Текст книги "Черноглазая блондинкат (ЛП)"

Автор книги: Джон Бэнвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– А почему бы и нет? Это одно из таких мест, где собираются люди. Как будто, место созданное для Нико.

– Не для вас?

Она пожала плечами.

– Немногие места подходят мне, мистер Марлоу. Мне легко заскучать.

– И всё же, они собираются там. – Я попытался скрыть горечь в голосе, но не преуспел.

– Вы знаете, что не должны презирать меня, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало игриво.

На мгновение я почувствовал легкое головокружение, какое бывает, когда ты молод и девушка говорит что-то, что заставляет тебя подумать, что она заинтересовалась тобой. Я представил себе, как она там, в Мексике, на пляже, в цельном купальнике, полулежит в шезлонге под зонтиком с книгой, а Питерсон проходит мимо и останавливается, делая вид, что удивлён её появлением, и предлагает принести ей что-нибудь прохладное в высоком стакане, приготовленное парнем в сомбреро, торгующим напитками в киоске под пальмами за пляжем. И в этот момент, когда мы вышли из-за деревьев, показался океан, с длинными ленивыми волнами, накатывающими на берег, как будто это мне удалось его мысленно создать, суетились кулики, и труба на горизонте тянула за собой неподвижный шлейф белого пара. Клэр Кавендиш вздохнула и, казалось, вряд ли осознавая, что делает, взяла меня под руку.

– О Господи, – произнесла она с внезапной страстной дрожью в голосе, – как мне здесь нравится.

Мы вышли из-за деревьев на берег. Песок был плотно утрамбован, и идти по нему было легко. Я знал, как неуместно выгляжу в своем темном костюме и шляпе. Клэр заставила меня остановиться и, держась одной рукой за мое предплечье, наклонилась, чтобы снять туфли. Я подумал о том, что произойдет, если она потеряет равновесие и упадет на меня, так что мне придется подхватить её под локоть. Это была одна из тех глупых мыслей, которые приходят в голову в подобных случаях. Мы пошли дальше. Она снова взяла меня под руку. В другой руке она держала туфли, болтающиеся на кончиках двух пальцев. Должна была звучать музыка, громкие и, в то же время, мягкие напевы скрипок, и какой-то парень с гласной на конце своего имени, мурлычущий о море, песке, летнем ветре и вас…

– Откуда вы обо мне узнали? – спросил я. На самом деле, это меня не очень интересовало, но мне хотелось поговорить о чём-нибудь ещё, кроме Нико Питерсона.

– От друга.

– Да, вы говорили… Но от кого именно?

Она снова прикусила губу.

– От того, кого вы очень хорошо знаете.

– О?

– От Линды Лоринг.

Это было как удар в челюсть.

– Вы знакомы с Линдой Лоринг? – спросил я, стараясь не выдать своего удивления. – Откуда?

– О, оттуда, отсюда. Наш мир очень тесен, мистер Марлоу.

– Имеете в виду мир богатых?

Неужели она снова покраснела? Ну да.

– Да, – сказала она, – наверное, именно это я и имела в виду. – Она помолчала. – Я ничего не могу поделать с тем, что у меня есть деньги.

– Не моё дело кого-то в чём-то винить, – слишком поспешно ответил я.

Она улыбнулась и искоса заглянула мне в глаза.

– Я думала, что вы именно этим и занимаетесь, – произнесла она.

Мои мысли всё ещё были заняты Линдой Лоринг. Бабочка размером с курицу хлопала крыльями где-то в районе моей диафрагмы.

– Я думал, Линда в Париже, – сказал я.

– Так и есть. Я разговаривала с ней по телефону. Время от времени мы созваниваемся.

– Полагаю, чтобы обменяться последними сплетнями международного масштаба.

Она улыбнулась и с упрёком сжала мою руку.

– Что-то в этом роде.

Мы подошли к навесу, похожему на автобусную остановку, стоявшему на краю мягкого песка, где пляж встречался с низкими дюнами. Внутри стояла скамья, сделанная из нескольких грубо сколоченных досок, хорошо выветренных солёным ветром.

– Давайте присядем на минутку, – предложила Клэр.

Там, в тени, было приятно, с воды дул приятный ветерок.

– Это, должно быть, частный пляж, – сказал я.

– Да, это так. Как вы догадались?

Я знал, потому что если бы это было общественное место, то такое убежище было бы настолько загажено и замусорено, что нам и в голову не пришло устроиться в нём. Клэр Кавендиш, сказал я себе, была одной из тех, кого мир защищает от собственных ужасов.

