Текст книги "Путь к Эвенору"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Вот и сейчас – мне пришлось развлекать двух новых деревенских старост, прибывших ко двору на обед. Отличная идея, право слово: пригласить сельчан отобедать с бароном. Я Рад, что подкинул Джейсону эту мысль.

Мы расселись так, как повелевал этикет: Джейсон – во главе стола, Андреа – напротив, Рителен, старший из двух старост, по правую руку от Джейсона; дальше по этой же стороне – Кира, Доранна и Джейни; по другой – Дория, я, Эйя, Брен Адахан и, наконец, Бенен, второй староста. Таким образом, оба старосты оказались на почетных местах: один справа от Джейсона, другой – от Андреа. А Кира могла поболтать с Рителеном, широкогрудым обладателем моржовых усов – все равно, кроме нее и Джейсона, его бы никто толком не услышал.

Садиться так было сущей глупостью. Стол в трапезной зале рассчитан человек на тридцать, и двенадцати едокам за ним слишком просторно.

Лично я предпочел бы сидеть двумя кучками – каждая на своем конце стола. От четырех до шести – самое удобное число собеседников. Добавьте еще хоть одного – и общая беседа разобьется на несколько мелких, причем у собеседников будет ощущение, что они присоединились не к той. (Ко мне это не относится – разговор со мной по определению является самым интересным.)

Или превращается в монолог.

Естественно, сельские старосты читать монологов не стали. Хотя я бы с удовольствием послушал о гнили, одолевшей пшеницу в селении Телерен, или выяснил бы, что они думают об использовании побегов бобов мунго в качестве пищевых добавок.

Но об этом, разумеется, и думать было нечего; за супом – густым, наваристым черепаховым супом, щедро сдобренным молотым перцем и кругляшами моркови, проваренными ровно настолько, чтобы прожевать, и рулетами, горячими, только с плиты хрустящими и исходящими паром – У'Лен, как всегда, на высоте, – Брен завел речь о лошадях.

– ...хитрость в том, чтобы заставить коня не предугадывать наши желания, а мгновенно повиноваться. Любой болван может направить лошадь галопом к изгороди – и оказаться на той стороне, сам того не желая. Конник получше может предугадать, что лошадь собирается сделать. У самого же опытного конь просто ничего не сделает, пока ему не прикажут. Вот помню, однажды...

Эйя и Джейни внимали просто-таки завороженно, да и другие дамы тоже прислушивались.

Все, кроме Андреа. Она прикрыла рот сплетенными пальцами и только делала вид, что слушает.

Мне думается, я понимаю связь между женщинами и лошадьми – но меня это не заботит. Связь эта почти сексуальна – нет, я не имею в виду дурацких шуточек насчет бабы и жеребца. (Хотя все женщины, каких я знал, старались держаться подальше от жеребцов. Как и я сам. Нехолощенный конь мгновенно звереет, стоит ему учуять кобылу в течке  или женщину с месячными.)

Понимаете, я ничего не имею против лошадей. За последние двадцать лет я прошагал тысячи миль, а проскакал вдвое больше и не хотел бы, чтобы оно было наоборот. Я предпочитаю машины, а еще больше, когда есть возможность, летать на Эллегоне – но, честное слово, ничего против лошадей я не имею.

С другой стороны, лошади – твари на удивление тупые. Они совсем ничего не соображают. Их можно загнать до смерти, если обращаться с ними плохо, но и привязываться к ним сильно нельзя – потому что иногда, когда сильно припечет, приходится их бросать. Однажды я целый день просидел в бочке для дождевой воды, дыша через тростинку. Вряд ли лошадь моя поместилась бы там со мной, а если бы я не нашел в себе сил ее бросить – очаровательная была кобылка, обожала лизаться, как собачка; надеюсь, она попала в хорошие руки, – она бы запросто выдала меня, и я был бы мертв, как пень.

Так что не надо о лошадях.

Особенно – о перескакивании через изгороди, когда не собирался этого делать. Я так чуть не сломал себе шею. Губы Ахиры искривились в усмешке:

– Может, поговорим за столом еще о чем-нибудь? – осведомился он, и тут вошла У'Лен со второй переменой на серебряном подносе.

