Текст книги "Путь к Эвенору"

Автор книги: Джоэл Розенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– В любом случае, – сказал я, – лучше нам подождать, пока что-нибудь не услышим, а потом полететь на Эллегоне. Так будет быстрее. И, честно говоря, я хотел бы еще пару-тройку деньков поесть, поспать и потренироваться, прежде чем снова лезть неведомо во что. – Но о Микине я все же волновался. – Не знаешь, он хороший кузнец?

Джейсон наклонил голову.

– Лучший, чем я. Несколько лет назад нас поднатаскал Негера. Вряд ли кто-нибудь из нас сойдет за мастера, но я смогу сделать работу хорошо, чисто и быстро. А Микин умеет лучше меня.

– В любом случае – подождем. Вести придут скоро. Может быть, даже слишком скоро.

– Ладно, – кивнул Джейсон. – Может, лучше будет подождать в Бимстрене?

Тэннети ядовито ухмыльнулась:

– Великолепная идея. – Она вытащила клинок – рапиру с крестообразной рукоятью – и несколько раз взмахнула ею в воздухе. – Почему бы тогда просто не подрубить Томену ноги в буквальном смысле?

Она решительно отправила клинок назад в ножны.

– Что?

Джейсон парень сообразительный, но он еще молод.

– Подумай сам, – сказал я. – Представь: ты подъезжаешь к замку. В Бимстрене. Что будет?

– Как это – что будет?

– Да вот так. Что ты сделаешь в первую голову?

Он пожал плечами:

– Пошлю весточку Томену. Въеду в ворота и оставлю коня у входа.

– Верно. Ты въедешь в ворота. Без спроса и дозволения, потому что там прошло все твое детство и ты привык, что это твой дом, и никому даже в голову не придет тебя остановить – так?

До него наконец дошло. Вся дурь, что есть в Джейсоне, излечится с возрастом – если, конечно, у него будет время повзрослеть.

Губы у него дернулись в усмешке:

– А Его Императорскому Величеству Томену, бывшему барону Фурнаэлю, меньше всего нужно присутствие сына Карла Куллинана, вызывающее сомнения в его праве на трон.

– Именно. Ты будешь держаться как можно дальше от Бимстрена, пока за тобой не пришлют – если пришлют. Так же, как другие бароны. А когда ты туда приедешь – станешь держаться чуть более смиренно, чем они.

Джейсон улыбнулся.

– И изредка показывать характер, чтобы умолкнуть по первому взгляду императора?

Тэннети засмеялась.

– Он быстро схватывает. – Она повернулась к нему. – Что решим?

Он шутливо поднял руки.

– Остаемся здесь – так?

– Пока остаемся, – уточнил я.

– Отлично. А теперь потренируемся.

И Тэннети без всякого предупреждения послала лошадь в галоп. Мы догнали ее только через полмили.

Там, где тракт, сворачивая к северу, плавно уходит в пологие предгорья Беная, из лесу навстречу ему выбегает дорога – и, прорвавшись сквозь кусты и пашню, вливается в него.

За дорогой хорошо следят, даром что идет она по лесу, – нависающие сучья подрублены, кусты по обочинам прорежены. Мчаться по ней галопом ночью я бы не рискнул, но днем, неспешной рысью – одно удовольствие.

Я действительно наслаждался: царственные дубы и вязы высились вдоль пути, ветви их, сплетясь в вышине, пологом укрывали дорогу, и внизу, несмотря на жаркий день, было прохладно, влажно и зелено. Слух у меня очень хороший – для человека, – но даже и я не слышал ничего, кроме цоканья конских копыт.

Отличный, тихий денек.

Что-то зашуршало в кустах на обочине.

В левой руке у меня мигом оказался метательный нож, в правой – пистолет... и тут кролик, выскочив из кустов, перебежал тропу и канул в лес по другую ее сторону.

Тэннети со своим кремневиком замешкалась, но лишь на миг. Джейсон был третьим; свой револьвер, один из двух существующих, он вежливо направил в небо.

– Какого...

– Та хават, – сказала Тэннети. – Отбой. Это только кролик.

Убирая кремневик в кобуру, а клинок – в ножны, Тэннети не сводила с меня глаз.

– Ну и из-за чего все?

Я развел руками в знак извинения, сунул в кобуру собственный пистолет, потом запихнул в ножны нож.

– Простите.

Парочке хватило великодушия промолчать.

Отличный день – что же это я готов выпрыгнуть вон из кожи от малейшего шороха? Да, конечно, эти слухи о тварях из Фэйри, но где Фэйри, а где мы?

Плохо. Слухи, конечно, есть, однако это не повод дергаться.