– Значит, вы рассказали Линде об исчезновении Нико, а затем о его внезапном воскрешении? – спросил я.

– Я рассказала ей не так много, как вам.

– Вы мне мало что рассказали.

– Я призналась вам, что мы с Нико были любовниками.

– Думаете, такая девушка, как Линда, не догадалась бы об этом? Пойдёмте, миссис Кавендиш.

– Я бы хотела, чтобы вы называли меня Клэр.

– Извините, не думаю, что стоит так делать.

– А почему бы и нет?

Я высвободил свою руку из ее и встал.

– Потому что вы моя клиентка, миссис Кавендиш. Всё это, – я махнул рукой в сторону укрытия, пляжа, этих деловитых маленьких птичек у кромки воды, где галька шипела в воде, словно кипятилась, – всё это очень мило, красиво и приятно. Но дело в том, что вы пришли ко мне с какой-то историей об исчезновении вашего парня, и вам не терпится найти бедолагу. Но тут выясняется, что мистер Питерсон проделал весьма серьёзный трюк с исчезновением, о чём вы, по каким-то своим причинам, не сообщили мне. Затем вы представляете меня своему мужу и показываете, какой он делает вас несчастной…

– Я…

– Позвольте мне закончить, миссис Кавендиш, а потом уже скажете вы. Я пришёл в ваш прекрасный дом…

– Я вас сюда не приглашала. Вы могли бы позвонить и попросить меня снова зайти к вам в офис.

– Это правда, абсолютная правда. Но я всё-таки пришёл, с плохими новостями, новостями, которые, я думал, вас потрясут, и всё только для того, чтобы обнаружить, что вы уже знаете всё, что я хотел вам сообщить. Потом мы отправляемся на приятную прогулку по вашему восхитительному саду, вы берёте меня под руку, ведёте на свой частный пляж и говорите, что знакомы с моей подругой миссис Лоринг, которая порекомендовала вам мои услуги после того, как вы не сказали ей, зачем они вам нужны…

– Я же сказала ей!

– Вы рассказали ей половину.

Она снова попыталась заговорить, но я остановил её ладонью у лица. Она вцепилась в сиденье обеими руками и смотрела на меня с таким выражением отчаяния на лице, что я не знал, верить ему или нет.

– В любом случае, – сказал я, внезапно почувствовав усталость, – всё это не имеет значения. Важно то, что именно вы хотите от меня? Что, по-вашему, я могу для вас сделать – и почему вы считаете, что должны притворяться, будто вот-вот влюбитесь в меня, чтобы я это сделал? Я работаю по найму, миссис Кавендиш. Вы приходите ко мне в офис, рассказываете о своей проблеме, платите мне деньги, я иду и пытаюсь её решить – вот как это работает. Это не сложно. Это не «Унесённые ветром» — Вы не Скарлетт О'Хара, а я не как-его-там Батлер.

– Ретт, – сказала она.

– Что?

Она утратила свой отчаянный вид и, отвернувшись от меня, смотрела на берег, на волны. У неё была манера отбрасывать в сторону то, что ей не нравилось или с чем она не хотела иметь дело, такое поведение всегда ставило меня в тупик. Это умение, которому может научить только жизнь, пропитанная деньгами.

– Вы имеете в виду Ретта Батлера, – сказала она. – Это также, по совпадению, ласкательное имя моего брата.

– Вы имеете в виду Эверетта Третьего?

Она кивнула.

– Да, – сказала она, – мы тоже зовём его Ретт. Не могу представить себе кого-то менее похожего на Кларка Гейбла, – теперь она снова посмотрела на меня, озадаченно нахмурившись. – Откуда вы его знаете? – спросила она. – Откуда вы знаете Эверетта?

– А я и не знаю. Когда я приехал, он слонялся по лужайке. Мы обменялись несколькими дружескими оскорблениями, и он показал где вас найти.

– Аааа. Понятно. – Она кивнула, всё ещё хмурясь. Снова посмотрела в сторону океана. – Я приводила его сюда играть, когда он был маленьким, – сказала она. – Мы проводили здесь целые дни, грелись в прибое, строили замки из песка.

– Он сказал мне, что его зовут Эдвардс, а не Лэнгриш.

– Верно. У нас разные отцы – моя мать снова вышла замуж, когда приехала сюда из Ирландии. – Она опустила уголки рта в кривой улыбке. – Это был не самый удачный брак. Мистер Эдвардс оказался из тех, кого романисты называют охотником за приданым.

– Не только романисты, – сказал я.

Она наклонила голову в ироническом коротком кивке признания, улыбаясь.

