Текст книги "Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Реконструируете события, а? – предположил он. – Добрый вечер, майор. Добрый вечер, суперинтендент.
Инграм умудрялся улыбаться всем одновременно, словно щелкая кнутом над табуном лошадей. Эллиот решил, что за его внешним простодушием скрываются острый ум и проницательность.
– А это, полагаю, – неуверенно добавил профессор, – человек из Скотленд-Ярда, о котором говорил мне Джо Чесни? Добрый вечер, инспектор.
– Да, – кивнул майор Кроу и добавил: – Знаете... мы рассчитываем на вас.
– На меня?
– Ну, вы ведь профессор психологии. Вас не одурачить трюками – вы сами так говорили. Можете рассказать нам, что в действительности происходило в этом чертовом шоу?
Профессор Инграм бросил быстрый взгляд на двустворчатые двери.
– Думаю, что могу, – мрачно ответил он.
– Тогда валяйте! – Майор Кроу сделал решительный жест. – Мисс Уиллс сказала нам, что намечались какие-то махинации.
– Так вы уже виделись с ней?
– Да. И насколько мы поняли, все шоу было задумано как серия ловушек...
– Более того. – Профессор посмотрел ему прямо в глаза. – Я случайно знаю, что это было задумано с целью продемонстрировать, каким образом убийца смог незаметно отравить конфеты в лавке миссис Терри.
Часть вторая
ВТОРОЙ ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ОЧКИ
Глава 6
ГОТОВЬТЕСЬ К ЛОВУШКАМ
Чтобы скрыть взбудоражившие его догадки, Эллиот вошел в кабинет, прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово. Он включил лампу под зеленым абажуром на письменном столе с откидной крышкой и выключил «Фотофлад» на центральном столе. Обычный свет, благодаря контрасту, казался слабым, но позволял разглядеть Маркуса Чесни, скорчившегося на своем последнем сиденье.
Итак, за два дня до гибели Маркус Чесни, по словам суперинтендента Боствика, задавал полиции вопросы о точном размере коробки конфет в лавке миссис Терри. Сейчас коробка дешевых конфет лежала на столе и фигурировала в шоу. Но как?
Эллиот вернулся в музыкальную комнату, где майор Кроу атаковал ту же проблему.
– Каким образом, – спрашивал главный констебль, – то, что это пугало – кем бы оно ни было – втолкнуло в рот Маркусу Чесни зеленую капсулу, могло объяснить, как кто-то отравил конфеты в лавке миссис Терри?
Профессор Инграм пожал плечами. Взгляд его оставался напряженным, когда он снова посмотрел в сторону кабинета.
– Едва ли я могу сообщить это вам, – отозвался он. – Но если хотите услышать мою догадку, Чесни планировал инцидент с зеленой капсулой только как побочную линию – всего лишь часть шоу, возможно даже не являющуюся необходимой. Мне кажется, основной инцидент, за которым нам предстояло наблюдать, имел отношение к коробке конфет на столе.
– Пожалуй, – сказал главный констебль после паузы, – я не буду в это встревать. Продолжайте, инспектор.
Эллиот указал на одно из обитых парчой кресел, и профессор Инграм тут же опустился в него.
– Мистер Чесни говорил вам, сэр, что целью этого представления было показать, каким образом могли незаметно отравить конфеты.
– Нет. Но он намекал на это.
– Когда?
– Незадолго до начала шоу. Как говорят в фарсовых комедиях, я его достал. – Простодушный взгляд профессора Инграма внезапно стал проницательным. – За обедом я понял, инспектор, что в неожиданном желании Чесни устроить для нас это представление было что-то странное. Казалось, тему затронули случайно, и возникший спор побудил его бросить нам вызов. Но он собирался сделать это еще до того, как мы сели за стол. Я это видел, а молодой Эммет усмехался по-волчьи, когда думал, что никто на него не смотрит. Вот почему я возражал против откладывания шоу на три часа. Я ничего не имею против людского тщеславия, но мне казалось, что это заходит слишком далеко. «Что это за игра?» – напрямик спросил я. А он ответил потихоньку: «Следите внимательно, и, может быть, поймете, как были отравлены конфеты миссис Терри, хотя я бьюсь об заклад, что вам это не удастся».
