Текст книги "Признание"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

– Ладно, ладно. Просто считал, что в этом есть смысл.

– Больше так не считай.

– Договорились.

– Вот он! – Губернатор подошел к телевизору ближе.

Увидев, как на трибуну поднимается преподобный Иеремия Мейс, толпа взревела. Мейс являлся самым решительным черным радикалом, не пропускавшим ни единой возможности появиться там, где речь заходила о волнениях на расовой почве. Епископ поднял руки, призвал к тишине и с пафосом прочитал молитву, призвав Всевышнего вразумить заблудшие души, управляющие штатом Техас, открыть им глаза, наделить мудростью и тронуть сердца, чтобы остановить столь вопиющую несправедливость. Он молил Господа проявить волю и сотворить чудо спасения Донти Драмма.

Барри, вернувшись, плеснул всем в бокалы еще виски, и было заметно, как у него дрожали руки.

– С меня достаточно этой чепухи, – сказал губернатор и выключил звук. – Джентльмены, я хочу еще раз посмотреть пленку с признанием Драмма, – объявил он. Они вместе просматривали ее несколько раз, пока у них не осталось никаких сомнений. Все перешли в другую часть кабинета, где стоял еще один телевизор, и Барри взял пульт.

23 декабря 1998 года. Донти Драмм смотрит в камеру, на столе перед ним – надкушенный пончик и банка кока-колы. Больше никого не видно. Донти выглядит подавленным, усталым и испуганным и говорит монотонно и медленно, глядя прямо в камеру.

За кадром голос детектива Дрю Кербера:

– Тебя ознакомили с Правилом Миранды?

– Да.

– И ты даешь показания по собственной воле, без всякого принуждения, угроз или обещаний?

– Да.

– Хорошо. Расскажи нам, что произошло девятнадцать дней назад в пятницу вечером 4 декабря.

Донти наклонился вперед, опираясь на локти, и, казалось, вот-вот потеряет сознание. Выбрав на столе пятно, он устремил на него взгляд и начал рассказывать, обращаясь к нему:

– Мы с Николь тайно встречались, занимались сексом и веселились.

– Когда это началось?

– Три или четыре месяца назад. Мы нравились друг другу, отношения развивались, и она стала бояться, что об этом узнают другие. Мы начали ссориться, и она хотела расстаться, а я не хотел. Я думаю, что любил ее. А потом она отказалась со мной видеться, и я очень переживал. Я думал о ней постоянно, она была такая красивая. Я хотел быть с ней больше всего на свете. Я совсем потерял голову и сходил с ума при одной мысли, что она может быть с кем-то другим. В ту пятницу я поехал ее увидеть. Я знал, где она любит проводить время, и заметил ее машину у восточной стороны торгового центра.

– Извини, Донти, но раньше ты говорил, что ее машина стояла у западной стороны торгового центра.

– Да, западной. Я остановился и решил ее дождаться.

– Ты был за рулем зеленого пикапа «форд», принадлежащего твоим родителям?

– Да. Думаю, что это было около десяти вечера и…

– Извини, Донти, но раньше ты говорил, что было почти одиннадцать.

– Да, верно. Одиннадцать.

– Продолжай. Значит, ты был в зеленом пикапе, искал Николь и увидел ее машину.

– Да, я очень хотел ее разыскать, и мы ездили по округе, выглядывая ее машину…

– Извини, Донти, ты сейчас сказал: «Мы ездили», а раньше говорил…

– Да, мы с Торри Пиккетом…

– Но ты раньше говорил, что был один, что высадил Торри у дома его матери.

