Текст книги "Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Да! – воскликнул Эллиот. – Именно так мы и поступим.

– Прекрасно. В таком случае садитесь и расскажите мне все.

Это заняло полчаса, так как Эллиот, к которому вернулась способность трезво мыслить, старался не упустить ни малейшей детали. Он закончил сообщением о пузырьке с синильной кислотой из ванной комнаты.

– В общем, это все, хотя мы не уходили из дома до трех часов ночи. Все клялись, что не знали о синильной кислоте в ванной и что ее не было там, когда они одевались к обеду вечером. Я заглянул к этому парню, Уилберу Эммету, но, естественно, от него не было никакого толку.

Эллиот живо представил себе спальню, такую же опрятную и такую же непривлекательную, как сам Эммет. Он припомнил долговязую фигуру, ворочающуюся в постели, яркий электрический свет, аккуратно разложенные на туалетном столике тюбик крема для волос и галстуки. На письменном столе лежали стопки писем и оплаченных счетов. Рядом стоял маленький плетеный чемоданчик, в котором Эммет носил набор шприцев, маникюрные ножницы и странные предметы, напоминавшие Эллиоту хирургические инструменты. Оранжевые обои наводили на мысль о персиках.

– Эммет много говорил, но я не мог разобрать ни единого слова – правда, иногда он восклицал «Марджори!» и его приходилось успокаивать. Это все, сэр. Теперь я рассказал вам все, что знаю. Сможете ли вы найти в этом какой-то смысл и объяснить, что тут не так?

Доктор Фелл медленно кивнул.

– Думаю, что смогу, – ответил он.

Глава 11
НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС

– Но прежде чем я это сделаю, – продолжал доктор Фелл, с агрессивным видом взмахнув сигарой, – мне бы хотелось прояснить один пункт вашего рассказа: либо я неправильно вас расслышал, либо кто-то совершил скверный промах. Речь идет о конце представления Чесни. Представьте себе, как он только что открыл двустворчатую дверь объявить, что шоу закончено.

– Да, сэр?

– Потом профессор Инграм спрашивает у него: «Между прочим, кто был ваш жуткий на вид коллега?» На что Чесни отвечает: «О, это всего лишь Уилбер. Он помог мне все спланировать». Правильно?

– Да.

– У вас имеются показания других об этом эпизоде? – допытывался доктор. – Они это подтверждают?

– Да, сэр, – озадаченно ответил Эллиот. – Я опросил всех, прежде чем покинуть дом.

Цвет лица доктора Фелла слегка изменился. Он застыл с открытым ртом и сигарой в руке, уставясь на собеседника расширенными глазами, потом произнес громогласным шепотом, похожим на звук ветра в туннеле метро:

– О Бахус! О боже! О моя священная шляпа! Это не пойдет.

– Но что тут не так?

– Достаньте список десяти вопросов Чесни, – возбужденно потребовал доктор Фелл, – и прочтите его снова. Неужели вы не видите, что не так?

Эллиот посмотрел на список, потом снова на лицо доктора.

– Нет, сэр, не вижу. Может быть, мой мозг не функционирует должным образом...

– Очевидно, – серьезно заверил его доктор Фелл. – Взгляните на список еще раз! Сосредоточьтесь! Неужели вам не ясно, что Чесни задал абсолютно ненужный и даже нелепый вопрос?

– Какой именно?

– Вопрос номер четыре: «Какого роста был человек, вошедший через французское окно?» Черт побери! Ведь это один из перечня вопросов, которые Чесни тщательно подготовил, – вопросов коварных, придуманных с целью застигнуть наблюдателей врасплох. И все же, прежде чем начать задавать эти вопросы, он спокойно объявляет, кто был этот человек! Понимаете? По словам мисс Уиллс, все они знали рост Уилбера Эммета. Он жил с ним в одном доме, и они видели его каждый день. Таким образом, услышав заранее, кто был визитер, они не могли неправильно ответить на вопрос номер четыре. Зачем же Чесни фактически сообщил им ответ, прежде чем задал вопрос?

Эллиот негромко выругался и начал думать.

