Текст книги "Черноглазая блондинкат (ЛП)"

Автор книги: Джон Бэнвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Французские двери, ведущие в оранжерею, были заперты, но я воспользовался надёжной штуковиной со своей связки ключей и через несколько секунд оказался внутри.

Я пошёл на звук музыки. В полумраке я пересек комнату, которую помнил как гостиную, и прошёл по короткому, покрытому ковром коридору, в конце которого была закрытая дверь, ведущая, как я понял, в музыкальную комнату. Я крался вперёд стараясь не издавать ни звука, но был всё ещё был в добрых пяти ярдах от двери, когда музыка оборвалась на середине фразы. Я тоже остановился и прислушался, но ничего не услышал, кроме ровного, низкого жужжания неисправной лампочки в высокой лампе рядом со мной. Чего же я ждал? Ожидал ли я, что дверь распахнется и толпа любителей музыки хлынет наружу, затащит меня внутрь и усадит в первый ряд?

Я не стал стучать, просто повернул ручку, толкнул дверь и вошёл.

Клэр сидела за роялем. Когда я вошёл, она закрыла крышку и повернулась боком на табурете, чтобы взглянуть на меня. Должно быть, она услышала меня в коридоре. Её лицо ничего не выражало; казалось, она даже не удивилась моему неожиданному появлению. На ней было длинное, до пола, тёмно-синее платье с высоким воротом. Её волосы были заколоты наверх, на ней были серьги и ожерелье из маленьких белых бриллиантов. Она выглядела так, словно оделась для концерта. А где же её зрители?

– Привет, Клэр, – сказал я. – Не позволяйте мне прервать музыку.

Шторы перед двумя высокими окнами в стене позади пианино были задёрнуты. Единственным источником света в комнате была большая медная лампа, стоявшая на крышке рояля. У неё был шар из белого стекла, а основание было отлито в форме львиного когтя. Мать Клэр решила бы, что это последнее слово в дизайне. Вокруг него было расставлено несколько десятков фотографий в серебряных рамках разного размера. На одной из них я узнал Клэр – молодую девушку с цветочной диадемой в коротких светлых волосах.

Теперь она встала, шёлк ее платья издал слабый, ломкий шорох; это был тот женский звук, который всегда заставляет сердце мужчины биться быстрее, независимо от обстоятельств. Её лицо по-прежнему ничего не выражало из того, что она чувствовала.

– Я не слышала вашей машины, – сказала она. – Возможно, играла слишком громко.

– Я оставил её у ворот, – сказал я.

– Да, но обычно я слышу, когда где-нибудь поблизости останавливается машина.

– Значит, всё дело в музыке.

– Да. Я отвлеклась.

Мы стояли, разделенные пятнадцатью футами пола, и беспомощно смотрели друг на друга. Я не знал, насколько это будет тяжело. Шляпу я держал в руке.

– Где он? – спросил я.

Она расправила плечи и подняла голову, её ноздри раздулись, как будто я сказал что-то оскорбительное.

– Зачем вы пришли сюда? – спросила она.

– Вы сами мне сказали. По телефону.

Она нахмурилась, наморщив лоб.

– Неужели?

– Да, это так.

Её мысли, казалось, были где-то в другом месте; она была отвлечена, это точно. Когда она заговорила снова, её голос стал неестественно громким, как будто она хотела, чтобы его услышали.

– Что вам от нас нужно?

– Знаешь, что? – сказал я. – Теперь, когда ты спрашиваешь, я не совсем уверен. Наверное, я думал, что смогу кое-что прояснить, но теперь вдруг не могу вспомнить, что именно.

– У тебя был очень сердитый голос, когда ты звонил.

– Это потому, что так оно и было. Я и сейчас такой.

Её губы дрогнули в подобии улыбки:

– Ты этого не показываешь.

– Этому учат в школе детективов. Кажется, это называется «маскировка эмоций». У тебя и самой неплохо получается.

– Не хочешь сказать мне, из-за чего ты сердишься?

Я рассмеялся, или, во всяком случае, издал смешок, и покачал головой.

– Ах, милая, – сказал я, – с чего бы мне начать?

