Текст книги "Живое доказательство (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

  «Знаешь, Энни, – сказала моя мать, когда я набралась смелости, чтобы объяснить, – ты не можешь быть частным сыщиком, они есть только в кино. И книги. Кроме того, они всегда мужчины. "

  Моя мама. Да благословит ее Бог, казалось, что она всегда была заинтересована в том, чтобы твердо оставаться в стороне от времени.

  «Конечно, мама, – сказал я, – ты права. " И отодвинула назад визитную карточку, которую я с гордостью дал ей, засовывая ее обратно в бумажник.

  Был бы другой раз.

  Мадлен резко повернулась, когда Энни К. Джонс ударилась об пол с небольшим толчком. Глаза Миллингтона были закрыты, и она знала, что очень скоро он начнет храпеть. Осторожно перегнувшись через него, Мадлен слегка коснулась его щеки своей, а затем выключила лампу.

  Дети возле игрового зала в конце Флетчер-Гейт уставились на Резника враждебными глазами. Пятнадцать, шестнадцать, моложе: высокие кроссовки, футболки, джинсы; банки из-под кока-колы и сигарет и что-то в пенопластовой коробке от Burger King. Может быть, они знали, что он полицейский, а может быть, и нет; то, что они увидели, было кем-то старше их отцов, другой версией их учителей, офицеров службы пробации, социальных работников, еще одного крепко сложенного мужчины в бесформенном костюме.

  Обычное несоответствие: окна, перед которыми они бездельничали или сидели, выставляли гончарные изделия, которых никто никогда не покупал, шайрские лошади, вазы, псы с выпученными глазами – все это неуклонно собирало пыль.

  Резник повернул направо к Гусь-Гейт, задержался на несколько мгновений у Культурного Стервятника, глядя с тихим восторгом на выставку экстравагантно сшитых рубашек, которые он никогда не наденет, черных ползающих туфель, в которые он тайком переоделся почти тридцать лет назад, готовых к использованию. гулять со своими товарищами.

  В качестве фона висели увеличенные репродукции обложек пластинок Blue Note: Большой Джон Паттон, Джон Колтрейн; трубач Ли Морган в итальянском пиджаке с тремя пуговицами, аккуратной рубашке и вязаном галстуке; Декстер Гордон, откидывающийся от изгиба своего саксофона и смеющийся над A Swingin' Affair. В голове Резника зазвучал орган Хаммонда, и Джимми Смит отправился в путь.

  «Groovin' at Small's», блюзовое соло, которым Резник давно наслаждался, несмотря на то, что сам альбом исчез с его полок без следа или причины много лет назад, как, к сожалению, имели обыкновение делать любимые альбомы.

  Пересекая Брод-стрит, звук играл на контрасте автомобильных гудков и диссонирующих голосов, подчеркнутых настойчивым битом рэпа, который доносился через открытые двери других модных, дорогих магазинов одежды; только когда он остановился возле офиса Бродвея и нажал кнопку зуммера, музыка исчезла.

  – Чарли Резник, – сказал он, неловко склонив голову к интеркому.

  «Я здесь, чтобы увидеть мисс Хансен.»

  Слишком поздно, он подумал, что «м» было бы более подходящим, неудобно произносить, как он всегда находил это.

  Дверь в кабинет Молли была открыта, но Резник колебался достаточно долго, чтобы поймать ее взгляд, прежде чем войти.

  Алая рубашка была заменена клетчатой ​​рубашкой, которая почти совпадала с той, что была на КД Ланге на плакате «Даже ковбойши получают блюз», висевшем позади стола Молли. На самом столе лежали аккуратно промаркированные папки, стопка ярко-красных пластиковых подносов, почти переполненная, несколько книг с фильмами, потрепанная карта города от Аризоны, три фиолетовые кружки, в каждой из которых был остаток кофе, а в центре – письменный стол. размер Filofax с аннотациями в трех цветах.

  – Значит, вы нашли все в порядке? – радостно сказала Молли, жестом приглашая его сесть.

  Резник передвинул два телефонных справочника и опустился в кресло.

  «Кофе? Я могу послать за капучино. Ты знаешь новый гастроном в конце улицы?»

  – Если не трудно.

