Текст книги "Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Майор Кроу глубоко вздохнул и устремил мрачный взгляд на слушателя.

– Остальное рассказывать недолго. Фрэнки тогда не истратил три пенса – он пошел домой пить чай, но потом вернулся в лавку. Не знаю, захотелось ли ему конфет с кремом, когда он покупал их раньше, или это внезапно пришло ему в голову, но он потратил два пенса на маленькие с белой начинкой и пенни на лакрицу. Около четверти седьмого служанка по имени Лоис Кертен (она работает у мистера и миссис Эндерсон) пришла в магазин с двумя детьми Эндерсонов и купила полфунта шоколадных конфет с кремом из всех трех коробок.

Все, кто пробовал конфеты из средней коробки, жаловались на их горький вкус. Но бедняжку Фрэнки это не остановило, поскольку он истратил на них свои два пенса. Он съел все конфеты. Боли начались примерно через час, и в одиннадцать ночи он умер в страшных мучениях. Детям Эндерсонов и Лоис Кертен повезло больше. Маленькая Дороти Эндерсон откусила кусочек конфеты, закричала, что она горькая, и не стала есть больше. Лоис Кертен из любопытства тоже съела кусочек. Томми Эндерсон заявил, что тоже должен попробовать. Потом Лоис откусила от еще одной конфеты, и та тоже оказалась горькой. Она решила, что конфеты испорчены, и положила их в сумку, чтобы потом вернуться и пожаловаться миссис Терри. Никто из троих не умер, но Лоис ночью стало плохо. Выяснилось, что это отравление стрихнином.

Майор Кроу умолк. Он говорил спокойно, но Эллиоту не нравился его взгляд. Погасив сигарету, он снова сел и добавил:

– Я провел двенадцать лет в этих краях, но никогда не видел такого скандала, который последовал за этими событиями. Сначала поступило сообщение, что миссис Терри торговала отравленными конфетами, и всю вину возложили на нее. Полагаю, некоторые уверены, что шоколад может испортиться, как мясо, и стать ядовитым. Миссис Терри кричала и плакала, вытирая лицо фартуком. Ей разбили окна, а отец Фрэнки Дейла чуть не сошел с ума.

Но через день-два люди пришли в себя и начали задавать вопросы. Джо Чесни прямо заявил, что это преднамеренное отравление. Его вызывали к Фрэнки. Мальчик съел три конфеты и проглотил шесть с четвертью гран стрихнина. Как вам известно, смертельной дозой считается одна шестнадцатая грана. Три другие жертвы поделили между собой два грана. Остальные конфеты из средней коробки отдали на анализ. Две из них содержали по два с лишним грана соли стрихнина, растворенной в спирте, как и еще две конфеты в сумке Лоис Кертен, помимо тех двух, которые разделили между собой она и дети. Иными словами, отравлены были десять конфет, и в каждой содержалась доза, превышавшая смертельную. Кто-то захотел убивать, причиняя жертвам максимальные страдания.

Существовало три возможных решения. Первое: миссис Терри намеренно добавила яд в конфеты, во что, когда страсти улеглись, никто не верил. Второе: кто-то из заходивших в лавку в течение дня бросил горсть отравленных конфет в среднюю коробку, когда миссис Терри повернулась к нему спиной. На такую возможность я вам уже указывал. И третье: это сделала Марджори Уиллс. Когда Фрэнки принес ей кулек обычных конфет, у нее в кармане плаща находился заранее приготовленный такой же кулек с отравленными. Она положила в карман обычные конфеты, достала отравленные и попросила Фрэнки отнести их в лавку и поменять. Понятно?

Эллиот нахмурился:

– Да, сэр. Но...

– Вот именно! – прервал майор, устремив на гостя гипнотический взгляд. – Я знаю, что вы хотите сказать. Имеется противоречие. Марджори купила шесть конфет, а в средней коробке было десять отравленных. Если она вернула дубликат кулька с шестью конфетами, откуда взялись еще четыре? А если дубликат содержал десять конфет вместо шести, разве миссис Терри не обратила бы на это внимание, высыпая их в коробку?

Суперинтендент Боствик из местной полиции до сих пор не произносил ни слова. Высокий и широкоплечий мужчина сидел скрестив руки на груди и глядя на календарь.

– Некоторые думают, что не обратила бы, – заметил он. – Если ее торопили. – Он добавил, прочистив горло: – Со Скотленд-Ярдом или без него, мы доберемся до этого проклятого убийцы, чего бы нам это ни стоило.