Слева от меня раздался какой-то звук, что-то вроде сдавленного бульканья, и когда я повернулся, чтобы посмотреть, откуда он доносится, то с удивлением увидел Ричарда Кавендиша, развалившегося на диване, спящего или отключившегося, я не мог сказать точно. Как же я не заметил его, когда вошёл в комнату? Тело на диване – это то, что я не должен был пропустить. Он лежал на спине, раскинув руки в стороны и широко расставив ноги. На нем были джинсы, блестящие ковбойские сапоги и клетчатая рубашка. Лицо его было серо-бледным, рот приоткрыт.

– Он явился сюда какое-то время тому назад, очень пьяный, – сказала Клэр. – Проспит несколько часов, а утром ничего и не вспомнит. Так часто случается. Я думаю, его привлекают звуки пианино, хотя музыка отталкивает его, так, по крайней мере, он любит мне говорить.

Она снова натянуто улыбнулась:

– Думаю, это как мотылёк и пламя.

– Не возражаешь, если я присяду? – спросил я. – Я немного устал.

Она указала на богато украшенный стул со спинкой в форме лиры, обитый жёлтым шёлком. Он выглядел слишком хрупким, чтобы выдержать мой вес, но я все равно сел на него. Клэр вернулась к музыкальному табурету и устроилась на нём, положив под платьем одно колено на другое, а руку, поместив на крышку пианино. Она сидела, выпрямив спину. Почему-то раньше я не замечал, какая у неё длинная и тонкая шея. Бриллианты на её шее сверкали, напоминая мне огни города, которые я до этого наблюдал из окна своего офиса, ожидая её звонка.

– Я видел Питерсона, – сказал я.

Это заставило её отреагировать. Она быстро подалась вперед словно собиралась вскочить на ноги, и я увидел, как напряглись костяшки её левой руки, лежавшей на крышке рояля. Её чёрные глаза широко раскрылись, и в них появился почти лихорадочный свет. Когда она заговорила, голос её прозвучал сдавленно.

– Почему ты мне не сказал?

– Я только что это сделал, – сказал я.

– Я имею в виду, до сих пор. Когда ты его видел?

– Сегодня, около полудня.

– Где?

– Не имеет значения, где. Он позвонил мне, сказал, что хочет встретиться.

– Но… – Она быстро заморгала и позволила лёгкой дрожи сбежать вниз, до кончика туфельки, выглядывавшей из-под подола голубого платья. – Что он сказал? Он… он объяснил, почему притворился мертвым? Не мог же он появиться вот так, просто позвонив и попросив о встрече. Расскажи мне. Расскажи мне.

Я достал портсигар. Я не стал спрашивать, не возражает ли она, если я закурю; мне не хотелось быть настолько вежливым.

– Он никогда не был твоим любовником, не так ли? – сказал я. – Это было всего лишь то, что ты мне скормила, чтобы у тебя была причина нанять меня, чтобы я отправился на его поиски. – Она начала она что-то говорить, но я перебил её. – Не утруждай себя ложью, – сказал я. – Послушай, дело в том, что мне всё равно. В любом случае, я никогда не покупался на это «пожалуйста, найди моего потерявшегося парня» – просто по твоему описанию Питерсона я понял, что он из тех парней, которому бы ты не уделила время.

– Тогда почему ты притворился, что веришь мне?

– Мне было любопытно. К тому же, если честно, мне не нравилась перспектива, что ты выйдешь из моего офиса и я никогда больше тебя не увижу. Жалко, правда?

Она покраснела. Это сбило меня с толку и заставило задуматься, стоит ли мне пересмотреть, хотя бы немного, все неприятные выводы о ней и её характере, к которым я пришёл с того момента, как утром поговорил с Питерсоном. Может быть, она была из тех женщин, которые легко обвиваются вокруг мужских мизинцев. Кто я такой, чтобы судить её? Но потом я вспомнил о той лжи, которую она мне наговорила, хотя бы по недомолвке, подумал обо всех способах, которыми она обманывала меня с самого начала, и во мне снова вскипел гнев.

Теперь она сидела, повернув лицо налево, показывая мне свой идеальный профиль. Можно ненавидеть женщину и при этом знать, что стоит ей только поманить, и ты бросишься к её ногам и осыплешь поцелуями её туфли.

– Пожалуйста, – сказала она, – расскажи мне, что произошло, когда вы с ним встретились.