  Молли крикнула мимо него в сторону открытой двери.

  – Ларри, я не думаю, что у тебя есть минутка…

  У него было.

  Молли вытащила лист бумаги из одной из папок и сунула его Резнику. На ее столе, думал он, при всей его красоте и порядке не было и следа чего-либо чисто личного: ни фотографии, ни выцветшей поздравительной открытки, ни записки, напоминающей ей купить еще муки, ни пинты молока. Он задавался вопросом, где она держала свою жизнь и на что она была похожа, если это все, что было.

  – Это маршрут Кэти Джордан, – говорила Молли. «Как видишь, мы пытаемся извлечь из нее как можно больше пользы. Некоторые из этих вещей…» наклонившись вперед, она указала пальцем, «. расположены в тандеме с ее издателем. И здесь, и вы видите, здесь, она берет пару дней отпуска. Стратфорд, я думаю, и Шотландия.

  Или, может быть, это Озера. "

  Резник пробежался глазами по странице пресс-конференции. Radio Nottingham, Radio Trent, Central TV, BBC Radio Four, несколько автографов, чтение, две групповые дискуссии, и ее присутствие было запрошено на общественном приеме. Также там было название и адрес отеля, в котором остановится Кэти Джордан, а также телефон, факс и номера комнат. Позже он изучит все это подробно.

  «Охватить все это будет непросто».

  «Пока мы не поговорили с Кэти Джордан, мы просто не знаем». Лишь слегка насмешливо, она угостила его своей профессиональной улыбкой.

  «Мы должны помнить одну вещь: она не только наш гость, но и гость города».

  «И наша ответственность».

  Молли все еще улыбалась. Резник сложил список и сунул его во внутренний карман.

  Ларри оказался румяным юношей лет девятнадцати или двадцати, с хвостиком, свисавшим из-под перевернутого козырька темно-красной кепки «Вашингтон Редскинз». Кофе в белых полистироловых чашках был крепким и еще горячим. Молли взяла ложку из одной из использованных кружек и поднесла к губам шоколадную пену с таким ожиданием, что на мгновение Резник увидел нечто большее, чем деловитую молодую женщину, чья жизнь строго окрашена в цвета.

  – Письма, – сказала Молли, – что ты думаешь? Я имею в виду, должны ли мы воспринимать их всерьез или нет? "

  Резник отпил еще немного кофе. В некотором смысле, я не вижу, что у нас есть выбор. В конце концов, Луэлла Траберт, Анита Малхолланд, они могут быть просто персонажами книг, но это не значит, что угрозы нереальны. "

  Молли улыбнулась, на этот раз имея в виду именно это.

  – У тебя хорошая память на имена.

  Резник знал, что это правда. Имена и лица. Были и другие, которые он мог бы добавить. Жертвы. Факт, а не вымысел. Это было связано с работой, как и многое другое: благословение и проклятие.

  – Она тебе не нравится, да?

  «ВОЗ?» Молли немного отстранилась, обороняясь.

  «Кэти Джордан».

  «Я не знаю ее.»

  – Ты знаешь ее книги.

  Это не то же самое. "

  Резник пожал плечами.

  «Не так ли? Я должен был подумать, что они должны подойти близко».

  Молли вертела ложкой.

  «В любом случае, то, что я думаю, ни здесь, ни там». Она снова наклонилась вперед, серые глаза начали мерцать. – Если только ты не думаешь, что это я писал письма.

  Ты? "

  Молли откусила страницу в своем Филофаксе.

  – Если поезд придет вовремя, я могу попросить ее встретить вас в гостинице. До торжественного приема должно быть время. Скажем, четверть седьмого?

  Резник поставил свою чашку.

  «Хорошо, всегда предполагая, что ничего более срочного не появится».

  «Хорошо.»

  Он поднялся на ноги.

  – Вот, – сказала Молли, протягивая ему глянцево-черную брошюру с выбитым на обложке логотипом «Выстрелы в темноте». Это пресс-кит. Внутри программа 48. И бесплатный билет. В конце концов, это криминальный фестиваль. Я должен был подумать, что вы найдете много интересного.

