Текст книги "Возвращение Мориарти"
Автор книги: Джон Эдмунд Гарднер
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Перед тем как лечь спать, Мориарти избавил Эмбера от одного из поручений, переложив его на плечи Пейджета. Эмбера ждал трудный день: вместе с Паркером ему предстояло оценить масштабы и сферу деятельности Майкла Культяшки и Лорда Питера и, самое главное, выявить имена ближайших подручных Культяшки. Ему же Мориарти приказал изучить предложение по ограблению в Хэрроу. Последним и предстояло теперь заняться Пейджету. Поездка в Хэрроу требовала времени, и, отсылая его туда, Профессор преследовал и другую цель: выяснив местонахождение и условия содержания Себастьяна Морана, Спир должен был навести справки насчет юной подружки Пейджета, Фанни Джонс.
Когда Ли Чоу вернулся, чтобы убрать посуду, Мориарти указал ему на стул, стоявший напротив.
– Помнишь мистера и миссис Доуби? Приходили вчера поговорить насчет их дочери, Энн-Мэри?
– Энн-Мэли? Той, сто обозгли кислотой?
– Да. Так помнишь?
– У меня холосий слух. Я много слысу, но нисего не говолю, пока не спласивают.
– Ее родители сказали, что кислотой ей в лицо плеснул какой-то Таппит. Мне нужно, чтобы ты поговорил с кем надо и узнал, как все было.
Круглую физиономию расщепила широкая ухмылка.
– Все сделаю. Все узнаю. Быстло-быстло.
Мориарти посмотрел на него в упор.
– И чтобы никаких ошибок. Ли. Мне нужна правда. Если это сделал не Таппит, узнай, кто и почему. Понятно?
– Понятно. Если Таппит не виноват, давить Томми Лоллокс не надо.
Мориарти улыбнулся.
– Томми Роллокс, [36]36
Томми Роллокс (Tommy Rollocks) – яички, (брит, рифмованный сленг).
[Закрыть]Ли Чоу, – поправил он.
– Я и говолю – Лоллокс.
Профессор усмехнулся.
– Ладно, Ли Чоу. Пусть так. Ступай.
Китаец, ухмыляясь, удалился, а Мориарти подумал, что если Таппит виноват, то одним ударом по яйцам не обойтись. Человек, изуродовавший девчонке лицо, заслуживал наказания иного рода. У. С. Гилберт и сэр Артур Салливан [37]37
Драматург сэр Уильям Швенк Гильберт (1836–1911) и композитор сэр Артур Сеймур Салливан (1842–1900) – выдающиеся английские авторы, создавшие во второй половине XIX века четырнадцать оперетт, не уступавших по популярности произведениям Штрауса, Кальмана и Оффенбаха.
[Закрыть]выразили это простой фразой: «наказание должно соответствовать преступлению». Кто бы ни изуродовал Энн-Мэри, он получит по заслугам. Наказание будет жестоким.
К одиннадцати часам Профессор тщательно проверил отчеты за последние три года по пяти своим ресторанам и паре мюзик-холлов. Человек прозорливый, он понимал, что на данном этапе карьеры легальные предприятия являются для него высшим приоритетом.
Удовлетворенный результатами проверки, Мориарти откинулся на спинку кресла. Судя по бухгалтерским книгам, заведения принесли немалую прибыль. Прибавка легального бизнеса к криминальному могла серьезно укрепить его положение, а осуществление планов, связанных с растущим анархистским движением в Европе, содействовало бы выполнению первой части грандиозного замысла: установлению абсолютного контроля над уголовным миром Европы.
Назначенная на 13 апреля встреча с континентальными коллегами была для Профессора, возможно, самым важным на данный момент делом, от исхода которого зависело все его будущее: удачный исход сулил большие проекты, а планы обрели бы прочную основу и значительно продвинулись.
В дверь постучали. Вошел Пейджет.
– Я собрал всех внизу.
Выглядел он решительно. Решительнее, чем обычно.
– Проверенные парни?
Пейджет кивнул. Мориарти улыбнулся.
В «комнате ожидания» собралось девять человек, девять мужчин, способных на любого нагнать страх. Каждый за шесть футов ростом, широкоплеч, крепок. У каждого в лице явные признаки склонности к жестокости.