– Давайте-давайте, вот и тема пришла: отличные каплуны! И попробуйте только их обругать! – заявила У'Лен. Потрясающая женщина: сплошные мышцы и жир, и вечная ехидная усмешка на потном лице.

Я не в восторге от местной традиции подавать мясо прежде рыбы, но три огромные птицы на подносе поразили мое воображение: крупные, пухлые, золотисто-коричневые, украшенные зубчиками чеснока и кружочками лука, жареная шкурка еще пузырится и шипит от жара.

Пахли они прямо-таки райски.

– Помолчи, женщина! – Джейсон запросто играл роль отца в словесной перепалке с У'Лен. – Я всегда узнаю, хороша ли еда, с первого куска. Сейчас проверим твою стряпню...

Фыркнув с наигранным возмущением, У'Лен плюхнула поднос на стол перед Джейсоном, а сама заработала разделочным ножом и вилкой.

Этим вечером, в плоеной блузке и длинном ярком мелавейском саронге, открывающем ее ногу от щиколотки до середины бедра, Эйя была невероятно хороша. Она улыбнулась мне поверх стакана с вином – за что я был награжден хмурым взглядом Адахана. Жена моя не удостоила меня даже таким.

Не дергайся, Брен. Не осложняй всем жизнь.

– Как тебе вино? – спросила Эйя.

Я сделал глоток.

– Неплохо. – Как приятно было бы сидеть поближе к ней, ощущать ее ногу рядом со своей, чувствовать, что женщина готова прижаться к тебе, а не оттолкнуть.

Я глотнул еще вина. Немного вяжет, на мой вкус, но оно еще молодое – бимские вина требуют долгой выдержки; впрочем, результат того стоит. За годы войны виноделие в Биме пришло в упадок, а в Фурнаэле почти все запасы были выпиты во время осады. Толком выдержанного вина сейчас не найти во всей стране.

У'Лен занималась дележкой. Не знаю, как вы, а я всегда люблю смотреть, как люди делают то, в чем они мастера.

Нож сверкал в свете свечей; первая птица была разрезана в меньшее время, чем требуется, чтобы об этом сказать. Разделала ее У'Лен по-эренски: кожа нарезана на куски размером с ладонь, к каждому добавлено по большой ложке желе и соуса; грудка рассечена на толстые ломти, ножки отделены от тушки, верх тушки очищен от мяса, гузка и остатки скелета отправлены на кухню, в суповой котел, и вот уже парочка поварят вносят гарнир и зелень.

Пока У'Лен разделывала вторую птицу, Джейсон подцепил кусок кожи с подливкой и осторожно откусил, пробуя.

– Ну? – без малейшего почтения осведомилась У'Лен, не прекращая резать. – И как оно?

– Да не так чтобы, – отозвался он.

Я подумал, что упавшая челюсть Бенена разобьет тарелку, но Рителен, разобравшийся в ситуации, спрятал в усах улыбку и прикрыл рот платком.

– Не так чтобы, да?! – У'Лен уперла огромные кулаки в еще более огромные бедра.

– Угм. Можно избавить остальных от поедания этих... гм... птичек. Собой я, так уж и быть, пожертвую.

– Дядя Джейсон вре-от, вре-от, – пропела Доранна и тут же умолкла – ей сунули в рот полную ложку. Порой Кира действует весьма расторопно и на удивление вовремя.

Мы как раз закончили со второй переменой – речной форелью, запеченной в сливках со щавелем (очень вкусно, но я знаю куда лучший способ приготовления свежей форели) – и У'Лен разносила десерт, когда вошли Кетол, Пироджиль и Дарайн.

Ну прямо три мушкетера. Кетол высок, тонок, рыжеволос; Пироджиль – коренастый обаятельный уродец; Дарайн – медведь, а не человек. Они были спутниками Карла в легендарном Последнем Набеге, и двое из троих сопровождали Джейсона в поисках Карла, которым оказался... ну, в общем, я.

Заговорил Пироджиль:

– Барон, там у нас крестьянин. Говорит, ему к вам надо. Что-то там у них стряслось в Велене.

Для Бенена это оказался вечер потрясений. Во-первых: трое солдат, не спрашивая дозволения, вваливаются в трапезный зал и прерывают торжественный ужин; во-вторых, из-за чего они этот ужин прервали; и в-третьих, Джейсон поднимается и идет к дверям. Перевязь он застегивал уже на ходу.