– У него была какая-то теория?
– По-видимому, да.
– Которую он собирался доказать в присутствии всех вас?
– Вероятно.
– И, – небрежно осведомился Эллиот, – он подозревал, кто отравитель?
Профессор Инграм на мгновение вскинул голову. В его глазах светилась тревога – он походил на загнанного в угол, если подобное выражение можно применить к человеку с таким добродушным лицом.
– У меня создалось такое впечатление, – признался он.
– Но он не сообщил вам... не намекнул...
– Нет. Это испортило бы шоу.
– И вы полагаете, отравитель поэтому убил его?
– Это кажется вероятным. – Профессор заерзал в кресле. – Скажите, инспектор, вы человек сообразительный? Способный понимать? – Он улыбнулся. – Позвольте объяснить, почему я об этом спрашиваю. При всем уважении к нашему доброму другу Боствику, мне кажется, что до сих пор расследование этого преступления едва ли делает ему честь.
Выражение лица майора Кроу стало холодным и чопорным.
– Суперинтендент старается исполнять свой долг... – начал он.
– Не болтайте вздор, – без всякой враждебности прервал его профессор Инграм. – Конечно, он старается это делать, как и мы все. Но исполнить свой долг не означает доискаться до истины – иногда это подразумевает прямо противоположное. Я не говорю, что существует полицейский заговор против Марджори Уиллс. Я знаю, что это не так, хотя мне жаль, что племянница моего друга не может даже пройтись по Хай-стрит, не рискуя тем, что дети станут бросать грязь ей в лицо. Какие реальные усилия были предприняты с целью решить проблему отравленных конфет? Почему они был и отравлены именно в лавке миссис Терри? – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Суперинтендент Боствик придерживается утешительной доктрины, что маньяк есть маньяк и тут ничего не поделаешь. И чтобы подкрепить обвинение против Марджори, он ссылается на аналогичное дело – ничего себе аналогичное! – Кристианы Эдмундс.
Майор Кроу воздержался от комментариев.
– Аналогичное? Никогда еще не существовало двух дел, более отличающихся друг от друга по самому важному пункту – мотиву. Кристиана Эдмундс была безумной, если хотите, но у нее имелся мотив, не менее основательный, чем у большинства убийц. Эта молодая леди в 1871 году в Брайтоне по уши влюбилась в женатого врача, который отнюдь ее не поощрял. Она безуспешно пыталась отравить стрихнином его жену. Это обнаружили, ей отказали от дома, ничего не оставалось, как в бешенстве удалиться. С целью доказать, что она была невиновна и что в городе орудует другой отравитель, Кристиана Эдмундс замыслила отравить шоколадные конфеты в кондитерской лавке, целясь в кого попало. Ну и где же тут аналогия? Разве Марджори в чем-то обвиняли? Где мотив? Напротив, ее жених, прибыв в Содбери-Кросс и услышав, что о ней говорят, подумывает сделать ноги.
Выражение лица профессора Инграма в этот момент можно было бы назвать «ангельски убийственным», что подчеркивал хруст накрахмаленной рубашки. Он засмеялся и добавил более спокойно:
– Ладно, задавайте ваши вопросы.
– Была ли мисс Уиллс с кем-нибудь помолвлена раньше? – неожиданно осведомился Эллиот.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Была или нет, сэр?
Инграм снова бросил на него беспокойный взгляд:
– Насколько я знаю, нет. Мне кажется, Уилбер Эммет влюблен в нее. Но его красный нос и – прошу прощения – непривлекательная внешность едва ли рекомендовали бы его Марджори, даже если бы Маркус поощрял его намерения. Надеюсь, я могу рассчитывать на конфиденциальность?
– Мне говорили, – бесстрастно заметил майор Кроу, – что Чесни отваживал всех ухажеров от визитов к ней.
Профессор заколебался.
– В каком-то смысле это правда. То, что он именовал «кошачьими концертами», нарушало его размеренную жизнь. Он не то чтобы отваживал их, но...
– Меня удивляло, – промолвил майор, – что этот парень так легко заслужил одобрение, когда они находились за границей.