  Особенно, если вы любите кино. "

  Несмотря на всю свою хорошую память, Резник с трудом мог вспомнить что-либо, что он видел со времен «Великолепной семерки». Он взял брошюру и кивнул в знак благодарности.

  – Я полагаю, у вас еще не было возможности взглянуть на эту книгу?

  – спросила Молли, когда он был у двери.

  – Нет, не боюсь.

  Проходя через узкий подъезд на улицу, Резник заметил, что ветер посвежел, а когда, вернувшись на угол Хетчер-гейт, он поднял голову вверх, он почувствовал, как первые капли летнего дождя блестят на его голове. лицо.

  11. Не то чтобы Кэти Джордан никогда раньше не была в Англии.

  Во-первых, будучи приглашенной студенткой по обмену из своего государственного колледжа в Канзас-Сити, штат Канзас, она с головой погрузилась в расцвет британского хиппи. Карнаби-стрит, и «Битлз», и «Стоунз», и ее первая затяжка, четыре девушки, передавшие ее между собой, теснились в одной из кабинок в дамской комнате «Веерного двора».

  Мог ли это быть сумасшедший мир Артура Брауна на сцене, поющего Tire? А может быть, это было позже, под землей на НЛО?

  Сейчас она не могла вспомнить. То, как ее мир повернулся на триста шестьдесят градусов под ней, было удивительно, что она вообще что-то помнила. Ее семья звонит каждую ночь после просмотра телевизионных выпусков новостей о французских студентах, поджигающих баррикады возле Сорбормы; молодые люди с длинными волосами дерутся с полицией у посольства США на Гросвенор-сквер.

  – Ты в порядке? Боже мой, Кэтрин, ты точно в порядке? Что там происходит? Кажется, весь мир вдруг сошел с ума. Один из альбомов ее отца Эдди Пишера постоянно играл на заднем плане – «О! Мой папа!»

  «Хотелось бы, чтобы ты был здесь.»

  Ее второй визит состоялся почти десять лет спустя, когда ее первый муж находился на базе ВВС США в Линкольншире, и она решила присоединиться к нему на шесть месяцев. Во многих отношениях это оказалось не такой уж хорошей идеей. Время от времени женщины в возрасте 50 лет не только ее матери, но и ее бабушке приковывали себя цепями к забору по периметру базы в знак протеста против американского присутствия. Иногда, когда она делала покупки в ближайшем городе, молодые люди с ангельскими лицами, носившие значки CND или размахивающие экземплярами Socialist Worker, плевали в нее прямо на улице.

  Как бы то ни было, ее неизгладимое впечатление об Англии вызывали не мощеные улицы, за которыми можно было наблюдать в вихре причудливого диккенсовского горохового супа; ни о какой-то увядающей идиллии с соломенными крышами, над которой едва заходит солнце и где безраздельно властвуют сквайр и деревенский бобби. Англия для Кэти Джордан представляла волнения и разрушения, перемены не только для страны, но и для нее самой.

  И все же, выглянув теперь через заляпанное окно интерсити-поезда, рассекающего плоскую мягкость ландшафта Мидлендса, она видела только поле за полем, омытое вечным серым моросящим дождем, скот, угрюмо стоящий у живой изгороди, и одинокий трактор, описывающий все расширяющиеся круги. напрасно, группы уродливых домов, сгрудившихся в конце дороги, ничего, что могло бы взволновать ее сердце или оживить ее разум.

  Три дня назад это была Голландия, до этого Дания и Швеция, Германия: просто еще одно чертово книжное турне, вот что это было. Экскурсия, которую она начала в одиночестве, закончилась тем, что ее второй муж, Фрэнк Кариуччи, спал на сиденье рядом с ней.

  Фрэнк, которому надоело заниматься своими делами в Штатах, и он улетел, чтобы заняться ее. Вот только он забыл, каково это стало для них двоих, по дороге вдвоем, стерильная близость гостиничных номеров и вежливая, переводная беседа.

  Более трех дней Фрэнк неуклюже барахтался в кильватерном следе Кэти, скучая, а Кэти, не в силах остановиться, стреляла в него без умолку и пощады.

  Это был уже шестой день.