Когда-то все эти люди были уличными борцами и профессиональными боксерами, о чем напоминали шрамы, сломанные носы и изуродованные ушные раковины. Некоторые имели и более характерные отметины: у одного как будто съехал в сторону левый глаз, у другого скособочился подбородок.
Остановившись у подножия лестницы, Мориарти обвел взглядом лица собравшихся. Он хорошо знал всех и каждого. Когда-то, при первой встрече, на их лицах лежала печать отчаяния; теперь ее сменило твердое выражение решимости. И перемена эта случилась, в первую очередь, благодаря ему.
– Рад снова вас видеть, ребята, – улыбнулся он.
Ответы прозвучали негромко. Кто-то стащил с головы шляпу, кто-то кивнул, кто-то ухмыльнулся.
– Что ж, Пейджет уже сказал, наверное, насчет работы, – продолжал Профессор. – У нас тут появились смутьяны, надо кое-кого поставить на место. Вы пока поешьте да отдохните. Я жду нашего доброго друга Эмбера с несколькими именами, и как только он вернется, выпущу вас как стаю ангелов мщения. – По его лицу расплылась улыбка. – Хотя я с трудом назвал бы вас ангелами…
Среди присутствующих послышались довольные смешки.
– Скорее ангелами разрушения, Профессор, – подал голос громила по имени Терремант.
– Ангелы разрушения? Да. А теперь позвольте миссис Райт поухаживать за вами. – Он повернулся к Пейджету. – Толковые ребята. Займись теперь тем делом в Хэрроу. До завтра ты мне не нужен.
– Я бы хотел вернуться поскорее.
Уж не беспокойство ли в глазах Пейджета?
– А, да, я и забыл, что у тебя есть теперь особая причина вернуться к ночи. Твоя честная леди…
– Она не шлюха, – моментально ощетинился Пейджет. Назвать женщину «честной леди» вовсе не означало сделать ей комплимент.
Мориарти позволил себе паузу.
– Нет, конечно. Извини, Пейджет. Ты же рассказывал мне о ней. Фанни Смит, если не ошибаюсь?
– Джонс, Профессор. Фанни Джонс.
– Да, разумеется, Джонс. Виноват. Знаешь, я немного расстроен из-за того, что узнал о ней так поздно… что она живет под моей крышей. Вы оба здесь и находитесь под моей протекцией. Когда я смогу познакомиться с девушкой?
– Когда пожелаете, сэр.
Мориарти снова выдержал паузу, приняв задумчивый вид.
– Сейчас у меня дела… вечером я тоже занят… Может быть, я повидаю ее завтра. Она дома?
– Да. Помогает миссис Райт по кухне, ходит за покупками и все такое.
– Хорошо. Занимайся делом, а о ней поговорим завтра. И не серчай. Человек ты хороший, надежный.
– Спасибо, Профессор.
Пейджет кивнул собравшимся, которые к этому времени уже вовсю угощались элем и поданными миссис Райт горячими пирогами, и неслышно удалился.
Примерно через полчаса вернулся Спир, разгоряченный и заметно нервничающий.
– Ты нашел его? – спокойно осведомился Мориарти, уже сидевший к тому времени за столом. Речь шла о Моране.
Спир кивнул.
– Он на Хорсмангер-лейн, ждет суда. Сегодня рано утром его, похоже, доставили в магистрат на Боу-стрит и предъявили обвинение в убийстве. Так что на Хорсмангер-лейн ему оставаться недолго, несколько часов в лучшем случае.
Мориарти нахмурился.
– Ждет суда? – пробормотал он, не ожидая ответа. – Это ведь дает ему некоторые привилегии, не так ли?
– Ему дозволено принимать передачи, еду, напитки, одежду. Там его скорее всего и повесят. Все необходимое у них есть.
– Моран молчать до виселицы не станет, а если заговорит, то нам всем крышка. Надо сделать так, чтобы наш друг полковник покинул сей мир задолго до суда.
Мориарти погрузился в раздумья.
– Фанни Джонс. – Он улыбнулся. – Полковник узнает Фанни Джонс?
– Сомневаюсь. Девушку он видел раз десять, если не меньше, а на лица внимания никогда особенно не обращал, его другое интересовало, что пониже.
– Узнай о ней все, что только можно. И побыстрее. Если эта Фанни и в самом деле такая чистенькая, как все считают, то она может кое-что для нас сделать. Выясни, служила ли она у леди Брэй и за что ее выгнали. Покопайся в ее прошлом.