– Вы имеете в виду, – напрямик спросил профессор, – что моему другу не терпелось сбыть племянницу с рук?
– Я этого не говорил.
– Не говорили, но думали. В любом случае вы не правы. Маркусу нравился молодой Хардинг – у парня есть перспективы, да и его преувеличенное почтение к Маркусу тоже могло сыграть роль. Но почему мы это обсуждаем? Что бы ни было правдивым или ложным в этом мире... – рубашка профессора Инграма опять хрустнула, – абсолютно ясно, что Марджори не имеет отношения к убийству своего дяди.
Снова показалось, будто в комнате изменилась температура. Эллиот вернул себе инициативу.
– Вам известно, сэр, что об этом думает сама мисс Уиллс?
– Ну и что она думает?
– Что кто-то оглушил мистера Эммета, сыграл его роль и воспользовался отравленной капсулой.
Инграм с любопытством посмотрел на него:
– Это кажется наиболее вероятным объяснением, не так ли?
– Следовательно, кто-то подслушал план, который мистер Чесни и мистер Эммет обсуждали после обеда в этой комнате? Стоя у двери или у окна?
– Понятно, – пробормотал профессор.
Склонившись вперед, он положил пухлые руки на колени и раздвинул локти, как крылья. Лицо приняло странное туповатое выражение, какое появляется у толковых людей, когда они пытаются привести в порядок свои мысли. Потом Инграм улыбнулся.
– Понятно, – повторил он. – Теперь позвольте мне задать вопрос вместо вас, инспектор! – Профессор сделал гипнотизирующий жест. – Ваш следующий вопрос: «Где были вы, Марджори и Джордж Хардинг, между четвертью десятого и полуночью?» Потом вы спросите: «Где находились вы все во время представления?» И наконец: «Мог ли кто-нибудь из вас, зрителей, выскользнуть в темноте и сыграть роль зловещего пугала в цилиндре?» Вы это хотите знать, верно?
Майор Кроу прищурился.
– Да, – ответил он.
– Честный вопрос, который заслуживает честного ответа, – кивнул профессор Инграм. – Я готов поклясться перед любым судом в мире, что никто из нас не покидал комнату во время представления.
– Хм. Не сильно ли сказано?
– Нет.
– Вы знаете, насколько здесь было темно?
– Отлично знаю. Во-первых, учитывая лампу «Фотофлад», горящую в соседней комнате, не так темно, как вы, кажется, думаете. Во-вторых, у меня имеются другие соображения, которые, надеюсь, подтвердят мои компаньоны. Фактически мы можем их спросить.
Он встал с кресла и указал, словно фокусник, в сторону коридора, когда вошли Марджори и Джордж Хардинг.
Эллиот окинул взглядом жениха девушки.
В Помпеях он лицезрел только затылок Хардинга и сейчас, видя его полностью, испытывал смутное раздражение. Джорджу Хардингу было не больше двадцати пяти или двадцати шести лет. Поведение его казалось искренним и естественным – он двигался так же непринужденно, как кот среди безделушек на буфете. Джордж был довольно красив – на южноевропейский лад: черные вьющиеся волосы, широкое лицо и темные выразительные глаза. Подобную внешность Эллиоту было трудновато примирить с его добродушными манерами. Вероятно, он везде был желанным компаньоном и знал это.
Затем Хардинг увидел через открытую дверь в кабинет тело Маркуса Чесни, и его лицо сразу стало озабоченным.
– Не могли бы мы закрыть эту дверь? – спросил он, взяв Марджори под руку. – Я имею в виду, вы не возражаете?
К его очевидному удивлению, Марджори освободила руку.
– Все в порядке – мне это не мешает, – сказала она, глядя на Эллиота.
Он подошел к двери и закрыл обе створки.
– Марджори передала мне, что вы хотите меня видеть, – продолжал Хардинг. – Буду рад помочь, чем смогу. Пока лишь могу сказать, что это чертовски скверная история и... ну, вы понимаете!
Было бы несправедливо подчеркивать дурное впечатление, которое произвела на Эллиота эта речь и сопровождающие ее жесты. Для майора Кроу и суперинтендента Боствика слова Хардинга прозвучали вполне искренне.