– Да, извините. Возле дома его матери. Верно. Поэтому у торгового центра я был один, увидел ее машину, припарковался и стал ждать. Когда она вышла, то была одна. Мы немного поболтали, и она согласилась сесть в пикап. Мы уже не раз на нем ездили, когда встречались. Я был за рулем, и мы разговаривали. Мы оба переживали. Она была настроена прекратить отношения, а я – продолжить. Я предлагал сбежать вместе, уехать из Техаса и перебраться в Калифорнию, где никому бы до нас не было дела. Ну, вы понимаете. Но она не соглашалась и начала плакать, и при виде ее слез я тоже начал плакать. Мы остановились за церковью, куда часто приезжали раньше, и я сказал, что хочу заняться сексом в последний раз. Сначала она не возражала, а когда мы начали, вдруг оттолкнула меня и сказала, что хочет вернуться, поскольку ее будут искать подруги. Но я не мог остановиться. Она пыталась вырваться, а я вдруг разозлился и возненавидел ее, раз она меня отвергала и отказывалась быть со мной. Только потому, что я – черный. Будь я белым, все было бы иначе… Мы начали драться, и она поняла, что я не отстану. Она перестала сопротивляться, но и не сдалась. А когда все закончилось, она пришла в ярость, дала мне пощечину и заявила, что я ее изнасиловал. А потом у меня в голове что-то замкнулось, даже не знаю, как объяснить, но я пришел в бешенство. Она по-прежнему была подо мной, и я… ну… я ударил ее, а потом еще и еще. Я не мог поверить, что бью по такому красивому лицу, но если она не могла быть моей, то не будет ничьей. Я совсем потерял голову и даже не понял, как мои пальцы оказались у нее на шее. Я тряс ее изо всех сил, пока она не затихла. И все вокруг затихло. Когда пришел в себя, я посмотрел на нее и вдруг понял, что она не дышит. (Тут Донти взял банку с колой и сделал первый и единственный глоток.) Потом я поехал и долго кружил по городу, не зная, куда направиться. Я все ждал, что она проснется, но она не шевелилась. Несколько раз я окликал ее, но она не отвечала. Думаю, тогда я запаниковал. Я не знаю, сколько было времени. Я поехал на север, а потом, когда увидел, что скоро рассветет, снова запаниковал. Потом я заметил указатель Ред-Ривер. Я был на шоссе номер триста сорок четыре и…

– Извини, Донти, но раньше ты говорил, что это было шоссе номер двести сорок четыре.

– Верно, двести сорок четыре. Я заехал на мост: было еще темно и тихо, и никаких машин поблизости. Я вытащил ее из пикапа и бросил в реку. Когда я услышал всплеск, то меня вырвало. Я помню, что проплакал всю дорогу домой…

* * *

Губернатор сделал шаг вперед и выключил запись.

– Ребята, я увидел все, что хотел. Пошли!

Все трое опустили рукава, вставили в манжеты запонки, надели пиджаки и вышли из кабинета. В коридоре их ждали охранники, которых вызвали, учитывая непростую обстановку. Губернатор со свитой спустился по лестнице на первый этаж и быстро направился к капитолию. Не доходя до трибуны, он и его спутники остановились немного в стороне и дождались окончания зажигательной речи преподобного Иеремии Мейса. Когда епископ, завершая выступление, поклялся отомстить, толпа одобрительно взревела. Однако при виде губернатора, неожиданно поднявшегося на трибуну, настроение собравшихся резко изменилось. Сначала все замолчали, но, услышав слова: «Я – Гилл Ньютон, губернатор великого штата Техас», – толпа взорвалась свистом и улюлюканьем.

– Благодарю вас, что пришли сюда и воспользовались своим правом на собрания, предоставленным Первой поправкой. Боже, храни Америку! – Новая волна возмущенных криков. – Мы живем в великой стране и поддерживаем демократию – самую справедливую систему в мире. – Демократию тоже освистали. – Вы собрались здесь, поскольку считаете Донти Драмма невиновным. Я пришел сказать вам, что вы ошибаетесь. Он был осужден справедливым судом. У него был хороший адвокат. Донти Драмм признался в убийстве. – Рев возмущения был настолько мощным, что Ньютону пришлось кричать в микрофон. – Его дело изучалось десятками судей пяти судов – и штата, и федеральных, – и вынесенный приговор утвержден ими единогласно.

Когда из-за поднявшегося шума говорить стало невозможно, Ньютон, улыбаясь, оглядел толпу так, как делает только облеченный властью человек, оказавшийся бесправным плебсом. Он кивнул, принимая ненависть этих людей. Дождавшись, когда рев негодования чуть стихнет, губернатор наклонился к микрофону и, зная, что это покажут в вечерних выпусках новостей по всем каналам Техаса, театрально произнес:

– Я отказываюсь предоставить отсрочку Донти Драмму. Он – настоящее чудовище! Он виновен!