– Как бы то ни было, в конце концов мистер Эдвардс сдался – измотанный, полагаю, попытками притвориться тем, кем он не являлся.

– А кем он был? Если не считать охотника за приданым.

– Тот, кем он не был, был честным и справедливым. Ну, я не думаю, что кто-нибудь знал, кем он был на самом деле, включая его самого.

– И он ушёл.

– Он ушёл. Вот тогда-то мама и привела меня в фирму, хоть я и была совсем юная. К удивлению всех, особенно меня самой, у меня оказался талант продавать духи.

Я вздохнул и присел рядом.

– Не возражаете, если я закурю? – спросил я.

– Пожалуйста, курите.

Я достал серебряный портсигар с монограммой. Чья это монограмма, я не знаю, – портсигар я купил в ломбарде. Открыл его и протянул ей. Она покачала головой. Я закурил. Приятно курить у моря; соленый воздух придает табаку свежий привкус. Сегодня, по какой-то причине, это напомнило мне о молодости, что было странно, поскольку я вырос не у океана.

И снова она словно прочитала мои мысли.

– Откуда вы, мистер Марлоу? – спросила она. – Где вы родились?

– Санта-Роза. Городок в нигде, к северу от Сан-Франциско. Почему вы спросили?

– Не знаю. Почему-то мне всегда кажется важным узнать, кто откуда, а вам нет?

Я прислонился спиной к грубой деревянной стене укрытия и положил локоть руки с дымящейся сигаретой на ладонь левой.

– Миссис Кавендиш, – сказал я, – вы вводите меня в замешательство.

– Неужели? – Казалось, её это позабавило. – Как это?

– Я же сказал – я наёмный работник, а вы разговариваете со мной как с человеком, которого знаете всю свою жизнь, или с тем, кого хотели бы знать до конца своих дней. К чему это?

Она немного подумала, опустив глаза, потом взглянула на меня из-под ресниц.

– Наверное, дело в том, что вы совсем не такой, как я ожидала.

– А чего вы ожидали?

– Кого-то жёсткого и расчётливого, как Нико. Но вы совсем не такой.

– Откуда вы знаете? Может быть, я просто устраиваю для вас представление, притворяясь кошечкой, когда на самом деле я скунс?

Она покачала головой и на мгновение закрыла глаза.

– Я не так уж плохо разбираюсь в людях, несмотря на то, что кажется по-другому.

Я не заметил, чтобы она хотя бы пошевелилась, но почему-то её лицо оказалось ближе к моему, чем раньше. Казалось, не оставалось ничего другого, кроме, как поцеловать её. Она не сопротивлялась, но и не ответила. Она просто сидела и принимала всё как есть, а когда я отодвинулся, слегка улыбнулась и печально взглянула. Я вдруг отчётливо услышал шум волн, шипение гальки и крики чаек.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Мне не следовало этого делать.

– А почему бы и нет? – Она говорила очень тихо, почти шепотом.

Я встал, бросил сигарету на песок и наступил на неё каблуком.

– Думаю, нам пора возвращаться, – сказал я.

Когда мы возвращались из-за деревьев, она снова взяла меня за руку. Казалось, она держалась совершенно непринужденно, и я задался вопросом, действительно ли был тот поцелуй. Мы вышли на лужайку, и перед нами предстал дом во всём его жутком величии.

– Отвратительно, не правда ли, – сказала Клэр, снова прочитав мои мысли. – Это дом моей матери, а не мой и Ричарда. Это ещё одна причина его угрюмости.

– Потому что ему приходится жить с тёщей?

– Для мужчины это всегда не очень приятно, во всяком случае, для такого, как Ричард.

Я остановился и заставил её остановиться вместе со мной. В ботинках у меня был песок, а в глазах – соль.

– Миссис Кавендиш, зачем вы мне всё это рассказываете? Почему вы обращаетесь со мной так, как будто мы с вами очень близки?

– Вы имеете ввиду, почему я позволила поцеловать себя? – Её глаза сверкали; она смеялась надо мной, хотя и беззлобно.

– Хорошо, – сказал я. – Почему вы позволили поцеловать себя?

– Наверное, я хотела узнать, на что это будет похоже.

– И на что это было похоже?

Она на мгновение задумалась.

– Мило. Мне понравилось. Я бы хотела, это как-нибудь повторить.

– Уверен, что это можно устроить.

Мы пошли дальше, её рука в моей. Она что-то напевала себе под нос. Она казалась счастливой. Это, подумал я, не та женщина, которая вчера вошла в мой кабинет и, оценивая, холодно разглядывала меня из-под вуали, это кто-то другой.