Эллиот указал на стул.
– Вы мистер Хардинг?
– Верно, – отозвался молодой человек, выглядевший дружелюбным, как щенок, старающийся угодить хозяину. – Марджори говорит, вы хотите, чтобы мы все рассказали о происходившем здесь, когда... ну, когда бедный старикан окочурился.
– Инспектор хочет куда большего, – усмехнулся профессор Инграм. – Он подозревает, что вы, Марджори или я...
– Минутку, сэр, – резко прервал Эллиот и повернулся к остальным. – Садитесь, пожалуйста. Да, нам нужны ваши заявления, но у меня имеются другие вопросы, ответы на которые могут оказаться не менее важными. Вы знали, что мистер Чесни приготовил список вопросов к вам по поводу своего шоу?
– Да, конечно, – после паузы ответила Марджори. – Я уже говорила вам.
– Если бы вам задали эти вопросы теперь, вы смогли бы дать точные ответы?
– Да, – отозвался Хардинг, – но я могу сделать кое-что получше, если вы хотите знать, что произошло. Я заснял все на кинопленку...
– Цветную?
Хардинг быстро заморгал:
– Цветную? Господи, конечно нет! На самую обычную. Цветная пленка, отснятая в доме, да еще при таком освещении, была бы...
– Тогда боюсь, это не поможет нам в некоторых затруднениях, – сказал Эллиот. – Где эта пленка?
– Я сунул ее в радиолу, когда началась суматоха.
Он казался разочарованным тем, как Эллиот воспринял его сообщение, словно ожидая куда более бурной реакции. Эллиот подошел к радиоле и поднял крышку. На зеленом фетре, покрывающем диск граммофона, лежала кинокамера в футляре с открытым клапаном. Трое свидетелей позади неуклюже опустились на стулья – Эллиот видел их отражения в стекле картины, висящей на стене. Он также видел вопросительный взгляд, который майор Кроу устремил на суперинтендента Боствика.
– Список, о котором я говорил, у меня, – сказал Эллиот, доставая его из записной книжки. – Эти вопросы куда лучше тех, которые мог бы задать я, так как их целью было охватить все важные пункты...
– Какие пункты? – быстро спросила Марджори.
– Это мы и должны выяснить. Я собираюсь задавать каждому из вас один и тот же вопрос по очереди и хотел бы, чтобы вы отвечали как можно подробнее.
Профессор Инграм поднял почти невидимые брови.
– А вы не опасаетесь, инспектор, что мы можем выкинуть что-нибудь эдакое, состряпать какую-нибудь чепуховину?
– Я бы не советовал вам делать это, сэр. И сомневаюсь, что вам это удастся, так как доктор Чесни сказал мне, что вы уже почти во всем противоречили друг другу. Если вы измените показания, я об этом узнаю. Вы искренне думаете, что в состоянии ответить на эти вопросы абсолютно точно?
– Да, – отозвался профессор Инграм со странной улыбкой.
– Да, – сурово сказала Марджори.
– Я не уверен, – промолвил Хардинг. – Я был более сосредоточен на целом, чем на деталях. Но постараюсь. В моем ремесле важно смотреть в оба...
– А что у вас за ремесло, мистер Хардинг?
– Химические исследования, – заявил Хардинг, словно бросая вызов. – Но это не важно. Приступайте.
Эллиот закрыл крышку граммофона и положил на нее записную книжку. Казалось, будто дирижер взмахнул палочкой и занавес начал подниматься. В глубине души Эллиот не сомневался, что список содержит все ключи к разгадке – лишь бы ему хватило ума понять значение не только ответов, но и самих вопросов.
– Первый вопрос, – объявил он, и слушатели сразу напряглись, скрипнув стульями.
Глава 7СВИДЕТЕЛИ РАСХОДЯТСЯ В СВОИХ ПОКАЗАНИЯХ
– Первый вопрос: «Была ли на столе коробка? Если да, опишите ее». Мисс Уиллс?
Складка рта Марджори стала жесткой. Она сердито смотрела на Эллиота.
– Если вы считаете, что это важно, я отвечу. Но это выглядит ужасно. Сидеть здесь и задавать вопросы, как будто это игра, когда он... – Она бросила взгляд на закрытую дверь и тут же отвела его.