Жар вспышки физически ощущался в и без того теплой комнате. Майор Кроу посмотрел на Эллиота.

– Боствик приучен судить непредвзято, – сказал главный констебль. – Но если так думает он, можете представить, что думают остальные?

– Понятно. – Эллиот внутренне содрогнулся. – Они считают, что мисс Уиллс...

– Это должны выяснить вы. Люди в целом не склонны вдаваться в детали, как приходится делать нам. В том-то и беда. Прежде всего, всех ошарашила абсолютная бессмысленность этого жестокого преступления. А потом, никуда не денешься от того факта (к счастью, неизвестного большинству посетителей «Голубого льва»), что обстоятельства почти полностью идентичны знаменитому делу об отравлении в Брайтоне более шестидесяти лет тому назад. Вы слышали о деле Кристианы Эдмундс в 1871 году? Она проделала точно такой же трюк с отравленными конфетами, поручив ребенку отнести их в магазин для обмена. Дубликат кулька она держала в муфте и подсунула его мальчишке, как опытный фокусник.

Эллиот задумался.

– Если я правильно помню, Кристиана Эдмундс была сумасшедшей и умерла в Бродмуре[7]7
  Бродмур – больница для душевнобольных преступников в городе Кроуторн.


[Закрыть], – заметил он.

– Да, – согласился майор. – И некоторые думают, что эту девушку ждет то же самое. Но предъявить ей обвинение невозможно, – продолжал он после паузы. – Во-первых, никак не докажешь, что она купила, позаимствовала, нашла или украла хотя бы миллионную долю грана стрихнина.

Местный ответ на это прост. Марджори – любимица доктора Джо Чесни, который настолько беспечен, что может оставить стрихнин где угодно, как табак. В его приемной действительно имеется стрихнин, но он полностью отчитался за каждую крупинку. Во-вторых, миссис Терри клянется, что в кульке, который вернул Фрэнки Дейл, было только шесть конфет. В-третьих, если Марджори Уиллс сделала это, то невероятно нелепым способом. Она даже не приняла те меры предосторожности, о которых позаботилась безумная Кристиана Эдмундс. В конце концов, Брайтон – большой город, и женщина, которая поручила поменять конфеты незнакомому мальчику, имеет все шансы не быть опознанной впоследствии. Но эта девушка посреди маленького городишки обращается к хорошо знающему ее мальчику, да еще в присутствии свидетелей! Она как будто нарочно старалась привлечь к себе внимание! Если бы она хотела отравить конфеты, то сделала бы это куда более безопасным способом, о котором я вам говорил.

Нет, инспектор. От любого пункта в деле против нее хороший адвокат не оставит ни клочка за двадцать минут, а мы не можем себе позволить арестовать ее только для того, чтобы порадовать дядюшку Тома Кобли и всех прочих. Кроме того, я надеюсь, что это неправда. Она славная малышка, и о ней не было известно ничего дурного, если не считать того, что все Чесни немного странные.

– А сплетни о ней пошли до того, как Чесни отправились в путешествие?

– Да, но в открытую об этом стали говорить после их отъезда. А когда они вернулись, стало еще хуже. Суперинтендент опасается, что какие-нибудь горячие головы попытаются разбить теплицы Маркуса, но я этого не боюсь. Здешний народ много болтает, но ждет, что действовать будут власти. Господи, как бы я хотел сделать хоть что-нибудь! – жалобным голосом воскликнул майор. – У меня самого есть дети, и мне эта история нравится не больше, чем остальным. Кроме того, позиция Маркуса Чесни не улучшает ситуацию. Он вернулся с континента, одержимый жаждой крови, и заявляет, что решит нашу проблему, если нам это не удастся. Как я понял, он только позавчера приходил сюда и задавал дурацкие вопросы...

Эллиот навострил уши:

– Вот как? О чем, сэр?

Главный констебль вопросительно посмотрел на суперинтендента Боствика.

– Джентльмен хотел знать, – с сарказмом отозвался тот, – точный размер картонных коробок с конфетами на прилавке миссис Терри. Я осведомился, зачем ему это нужно. Он пришел в ярость и сказал, что это не мое дело. Тогда я посоветовал ему обратиться к самой миссис Терри. Мистер Чесни заявил, что у него был ко мне еще один вопрос, но, раз я оказался таким ослом, он не станет его задавать, и мне придется отвечать за последствия. Он, видите ли, всегда знал, что мне недостает наблюдательности, но теперь убедился, что у меня нет и мозгов.

– Кажется, его idée fixe[8]8
  Навязчивая идея (фр.).


[Закрыть], – объяснил майор, – состоит в том, что большинство людей не в состоянии точно описать виденное и слышанное ими...

– Знаю, – кивнул Эллиот.

– Знаете?

Эллиот не успел ответить, так как в этот момент зазвонил телефон. Майор Кроу бросил раздраженный взгляд на часы, чье громкое тиканье наполняло комнату, и чьи стрелки показывали двадцать минут первого. Боствик приковылял к аппарату и поднял трубку, покуда Эллиот и главный констебль погрузились в раздумья. Майор выглядел усталым и подавленным. Голос Боствика пробудил их от размышлений – точнее, пронзительная интонация, с которой он повторял: «Сэр!» Майор Кроу резко повернулся, и его стул ударился о письменный стол.

– Это доктор Джо, – сказал суперинтендент. – Лучше поговорите с ним, сэр.

На его лбу поблескивали капли нота, хотя взгляд не говорил ни о чем из ряда вон выходящем. Он протянул трубку. Майор Кроу взял ее и с минуту слушал молча. До Эллиота доносилось бормотание в трубке, но он не мог разобрать ни слова. Наконец главный констебль осторожно опустил трубку на рычаг.

– Это звонил Джо Чесни, – сообщил он без всякой на то необходимости. – Маркус мертв. Доктор считает, что он отравлен цианидом.

Тиканье часов вновь заполнило комнату. Майор Кроу прочистил горло.

– Похоже, – продолжал он, – Маркус последним вздохом доказал правильность своей излюбленной теории. Насколько я понял со слов доктора, все они видели, как отравили Маркуса, но никто не может объяснить, что произошло.

Глава 3
ГОРЬКИЙ МИНДАЛЬ

«Бельгард» был домом, который можно охарактеризовать как солидный. Хотя и очень большой, он не являлся фамильным особняком и не притворялся таковым. Это было внушительное сооружение из желтого голландского кирпича с голубыми фронтонами, изрядно покрытыми грязью, по краям низкого и длинного фасада с наклонной крышей.

Но в данный момент инспектор Эллиот с трудом различал архитектурные детали. Уже стемнело. Фасад здания не освещался, но сбоку был виден свет, настолько яркий, что они заметили его еще на шоссе. Эллиот остановил свою машину на подъездной аллее, майор Кроу и Боствик выбрались наружу с заднего сиденья.

– Минутку, сэр, – почтительно обратился Эллиот к главному констеблю. – Прежде чем мы войдем, нам следует кое-что уточнить. Каков мой статус здесь? Меня прислали сюда из-за истории с отравленными конфетами, но теперь...

В темноте он почувствовал, что майор Кроу смотрит на него с мрачной улыбкой.

– Вам нравится делать все по правилам, верно? – осведомился главный констебль. – Ну-ну, тем лучше. Это ваше дело, молодой человек. Вы его расследуете – разумеется, под наблюдением Боствика. Когда я узнаю, что произошло, то отправлюсь домой спать. А теперь приступайте.

Вместо того чтобы постучать в парадную дверь, Эллиот подошел к краю дома и посмотрел за угол. Боковые стены дома были не такими длинными, как фасад. С этой стороны находились три комнаты, расположенные в ряд. Каждая имела пару французских окон, выходящих на узкую лужайку с каштанами, тянущимися параллельно окнам. Ближайшая к фасаду комната была темной, но из французских окон двух других – особенно дальней – лился яркий свет. Благодаря ему зеленая трава и желтые листья каштанов выглядели театральной декорацией.

Эллиот заглянул в первую из двух освещенных комнат. Она была пуста, а оба французских окна с тяжелыми бархатными портьерами распахнуты настежь. Это была музыкальная комната, о чем свидетельствовали фортепиано, радиоприемник и граммофон. Стулья выглядели сдвинутыми с мест. Закрытая двустворчатая дверь вела в дальнюю комнату. Мертвая тишина наводила на неприятные мысли.

– Эй! – окликнул Эллиот.

Никто не отозвался. Он направился было к окнам самой дальней комнаты, но вдруг резко остановился.