– Его построил один из киношников, – сказала она. Она снова говорила о доме. – Ирвинг Тальберг,[21]21
  Ирвинг Грант Тальберг (англ. Irving Grant Thalberg; 1899–1936) – голливудский продюсер, прозванный «вундеркиндом Голливуда» за свою способность распознавать удачные сценарии и звёздный потенциал актёров.


[Закрыть] Луис Б. Майер[22]22
  Луис Барт Майер (англ. Louis Burt Mayer, урождённый – Лазарь Мейер; 1884–1957) – американский кинопродюсер, известный как руководитель и один из основателей голливудской киностудии Metro-Goldwyn-Mayer и американской Академии кинематографических искусств и наук, ежегодно вручающей кинопремию «Оскар», также предложенную им.


[Закрыть] – один из этих магнатов, забыла, кто именно. Камень привезли из Италии, откуда-то с Апеннин. Хорошо, что итальянцы не знают, как с ним обошлись.

– Почему вы живёте здесь? – спросил я. – Вы сказали, что богаты, так можете куда-нибудь переехать.

Я взглянул на неё. Лёгкая тень легла на её гладкий лоб.

– Не знаю, – ответила она. Несколько шагов она помолчала, потом снова заговорила: – Может быть, я не могу смириться с перспективой остаться наедине с мужем. Не самая лучшая компания.

На это мне нечего было сказать, поэтому я промолчал.

Мы приближались к оранжерее. Она спросила, не смог бы я зайти.

– Может быть, вы хотели бы выпить?

– Не думаю, – ответил я. – Я сейчас на работе. Есть ещё что-нибудь, что вы хотите мне рассказать о Нико Питерсоне, прежде чем я отправлюсь по его следу?

– Ничего не могу придумать. – Она вытащила из рукава льняной куртки обрывок листа. – Я просто хочу, чтобы вы выследили его, – сказала она. – Я не хочу, чтобы он вернулся. Не уверена, что вообще хотела бы его видеть.

– Тогда зачем вы, вообще, с ним связались?

Она придала лицу выражение печального клоуна. Мне нравилось, как она высмеивала себя.

– Полагаю, он казался опасным, – сказала она. – Как я уже говорила, мне легко заскучать. На какое-то время он заставил меня почувствовать себя живой, немного ближе к реальности. – Она спокойно посмотрела на меня. – Можете это понять?

– Могу.

Она рассмеялась.

– Но не одобряете.

– Не мне решать, стоит ли это одобрять или нет, миссис Кавендиш.

– Клэр, – снова произнесла она хриплым шёпотом.

Я стоял с каменным лицом, чувствуя себя невозмутимым как индеец у табачной лавки. Она грустно пожала плечами, затем засунула руки в карманы куртки и втянула плечи.

– Я бы хотела, чтобы вы выяснили, где Нико, – сказала она, – что он делает, почему притворился мёртвым.

Она посмотрела на гладкую зеленую лужайку, на деревья. За её спиной в стекле оранжереи отражалась другая, призрачная версия нас обоих.

– Странно думать, что он сейчас где-то находится и что-то делает. Я привыкла верить, что он мёртв, и мне трудно отвыкнуть от этой мысли.

– Сделаю всё, что смогу, – сказал я. – Его не так уж трудно будет выследить. Он не похож на профессионала, и я сомневаюсь, что он слишком хорошо замёл следы, особенно потому, что не ожидает, что его кто-то будет разыскивать, поскольку он, предположительно, мёртв.

– Что вы будете делать? Как вы с этим разберётесь?

– Взгляну на заключение коронера. Потом я поговорю кое с кем.

– С кем? С полицией?

– Копы, как правило, не очень-то помогают тем, кто не из их числа. Но я знаю одного или двух парней в управлении.

– Мне бы не хотелось, чтобы стало известно, что это я его разыскиваю.

– Хотите сказать, что не хотите, чтобы ваша мать узнала?

Её лицо стало жёстким, что далось ей нелегко.

– Я больше думаю о бизнесе, – сказала она. – Любой скандал был бы очень плох для нас – для парфюмеров «Лэнгриш». Надеюсь, вы понимаете.

– О, я всё понимаю, миссис Кавендиш.

Откуда-то рядом раздался крик, жутко тонкий и пронзительный. Я уставился на Клэр.

– Павлин, – сказала она. Ну, конечно же, здесь должен быть павлин. – Мы зовём его Либераче.

– Он часто так делает? Так кричит?

– Только когда ему скучно.

Я повернулся, чтобы уйти, но остановился. Как она была прекрасна, стоя на солнце в своём прохладном белом льняном костюмчике, со всем этим сияющим стеклом и конфетно-розовым камнем позади неё. Я всё ещё чувствовал мягкость её губ на своих.

– Скажите, – спросил я, – как вы узнали о смерти Питерсона?

– О, – сказала она совершенно небрежно, – я была там, когда это случилось.

Я уже почти добрался до ворот, когда встретил Ричарда Кавендиша, который вёл по подъездной дорожке большого гнедого жеребца. Я остановил машину и опустил стекло.

– Привет, спортсмен, – сказал Кавендиш. – Уже покидаешь нас?

Он не был похож на человека, который весь последний час скакал во весь опор. Его волосы цвета дуба не были взъерошены, а бриджи были такими же чистыми, как и тогда, когда он появился в оранжерее. Если он даже и вспотел, то вы бы этого не заметили. Лошадь выглядела измотанной; она то и дело закатывала глаза, мотала головой и дёргала поводья, которые хозяин держал легко, как детскую скакалку. Возбудимые существа, эти лошади.

Кавендиш наклонился к окну, опёрся локтем сверху на дверь и широко улыбнулся мне, показав два ряда маленьких ровных белых зубов. Это была одна из самых пустых улыбок, которые я когда-либо видел.

– Жемчуг, да? – спросил он.

– Так сказала леди.

– Да, я слышал, что она сказала.

Лошадь уже уткнулась носом ему в плечо, но он не обратил на это внимания.

– Они не так ценны, как она думает. И всё же я думаю, что она привязалась к ним. Ты же знаешь, что такое женщины.

– Не уверен, что знаю, если дело касается жемчуга.

Он всё ещё улыбался. Он ни на секунду не поверил в историю с потерянным ожерельем. Мне было всё равно. Я знал Кавендиша – он принадлежал к хорошо известному мне типу мужчин: красивый, играющий в поло льстец, который женится на богатой девушке, а затем превращает её жизнь в ад, скуля о том, как тяжело ему тратить её деньги и как это ранит его гордость.

– Хорошая лошадь, – сказал я, и, словно услышав меня, животное покосилось глазами в мою сторону.

Кавендиш кивнул:

– Вспыльчивый, – сказал он. – Семнадцать ладоней,[23]23
  Рост лошади измеряется в ладонях. Двенадцать ладоней – низкая лошадь. Тринадцать-шестнадцать – в пределах нормы. Семнадцать ладоней и выше – это высокая.


[Закрыть] крепок, как танк.

Я сложил губы трубочкой, как будто хотел свистнуть, но не свистнул.

– Впечатляет, – сказал я. – Играете на нём в поло?

Он коротко рассмеялся.

– В поло играют на пони, – сказал он. – Можешь себе представить, как ты пытаешься достать мяч со спины этого парня?

Он потер подбородок указательным пальцем:

– Я так понимаю, сам ты не играешь.

– Что вы имеете в виду? – спросил я. – Там, откуда я родом, мы не выпускаем клюшку из рук.

Он изучал меня, позволяя своей улыбке лениво расплываться:

– Ты настоящий шутник, Марлоу, не так ли?

– Я? А что я сказал?

Некоторое время он продолжал меня рассматривать. Когда он прищурился, веер тонких морщинок разбежался по бокам от глаз. Затем он выпрямился, хлопнул ладонью по верху двери и отступил назад.

– Удачи с жемчугом, – сказал он. – Надеюсь, ты их найдешь.

Лошадь вскинула голову и захлопала губами, как они обычно это делают. Звук, который она издала, был очень похож на саркастический смех. Я включил передачу и отпустил сцепление.

– Враг замечен, – сказал я и уехал.

* * *

Через полчаса я уже был в Бойл-Хайтс, припарковавшись возле офиса коронера округа Лос-Анджелес. Интересно, сколько раз я поднимался по этим ступенькам? Здание было диким образцом архитектуры в стиле модерн и больше походило на обиталище джинна, чем на правительственное здание. Однако внутри было прохладно и успокоительно тихо. Единственным звуком, который можно было услышать, был стук высоких каблуков невидимой служащей, которая шла по коридору на одном из этажей выше.

Приёмная была укомплектована, если можно так выразиться, маленькой задорной брюнеткой в неприлично обтягивающей кофточке. Я протянул ей свою лицензию детектива, как фокусник, демонстрирующий игральную карту, которую он собирается сдать. Большую часть времени они не утруждают себя её рассматриванием, предполагая, что я из полицейского управления, что меня вполне устраивает. Она сказала, что потребуется час, чтобы затребовать досье на Нико Питерсона. Я сказал, что через час мне надо будет поливать кактусы. Она неуверенно улыбнулась мне и сказала, что посмотрит, можно ли ускорить процесс.

Некоторое время я расхаживал по коридору, курил сигарету, потом стоял у окна, засунув руки в карманы, и наблюдал за движением на Мишн-роуд. Это и есть захватывающая жизнь частного детектива.

Девушка в кофточке сдержала своё слово и вернулась меньше чем через пятнадцать минут с папкой. Я взял её, устроился на скамейке у окна и принялся листать бумаги. Я не ожидал от них много, и не ошибся, но с чего-то надо было начать. Погибший был сбит автомобилем под управлением неизвестного водителя на Латимер-роуд, Пасифик-Пэлисэйдс, в округе Лос-Анджелес, примерно между одиннадцатью часами вечера и полуночью 19 апреля. Он получил многочисленные травмы с длинными названиями, в том числе «очень большой оскольчатый перелом правой стороны черепа» и множественные рваные раны лица. Причиной смерти стала наша старая знакомая травма тупым предметом – патологоанатомы обожают травму тупым предметом; то, как это звучит, заставляет их довольно потирать руки. В деле имелась фотография, сделанная на месте аварии. Можно было увидеть, какой чёрной и блестящей выглядит кровь в свете вспышки. Неизвестный водитель потрудился над Нико Питерсоном. Последний напоминал половину говяжьей туши, с которой очень небрежно обращались, обтянутую акульей кожей. Я услышал свой собственный тихий вздох. Смерть, не гордись, сказал поэт,[24]24
  Сонет X английского поэта Джона Донна (1572–1631), известный своими вступительными словами «Смерть, не гордись».


[Закрыть] но я не понимаю, почему Жница не должна испытывать определенного чувства выполненного долга, учитывая обстоятельность проделанной работы и неоспоримый её успех.

Я вернул папку миниатюрной служащей и вежливо поблагодарил её, впрочем, в ответ я получил лишь рассеянную улыбку; у неё было много других дел. Мне пришло в голову спросить её, есть ли у нее планы на обед, но не успела эта идея сформулироваться, как я её отбросил. Мысли о Клэр Кавендиш так просто не нейтрализовать.

Выйдя на улицу, я зашёл в телефонную будку и набрал Джо Грина в Центральным отделе по расследованию убийств. Он ответил после первого же гудка.

– Джо, – спросил я, – тебе когда-нибудь позволяют отдыхать?

Он испустил хриплый вздох. Джо напоминает мне одного из самых крупных морских млекопитающих – может быть, дельфина или большого старого морского слона. После двадцати лет службы в полиции, ежедневного общения с убийцами, наркоторговцами, насильниками детей и кого ещё можно себе представить, он превратился в бесформенный комок усталости, тоски и иногда внезапной ярости. Я спросил, можно ли угостить его пивом. И услышал, как он стал подозрительным.

– Зачем? – прорычал он.

– Не знаю, Джо, – сказал я. Злая молодая женщина в лыжных штанах и алой майке, с ребёнком в коляске, стояла у будки, свирепо глядя на меня, чтобы я закончил разговор и отдал ей трубку.

– Потому что сейчас лето, – сказал я, – время обеда, жарче, чем в аду, и, кроме того, я хочу с тобой кое о чём поговорить.

– Опять о жмурике Питерсоне?

– Совершенно верно.

Он немного подождал, потом сказал:

– Встретимся у Лэнигана.

Когда я открыл дверь будки, воздух изнутри беззвучно ударился о тепло снаружи. Когда я вышел, молодая мать обругала меня, протиснулась мимо и схватила трубку.

– Не стоит, – сказал я. Но она была слишком занята набором номера, чтобы ответить.

* * *

«Лэниган» был одним из тех мест, которые притворяются ирландскими, с трилистниками, нарисованными на зеркале за стойкой бара, и раскрашенными кадрами из фильмов с Джоном Уэйном[25]25
  Джон Уэйн (англ. John Wayne, урождённый Мэрион Роберт Моррисон – Marion Robert Morrison; 1907–1979), – американский актёр, которого называли «королём вестерна».


[Закрыть] и Морин О'Хара[26]26
  Морин О'Хара (англ. Maureen O'Hara; 1920–2015) – ирландская и американская актриса и певица, много снимавшаяся в вестернах и приключенческих фильмах Джона Форда вместе с Джоном Уэйном.


[Закрыть] на стенах. На полке среди бутылок стояла кварта «бушмиллз»,[27]27
  Сорт ирландского виски.