Я мог бы заметить Тэннети и Джейсону, что они заведены не меньше моего, но это был бы спор ради спора – они действовали, исходя из здравого принципа, что если кто-то выхватил оружие, у него есть на то основания. У меня их не было. Кролик на расстоянии выстрела – основание, чтобы вытаскивать оружие медленно и осторожно, не ставя спутников на уши. Это не повод предупреждать – что словом, что действием, – что какая-то пакость грозит испортить праздник.

Мы поехали молча (я старательно сдерживался) и ехали с полчаса (сколько проедешь туда, столько потом придется ехать обратно), но в конце концов за деревьями показалась полянка, и я сказал: отдыхаем.

Я спешился более неуклюже, чем мне бы хотелось, и принялся растирать копчик.

С каждым годом стареешь, Уолтер.

Тэннети то ли не чувствовала боли, то ли хорошо ее скрывала. Что именно – я бы угадывать не рискнул.

– Коней оставим? – спросила она, соскальзывая с седла.

– Конечно.

Я расстегнул седло, положил его на расстеленную попону разнуздал коня и привязал его к дереву – только веревка и недоуздок. Джейсон сделал то же самое.

Тэннети просто бросила повод наземь и приказала:

– Стоять.

Я подумал, что если ее конь не будет стоять на месте, ей самой с ним разбираться.

Я надел перчатки для стрельбы – в бою, если надо, я готов резать себе пальцы и обдирать руку тетивой, но на тренировке – спасибо, не хочу; а потом натянул лук, отличный лук терранджийской работы. Сколько он мне стоил – лучше не говорить. Надо бы показать его Лу; впрочем, даже ему вряд ли удастся как-нибудь его улучшить. Мягкий, изящный изгиб, склеен из трех сортов почти черного дерева, длинная накладка красного рога, прикрепленная к нему жилами, – вот он каков. К тому же до блеска отлакирован. Посередине – мягкая толстая кожа, держать так удобно, что отпускать не хочется. А натяжение – почти пятьдесят фунтов. Вполне хватает, поверьте.

– Я всегда считал – тебе по душе арбалет, – заметил Джейсон, натягивая собственный лук. Перебросив через плечо колчан, он занялся перевязью. Немного подумал, расстегнул ее и повесил на луку седла.

– Обычно – да, – кивнул я. – А знаешь что, Джейсон!

– Да?

– Что бы ты сделал, сообщи я тебе, что вот за теми деревьями – шестеро холтских мятежников, и они намерены на нас напасть?

Он попятился к коню.

Тэннети хмыкнула.

– Ты бы вот что сделал – обернулся к ним и сказал: «Подождите, господа мятежники, пока я спущу штаны и наклонюсь, чтобы вам было удобнее засовывать мой меч мне в задницу». – Она ткнула пальцем в его коня. – Возьми меч.

Мальчик мгновенно схватил и пристегнул меч. Я знаю людей, которые на замечания реагируют куда хуже Джейсона. Время от времени я любуюсь одним из них в зеркале.

Я наложил на тетиву учебную стрелу – не хватало еще стрелять по деревьям боевыми.

Да, я люблю арбалеты. Ими можно стрелять одной рукой, с седла или лежа – ничего этого с длинным луком не сделаешь. Две из этих вещей можно сделать с луком коротким, но с потерей в расстоянии и убойной силе. Такой компромисс меня не устраивает. Длинный лук может послать стрелу дальше любого арбалета – и с куда лучшими результатами.

Единственная проблема – нужна куча тренировок, чтобы набить в этом руку, и еще больше их, чтобы сохранить форму.

На другой стороне поляны, на суку, сидела, обозревая собравшихся внизу глупых людишек, жирная ворона.

Что ж, посмотрим, не разучился ли я стрелять по технике дзен. Тренировки в этой технике здесь, когда сам себе и мастер, и ученик, – дело нелегкое... Я поднял лук, выпрямился, прицелился – не глазами – и проследил, как слетает стрела. Тетива соскользнула с пальцев мягко, ровно, одним плавным движением, а не рывком.

Секунда – и вот стрела уже дрожит в ветви, в трех футах правее взлетевшей вороны.

Джейсон насмешливо улыбнулся.

– Промах на длину стрелы. Выстрел не слишком, дядя Уолтер.

Тэннети перехватила мой взгляд. Уголки ее губ приподнялись. Будь это кто другой, я бы сказал, что он улыбается.

– Поглядим, насколько близко к этой стреле вонзится твоя, Джейсон Куллинан. Давай удиви меня.

Джейсон вскинул лук и выстрелил слишком быстро: тетива громко щелкнула по коже его перчаток, а стрела исчезла в лесу.

Тэннети громко засмеялась, и Джейсон чуть не вспылил, но сумел сдержаться.