– Что ж, посмотрим, что там, – сказал он. – Барон Адахан, будьте добры занять мое место.

Уважительное отношение Джейсона к холту меня впечатлило бы, если бы это не был скорее способ не дать Адахану сунуть нос в чужие дела, чем желание выказать ему доверие.

– Я с тобой.

Тэннети быстро проглотила последний кусок форели. К десерту Тэннети равнодушна. Она встала, проверила, на месте ли нож, потом застегнула перевязь на талии.

Я вовсе не собирался идти с ними: три мушкетера достаточно опытны, чтобы обыскать крестьянина, да в придачу там будет Тэннети. К тому же я намеревался полакомиться ежевичным тортом У'Лен – обожаю его, хоть зернышки и застревают вечно у меня между зубами. Но Джейсон вышел, и Ахира двинулся следом, так что пришлось подниматься и мне.

Я бы из чувства эгалитарности пригласил его в дом, но меня никто не спросил.

Мы встретились с ним во дворе, под бдительным оком стражи, в мерцающем свете факелов и сиянии звезд.

Крестьянин выглядел не так, как я ожидал, хотя я мог бы и сообразить. Велен в добрых двух днях ходьбы – фермер пришел не сам, а прислал сына. Маленький, грязный, вонючий, он был не слишком умен – но и не настолько туп, чтобы не нервничать. Он то и дело бил себя по лбу костяшками пальцев, выдавливая из себя жалобу, что какая-то тварь убила корову его отца.

И при этом плакал.

Да. Корова. Чепуха, верно? Ошибаетесь. Для крестьянина с клочком поля да двумя коровами это – мостик между жизнью и голодной смертью. Хорошая молочная корова может прокормить всю семью, а заодно и приносить теленка каждые пару лет. Коровы – не лучший способ переработки съедобного зерна: если кто понимает насчет белкового баланса, то вегетарианство на несколько порядков эффективнее, – но многое из того, что ест корова, для людей несъедобно.

Право выпаса на баронских землях само по себе для крестьян не спасение. Крестьяне не едят траву.

– Похоже, что это волки, – хмуро заметил Джейсон. – За войну они расплодились.

Кое на что дворянство годится. На то, например, чтобы ограничивать численность других хищников. В Биме к тому же это традиционно дело барона.

Тэннети пожала плечами.

– С волками мы вроде справляемся, – сказала она. – Что с четвероногими, что с двуногими. Ружья в деревнях есть?

Дарайн кивнул.

– Не так чтобы всех их перебить, но отгонять хватает.

– Взять корову с его выгона? – Ахира пожал плечами. – Может, и стоит.

Он взглянул на меня, приподнял бровь и слегка развел руками.

Я поджал губы и покачал головой.

– Не-а.

– Ты считаешь, это не волки? Джейсон был несколько раздражен. Я вздохнул.

– Ты не понял. Ахира спросил, как я думаю: это ловушка или нам стоит отправиться взглянуть на тушу, пока волки ее не дожрали.

– Ты об этом спросил? – Джейсон повернулся к гному.

Тот кивнул.

– Об этом. – Он улыбнулся. – Что, неприятно?

Джейсон нахмурился. Я усмехнулся.

Так случается у старых друзей: когда проводишь рядом чертову уйму лет и беседуешь чертову уйму раз на чертову уйму тем, в какой-то миг понимаешь, что слова в общем-то не нужны. Ты не гадаешь, как поступит твой друг, – ты это знаешь. Довольно слова, жеста, порой не нужно и их – все и так ясно.

Но это не то, что можно объяснить семнадцатилетним – даже очень ответственным и умным. Они попросту не поверят.

Впрочем, в данном случае объяснить было просто. Ввязываться в обычную волчью охоту нам с Ахирой вовсе не обязательно, но если тут что-то еще – это может быть связано с теми рассказами о тварях из Фэйри, а во всем, в чем замешана магия, может быть замешан Арта Мирддин. И мы.

Поймите: я понятия не имею, зачем Арта Мирддин – да-да, тот самый легендарный Арта Мирддин – перенес нас сюда. Вряд ли затем, чтобы, как он говорил сначала, мы добрались до Врат между Мирами и открыли их для него. Я, конечно, скептик, но мне в это не верится. Потому, во-первых, что я не люблю, когда меня используют те, кого я не люблю, – друзей для этого вполне хватает. Я никогда не любил картинки-головоломки, и уж совсем не по мне – быть в такой картинке кусочком.