– У него был с собой чемодан. Он хотел, чтобы я передал его человеку по имени Лу Хендрикс. Знакомо это имя?

Она пренебрежительно пожала плечами.

– Полагаю, что слышала.

– Ты чертовски права. Это тот самый парень, которому Питерсон должен был доставить наркотики.

– Какие наркотики?

Я усмехнулся. Она по-прежнему смотрела куда-то в сторону, демонстрируя мне классический профиль, который был намного лучше, чем у Клеопатры.

– Давай, – сказал я. – Теперь ты можешь перестать притворяться – фарс закончился. Ты ничего не потеряешь, если будешь честна – или ты забыла, как это?

– Не надо меня оскорблять.

– Согласен, но это довольно приятно.

Я стряхивал пепел с сигареты в сложенную чашечкой ладонь, и Клэр встала, взяла с крышки пианино большую стеклянную пепельницу, подошла и протянула её мне, а я высыпал в неё пепел и поставил на пол рядом со стулом. Она повернулась, ещё раз прошуршав шёлком, вернулась и снова уселась на табурет у рояля. Несмотря на то, что я злился на нее, злился как чёрт, во мне заболело осознание того, что я навсегда потерял тот её маленький кусочек, который она ненадолго позволила мне считать своим.

– Скажи мне кое-что, – попросил я. – Неужели всё это было только притворством?

Я заметил, что занавески на окне слева слегка шевелятся, хотя не чувствовал ни малейшего сквозняка.

– Что значит «всё»?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Она посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Я думал о лампе у кровати с нарисованными на ней кроваво-красными розами, о том, как она стонет в моих объятиях, как её веки трепещут, как её ногти впиваются мне в плечо.

– Нет, – сказала она таким тихим-тихим голосом, что я едва расслышал. – Нет, не всё.

Она подняла на меня глаза и с умоляющим видом приложила палец к губам и слегка покачала головой. Я ответил ей пустым взглядом. Ей не стоило волноваться; я не собирался говорить вслух то, о чём она молча просила не говорить. Какой в этом смысл? Зачем причинять ещё больше вреда в добавление к тому, что уже был причинён? Кроме того, мне отчаянно хотелось верить, что она легла со мной в постель, потому что хотела этого, что это не было ещё одним из того, что она сделала для человека, которого действительно любила.

Шторы снова зашевелились.

– Вы просите слишком многого, миссис Кавендиш, – сказала я достаточно громко, чтобы все в комнате услышали. Клэр кивнула и снова опустила голову. Я затушил сигарету в пепельнице на полу и встал.

– Всё в порядке, Терри, – сказал я. – Можешь выходить. Мы закончили играть.

* * *

Сначала ничего не произошло, кроме того, что Клэр Кавендиш издала смешной сдавленный писк, как будто её что-то ужалило, и закрыла рот рукой. Затем эти таинственно движущиеся шторы раздвинулись, и в комнате появился человек, которого я знал как Терри Леннокса, с той самой улыбкой, которую я так хорошо помнил: мальчишеской, смущенной, немного печальной. На нём был двубортный тёмный костюм и синий галстук-бабочка. Он был высок, худощав и элегантен, и эта элегантность ещё больше подчеркивалась его кажущейся неосведомлённостью. У него были тёмные волосы и аккуратные усы.

Меня поразило, что я никогда не видел его настоящего лица. Когда я впервые увидел его несколько лет назад его волосы были светлыми, а правая щека и челюсть неподвижными, мёртвая кожа была покрыта длинными тонкими шрамами. Во время войны он оказался под миномётным обстрелом, а потом попал в плен к немцам, которые кое-как его подлатали. Такова, по крайней мере, была история, которую он всем рассказывал. Потом, позже, когда убили его жену и, похоже, он собирался взять на себя за это ответственность, он сбежал в Мексику – я бы даже сказал, с моей помощью, – где инсценировал своё самоубийство и сделал масштабную пластическую операцию, на этот раз дорогостоящую профессиональную работу, превратившую его в латиноамериканца. После я встретил его под новой личиной, а потом он исчез из моей жизни. И вот теперь он вернулся.

– Привет, старина, – сказал он. – Не мог бы ты дать мне сигарету? Я почувствовал запах дыма и мной овладела внезапная жажда.