Толпа взревела и подалась вперед. Губернатор помахал рукой в камеры и отступил назад. Его тут же подхватили охранники и быстро увели с трибуны. Барри и Уэйн поспешили за шефом, не в силах скрыть улыбки. Их патрон с блеском выполнил задуманное и обеспечил себе победу на всех будущих выборах.

Глава 24

Последняя трапеза, последняя прогулка, последнее слово. Донти никогда не понимал значения этих заключительных действий. Что за странный интерес к тому, что именно человек съест перед смертью? Разве еда приносит успокоение, укрепляет тело или откладывает неизбежное? Пищу вместе с органами скоро все равно изымут из тела и сожгут. Какой во всем этом смысл? После десятилетий скудного питания для чего проявлять такую трогательную заботу перед тем, как убить?

Он помнил, в какой ужас в первые дни в камере смертников его приводило то, что входило в тюремное меню. Донти вырастила женщина, которая любила и умела готовить. Роберта любила вкусно поесть, сама выращивала овощи и была очень разборчивой при выборе полуфабрикатов. Она активно пользовалась специями и приправами, и мясо у нее всегда получалось на редкость аппетитным. Первым мясным блюдом, которое Донти получил в камере смертников, был кусок свинины, абсолютно лишенный вкуса. Через неделю он навсегда потерял аппетит.

А теперь от него ждали, что он устроит себе настоящий пир и преисполнится благодарности за эту последнюю милость. Как ни странно, но почти все приговоренные к смерти долго размышляли о последней трапезе. Может, потому, что больше размышлять было не о чем. Донти же давно решил: он не станет есть ничего, что хоть отдаленно будет напоминать о блюдах, приготовленных матерью. Поэтому он заказал пиццу с копченой колбасой и бокал пива из корнеплодов. Все это принесли ровно в 16.00 два охранника, и Донти молча ждал, пока они выйдут из камеры. После приезда он прилег на койку и в полудреме ждал, когда доставят еду и придет адвокат. Он ждал и чуда, но к четырем часам потерял последнюю надежду.

За прутьями решетки был небольшой холл, из которого за Донти наблюдали охранник, начальник тюрьмы и капеллан, дважды пытавшийся завязать беседу. Донти дважды отказался от духовного наставления. Он не очень понимал, почему оказался под таким присмотром, но решил, что это для предотвращения самоубийства. Хотя оставалось неясным, как он мог покончить с собой, тем более здесь. Если бы он хотел наложить на себя руки, то сделал бы это уже давно. Теперь он жалел, что до сих пор жив. Если бы он давно умер, его матери не пришлось бы теперь присутствовать на казни.

Хотя вкусовые рецепторы много лет назад должны были атрофироваться из-за безвкусного хлеба, жидкого сока и непонятного мяса, пицца показалась Донти удивительно вкусной, и он жевал очень медленно.

Бен Джетер подошел к решетке и спросил:

– Как тебе пицца, Донти?

– Хорошо, – вежливо ответил он, не поднимая глаз.

– Что-нибудь еще нужно?

Донти отрицательно покачал головой. «Мне нужно много всякого, приятель, но ты не в силах дать мне ничего. И даже если бы мог, то все равно не стал бы. Так что оставь меня в покое».

– Адвокат скоро будет.

Донти кивнул и взял еще кусочек.

В 16.21 Пятый окружной апелляционный суд в Новом Орлеане отказался признать Донти невменяемым. Адвокатская контора Робби Флэка немедленно направила в Верховный суд США ходатайство об истребовании дела из производства нижестоящего суда в вышестоящий. Целью данной акции являлось изучение доводов, изложенных в апелляции. Если приказ об истребовании дела отдавался, то приведение смертного приговора в исполнение откладывалось до тех пор, пока не будут подготовлены, собраны и рассмотрены нужные документы. Если приказ не отдавался, то это означало неизбежную казнь, поскольку апеллировать больше было не к кому.

В здании Верховного суда в Вашингтоне секретарь получил прошение по электронной почте и тут же переправил его девяти судьям. В прошении не говорилось ни слова о «петиции Бойетта», направленной в Техасский уголовный апелляционный суд.

Как только «Кинг эйр» приземлился в Хантсвилле, Робби позвонил в контору, и ему сообщили об отклонении прошения Пятым окружным судом. Джоуи Гэмбл пока так и не добрался до офиса Агнес Таннер в Хьюстоне. Губернатор отклонил ходатайство об отсрочке и сделал это в вызывающей манере. Новых пожаров в Слоуне не было, и все ждали прибытия Национальной гвардии. Все новости – плохие, хотя ничего другого Робби и не ожидал.

Робби, Аарон, Марта и Кит быстро забрались в пассажирский мини-фургон, который подогнал частный детектив, чьими услугами Робби уже пользовался ранее, и они тронулись в путь. До тюрьмы было пятнадцать минут езды. Кит позвонил Дане и постарался объяснить, что происходит, но его рассказ вышел излишне запутанным, да к тому же их беседу слышали другие. Она ничего не понимала и не сомневалась, что он совершает очередную глупость. Он обещал перезвонить ей попозже. Аарон позвонил Фреду Прайору, и тот сообщил, что Бойетт уже не лежит и медленно ходит по офису и явно недоволен, что не позвали журналистов. Он хотел всем рассказать, что случилось на самом деле, а никому, похоже, это не надо. Робби лихорадочно пытался связаться с Джоуи Гэмблом, но тот не отвечал. Марта Хендлер, как обычно, делала заметки в блокноте.

В 16.30 состоялось дистанционное заседание Техасского уголовного апелляционного суда под председательством Милтона Прадлоу, рассмотревшего «петицию Бойетта» по делу Донти Драмма. Признание Бойетта не произвело на судей никакого впечатления. Все посчитали, что он искал дешевой популярности и что верить ему нельзя. После короткого обсуждения началось поименное голосование. Все судьи единодушно отказали в предоставлении Донти Драмму отсрочки. Секретарь суда отправил решение в офис генерального прокурора, адвокатам, подавшим на апелляцию, юристу губернатора Уэйну Уолкотту и в адвокатскую контору Флэка.

Мини-фургон уже подъезжал к тюрьме, когда Робби позвонил Карлос. Хотя он постоянно напоминал себе, что шансы получить отсрочку весьма призрачны, эта новость явилась для него настоящим ударом.

– Сукины дети! – бушевал он. – Они не поверили Бойетту! Отклонить, отклонить, отклонить – все девять судей! Сукины дети!

– Что дальше? – спросил Кит.

– Обращаемся в Верховный суд США. Пусть там тоже посмотрят на Бойетта. Молитесь о чуде! Мы уже практически ничего не можем сделать!

– А они как-то объяснили отказ?

– Нет, и не должны. Проблема в том, что мы хотим поверить Бойетту, а они – эти избранные! – не хотят! Поверить Бойетту – значит усомниться в системе. Извини, я должен позвонить Агнес Таннер. Гэмбл скорее всего напивается в стриптиз-клубе со стриптизершей на коленях.

На самом деле не было ни остановок, ни объездов, ни стриптизерш, просто пару раз таксист свернул не в ту сторону. Джоуи вошел в офис Агнес Таннер в 16.40, и она ждала его у входа. Мисс Таннер специализировалась на разводах, но иногда для разнообразия бралась за защиту обвиняемых в тяжких убийствах. Она хорошо знала Робби, хотя они не общались уже больше года.

Она уже держала аффидевит в руках и, сухо поздоровавшись, провела Гэмбла в небольшую переговорную. Ей хотелось спросить, почему он так долго добирался, был ли он пьян, понимал ли, что времени совсем не осталось, почему он соврал девять лет назад и молчал все эти годы. Ей хотелось смешать его с грязью, но времени не было, и к тому же Робби предупредил, что у Гэмбла быстро менялось настроение и он способен передумать.

– Вы можете прочитать сами, или я расскажу, что здесь написано, – сказала она, протягивая аффидевит.

– Лучше расскажите, – ответил Джоуи, садясь и закрывая лицо руками.

– Здесь указано ваше имя, адрес и прочие анкетные данные. Потом говорится, что такого-то октября 1999 года вы выступали главным свидетелем обвинения по делу Донти Драмма. Вы тогда заявили присяжным, что видели, как в вечер исчезновения Николь Ярбер на стоянке, где была припаркована ее машина, ехал подозрительный зеленый пикап «форд», что водитель был черным мужчиной и что пикап был похож на тот, на котором ездил Донти Драмм. Там еще указаны разные детали, но на них лучше не терять времени. Вы понимаете меня, Джоуи?

