Текст книги "Живое доказательство (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

  «Нет.» Он понял, что смотрит на нее, и отвернулся.

  Молли рассмеялась.

  «Боже мой! Тебе это не нравится, не так ли?»

  «Что?»

  – А теперь ты смущен, что заметил. Ей 254 вложили в правую часть ноздри небольшой ярко-синий камень.

  – Вовсе нет, – покраснел Резник.

  «Ты не одобряешь украшение для тела?»

  Он покачал головой.

  «Я не думаю, что когда-либо думал об этом. Я был удивлен, вот и все».

  Молли улыбнулась.

  – Но тебе это нравится? Скажи честно. Я хотел бы знать, что ты думаешь.

  – Я думаю, раньше ты хорошо выглядел.

  Почти настала очередь Молли краснеть.

  – Ты здесь, чтобы увидеть Кэти?

  Он кивнул.

  «Только быстро. Я не буду долго.»

  «Если я продержусь, – сказала Молли, —

  «Я не думаю , что я мог бы раздобыть лифт?»

  «Если бы у меня была машина со мной, вы могли бы.»

  – Неважно. Может быть, как-нибудь в другой раз?

  «Может быть.»

  – Что ж, – отступая назад, – наверное, увидимся. Приходите в кино, почему бы и нет? "

  «Я попытаюсь.»

  Молли подняла руку с растопыренными пальцами и повернулась к дверям.

  К тому времени, когда она скрылась из виду, Резник уже стоял у лифтов, наблюдая за спускающимися номерами.

  Когда Резник вышел из лифта на этаже, где жила Кэти Джордан, Фрэнк Карлуччи ждал, чтобы войти внутрь. Двое мужчин обменялись беглыми кивками, прежде чем Фрэнк, с руками в карманах и сгорбленными широкими плечами, вошел внутрь, и двери за ним закрылись.

  Кэти открыла дверь после первого стука Резника и была удивлена, увидев, что там стоит он, а не Фрэнк.

  «Извини. Я подумал, что ты кающийся муж, вернувшийся к жажде прощения».

  – Ему есть за что прощаться?

  Рот Кэти изогнулся в улыбке.

  «Не так ли? И разве жизнь не была бы смертельно скучной, если бы мы этого не делали?» Она отошла в сторону, пропуская Резника.

  «Но в случае с Фрэнком, в этом конкретном случае, я понятия не имею». Она пожала плечами.

  «Исходя из его послужного списка, я готов дать ему презумпцию невиновности».

  «Невиновен в предъявленном обвинении».

  Кэти ухмыльнулась.

  «Виновный.»

  – Мариус тоже.

  – Он признался?

  Резник кивнул.

  – Письма тоже?

  «Да.»

  Кулак Кэти ударил воздух.

  «Ублюдок! Сопливый паршивый ублюдок!»

  «У него есть друг в Штатах, чтобы он прислал ему письма; все, что здесь произошло, было на его совести. Он клянется, что никогда не собирался доводить это до конца. ты думаешь о том, что ты делал».

  «Напугать меня?»

  «Да.»

  «Маленькое дерьмо!»

  «Насколько можно судить, я предполагаю, что он говорит правду.

  Трудно считать его действительно опасным, скорее раздражающим. "

  «Если бы я не знал лучше, я бы подумал, что ты собираешься сказать мне, что собираешься отпустить его».

  Резник стоял и смотрел на нее.

  – Господи! Ты! Ты собираешься по-дружески погладить его по голове и предупредить. Будь хорошим слизняком и больше так не делай. Она повернулась, качая головой.

  «Я не могу в это поверить. Я не могу поверить в это!»

  «Дороти Бёрдвелл настаивает на том, что не будет выдвигать обвинения. Кроме того, ей платят за то, чтобы номер был приведен в порядок, и отель стремится избежать какой-либо негативной огласки».

  Лицо Кэти было белым от гнева.

  «Что просто оставляет меня 256, верно? И кто я, черт возьми, такой, что тебе должно быть наплевать?»

  Резник сделал шаг к ней, затем шаг назад. – Кэти, – сказал он.

  «Что?»

  «Что бы вы ни решили сделать, маловероятно, учитывая все обстоятельства, что GPS будет рекомендовать судебное преследование».

  «Дерьмо!» Кэти пересекла комнату к бутылке виски, налила крепкую рюмку и понесла ее с собой на площадку для игры в футбол.