А может, я просто боюсь, что вселенная поступит со мной гак, как меня всегда подмывало поступить: всунет кусочек на место, куда он не совсем подходит.

Кусочку придется туго.

Беда в том, что к данной человеку жизни не приложена инструкция по использованию, и всякий раз приходится по новой решать, во что влезать, а во что нет. После двадцати лет дружбы с Ахирой я знал, что он не будет спать спокойно, пока мы не проверим все сами, – и вообще до этого времени спать не захочет.

Как всегда, он втравливал меня в историю, вызывающую у меня дурные предчувствия.

Ладно, раз мы решили поучить пацана жизни, то стоит продолжить урок.

– Снаряжение, – сказал я Ахире. – Давай скажи ему, что, по-моему, надо взять.

Гном кивнул и, отведя Джейсона в сторону, принялся шептать что-то ему на ухо. Проверяльщики...

– Так, – сказал я. – Нам нужна повозка и запряжка для нее. – С этим ясно: все знают, что я предпочитаю мягкий облучок жесткому седлу. – Пайки и стандартное дорожное снаряжение – просто взять в конюшне пару готовых мешков. Потом устроим налет на склад – каждому нужно по гамаку. – Они из эльфийского шелка, легкие как перышко и прочные. Если такой гамак есть где растянуть, то лучше спать в нескольких футах над холодной землей, а не на ней. И не в ней, коли уж на то пошло... – Сигнальные ракеты, пять резвых коней – на всякий случай... рогатины, гранаты, кремневые ружья плюс личное оружие. А вот рассаду он наверняка забыл.

Ахира заулыбался во весь рот.

– Обижаешь! Я сказал – два ящика.

– Умница.

Одна из моих не совсем сумасшедших идей: раз уж крестьянское меню все равно в основном состоит из бобов и картошки, так бобы можно с тем же успехом прорастить и существенно увеличить их питательную ценность без дополнительных затрат.

Отсюда и ящик с рассадой. Джонни Яблочное Семечко отдыхает.

– Но это не все.

– Так я ему и сказал. – Ахира рассмеялся. – Продолжай.

– Мелкие удобства. Еще ты сказал ему, что надо позаботиться положить в повозку лишние одеяла – чтобы мне не пришлось отбивать свою нежную задницу на жесткой доске. Добавь к этому чистый чайник и заварку. И бутылочку «Отменного».

Я не имею привычки надираться в дороге, но глоток-другой доброго пшеничного виски перед сном отлично прочищает горло.

Ахира ткнул мальчика в бок.

– Понял?

Джейсон нахмурился. Искал, должно быть, в чем тут хитрость, но хитрости не было – после стольких-то лет дружбы.

Тэннети хмыкнула – ехидно, разумеется.

Крестьянин совершенно ничего не понимал, что было вполне ожидаемо: разговор большей частью шел по-английски, а он если на каком языке и мог говорить, то лишь на эрендра.

Джейсон повернулся к нему.

– Можешь показать где?

– Да, господин, – только, это самое... днем.

Джейсон поманил Дарайна.

– Накормите Мадука и устройте на ночь. И чтобы на рассвете он был сыт и готов в путь.

– Да, барон Фур... Куллинан.

– Именно что, – с улыбкой сказал Джейсон. – Барон Фуркулиннан. Будем знакомы. А вторая ваша корова? Ты уверен, что она цела?

Хорошее замечание: крестьянин, молод он или стар, не оставит свою единственную корову без охраны на полтора дня.

– Отец завел ее в дом, господин барон.

Ахира взглянул на меня и развел руками. Дарайн повел крестьянина прочь.

– Иди-ка ты спать, Джейсон, – сказал я. – Завтра у тебя долгий день.

Позади нас, стараясь быть незаметной, пробиралась Андреа – так что и я не стал ее замечать. Пусть себе развлекается.

– И у вас тоже. Ахира тряхнул головой.

– Нет. Ночь достаточно светлая. Мы с Уолтером выезжаем сейчас.

– Опять ночью не спать, – заметил я.