Стоило отдать Терри должное – кто ещё смог бы прятаться полчаса за шторой и выйти оттуда с таким самообладанием и самоиронией Кэри Гранта? Я шагнул вперёд, достал портсигар, открыл его большим пальцем и протянул ему.

– Угощайся, – сказал я. – Сдаёшься или как?

– Да, – сказал он, беря одну из моих сигарет и оценивающе вертя её в пальцах. – Это сказывалось на моём здоровье. – Он приложил руку к груди. – Сухой воздух там, внизу, мне не по нраву.

Странно, не правда ли, как даже в такой ситуации люди сразу погружаются в светскую беседу? Клэр всё ещё сидела на табурете у рояля, прикрыв рот рукой. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть на Терри. Что ж, в этом не было необходимости.

Я протянул ему спичку, и Терри наклонился к огню.

– Как прошел полёт? – с просил я. – Ты прибыл из Акапулько, верно?

– Нет, – сказал он, – я был в Байе на небольшом отдыхе, когда позвонила Клэр. К счастью, я успел на местный самолет до Тихуаны, а оттуда на рейс «Мексиканских авиалиний» сюда. Самолет был ОС-3. Я так крепко вцепился в подлокотники, что пальцы до сих пор онемели.

Он проделал тот же трюк, что и всегда: сделал большую затяжку дыма и на секунду задержал его на нижней губе, прежде чем вдохнуть.

– Ах, – сказал он со вздохом, – как вкусно. – Он склонил голову набок и окинул меня изучающим взглядом. – Выглядишь довольно скверно, Фил, – сказал он. – У тебя были трудные времена со всем этим делом с Нико и остальным? Мне очень жаль, правда, очень жаль.

В этом тоже был весь он. Это был тот же Терри – он отнимал у тебя бумажник, сбивал с ног, топтал ногами, а через секунду помогал подняться, отряхивал пыль и приносил свои глубочайшие извинения. И ты ему верил. Вы даже поймали бы себя на том, что спрашиваете, всё ли с ним в порядке, и говорите, что надеетесь, что он не напряг запястье или что-то в этом роде, держа направленным на вас этот тяжелый пистолет, пока он рылся в ваших карманах. Неужели я несправедлив? Ну, может быть, немного. В прежние времена, когда я думал, что знаю его, он был довольно прямолинеен. Он не мог удержаться от выпивки или сохранить деньги, и у него всегда были проблемы с женщинами, но я никогда не думал, чтобы он действительно шёл по кривой дорожке. Последнее теперь изменилось.

– Как Менендес? – спросил я.

Он криво усмехнулся:

– О, ты же знаешь Менди. Он – кот, который всегда приземляется на лапы.

– Часто с ним видишься?

– Мы поддерживаем связь. Ты же знаешь, что я многим ему обязан.

Да, это я знал. Это именно Менендес вместе с другим старым приятелем Терри, Рэнди Старром, помог ему исчезнуть и заполучить новую личность после его так называемого самоубийства в Отатоклане. Они втроём были в окопе где-то во Франции, когда к ним упал минометный снаряд, и именно Терри спас им всем жизнь, схватив снаряд, выскочил с ним наружу и выбросил его, как квотербек, сотворивший чудо в игре. Или, по крайней мере, так гласило продолжение истории об обстреле. Я никогда не знал, в какой мере можно верить в истории о Терри и его приключениях, и до сих пор не знаю. Например, позже я узнал, что он не Терри Леннокс из Солт-Лейк-Сити, как утверждал, а Пол Марстон, канадец, родившийся в Монреале. Но кем ещё он мог быть до этого? И кто он будет, спрашивал я себя, когда я увижу его в следующий раз, если вообще увижу? Сколько пластинок у луковицы?

– Менди всё ещё в Акапулько, верно? – сказал я. – И ты тоже?

– Да. Приятное место на берегу океана.

– Как ты себя называешь? Я совсем забыл.

– Майоранос, – сказал он с застенчивым видом. – Сиско Майоранос.

– Ещё одно вымышленное имя. Оно тебе не подходит, Терри. Я бы сказал…

– Ради Бога! – внезапно вскрикнула Клэр, вскочив с табурета у рояля и повернувшись к нам с побелевшим от ярости лицом. – Вы собираешься стоять здесь и болтать всю ночь? Это же нелепо! Вы похожи на двух ужасных маленьких мальчиков, которые сделали что-то плохое и остались безнаказанными.