– Это важно, мисс Уиллс. Пожалуйста, отвечайте.
– Конечно, на столе была коробка. Она лежала справа от дяди Маркуса, ближе к переднему краю стола. Двухфунтовая коробка шоколадных конфет от Генри. Я не видела этикетки, потому что сидела, но уверена в этом, так как на коробке были изображены ярко-зеленые цветы.
Джордж Хардинг повернулся к ней.
– Глупости, – заявил он.
– Что – глупости?
– Зеленые цветы, – ответил Хардинг. – Не знаю, как насчет шоколадных конфет, но согласен, что это была двухфунтовая коробка с изображенными на ней цветами. Но цветы были не зелеными, а синими. Я в этом уверен.
Выражение лица Марджори не изменилось – она повернула голову с вызовом и почти античной грацией.
– Эта ночь, дорогой, была достаточно скверной и без того, чтобы ты действовал мне на нервы и доводил до истерики. Пожалуйста, не надо. Цветы были зелеными. Мужчины всегда путают зеленый цвет с синим.
– Ладно, если ты так говоришь, – угрюмо отозвался Хардинг, но тут же покачал головой. – Нет! Будь я проклят, если это так! От нас ведь ждут правдивых ответов, верно? Так вот, цветы были синими!
– Дорогой...
– Одну минуту, – резко вмешался Эллиот. – Профессор Инграм должен помочь решить спор. Ну, сэр? Кто из них прав?
– Оба, – ответил Инграм, лениво закинув ногу на ногу. – И в то же время оба не правы.
– Но этого не может быть! – запротестовал Хардинг.
– Думаю, что может. – Профессор Инграм повернулся к Эллиоту. – Я говорю чистую правду, инспектор. Могу объяснить сразу, но предпочел бы подождать. Один из последних вопросов объяснит, что я имею в виду.
Эллиот вскинул голову.
– Откуда вы знаете, какими будут последние вопросы, сэр? – спросил он.
Последовало молчание, которое словно заползало во все углы комнаты. Казалось, будто через закрытые двери доносится тиканье часов в кабинете.
– Конечно, я этого не знаю, – вежливо ответил профессор Инграм. – Я всего лишь предвижу вопрос, который должен появиться в конце списка.
– А вы не видели этот список раньше?
– Нет, инспектор, но, ради бога, не пытайтесь поймать меня на мелочах. Я старый шоумен, и эти трюки тоже не новые – я пробовал их на тысячах моих учеников и знаю, как они действуют. Но не заблуждайтесь, думая, что я пытаюсь обмануть вас только потому, что они не обманывают меня. Если вы продолжите с этим перечнем, то поймете, о чем речь.
– Цветы были зеленые, – заявила Марджори, устремив полузакрытые глаза в угол потолка. – Зеленые, зеленые, зеленые. Пожалуйста, продолжайте.
Эллиот подобрал карандаш.
– Тогда второй вопрос. «Какие предметы я брал со стола? В каком порядке?» Имеется в виду, – объяснил он, – какие предметы брал мистер Чесни, когда он сел за стол. Мисс Уиллс?
– Я уже говорила вам, – быстро сказала Марджори. – Когда дядя Маркус сел, он взял карандаш и притворился, будто пишет на промокашке, а потом положил его. После этого он взял ручку, притворился, что пишет ею, и положил ее на стол перед тем, как вошло существо в цилиндре.
– Что скажете, мистер Хардинг?
– Это правда, – согласился Хардинг. – По крайней мере, первая часть. Старик схватил карандаш, синий или черный, и положил его. Но вторым предметом была не ручка, а другой карандаш почти такого же цвета, но не такой длинный.
Марджори снова обернулась.
– Ты делаешь это нарочно, Джордж, чтобы помучить меня? – осведомилась она, не меняя тон. – Неужели тебе обязательно оспаривать каждое мое слово? Я знаю, что это была ручка! Я видела маленькое перо и колпачок – синий или черный. Пожалуйста, не пытайся...
– Ну, если ты так считаешь... – обиженно произнес Хардинг, устремив на девушку свои выразительные глаза.