  – Так что же с ним будет? Точно.

  «Скорее всего, он будет обязан не повторять этого или любого другого поведения».

  – А потом он пойдет?

  Резник кивнул.

  «Да.»

  Кэти сделала один глоток виски, потом еще один. "Где он теперь?

  Вы все еще держите его под стражей? "

  «Да, почему?»

  Вся энергия, Кэти вскочила на ноги.

  «Хорошо. Я хочу его видеть».

  «Я не знаю…»

  «Давай, просто повидайся с ним, хорошо? В последний раз. Скажи ему до свидания».

  Резник выглядел далеко не убежденным.

  – Инспектор… Чарли… Конечно, это меньшее, что вы можете сделать? В конце концов, я не собираюсь втыкать в него нож и вытаскивать пистолет.

  «Я до сих пор не знаю…»

  «Пожалуйста.»

  – Хорошо. Но всего пять минут. Не больше. И мне придется быть там все время.

  Кэти улыбнулась ему сладостью, смешанной с кислотой. «Но конечно.»

  Полицейские камеры были переполнены, поэтому Нейлор засунул Мариуса Гудинга в одну из комнат для допросов и повернул ключ. ic'" «Полчаса,» сказал он.

  «Сорок пять минут. Максимум».

  Мариус пробыл там немногим меньше трех часов. Молчаливый офицер в форме принес ему чашку чая и экземпляр «Дейли мейл» трехдневной давности, который Мариус прочел несколько раз от корки до корки.

  Когда Резник вошел, он быстро вскочил на ноги, и на его губах застыл протест; затем, когда он увидел, кто был с ним, он промолчал.

  – Привет, Мариус, – сказала Кэти Джордан, не останавливаясь, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки.

  – Хорошо с тобой обращались, да?

  Мариус посмотрел на нее, глаза отказывались фокусироваться; Резник остался у двери и ковырял что-то, что, казалось, застряло на манжете его рубашки.

  – Я просто хотел посмотреть, как ты выглядишь, вспомнить тебя, на случай, если мне выпадет несчастье снова столкнуться с тобой. И поблагодарить тебя. Нет, правда, я серьезно. Спасибо, что показал мне, как Выпустить кусок мокроты, как будто ты можешь идти. Захватывающее, однако, было, Мариус? Дать тебе немного эрекции? Придумывал все эти вещи в тех письмах, которые ты мне посылал. Писал об этом. Что случилось с теми женщинами. Эти дети». Капля слюны попала на подбородок Кэти, и тыльной стороной ладони она вытерла ее.

  «Должно быть, Мариус хорошо знал эти мои книги, чтобы так хорошо их цитировать. Так точно».

  Мариусу не хотелось смотреть на нее, но он не мог отвести взгляд.

  «Может быть, стоит спросить об этом своего терапевта, о вашем увлечении всеми этими неприятными инцидентами, которые вы якобы ненавидите. То есть после того, как вы поговорите с ним о своей матери, о ваших отношениях с ней».

  Он вздрогнул, как будто его ударили, и быстро сжал обе руки по бокам.

  «Должно же быть что-то там, верно? Объясните, что у вас есть для старух».

  – Кэти, – сказал Резник, двигаясь вперед.

  – Я думаю, этого достаточно.

  – Нет, – покачала головой.

  «Нет, этого почти недостаточно».

  Он легко положил руку ей на плечо.

  «Это придется сделать.»

  Она наклонила к нему голову и улыбнулась.

  «Хорошо. Хорошо, Мариус. Может быть, никаких обид. Ну, не слишком много. И я очень надеюсь, что к психиатру, к которому вы пойдете, он сможет помочь вам разобраться в себе».

  Она посмотрела на него, и первые признаки благодарной улыбки появились в уголках глаз Мариуса.

  – Вот, – тихо сказала Кэти.

  «Возьми это на память». И быстрым взмахом руки она сильно ударила его по лицу, и он качнулся назад, кольцо на ее пальце открыло рану глубоко под его глазом.

  Резник схватил ее, но она уже отошла.

  «Ну, – сказала она, – давайте посмотрим, считает ли ваш DPP или что-то в этом роде заслуживающим судебного преследования меня за это. "

  Отпустив ее, Резник вытащил из кармана носовой платок и дал Мариусу приложить его к лицу. Затем он открыл дверь и позвал кого-нибудь по коридору для оказания первой помощи.