– Да. – Он закрыл лицо ладонями и, казалось, заплакал.

– Теперь вы отказываетесь от своих показаний и клянетесь, что это раньше говорили неправду. Вы признаетесь в том, что солгали на суде. Вам это понятно?

Он утвердительно кивнул.

– И еще здесь говорится, что это вы сделали анонимный звонок детективу Дрю Керберу и сообщили, что убийцей является Донти Драмм. Опять со всякими подробностями, перечислять которые нет смысла. Вы все это понимаете, так ведь, Джоуи?

Опустив руки, он вытер слезы и ответил:

– Я жил с этим столько лет!

– Так исправьте это! – Она бросила аффидевит и ручку на стол. – Пятая страница, правый нижний угол! Быстрее!

Гэмбл подписал аффидевит, который тут же был заверен нотариусом и отправлен по электронной почте в Остин «Группе защиты». Агнес Таннер ждала подтверждения, что сообщение доставлено, но оно никак не приходило. Она позвонила в «Группу защиты», и ей сказали, что ничего не получали – проблемы с Интернетом. Агнес отправила сообщение еще раз, и снова впустую! Перехватив ее взбешенный взгляд, помощница начала отправлять пять страниц факсом.

О Джоуи все сразу забыли, и никто не заметил, как он ушел из конторы. А он-то рассчитывал, что ему хотя бы скажут спасибо.

Тюрьма в Хантсвилле является старейшей в Техасе и располагается в старинном специально построенном здании с толстыми стенами из красного кирпича. Здесь содержались многие знаменитые преступники и бандиты. Здесь казнили больше мужчин и женщин, чем в любом другом штате Америки. Эта тюрьма гордится своей историей и даже устраивает экскурсии, в ходе которых можно заглянуть в отлично сохранившиеся с прежних времен камеры.

Робби бывал здесь дважды, но всегда очень торопился и не проявлял интереса к богатой истории тюрьмы. У порога его и Кита встретил Бен Джетер, выдавивший улыбку.

– Здравствуйте, мистер Флэк, – сказал он.

– Привет, начальник, – хмуро поздоровался Робби. – Это духовный наставник Донти преподобный Кит Шредер.

Начальник тюрьмы обменялся с пастором осторожным рукопожатием.

– Не знал, что у Донти был духовный наставник.

– Теперь есть.

– Хорошо. Покажите мне ваши удостоверения личности.

Они вручили ему свои водительские права, и он передал их охраннику за стойкой.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Джетер занимал пост начальника тюрьмы уже одиннадцать лет и отвечал за приведение смертных приговоров в исполнение. Это входило в круг его обязанностей, которые он исполнял четко и профессионально. Все процедуры были отработаны до мелочей и повторялись из раза в раз. Штат Техас настолько преуспел в деле лишения жизни заключенных, приговоренных к смерти, что сюда приезжали за консультациями тюремщики со всей страны. Бен Джетер мог со знанием дела поделиться своим богатым опытом.

Начальник тюрьмы 298 раз спрашивал мужчин и 3 раза женщин, желали ли те воспользоваться своим правом на последнее слово, а через пятнадцать минут констатировал их смерть.

– Что с апелляциями? – спросил он у шедшего за ним Робби.

Шествие замыкал так и не пришедший в себя Кит. Они шли по коридору, по стенам которого были развешаны выцветшие черно-белые фотографии бывших начальников тюрьмы и почивших губернаторов.

– Не очень, – ответил Робби. – Еще не на все прошения получен отказ, но надежд мало.

– Значит, все состоится по расписанию?

– Пока не могу сказать. – Робби не желал предвосхищать события.

«Все состоится по расписанию», – мысленно повторил Кит. Будто речь шла о вылете самолета или начале спортивного матча.

Они остановились у двери, и Джетер провел карточкой по считывающему устройству. Дверь открылась, и, пройдя двадцать футов, они вошли в отсек, где приговоры приводились в исполнение. Сердце Кита бешено забилось, и у него так закружилась голова, что захотелось присесть. Он увидел тускло освещенные камеры, забранные металлическими прутьями, и только в одной из них сидел заключенный.