– А что, если в этом крылась ловушка, сэр? – предположил он. – Допустим, Эммет получил указание – такую мысль высказал профессор Инграм – согнуться под плащом, чтобы его рост казался на три дюйма ниже? Намеренно сообщив личность посетителя, мистер Чесни ожидал, что они угодят в западню и назовут известный им рост Эммета: шесть футов. В то время как рост человека, согнувшегося под плащом, был всего пять футов девять дюймов.

– Это возможно. – Доктор Фелл нахмурился. – Я готов согласиться, что в этом маленьком шоу скрывалось больше ловушек, чем кажется даже вам. Но что касается согнувшегося Эммета... знаете, инспектор, я не слишком этому верю. Вы описываете плащ как длинный и плотно прилегающий к телу. Единственным способом, которым человек в плаще мог уменьшить свой рост на три дюйма, было согнуть колени и прошаркать по комнате короткими шажками. Попробуйте сделать это так, чтобы ваши колени не торчали под плащом, как поршни, придавая вам странный вид и делая все очевидным для публики. Напротив, осанка этого типа казалась прямой и напряженной. Конечно, все возможно, но...

– Вы имеете в виду, что рост этого человека действительно был пять футов и девять дюймов?

– Существует весьма интересная возможность, что его рост составлял шесть футов, – сухо отозвался доктор Фелл. – Ведь это утверждают два свидетеля. В каждом пункте, где профессор Инграм с ними не соглашается, вы автоматически верите профессору. Вероятно, у вас на то есть основания, но мы не должны... хмф... не должны впадать в заблуждение, относясь к профессору Инграму как к оракулу, авгуру[15]15
  Авгуры – в Древнем Риме жрецы, предсказывающие будущее по наблюдениям за полетом и криком птиц.


[Закрыть] и рупору Священного Писания.

Эллиот снова задумался.

– Или, – предположил он, – мистер Чесни нервничал или волновался и у него непроизвольно вырвалось имя Эммета?

– Едва ли, – возразил доктор Фелл, – если он сразу позвал Эммета и поднял шум, когда тот не появился. Хмф, хе-хе, нет. В это трудно поверить, инспектор. Фокусник не разбрасывает свои карты по полу с такой легкостью и от волнения не привлекает внимание публики к потайному люку, куда провалился его ассистент. Чесни никогда не казался мне способным на подобный промах.

– Я и сам так не думаю, – признался Эллиот. – Но к чему это нас приводит? Только к еще одной головоломке вдобавок к остальным. Вы видите хоть какой-то просвет в этом деле?

– Вижу, и немалый. Теперь становится ясным, как, по мнению Чесни, были отравлены конфеты в лавке миссис Терри, не так ли?

– Будь я проклят, если так, сэр! Ну и как же?

Доктор Фелл заерзал в кресле. Его лицо выражало беспокойство гаргантюанских масштабов – он делал неопределенные жесты и издавал загадочные звуки.

– Слушайте, – заговорил он протестующим тоном. – Я вовсе не желаю вещать здесь, словно напыщенный оракул, и демонстрировать свое превосходство над вами. Мне всегда был противен такой род снобизма. Но я утверждаю, что эмоциональные встряски не пошли на пользу вашему интеллекту. Давайте рассмотрим эпизод с отравленными конфетами. Какие факты мы должны принять? Во-первых, что отравленные конфеты были подброшены в лавку 17 июля. Во-вторых, что это было сделано каким-то посетителем лавки или же мисс Уиллс посредством обмена с помощью ловкости рук и при невольном участии Фрэнки Дейла. Ибо установлено, что накануне вечером с конфетами было все в порядке, так как миссис Терри взяла горсть для детской вечеринки. Это правильные предположения?

– Да.

– Вовсе нет, – возразил доктор Фелл. – Это чепуха. Я отрицаю, что отравленные конфеты подбросили непременно 17 июня. Я также отрицаю, что это сделано непременно кем-то, заходившим в тот день в лавку. Если я верно вас понял, майор Кроу обрисовал способ, которым убийца легко мог подбросить конфеты в открытую коробку, стоящую на прилавке. Убийца входит с отравленными конфетами, спрятанными в руке или в кармане, отвлекает внимание миссис Терри и бросает их в коробку. Это действительно легко и могло произойти. Но не слишком ли это наивный метод для убийцы, продемонстрировавшего такую ловкость? Ведь это сразу указывает, что отравленные конфеты подбросили в определенный день, и сужает круг подозреваемых до тех, кто в тот день приходил в лавку.