  Кэти остановилась в дверях.

  «Тогда есть зуб за зуб, Мариус. Ты помнишь тот, не так ли?»

  Они стояли на ступеньках перед полицейским участком, наблюдая за движением транспорта, играющим в уток и селезней со светофорами вокруг Каннинг-Серкус.

  «Я обманула тебя», – сказала Кэти.

  – За это мне жаль.

  – Ты все время думал об этом?

  «Довольно много.»

  «Я должен был знать.»

  Она быстро взглянула на него.

  «Может быть, вы сделали.»

  Резник не ответил.

  Пара офицеров в форме вышла следом за ними и зашла за угол на служебную автостоянку.

  Кэти протянула Резнику руку, и он крепко сжал ее.

  «Эта моя книга, – сказала Кэти, – если вы когда-нибудь закончите ее, вы всегда можете написать мне пару строк и сообщить, что вы думаете. "

  «Конечно.»

  Они оба знали, какими бы ни были его намерения, он, скорее всего, этого не сделает.

  Кэти все равно дала ему свою карточку, и он сунул ее в верхний карман пальто.

  «Увидимся позже.»

  – Да, увидимся.

  Несколько минут он стоял и смотрел, как она уходит, высокая женщина с коротко остриженными рыжими волосами, в красной шелковой рубашке, синих джинсах и ботинках на каблуках уходила прочь.

  На следующее утро, чуть меньше девяти, Сара Фарли сидела в кабинете Резника с черной кожаной сумочкой на коленях. На ней был черный костюм, выглядевший как новый, с подолом, растянутым до колен.

  «Просил вас, сэр, – объяснил Нейлор снаружи.

  – В данных обстоятельствах, я думал, ты не будешь возражать.

  «Хорошо, Кевин. Все в порядке».

  Был момент, чтобы посмотреть на нее через стекло, прежде чем она повернулась. Одна ее рука рассеянно двигалась от бока к брошке на лацкане пальто, от уголка рта к взъерошенной пряди волос.

  «Сара.» Когда он вошел, она встала и подошла к нему, и, хотя он протянул руку, она шевельнулась внутри и обняла его.

  Там, где ее лицо покоилось на его рукаве, осталось пятно макияжа, и, отступив назад, она смахнула его.

  «Есть какие-либо Новости?»

  «Новости?»

  «Женщина вы поймали ее?»

  «Еще нет.» Резник обошел свой стол и сел.

  – Я полагаю, вы не имеете ни малейшего представления, почему она это сделала?

  – Не совсем. Пока мы с ней не поговорим.

  – А если нет?

  «Мы будем.»

  – Ты говоришь уверенно.

  «Убийства, – сказал Резник, – одна из областей, где у нас хорошие показатели раскрываемости. "

  «Я думал, что обычно это были, как вы это называете? семейные?»

  – Домашние. Да, я полагаю, что это так. Чаще всего Сара возвращалась на свое место и поднимала свою сумку с пола. Теперь она открыла ее и достала фотографию, квадратную, немного помятую, с загнутыми краями.

  «Я не знаю, что я делал, я полагаю, просматривал вещи Питера и нашел это». Она наклонилась вперед и положила его на стол, чтобы Резник мог повернуться.

  На нем были изображены Сара и Бен Райли в весельной лодке, Сара, откинувшаяся назад, ее лицо с более острыми чертами, чем сейчас, улыбалась из-под полей большой белой шляпы от солнца. Бен держал весла в руках, сигарета свисала с уголка рта. Он посмотрел, что эта фраза сразу же пришла в голову Резнику, несколько архаичная, но уместная – такая же довольная, как Панч.

  – Ты знаешь, где это было снято, не так ли?

  Резник посмотрел еще раз. На заднем плане виднелся небольшой изогнутый мостик, цветущие кусты.

  "Это рядом с университетом, не так ли?

  Озеро? "

  «Правильно. И ты знаешь, кто стоит за камерой».

  Нет, я так не думаю. "

  «Это ты.»

  Он посмотрел на него еще раз, пытаясь откинуть назад.

  – Извините, боюсь, я не помню. Он хотел вернуть ей фотографию, но она подняла руку и покачала головой.

  «Оставь это.»