На узкой полосе травы между окнами и каштанами, прямо под окнами дальней комнаты, лежал самый странный набор предметов, какой Эллиот когда-либо видел. Прежде всего он заметил высокий и блестящий старомодный цилиндр с изрядно потертым ворсом. Рядом с ним валялись длинный, также старомодный и поношенный плащ с глубокими карманами, коричневый шерстяной шарф и темные солнцезащитные очки. И наконец, посреди груды разбросанной одежды стоял черный кожаный саквояж, чуть больше того, который носят врачи, но не такой большой, как чемодан. Сбоку виднелась надпись: «Р.Х. Немо, доктор медицины».

– Выглядит так, словно кто-то раздевался, – холодно заметил майор Кроу.

Эллиот не ответил. Он заглянул в комнату. Зрелище было не из приятных.

Оба окна этой комнаты также были распахнуты. Обстановка напоминала кабинет. В центре стоял широкий стол с подставкой для ручек и промокательной бумагой, а за ним, слева от Эллиота, кресло. Сидящий на этом кресле оказался бы лицом к двустворчатой двери в соседнюю комнату. Бронзовая электрическая лампа на столе светила так ярко, что Эллиот признал в ней «Фотофлад» – лампу, используемую фотографами для съемок в помещениях. Абажур был наклонен таким образом, что свет падал прямо на лицо и тело сидящего на кресле. А в данный момент на нем сидел Маркус Чесни.

Он сидел чуть повернувшись боком, сгорбив плечи и вцепившись руками в подлокотники кресла, как будто собирался встать. Но это была лишь иллюзия жизни. Ноги Маркуса вытянулись, тело откинулось на спинку кресла, лицо посинело, и на лбу обозначились голубоватые вены, создавая резкий контраст с седыми волосами. Налитые кровью веки были опущены, а на губах еще оставалась пена.

Лампа «Фотофлад» освещала все это с беспощадной яркостью. На стене позади Маркуса Чесни находилась каминная полка из лакированного дерева, на которой стояли часы с белым циферблатом, чей маленький маятник качался из стороны в сторону с громким тиканьем. Стрелки показывали двадцать пять минут первого.

– Да, он мертв, – сказал майор Кроу, стараясь говорить спокойно. – Но... посмотрите...

Он оборвал фразу. Тиканье часов казалось неестественно громким. Даже стоя у окна, они ощущали запах горького миндаля.

– Да, сэр? – отозвался Эллиот, запоминая детали.

– Он выглядит так, словно испытывал сильную боль.

– Пожалуй.

– Джо Чесни сказал, что это был цианид. И этот запах... Не могу сказать, что сталкивался с ним раньше, но все знают о нем. Но разве цианид не убивает моментально и без всякой боли?

– Нет, сэр. Такого яда не существует. Конечно, цианид действует быстро, но в том смысле, что это занимает минуты, а не...

Нужно было начинать работу. Но Эллиот все еще стоял у окна – его воображение объединяло отдельные малопривлекательные элементы в необычайно четкую картину. Мертвец сидел за столом лицом к двустворчатой двери в противоположной стене, освещенный яркой лампой. Если бы эта дверь была открыта и за ней сидели люди, глядя в комнату, та превратилась бы в сцену, дверь – в занавес, а Маркус Чесни – в актера. Ну а вещи снаружи – цилиндр, плащ, коричневый шарф, темные очки и черный саквояж с именем призрачного доктора – стали бы предметами реквизита.

Но это может подождать...

Эллиот отметил время по своим часам, которые шли секунда в секунду с часами на каминной полке, и занес его в записную книжку. Потом он вошел в комнату.

Изо рта Маркуса сильно пахло горьким миндалем. Он был жив еще совсем недавно – руки все еще стискивали в последней судороге подлокотники кресла. На нем был смокинг, рубашка выбивалась из-под жилета, а позади носового платка в нагрудном кармане торчал край сложенного листа бумаги.

Вряд ли Маркус сам принял яд, Эллиот не мог обнаружить ни пузырька, ни иного сосуда или вместилища. Стол с промокательной бумагой и подставкой для ручек был вытерт начисто. На нем находились только два других предмета. Одним был синий карандаш, скорее плоский, чем круглый или шестиугольный, лежащий не на подставке, а на промокательной бумаге. Другим предметом была двухфунтовая коробка дешевых шоколадных конфет. Она была закрыта – глянцевый картон украшал рисунок в виде голубых цветов, как на обоях, а на крышке виднелась надпись золотыми буквами: «Мятные конфеты Генри».