С вашего позволения, я предложу куда лучший способ. Приготовьте точный дубликат открытой картонной коробки, стоящий на прилавке. Не вздумайте отравить верхний слой конфет в коробке-дубликате – это глупо. Вместо этого отравите шесть или десять штук в глубине коробки. Идите в лавку миссис Терри и замените одну открытую коробку на другую. Если шоколадные конфеты с кремом не будут пользоваться особым спросом, в тот день отравленные конфеты не достанутся никому. Напротив – дети, как правило, не слишком увлекаются этим сортом. Они предпочитают мятные конфеты или лакрицу, так как за те же деньги можно купить куда большее количество. Поэтому весьма вероятно, что конфеты с ядом пробудут в лавке один, два, три, четыре дня, возможно, неделю, прежде чем кто-нибудь доберется до отравленного слоя. Таким образом, окажется, что убийце не было надобности появляться в лавке в тот день, когда вред будет причинен. Когда бы ни были подброшены отравленные конфеты, бьюсь об заклад, что это произошло куда раньше рокового 17 июня.

На сей раз Эллиот выругался громко. Подойдя к окну, он посмотрел на дождь и повернулся.

– Да, но нельзя же расхаживать по деревне с открытой коробкой конфет и запросто подменить ею другую открытую коробку.

– Можно, – возразил доктор Фелл, – если у вас есть саквояж с пружинным захватом. Боюсь, приятель, что наличие такого саквояжа позволяет легко справиться с названным препятствием. Такие сумки (поправьте меня, если я ошибаюсь) управляются кнопкой в кожаной ручке. Если нажать кнопку, сумка захватывает то, что находится под ней. Или процедуру можно производить в обратном порядке. Вы помещаете что-то внутрь, нажимаете кнопку, чтобы открыть захват, и он опускает содержимое сумки в нужное вам место. – Сделав несколько гипнотических пассов, доктор Фелл высморкался и серьезно добавил: – Боюсь, именно это и произошло, иначе саквояж с пружинным захватом не фигурировал бы в этом шоу. Убийца, как вы правильно заметили, не мог подменить открытые коробки, не имея приспособления, которое удерживало бы их, не позволяя содержимому рассыпаться. Для этого и понадобился саквояж.

Убийца вошел в лавку миссис Терри с коробкой отравленных конфет на дне саквояжа, отвлек внимание хозяйки, опустил с помощью механизма свою коробку на прилавок, тут же поставил саквояж на хозяйскую коробку, втянул ее захватом в сумку и придвинул на ее место отравленную коробку. На все это понадобилось не больше времени, чем на то, чтобы получить от хозяйки пятьдесят штук «Плейерс» или «Голд флейк» с прилавка напротив. Маркус Чесни разгадал этот трюк. Чтобы проиллюстрировать то, как подменили коробку, он заказал в Лондоне саквояж с пружинным захватом, проделал тот же трюк прошлой ночью, и никто ничего не заметил.

В наступившей паузе Эллиот глубоко вздохнул.

– Спасибо, – серьезно сказал он.

– Что-что?

– Я сказал «спасибо», – с усмешкой повторил Эллиот. – Вы привели мои мозги в норму, дав им пинок под зад, если вы понимаете, сэр, что я имею в виду.

– Благодарю вас, инспектор, – с удовлетворением отозвался доктор Фелл.

– Но вы понимаете, что такое объяснение ставит нас в еще более худшее положение? Я ему верю – считаю, что оно лучше всего соответствует всем обстоятельствам. Но оно опровергает те факты, на которые мы полагались раньше. Теперь мы понятия не имеем, когда в лавке могли появиться отравленные конфеты, если не считать того, что это произошло, вероятно, не в тот день, на котором было сосредоточено внимание полиции почти четыре месяца.

– Сожалею, что разрушил полицейские версии, – сказал доктор Фелл, с виноватым видом потирая голову. – Но будь у вас такой извилистый ум, как у меня, вы пришли бы к подобному выводу с такой же неизбежностью, как кошка – к банке с лососем. И я не согласен, что это ставит нас в худшее положение. Напротив, это должно привести нас к правде.

– Каким образом?

– Скажите, инспектор, вы росли в деревне или в маленьком городке?