  «Ну, я…»

  «Я подумал, что тебе это может понравиться. Никогда не знаешь, может быть, когда-нибудь ты увидишь Бена. Или напишешь…»

  «Хорошо спасибо.» Резник еще раз взглянул на него, прежде чем сунуть в ящик справа от своего стола.

  «Если вы не найдете ее, эту женщину, я имею в виду, допустим, это займет много времени, это может сейчас, не так ли? – что будет с телом?»

  «Как я уже сказал вам, когда звонил, это остается собственностью коронера».

  – Но не навсегда. Что, если ты никогда ее не найдешь?

  «Сара, я не думаю, что это так. Поверь мне».

  – Значит, я не могу его похоронить?

  «Еще нет. Мне очень жаль».

  На несколько мгновений она закрыла глаза; тело держится в напряжении.

  – Тогда поминальная служба. Вот что я сделаю. Должно же быть что-то.

  Резник был на ногах.

  «Пока вы думаете, что готовы к этому, это звучит хорошей идеей».

  «Спасибо.» На этот раз она протянула руку, и он взял ее.

  «Ты придешь?» она сказала.

  «Конечно.»

  Сара улыбнулась в знак благодарности.

  «Увидимся».

  «Хорошая машина», – сказал Резник, когда Сара открыла Volvo. Он сказал это не столько для того, чтобы завязать разговор, сколько для чего-то еще; покинув его офис, она замолчала. Не то чтобы это его удивило; он был рад видеть, что она справляется так хорошо, как казалось.

  «Это был Питер. У меня есть старая квартира, только для того, чтобы погрызть что-нибудь на месте. На большие расстояния я использую эту, если могу. Она намного надежнее».

  «Ну, Сара, береги себя. Езжай осторожно. И ты дашь мне знать о панихиде?»

  Миллингтон встретил его на лестнице.

  «Звонок из Шеффилда, возможно, видели женщину из Киноултона; звучит многообещающе.

  «Хорошо.»

  «О, и есть отчет о той блузке, найденной в доме. Это была кровь. И она той же группы, что и у Фарли».

  Шеффилд, не в первый раз, был неудачным. Как и Бирмингем, Брэдфорд, район Чапелтаун в Лидсе. Ходили дважды подтвержденные слухи, что Марлен Киноултон работала на улицах Бьюттауна, недалеко от доков Кардиффа. Офицер отделения полиции предупредил ее, узнав ее по распространенному описанию только тогда, когда было слишком поздно; стайка местных девчонок загнала ее в угол и отругала, предупредив, чтобы она свалила с их территории, иначе они заставят одного из сутенеров присмотреть за ее лицом и ногами.

  Миллингтон и Дивайн поехали в Кардифф; Марк Дивайн был рад возможности совершить паломничество игрока в регби в Cardiff Arms Park.

  Это была единственная часть поездки, которая удалась. Сотрудничество, которое обещали местные силы, рассеялось в миазмах невыполненных обещаний и пропущенных встреч. Они уговорили одного из курьеров, работавших на высокопоставленного дилера, поговорить с ними за поздним вечером за бириани и чипсами. Марлен Киноултон, которую он поклялся, что видел всего две ночи назад, продал ей последние два камня, которые у него были.

  Миллингтон и Дивайн остались еще на пару дней | и, насколько смогли, перевернули изнанку города вверх дном.

  После этого было ясно только одно: Марлен Киноултон была здесь, а теперь ее нет.

  Резник позволил Мариан Витчак уговорить его сопровождать ее на танцы в середине лета в Польском клубе и, после нескольких щедрых стаканов водки из бизоньей травы, вспомнил, как играть польку. Карточка от Кэти Джордан, уличная сцена в Дублине, напомнила ему, что ему еще предстояло закончить Dead Weight и, между прочим, он добрался не совсем до конца, но почти.

  Однажды ночью Дебби Нейлор подкараулила Кевина с бутылкой вина и чем-то пикантным, купленным по объявлению в конце воскресной газеты, и теперь она просыпалась по утрам с люльками и пляшущим перед глазами Babygros.

  Кейт Скелтон, которая не так давно довела своих родителей до отчаяния, воруя в магазине, чтобы заплатить за ее проблемы с наркотиками, удивила их, получив три хороших пятерки и подав заявление в университет.

  Шэрон Гаметт подала заявку на перевод из Vice Squad в CID, но ее заявление было отклонено.

