн Келлог вернулись из отеля Кэти Джордан.

  Нейлор поговорил с дежурным обслуживающим персоналом, молодой женщиной, приготовившей поднос с завтраком для Кэти Джордан, мужчиной, который принес его в ее комнату, постучал, не получил ответа и оставил его на тележке за дверью. Он разговаривал с горничной, которая меняла постельное белье и полотенца на этом этаже. Все следовали процедуре; никто ничего не заметил. Если кто-то из персонала не лгал, а Нейлор так не считал, наиболее вероятным сценарием было то, что жуткого «ребенка» обменяли на надлежащее содержимое корзины, пока тележка находилась за пределами комнаты. Что вызвало вопрос, поскольку, по-видимому, это требовало планирования, и поскольку тот, кто нес ответственность, вряд ли мог быть уверен, что тележка для завтрака будет так удобно стоять там, какие другие средства были предусмотрены для ее доставки?

  Помогая Нейлор некоторое время в отеле, Линн отправилась на поиски Вивьен Плант, которая после нескольких обязательных предупреждений о домогательствах была только рада назвать имена и адреса трех свидетелей, которые могли подтвердить, что она была этим утром она раз в две недели играла в бадминтон, после чего она и ее друзья отправились в бар Рассела, чтобы отведать вкусный, нездоровый завтрак с жареным картофелем.

  – Хорошо, – сказал Резник, выслушав их отчеты.

  «Не вдаваясь в длительные криминалистические исследования и не тратя больше часов, чем мы можем себе позволить, это может быть все, что мы можем сделать. Пока, во всяком случае».

  «Тогда все в порядке», – сказал Нейлор, идя с Линн через комнату QD.

  – Мы можем вернуться к чему-то важному.

  Линн остановилась как вкопанная.

  «Что?»

  «Ну, вы знаете. Не то чтобы был нанесен какой-либо реальный вред», – сказал Нейлор.

  «Никакого вреда?»

  «Вы понимаете, что я имею в виду. На самом деле ничего не произошло».

  «Что-то случилось, – сказала Линн.

  – Да, – согласился Нейлор, копая себе еще более глубокую яму, – но не серьезно. "

  – А если бы это была Дебби, Кевин, как бы ты тогда себя чувствовал?

  Как она себя почувствует, как ты думаешь? "

  «Она бы расстроилась, конечно, она бы…»

  «Расстроена?»

  – Да, но она переживет это.

  – Что означает, что нам не стоит заморачиваться?

  «Не так много, как некоторые другие вещи, нет».

  – А если ее ударили? Физически напали, даже изнасиловали?

  – Тогда, конечно, все было бы по-другому.

  Линн рассмеялась, скорее фыркнув, чем рассмеявшись.

  «То, что ты не видишь ран и синяков, Кевин, не означает, что человек не пострадал.

  Это не значит, что это менее серьезно. "

  Дорис Дьюк не выглядела так, будто работала. Вместо высоких каблуков на ней были потертые кроссовки, а сзади на ее черных колготках была дыра, достаточно большая, чтобы через нее могла просунуть руку. Кроме того, что случайно осталось на ее лице с прошлой ночи, на ней не было макияжа. Ее волосы были убраны с головы и свисали лохмотьями, скрепленные парой шпилек и резинкой. В ее руке была сигарета.

  Шэрон направила машину, чтобы перехватить ее, и голова Дорис инстинктивно повернулась; она не искала бизнеса, но и не собиралась от него отмахиваться.

  Как только она узнала Шэрон, она поняла, что это бизнес другого рода.

  – Чего ты хочешь сейчас? – спросила она, пытаясь вызвать воинственность, которой на самом деле не было.

  Шэрон поставила ручной тормоз, и машина перешла на нейтраль. «Говорить.»

  «О, да? А теперь?»

  «Это и то?»

  – Заплати за мое время, ладно?

  Шарон улыбнулась.

  «Ты слишком много смотрела эти телефильмы, Дорис. Это единственное место, где таким девушкам, как ты, платят за то, чтобы они разговаривали с такими, как я».

  Дорис беспокойно встала, переминаясь с ноги на ногу, сжимая сигарету в руке.

  «Из того, что я видел, такие, как вы, либо хотят оттрахать вас и дать вам чертову пощечину, либо выискивают халяву».

  Она бросила на Шэрон взгляд, который должен был быть провокационным. – Что это с тобой?

  – Ни то, ни другое. Я же говорил тебе. Я просто хочу поговорить.

  «И я сказал, о чем?»

  «Марлен».

  Дорис бросила сигарету на тротуар, быстро затушила ее и пошла прочь.

  «Дорис…»

  – Нет, – крикнула она через плечо.

  – Я уже рассказал тебе все, что знаю.

  Шэрон отпустила ручной тормоз и позволила машине следовать за ней.

  – Ладно, – сказала она через окно, – поговорим о другом. "

  «Ага? Что? Обмениваешься рецептами и советами по снятию старого лака с ногтей?»

  «Если ты Уке, да. Почему бы и нет?»

  «Вы чертовски хорошо знаете, почему бы и нет!»

  Шэрон позволила машине катиться вниз по склону, Дорис, опустив голову, переходила дорогу позади нее. К тому времени, когда Шэрон остановила машину и вышла, они уже были на одном уровне.

  «Давай, Дорис. Сделка».

  Ага? Что это? "

  «Я угощу тебя едой, и мы поговорим, и если ты больше ничего не хочешь говорить о Марлен, это нормально».

  «Я думал, что мне не заплатили за мое время?»

  Теперь рядом с ней стояла Шэрон, выше ростом, ей пришлось наклониться; Шэрон в расстегнутой кожаной куртке поверх сувенирной футболки с концерта Принца, синих джинсах и высоких ботфортах Kickers зеленого цвета с жирным пятном на пятке.

  «Это не покупка вашего времени, это покупка обеда».

  Обед? "

  «Чай, ужин, что угодно. Да ладно, когда ты в последний раз ел?»

  – Вот куда я сейчас собирался. «Так хорошо. Куда?»

  Дорис ухмыльнулась, совсем чуть-чуть, но не слишком. "Макдоналдс.

  Получил эти ваучеры, которые я копил на почте. Два бутерброда МакЧикен за пару фунтов. "

  – Хорошо, – сказала Шэрон.

  «Почему бы нам не поехать на машине? Так мы могли бы поехать к тому, что у канала, что скажешь?»

  Шэрон велела Дорис приберечь ваучеры «МакЧикен» для другого случая и раскошелилась на два биг-мака, картофель фри, яблочные пироги и колу. Они остановились в бумажном магазине на бульваре Лентон, чтобы Дорис могла купить еще двадцать «Бенсонов» большого размера. У окна было место, и хотя они не могли видеть оттуда канал, они могли понять, где он находится, по другую сторону автостоянки Сейнсбери, справа от Хоумбазы.

  Дорис выбрала большую часть своего биг-мака, играя с булочкой, но так и не съев ее. Картошку фри она макнула в щедрую лужу красного соуса. Шэрон ела медленно, мало говоря, стараясь, чтобы молодая женщина чувствовала себя непринужденно.

  Дорис рассказала ей о детстве, ограниченном Хакни-Марш и Хомертонской больницей; Далстон, Клэптон, Хакни, Лейтон. Достаточно знакомая история, знакомая Шэрон, конечно, не слишком отличающаяся от ее собственной; ту же историю пришлось рассказать многим работающим девушкам.

  Когда это было сказано вообще. И Дорис, не продукт того, что социологи и политики называют распавшейся семьей; не неполная семья ее. Ее отец, получавший пособие, всегда был рядом. Всегда.

  Сквозь сплошную пелену сигаретного дыма, под медленно исчезающим синяком Шэрон искала ребенка в восемнадцатилетнем лице Дорис, но он давно был изгнан. она говорит: если бы мне снова было три, и я боролась со шнурками на ботинках; начать все сначала, вернуться к началу встряхнуть мою мать оскорбить моего отца «Вы считаете ее за это, не так ли?» – вдруг сказала Дорис, отталкивая панцирь своего яблочного пирога.

  «Этот тип зарезал себя ножом. Ты считаешь ее за это».

  – Ты знаешь, где она была, Дорис? В тот вечер? Где она работала? В отелях?

  – Я уже говорил вам, что не видел ее со вторника.

  «Во вторник днем.»

  «Правильно.»

  – Когда ты одолжил ей деньги. Пятьдесят фунтов ты так и не вернул.