[Закрыть] с надетым «тэм-о-шантер».[28]28
  Тэм-о-шентер или просто тэм (англ. tarn o'shanter) – широкий шерстяной берет с помпоном на макушке. Является традиционным шотландским мужским головным убором.


[Закрыть] Шотландия, Ирландия – какая разница? Бармен, однако, казался настоящим, невысокий и узловатый, с головой, похожей на огромную картофелину, и волосами, которые когда-то были рыжим.

– Что будете пить, ребята? – с акцентом спросил он.

Джо Грин был одет в помятый костюм из серого льна, который когда-то, вероятно, был белым. Когда он снял соломенную шляпу, её край оставил на лбу багровую бороздку. Он вытащил из нагрудного кармана пиджака большой красный носовой платок и вытер лоб, который уже отвоевал такую часть его черепа, что очень скоро он официально станет лысым.

Мы сидели, ссутулившись, перед пивом и положив локти на стойку.

– Господи, – сказал Джо, – как же я ненавижу лето в этом городе.

– Да, – сказал я, – ничего хорошего.

– Знаешь, что меня особенно достаёт? – Он понизил голос. – Чувствовал когда-нибудь, как твои трусы стягиваются в промежности, горячие и влажные, как чёртова припарка?

– Может быть, ты носишь не то, что надо, – сказал я. – Посоветуйся с миссис Грин. Жёны знают в этом толк.

Он бросил на меня косой взгляд.

– Да? – У него были глаза ищейки, опущенные веки, печальные и обманчиво глупые.

– Да, именно так, Джо, – сказал я, – именно так.

Некоторое время мы молча пили пиво, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Бармен Пэт насвистывал мелодию «Матушки Мачри»[29]29
  «Mother Machree» – американо-ирландская песня 1910 года на стихи Риды Джонсон Янг и певицы Чонси Олкотт, и музыку Эрнеста Болла.


[Закрыть] – да, он насвистывал, я с трудом мог в это поверить. Может быть, ему заплатили за то, чтобы он принёс в Город Ангелов истинную мелодию родной земли.

– Что тебе удалось раскопать о Питерсоне? – спросил Джо.

– Немного. Я заглянул в отчёт коронера, мистера П. в тот вечер определённо помяли. Вы пытались найти того, кто его сбил?

Джо рассмеялся. Его смех прозвучал так, словно из унитаза вытаскивали вантуз.

– А ты как думаешь? – спросил он.

– Латимер-роуд в это время не настолько загружена.

– Это был субботний вечер, – сказал Джо. – Приезжают и валят в клуб, как крысы на задний двор закусочной.

– В «Кауилью»?

– Да, кажется, так он называется. Его могла раздавить одна из сотни машин, которые были там. И конечно, никто ничего не видел. Ты бывал в этом месте?

– Клуб «Кауилья» – не моё место, Джо.

– Думаю, что нет. – Он хихикнул; на этот раз это был вантуз поменьше из меньшего унитаза. – Эта таинственная девица, на которую ты работаешь, – она туда ходит?

– Возможно. – Я стиснул зубы и заскрежетал ими; плохая привычка, когда я набираюсь храбрости, чтобы сделать что-то, что, по-моему, делать не следует. Но наступает момент, когда ты должен быть откровенен с полицейским, если он сможет тебе помочь. Во всяком случае, что-то вроде следующего уровня доверия.

– Она думает, что он ещё жив, – сказал я.

– Кто, Питерсон?

– Да. Она думает, что он не погиб, это не его раздавили той ночью на Латимер-роуд.

Это заставило его выпрямится. Он повернул свою большую розовую голову и уставился на меня.

– Господи, – сказал он. – Что навело её на эту мысль?

– Она сказала, что видела его на днях.

– Она видела его? Где?

– В Сан-Франциско. Она ехала в такси по Маркет-стрит, а он был там, живее живого.

– Она с ним говорила?

– Они двигались в противоположных направлениях. К тому времени, как она оправилась от неожиданности, он остался уже далеко позади.

– Господи, – повторил Джо тоном счастливого изумления. Копы любят, когда всё переворачивается с ног на голову; это добавляет щепотку остроты к их скучному рабочему дню.

– Ты знаешь, что это значит, – сказал я.

– И что это значит?

– Возможно, у вас на руках убийство.

– Ты так думаешь?

Достойный сын миссис Мачри стоял у кассы и мечтательно тыкал спичкой в ухо. Я подал ему знак принести ещё пару стаканов.

– Подумай об этом, – сказал я Джо. – Если умер не Питерсон, то кто? И действительно ли это был несчастный случай?

Джо с минуту обдумывал этот вопрос, обращая особое внимание на его грязную изнанку.