– На это много времени надобно, Профессор.
– Глубоко не бери. Положись на чутье. Я тебя знаю, Спир, ты уже через пару часов мнение составишь.
Улыбка Мориарти придавала лицу то странное и редкое выражение, которое свидетельствует о крайней степени человеческой развращенности. Нынешние психиатры имеют для него с десяток наименований, но тогда, в 1894-м, Зигмунд Фрейд еще только брел – во мраке, на ощупь – к постижению природы психического расстройства, а такие понятия, как психология преступника или судебная психология, просто-напросто не существовали.
Стремление к власти, желание обладать и распоряжаться – собственностью, жизнью, городами, душами – пришли к Мориарти еще в юности. В десять или одиннадцать лет он уже понимал, что отличается от других.
Воспоминаний об Ирландии не сохранилось, хотя и мать, и старшие братья часто говорили о зеленых полях, ферме, домашнем скоте. Первые его воспоминания касались Ливерпуля, маленького, тихого домика в районе, где жил преимущественно средний класс, и проникавшего в сознание яростного голоса, требовавшего вырваться из плена потертого бархата и мертвых глаз незнакомых людей, глядевших из рам в крошечной гостиной. Рамки эти висели аккуратными радами над комодом вместе с декоративными тарелочками, расписанными голубыми цветочками.
Он улыбнулся про себя – те дни давно ушли, как и те времена, когда его называли Джимом. Три брата с одним именем – Джеймс. Дурацкая прихоть то ли отца, то ли матери. Пока мать играла на рояле в гостиной, Джеймс делал уроки, а Джейми предавался мечтам о войне, смерти и славе. Джим? Джим не мечтал ни о славе, ни вообще о чем-либо. Миг удачи нужно хватать за глотку, использовать его, выжимать из него все, до последней капли, а потому Джим уже в нежном возрасте начал присматриваться, искать источники власти и влияния и довольно быстро обнаружил, что найти их совсем нетрудно. Итак, сначала надо схватить человека, сделать его своим рабом, обрести полный контроль над ним, и это, как он выяснил, было легче, чем могло показаться на первый взгляд.
Самое большое влияние на мужчин имеют женщины и девушки, а значит, начинать следовало с них. Вечерами Джим Мориарти бродил по городу, отмечая для себя места, где легче всего найти людей, живших на их улице. Дальше было легче.
Первой его целью стала няня, жившая в доме номер пятнадцать. Джим поймал ее – вернее, просто увидел – с каким-то солдатом. Потом выяснилось, что девчонка, ей было шестнадцать, проводит свободное время – один вечер в неделю и воскресенья – не с одним солдатом, а с несколькими. Продолжая наблюдение, Джим в конце концов застал ее в кустах на территории старого зоологического сада: юная няня распростерлась на земле с задранной до плеч юбкой, а лежавший на ней здоровяк-капрал ерзал так, словно старался выиграть золотой кубок.
Когда все закончилось, капрал дал девушке денег и ушел; звон монет еще долго оставался в памяти Джима. Минут через пять с ней был уже другой солдат, и все повторилось.
Мориарти сознавал, насколько опасно то, чем он занимается. В Ливерпуле едва ли не каждый день находили убитых парней. Но опасность его не остановила. Он знал, что девушка работает в очень уважаемой семье, а ее отец занимает должность директора сельской школы. По крайней мере так говорила его мать. Когда Джим Мориарти рассказал ей, что знает, девушка только фыркнула презрительно.
– Ты просто маленький паршивец. Тебе никто не поверит.
– Подождите и увидите.
– Ты ничего мне не сделаешь. Я напущу на тебя своих ребят.
– Вас все равно поймают, – возразил он. – Я все записал. Все, что видел. И эти записи в надежном месте. Если со мной что-то случится, мой друг знает, что надо сделать.
– Что тебе надо, чертов ублюдок?
– Мама говорила, что вы – леди. Леди так не выражаются.
– Что?
Он назвал половину того «вознаграждения», что она имеет с солдат. Девица спорила и даже пустила слезу, но заплатила. Заплатили и другие: сын лучшего друга его матери, еще две няни, кухарка из дома номер сорок два и строгая, чопорная мисс Стелла, преподававшая в воскресной школе – на нее Джим наткнулся случайно, но деньги отдала и она.
Все эти люди были его первоклассной клиентурой, но юный Мориарти не брезговал и рыбешкой помельче, например одноклассниками. Шантажируя их, он усваивал первые уроки настоящей власти. То было только начало.
Несмотря на сломанный нос и уродливый шрам Спир вполне мог сойти за полицейского. Бар «Виктория», где он сидел, находился неподалеку от Парк-лейн, его часто посещали слуги – дворецкие и камердинеры, не ниже, – состоявшие при богатых, известных и влиятельных особах, чьи особняки располагались поблизости.
Спир не сказал бармену, что представляет отдел уголовных расследований Скотланд-Ярда, но дал понять, что такая возможность существует. Намек сработал: в последние недели сюда нередко захаживали переодетые в штатское сыщики, занимавшиеся расследованием убийства Рональда Адэра, и появление еще одного, тем более на следующий после задержания убийцы день, вовсе не выглядело чем-то странным. Бармен пошептался с хозяином паба, и тот, подойдя к столику, спросил, не желает ли гость выпить за счет заведения. Спир добродушно согласился и уже через десять минут получил необходимые сведения. Оказалось, что дворецкий сэра Ричарда Брэя, некий мистер Хейлинг, имеет привычку регулярно заглядывать в «Викторию» около девяти вечера, а два или три раза в неделю приходит и около полудня.
Спиру повезло еще больше, когда в пять пополудни в баре появился высокий, сухощавый, с печальным лицом гробовщика мужчина, несомненно, принадлежавший к верхнему эшелону прислуги. Хозяин тут же свел их, и Спир, настороженно оглянувшись и понизив голос, осведомился у мистера Хейлинга, не может ли тот уделить несколько минут для небольшого конфиденциального разговора. Он также взял два стаканчика горячительного.
Хейлинг явно заколебался; в последнее время здесь рыскали репортеры, и ему не хотелось бы попасть в какую-нибудь историю.
– Об этом, мистер Хейлинг, можете не беспокоиться, – почтительно заверил дворецкого Спир. – У нас нет ни малейшего желания впутывать кого-либо в какие-то истории, но в связи с тем неприятным делом по дому четыреста двадцать семь на Парк-лейн возникли кое-какие вопросы.
Хейлинг насупился и подозрительно уставился на собственный нос, как будто тот учуял некие оскорбляющие его обоняние запахи.
– Прискорбное дело, – произнес он тоном человека, комментирующего скорее случай с утерей флорина, а не убийством молодого джентльмена. – В высшей степени прискорбное и заслуживающее всяческого сожаления. Я бы предпочел избежать каких-либо заявлений.
Спир вздохнул, убедительно изобразив разочарование представителя власти.
– Что ж, мистер Хейлинг, если не желаете об этом говорить, ваше право. Я лишь подумал, что таким образом мы могли бы избавить сэра Ричарда и леди Брэй от полицейского допроса по делу, которое, уверен, не будет иметь для них больших последствий. Вас тоже придется вызвать, поскольку леди Брэй понадобятся ваши знания и память относительно некоторых фактов. Дело, о котором идет речь, слишком незначительно, чтобы она помнила о нем, зато от вашего внимания, мистер Хейлинг, я не сомневаюсь, не ускользает ничто. – Изуродованный шрамом уголок рта едва заметно задергался.
В первый момент Спир даже подумал, не зашел ли слишком далеко с такими речами, но опасения рассеялись, когда в глазах дворецкого мелькнуло что-то похожее на уважение, словно Хейлинг успел мысленно оценить проницательность собеседника, сумевшего так быстро признать за ним несомненные достоинства.
– Возможно, вы подскажете, о чем именно идет речь. – Дворецкий даже улыбнулся. – Достаточно легкого намека, – добавил он с ударением на последнем слове.
– Конечно. – Спир пригубил бренди. – Речь идет о девушке, работавшей одно время в доме Брэев. Некая Джонс. Горничная или что-то в этом роде. Приехала из деревни, по-моему, из Уорвикшира. Служила у леди Брэй, уволена примерно год назад. Да, Фанни Джонс.
Хейлинг, напустив на себя важный вид, с достоинством кивнул. В этот момент он напомнил Спиру выскочку, выбившегося в секретари церковного прихода.
– Я помню эту девицу. – Голос дворецкого сочился высокомерием, а слово «девица» он произнес так, словно речь шла о кучке хлама.
Спир сдержался. Фанни Джонс ему нравилась и была к тому же девушкой старого приятеля, Пейджета. Живая, веселая да и красотка – ножки на загляденье. (Он знал это потому, что, заглянув однажды к Пейджету, застал ее неодетой, и те самые ножки запали ему в память на несколько недель.) Но Спир служил Мориарти, и коль уж Профессору захотелось разузнать о Фанни побольше, ему надлежало забыть о симпатиях и добросовестно исполнять поручение.
– Не расскажете мне о ней?
– Снова неприятности?
Снова? Спир был удивлен.
– Боюсь, не могу с вами поделиться. Полиция ведет расследование, и я не вправе обсуждать его с кем-либо. – Спир наморщил лоб, потом, словно приняв какое-то решение, взглянул на дворецкого. – Могу лишь сообщить – разумеется, по секрету, – что девушка связалась с нехорошей компанией.
– Шлюхи?
Хейлинг подался вперед. В глазах блеснул интерес, хотя голос выдал презрение.
«Друг мой, – подумал Спир, – если за Фанни ничего дурного нет, а на улице она оказалась не без твоего участия, то я сам позабочусь, чтобы ты получил по заслугам». В одну секунду взгляд дворецкого сказал ему больше, чем он узнал бы за десять лет разговоров. Спир мог узнать шлюху, едва посмотрев на женщину, и сейчас мог бы поклясться, что угрюмый мистер Хейлинг регулярно навещает либо Хеймаркет, либо Лейстер-сквер – в Сохо дворецкий вряд ли рискнул бы сунуться, – и наверняка ищет особых удовольствий.
– Что-то в этом роде, – уклончиво кивнул Спир.
– Вам известно, где?
Прямой вопрос. Возможно, особым пристрастием мистера Хейлинга была сама Фанни Джонс.
– Больше сказать не могу, но нам нужно знать, что она собой представляет и сколько времени находилась в услужении у сэра Ричарда и леди Брэй. Если вы пожелаете принять участие в спасении заблудшей, я, возможно, смогу дать вам дополнительные сведения, испросив разрешения у начальства.
Хейлинг понимающе кивнул. Его прямо-таки распирало от осознания собственной значимости; напыщенность – естественная черта, обретенная за поколения прислужничества.
– Взбалмошная, капризная девчонка. Других слов, сэр, я для нее и не нахожу. Взбалмошная и капризная.
– Продолжайте.
– К леди Брэй поступила с наилучшими рекомендациями. Приехала из какого-то местечка вблизи Уорвика, кажется, из Кенильворта. Нам прислуга не требовалась, но леди Брэй ее приняла – по доброте душевной. По-моему, за нее ходатайствовал кто-то из приятелей сэра Ричарда. Старая история, сэр: сделай человеку добро, и он отплатит тебе злом.
– Верно, верно, – кивнул Спир.
– Связалась с одним молодым лакеем. Я довел это до сведения сэра Ричарда, и, что характерно, он отнесся к этому в высшей степени снисходительно. Поговорил с парнем, и, как я думал, на этом все кончится. Молодым горничным непозволительно заигрывать с лакеями. В таком доме это недопустимо.
– Разумеется, – вставил Спир.
– К сожалению, дело на том не кончилось.
– Неужели?
– Вскоре я узнал – по чистой, заметьте, случайности, – что Джонс взяла за правило отлучаться на час-другой по вечерам для того лишь, чтобы встречаться с другим молодым человеком.
– Не из прислуги?
– Нет, сэр, с каким-то бездельником. Насколько я понимаю, отставным военным. Да это и неважно. Девчонка совсем потеряла стыд. Однажды ночью я застал ее, когда она прокрадывалась в дом после двухчасового отсутствия. Я сразу же пошел к леди Брэй, и она поручила мне разобраться самому и уволить ее. Через час в доме и духу ее не было.
– Так вы выставили ее на улицу?
– А что еще делать? Она бы оказывала дурное влияние на других девушек.
С каким удовольствием Спир врезал бы этому напыщенному, самодовольному негодяю! Врезал бы так, чтобы зубы посыпались и глаз заплыл. В том, что на самом деле случилось в благородном доме на Парк-лейн, у него не было ни малейших сомнений. Но Спир был человеком дисциплинированным.