– Что ж, – сказал он. – Будем считать, я указал, куда пойдем на охоту.

– Потом, – ответил я. – Сперва еще немного постреляем учебными стрелами.

Охота, как и рыбная ловля – и секс, коли уж на то пошло, – одно из тех дел, которыми надо заниматься, чтобы понять в них толк.

Не считая моментов убийства, я очень люблю охотиться. По крайней мере так, как это мы сейчас делали. Крадешься по темному лесу, ноздри щекочет запах мха и прелой листвы, вслушиваешься, всматриваешься – и не боишься, что кто-нибудь выскочит из-за дерева и прикончит тебя. Это так здорово!

Рядом со мной – те, кому я доверяю, потому что я никогда не пошел бы на охоту с людьми, которым не верю.

Есть и другие способы охотиться. Один из лучших если хочешь добыть еду – устроить в нужном месте засаду и подождать, пока добыча сама к тебе не придет. Сидишь, экономишь силы и ждешь. Рано или поздно, если место для засидки выбрано верно, твой кролик – или олень, или антилопа, или кто-то еще – непременно появится. Но это – охота для выживания.

Сейчас же мы развлекались. Прежде, на Той стороне, я не умел двигаться так тихо. Я не жалуюсь, прошу заметить, но быть крупным парнем – вовсе не всегда так уж приятно. Поверьте.

Кроме того, на самом деле мы не охотились. Мы отдыхали, и пока пробирались по лесу, изредка постреливая учебными стрелами, мне удалось избавиться от своей тревоги. По крайней мере на сей момент.

Что уже неплохо.

– Джейсон, видишь пень – вон там? – Я показал на засохший обломок ствола футах в сорока.

– Тот, что за упавшим деревом?

– Точно. Спорим, я всажу стрелу в корень – тот, что справа?

Он пожал плечами.

– Это и я могу.

– Отсюда? – Я приподнял бровь. – Серебряная марка тому, кто попадет ближе?

Он кивнул:

– Идет.

– Тэннети?

– Обойдетесь без моего благотворительного взноса.

– Не о том речь. Нам нужен судья.

– Это пожалуйста. – Она встала в позу инструктора: – Приготовились! Наложили стрелы! Натянули луки! Три... Два... Один... Огонь!

Мишень была коварной – коварнее, чем казалась. Листва нижних ветвей старого дуба мешала «навесить» стрелу. Надо было помнить, что полетит она не по прямой, а по дуге. Хитрость была в том, чтобы направить стрелу в прогал листвы.

Я мягко спустил тетиву; стрела ушла чуть в сторону, но не настолько, чтобы я промахнулся: она мазнула по листьям, но не отклонилась и вошла точнехонько в корень. Стрела Джейсона вспахала землю примерно в футе от цели.

– Плати, – сказал я.

– Запиши на мой счет, – отозвался он.

Я вытащил стрелу из дерева и вновь наложил, высматривая следующую цель.

– Дядя Уолтер?

Джейсон, хмурясь, разглядывал наконечник своей стрелы, но хмурился он явно не из-за нее.

– Да?

– Почему мне кажется, что на самом деле мы охотимся вовсе не за оленем? Тэннети хмыкнула.

– Может, потому, что мы тратим время на стрельбу по деревьям?

– В замке отличное стрельбище – за казармами, – сказал Джейсон.

– Если ты знаешь что-нибудь более скучное, чем палить все утро по мишеням, – просвети.

Что до меня – я предпочитаю делать вид, что охочусь, и стрелять в деревья. Я никогда не тренировался метать ножи – просто пользовался ими время от времени, чтобы убедиться, что еще не утратил Дара. Но это совсем иное – учиться пользоваться ножами мне надо не больше, чем рыбе – учиться пользоваться жабрами.

Другое дело – то, чему я учился. Если я не буду тратить по нескольку часов на длинный лук хотя бы раз в декаду, я потеряю навык, и тогда мне перестанет везти. А невезение – в понимании сына Стаха и Эммы Словотских – означает гибель. Как говорил Вуди Аллен, смерть – одна из худших неприятностей, которая может приключиться с человеком нашей профессии, и лучше немного потренироваться, страхуясь.

Так что я тренируюсь. Чертову уйму времени пришлось мне потратить, тренируясь из чего-нибудь стрелять и чем-нибудь рубить, но тут никуда не денешься. Входит в необходимые затраты.

Но не станешь всем все выкладывать.

– Мне так больше нравится, – сказал я. – Погожий денек, приятная компания, свежий воздух, быть может – возможность настрелять пару марок...

– ...от какого-нибудь лоха... – с улыбкой договорила Тэннети.

Улыбка была неприятной и чуть не испортила мне утро.