– Ты думаешь, Питерсон всё подстроил, чтобы исчезнуть?

– Не знаю, что и думать, – сказал я.

Принесли свежее пиво. Джо всё ещё напряженно думал.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Этого я тоже не знаю, – сказал я.

– Я же не могу просто ничего не делать. Не могу?

– Может быть, вам удастся эксгумировать тело?

– Откопать? – Он покачал головой. – Его кремировали.

Я об этом не подумал, но, конечно же, так и должно было произойти.

– Кто опознал Питерсона? – спросил я.

– Не знаю. Могу выяснить. – Он взял свой стакан, потом снова поставил. – Господи, Марлоу, – сказал он скорее печально, чем сердито, – каждый раз, когда я с тобой связываюсь, потом одни неприятности.

– Неприятности – моё второе имя.

– Хо-хо.

Я отодвинул свой стакан на дюйм в сторону, а затем снова вернул туда, где он был, в кольцо пены на стойке. Я вспомнил, как Клэр Кавендиш делала то же самое пару часов назад. Когда женщина проникает в твою голову, нет ничего, что не напоминало бы тебе о ней.

– Послушай, Джо, мне очень жаль, – сказал я. – Может быть, всё совсем не так. Возможно, моя клиентка только вообразила, что видела Питерсона. Может быть, это была игра света или она выпила слишком много мартини.

– Ты собираешься сказать мне, кто она?

– Ты же знаешь, что нет.

– Если окажется, что она права и этот парень жив, тебе придется назвать её имя.

– Может, и так. Но пока дело не открыто, так что я не обязан ничего вам рассказывать.

Джо откинулся на спинку стула и одарил меня продолжительным взглядом.

– Послушай, Марлоу, это ты же мне позвонил, помнишь? У меня было прекрасное спокойное утро, на моем столе ничего не было, кроме школьницы, пропавшей три дня назад, ограбления на заправочной станции и двойного убийства в Бэй-Сити. Это должно было стать лёгким делом. А теперь я должен беспокоиться, не устроил ли этот парень Питерсон, чтобы какой-то бедолага попал под машину, чтобы он смог сбежать.

– Ты можешь забыть, всё, что я тебе что-то рассказал. Как я уже сказал, может быть ничего и не было.

– Да, например, та старшеклассница, возможно, навещает свою бабушку в Покипси, и, возможно, два потерпевших в Бэй-Сити получили по пуле в голову абсолютно случайно. Само собой. Мир полон вещей, которые кажутся серьезными только лишь поначалу.

Он соскользнул с табурета и взял свою соломенную шляпу, лежавшую на стойке. Лицо Джо становится цвета печёнки, когда он раздражается.

– Я кое-что проверю по поводу смерти Питерсона или того, кто там умер, и дам тебе знать. А пока иди, возьми свою клиентку за руку и скажи ей, чтобы она не беспокоилась о своём приятеле Лазаре,[30]30
  Лазарь из Вифании, Лазарь Четверодневный (Лазарь – ивр. אֶלְעָזָר‏‎, Elʿāzār, Елеазар) согласно Евангелию от Иоанна, житель Вифании, брат Марфы и Марии, которого Иисус Христос воскресил через четыре дня после смерти (Ин. 11:1-44).


[Закрыть] и, что если он жив, то ты его выследишь или зовут тебя не Догхаус[31]31
  Doghouse (англ.) – собачья будка.


[Закрыть] Рейли.

Он развернулся и зашагал прочь, хлопая шляпой по бедру. Всё прошло хорошо, Марлоу, сказал я себе. Хорошая работа. Подошёл бармен и мягко спросил, всё ли в порядке.

– Конечно, – сказал я ему, – всё в порядке.

* * *

Я поехал в офис, по дороге купил в киоске на углу Вайн-стрит хот-дог и съел его за своим столом с бутылкой содовой. Потом я долго сидел, задрав ноги и сдвинув шляпу на затылок, и курил. Любой, кто взглянул бы на меня, сказал бы, что я глубоко задумался, но это было не так. На самом деле я старался не думать. Насколько я мог всё испортить, позвонив Джо Грину, я не мог сказать, в основном потому, что не хотел. Неужели я предал доверие Клэр Кавендиш, сказав Джо, что это она заметила Питерсона, считавшегося мёртвым? Трудно было представить это дело по-другому. Но иногда, когда ничего не удаётся добиться, необходимо расшевелить осиное гнездо. Но разве мне не стоило подождать, разве я не должен был попытаться сам пойти по следу Питерсона, прежде чем втянуть в это дело Джо?