  Хрупкий пластиковый стакан, в котором был ее скотч, теперь имел на дне не более четверти дюйма некогда ледяной воды, и Кэти задавалась вопросом, хватит ли у нее сил пройти через поезд обратно в вагон-ресторан и заказать еще.

  – Как ты думаешь, она будет здесь вовремя?

  Молли Хансен оторвалась от своего «Индепендента».

  «Я не понимаю, почему бы и нет, а вы?» Там они были дважды на странице «Объявления», голые подробности в разделе «События по стране» и ежедневный билет в штучной упаковке, предлагающий две пары мест на премьеру с изображением. Старый добрый Индепендент». В субботу они пообещали выпустить полнометражную статью о ретроспективе Кертиса Вуйфа, которая прекрасно вписывалась бы в профиль Кэти Джордан, который они опубликовали в воскресенье. Освещение в «Обсервере», «Телеграфе» и «Таймс», все, что им сейчас было нужно, – это «Мейл» для довольно чистой проверки.

  Пока Тайрел смотрел на верхний экран, время прибытия исчезло.

  «Вот видишь. Проблемы.»

  Через несколько мгновений снова высветилось: 5. 18.

  «Почему они никогда не приходят вовремя?»

  «Дэвид,» Молли покачала головой.

  «На минуту позже, я думаю, мы можем жить с этим. Не так ли?»

  Женщина, которая шла к ним по платформе, была на несколько дюймов выше среднего роста, даже с учетом ковбойских каблуков на коричневых сапогах, которые она носила под джинсами. Рыжие волосы, прямые, за исключением небольшого завитка на концах, доходили до плеч. Она нашла время, чтобы освежить свою помаду и зеленоватую тень над глазами, которые даже на расстоянии казались тревожно-голубыми. Твидовый жакет, преимущественно зеленого цвета, скроенный по талии, свисал поверх красной шелковой рубашки. В левой руке она держала небольшую ковровую сумку.

  Ронда Реминг, решил Тайрелл, встречается с Арлин Даль: хотя, близко к тому, рот Лорен Бэколл был чем-то большим, чем прикосновение.

  52 Молли смотрела не столько на Кэти Джордан, сколько на мужчину с бочкообразной грудью и остриженными седыми волосами, идущего рядом с ней. Обеими руками он нес большие одинаковые чемоданы, а третий был зажат под мышкой. Он был ниже Кэти, и что сразу же произвело на него впечатление, так это его размер. Сумки, которые он нес, могли быть игрушками.

  На мгновение лицо Молли нахмурилось: она не любила сюрпризов. Тем не менее она первая шагнула вперед и протянула руку.

  «Кэти Джордан? Добро пожаловать в „Выстрелы в темноте“. Я Молли Хансен. Мы говорили по телефону. А это Дэвид Тирелл, директор фестиваля».

  «Привет!» сказала Кэти.

  «Привет.» Рукопожатие.

  – Это мой муж, Фрэнк.

  «Фрэнк Карлуччи. Приятно познакомиться». Его голос был низким и пронизан чем-то, что могло быть следствием усталости, но могло быть и пьянством.

  Инстинктивно напрягшись, Молли с удивлением обнаружила, что его хватка такая мягкая, не слабая, почти нежная.

  – Мы не знали, что ты придешь.

  Карлуччи сильно пожал плечами.

  – В последнюю минуту. Присоединился к Кэти в Копенгагене. Миленький городок. Ты вообще его знаешь?

  Молли покачала головой, и они пошли к концу платформы, Карлуччи шел рядом с ней, а сразу за ними Тайрел разговаривал с Кэти Джордан.

  – Этот отель, в котором мы только что остановились, – говорил Фрэнк Карлуччи, – «Плаза». Дубовые панели, за которые можно убить, кожаные книги вокруг бара, ха! У них в вестибюле есть эта колонна, имена всех знаменитостей, когда-либо останавливавшихся там, выгравированы золотом. Ну, может быть, это была латунь. Но все, знаете ли. Лайза Миннелли, Пол Маккартни, Джек чертов Николсон. Майкл Джексон. Что ж, может быть, они уберут его. Но Кэти, в следующий раз, когда мы вернемся, ее будет там вместе с остальными, рядом с Джеком Николсоном, разве это не нечто? "

  Молли издала совершенно уклончивый звук; Николсон был в порядке в Чайнатауне, но кем он стал после этого? Переплаченный актер с брюшком и падающими волосами.