Мы повернулись и уставились на неё. Думаю, мы просто про неё забыли.

– Успокойся, старушка, – сказал Терри, не слишком удачно пытаясь изобразить лёгкость. – Мы просто два старых друга, которые понемногу навёрстывают упущенное, – он быстро подмигнул мне. – Так ведь, Фил?

Клэр собиралась ещё что-то сказать, так как было очевидно, что ей нужно многое сказать, но в этот момент раздался тихий стук в дверь, она слегка приоткрылась, и на пороге появилось странное привидение. У него было лицо, белое, как маска актёра театра но,[104]104
  Но (япон. 能 но:, «мастерство, умение, талант») – один из видов японского драматического театра


[Закрыть] а густые волосы прятались под чем-то напоминающим туго натянутую мелкую сетку. Мы всё втроём уставились на это, а потом оно заговорило:

– Я искала книгу в библиотеке и услышала голоса. Неужели вам негде устроиться спать?

Это была мать Клэр. Теперь она вошла в комнату. На ней был розовый шерстяной халат и розовые тапочки с розовыми бусинами. Белое вещество на её лице было чем-то вроде косметической маски. Глаза у неё были красные, как у пьяницы, а губы – цвета сырого бифштекса.

– О, мама, – в отчаянии сказала Клэр, приложив руку ко лбу, – пожалуйста, возвращайся в постель.

Миссис Лэнгриш, не обращая на нее внимания, вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она посмотрела на Терри и нахмурилась:

– А это кто, позвольте спросить?

Терри, не колеблясь, плавно двинулся к ней, улыбаясь и протягивая тонкую руку.

– Меня зовут Леннокс, миссис Лэнгриш, – сказал он. – Терри Леннокс. Не думаю, что мы встречались раньше.

Мама Лэнгриш пристально посмотрела на него, пытаясь понять, что происходит, и вдруг улыбнулась. Никто, ни молодые, ни старые, не могли устоять перед Терри, когда он как из пульверизатора окутывал их дымкой своего обаяния. Она обеими руками взяла его за руку.

– Вы друг Ричарда? – спросила она.

Терри заколебался.

– Э-э… думаю, да.

Его взгляд метнулся в сторону дивана, и Мама Лангриш вслед за ним тоже посмотрела туда.

– А вот и он! – сказала она, и её улыбка стала ещё шире и мягче. – О Боже, ты только посмотри на него, спит, как младенец. – Она повернулась к Клэр, и мрачный разрез её рта напрягся. – А ты чего так вырядилась? – спросила она. – Посреди ночи.

– Пожалуйста, возвращайся в постель, мама, – повторила Клэр. – Ты же знаешь, что утром у нас встреча с людьми Блумингдейла. Ты не успеешь отдохнуть как следует.

– Ах, оставь меня в покое! – рявкнула мать. Она снова повернулась к Терри, лукаво подмигнув. – Вы с Ричардом были на вечеринке, что ли? Бедный мальчик, ему не следует пить – алкоголь ударяет ему в голову. – Она повернулась и снова снисходительно посмотрела на распростертую на диване фигуру. – Он отвратителен, так оно и есть.

Словно услышав её, Кавендиш пошевелился во сне и громко фыркнул. Старуха радостно захихикала.

– Послушайте его! Ну чем не свирепый поганец?

Наконец она заметила меня. Она нахмурилась.

– Тебя я помню, – сказала она, тыкая пальцем мне в грудь. – Ты этот, как его там, детектив.

Её губы изогнулись в лукавой, злобной ухмылке, а белая маска превратилась в сеточку из крошечных трещин с обеих сторон рта, и на секунду она стала жутко похожа на клоуна.

– Нашёл жемчуг её светлости? – спросила она тихим, напевным голосом. – Ты поэтому здесь?

– Нет, ещё не нашёл, – сказал я. – Но иду по горячим следам.

Клоунская улыбка мгновенно погасла, и она снова ткнула пальцем, и на этот раз он сердито дрожал.

– Не смей издеваться надо мной, приятель, – проскрежетала она.

– Думаю, миссис Лэнгриш, – мягко вмешался Терри, – думаю, Клэр права, думаю, вам стоит вернуться в постель. Вы же не хотите пропустить свой прекрасный сон.