– Что ж, думаю, больше мы вас не побеспокоим. По крайней мере, не в ближайшее время, мистер Хейлинг. Благодарю за помощь, приятно было побеседовать. Всего вам хорошего, сэр.
Возвратившись на склад, Спир обнаружил, что Эмбер уже вернулся, а Ли Чоу вызван наверх, к Мориарти.
Эмбер сидел в уголке, подальше от девяти здоровяков, которых Спир знал только наглядно. Они же, по-видимому, знали его лучше, потому что приветствовали с положенным его статусу уважением.
– Наши ребята? – спросил Спир, тяжело опускаясь на деревянную скамью рядом с Эмбер.
– Пустим в дело вечером. – Эмбер оторвался от кружки с элем. – Этот мерзавец Культяшка собрал вокруг себя приличную свору. Все крепкие парни, некоторых ты и сам знаешь.
– Кто? – бесстрастно спросил Спир.
– Джонас Фрей, Уолтер Роуч…
– Сволочи. Они же всегда работали на Профессора. – Шрам задергался, и лицо снова превратилось в маску злодея.
– Теперь вот в банде Культяшки. Вот тебе и полковник, дьявол его дери. Не удержал.
В не столь уж давние времена и Джонас Фрей, и Уолтер Роуч числились в приближенных «преторианцев»: сильные, ловкие, умные ребята. Профессор, конечно, нашел бы для них достойное место, продвинул наверх. Когда-то их использовали для выполнения заданий, требующих определенной ответственности. Их переход от Мориарти к Культяшке не мог расцениваться иначе, как откровенное предательство.
Спир сплюнул на пол – равного эффекта он достиг бы, швырнув в окно кирпич.
– Есть и другие. – Глазки Эмбера блеснули ненавистью. – Профессор сам тебе всех назовет. И что мы с ними сделаем, тоже скажет.
– Для таких никакое наказание суровым не будет. И чем раньше мы с ними разделаемся, тем лучше.
Тем временем Ли Чоу отчитывался наверху перед Профессором, который сидел за столом, как обычно, сложив ладони домиком.
Сомнений не оставалось: человеком, плеснувшим кислоту в лицо юной Энн Доуби, был Таппит. Дело ясное, свидетельств хватает. Если бы пострадавшая обратилась в полицию, Таппит уже сидел бы за решеткой, но у тех, кто считал себя частью семьи профессора Мориарти, действовали другие порядки. Полиция лишь играла роль служителей закона, и хотя закон был суров и немилосерден, во многих случаях, по причинам, известным лишь отправителям правосудия, виновному удавалось избежать всей тяжести наказания. С другой стороны, немало было и людей относительно невинных – мужчин, женщин и детей, – жестоко пострадавших за мелкие прегрешения. Вот почему те, кому выпало жить в ужасной тени того времени, со здоровым и небезосновательным недоверием относились как к полиции, так и к закону. Они предпочитали восстанавливать справедливость по собственным понятиям.
Энн-Мэри Доуби была приятной, симпатичной девушкой и могла бы, как признал и сам Мориарти, неплохо зарабатывать, перейдя под опеку женщины вроде Сэл Ходжес. Но она предпочла другой путь и решила упорным трудом сама устроить свою личную жизнь. Возможной такая ситуация стала только лишь потому, что ее отец работал исключительно на Профессора.
В «Звезде и Подвязке», куда Энн-Мэри устроилась барменшей, ей пришлось общаться с той разношерстной частью человечества, что покровительствовала заведению. Платили мало, но зато она могла сама выбирать мужчин, что и делала весьма умело, избегая клейма шлюхи. Удостоенные ее милостей клиенты считали себя в некотором смысле победителями, покорителями женского сердца, хотя и платили за победу наличными. Энн-Мэри знала, как сделать так, чтобы мужчина воспринимал ее тело в качестве награды, естественного результата своего обаяния, чтобы ее дар – никаким даром вовсе и не бывший – представлялся ему следствием взаимного желания, не имеющим ничего общего с тем грязным бизнесом, которым занимались уличные женщины или обитательницы ночлежек и борделей.