  Поднимаясь по ступенькам с платформы, Карлуччи все еще говорил, и Молли поняла, что он из тех людей, у которых представление о разговоре односторонне: он говорил, а вы слушали. Она подошла к свободной стороне Кэти Джордан, а Тайрелл с другой стороны рассказал ей, как он рад, что она может быть там, как ему нравится ее работа.

  Оглянувшись, Молли определила, что Кэти далеко за сорок, то есть ни дня не меньше сорока пяти. Ее биографический лист был на удивление скромным, когда дело доходило до таких деталей, как возраст. Но кем бы она ни была, подумала Молли, она хорошо выглядит. Снаружи, на привокзальной площади, в ожидании такси Тайрелл заверил Кэти, что гражданский прием не будет иметь большого значения, ничего утомительного. До сих пор ни он, ни Молли ничего не сказали ей о доставленном из рук письме или угрозе.

  Ты понимаешь, что я серьезно? Бедняжка Анита Малхолланд, Кэти, вспомни, что с ней случилось.

  «Грэм, вы ничего не добились с этой книгой, я полагаю». Миллингтон с надеждой оглядел комнату уголовного розыска, не в силах разобрать большую часть того, что сказал Резник. список нераскрытых краж со взломом за последние шесть месяцев с разбивкой местным офицером разведки по месту, времени и МО.

  Линфл положила трубку, встала из-за стола и потянула плечи и спину. В последний раз она обыскала городские отели и не приблизилась к установлению личности таинственного человека, сбежавшего из больницы. Как заметил один из клерков, при таком большом количестве счетов, предварительно оплаченных кредитными картами работодателей, все, что нужно было сделать некоторым клиентам, это сдать ключи и помахать на прощание.

  – Извините, – сказал Миллингтон, подойдя к тому месту, где стоял Резник.

  «Ни слова не слышно».

  «Книга той женщины, которую я тебе дал…»

  «Как насчет этого?»

  «Я подумал, что, может быть, вы могли бы дать мне некоторое представление о том, о чем идет речь. Надо увидеть ее позже».

  «Ах. Не могу сказать, что я действительно продвинулся так далеко. Ладно, однако. Не вздор, вы понимаете, что я имею в виду. Одно совершенно ясно – она ​​не Агата Кристи, вам придется это сказать».

  Резник предположил, что это комплимент, но с Миллингтоном никогда нельзя быть уверенным. В конце концов, это был человек, который поклялся Петуле в темноте, что он сделал лучшую версию «Человека-любовника», чем Билли Холидей.

  «Не получил его с вами, я полагаю, Грэм?»

  – На самом деле, имел. Рассчитывал, что минут двадцать в столовой пролежу, но, конечно, этого не случилось.

  «Тогда лучше давайте его обратно. Взгляните на пути вниз.»

  «Одевают.» Миллингтон пожал плечами и отвернулся, чтобы принести ему книгу.

  Через несколько минут Резник уже спускался по лестнице с экземпляром «Мертвого груза» в руке.

  Кэти Джордан налила себе еще одну рюмку из пары больших бутылок Jamp; B Rare они купили в самолете. Они с Фрэнком покупали тишину обычной порцией выпивки в обычном безвкусном гостиничном номере, хотя здесь стены были ближе друг к другу, чем обычно.

  Это означало, что они тоже. В некотором смысле.

  Сейчас они готовились к приему. Фрэнк угрюмо бродил в полосатых боксерах и белой рубашке, складки, образовавшиеся там, где она лежала в сложенном виде, расправились по мышцам его рук и спины; Кэти была одета в пару полотенец и кремовый полукомбинезон, который она ненавидела, но проблема с платьем, которое она выбрала, заключалась в том, что в ту минуту, когда вы стояли перед светом, это было следующим, что было показано на рентгене. .

  На этот раз именно Фрэнк нарушил негласное перемирие. – Так что ты думаешь? он сказал.

  – Ты беспокоишься или что?

  – О приеме?

  «Прием, черт возьми. Письмо».

  Осматривая пару колготок, Кэти покачала головой. – Палки и камни, – сказала она.