Она взглянула на него, и её глаза сузились. Наверное, за все свои годы она встречала слишком много сладкоречивых болтунов вроде Терри, чтобы долго поддаваться наведённому им обаянию.

Клэр шагнула вперёд и легонько положила руку на плечо женщины.

– Пойдем, мама, пожалуйста, – сказала она. – Мистер Марлоу и Терри – старые друзья. Вот почему я пригласила их сегодня вечером – это своего рода встреча друзей.

Я решил, что проницательная старая птица знает, что ей лгут, но, вероятно, она устала и была в довольно хорошем настроении, чтобы принять эту ложь и откланяться. Она снова мило улыбнулась Терри, бросила на меня сердитый взгляд и позволила увести себя к двери. Клэр, провожая ее, оглянулась на Терри и на меня. Интересно, настанет ли тот день, когда она будет выглядеть так же, как её мать сейчас?

Когда обе женщины ушли, Терри выдохнула сквозь сжатые губы и тихо рассмеялся.

– Настоящая леди, – сказал он. – Ей удалось меня напугать.

– По-моему, ты не слишком испугался, – сказал я.

– Ну, ты же знаешь, я умею скрывать чувства. – Он подошёл к тому месту, где я сидел, наклонился и раздавил сигарету в пепельнице на полу, затем сунул руки в карманы, подошёл к дивану и остановился, глядя на Кавендиша, который лежал, растянувшись, как мультяшный пьяница.

– Бедный Дик, – сказал он. – Мать Клэр абсолютно права: ему нельзя пить.

– Ты с ним встречался? – спросил я. – Я имею в виду, до сегодняшнего дня?

– О да. Они с Клэр часто приезжали в Мексику. Мы все знакомы – Нико, наш друг Менди, кое-кто ещё. На набережной есть бар, где мы обычно собирались по вечерам за коктейлями. Хорошее место. – Он обернулся и взглянул на меня через плечо. – Ты должен как-нибудь навестить меня. Ты выглядишь так, будто тебе не помешало бы немного позагорать и расслабиться. Ты себя не слишком щадишь, Фил, впрочем, как и всегда.

На следующий день после убийства его жены я отвез Терри в аэропорт Тихуаны, чтобы он успел на рейс на юг. Когда я вернулся, Джо Грин уже поджидал меня. Они знали, что Терри сбежал, и взяли меня как соучастника. Меня избил босс Джо, здоровяк по имени Грегориус, и я провёл пару ночей в карцере, прежде чем меня отпустили, узнав о столь удобном для всех самоубийстве Терри. Это отразилось на мне и моей так называемой репутации. Да, Терри мой должник.

Терри вернулся и остановился передо мной, всё ещё держа руки в карманах. На его лице была самая заискивающая улыбка.

– Ты, случайно, не привёз чемодан? – спросил он. – Полагаю, именно за этим Нико и хотел с тобой встретиться, чтобы его передать. Нико никогда особо не отличался стойкостью. Он слишком легко пугается. Должен признаться, я всегда немного презирал его.

– Но не настолько, чтобы не использовать его в качестве мула.

Он широко раскрыл глаза:

– Мула? Послушай, парень, ты же не думаешь, что я в этом деле? Оно слишком грязное для меня.

– Раньше я бы с тобой согласился, – сказал я. – Но ты изменился, Терри. Я вижу это по твоим глазам.

– Ты ошибаешься, Фил, – он медленно покачал головой из стороны в сторону. – Конечно, я изменился – мне пришлось. Жизнь там, на юге, – это не только гитаристы, «маргариты» и мексиканская стряпня. Мне приходилось делать такое, что раньше и в голову не могло прийти.

– Ты хочешь сказать, что потратил все деньги, которые унаследовал от Сильвии? Это были деньги Харлана Поттера, оставленные ей. Их должно было быть очень много.

Он снова поджал губы, я думаю, чтобы сдержать улыбку.

– Допустим, я сделал несколько необдуманных инвестиций.

– С Менди Менендесом?

Он ничего не сказал, но я видел, что не ошибся.

– Значит, ты должен Менди и должен ему по-крупному. Вот почему ты послал ко мне Клэр – по поручению Менди. Я прав, да?