  Дорис произнесла клятву. Шэрон потянулась за своей колой и выпила еще немного. Дорис закурила еще одну сигарету. Двое парней, проходивших мимо снаружи, кричали что-то, что ни один из них не мог разобрать, и один из парней стал развязно хвататься за несуществующие груди. Его приятель так смеялся, что его чуть не подрезала проезжающая машина.

  «Она хотела его за наркотики, не так ли?» – сказала Шэрон.

  Дорис кивнула.

  «Трескаться.»

  «Насколько она плоха?»

  Казалось, прошло много времени, прежде чем Дорис ответила.

  «Послушай, ты знаешь не хуже меня, что есть девушки, они не держат кайф, они сходят с ума, и когда дело доходит до этого, они ничего не делают, чтобы выиграть. Эти дилеры, они играют». Дайте им влезть в долги, серьезно, сотни, я говорю, легко. Раз так, то они могут делать с ними все, что хотят. Секс-шоу, лесбийские штучки, животные. по десятке каждому, чтобы дрочить на эту девушку, пока его эльзасец вылизывал ее». Дорис вздрогнула и скривилась.

  «Марлен, однако, не была такой. Она была сообразительна, чертовски умна.

  Старший тоже. Был рядом, но не показывал. Вот почему она могла работать в отелях. Я, вот, я вхожу, а они снова выводят меня, обычная вращающаяся дверь. Не Марлен. Вот почему я был удивлен, когда она начала принимать крэк. О, у нас время от времени случаются странные косяки, а у кого их нет? Но крэк. Дорис покачала головой.

  "Во-первых, это были просто выходные, пятнадцать-двадцать фунтов за камень. Вы знаете, когда мы были заняты. Но никогда так не заканчивалось, не так ли? Марлен, она видела, что с ней происходит. Все время пыталась пнуть. Даже ходил в то место, знаете, на Площади, как оно называется?

  Crack Awareness, что-то в этом роде. Все равно стало хуже. Дошло до того, что она ненавидела то, что делала, не могла выносить прикосновений. Быть с каким-то парнем, любым парнем, но, конечно, это то, что она должна была сделать.

  Продолжайте зарабатывать, все больше и больше, стараясь оставаться впереди. "

  В другой части ресторана двадцать или около того восьми– и девятилетних детей устраивали вечеринку, перебрасывая Чикен Макнаггетс через столы в шляпах с вырезами из картона.

  «Сколько, – спросила Шэрон, – она должна была его ненавидеть? "

  «Она говорила, что я убью следующего мужчину, который прикоснется ко мне».

  – И ты думал, что она говорит серьезно? Ты думал, что она серьезно?

  «Нет, не будь чертовски глупым, конечно, я не говорил! Мы все время так говорим».

  «Тогда что?» – сказала Шэрон.

  Дорис глубоко затянулась сигаретой.

  «Неделю назад или около того, в ту ночь, когда другой парень получил ножевое ранение. Это было в газете, он нашел его на дороге врасплох».

  Шэрон ждала, Дорис не торопилась.

  «Я столкнулась с Марлен, – сказала Дорис, – она стояла, прислонившись к стене на Форест-роуд, и выглядела так, будто ее только что вырвало. Вся ее грудь была в крови. Поднимите ее руку и руку. "

  Под всемогущий рев детей один из сотрудников Макдональдса вскочил на середину их стола, одетый как мистер МакЧикен, и начал дремать крыльями.

  Шэрон ждала своего часа.

  – У кого она копила, Дорис?

  Дорис моргнула, глядя на нее сквозь дым сигареты.

  «Ричи. Я не знаю… я не знаю где, но да, Ричи, это единственный, кого я когда-либо слышал от нее. Это тот, кого она сказала».

  Пальцы Дороти Бердвелл возились со стаканом с водой, и он чуть не упал, и на этот раз Мариус не был готов вмешаться и все исправить. На самом деле Мариуса нигде не было видно. Из-за этого у нее защемило в задней части горла, и стало трудно дышать. А что касается разговоров. Дороти взяла себя в руки и с почти преувеличенной осторожностью поднесла стакан к губам. Около сорока человек, собравшихся, чтобы услышать ее мысли о христианстве и криминальном романе, с особым вниманием к творчеству Дороти Л. Сэйерс, смотрели и терпеливо ждали. В конце концов, она чувствовала их мысли, в ее возрасте нельзя ожидать слишком многого.