  «Это что, палки и камни?»

  Одна нога внутрь, другая нога наружу, Кэти посмотрела на него.

  «Вот и все.»

  Фрэнк шумно выдохнул и покачал головой.

  "Тебе не страшно?

  Напуган? Ни одного кусочка? "

  Отвернувшись, Кэти покачала головой. Конечно, она испугалась. Не всегда, даже не часто, но, конечно, заходишь в лифт, а там стоит парень, смотрит на тебя определенным образом, выходишь на улицу подышать воздухом, и окно тормозящей машины опускается. кто бы не испугался. Мир был полон ими, видит Бог, это были не только страницы ее книг. Социопаты.

  Психопаты. Тот, кто писал эти письма, не был Дорогой Эбби.

  Но признаться в этом Шалости, это было что-то другое. То, что между ними стало, все было проявлением силы, а не слабости, нужды. Не в ее характере было отступать.

  – Именно поэтому ты здесь, не так ли? Кэти сказала.

  «Причина, по которой ты передумала, прилетела. Берегись меня. Защити меня». Она заставила «защиту» звучать как ругательство.

  У Фрэнка были проблемы с узлом галстука.

  «А если это так?»

  «Тебе не стоило беспокоиться. Для этого у них есть профессионалы».

  Резник прибыл в отель позже, чем собирался, а Молли Хансен уже ждала на одном из кожаных диванов в фойе, ее обязанность сопровождать Кэти Джордан и ее мужа на прием. Дэвид Тирелл взял на себя задачу забрать Кертиса Вуйфа, который прилетел ранее в тот же день из Швейцарии, где он сейчас жил. Третью главную гостью, восьмидесятилетнюю британскую писательницу криминальных романов Дороти Бердвелл, везла прямо на прием ее помощница.

  Молли, как подумал Резник, выглядела очень умно, поднявшись, чтобы поприветствовать его в свободном брючном костюме с жемчугом, который мог быть шелковым.

  Что-то удерживало его от того, чтобы произнести комплимент вслух, ощущение, что для Молли подобное замечание было бы менее чем приемлемым.

  – Хороший галстук, – сказала Молли, слегка кивнув.

  «Интересный дизайн. Пол Смит?»

  «Спагетти вонголе».

  К его удивлению, Молли рассмеялась, и Резник ухмыльнулся в ответ.

  – Что случилось, – спросил он, – когда ты показал ей письмо? "

  «О, на минуту или две я подумал, что она собирается бросить шатание, но потом она просто рассмеялась и сказала мне, что, чего бы это ни стоило, я мог бы с таким же успехом разорвать его. Тогда я рассказал ей о тебе. "

  Прежде чем Резник успел ответить, двери лифта открылись, и появилась Кэти Джордан в грязно-белом платье до щиколотки, из-под края которого торчали носки ее сапог.

  Молли быстро двинулась ей навстречу.

  «Есть ли время, – спросила Кэти Джордан после того, как Резник был представлен, – чтобы мы с инспектором поболтали? "

  Конечно, – сказала Молли.

  «Я так думаю.»

  «Здорово!» – сказала Кэти, беря Резника за руку. – Почему бы нам не пойти в бар?

  Сидя на табурете, Кэти Джордан попросила Резника порекомендовать односолодовый виски, и, хотя на самом деле это был не его напиток, после быстрого взгляда на барную стойку он выбрал Highland Park.

  – Два больших, – сказала Кэти. И Резник,

  «Лед?»

  Он покачал головой.

  «Один как есть, – сказала она бармену, – один с большим количеством льда.

  Это МНОГО. Повернувшись к Резнику, она скривилась.

  «Что не так с этой страной? Лед по-прежнему продается по карточкам?»

  Он улыбнулся.

  «Мы умеренные люди. Может быть, нам ничего не нравится».

  «Это включает преступление?»

  «Не обязательно.»

  «Жестокое преступление?»

  «Ну, у нас на улицах нет оружия…» – поправился он.

  – По крайней мере, не так много, как ты.

  – Но ты идешь туда.

  «Может быть.» Он сказал это с сожалением. Он знал, что не только в более известных районах страны, Брикстон, Мосс-Сайд, оружие было все легче достать и с большей вероятностью его использовали.