К крайней досаде Эллиота, ее лицо стало обеспокоенным. Воображению Эллиота представилась пара влюбленных, в которой мальчишеский шарм мужчины подавляет умную, но обожающую его женщину.
– Прости, – сказала Марджори, – но это была ручка.
– Карандаш.
– Что вы скажете, профессор Инграм? Ручка или карандаш?
– Фактически, – ответил профессор, – ни то ни другое.
– Боже всемогущий! – прошептал майор Кроу, утратив свою чопорность.
– Неужели вы не понимаете? – продолжал профессор Инграм. – Все это было сплошными трюками и ловушками. Чего еще вы ожидали? – В его голосе звучало легкое раздражение. – Маркус расставил для вас одну из своих обычных ловушек, и вы в нее попались. Прежде всего – как вы абсолютно правильно заметили – он взял обычный карандаш и притворился, будто пишет им. Это подготовило ваш ум. Потом он взял предмет, который не был ни карандашом, ни ручкой (хотя по размеру и форме напоминал карандаш), и сделал вид, что пишет им. У вас сразу же возникла психологическая иллюзия, что вы видите либо ручку, либо карандаш. Конечно, не было ничего подобного.
– Тогда что же это было? – осведомился Эллиот.
– Не знаю.
– Но...
Инграм подмигнул бесхитростными глазами:
– Успокойтесь, инспектор. Я обещал объяснить вам, в чем состоял трюк, но не какой предмет он держал в руках в действительности. Признаюсь, что я этого не знаю.
– Но вы можете его описать?
– В определенной степени да. – Профессор казался расстроенным. – Это было нечто похожее на ручку, но уже и гораздо меньше; по-моему, синего цвета. Помню, Маркус не без труда его подобрал.
– Да, сэр, но какой предмет выглядит таким образом?
– Не знаю. Это меня и беспокоит... Погодите! – Руки Инграма стиснули подлокотники кресла, словно он собирался вскочить. Затем на его лице отразилось облегчение, а может, какая-то другая эмоция. – Понял!
– Ну, сэр?
– Это был дротик для духовой трубки.
– Что-что?
– Я в этом почти уверен. – Профессор выглядел так, будто преодолел сложное препятствие. – У нас были такие дротики в Музее естественной истории при университете. Они представляли собой длинные и тонкие деревянные стержни черного цвета с острым наконечником. Дротики были южноамериканскими, малайскими или с острова Борнео – я никогда не ладил с географией.
Эллиот посмотрел на Марджори:
– В доме вашего дяди были дротики для духовых трубок, мисс Уиллс?
– Конечно нет. Во всяком случае, я никогда о них не слышала.
– Вы имеете в виду отравленный дротик? – с интересом обратился к профессору майор Кроу.
– Нет-нет, не обязательно. Подозреваю, что перед нами прекрасный пример того, как предположение может шагать рука об руку с воображением, в результате чего никто из нас не сумеет вспомнить, что мы видели. В следующий момент кто-то припомнит, будто заметил яд на дротике, и это ни к чему нас не приведет. Следите за собой! – Инграм предупреждающе поднял руку. – Я сказал лишь то, что видел предмет, похожий на дротик для духовой трубки. Это ясно? Тогда продолжим с вопросами.
– Да, – кивнул Джордж Хардинг и бросил на профессора странный взгляд, смысл которого Эллиот не мог понять. – Кажется, мы не слишком продвинулись. Спрашивайте дальше.
Эллиот колебался. Новая версия беспокоила его, но с этим можно было подождать.
– Следующий вопрос, – он заглянул в список, – предположительно касается появления закутанной фигуры, вошедшей через окно. Хотя можете понимать как хотите. «Который был час?»
– Полночь, – сразу ответила Марджори.
– Около полуночи, – согласился Джордж Хардинг.
– Чтобы быть абсолютно точным, – добавил профессор Инграм, соединив ладони, – была полночь без одной минуты.
Он сделал паузу, и Эллиот задал вопрос, которого профессор, казалось, ожидал:
– Да, сэр. Но у меня имеется собственный вопрос. Вы действительно знали, что была без одной минуты полночь – по вашим собственным часам, – или определили это по часам на каминной полке в кабинете? Я знаю, что сейчас эти часы идут правильно, но они не обязательно шли правильно тогда.