  Что ж, ожидания были странными вещами. Она потянулась к маленькому столику рядом с собой и положила на колени свой экземпляр «Такой странной дамы».

  «Как мы можем быть слишком хорошо осведомлены, – начала она, – живя так, как мы живем в эти особые времена, трудно не видеть, что искусство биографии и стремление человека к уединению несовместимы. Подумайте тогда только о молодой женщине, единственном ребенке, родившейся в хоровой школе собора Крайстчерча, христианском ученом, чья вторая книга стихов называлась „Католические сказки и христианские песни“, и тем не менее забеременевшей вне брака и тайно родившей ребенка. внебрачный сын. Как непреодолима пропасть между кажущейся и ожидаемой жизнью и жизнью, которая проживается на самом деле. "

  Она остановилась и отдышалась. Если бы только она не была вынуждена поговорить с Мариусом ранее в тот день о некоторых из них, ей пришлось бы согласиться, значительно меньше, чем Кристиану. Если бы только Мариус не удалился в таком сильном гневе, ни слова о том, куда он направляется и когда может вернуться.

  Дороти посмотрела на свою аудиторию и продолжила.

  «В своей религиозной пьесе „Дьявол, который должен заплатить“ Дороти Сэйерс открыто обращается к фаустовским темам, к которым мы все готовы пойти, к сумме, которую мы заплатим за счастье на этой земле, даже если это может означать, что мы рискуем быть проклятыми в будущем. следующий…"

  – Как насчет пары стаканчиков, дорогая? – сказала Кэти Джордан притворно-соблазнительным среднезападным голосом.

  – Так или иначе, я считаю, что мы их заслужили. Она стояла, прислонившись к косяку двери ванной, середина ее тела была обернута полотенцем. Стакан с водопроводной водой, из которого она только что проглотила аспирин, легко держала в правой руке, положив запястье на выпуклость бедра.

  «Иди к черту, Кэти, почему бы и нет?» – сказал Фрэнк, листая страницы журнала, который он читал, – номер «Премьеры», который он взял в аэропорту, – все, что вы когда-либо хотели знать о Деми Мур, кроме того, что она вообще нашла в этом придурке-актере.

  «Что она вообще нашла в этом мудаке-актере?» – спросил Фрэнк.

  – Какой именно вы имели в виду?

  «Деми Мур. Ты знаешь. Тот, что с Деми Мур».

  – О, он.

  – Да, его.

  «Он был великолепен в Криминальном чтиве».

  «Не поймал».

  «Просто потрясающе».

  Я все еще не вижу. "

  Она взяла журнал из его руки, а затем бросила обратно.

  «Это партнерство, вот что это такое. Вот почему это работает». Игривая, она подтолкнула его босыми пальцами ног.

  «Она работает. Он работает. Просто. Партнерство». Она бросила ему гримасу и направилась обратно к двери ванной.

  «Мы должны попробовать это как-нибудь».

  «Что?»

  «Ничего такого.»

  – Что это, черт возьми, было?

  Теперь он был на ногах, прямо позади нее, и Кэти повернулась к нему лицом.

  «Разработайте это для себя».

  «Каждый цент, который ты заработал в прошлом году, я заработал столько же».

  Кэти пожала плечами.

  «У меня был плохой год».

  «Сука!»

  «Конечно, Фрэнк. Я тоже тебя люблю».

  На мгновение она вздрогнула и закрыла глаза, думая, что он собирается ее ударить, но он сорвал с нее полотенце, так что она предстала перед ним, обнаженная.

  Ее груди стали тяжелее, чем когда он впервые увидел ее, кожа на животе стала менее тугой, но ничто не могло отвратить от того факта, что она все еще была красивой женщиной; красивее, когда она стояла там сейчас, раздетая, чем в сапогах, яркой рубашке и джинсах. Для большинства женщин, которых знал Фрэнк, было бы верно обратное.

  «Что ж?» Кэти бросила на него взгляд, говорящий, что теперь? и он не знал. Она протянула ему стакан, и он автоматически потянулся, чтобы взять его. Быстро она шагнула обратно в ванную и закрыла дверь, щелкнув засовом.

  Молли Хансен сидела в кафе-баре Broadway Cinema, грызла капусту, фаршированную перцем, и пила имбирное пиво Red Raw. На дальней стене проецировались слайды сцен из фильмов сороковых годов, и она лениво проверяла их, пока ела: Милдред Пирс, Джильда, Леди из Шанхая.

  «Привет, Молли». У ее плеча стояла Сьюзен Тирелл с пустым стаканом в одной руке и бутылкой «Кабемет-Шираз» в другой.

  – Хорошо, если я присоединюсь к тебе?

  «Конечно.»

  Сьюзан пододвинула стул и села.

  – Долго ждать? Молли сказала с ухмылкой, указывая на бутылку.

  Глаза Сьюзен закатились.

  «Дэвид только начинает вести голливудские роковые женщины. Выходит из тени в обтягивающих черных платьях с оружием в руках». Она наполнила стакан в пределах четверти дюйма от края и поднесла его ко рту, не пролив ни капли.

  «Как только он начнет эту маленькую фантазию, я могу стать невидимкой».

  Молли раскошелилась на еще немного голубцов. Крупнейшая, чем в жизни, на стене Джоан Кроуфорд, при плохом освещении и в шубе, стояла над мертвым телом Закари Скотта.

  «Вы понимаете, что я имею в виду?» Сьюзен спросила,

  «Кто когда-либо обращал на нее внимание, когда она была просто старухой, вышедшей замуж за Милдред, носившей фартук с утра до ночи и пекли пироги?»

  Молли ждала смеха, но его не последовало.

  «Это фильм», – сказала она.

  «Не настоящая жизнь».

  Сьюзен осушила свой стакан и начала наливать другой. – Попробуй сказать это Дэвиду.

  Молли серьезно посмотрела на нее.

  – Тогда, может быть, пора выйти из кухни? она сказала.

  Сьюзен отвернулась.

  «Да, но я боюсь, что это время давно прошло.»

  А потом она рассмеялась, но громко и натянуто. Слушай меня, продолжай. Жалоба на Давида тебе из всех людей. "

  Молли наклонилась ближе и накрыла руку Сьюзен своей.

  «Если тебе так плохо, ты должен усадить его и поговорить с ним. Заставь его слушать».

  – В самом деле. И когда тебе это в последний раз удавалось?

  Мариус Гудинг вернулся в гостиничный номер, который он делил с Дороти Эндвелл, и запер дверь. Задернув шторы, он разделся до трусов и жилета.

  «Сука!» – сказал он, выдвигая ящик за ящиком ее аккуратно сложенной одежды и рассыпая ее по полу.

  «Сука!» когда он сорвал с мягкой вешалки ее платье из атласа и тафты и разорвал его от шеи до края. Сука! – он нацарапал фотографию в конце ее новой книги. Сука! черным фломастером по центру листа. Сука! на стене над кроватью. Сука! вдоль одной руки, на внутренней стороне ног, на лице и вокруг головы. Сука! Сука! Сука! Сука!

  Мариус свернулся калачиком на полу, прижав колени к груди, обхватив голову руками, и заплакал.

  Глава 37 Фрэнк не узнал женщину, сидевшую у стойки; нет причин, по которым он должен. Было еще рано, рано для серьезного пьянства, и в помещении, длинном и узком, с лестницей, ведущей на высокий балкон сзади, было тихо. Музыка, в которой он узнал Джо Сэмпла, поскольку Фрэнк был большим поклонником Crusaders с семидесяти двух лет.

  «Street Life*, одна из его любимых пластинок всех времен, которую он всегда давал ди-джеям ставить, когда они с Кэти устраивали собственные вечеринки, тихо звучала из больших динамиков, подвешенных к потолку.

  Бармен с свежим лицом и, возможно, таким же молодым, каким казался, отложил газету, которую читал, и спросил Фрэнка, что ему нужно. Ответом был виски кислый, большой, немного соли на стакане; ледяная вода сбоку. И есть за что зацепиться. Он не ел с обеда и рассудил, что это начало того, что может оказаться долгой ночью.

  – Начос, – предложил бармен.

  «Куриные крылышки? Картофельная шелуха? Луковые кольца?»

  «Забудьте о начос и луковых кольцах. Дайте мне курицу и картофельную кожуру, хорошо?»