Гном пожал плечами.

– Не впервой. Попрощаемся с родными – и в путь. – Он повернулся к Тэннети: – Ты с нами?

– Конечно. – Она вздохнула. – Только вряд ли чего убивать придется... – Она глянула на меня. – Как ты рассчитываешь отыскать эту штуку в темноте?

Ахира пожал плечами – вместо меня.

– До рассвета мы туда не доедем, а к тому времени место будет отлично заметно. Грифы. – Он немного подумал. – Втроем должны справиться.

Джейсон кашлянул.

– А как же я?

Я улыбнулся.

– Но ведь ты выезжаешь завтра.

Он развел руками.

– Отлично. Мне преподан урок. А можно узнать, что он означает?

– Я думал, это очевидно. —Ахира вздохнул. – Когда мы здесь, в твоем доме – ты барон Куллинан, а мы твои гости. Прекрасно. Нет проблем. Но когда мы выходим из твоего дома или хотя бы собираемся выйти – мы уже не твои гости и уж тем более не твои слуги. Мы – твои товарищи.

– Скажи «старшие товарищи» и добавь «наставники» – попадешь в точку, – добавил я. – Мы с гномом не можем сидеть при тебе годами; а научиться нужно многому.

Какое-то время он стоял молча, и я начал уже сомневаться, как он это проглотит. Я хочу сказать, когда мне было семнадцать, я терпеть не мог публичных выволочек. Честно говоря, я и сейчас терплю их с трудом. Даже с глазу на глаз.

– Доброго пути, – сказал он, повернулся и пошел прочь.

Тэннети сплюнула.

– Болван.

Интересно, подумал я, о ком это она – о Джейсоне, об Ахире или обо мне, но спрашивать не стал. Никогда не задавай вопроса, если не хочешь услышать ответ.

– Нечестно, – сказала позади меня Андреа. – Но все равно спасибо.

Я чуть вздрогнул, словно она меня напугала. Тэннети подозрительно наклонила голову, Ахире этого и не надо было. Я усмехнулся:

– Я сделал это не для того, чтобы пришпилить его к твоей юбке. Я сделал это ради собственной шкуры. Если Джейсону работать с нами – он должен доказать, что на него можно положиться. Кроме того, у него гости – старосты – и их надо развлекать.

А может, я просто помнил, что мальчишка однажды сбежал, когда был нужен – ладно, сразу после того, когда был нужен, – и это навлекло множество бед на многие головы.

Андреа снова была в кожаных штанах, а сверху – в черной матовой кожаной куртке. Самый дорожный костюм. Через плечо у нее висела сумка, а из-под расстегнутой куртки выглядывали два пистолета в кобурах, тот, что на левом бедре – рукоятью вперед.

– Ты для чего так вырядилась? – спросил я, будто не понял.

Ее взгляд стал отдаленным и каким-то чужим, и мне это совсем не понравилось.

– Мне надо уехать отсюда. Хоть ненадолго, не то я свихнусь. – Она тряхнула головой, словно отгоняя морок.—Ходят слухи, – продолжала она, – о тварях из Фэйри, о животных, перекушенных пополам. И потом, тот громадный зверь, чем бы он ни был, на которого наткнулись на Расколотых островах Джейсон и Тэннети... Я вам пригожусь. Вот увидите.

– Там, похоже, были просто волки.

Волшебные твари и люди не уживаются рядом, и в Эрене их днем с огнем не сыщешь. Болтают, разумеется, всякое, но по большей части рассказы рассказами и остаются. Я сам был источником многих легенд – мне ли не знать, какая чушь порой за ними скрывается!

Она склонила голову к плечу.

– А если это не просто волчья стая? Что ты тогда будешь делать?

А как она думает – что я сделаю?

– Удеру со всех ног, вот что.

Я думал об этом весь вчерашний день – и все сходилось на том, чтобы не впутывать Энди в эти дела. Плюнув на теории Дории.

Учитывая, в каком мире мы живем и в каких передрягах нам случалось бывать, нечего удивляться, что много моих знакомых женщин были изнасилованы. Относительная свобода от подобного рода нападений возникла относительно недавно в большинстве обществ вопрос состоит в том, кого, кроме женщины, задевает это нападение. (Мы привыкли считать, что на Той стороне все хорошо и справедливо, но в стране, где я родился, нападения – это преступления против государства, а не против личности, и государство решает, давать делу ход или нет. Я знаю, что говорю.)