– Кто здесь? – окликнул голос из соседней комнаты.

Толстые ковры заглушали шаги, а за кругом яркого света было так темно, что они не смогли увидеть, как кто-то открывает створки двери. В комнату шагнул доктор Джозеф Чесни и остановился, тяжело дыша.

– О, это вы, майор. И Боствик. Слава богу.

Майор кратко приветствовал его.

– А мы удивлялись, куда вы делись, – сказал он. – Это инспектор Эллиот, которого прислали из Скотленд-Ярда помочь нам. Расскажите ему, что здесь произошло.

Доктор Джо с любопытством посмотрел на Эллиота.

Исходящие от доктора пары бренди смешивались с запахом горького миндаля. Дыхание топорщило короткую рыжеватую бороду и усы. Дома он казался менее агрессивным и даже менее крепким, чем в Италии, несмотря на плотный твидовый костюм. У него были редкие рыжие волосы, из-под которых добродушно поблескивали глаза с постоянно шевелящимися морщинками под ними, как будто нижняя часть его лица крепилась на петлях. Но сейчас его массивное лицо не казалось добродушным.

– Я не знаю, что произошло, – сердито отозвался он. – Меня здесь не было. И я не могу находиться всюду одновременно. Я был наверху, занимаясь другим пациентом.

– Другим пациентом? Кем?

– Уилбером Эмметом.

– Уилбером Эмметом! – воскликнул майор. – Он не...

– Нет, он не умер. Хотя получил скверный удар по затылку. Сотрясение мозга, – объяснил доктор Джо, потирая руки движениями человека, моющего их. – Слушайте, как насчет того, чтобы перейти в другую комнату? Не то что мне не хочется здесь находиться. – Он указал на тело брата. – Но лампа «Фотофлад» не может гореть вечно. Если ее не выключить, она перегорит, и вам придется в темноте искать улики и все прочее. – Доктор снова потер руки.

Главный констебль кивнул, а Эллиот обернул руку носовым платком и выключил свет. Джозеф Чесни быстро вышел в музыкальную комнату и повернулся к ним с агрессивностью, которая, как понимал Эллиот, была вызвана нервным напряжением.

Майор Кроу наполовину закрыл двустворчатую дверь.

– Теперь, суперинтендент, если хозяева разрешат вам воспользоваться телефоном, можете позвонить доктору и попросить его...

– Зачем вам доктор? Я сам врач и могу заверить вас, что он мертв.

– Таковы правила, Чесни. Вы это знаете.

– Если вы сомневаетесь в моем профессионализме...

– Чепуха, приятель. Ну, инспектор...

Доктор Джо повернулся к Эллиоту:

– Так вы из Скотленд-Ярда, а? – спросил он и, казалось, задумался. – Погодите! Как вы добрались сюда так быстро?

– Я приехал по другому делу, доктор. В связи с отравлением детей.

– Вот как? Ну, теперь работы у вас прибавится.

– Несомненно, – признал Эллиот. – А теперь, доктор, если вы можете хотя бы кратко описать, что здесь произошло...

– Шутовство – вот что! – рявкнул доктор. – Маркус хотел устроить для них шоу и, черт возьми, сделал это!

– Шоу?

– Я не могу рассказать вам, что они делали, так как меня здесь не было. Но могу сообщить, что они собирались делать, поскольку обсуждали это за обедом. Это старый спор, но до сих пор он никогда не принимал такую конкретную форму. Маркус утверждал, что девяносто девять человек из ста в качестве свидетелей никуда не годятся. Они не могут толком описать то, что происходило у них на глазах, а если это пожар, дорожно-транспортный инцидент, беспорядки или что-нибудь в таком роде, полиция получает настолько противоречивые показания, что от них никакой пользы. – Он снова посмотрел на Эллиота. – Кстати, это правда?

– Зачастую да. Ну и что дальше?