Джон Таппит был, очевидно, давним воздыхателем Энн Доуби, почитателем, старания которого ею не поощрялись. Ли Чоу провел настоящее расследование, скрупулезное, но скорое. Множество свидетелей, как мужчин, так и женщин, говорили о том, что Таппит постоянно преследовал девушку, которая, не принимая знаков внимания, относилась к нему с добродушным юмором. Ли Чоу выслушал описания по меньшей мере трех безобразных сцен, имевших место в «Звезде и Подвязке», в результате последней из которых хозяин бара запретил Таппиту появляться в его заведении.
– Энн-Мэли – доблая девуска, – рассказывал Ли Чоу. – Когда хозяин заплетал Таппиту плиходить в бал, она пообесала встлетиться с ним веселом в одиннасатъ сясов, но не смогла плийти, потому сто клиентов было слиском много. Таппит сильно ласселдился и волвался в бал с кликами: «Я добелусь до тебя, лзивая стелва. Я полозу конес твоим иглам». Слысали это многие. На следуюсий весел, когда Энн-Мэли выходила из «Звезды и Подвязки», Таппит пелебежал серез дологу, кликнул сто-то и плеснул в лисо кислотой. У меня есть тли свидетеля, все надезные люди, которые видели, как это слусилось. Они все знают, сто я плисол от вас, и говолят, сто пытались его догнать, но уз больно быстло этот Таппит бегает. Есе они говолят, что вы бегаете быстлее и поймаете его.
Как всегда, Ли Чоу выполнил работу безукоризненно, так что дополнительных вопросов не потребовалось.
– Ты знаешь, где живет Таппит?
– Узнаю. Быстло-быстло.
Мориарти кивнул.
– Найди его. А потом…
Отдав четкие и ясные указания неизменно тихим, бесстрастным голосом, Профессор отправил китайца заниматься порученным делом и попросил прислать наверх Спира, если тот вернулся.
Фанни Джонс исполнилось двадцать. Высокая, стройная, аккуратная, с овальным личиком в обрамлении темных локонов, большими карими глазами и тонким носиком, она привлекла Мориарти прежде всего своим ртом, вызвавшим у этого далеко не пылкого и много повидавшего человека странные представления о поцелуях, прохладных и свежих, как сорванный с грядки огурец, и соблазнительно сладких, как горшочек с медом. Фанни знала, что лицо выдает ее трепещущую, нервическую натуру. Девушка понимала, как ей повезло встретить Пипа Пейджета. Если бы не он, оставалось только идти на улицу. Многие служанки, уволенные за ту или иную провинность, заканчивали тем, что попадали в бордели или, еще хуже, оказывались за решеткой.
Последние три дня, узнав о возвращении Профессора – личности, внушавшей ей благоговейный ужас и вызывавшей восхищение, – Фанни сильно нервничала из-за предстоящей встречи с ним. Не успокаивала даже мысль о том, что в нужный момент рядом будет Пип Пейджет. Но Пип уехал на целый день, и когда Берт Спир пришел на кухню, где Фанни помогала Кейт месить тесто для пирогов, и сказал, что Профессор желает видеть ее прямо сейчас, бедная девушка жутко смутилась.
«Испугалась, – подумал Мориарти, – да и как не испугаться бедняжке». Короткий, четкий доклад Спира он уже выслушал.
– Ты знаешь, где найти этого Хейлинга, если потребуется? – спросил Профессор.
– Я знаю, где его найти, и если все обстоит так, как мне представляется, то просил бы вашего позволения разобраться и с самим мерзавцем.
– С удовольствием. Если в случившемся с ней виноват Хейлинг, ты сам, не вмешивая Пейджета, преподашь ему тот урок, которого он заслуживает. Но… посмотрим. Приведи девушку.
Вот так Фанни Джонс оказалась в личных апартаментах Профессора.
Мориарти радушно улыбнулся.
– Много слышал о вас, Фанни. Проходите, садитесь. – Он указал на стул. – Бояться не надо.
Брошенный в сторону Спира быстрый взгляд ясно дал понять, что присутствие третьего здесь излишне.
Когда дверь за Спиром закрылась, Профессор откинулся на спинку стула.
– Чувствуйте себя как дома, моя дорогая. Я лишь вчера узнал, что вы живете под моей крышей. Пейджет служит у меня давно, и я хочу, чтобы вы знали – каждый, кто близок к нему, близок и ко мне. Каждый, кто живет под моей крышей, находится под моей защитой, и, как, возможно, уже сказал вам Пейджет, тот, кто пользуется мой защитой, имеет передо мной определенные обязательства.