– Нет, сэр. В Глазго.

– Зато я рос в деревне, – с довольным видом промолвил доктор Фелл. – Теперь давайте реконструируем ситуацию. Убийца, неся то, что выглядит безобидным саквояжем, входит в лавку. По всей вероятности, он знаком с миссис Терри. Вы когда-нибудь сталкивались с инстинктивным и вполне здоровым любопытством лавочников в маленькой общине – особенно таких суетливых, как миссис Терри? Предположим, вы входите с саквояжем. «Уезжаете, мистер Эллиот? В Уэстон?» – спросит она или, по крайней мере, подумает так, поскольку не привыкла видеть вас с подобной ношей. Это необычное зрелище, и оно должно удержаться в ее памяти. Если кто-нибудь с небольшим саквояжем заходил в ее лавку в течение недели, предшествующей отравлениям конфетами, она, по всей вероятности, это запомнила.

Эллиот кивнул. Но он чувствовал, что нужно сделать еще один шаг, поскольку доктор выжидательно смотрел на него.

– Или? – нетерпеливо подсказал Фелл.

– Понятно, – пробормотал Эллиот, глядя на залитое дождем окно. – Или убийца был кем-то, кто обычно носит саквояж такого типа, поэтому зрелище было настолько ординарным, что миссис Терри не запомнила его.

– Разумная гипотеза, – одобрил Фелл.

– Вы имеете в виду доктора Джозефа Чесни?

– Возможно. Кто-нибудь еще обычно ходит с саквояжем или сумкой?

– Как мне сказали, только Уилбер Эммет. У него есть маленький плетеный чемоданчик – я говорил вам, что видел его у него в комнате.

Доктор Фелл покачал головой:

– «Только Уилбер Эммет». Афинские архонты![16]16
  Архонты – верховные судьи в Древних Афинах.


[Закрыть] Если кожаный саквояж изобретательные поставщики товаров для фокусников могут снабдить пружинным захватом, то почему такое нельзя проделать с плетеным чемоданчиком? Не сомневаюсь, что, когда майор Кроу и суперинтендент Боствик оправятся от своих теперешних idées fixes, они тут же сосредоточатся на Эммете. Подозреваю, судя по вашему рассказу, что профессор Инграм уже проделал нечто подобное и преподнесет нам эту теорию, как только мы сунем нос в «Бельгард». Нам следует тщательно остерегаться ловушек. Уверяю вас, что на основании теперешних улик виновным можно считать только Уилбера Эммета. А сейчас хотите выслушать мои доводы?

Глава 12
СНОВА ЗЕРКАЛО

Иногда Эллиоту казалось, что доктор Фелл был бы плохим собеседником, скажем, утром, когда накануне вы выпили слишком много виски. Его ум был настолько быстрым, что сворачивал за угол и влезал в окно, прежде чем ваш мысленный взор успевал за этим уследить. Вы слышали шум крыльев и ноток высокопарных слов, а потом перед вами возникало целое здание, сооруженное из элементов, тогда казавшихся абсолютно логичными, но которые было трудно припомнить впоследствии.

– Погодите, сэр! – взмолился Эллиот. – Я слышал, как вы проделывали такое раньше, но...

– Сначала выслушайте меня, – сердито прервал доктор. – Не забывайте, что я начинал карьеру школьным учителем. День за днем мальчишки потчевали меня невероятными историями, излагая их с таким проворством и с такой убедительностью, каковых я не слышал даже в Олд-Бейли[17]17
  Олд-Бейли – обиходное название Лондонского уголовного суда.


[Закрыть]. Таким образом я обрел незаслуженное преимущество перед полицией – а именно куда больший опыт общения с прирожденными лгунами. И мне кажется, что вы слишком безропотно признали невиновность Эммета. Конечно, она была навязана вам мисс Уиллс, прежде чем вы смогли как следует подумать. Не возмущайтесь – навязана, по-видимому, абсолютно неосознанно. Но каким было истинное положение дел? Вы говорите, что у всех обитателей дома есть алиби, однако это неправда. Объясните, если сможете, какое алиби имеется у Эммета?

– Мм... – протянул Эллиот.