– Этот вопрос приходил мне в голову, – сухо отозвался Инграм. – Я думал о том, мог ли Маркус переставить часы, чтобы мы потом назвали неправильное время. Но я за честную игру. – Он снова выглядел расстроенным. – Подобный трюк не согласовывался бы с правилами. Это был тест на наблюдательность. Маркус велел выключить свет, и поэтому мы не могли видеть наши часы. Следовательно, мы могли определять время только по часам на полке. Я рассматривал это как условие игры. Могу назвать вам время каждого эпизода шоу по этим часам, но не могу поклясться, что они показывали правильное время.
– Зато я могу, – вмешалась Марджори. – Конечно, часы шли правильно.
Ее голос звучал озадаченно. Казалось, она никак не ожидала такого поворота событий и устала от попыток перевести разговор в нужное направление.
– У меня есть причина знать это, – продолжала девушка. – Дело не в моей наблюдательности. Я могу легко это доказать. Часы шли правильно, но какое это имеет значение?
– Это может иметь очень большое значение, – сказал майор Кроу, – для алиби того, кто здесь не был.
– Джо Чесни! – пробормотал профессор Инграм и присвистнул. – Прощу прощения, – чопорно добавил он.
Если раньше профессор мог воздействовать на всех легким подобием улыбки, то теперь он сделал то же самое своей обмолвкой. Эллиота интересовало, как словарь объясняет слово «внушение». В любом случае все насторожились.
– Дядя Джо? – воскликнула Марджори. – А он тут при чем?
– Продолжайте вопросы, – предложил профессор с ободряющей улыбкой.
Эллиот решил ускорить темп.
– Если вы не возражаете, мы разберемся с этим позже. Просто отвечайте как можно короче. Следующий вопрос: «Какого роста был человек, вошедший через французское окно?»
– Шесть футов, – тотчас же отозвалась Марджори. – Во всяком случае, он был такой же высокий, как Уилбер, чей рост мы все знаем, и как дядя Джо... – Она умолкла.
– Около шести футов, – подумав, согласился Хардинг. – Я бы сказал, немного выше, но, вероятно, этот эффект создавала нелепая шляпа...
Профессор Инграм откашлялся.
– Конечно, ничто не может раздражать сильнее, чем постоянные противоречия в подобных деталях...
Было очевидно, что под его безмятежным «экстерьером» кипят страсти, готовые вырваться наружу. Марджори сверкнула глазами:
– Я больше не могу этого выносить! Надеюсь, вы не станете утверждать, что он был низеньким и толстым?
– Нет, дорогая моя. Успокойтесь. – Профессор Инграм посмотрел на Эллиота: – Вот мой ответ, инспектор. Человек, вошедший через окно, был ростом около пяти футов девяти дюймов – приблизительно такого же, как, скажем, у мистера Хардинга или у меня. Или же он был ростом шесть футов, но согнул колени под длинным плащом, чтобы казаться ниже.
Последовало молчание.
Майор Кроу, надевший очки в роговой оправе, которые не слишком соответствовали его армейскому облику, вытер лоб ладонью. Он что-то писал на обратной стороне конверта.
– Послушайте... – начал главный констебль.
– Да?
– Теперь я задам вам вопрос, – сердито сказал майор. – Что это, черт побери, за ответ? Либо он был ростом пять футов девять дюймов, либо шесть футов... Сдается мне, Инграм, что вы нарочно втемяшиваете людям в голову разные идеи. При каждом удобном случае вы начинаете противоречить. Хотите взглянуть, как выглядят ваши ответы?
– С удовольствием.
– Ну, вы все согласились, что на столе была двухфунтовая коробка шоколадных конфет и что первым из двух предметов, которые брал в руки Чесни, был карандаш. Но взгляните на остальное. Я составил свой список.
Он бросил конверт профессору Инграму, который изучил и передал по кругу следующий примечательный документ:
«Какого цвета были цветы на коробке конфет?
Мисс Уиллс. Зеленого.
Мистер Хардинг. Синего.
Проф. Инграм. И того и другого.