  Лиим Келлог однажды утром в конце июля пришла в офис Резника и сказала ему, что серьезно подумывает о возвращении в Баст-Англию и прощупывала старую подругу на предмет вакансии в силах Норвича. "

  – Мы можем поговорить об этом? – сказал Резник. Ему казалось, что из-под его ног вырывается что-то твердое. Он чувствовал что-то, чего не понимал.

  «Конечно», – сказала Линн и стала ждать.

  «Я имел в виду, я полагаю, я имел в виду, не здесь.»

  «Ты занят.» Его стол был обычным беспорядком из отчетов и бланков, пустых пакетов из-под сэндвичей.

  – Да. Нет. Дело не в этом. Я полагаю… ну, если честно, вы застали меня врасплох.

  – Да, ну, пока ничего определенного, хотя… – Она остановилась, вспомнив выражение, которое появилось в глазах ее отца, когда она впервые сказала ему, что подает заявление в полицию.

  – Как насчет выпить? она сказала.

  – Если хочешь поговорить.

  «Давно ты не был в кофейне»

  266 Резник сказал.

  «Они уже почти перестали спрашивать, куда ты делся».

  Линн улыбнулась; совсем немного, не слишком много; только глазами.

  «Хорошо.»

  Среди прочего на столе Резника нераспечатанное приглашение на службу в церкви Уаймсволда, посвященную памяти Питера Фэри.

  Он думал, что она передумала. Несколько владельцев прилавков взяли товары, которые висели снаружи их секций, и сняли металлические стенки. Резник дважды читал репортаж о крикете в местной газете.

  «Извините», – сказала Линн, немного запыхавшись, ее щеки вспыхнули румянцем впервые за несколько недель.

  «Что-то всплыло».

  «Важный?»

  «Нет, просто невнятно».

  – Вот, – сказал помощник, ставя капучино, – вам первый бесплатно. "

  – Спасибо, – сказала Линн, – но лучше не надо. Она швырнула через прилавок монету в фунт и ухмыльнулась.

  «Вероятно, это взятка».

  Теперь они были там, не было никакой спешки говорить. Резник потягивал свой эспрессо, а Линн пробовала шоколадную пену из дешевой металлической ложки. С грохотом и грохотом на ночь заперли еще одну стойло.

  – Твой папа, – наконец сказал Резник.

  «Это проблема?»

  «Как ты имеешь в виду?»

  «Причина, по которой ты думаешь вернуться».

  – О, отчасти да. В каком-то смысле.

  «Я думал, что ему лучше. Все в порядке. По крайней мере, стабильно».

  «Да. Но рак, знаете ли, так трудно не думать, что бы ни говорили врачи, он не вернется. Где-то еще».

  – А знака нет?

  «Нет, еще нет. Нет. Потрогай дерево». Она огляделась. Пара, которая держала овощную лавку на углу, смеялась вместе, закуривая, всего на мгновение держась за руки.

  «Это моя мама, больше».

  Она не больна? "

  Линн покачала головой.

  «Просто доводит себя до такого состояния».

  Резник допил кофе; интересно, есть ли время для еще одного.

  – Значит, в этом причина? Чтобы быть рядом с матерью, рядом?

  Линн отпила капучино.

  «Не на самом деле нет.»

  Что-то начало давить на внутреннюю часть левого виска Резника, настойчиво, сильно.

  Линн старалась осторожно подбирать слова.

  "С тех пор, как это произошло.

  Когда я был. взят в плен. Я не могу остановиться, не смог остановить себя, ну, думаю. "

  «Это естественно…»

  «Я знаю. Да, я знаю. И Петра говорит… Это мой доктор. Петра Кэри.

  'Как, например? "

  «Как ты.»

  Левый глаз Резника моргнул. Если бы ассистент оборачивался, то заказывал бы еще эспрессо, но, конечно, мужчина продолжал упрямо мыть прилавок с другой стороны.

  Линн снова заговорила размеренным голосом, пытаясь говорить так, как говорила бы с Петрой Кэри, если бы Петра Кэри была рядом.

  «Связанный там ночью, в трейлере, никогда не зная, когда он может войти. Зная, что случилось с той другой девушкой, зная, что он сделал, что он может сделать. Я был напуган, конечно, я был напуган. Я был в ужасе. Хотя я знал, что последнее, что я мог себе позволить, это показать это. Ему. позволить себе заснуть, но не в силах остановиться, – но почему-то всегда была эта мысль, что все будет хорошо, что кто-то нет, ты – что ты придешь и Боже, это сейчас звучит жалко, не правда ли? , услышав, как я говорю это, но что ты придешь и спасешь меня». На мгновение Линн закрыла лицо руками и закрыла глаза.