– Мы все не соглашались с Маркусом – каждый из нас говорил, что его не одурачить, правда по разным причинам. Я тоже это утверждал и по-прежнему так считаю, – с вызовом заявил доктор Джо. – Наконец Маркус сказал, что хочет подвергнуть их небольшому испытанию – провести маленький тест, который использовали в каком-то университете. Он предложил устроить небольшое шоу, а потом задать несколько вопросов о том, что зрители видели. Маркус был готов держать пари, что шестьдесят процентов ответов будут неправильными. – Доктор Джо повернулся к майору Кроу: – Вы ведь знали Маркуса. Я всегда говорил, что он похож на... ну, на того писателя, которого мы изучали в школе, – прошагавшего двадцать миль, чтобы правильно описать цветок, не имевший для сюжета его книги никакого значения. Когда Маркусу приходила в голову какая-нибудь идея, он тут же брался за ее осуществление. Вот они и разыграли это шоу, посреди которого кто-то вошел и убил Маркуса. Если я правильно их понял, все они видели убийцу и следили за каждым его движением. Тем не менее все по-разному описывают происшедшее.

Доктор Джо умолк. Его голос стал хриплым, лицо пылало, а выражение глаз вызвало у Эллиота опасение, что он вот-вот потеряет над собой контроль и расплачется. Зрелище было бы гротескным, если бы поведение доктора не казалось абсолютно искренним.

– Но разве они не могли описать убийцу? – осведомился майор Кроу.

– Нет. Этот тип был закутан с ног до головы, как Человек-невидимка[9]9
  Имеется в виду герой одноименной повести Герберта Уэллса.


[Закрыть].

– В каком смысле?

– Длинный плащ с поднятым воротником, шарф, обмотанный вокруг головы и лица, темные очки, надвинутая шляпа. По их словам, выглядел он безобразно, но они думали, что это часть шоу. Господи, какой кошмар! Этот... этот гоблин вошел и...

– Но...

– Прошу прощения, сэр, – вмешался инспектор Эллиот. Он хотел услышать факты в должном порядке, понимая, что дело окажется запутанным, и обратился к доктору: – Вы сказали, что «все они» это видели. Кто именно?

– Профессор Инграм, Марджори и молодой Джордж... как бишь его...

– Кто-нибудь еще?

– Насколько я знаю, нет. Маркус хотел, чтобы я присутствовал, но у меня было много вызовов. Маркус сказал, что он в любом случае не начнет шоу допоздна и подождет меня, если я обещаю вернуться до полуночи. Конечно, я не мог обещать ничего подобного. Я ответил, что постараюсь, но, если не вернусь до без четверти двенадцать, пусть начинают без меня.

Высморкавшись пару раз, доктор Джо обрел самообладание, сел, поднял большие руки, похожие на медвежьи лапы, и положил их на колени.

– В котором часу началось шоу? – продолжал Эллиот.

– Как мне сказали, ровно в двенадцать. Это единственный пункт, в котором сходятся все.

– А вы можете, доктор, что-нибудь рассказать об убийстве на основании личных наблюдений?

– Нет! В полночь я возвращался от пациентки, живущей на другом конце города. У нее были трудные роды. Я думал, что приеду как раз к спектаклю, но ошибся. Я вернулся около десяти минут первого и застал беднягу Маркуса уже мертвым. – Внезапно ему в голову пришла новая мысль – его лицо прояснилось, и он поднял покрасневшие глаза. – Из этой истории можно сделать только один хороший вывод. И я постараюсь вбить его им в глотки! Вы говорите, инспектор, что приехали сюда расследовать отравления в лавке миссис Терри, поэтому, вероятно, уже знаете то, что я собираюсь вам сообщить, но я все-таки скажу. Почти четыре месяца люди называют мою племянницу убийцей. Они думают, будто она отравляет людей, чтобы наблюдать за их мучениями. Конечно, мне они такого не говорили, но я вобью им в глотки то, что этого не могло быть. Теперь ясно одно: кто бы ни убил моего брата, это не Марджори. Значит, отравителем она тоже не была. Даже если Маркусу пришлось умереть, чтобы доказать это, дело того стоило. Слышите?

Он подпрыгнул и взмахнул кулаком. Дверь с другой стороны комнаты, очевидно ведущая в коридор, открылась, и вошла Марджори Уиллс.

В музыкальной комнате висел хрустальный канделябр, в котором горели электрические свечи. Марджори заморгала, открыв дверь, в своих маленьких черных туфельках бесшумно подошла по ковру к доктору Джо и положила руку ему на плечо.

– Пожалуйста, поднимись наверх, – попросила она. – Мне не нравится, как дышит Уилбер. – Девушка подняла взгляд и вздрогнула, заметив остальных. При виде Эллиота ее глаза прищурились. – Мы с вами не встречались прежде? – спросила она.