Терри развернулся и, глядя в пол, зашагал на негнущихся ногах прочь от меня, затем опять развернулся и зашагал обратно тем же путем, и снова остановился передо мной.

– Как я говорил, ты знаешь Менди. Он не слишком снисходителен, когда дело доходит до денег, долгов и тому подобного.

– А я думал, ты его друг и его герой, – сказал я, – потому что ты спас его и Рэнди Старра от смерти на поле боя.

Терри усмехнулся.

– Герои через некоторое время тускнеют, – сказал он. – И потом, ты не хуже меня знаешь, что такое люди – они устают быть благодарными. Они даже начинают возмущаться, что вынуждены чувствовать себя обязанными тебе.

Я все обдумал. Он был прав. Меня всегда удивляло, что Менди помог ему с самого начала. Я подозревал, что Терри, должно быть, имел на него какое-то влияние. Я хотел было спросить, так ли это, но не смог себя заставить.

– Конечно, – продолжал он, – Клэр была бы счастлива помочь мне. У неё, знаете ли, много своих денег. Она хотела дать мне немного, чтобы я расплатился с Менди, но, – он сверкнул в своё оправдание извиняющейся улыбкой, – остатки чести у меня ещё сохранились.

– А что насчёт тех двух мексиканцев? – спросил я.

– Да, – сказал Терри, и между его бровями появилась морщинка, – это скверное дело. Сестра Нико – я никогда с ней не встречался, но уверен, что она не заслуживала смерти.

– Она была в деле с Нико, – сказал я. – Она опознала тело.

– Да, но всё равно, умереть вот так… – Он скорчил гримасу. – Клянусь, я не знал, что Менди послал за Нико мексиканцев. Я думал, он подождёт, пока Клэр… поговорит с тобой, пока ты не найдешь Нико, в чем я не сомневался, если бы только Менди подождал ещё немного. Но Менди – неудачная смесь нетерпения и недоверия. Поэтому он отправил сюда этих двух громил, чтобы они сами начали поиски Нико. Досадная ошибка.

– Дело в том, – сказал я, – что никто, ни ты, ни Менди, ни кто-нибудь ещё, не узнали бы об исчезновении Нико, если бы Клэр не заметила его на улице тем днём в Сан-Франциско.

– Да, так и есть. Знаешь, – он повернулся на каблуках и снова принялся расхаживать на негнущихся ногах, сцепив руки за спиной, – я не могу ничего исправить, но жалею, что она вообще его тогда заметила. Всё было бы намного проще.

– Наверное, да. Но разве это её вина? Она ведь не сказала Менди, что видела его. Полагаю, она рассказала тебе, а ты – Менди. Так всё и завертелось. Я прав?

– Я не могу лгать тебе, – это заставило меня рассмеяться, и когда я это сделал, Терри выглядел обиженным – и он действительно обиделся.

– Во всяком случае, сейчас я не лгу, – сказал он обиженным тоном. – Да, я сказал Менди. Я знаю, мне не следовало этого делать. Но, как я уже сказал, у меня есть причины быть ему благодарным…

– А ещё тебе нужно было выслужиться перед ним, сообщив одному тебе известное, что Питерсон только прикинулся мёртвым, а сам разгуливает по белу свету с чемоданом товара, принадлежащего Менди.

– Ах да, – сказал Терри. – Этот чемодан.

– Однажды, ты оставлял его мне, чтобы я сохранил его.

– Верно, так и сделал. Это было той ночью, когда ты отвёз меня в Тихуану, после смерти бедной Сильвии? Не могу вспомнить. Когда ты увидел с ним Питерсона, ты, конечно, его узнал.

– У него определенно была своя история.

– Он был английского производства. Английский до последнего шва.

Он перестал расхаживать, сел на табурет у рояля, сложив ногу на ногу и положил руку на подбородок, как «Мыслитель» Родена. У Терри были самые тонкие ноги, какие я когда-либо видел. Он был похож на аиста.

Он начал что-то говорить, но в этот момент Ричард Кавендиш выпрямился на диване и посмотрел на нас, облизывая губы и моргая.

– Что происходит? – хрипло спросил он.

Терри едва взглянул на него.

– Всё в порядке, Дик, – сказал он. – Продолжай спать.