  «Только, – продолжала она, – это не всегда был ты. Это было не так просто. Иногда я думал, что это ты, но потом, когда я видел твое лицо, это был мой отец.

  Ты был. мой папа. Она покачала головой, низко склонившись к своим рукам, сложенным теперь одна над другой возле чашки.

  «Это даже не так просто. Есть вещи, другие вещи, о которых я не могу, я не хочу говорить».

  Резник положил одну руку на ее руку, готовый убрать ее, если она отстранится.

  «Я не смогла с тобой поговорить», – сказала Линн, не глядя на него, отводя взгляд.

  «Не очень говорить, не с тех пор, как это произошло.»

  «Я знаю.»

  «Мне просто было некомфортно быть с тобой».

  «Нет.»

  «И это трудно. Так чертовски сложно!» Помощник с удивлением оглянулся на ее повышенный голос.

  «И я ненавижу это».

  – Да, – сказал Резник, убирая его руку. И затем: «Так вот почему ты хочешь пойти; это, а не твоя мать, что-нибудь дома».

  «О, они, конечно, хотят, чтобы я вернулся туда. Мой папа этого не говорит, но моя мама, ей бы это понравилось. Но если бы не это другое дело, нет, я не думаю, д иди."

  – И ты не думаешь, что у нас это получится. Как-то между нами, я имею в виду. Может быть, теперь ты заговорил об этом?

  – Так говорит Петра.

  «Что вы, мы, должны обсудить это?»

  Линн кивнула, по-прежнему не глядя на него.

  «Да.» А когда Резник замолчал, она спросила его, о чем он думает.

  «Мне интересно, почему вы не чувствовали себя в состоянии прийти ко мне раньше?»

  – Ты ранен, да?

  «По этому? Да, я полагаю, что я.»

  «Она сказала, что ты будешь. Но я не знаю, я просто не мог». Ты боялся того, что я скажу? "

  «Нет. Что бы я хотел».

  В тот вечер Резник собирался пойти в обновленный Old Vie и послушать новый дуэт Стэна Трейси. Но к тому времени, когда он покормил кошек, возился с копченой ветчиной и бутербродом с стилтоном, ему, похоже, уже не хотелось выходить на улицу. Сидя на заднем крыльце с бутылкой чешского «Будвайзера», он узнал, как поживает Энни К. Джонс, втянутая в заговор и контрзаговор на последних пятидесяти страницах «Мертвого веса». Бедняжка Энни, с разбитой головой сзади, шла по узкому переулку в кромешной тьме, по крайней мере, у нее был любовник, который немного утешал ее в предрассветные часы.

  Его соседи, тоже наслаждаясь светлым, приятно теплым вечером, распахнули окна и угощали его приглушенным телевизионным смехом и запахом жареной курицы. Резник допил свое пиво, забрал книгу обратно, свернув страницу в начале последней главы, и отправился в город.

  Он прибыл в паб как раз к последним двум числам. Стэн Трейси, сгрудившись над клавишными, угловатыми маневрами прокладывает себе путь через «Sophisticated Lady», уводя мелодию в, казалось бы, невозможные тупики, а затем убегая через смесь изящества и чистой силы. Наконец, Трейси и нелепо молодой Джерард Пресенсер На трубе они прокладывали свой путь под блюз Джона Колтрейна, дерзость воображения Ведущего более чем соответствовала его технике.

  Только однажды, посреди соло трубача, с закрытыми глазами Резник увидел идеальное видение Линн, ее лицо, круглое, открытое и близкое к его лицу. А потом оно исчезло. Пока аплодисменты еще не стихли, он поднял свой пустой стакан и поставил его в конце стойки, кивнул хозяину и направился к двери.

  Снова домой. Бад устроился у его ног, Резник закончил книгу: «Я знаю, что Рейглер перенес еще один инсульт, но все же я не готов к тому, что нахожу. Одна сторона его тела кажется полностью парализованной, та же сторона его лица впалая и морщинистая, один темный глаз смотрит наружу. Его речь невнятная, но я понимаю суть. Что касается признаний, то это довольно просто и по делу. Закончив, он кивает, и я выключаю кассету, которая лежала на подлокотнике его инвалидной коляски.