– Фактически никто его не видел. Эммета обнаружили лежащим без сознания под деревом, а рядом валялась кочерга. Кто-то тут же заявил, что он наверняка пролежал там долго. Но располагаете ли вы медицинским свидетельством того, сколько времени он там пролежал? Ведь это не результат вскрытия, устанавливающий время смерти. Могло пройти две-три минуты или же всего десять секунд. Любой адвокат сможет опровергнуть подобное утверждение.

Эллиот задумался.

– Ну, сэр, мне тоже приходила в голову мысль, что человек в цилиндре мог быть Эмметом. Он безукоризненно сыграл порученную ему роль, за исключением того, что дал мистеру Чесни отравленную капсулу, потом ударил себя по голове – своеобразный самострел с целью доказать свою невиновность отнюдь не новый метод, – продемонстрировав тем самым, что никак не мог быть доктором Немо.

– Вот именно. Что еще?

– Эммету проделать все это было куда легче, чем кому-либо другому, – признал Эллиот. – Ему не требовалось никаких особых ухищрений. Он должен был только сыграть собственную роль в положенное время, заменив безвредную капсулу содержащей синильную кислоту. Эммет единственный, кто знал все детали шоу... – Чем больше Эллиот думал об этой теории, тем сильнее верил в нее. – Беда в том, сэр, что я все еще ничего не знаю об Эммете. Я никогда не говорил с ним. Кто такой Эммет? Что он собой представляет? Пока что его никто ни в чем не подозревал. Что бы он выиграл, убив мистера Чесни?

– А что бы он выиграл, отравив детей стрихнином? – осведомился доктор Фелл.

– Значит, мы возвращаемся к теории о чистом безумии?

– Не знаю. Но я бы на вашем месте подумал о мотиве. Что касается Эммета... – Доктор Фелл нахмурился и погасил сигару. – Помню, я встречал его на приеме, где познакомился с Чесни. Высокий, темноволосый, красноносый субъект с голосом и манерами призрака отца Гамлета. Он бродил по комнате, что-то бормоча и расплескивая коктейль себе на брюки. Лейтмотивом было «бедный старина Уилбер». Что до его внешности... Цилиндр, плащ и прочее подходили по размеру только Эммету или нет?

Эллиот достал записную книжку.

– Цилиндр был седьмого размера – древний реликт, принадлежавший Маркусу Чесни. Плащ был самого Эммета и обычного крупного мужского размера – плащи не регламентируют так строго, как костюмы. Пару аккуратно скатанных резиновых перчаток от Вулворта[18]18
  «Вулворт» – название сети дешевых универмагов.


[Закрыть] стоимостью шесть пенсов я нашел в правом кармане плаща...

– Ну? – подбодрил его доктор Фелл.

– Вот обмеры, которые раздобыл для меня Боствик. Рост Эммета – шесть футов, вес – одиннадцать стоунов[19]19
  Стоун – британская мера веса, равная 6,36 кг.


[Закрыть] восемь фунтов, носит шляпы седьмого размера. Доктор Джозеф Чесни: рост – пять футов одиннадцать с половиной дюймов, вес – тринадцать стоунов, размер шляп – шесть и семь восьмых. Профессор Инграм: рост – пять футов восемь дюймов, вес – двенадцать стоунов два фунта, размер шляп – семь и одна четвертая. Марджори Уиллс: рост – пять футов два дюйма, вес – семь стоунов восемь фунтов... но вам незачем это слушать – она отпадает, – уверенно заявил Эллиот. – Любой из остальных мог носить облачение визитера и не выглядеть в нем странно, но у всех, кроме Эммета, есть неопровержимое алиби. В данный момент мы не можем что-либо утверждать категорически, но все выглядит так, что убийцей должен быть Эммет. Но опять же, каков мотив?

Доктор Фелл с любопытством смотрел на него. Впоследствии Эллиот часто вспоминал этот взгляд.

– Наши друзья психологи, – промолвил доктор, – несомненно, сказали бы, что он страдает подавляемой жаждой власти. Должен признать, это распространенная патология среди отравителей. Джегадо, Цванцигер, ван де Лейден, Крим – перечень можно продолжать до бесконечности. Я также слышал, что Эммет испытывает Безнадежную Страсть (с большой буквы) к мисс Уиллс. О, возможно любое отклонение в серых клеточках, уверяю вас. Но также возможно... – здесь он очень строго посмотрел на собеседника, – что Эммет фигурирует в еще одной роли: козла отпущения.