Привычные, избитые слова. Знакомая, из года в год повторяемая схема. Этими словами и этой схемой Мориарти пользовался еще мальчишкой в школе и позже, подростком, на улицах Ливерпуля.
Я плачу тебе – ты мне обязан.
Ты обещал – ты мне обязан.
Я видел тебя. И мои друзья тоже. Ты мне обязан.
Хочешь, чтобы об этом узнал учитель?
Думаю, не хочешь.
Значит, ты мне обязан.
– Вы понимаете, Фанни, что это значит?
– Да, Профессор.
Она поняла, потому что Пейджет уже говорил ей об этом.
– Хорошо. Мы отлично поладим, Фанни, а сегодня вы поможете мне. Но сначала позвольте задать несколько вопросов. Видите ли, я не успел расспросить о вас Пейджета. Вы ответите? Ответите правдиво?
– Я всегда буду говорить вам только правду, Профессор.
Ей почему-то стало немного не по себе.
– Вы правдивая девушка, Фанни?
– Думаю, что да. Тем более с людьми, которых уважаю.
– Хорошо. До того, как Пейджет нашел вас и привел сюда, вы работали на сэра Ричарда и леди Брэй, верно?
– Да, горничной.
– Тогда вы знаете некоего мистера Хейлинга?
Под его пристальным взглядом щеки ее побледнели, как будто покрывшись меловой патиной, руки нервно задвигались, не находя себе места, пальцы сплелись.
– Мистер Хейлинг служит дворецким у Брэев, не так ли?
Она коротко кивнула, точнее, дернула головой.
– Да.
– Вы боитесь его, Фанни?
Снова кивок.
– Так, может быть, в том, что вас уволили, виноват он?
Она отвела глаза.
– Как я уже сказал, вам нечего бояться, Фанни. Даже если вы не рассказали чего-то Пейджету, со мной можете быть откровенной. Вас из-за него уволили?
Девушка замерла, упрямо наклонив голову. Прежде чем она шевельнулась, Мориарти мог легко сосчитать до двадцати. В следующее мгновение Фанни выпрямилась, словно собрав воедино призванные на помощь невидимые силы.
– Да. – Голос ее слегка дрогнул. – В том, что меня уволили, виноват мистер Хейлинг. Он пытался…
Медленно покачивавшаяся голова Мориарти остановилась.
– Соблазнить вас?
– Почти с самого начала, как только я пришла в дом Брэев. Всегда пытался лапать меня. Это было омерзительно, но я боялась. Он угрожал мне…
– Он добился своего?
– Один раз. – Она опустила голову. – Только один раз.
Лицо ее сделалось пунцовым.
– Он… он…
– Понимаю.
– Но он все равно продолжал. Постоянно. Сначала были подарки. Потом угрозы. Я не могла больше быть с ним, Профессор. Не могла.
– Угрозы?
– Он говорил, что если я не…
– То он выбросит вас на улицу.
– Да.
– Этим все и кончилось.
Она опять кивнула, теперь уже медленно, с горечью, и ее глаза потемнели, наливаясь жаждой мести.
– Вам не стоит так уж сильно его ненавидеть, – ласково промурлыкал Мориарти. – Если бы не он, вы не встретились бы с Пейджетом. Но можете не сомневаться, мистер Хейлинг получит по заслугам.
Она нахмурилась.
– Это означает, что его ждет наказание.
– Ах, да, к тому, кто ждет приходит отмщенье.
– Вы правильно рассуждаете. – Мориарти подался к ней через стол. – А теперь, Фанни, поговорим о небольшой услуге, которую вы можете оказать мне.
Часом позже Мориарти отдал необходимые распоряжения. Поговорил с миссис Райт, чтобы та отпустила Фанни. Поручил Спиру лично разобраться с его другом Хейлингом. Отправил Терреманта в помощь Ли Чоу. Еще до исхода ночи Джону Таппиту должно было воздаться за изуродованное личико Энн Доуби.
Мориарти ждал сообщений от Паркера о местонахождении двух главных подручных Культяшки, Джонаса Фрэя и Уолтера Роуча. Как только те выберутся из своих убежищ, в дело вступят экзекуторы. Пейджет еще не вернулся из Хэрроу, и Мориарти надеялся, что он не появится, пока Фанни Джонс не выполнит свою миссию в тюрьме на Хорсмангер-лейн.