  Кажется, у него есть еще одна просьба.

  Я не знаю, почему я должен поднимать на него палец, а потом узнаю, что это такое.

  Пистолет в ящике стола, и я осторожно обращаюсь с ним только в перчатках, которые удобно носить в кармане пальто. С океана поднялся ветер, и температура резко упала. В патроннике один снаряд и всего лишь мгновение сомнения, что он может предназначаться мне, но еще один взгляд на его изуродованное тело, и я понимаю, что это не так.

  Спусковой механизм кажется легким, хотя даже в этом случае я не уверен, что в том состоянии, в котором он находится, он сможет найти достаточное давление, но я полагаю, что это его проблема, а не моя.

  Я слышу выстрел, когда забираюсь в машину, и, думаю, все в порядке. Я не возвращаюсь. По дороге домой будет телефонная будка, и я смогу остановиться и выполнить свой анонимный гражданский долг. Я рискую, что последние десять миль намного превышают лимит. Я знаю, что Диана что-нибудь приготовит, может быть, даже что-нибудь, что мы сможем поесть в постели. и я не хочу заставлять ее ждать.

  Ну, не дольше, чем она находит приятным.

  Вот так все и закончилось, подумал он, четко и счастливо, без концов. Криво усмехнувшись, Резник закрыл книгу и потянулся, чтобы выключить свет.

  Сорок восемь

  Церковь была маленькой, и большинство скамеек было занято семьей и соседями Фарли, коллегами Питера Фарли по работе и несколькими представителями организаций, которых он регулярно снабжал.

  После нескольких гимнов, тщательно подобранных, но случайно спетых, викарий с благочестивой живостью рассказал о преданности Петра как мужа и отца, его самоотверженности и самоотверженности как кормильца, об восхищении и уважении, с которыми он пользовался в общине.

  Управляющий директор фирмы Фарли, оказавшийся японцем, кратко и на прекрасном английском с оксфордским акцентом заговорил о своем запоздалом образцовом сотруднике. Затем младшая дочь Фарли, одетая в длинное цветочное платье с широкой юбкой, спела «Куда пропали все цветы», аккомпанируя себе на гитаре.

  Люди плакали.

  Резник встал в очередь, чтобы схватить Сару за руку и поцеловать ее в щеку, выразить соболезнование ее детям, неловко растянувшимся рядом с ней.

  «Вы вернетесь в дом после этого?» Он посмотрел в ее покрасневшие глаза и согласился.

  Когда Резник прибыл, их было едва ли больше дюжины: ближайшие родственники и викарий, обменивавшиеся благочестием с матерью Питера, которая имела счастье быть глубоко глухой.

  Резник съел несколько скудных бутербродов, сделав их более вкусными, взяв отдельные треугольники языка и сыра и сжав их вместе. Он бессвязно болтал с сыном Питера и Сары, который отвечал монотонно и не мог дождаться, чтобы уйти.

  «Я не знаю, почему она так грустит», – выплюнула старшая дочь Резнику, взглянув туда, где стояла ее мать.

  – Не то чтобы она его любила.

  Услышав это, ее младшая сестра расплакалась.

  Как только он заметил, что люди начинают ускользать, Резник удалился на кухню и, засучив рукава, стал ставить и мыть стаканы, чашки и тарелки. Сын занял квартиру матери, чтобы отвезти бабушку и дедушку на станцию, и две сестры, помирившись, пошли гулять.

  – Спасибо, что остался, Чарли, – сказала Сара, провожая последнего посетителя.

  – И за все это.

  – Ничего. Рад быть полезным.

  – Ну, это мило с твоей стороны. А теперь мне нужно выпить. Ты?

  «Нет, спасибо.»

  Вождение? "

  «Верно.»

  Сара улыбнулась, впервые за весь день он увидел.

  «Ты всегда был таким, Чарли. Я помню. Осторожным до такой степени, что становился почти скучным. Теперь Бену было все равно. все.»

  – Сара, – сказал Резник резче, чем, возможно, намеревался.

  Какие? "

  – Прекрати. Ради бога. Он вытер пену и воду с рук кухонным полотенцем и бросил его на прилавок рядом с раковиной.

  «Чарли. Прости, я не понимаю. Я только…»

  «Я знаю, что ты делал. Снова и снова вспоминал о Бене, притворялся, что мы вечно делаем что-то вместе, одно большое счастливое трио».