– Ну ладно, – пробормотал Кавендиш и плюхнулся обратно, как и прежде, раскинув в стороны руки и ноги. Через секунду-другую он тихо захрапел.

Терри похлопал себя по карманам. Не знаю, что он ожидал там найти.

– Я бы попросил у тебя ещё сигарету, – сказал он, – только не хочется опять начинать.

Он искоса взглянул на меня.

– Ты же собираешься сказать мне, где чемодан? – спросил он.

– Конечно. Он в камере хранения на Юнион-Стейшн, а ключ от него в конверте на пути к моему приятелю – ну, вроде как приятелю – по имени Берни Олс. Он помощник начальника отдела по расследованию убийств, работает в офисе шерифа.

В комнате вдруг стало очень тихо. Терри сидел, весь скрючившись, скрестив колени, прижав одну руку к подбородку, а другой поддерживая локоть. Я подошёл к окну, шагнул в щель между шторами и выглянул наружу. Смотреть было не на что, только темнота и моё собственное призрачное отражение в стекле.

– Не думаю, – сказал Терри у меня за спиной, – не думаю, что это было умный поступок, старина. Не думаю. – В его голосе не было ни злости, ни угрозы, ничего особенного, кроме, может быть, задумчивости – да, это подходящее слово – задумчивость.

Потом он снова заговорил, и голос его изменился.

– А, – сказал он, – это ты. Что это там у тебя?

Я отвернулся от окна. Терри всё ещё сидел на табурете у рояля спиной ко мне. Перед ним в дверном проеме стоял брат Клэр, Эверетт, лохматая прядь волос свисала ему на лоб. Он выглядел ненамного лучше, чем, когда я видел его в последний раз, но, по крайней мере, он был в сознании. На нем была пижама и шёлковый халат с вышитыми драконами. На нем были мокасины – они странно смотрелись с пижамой, – а в руке он держал пистолет.

Это была изящная маленькая вещица, какая-то разновидность «кольта», подумал я. Я увидел, что у него перламутровая рукоятка. Всё это выглядело несерьёзно, но любое оружие, даже самое изящное, может пробить дыру в самом крепком сердце.

Он посмотрел на меня, когда я вышел из тени шторы, и в его глазах появилась неуверенность. Он не ожидал меня увидеть.

– Привет, Эверетт, – сказал я. – Мы тебя разбудили? Твоя мать только что была здесь, – он уставился на меня. Он выглядел моложе, чем был на самом деле, потому что его лицо выглядело хрупким. И, наверное, потому, что его мать испортила его, балуя и защищая от жестокого мира. По крайней мере, она думала, что защищает.

– Кто ты? – спросил он. Под его запавшими глазами были тёмно-фиолетовые тени.

– Меня зовут Марлоу, – сказал я. – Мы встречались пару раз до этого. В первый раз ты не спал, и мы разговаривали на лужайке – помнишь? Ты подумал, что я, может быть, новый шофер. Во второй раз ты не знал о моём присутствии.

– О чём ты говоришь?

– Ты спросил меня, кто я, – сказал я, – и я объяснил.

Я заставил себя улыбнуться. Я пытался потянуть время. Эверетт Эдвардс Третий может и был молокососом, как сказал бы Уилбер Каннинг, а ещё он был героиновым наркоманом с пистолетом в руке.

– О да, – произнёс он с отвращением. – Теперь я вспомнил: ты тот самый парень, который тогда искал Клэр. Какой-то детектив, так что ли? – Он вдруг хихикнул. – Детектив! Забавно. У меня пистолет, а ты детектив. Действительно, забавно.

Он повернулся к Терри.

– Ты, – сказал он, уже не хихикая, – зачем ты здесь?

Терри задумался.

– Ну, я вроде как друг семьи, Ретт.

Я по-прежнему видел только спину Терри и его затылок, но он казался довольно спокойным. Я был рад. В течение следующих нескольких минут мы все должны быть очень, очень спокойны.

– Помнишь, как мы хорошо проводили время в Акапулько? Помнишь тот день, когда я учил тебя кататься на водных лыжах? Это был хороший день, не так ли? А потом мы все вместе поужинали в том местечке на пляже, которое называется «У Педро». Оно всё ещё там. Я часто прихожу туда, а когда прихожу, то вспоминаю о тебе и о том прекрасном времени, которое мы проводили.