– Козла отпущения?

– Да. Понимаете, не исключена другая интерпретация саквояжа с пружинным захватом и отравителя в кондитерской лавке. – Доктор Фелл задумался. – Мне кажется любопытным, инспектор, обилие ссылок на дело Кристианы Эдмундс в 1871 году. Я всегда считал, что в той истории имелась определенная мораль.

Сомнение вновь вонзилось в Эллиота так же внезапно и резко, как дротик в доску для метания.

– Вы имеете в виду, сэр, что...

– А? – встрепенулся доктор Фелл, пробуждаясь от размышлений. – Нет-нет! Возможно, я не очень ясно выразился. – Он суетливо жестикулировал, как будто стараясь переменить тему. – Ладно, давайте перейдем к делу. Каков наш следующий шаг?

– Мы просмотрим эту кинопленку, – ответил Эллиот. – Конечно, если вы захотите присоединиться. По словам майора Кроу, аптекарь в Содбери-Кросс – энтузиаст-кинолюбитель и сам проявляет пленки. Майор разбудил его в четверть четвертого ночи и заставил обещать приготовить пленку ко времени ленча. У аптекаря есть свой проектор, и майор говорит, что ему можно доверять. Мы встретимся в аптеке в час дня и посмотрим фильм. Господи! – Эллиот вскинул кулак. – Это может решить все наши проблемы. Пленка не может лгать – она должна была зафиксировать все происшедшее, пускай в черно-белом варианте. Это кажется слишком большой удачей, чтобы быть правдой. Предположим, с пленкой что-то не так и она не проявилась...

Он не знал, что в течение следующего часа его ожидает одно из величайших потрясений в жизни. Пока доктор Фелл одевался, пока они преодолевали на автомобиле короткое расстояние до Содбери-Кросс под очищающимся небом, пока они ехали по серой Хай-стрит к аптеке мистера Хобарта Стивенсона, Эллиот ожидал удара с любой стороны, кроме правильной. Массивная фигура доктора Фелла с разбойничьими усами, в накидке с байтовыми складками и широкополой шляпе заняла почти все заднее сиденье; оттуда доносились громогласные ободряющие реплики. Главным страхом Эллиота было то, что аптекарь напортачил с проявлением – ко времени прибытия он почти убедил себя в этом.

Аптека мистера Хобарта Стивенсона в середине чопорной Хай-стрит обладала весьма четким фотографическим уклоном. В ее витринах стояли пирамиды маленьких желтых коробочек с пленками, среди микстур от кашля виднелась фотокамера, а позади нее – доска, демонстрирующая увеличенные фотопортреты с восторженными лицами. Отсюда открывалась панорама Хай-стрит вплоть до заколоченных досками окон лавки миссис Терри – с автомастерской и бензоколонкой, рядом продуктовых магазинов, несколькими пивными и юбилейным питьевым фонтаном посреди дороги. Улица казалась пустынной, несмотря на проносящиеся время от времени автомобили и застывшие с внутренней стороны витрин фигуры. Эллиот чувствовал; что за ними наблюдают от аптеки до «Голубого льва».

Колокольчик над дверью тихо звякнул, когда они вошли. Аптеку Хобарта Стивенсона наполнял запах химикалий, напомнивший Эллиоту другое заведение того же рода. Но помещение выглядело благопристойным и аккуратным, от яркого диплома в рамке на стене и до весов у прилавка. Хобарт Стивенсон – пухлый молодой человек с поджатыми губами и в опрятном белом пиджаке – выбрался из-за прилавка им навстречу.

– Инспектор Эллиот? – осведомился аптекарь. Он был настолько преисполнен сознания важности происходящего, что его взгляд метнулся к двери, как бы спрашивая, не запереть ли ее, дабы им не мешали клиенты. Казалось, каждая прядь его гладких волос дрожит от усердия. Эллиот окинул его взглядом и решил, что ему можно доверять.

– Это доктор Гидеон Фелл, – представил Эллиот своего спутника. – Простите, что нам пришлось поднять вас с постели прошлой ночью.

– Что вы! Я не возражаю, – абсолютно искренне отозвался Стивенсон.