Какой второй предмет взял со стола Чесни?
Мисс Уиллс. Ручку.
Мистер Хардинг. Карандаш.
Проф. Инграм. Дротик для духовой трубки.
Который был час?
Мисс, Уиллс. Полночь.
Мистер Хардинг. Около полуночи.
Проф. Инграм. Без одной минуты двенадцать.
Какого роста был тип в цилиндре?
Мисс Уиллс. Шесть футов.
Мистер Хардинг. Шесть футов.
Проф. Инграм. Пять футов девять дюймов».
– Некоторая согласованность относится только ко времени, – продолжал майор Кроу. – Хотя это, вероятно, самый неверный ответ.
Профессор Инграм поднялся.
– Не думаю, что вполне понимаю вас, майор, – сказал он. – Вы просите меня, как опытного свидетеля, рассказать вам, что произошло. Вы ожидаете расхождений и хотите их обнаружить. Но почему-то досадуете, когда я указываю вам на них.
– Все это я отлично знаю, – отозвался майор Кроу. – Но как насчет коробки конфет? Она может быть с цветами зеленого или синего цвета, но никак не с теми или другими, как утверждаете вы. Вероятно, вам будет интересно узнать... – несмотря на отчаянные сигналы Эллиота и Боствика, он отбросил полицейскую сдержанность, – что цветы на коробке в кабинете синие. А единственный другой предмет на том столе – плоский карандаш. Нет никаких признаков иного предмета – ни ручки, ни второго карандаша, ни дротика для духовой трубки. Одна с синими цветами на крышке коробка конфет, один карандаш, и ничего более. Могу я узнать, что вы на это скажете?
Профессор Инграм снова сел с улыбкой сатира.
– Только то, что, если вы дадите мне хотя бы половину шанса, я объясню вам это за несколько секунд.
– Ладно, – проворчал майор Кроу, подняв руки, словно в восточном приветствии. – Объясняйте когда хотите – я умолкаю. Продолжайте, инспектор. Простите за вмешательство. Это ваше шоу.
В течение следующих нескольких минут Эллиоту начало казаться, что споры подходят к концу. Ответы на очередные два вопроса и половину третьего совпали почти полностью. Эти вопросы были следующими: «Опишите его одежду. Что он нес в правой руке? Опишите этот предмет. Опишите его действия».
Из ответов возникала картина с участием гротескной фигуры, которая произвела на зрителей такое колоссальное впечатление. Никто не забыл упомянуть коричневый шерстяной шарф, солнцезащитные очки, плащ, черные брюки и вечерние туфли. Все точно описали черный саквояж с надписью белыми буквами «Р.Х. Немо, доктор медицины» вира-вой руке визитера. Единственной новой подробностью стало то, что на посетителе были резиновые перчатки.
Это единодушие озадачивало Эллиота, пока он не вспомнил, что все свидетели имели отличную возможность изучить костюм таинственного гостя. Большинство аксессуаров Немо, включая черный парик, были брошены за окном кабинета. Зрители видели их не только во время представления, но и когда вышли искать Уилбера Эммета.
Более того, они не упустили ничего из действий визитера на сцене. Фигура одетого в черное Немо, кланяющаяся и кивающая под собственной гигантской тенью при ярком свете лампы, казалось, заполнила экран их мыслей, подобно ночному кошмару. Они описали появление Немо, то, как он после неосторожной усмешки Джорджа Хардинга повернулся и посмотрел на них, как положил на стол свой саквояж и опять повернулся к ним спиной, как подошел к правой стороне стола, вынул из кармана коробочку, достал оттуда капсулу и... Но где же был ключ к разгадке?
Вот что хотел знать Эллиот. Он дошел почти до конца списка и не видел ничего, что могло бы предоставить ему какую-то нить. Да, свидетели иногда противоречили друг другу, но какой от этого толк?
– Продолжим, – сказал Эллиот. – Следующий вопрос: «Брал ли он что-то со стола?»
Три голоса ответили почти одновременно.
– Нет, – сказала Марджори.
– Нет, – сказал Джордж Хардинг.
– Да, – сказал профессор Инграм.
В последовавшем шуме Хардинг твердо заявил:
