Текст книги "Признание"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Глава 5

На третьем этаже больницы Святого Франциска миссис Аурелия Линдмар восстанавливалась после операции на желчном пузыре. Кит провел с ней двадцать минут, съел пару кусочков дешевого шоколада, присланного по почте племянницей, и удалился, воспользовавшись удачным появлением медсестры со шприцем в руках. На четвертом этаже он поговорил в холле с женой мистера Чарлза Купера – давнего диакона [10]10
  В протестантизме диаконы являются мирянами и осуществляют исполнительную власть в общине. Они руководят всей финансовой и хозяйственной деятельностью общины.


[Закрыть]церкви Святого Марка, – чье слабое сердце сделает ее вдовой уже совсем скоро. Киту следовало проведать еще трех своих прихожан в больнице, но их состояние было стабильным, и он решил навестить их завтра, когда будет посвободнее. В маленьком кафетерии на втором этаже он разыскал доктора Герцлика, который жевал холодный сандвич и просматривал какие-то распечатки.

– Вы уже обедали? – вежливо поинтересовался Кайл Герцлик, приглашая священника за столик.

Кит сел и бросил взгляд на невзрачный бутерброд – два ломтика белого хлеба с тонкой прослойкой из какого-то фарша – и ответил:

– Спасибо, я поздно завтракал.

– Отлично. Послушайте, Кит, мне удалось кое-что выяснить, однако, надеюсь, вы все правильно понимаете?

– Конечно, понимаю. И ни в коей мере не хочу, чтобы вы нарушали какие-то правила.

– И я не стал бы их нарушать ни за что на свете. Но я поговорил кое с кем, и вот что удалось выяснить. Ваш посетитель был здесь дважды за последний месяц, прошел обследование и, похоже, говорит правду насчет опухоли. Перспективы очень неважные.

– Спасибо, Кайл. – Кита не удивило, что Тревис Бойетт не солгал, во всяком случае, в отношении опухоли.

– К этому я вряд ли могу что-то добавить. – Доктор умудрялся одновременно есть, читать и разговаривать.

– Конечно, конечно.

– А какое преступление он совершил?

Кит подумал, что доктору об этом лучше не знать.

– Тяжкое. Он рецидивист, провел полжизни в тюрьме.

– А что ему надо в нашей церкви?

– Двери храма открыты для всех, Кайл. Все люди – Божьи дети, и мы должны помогать всем, даже тем, кто совершил преступление.

– Это правда. Есть причины для тревоги?

– Нет. Он безобиден. – «Правда, лучше держать его подальше от девушек, женщин и, возможно, даже от маленьких мальчиков», – мысленно добавил Кит, еще раз поблагодарил доктора и откланялся.

– Увидимся в воскресенье, – сказал доктор, снова погружаясь в чтение.

Анкор-Хаус оказался зданием, похожим на коробку из красного кирпича и с крашеными окнами. В нем могло располагаться что угодно, и за сорок лет существования дом этот наверняка не раз менял хозяев. Тот, кто его возводил, видимо, очень торопился, потому решил обойтись без архитектурных излишеств. В семь вечера Кит пешком добрался до Семнадцатой улицы и зашел в Анкор-Хаус. За импровизированной стойкой дежурил бывший заключенный.

– Слушаю, сэр, – произнес он без нотки дружелюбия.

– Мне нужен Тревис Бойетт, – сказал Кит.

Дежурный бросил взгляд налево, где в просторной комнате с десяток мужчин смотрели по телевизору «Колесо фортуны». [11]11
  Российским аналогом ток-шоу «Колесо фортуны» является «Поле чудес».


[Закрыть]Звук был включен очень громко. Потом дежурный перевел взгляд направо: в другой комнате примерно столько же постояльцев читали потрепанные книги или играли в шахматы и шашки. Бойетт с газетой в руках сидел в кресле-качалке в углу.

– Туда, – показал дежурный, кивая. – Пожалуйста, внесите сюда свое имя и распишитесь.

Сделав это, Кит прошел в комнату. Увидев его, Бойетт вскочил.

– Не ожидал вас здесь увидеть, – удивленно произнес он.

– Я был неподалеку отсюда. Мы можем поговорить?

Кое-кто из постояльцев лениво разглядывал Кита, а те, что играли в шашки и шахматы, не обратили на него никакого внимания.

– Конечно, – неуверенно кивнул Бойетт. – Давайте пройдем в столовую.

Кит направился за ним, наблюдая, как при каждом шаге его левая нога чуть запаздывала и немного шаркала, а палка размеренным стуком отмечала продвижение вперед. Пастор подумал, как должно быть ужасно жить с опухолью четвертой степени, которая постоянно растет в голове и от которой, кажется, вот-вот треснет череп. Каким бы плохим человеком ни был Бойетт, Кит испытывал к нему жалость. По сути, тот уже был живым трупом.

Столовая представляла собой небольшой зал с четырьмя длинными столами и широким проходом, ведшим на кухню. Там команда дежурных развлекалась, громыхая кастрюлями и сковородками в ритм гремевшему по радио рэпу. Для беседы, не предназначавшейся для чужих ушей, лучшего места было не найти.

– Мы можем поговорить здесь, – сказал Бойетт.

В воздухе стоял сильный запах горелого масла. Они сели друг напротив друга за стол, усыпанный хлебными крошками. Поскольку общих тем, кроме погоды, у них не было, Кит хотел сразу перейти к делу.

– Хотите кофе? – вежливо поинтересовался Бойетт.

– Нет, спасибо.

– И правильно. Здесь самый плохой кофе в Канзасе. Хуже, чем в тюрьме.

– Тревис, после вашего ухода утром, я нашел в Интернете сайт Донти Драмма и провел целый день за его изучением. То, что там написано, просто поразительно! И его вина вызывает очень серьезные сомнения.

– «Серьезные сомнения»? – переспросил Бойетт, рассмеявшись. – Еще бы их не было! Этот парень не имеет никакого отношения к тому, что произошло с Никки.

– А что с ней произошло?

Испуганный взгляд, как у оленя, выхваченного из темноты лучом прожектора. Бойетт обхватил голову руками и начал тереть. Плечи его задрожали, и снова появился тик. Кит смотрел на него и почти физически ощущал, как он страдает. Бас рэпа не утихал.

Кит медленно сунул руку в карман, вытащил сложенный листок бумаги и, развернув его, подвинул через стол к Бойетту.

– Узнаете? – спросил он. Это была распечатанная с сайта черно-белая фотография Николь Ярбер в костюме группы поддержки. Она улыбалась так, как умеют только юные девушки.

Сначала Бойетт не отреагировал. Ом смотрел на Никки, будто видел ее впервые. Он долго разглядывал фотографию и вдруг у него хлынули слезы. Не было рыданий или всхлипываний, только ручейки слез, струившиеся по щекам и капавшие с подбородка на фото. Бойетт, не пытаясь их вытереть, перевел взгляд на пастора. Они долго смотрели друг на друга, а слезы продолжали литься. Фотография совсем промокла.

Наконец Бойетт кашлянул и произнес:

– Я очень хочу умереть.

Кит, отлучившись на минутку, вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, наполненными черным кофе, и бумажными полотенцами. Бойетт взял одно, вытер лицо и подбородок и сказал:

– Спасибо.

– Что произошло с Никки? – спросил Кит.

Прежде чем ответить, Бойетт, казалось, сосчитал до десяти.

– Она все еще у меня.

Кит считал, что готов к любому ответу, но такого он точно не ожидал. Неужели она жива? Нет. Последние шесть лет Тревис провел в тюрьме. Может, он где-то ее запер? Он сумасшедший!

– Где она? – решительно спросил Кит.

– Похоронена.

– Где?

– В Миссури.

– Послушай, Тревис, так мы никуда не продвинемся. Ты пришел ко мне в офис с одной-единственной целью, и эта цель – признание. Но у тебя не хватило духу, и вот я здесь. Расскажи мне все.

– Какая вам разница?

– Ответ очевиден, и ты его знаешь. Невинного человека собираются казнить за преступление, которое совершил ты. Возможно, нам удастся его спасти.

– Сомневаюсь.

– Ты убил Николь Ярбер?

– Это останется между нами, пастор?

– Ты так хочешь?

– Да.

– Почему? Почему не признаться во всем и не попытаться спасти Донти Драмма? Ты должен так поступить, Тревис. Твои дни сочтены – ты сам об этом сказал.

– Так это между нами, пастор, или нет?

Кит глубоко вздохнул и сделал глоток кофе. Это была ошибка – насчет кофе Тревис говорил правду.

– Если хочешь, чтобы все осталось между нами, Тревис, пусть будет так.

Улыбка и тик. Бойетт осмотрелся, будто боялся, что их подслушают, и сказал, кивая в такт головой:

– Да, пастор, я убил ее. Сам не знаю зачем. Никогда этого не знал.

– Ты похитил Николь на парковке?

Опухоль снова дала о себе знать – острая боль буквально раскалывала голову. Бойетт снова с силой сжал виски, стараясь хоть как-то облегчить приступ.

– Я схватил ее и оттащил в сторону. У меня был пистолет, и она не особенно сопротивлялась. Мы уехали из города. Я продержал ее несколько дней. У нас был секс. Мы…

– У вас не было секса. Ты ее изнасиловал.

– Да, много-много раз. А потом я сделал это и похоронил ее.

– Ты убил ее?

– Да.

– Как?

– Задушил ее же ремнем. Он все еще там, затянут вокруг горла.

– Ты закопал ее?

– Да. – Бойетт снова взглянул на фото, и Киту показалось, что он еле заметно улыбнулся.

– Где?

– К югу от Джоплина, где я вырос. Там много холмов, долин, оврагов, просек и тупиковых дорог. Ее никогда не найдут. Даже близко не подберутся.

В наступившей тишине Кит лихорадочно размышлял. Конечно, нельзя исключать, что все это неправда, но пастор не мог себя заставить в такое поверить. Однако зачем Бойетту лгать, особенно сейчас, когда жить осталось так недолго?

Свет на кухне погас, радио выключили. Оттуда вышли три афроамериканца внушительных размеров и направились через столовую к выходу. Проходя мимо священника, они вежливо поздоровались и заговорили с ним, а Тревиса едва удостоили взглядом. Покидая столовую, они закрыли за собой дверь.

Кит взял распечатку фотографии и перевернул лицом вниз, после чего достал ручку и что-то записал.

– Ты не расскажешь о себе, Тревис? – спросил он.

– Конечно. Мне все равно нечего делать.

– Что ты делал в Слоуне, штат Техас?

– Я работал на строительную компанию под названием «Р.С. Макгуайр и сыновья» неподалеку от Форт-Смита. У них был контракт на строительство склада для Монсанто к западу от Слоуна. Меня наняли как разнорабочего – поганая работенка, но другой найти не удалось. Мне платили меньше минимальной зарплаты, наличными, без всякой регистрации, совсем как мексиканцам. Шестьдесят часов в неделю по единой ставке, никакой страховки, никаких перспектив, вообще ничего. Вам не стоит терять времени на проверку моих слов в этой фирме, поскольку официально я там никогда не работал. Я снимал комнату в старом мотеле за городом, который назывался «Ребел мотор инн». Наверное, он и до сих пор там стоит. Можете проверить. Сорок долларов в неделю. Я проработал там пять или шесть месяцев. Однажды увидел за школой футбольное поле, купил билет и пришел посмотреть игру. Там было много народа, и все смотрели футбол. Все, кроме меня. Я разглядывал девушек из группы поддержки. Мне всегда нравилось за ними наблюдать. Хорошенькие маленькие попки, короткие юбки, трико в обтяжку. Они пританцовывают, подпрыгивают, раскачиваются и выставляют себя напоказ. Они хотят, чтобы их разглядывали. Вот тогда я и влюбился в Николь. Она там выступала для меня и всю себя демонстрировала. Я понял с первого взгляда, что она та, кто мне нужен.

– Очередная жертва.

– Верно, очередная. По пятницам я стал ходить на футбол. Я никогда не садился на одно и то же место дважды, никогда не приходил в одежде, в которой уже был там. Надевал разные бейсболки. Если кого-то выслеживаешь, то быстро всему этому учишься. Николь стала всем моим миром, и я чувствовал, как растет мое возбуждение. Я знал, чем это закончится, но ничего не мог с этим поделать. Я никогда не мог с этим ничего поделать. Никогда. – Он отпил кофе и поморщился.

– Ты видел, как играл Донти Драмм? – спросил Кит.

– Наверное, я не помню. Я никогда не следил за игрой, не замечал никого, кроме Николь. А потом вдруг ее не стало. Сезон игр закончился. Я был в отчаянии. Она ездила на маленьком крутом красном «БМВ» – единственном в городе, поэтому разыскать ее было нетрудно, если знать, где она бывает. Ей нравилось посещать обычные места. В тот вечер я увидел ее машину на стоянке возле торгового центра и сообразил, что она пошла в кино. Я долго ждал. Я могу быть очень терпеливым, если нужно. Когда рядом с ее машиной освободилось место, его занял я.

– На чем ты ездил?

– На старом пикапе «шевроле», который угнал в Арканзасе. А в Техасе украл номера. Я поставил машину так, что моя дверца была напротив ее. А когда Николь попала в западню, я на нее набросился. У меня был пистолет и рулон скотча, а больше ничего и не нужно. Никакого шума.

Он сообщал подробности так, будто пересказывал фильм, – бесстрастно и равнодушно. «Вот так все и было. Вот так я поступил. И не надо спрашивать почему».

От слез не осталось и следа.

– Для Никки это был несчастливый день. Мне стало почти жаль ее.

– Мне не нужны эти подробности, – сказал Кит, останавливая его. – Сколько времени ты еще пробыл в Слоуне после убийства?

– Думаю, несколько недель. Сначала наступило Рождество, потом январь. Я читал местную газету и смотрел вечерние новости. Ее разыскивал весь город. Я видел по телевизору, как плакала ее мать. Очень печальная картина. Каждый день снаряжались новые поисковые партии, которых сопровождала бригада телевизионщиков. Глупцы! Никки в это время была за двести миль от города и мирно спала с ангелами. – Он даже усмехнулся при этом воспоминании.

– Тут не над чем смеяться.

– Прошу прощения, пастор.

– А как ты узнал об аресте Донти Драмма?

– Возле мотеля была маленькая забегаловка, и я любил там по утрам пить кофе. Я услышал, как посетители обсуждали арест футболиста, – говорили, что он черный и во всем признался. Я купил газету, сел в машину, прочитал статью и еще подумал, какими же надо быть идиотами! Я был поражен и буквально не верил своим глазам. Там имелся снимок Драмма, сделанный в полицейском участке. Хорошее лицо, и я помню, как подумал, что у него, наверное, не все дома. Зачем ему признаваться в моем преступлении? Я даже разозлился. Этот парень наверняка псих! А на следующий день появилась статья его адвоката, там говорилось, что признание было ложным, копы обманули парня и сломали, допрашивая пятнадцать часов подряд. Тогда все стало на свои места. Я не встречал ни одного полицейского, которому можно верить. Город совсем взбесился. Белые хотели повесить беднягу на Мейн-стрит. Черные не сомневались, что парня подставили. Напряжение нарастало. В школе начались драки. А потом меня уволили, и я уехал.

– За что тебя уволили?

– Из-за глупости. Однажды я слишком засиделся в баре. Полицейские остановили меня за вождение в пьяном виде и выяснили, что пикап угнан. Неделю я провел в тюрьме.

– В Слоуне?

– Да. Можете проверить. Январь девяносто девятого года. Обвинили в хищении в крупных размерах, вождении в состоянии опьянения и всем прочем, чего могли еще на меня повесить.

– А Драмм находился в той же тюрьме?

– Я его никогда не видел, но разговоров о нем было много. Говорили, будто его перевели в другой округ по соображениям безопасности. Меня это даже развеселило! За решеткой сидел настоящий убийца, а копы понятия об этом не имели!

Кит делал записи, изумляясь услышанному.

– И как тебе удалось выбраться? – спросил он.

– Мне назначили адвоката. Он добился снижения залога, я внес его и сбежал из города, чтобы больше туда никогда не возвращаться. Потом ездил по стране, пока меня не арестовали в Уичите.

– Ты помнишь, как звали адвоката?

– Все еще хотите проверить факты, пастор?

– Да.

– Думаете, я вру?

– Нет, но проверка фактов никогда не повредит.

– Я не помню его имени. У меня было много разных адвокатов. Ни разу не платил им ни цента.

– В Уичите тебя арестовали за попытку изнасилования, верно?

– Типа того. Нападение по сексуальным мотивам плюс похищение. Секса не было – до этого просто не дошло. Девушка владела карате, и все пошло не так, как я планировал. Она ударила меня ногой в пах, и меня потом двое суток рвало.

– Приговор, кажется, был десять лет тюрьмы. Ты отсидел шесть, а теперь попал сюда.

– Отлично, пастор. Вы не теряли времени даром.

– Ты следил за делом Драмма?

– Я изредка вспоминал о нем первые годы, но думал, адвокаты и законники, в конце концов, разберутся, что парень здесь ни при чем. Я хочу сказать, даже в Техасе есть суды высшей инстанции, которые могут пересмотреть дело, и все такое. Не сомневался, что на каком-то этапе очевидное станет понятно даже им. Со временем я забыл об этом. Занимался своими проблемами. В тюрьме для особо опасных преступников чужие проблемы никого не волнуют.

– А как же Никки? О ней ты думал?

После затянувшегося молчания стало ясно, что Бойетт не собирается отвечать на этот вопрос. Кит продолжил писать, прикидывая, какие шаги предпринять дальше. Пока ясности не было.

– Тебе не жалко ее родных?

– Меня изнасиловали, когда мне было восемь лет. И я не припомню, чтобы кто-нибудь меня пожалел. Мало того, никто и пальцем не пошевелил, чтобы остановить это. Вы знакомы с моим досье, пастор, и знаете о моих жертвах. Я не мог остановиться. Не уверен, что смогу и сейчас. Так что насчет жалости – это не ко мне.

Кит молча покачал головой, не в силах скрыть омерзения.

– Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Я сожалею, что совершил столько дурного. Как часто я мечтал о том, чтобы стать нормальным! Всю жизнь хотел перестать причинять людям боль, хотел все наладить, выйти из тюрьмы, найти работу. Я такой, как есть, не по своей воле.

Кит аккуратно сложил листок и убрал в карман пальто. Потом закрыл ручку колпачком и, сложив руки на груди, устремил на Бойетта пристальный взгляд.

– Насколько я понимаю, ты так и собираешься сидеть сложа руки и не станешь вмешиваться в события в Техасе.

– Напротив, мне не нравится то, что там происходит, но я просто не знаю, как поступить.

– А если найдут тело? Ты скажешь мне, где его закопал, и я постараюсь связаться с нужными людьми.

– Вы уверены, что вам это нужно?

– Нет, но и остаться в стороне не могу.

Бойетт, подавшись вперед, начал снова массировать виски.

– Ее никто не сможет найти, – произнес он срывающимся голосом. Через мгновение боль отпустила. – Я даже не уверен, что и сам смогу вспомнить это место. Прошло столько времени!

– Девять лет.

– Меньше. После ее смерти я ездил туда несколько раз…

Пастор остановил его жестом и сказал:

– Не надо деталей. Наверное, мне стоит позвонить адвокату Драмма и рассказать ему о теле. Я не стану называть твое имя, но пусть там хоть кто-нибудь знает правду.

– И что потом?

– Не знаю. Я не адвокат. Может, мне удастся до кого-нибудь достучаться. Буду пытаться.

– Я единственный, кому, возможно, удастся найти ее могилу, но мне запрещено выезжать за пределы Канзаса. Да что Канзаса – я не могу покинуть даже округ! Если я это сделаю, то нарушу условия досрочного освобождения, и меня снова упрячут за решетку. Пастор, я ни за что не вернусь в тюрьму!

– Какая тебе разница, Тревис? Ты же сам говорил, что через несколько месяцев умрешь.

Бойетт затих и стал барабанить подушечками пальцев по столу, устремив на Кита тяжелый немигающий взгляд.

– Пастор, я не могу признаться в убийстве, – сказал он тихо, но твердо.

– Но почему? Тебя уже судили четыре раза за тяжкие преступления, связанные с сексуальным насилием. Ты провел большую часть своей сознательной жизни в тюрьме. У тебя неоперабельная опухоль головного мозга. Ты действительно совершил это убийство. Почему не набраться храбрости и не признаться в содеянном, чтобы спасти жизнь невинному человеку?

– Моя мать до сих пор жива.

– Где она живет?

– В Джоплине, штат Миссури.

– И как ее зовут?

– Вы хотите ей позвонить, пастор?

– Нет, я не стану ее беспокоить. Как ее зовут?

– Сьюзан Бойетт.

– И она жила на Троттер-стрит, верно?

– Откуда вы…

– Твоя мать умерла три года назад, Тревис.

– Откуда вы…

– «Гугл», работы на десять минут.

– Что такое «Гугл»?

– Поисковая система в Интернете. В чем ты еще солгал? Сколько неправды было в нашем разговоре, Тревис?

– Если я лгу, то почему вы здесь?

– Хороший вопрос! Я не знаю. Ты рассказываешь убедительно, ты не раз нарушал закон, но доказать ничего не можешь.

Бойетт пожал плечами, будто ему было все равно, но его щеки стали пунцовыми, а глаза превратились в щелки.

– Мне не надо ничего доказывать. И я, кстати, не обвиняемый.

– Пропуск в спортзал и удостоверение Николь были найдены на берегу Ред-Ривер. Как ты это объяснишь?

– Телефон был в сумочке. Когда я схватил Николь, эта проклятая штуковина начала звонить и никак не останавливалась. Я разозлился, схватил сумку и выбросил с моста. Но девчонку я оставил. Она была мне нужна. Она была очень похожа на вашу жену, такая же красивая.

– Заткнись, Тревис! – невольно воскликнул Кит, не сумев сдержаться. Сделав глубокий вдох, он терпеливо продолжил: – Давай оставим мою жену в покое.

– Извините, пастор. – Бойетт потянул тонкую цепочку, висевшую на его шее. – Вы хотите доказательств? Посмотрите-ка на это! – На цепочку было надето золотое кольцо с голубым камнем. Бойетт отстегнул цепочку и передал Киту кольцо – узкое, маленькое и явно женское. – На внутренней стороне есть инициалы «А.Н.Я.», – пояснил Бойетт с улыбкой. – Алисия Николь Ярбер. А с другой стороны «СШС 1999». Старшая школа Слоуна.

Пастор взял кольцо большим и указательным пальцами и изумленно смотрел на него.

– Покажите его матери Николь, и вы увидите, как та заплачет, – сказал Бойетт. – Ну и другое доказательство, которое у меня есть, это сама Николь. Однако чем дольше я об этом думаю, тем больше хочу, чтобы все осталось по-прежнему.

Кит положил кольцо на стол, и Бойетт забрал его. Неожиданно он вскочил и, отпихнув стул, оперся на палку.

– Мне не нравится, когда меня называют лжецом, пастор. Ступайте домой и развлекайтесь с женой.

– Лжец, насильник, убийца, а теперь еще и трус, Тревис. Неужели ты не можешь хоть раз в жизни сделать что-нибудь хорошее? Пока еще не поздно?

– Оставьте меня в покое! – Бойетт стремительно вышел из столовой, хлопнув дверью.