  В городе были поместья, где выстрелы из огнестрельного оружия были слышны гораздо чаще, чем когда-либо сообщалось о огнестрельных ранениях. Он не предполагал, что их цель всегда была меньше, чем правда.

  Кэти чокнулась своим стаканом с его.

  «Ваше здоровье.»

  – Ура, – сказал Резник. А потом,

  «Мисс Джордан, насчет этого последнего письма…»

  – Кэти, – сказала она.

  – Ради бога, зовите меня Кэти. А что касается письма, то оно – чушь, как и все остальное. Какой-то мудак отключился в потной комнате, единственный способ, которым он знает, как выйти, понимаете, о чем я?

  Резник (довел, что может.

  – Значит, ты не беспокоишься о безопасности? – сказал он, отведав немного солода.

  Кэти немного потрясла кубики льда в своем стакане.

  «Я нахожусь в чужой стране, верно. Не повредит, если кто-нибудь прикроет мою спину».

  «Хорошо. Молли дала мне копию вашего расписания. Может быть, мы могли бы просмотреть его и посмотреть, какие события вас больше всего беспокоят?»

  «Конечно», – сказала Кэти, но тут же заметила, что Молли Хансен сосредоточенно зависла в воздухе, и осушила свой стакан двойным глотком.

  "Надо идти.

  Слушай, мы не могли бы встретиться завтра? Пройти через вещи, как вы сказали?

  Резник поднялся на ноги.

  «Конечно.»

  «Хорошо. Знаете, мы, американцы, большие любители встреч за завтраком».

  «Здесь?»

  «Половина восьмого, как звук?»

  Сосна. "

  «Хорошо.» И Молли повела Кэти Джордан к их ожидающей машине, а Резник откинулся на табуретку и стал пробираться дальше по своему Хайленд-парку.

  Арт Татум и Бен Уэбстер: они каждый раз делали это за него. Резник осторожно опустил иглу и наблюдал, как она скользит в канавку; слушал, стоя там, как Татум играл свой отработанный, витиеватый путь через первый припев мелодии, затягивая ритм в начале средней восьмерки, прежде чем отойти в сторону с простой маленькой однонотной фигурой, уходящей под великолепный саксофон клевета на прибытие Вебстера. Резник увеличил громкость и прошел на кухню: в серебряном чайнике на плите тихо качался кофе. Он поджег спичку на гриле, нарезал черный ржаной хлеб и поджарил его. Сливочный сыр, немного соленого огурца, копченый лосось. Пока другие коты не смотрели, он стащил Баду небольшой кусочек лосося. Иногда он любил пить кофе, крепкий и темный, из одной из двух белых фарфоровых кружек, и эта была одной из таких.

  Устроившись в своем любимом кресле в гостиной, с кофе и бутербродом под рукой, перевернув альбом и снова перевернув его, Резник взял книгу Кэти Джордан с маленького столика под лампой и начал читать: Если бы кто-нибудь сказал мне, Энни Джонс , ты

  «Если я проведу твою седьмую годовщину свадьбы в одиночестве на переднем сиденье арендованного „Шевроле“, за пределами Джейка на озере в Тахо-Сити, я бы сказал им прыгать прямо в него. То есть в озеро. Но тогда если бы тот же самый кто-нибудь сказал мне, в тот день, когда я появился, только что окончив юридический факультет, готовый приступить к работе в офисах Рейглера и Рейглера, яркий и полный надежд в моем недавно приобретенном голубовато-сером костюме-двойке с угольно-черной полосой, деловая юбка на три дюйма ниже колена, что я обменяла бы то, что явно суждено было стать знаменитой карьерой юриста или карьерой скромного частного сыщика, я бы радостно подписала протоколы о заключении, направив их в ближайший приют, и выбросила бы прочь ключ.

  «Знаешь, Энни, – сказала моя мать, когда я впервые набралась смелости, чтобы объяснить, – ты не можешь быть частным сыщиком, они только в кино. И книги. Кроме того, они всегда мужчины. "

  Моя мама. Да благословит ее Бог, казалось, что она всегда была заинтересована в том, чтобы твердо оставаться в стороне от времени.