  «Сэр.» Бармен передал заказ Фрэнка на кухню и начал нарезать свежий лимон для своего виски сауэр.

  Фрэнк играл с напитком, когда его принесли, сдерживая искушение проглотить его сразу; после разговора с Кэти у канала ему казалось, что он ходит по пресловутой яичной скорлупе. Он рассмеялся, и женщина через четыре места отвернулась; никогда раньше не понимал, что это значит, яичная скорлупа, на что это похоже. Теперь он подумал, что если она вот-вот треснет и позволит ему упасть, почему бы не взяться за нее молотком и не разбить ее сначала самому? Поступай с другими вместо того, чтобы с тобой поступали.

  Он допил свой напиток и попросил у стойки еще один. Женщина, потягивая, как подумал Фрэнк, какой-то ромовый коктейль, ромовый коллинз, куба либра, один из них, снова взглянула на него. Не давая слишком много. На улице еще светло, в баре было прохладно и темно.

  Фрэнк заметил, что на пальцах обеих рук женщины были кольца; темные волосы, которые падали ей на лицо из-за того, как она сидела, частично закрывая ее от его взгляда. Тридцать пять, подумал Фрэнк, сорок. В ожидании друга. Не о чем заморачиваться.

  «Ваш виски кислый, сэр».

  – Конечно, – сказал Фрэнк.

  «Спасибо.»

  Когда Кэти вышла за пределы главного конференц-зала для своего интервью, ей удалось залатать большую часть повреждений, хотя кожа вокруг ее глаз была темнее, чем обычно, а лицо было перекошено, как будто она слишком мало спала. Что отчасти было правдой.

  «Ты в порядке?» – обеспокоенно спросила Молли, делая шаг вперед, чтобы поприветствовать ее.

  Кэти кивнула: хорошо.

  Да и с чего угодно, кроме как вблизи, она действительно выглядела хорошо: кремовый льняной костюм с широкими лацканами, зеленая атласная рубашка и, торчащие из-под слегка расклешенных брюк, вездесущие сапоги.

  «Кэти, я думаю, ты знаешь Сару Дюнан».

  «Конечно. Мы встречались у Эдгаров в прошлом году».

  Две женщины улыбнулись, потерли щеки и направились к платформе, Молли шла впереди.

  – Так из какой ты части Штатов? говорила женщина.

  Ана, «надолго ли ты?» И,

  «О, интересно.»

  Фрэнк все время слышит голос Кэти / Интересно, этого недостаточно? Восемь лет. Рядом с. Говоря это, это не казалось так долго. Но жить этим. Он покачал головой. Несколько дней он едва мог вспомнить, когда было что-то еще.

  – Извини, – Фрэнк наклонился к женскому табурету. – Я не расслышал, что ты сказал.

  «Я сказал, ты хочешь еще выпить здесь или ты готов уйти куда-нибудь еще?»

  Музыка снова изменилась, от какой-то гитарной группы, которая напомнила Фрэнку о The Byrds, обратно к Crusaders, альбому, который они записали восемьдесят первый, восемьдесят второй? – с Джо Кокером.

  – Мне здесь хорошо, – сказал Фрэнк.

  – Если только ты не беспокоишься?

  Она покачала головой и пододвинула свой пустой стакан к его; все это время они разговаривали, а он все еще не мог как следует разглядеть ее лицо.

  – Еще два, – позвал Фрэнк бармена.

  «То же, что и раньше».

  Конференц-зал был комфортно заполнен, но не переполнен.

  Молли смогла найти нескольких наиболее активных феминисток, опознала их по предыдущим мероприятиям, которые она помогала организовать.

  Представления женщин в СМИ. Мелодрама и семья. Она долго разговаривала со многими из них, уважая то, что они говорят. Они понравились.

  После краткого вступления, в котором Сара Дюнан поместила работу Кэти Джордан в контекст криминальной литературы после семидесятых, она задала ей ряд вопросов о ее карьере, ее фальстартах, а теперь и успехах. Затем Дюнан резюмировал преобладающие политкорректные прочтения криминальной литературы и попросил Кэти высказать ее мнение. Из зала посыпались вопросы, скорее испытующие, чем враждебные, и на этом интервью закончилось: вежливо, профессионально, неконфликтно.