– Ну? Вы проявили пленку?

– Она ждет вас.

– С ней все в порядке? Я имею в виду изображение.

– Все весьма недурно, – бодро ответил Стивенсон. Для фотолюбителя это было наивысшим проявлением скромности. – Слегка недоэкспонировано, но совсем неплохо. – Он с трудом сдерживал возбуждение. – Надеюсь, вы не будете сердиться, инспектор. Я просмотрел пленку на своем проекторе с целью убедиться, что все нормально. Буду готов к демонстрации, как только приедет майор. Должен сказать, вы увидите весьма примечательные вещи. Я бы назвал их уликами.

На затылке у Эллиота зашевелились волосы, но он спросил небрежным тоном:

– Вот как? Какие именно?

Стивенсон огляделся вокруг:

– Например, второй предмет, который подобрал со стола мистер Чесни и притворился, будто пишет им...

– Да?

– Чтобы быть уверенным, мне пришлось поднести к экрану увеличительное стекло. Все оказалось таким простым, что я начал смеяться и до сих пор еще не могу остановиться.

– Ну и что же это было?

– Вы ни за что не догадаетесь, – заверил его Стивенсон, однако без смеха. – Это...

– Ш-ш! – прошипел доктор Фелл.

Громогласное шипение смешалось со звоном колокольчика, когда дверь открылась и вошел профессор Инграм.

Профессор не выглядел смущенным. Напротив, его лицо выражало удовлетворение. На нем были шапка и темный твидовый костюм с брюками гольф, отнюдь не льстящий его полноватой фигуре. Но Эллиот обратил внимание не столько на прямой взгляд и вежливый приветственный жест Инграма, сколько на привнесенную им атмосферу. Когда он стоял в дверях, казалось, будто все внимание обитателей Содбери-Кросс сосредоточилось на аптеке, проникая в дверной проем, как сквозняк. Снаружи стало темнее – приближался дождь.

Профессор Инграм закрыл дверь.

– Доброе утро, инспектор, – поздоровался он. – А это, очевидно, доктор Фелл?

Доктор ответил дружелюбным рычанием, и профессор улыбнулся:

– Я много слышал о вас, сэр, хотя не уверен, встречались ли мы на приеме полугодовой давности. В любом случае я слышал, как говорил о вас Чесни. Кажется, он послал вам письмо всего несколько дней назад?

– Да.

Профессор Инграм повернулся к Эллиоту. Тон его стал деловым.

– Надеюсь, инспектор, никто не упрекнет меня за то, что этим утром я проспал. Я прибежал сюда из своего коттеджа. – Он весело запыхтел, изображая одышку. – Кажется, я слышал прошлой ночью, как вы обсуждали план... э-э... предварительного просмотра одной пленки в аптеке Стивенсона... Доброе утро, мистер Стивенсон!.. Вряд ли вы будете возражать против моего присутствия на просмотре.

Атмосфера вновь слегка изменилась.

– Прошу прощения, сэр, – бесстрастно произнес Эллиот, – но боюсь, это невозможно.

Выражение лица профессора стало несколько озадаченным.

– Право же, инспектор...

– Еще раз простите, сэр, но мы пока что сами не видели пленку. Вероятно, у вас будет возможность просмотреть ее в свое время.

Последовала пауза.

– Вы не думаете, инспектор, что это немного несправедливо? – осведомился профессор Инграм. – В конце концов, вы обратились ко мне как к свидетелю-эксперту. Я помог вам в меру своих способностей, и вы первым должны признать, что помог весьма существенно. Естественно, мне не терпится увидеть, был ли я прав.

– Сожалею, сэр.

Эллиот двинулся к прилавку, задев весы, чьи гири затарахтели. Посмотрев налево, он увидел свое отражение в зеркале на стене и снова поразился бы совпадению, если бы не осознал, что такие зеркала имеются в большинстве аптек, позволяя аптекарю видеть приход клиента, когда он находится в задней комнате. При этом Эллиот не упускал из виду профессора Инграма, с усмешкой смотревшего на него из-под твидовой кепки.