– Донти, приехал твой адвокат, – объявил Джетер так, будто сообщал о принесенном подарке. Донти поднялся и улыбнулся. Металлическая дверь с лязгом открылась, и Донти сделал шаг вперед. Робби схватил его, обнял и что-то прошептал на ухо. Донти прижался к адвокату, впервые ощущая человеческое прикосновение за все эти годы. У обоих на глазах стояли слезы.

Рядом с камерой Донти была камера для посещений, которая отличалась от других тем, что за металлическими прутьями имелась прозрачная стеклянная перегородка, позволявшая адвокату и клиенту общаться, избегая чужих ушей, во время последней встречи. На это общение выделялся час с 16.00 до 17.00. Большинство осужденных оставляли несколько минут для последней молитвы с тюремным капелланом. Последний час жизни осужденный проводил в одиночестве. Обычно начальник тюрьмы Джетер скрупулезно соблюдал установленные правила и временные рамки, но бывали и исключения. Он знал, что в отличие от других заключенных Донти Драмм все эти годы вел себя примерно, и это говорило о многом.

Джетер показал на часы и сказал:

– Сейчас 16.45, мистер Флэк. У вас есть час.

– Спасибо.

Донти вошел в камеру для посещений и присел на край койки. Робби вошел вслед за ним и устроился на стуле. Охранник, закрыв прозрачную дверь, задвинул решетку с прутьями.

Они остались одни и сидели, соприкасаясь коленями. Робби положил руку на плечо Донти и старался взять себя в руки. Он никак не мог решить, стоило ли рассказывать Донти о Бойетте. С одной стороны, парень, наверное, внутренне уже смирился с неизбежным – до конца оставался всего час – и обрел некий душевный покой. К чему нарушать его? С другой стороны, Донти мог обрадоваться, что правда, наконец, станет известна, и его имя будет очищено, пусть даже посмертно. Однако эту правду еще предстояло доказать, и Робби решил ничего не говорить.

– Спасибо, что пришли, Робби, – прошептал Донти.

– Я обещал, что буду с тобой до конца. Мне так жаль, что не удалось все это остановить.

– Не надо себя винить, Робби, вы сделали все, что смогли. Вы, наверное, и сейчас продолжаете за меня биться?

– Конечно! Мы подали последние прошения, так что шанс еще есть.

– Какой шанс?

– Просто шанс. Джоуи Гэмбл признался, что солгал на суде. Вчера вечером он напился в стриптиз-клубе и дал показания. Мы тайно все записали и утром подали ходатайство. Суд его отклонил. А в полчетвертого Джоуи позвонил и сказал, что хочет признаться официально.

Донти только молча покачал головой.

– Мы надеемся успеть подать новое прошение и приложить к нему сделанное под присягой признание Джоуи. Это еще один шанс.

Разговаривая, они сидели, склонившись друг к другу, и их головы почти соприкасались. Этим двоим хотелось так много сказать друг другу, а времени было так мало. Робби был вне себя от злости на систему и из-за того, что ему не удалось доказать невиновность Донти, но в данный момент он испытывал только скорбь и печаль.

У Донти краткосрочное пребывание в тюрьме Хантсвилля вызвало противоречивые чувства. В тридцати футах от него находилась дверь, открывать которую ему совсем не хотелось: за ней ждала смерть. Позади была камера смертников и безумие одиночного заключения, возвращаться туда он тоже не хотел. Он считал, что готов войти в ту дверь, но ошибался. Как и не был готов вернуться в блок Полански.

– Не нужно так расстраиваться, Робби. Со мной все в порядке.

Кит, спросив разрешения, вышел на улицу глотнуть свежего воздуха. Утром в понедельник в Топеке шел снег, а здесь, в Техасе, было тепло – казалось, что больше двадцати градусов. Пастор оперся на стену и посмотрел на колючую проволоку над головой.

Он позвонил Дане, рассказал, где находится, и о том, что делал и о чем думал. Ей было так же трудно поверить в происходящее, как и ему.

Завершив рассмотрение дела Донти Драмма, судья Милтон Прадлоу ушел из офиса и поехал в загородный клуб «Роллинг-Крик». На пять часов он договорился сыграть в теннис с главным спонсором своих предвыборных кампаний. По пути раздался звонок мобильника. Секретарь суда сказал, что «Группа защиты» сообщила о подготовке еще одного прошения.

– Сколько сейчас времени? – спросил Прадлоу.

– Четыре сорок девять.

– Они меня уже достали! – возмутился судья. – Мы заканчиваем в пять, и об этом всем известно!

– Да, сэр, – сказал секретарь. Он отлично знал, что судья Прадлоу терпеть не мог ходатайств, поданных в последнюю минуту отчаявшимися адвокатами. Дела лежат без движения годами, а в последние часы адвокаты вдруг просыпаются и развивают бешеную активность.

– Есть информация, что у них на этот раз?

– Думаю, что то же, с чем они обращались утром: свидетель отказывается от показаний. У них проблема с компьютером.

– Хорошая отговорка! Рабочий день у нас до пяти, и ровно в пять и ни минутой позже дверь должна быть закрыта. Это понятно?

– Да, сэр.

В 16.45 Сайсли Эвис и два помощника юриста выехали из офиса «Группы защиты» с прошением и аффидевитом Гэмбла. Документы распечатали в двенадцати экземплярах. По дороге Сайсли позвонила в суд и предупредила, что они уже в пути. Секретарь сообщил, что ровно в пять они закроются.

– Но у нас прошение с письменным показанием единственного свидетеля на суде! – не сдавалась Сайсли.

– Мне кажется, мы уже его рассмотрели, – возразил секретарь.

– Нет! Это официальное заявление, сделанное под присягой!

– Я уже говорил с председателем суда. Мы уходим в пять.

– Но мы опоздаем всего на несколько минут!

– Мы закрываемся в пять.

Тревис Бойетт сидел у окна конференц-зала, положив палку на колени и наблюдая за нервной суетой, царившей в офисе. Рядом с ним находился Фред Прайор.

Не в силах понять, что происходит, Бойетт поднялся и подошел к столу.

– Может кто-нибудь объяснить, что происходит? – поинтересовался он.

– Да. Нам отказывают, – ответил Карлос.

– А мое заявление? Неужели все впустую?

– Судьи не приняли его во внимание.

– Они считают, я вру?

– Да, Тревис, они считают, что ты врешь. Мне очень жаль. Мы тебе верим, но у нас нет права голоса.

– Я хочу поговорить с журналистами.

– Думаю, они все на пожаре.

Сэмми Томас посмотрела на экран компьютера, что-то записала и передала Бойетту.

– Вот сотовый одного из наших местных телевизионных болванов. – Она указала на маленький столик у телевизора. – Вот телефон. Делай что хочешь, Тревис.

Бойетт доковылял до телефона, набрал номер и стал ждать. Сэмми, Карлос, Бонни и Фред Прайор не спускали с него глаз.

Он держал трубку и смотрел в пол. Потом моргнул и произнес:

– Э-э… да, это Гаррет? Хорошо, послушайте, меня зовут Тревис Бойетт, и сейчас я нахожусь в офисе адвокатской конторы Флэка. Я виноват в убийстве Николь Ярбер и хотел бы выйти в эфир и сделать официальное признание. – Пауза. Тик. – Я хочу признаться в убийстве девушки. Донти Драмм не имеет к нему никакого отношения. – Пауза. Тик. – Да, я хочу выступить в прямом эфире и все рассказать. – Остальным даже показалось, что они слышат, как бурно отреагировал Гаррет. Вот так сенсация! – Хорошо. – Повесив трубку, Бойетт обвел взглядом присутствующих. – Они будут здесь через десять минут.

– Фред, ты не проводишь его к лестнице у входа, чтобы найти там подходящее место? – предложила Сэмми.

– Я же могу уйти, если захочу, верно? Я же не обязан здесь находиться?

– Ты свободный человек, – сказала Сэмми. – Делай что хочешь. Мне все равно.

Бойетт и Прайор вышли из конференц-зала и принялись ждать приезда журналистов.

Зазвонил телефон, Карлос взял трубку, и Сайсли Эвис сообщила, что они приехали в 17.07, но здание суда уже было закрыто. Она позвонила секретарю суда на сотовый, но тот сказал, что уже направляется домой.

Последнее прошение адвокатов Донти так и осталось не поданным.

В журналах регистрации загородного клуба было отмечено, что председатель суда Милтон Прадлоу и его гость играли в теннис на восьмом корте с 17.00 до 18.00.