  – Элейн тоже…

  «Сара, если не считать того времени на озере, я сомневаюсь, что мы провели вместе больше пары десятков часов, в общем».

  «Чарли, я не знаю, это правда? Это точно не то, что я помню. Я… О, Чарли, я просто продолжаю думать о нем, вот и все. Сегодня весь день, когда я должен был думать о Питере...»

  – У тебя был шанс выйти за него замуж, и ты отказала ему.

  – И я сделал ошибку.

  «Мне жаль.»

  «Боже, Чарли, я ошибалась. Ты уже не тот, что раньше. Ты изменился. Ты стал жестким, злым».

  «Может быть, я должен быть таким».

  Она отпила немного своего хереса, почти не ощущая его вкуса, затем поставила стакан обратно.

  «Сделать это?»

  «Да.»

  Она вошла в гостиную, и он последовал за ней; французские окна в сад были оставлены открытыми, и дул ветерок. Рыже-черный кот, которого Резник раньше не замечал, свернулся калачиком на одном из кресел.

  «Твой?»

  Она покачала головой.

  «По соседству».

  На мгновение слова застряли у Резника в горле.

  – Ты использовал его машину, не так ли? он сказал.

  Сара оглянулась на него.

  – Да, – сказала она. Она казалась уже меньше, как будто она немного уменьшилась в своем элегантном костюме. Ее зеленые глаза перестали светиться.

  «В компьютере был список автомобилей, зарегистрированных в гараже отеля. Когда я увидел, что номер был отслежен до Питера как владельца, я предположил, что он сам им пользовался». Резник посмотрел на нее, но то, на чем она сосредоточилась, было далеко в саду, за кустами.

  «Потребовалось некоторое время, чтобы все наши рутинные проверки возвратов арендованных автомобилей прошли через компьютер, но когда они это сделали, там был Ford Granada на имя Питера».

  – Значит, два и два, Чарли? Теперь она повернулась к нему лицом, двинулась к нему; в ее глазах снова появился блеск, но совсем другой природы, чем прежде.

  «Большинство отпечатков, которые мы забрали из гостиничного номера, были слишком смазаны, чтобы их можно было использовать; один был на краю ванны, только частичный, но достаточный, чтобы совпасть с приглашением, которое вы мне прислали…»

  «Сволочь!»

  «Недостаточно само по себе».

  «Очень плохо. Чертовски плохо!» Она повернулась к нему спиной, прислонилась головой и рукой к камину и заплакала. Резник предоставил ей это. Через некоторое время она вытащила из рукава небольшой носовой платок и промокнула глаза.

  «Он позвонил мне в то утро, сказал отвезти машину в гараж, как будто мне нужно было напомнить, как совершенному ребенку. И что, я буду бегать за ним по дому, забирать его химчистку и это тоже забирать? " Она высморкалась.

  Он сказал, что позвонит мне в тот же вечер, но, конечно, не позвонил. Он звонил редко, когда был в отъезде, и я знал почему. какая-то шлюха. И, конечно, я был прав. Я был прав.

  Она снова начала плакать, на этот раз по-настоящему плакать, и Резник подошел к ней и легонько положил руки ей на плечи.

  «Я был снаружи, в коридоре, когда она ушла. Я могу даже описать ее для вас, если хотите. За исключением того, что ее волосы были распущены, она была очень похожа на свою фотографию. В газете g Когда я вошел, Питер был на полу, сразу за изголовьем кровати, он полз в ванную, полз на руках и животе и оставлял эти следы, как улитка, только они были красные по всему полу. Я не мог перестать смотреть на него. Это было ужасно, отвратительно. 1 Он встал на край ванны и остановился.

  Свернуто. Без сознания. Нож, которым она ударила его, все еще лежал на кровати; Я мог видеть ручку, торчащую из листа. Может быть, она искала его и не нашла, я не знаю.

  Так или иначе, я взял его и пошел в ванную. Питер все еще не двигался. Мне показалось, что я все еще слышу его дыхание, но я не был в этом уверен. Помню, его ягодицы были дряблыми и рыхлыми, почти белыми, если не считать этих лиловых пятен. И ужасный дряблый живот, выпяченный с обеих сторон ванной. Резник скорее почувствовал, чем увидел, как она дрожит в его руках.