  «Конечно, мама, – сказал я, – ты права. " И отодвинула назад визитную карточку, которую я с гордостью дал ей, засовывая ее обратно в бумажник.

  Был бы другой раз.

  Так и было. Мой первый крупный чек был благополучно оплачен в банке и выплачен, два других клиента ждали своего часа, я пригласил свою многострадальную мать на коктейли и ужин в ее любимый ресторан в Канзас-Сити.

  Я не упомянул об этом, не так ли? О том, что моя мать из Канзас-Сити.

  Что ж, это важная часть; это многое объясняет.

  Но вернемся к коктейлям. Воодушевленный вторым «Манхэттеном», я показал маме свой банковский счет и пустился в беседу.

  Приключения, независимость, шанс стать своим собственным боссом, управлять своей собственной жизнью «Мама, я уже большая девочка. Вот чем я хочу заниматься. Видишь ли, у меня все получится».

  Что до сих пор, в значительной степени, было правдой. За время моей юридической практики я завел много полезных знакомств как в этой профессии, так и в полиции. Я был в довольно тесном контакте с несколькими хорошими работающими журналистами, которые до сих пор проводят больше времени на улице, чем в офисе, уставившись в экран своего компьютера.

  А мама, мне нравится думать, удивилась самой себе с улыбкой гордости, когда какой-то новообретенный друг спросил за кофе:

  «Марджори, а чем занимается ваша дочь там, в Калифорнии?» И моя мама, улыбаясь, говорит: «О, она всего лишь частный сыщик».

  Однако в моей жизни было кое-что, о чем я ей не рассказал. Немного знаний может. в некоторых обстоятельствах быть опасной вещью, но в случае моей матери это положительно полезно. Я не рассказал, например, о шести неделях, которые я провел в больнице после того, как по глупости оказался в ловушке в переулке с тремя парнями, которые сделали Майка Тайсона похожим на Микки Мауса. Ни раз я шагнул перед светом и два. 38 слизняков пронеслись мимо меня так близко, что я клянусь, я чувствовал ветер их потока. И тела. Я не говорил ей о телах. Тот, которого я нашел привязанным вниз головой, предлагая халяву полусотне мух; маленькая девочка, которую я нашел похороненной в канаве. Я не говорил ей ни о чем из этого, потому что не было необходимости расстраивать ее без причины, поэтому я никогда не говорил ей о Дайане.

  Моя мама, видите ли, строго старая школа. Причина, по которой она может смириться с тем, что я делаю для работы, заключается в том, что, когда дело доходит до этого. работа, которую я делаю, не так важна.

  В лучшем случае это этап, фаза, это то, чем я занимаюсь, чтобы заполнить время, прежде чем я, наконец, устрою рассвет и займусь тем, для чего Господь послал меня на эту землю, конечно же, жениться и завести детей.

  Где-то у нее есть моя фотография, сделанная на свадьбе двоюродного брата, когда мне было всего тринадцать. В том же возрасте, что и та бедная девочка, закончившая свои дни в неглубокой могиле. Вот я, слева на фото, в красивом розовом платье подружки невесты и улыбаюсь через джунгли спортзала моих новых подтяжек, цепляясь за букет невесты, который я только что поймал.

  Когда мы с Миллером развелись, она восприняла это довольно хорошо.

  «Каждому, – сказала она, – разрешен один фальстарт. «С тех пор, несмотря на то, что с точки зрения воспитания детей годы уже не совсем на моей стороне, она продолжала с оптимизмом ждать.

  Как, я полагаю, и я. О, вы знаете, свидание здесь, билет на концерт там, но в значительной степени я затаился, позволив моей работе нести нагрузку, сохранить мою пудру сухой, следя за тем, чтобы мое нижнее белье всегда было в порядке. чисто на всякий случай.

  Дайан была обозревателем «Кроникл», когда я познакомился с ней, в основном о женских проблемах, изнасиловании на свидании, у кого есть ключ от туалета для руководителей, право выбора, вы знаете, что это такое. Ее подпись и фотография (не лестная) и пять баксов за слово. Кто-то убедил ее, что, когда на книжных полках появилось столько женщин Пис, ей следует написать репортаж о настоящей вещи.