– Ну, это не важно, – сказал профессор, вернувшись к своей суетливой манере разговора. – Придется мне сдержать естественное любопытство, хотя вы изрядно кольнули мое тщеславие. – Он немного помедлил. – Да, именно тщеславие. Если не возражаете, я сделаю несколько покупок, а потом обещаю удалиться. Пожалуйста, мистер Стивенсон, пачку обычных лезвий для бритья и коробочку таблеток от кашля – вон ту, маленькую. И еще... – Он двинулся вдоль прилавка, добавив более серьезным тоном: – Придется зайти в «Бельгард». После вскрытия начнутся приготовления к похоронам, и, насколько я понимаю, Викерс должен приехать из Бата сегодня днем или вечером для чтения завещания. К тому же мне интересно, пришел ли в себя Уилбер Эммет.

– Скажите, – заговорил доктор Фелл так неожиданно, что все слегка вздрогнули, – у вас имеется какая-нибудь теория?

Профессор, наклонившийся, чтобы указать на какой-то предмет внизу, выпрямился:

– Даже если имеется, сэр, это едва ли подходящее место и время для ее изложения.

– И все же...

– И все же! Вы умный человек, сэр, и, полагаю, способны понять... – Теперь он игнорировал Эллиота, как если бы тот был стоящим рядом с ним картонным силуэтом девушки, рекламирующей мыло. – Прошлой ночью я неоднократно говорил инспектору и остальным, что они неправильно подходят к делу, не учитывая единственный важный фактор. Разумеется, я имею в виду мотив. – Его лицо покраснело, словно от сосредоточенности. – Не стану обсуждать это теперь. Спрошу только об одном. Вы слышали об одном из самых сильных мотивов убийства, известных криминалистической психологии, который приблизительно можно охарактеризовать как жажду власти?

– О моя шляпа! – простонал доктор Фелл.

– Прошу прощения?

– Это вы меня простите, – виновато произнес доктор Фелл. – Просто я не ожидал, что это обрушится на мою голову так скоро.

– Вы это отрицаете? Скажите, вы считаете, что отравления в лавке миссис Терри и прошлой ночью дело рук разных людей?

Доктор Фелл нахмурился:

– Нет. Напротив, я почти уверен, что их совершило одно и то же лицо.

– Отлично. Тогда где другое связующее звено? Где еще один возможный мотив? – Кассовый аппарат громко звякнул. Профессор Инграм, получив пакет с покупками, повернулся, как будто ему в голову пришла новая мысль. – Могу только повторить: это единственный мотив, который подходит к обоим преступлениям. Убийца ничего не приобрел, отправив на тот свет бедного Фрэнки Дейла и едва не прикончив детей Эндерсонов. Но он также ничего не приобрел, отравив Маркуса Чесни, – я имею в виду, в материальном отношении. Марджори и Джо Чесни, как известно всем нам, унаследуют очень крупные суммы. Но убийца не получит ничего. Ну, мне не следует стоять здесь и отвлекать вас от вашей работы. Всего хорошего, доктор Фелл. До свидания, мистер Стивенсон.

Выйдя, он неплотно закрыл дверь. Стекло слегка зазвенело, когда грузовик прогромыхал по Хай-стрит; запах холодного сырого воздуха и мокрых деревьев ворвался в аптеку, смешиваясь с запахами химикалий. Доктор Фелл насвистывал себе под нос «Auprés de ma blonde»[20]20
  «Рядом с моей блондинкой» (фр.) – популярная французская песня.


[Закрыть].

Эллиот, хорошо знавший этот признак, колебался.

Потом доктор поднял свою похожую на костыль трость и указал ею на дверь.

– Уверяю вас, я не чрезмерно подозрителен, – промолвил он. – Но у этого джентльмена есть алиби?

– Железное. В том-то и беда. В этом деле алиби не допускают возможность, что кто-то с помощью каких-то махинаций с поездами и автомобилями мог перенестись из одного места в другое. За исключением одного, они основаны на том, что людей видели и опознали другие люди. В упомянутом мною единственном исключении алиби подтверждают часы, которые было невозможно перевести. Что касается вопроса о...

Эллиот оборвал фразу, внезапно осознав, что говорит перед посторонним – Хобартом Стивенсоном. Он также мог поклясться, что во время его монолога на лице аптекаря мелькнула искренняя радость. Стивенсон, вновь обретя профессиональную серьезность, выглядел человеком, с трудом удерживающимся от того, чтобы не разгласить величайшую тайну.