Все оставляет шрамы. У Киры свои проблемы; Тэннети это превратило в с трудом управляемую психопатку. Дория едва не стала чем-то средним между салатом и брокколи, если вы понимаете, о чем я. Эйя, думаю, выкарабкалась из этого лучше, чем они все, но и у нее в глазах я порой вижу огоньки безумия. Точно такие же, как в глазах Андреа.

Нет уж. Хватит с нас в деле одной сумасшедшей – Тэннети, пусть нам всего-то и придется, что пристрелить несколько худых, перепуганных волков. Второй псих нам не нужен, тем паче наркоманка от магии. Ладно, пусть она и не магическая наркоманка; Дория может и ошибаться.

Но Энди не была в поле долгие годы, и я как раз собрался ей это объяснить, так что почувствовал себя полным кретином, когда – после всех моих разглагольствований о том, что мы практически читаем мысли друг друга – Ахира вдруг сказал:

– Ладно. Давайте быстро попрощаемся с кем надо – и в путь.

Это было для меня полной неожиданностью. И не самой приятной.

Глава 4,
в которой мне приходят в голову немудрые мысли и я кое с кем прощаюсь

Путь истинной любви всегда кремнист.

Вильям Шекспир

Ничто так не раздражает, тк способность подмечать банальности.

Уолтер Словотский

Я сумел попрощаться со всей семьей – даже с младшей дочкой.

Дория Андреа пошла в отца – она «сова», и этим похожа на меня и Стаха, а не на Эмму и Стива или на мать и сестру. Но в этом возрасте то, что она еще не была в постели, объяснялось только одним – поздним ужином.

– Спокойной ночи, прокурор в юбочке, – сказал я, укладывая ее.

Это наша домашняя шутка, никто, кроме своих, ее не поймет. И никого, кроме нас, она не рассмешит. Доранна крепко обхватила меня за шею.

– Возвращайся скорей, папка. Пожалуйста!

– Непременно. – Я осторожно высвободился, на миг коснулся ее волос, по-детски мягких, которые день ото дня делались все золотее, совсем как у ее матери. – Спи, солнышко.

Джейни ждала меня в зале, прислонившись к стене. Она начала что-то говорить, но умолкла, когда я приложил палец к ее губам. Я осторожно прикрыл дверь и отвел дочь в сторонку.

– Беда в том, милый папуля, – сказала она, не обращая внимания на мое лицо, – что под старость ты стал слишком хитер.

– Вот как?

Ненавижу, когда она зовет меня «милым папулей»!

– Ты хорошо объяснил моему парню, что не стоит на тебя давить – даже и пытаться не стоит. Но ты, как я понимаю, отказался от простенького тренировочного варианта, от которого всем вам была бы немалая польза. Мне такой обмен не кажется выгодным. – Она передернула плечами. – Если, конечно, мое мнение хоть сколько-нибудь важно.

Поскольку меня самого это тоже беспокоило, то не согласиться мне было бы так же трудно, как и признать, что действительно я не прав, так что я не сделал ни того, ни другого.

– Оно важно, девочка.

Я на миг обнял ее.

Она улыбнулась. И почему это улыбки моих дочек озаряют весь мир?

– Будь здорова, – сказал я.

Кира сидела в мягком кресле; слева горит лампа, шитье отложено, а она что-то то ли вяжет, то ли плетет – я в этом ничего не понимаю, да и не хочу понимать.

– Ты едешь.

Голос ее ровен, она словно говорит: «Я не стану уговаривать тебя не ехать».

– Похоже на то, – улыбнулся я. – Ты не волнуйся. Я умею не лезть на рожон.

Она вымученно улыбнулась. Или я уже перестал различать ее искреннюю и деланную улыбки. Нет, после стольких лет я должен был научиться видеть разницу. Должен был.

– Это хорошо, – сказала она.

Снаружи холодало, и холод уже просачивался в дом. Я сбросил придворный костюм, запихнул его в гардероб. Быстро натянул подштанники, черные кожаные штаны, черную же полотняную рубаху и, набросив на плечи бурый плащ, застегнул его над ключицей черненой бронзовой пряжкой. Взял из вазы розу, понюхал, сунул в пряжку и осмотрел себя в зеркале.

Я вовсе не уверен, что мне понравился тот востроглазый парень, что глянул на меня из стекла, хотя выглядел он что надо.

Привлекателен, зараза. Черты лица правильные, глаза с легким восточным разрезом, твердый подбородок, усы как у доктора Фу Манчу. Хорошо за сорок, но морщинки в углах глаз только-только намечаются, зато виски тронуты сединой, что вовсе его не портит – плохо лишь; что седина такая же несимметричная, как улыбка.

Ну и улыбочка – беспечная, легкомысленная. Сразу видно, что почти всегда этот тип донельзя собой доволен, но ничто в его лице не подсказывало, что у этого чувства есть достаточные основания.

Очень возможно, размышляет он сейчас о том, что ему предстоит ехать вместе с красивой приятельницей прежних дней, сына которой он так умно – и вовремя – отговорил от этой самой поездки, и, может, удастся должным образом раздуть прежние угли.

Возможно также, он думает, как глупо размышлять о подобном рядом с женой. Впрочем, это как раз сомнительно. Как я уже сказал, не уверен я, что этот тип мне нравится.

– О чем ты думаешь? – спросила Кира. Словно мы настоящие муж и жена, которые могут задавать друг другу подобные вопросы – и рассчитывать на честный ответ.

Кира, подумал я, что с нами стало?

– Думаю, что я голый.

Я улыбнулся ей самой ободряющей из своих улыбок и прошел в гардеробную. Кстати, я почти не соврал.

Оружие было на месте – разумеется. Я надел все: метательные ножи, пистолеты в кобурах, перевязь с коротким мечом и длинным заостренным кинжалом. Я знаю, что охотничий нож лучше, но предпочитаю кинжал. Дань традиции.

Кроме того, я к нему привык.

Скатал охотничью куртку и сунул под мышку. В двух из множества ее карманов – терранджийские удавки.

Кира отложила вязание-плетение, или чем там она занималась, и подошла к шифоньеру в углу.

– Вот. – Она подала мне полностью собранный кожаный рюкзак. – Одежда, немного вяленого мяса, сладости – все, что тебе нужно. – Она улыбнулась мне. – Почти.

Я сунул в рюкзак куртку и закинул его за плечо.

– Спасибо.

Поцеловав кончики пальцев, я коснулся воздуха перед ней. Она наклонилась к моей руке, пару раз сглотнула слюну – с трудом.

– Скоро вернешься?

Конечно, должен был сказать я, не тревожься.—А ты этого хочешь?

– Да. – Она закивала. – О да. Я этого очень хочу.

– Тогда почему бы не... ладно.

Она ждала, приподняв голову. Сколько бы раз это ни кончалось плохо, я всегда думаю, что если буду двигаться медленно, действовать нежно и бережно – все будет в порядке. На сей раз все будет в порядке.

Кретин.

– Все хорошо, Кира.

Я осторожно обнял ее. Один миг, один краткий миг я думал, что все обойдется – теперь, когда она позволила мне снова прикоснуться к себе.

Но она покачала головой – сперва неуверенно, потом бешено затрясла ею, а потом уперлась руками мне в грудь и оттолкнула меня.

– Нет!

Я вышел из комнаты, не обращая внимания на рыдания за спиной.

  Черт побери, моей вины тут тоже нет!

В конюшне нас уже ждали. Целый комитет по проводам: Дория, Эйя, Дарайн, Кетол и Пироджиль. Брен Адахан остался развлекать старост. Верховые кони были уже оседланы, пару лошадей впрягли в повозку.

Я проверил подпругу, угостил морковкой пегую кобылку, выбранную для меня Тэннети, и привязал ее к заднику повозки. Я собирался править повозкой, но и верховая лошадь была мне нужна. Мало ли что – вдруг придется удирать быстро и без дороги. Для пересеченной местности повозки приспособлены плохо.

Ахира уже сидел на своей мышастой кобылке, и, когда я вошел, Тэннети взлетела в седло норовистого вороного мерина с белой отметиной на морде. Он заплясал, она ударила его каблуками и направила мимо факелов во двор.

Андреа аккуратно сложила одеяло вдвое, покрыла им облучок и забралась в повозку.

– Поехали!

Она уселась и похлопала по облучку рядом с собой. Дория, все еще в вечернем платье, глянула на меня, сморщила губы и пожала плечами.

Береги себя, Уолтер, – сказала она. Пальцы ее на миг сжали мое плечо, потом она легонько поцеловала меня в губы. – Приглядывай там, ладно?

– За кем? —улыбнулся я ей победной улыбкой. Она не улыбнулась в ответ.

– За всеми, – сказала она. – Особенно за Андреа.

Я не знал, как закончатся дела с Эйей – правду сказать, я не знал, хочу ли вообще кончать их, – пока не услышал собственный голос:

– Проводи меня до ворот. Остальные нагонят.

Я переглянулся с гномом и развел пальцы на одной руке: «Дай мне пять минут, ладно?»

Он повторил знак и кивнул. «Пять, но не шесть».

Мы с Эйей вышли из конюшни и погрузились во мрак. Я спиной ощущал враждебный взгляд – интересно, подумалось мне, из какого окна сейчас смотрит Брен Адахан. Укрепленные на стенах крепости факелы трещали и чадили, бросая в темное небо клубы черного дыма. С неба на нас смотрели любопытные звезды – подмечали каждый шаг, каждый жест, каждое слово. А может, и нет.

Эйя была в том же, что и за обедом, костюме с мелавэйскими мотивами. Я мысленно принялся развязывать сложный узел у нее на левом бедре.

– Ты боишься, – сказала Эйя.

– Я всегда боюсь. – И это была правда. – Боюсь, когда просыпаюсь утром, боюсь, когда ложусь спать вечером.

Она засмеялась – теплый, звенящий звук, как будто пропела виолончель.

– Попробовал бы ты убедить меня в этом, когда я была девчонкой! Мой дядя Уолтер боится? Дядю Уолтера так же невозможно напугать, как... – она пошевелила в воздухе пальцами, подыскивая подходящее сравнение, – ...как моего отца.

Я хмыкнул.

– Вот тут ты права. Карл был слишком туп, чтобы бояться.

Она взяла меня за руку, и мы пошли молча, держась за руки, как школьники.

– Это всего на пару дней? Я пожал плечами:

– Как выйдет. Может, немного дольше. А может, там придется так жарко, что мы вообще сгинем на веки вечные. Никогда ведь не знаешь, как оно обернется.

Все было, как в прежние Приютские дни: отряд уходит в набег, нарываясь на приключения, – и, разумеется, находит их: в виде очередного работоргового каравана. Работорговцам приходится перевозить рабов с места на место, особенно новых рабов: людям свойственно завязывать отношения с другими людьми, даже если эти другие – их собственность. А это мешает бизнесу.

Не могу сказать, что я любил те дни – дни, когда я был правой рукой Карла. Да, конечно, кое-что в них было: дела, в которых не участвовал Карл, частенько заканчивались довольно приятно. Мы ведь освобождали не только мужчин. Среди освобожденных бывали женщины, и много, причем попадались весьма привлекательные. Просто поразительно, насколько благодарна может быть женщина тем, кто ее освободил, и как она подчас выражает свою благодарность. Можете расспросить мою жену.

Ну, и добытые деньги тоже лишними не были. Но...

– Брен звал меня с собой в Малый Питтсбург, – сказала Эйя. – Как думаешь – ехать?

– Малый Питтсбург – интересное место, – отозвался я. – Он, конечно, грязен и весь в саже – но посмотреть стоит.

– Я не об этом.

– Знаю. – Ее ладошка в моей была теплой. – Ты о том, что иногда надо принимать решения. Брен не станет ждать вечно. Кира когда-нибудь прозреет. Мы должны решить, кто мы друг другу.

Она кивнула:

– Можешь добавить, что и я не стану ждать вечно. Но я спрашивала не о вечности, даже не о будущем. Я спрашивала о настоящем. Кем мы должны быть друг другу сейчас, Уолтер Словотский?

Я погладил пальцами ее руку.

– Друзьями. По меньшей мере.

Она замерла и выдернула свою ладонь из моей. Воздух меж нами застыл, и мне вспомнилось: Эйя, прижавшись щекой к прикладу, твердо держит ружье и плавмо спускает курок – а по боку ее стекает алая влага.