Глава 2,
в которой я обсуждаю кое-какие семейные проблемы

Он никогда не прощает тех, кого оскорбил.

Итальянская поговорка

Почти всегда жизнь совершает переходы от плохого к худшему, но время от времени в мире происходят улучшения: ясно, что вот-вот случится какая-то мерзость, а случается что-то другое – не такое мерзкое.

Иногда что-нибудь хорошее; а иногда – просто не случается что-то плохое. Меня и то, и другое устраивает.

В первый раз это произошло, когда мне было лет семь. Родители собирались в гости, старший братец, Стивен, куда-то удрал, так что мне вызвали няню. Звали ее миссис Клейнман; она жила на какую-то вдовью пенсию в красном кирпичном доме через квартал от нас. Старая грымза не любила детей; ей не хотелось ни играть, ни разговаривать – только сидеть на диване, сбросив тапки, жевать чипсы, клевать носом и глядеть в телевизор.

Что бы вы сделали на моем месте? Я сделал то, что напрашивалось само собой, – и, естественно, когда Стах и Эмма вернулись домой, разразился скандал. Когда старина Стах злился, правая щека у него подергивалась в тике. Это было похоже на биение пульса.

Он вошел в мою комнату – свет из коридора оставлял половину его лица в тени. Стах был невысоким, коренастым, с крупными руками, которые сжимались в огромные кулаки. Сейчас руки были разжаты. Бить меня он не собирался – а вот отшлепать мог. Лицо его покраснело так, что я подумал – он взорвется. Щека часто подергивалась. Когда он склонился над моей кроватью, я – честное слово – встревожился не столько за себя, сколько за него.

– Уолтер!

Обычно он звал меня Сверчок – кроме случаев, когда злился. Сейчас он был в ярости.

А потом он схватил меня своими ручищами. Я ощутил запах виски. Меня затрясло от смеха. Его смеха.

– Знаешь, Сверчок, наверное, эта старая зануда заслужила, чтобы ее тапки прибили к полу.

Полагаю, именно с тех пор меня перестал волновать исходящий от кого-либо запах виски.

Я чистил лошадь, когда услышал позади шаги Брена. Чистить коней в замке Фурнаэль – простите, в замке Куллинан – очень удобно: в специальных стойлах устроены деревянные выгородки, невысокие и узкие. Ставишь туда лошадь, и готово: и коняка не вертится, и ты без укусов и синяков от копыт.

Так что я не тревожился, что меня лягнут. Вообще не было никаких причин тревожиться. У дверей один из грумов и двое солдат перековывали норовистого мерина; через проход от меня другой грум возился с конем Джейсона. Да и стража всегда под рукой – только крикни. Так что если где и возникнут проблемы – то не здесь.

Кроме того, вряд ли Брен Адахан пришел бы сюда создавать мне проблемы.

– Привет, барон! – Я медленно повернулся, не убирая руки с ограды мойки. Привычка: с первого дня на Этой стороне я везде и всюду присматриваю себе путь отступления. Как правило, не без основания. Путь такой есть не всегда, но я всегда его ищу. – Где изволили быть?

– Занимался делом, Уолтер Словотский, – сказал он. – Утро провел на фермах, у арендаторов. Потом вернулся, провел учет на нашей ферме. Потом был на псарне, теперь – здесь.

– Учитываешь баронскую живность?

Мысль хорошая; мне стоило бы об этом подумать самому. Я считаю новым домом Джейсона огражденную цитадель, но ведь на самом деле это не так: владения включают и саму цитадель, и большие примыкающие к ней угодья, а также всех живущих на них – людей и скот равно.

– Кто-то же должен, – сказал он. Сегодня он был в коже, в светлой, почти белой куртке оленьей кожи и таких же лосинах; волосы, чтобы не падали на глаза, скреплены заколкой из оленьего рога.

Очень стильно, но Брен Адахан всегда был одержим стилем. Сам я думаю больше о сути, чем о внешности. Нет, я несправедлив. Я бывал с ним в деле – тогда Брен Адахан был таким же опустившимся и грязным, как мы все. Он из тех, кого хорошо иметь рядом – и за спиной – в бою: это мы с Джейсоном оба знаем по опыту.

Возможно, чтобы напомнить мне об этом, на бедра он надел простую вытертую кожаную перевязь; слева к ней был пристегнут короткий меч, справа висел кинжал и кремневый пистолет.

– Есть у тебя минутка? – спросил он.

– Для тебя, барон, она у меня всегда найдется, – сказал я, покривив душой.

Он улыбнулся, словно оба мы говорили от чистого сердца.

– Я завтра уезжаю. В моем баронстве кое-что случилось – мне надо быть там.

– Малый Питтсбург? – поинтересовался я. В стальном городке вечно что-то случалось.

– Да. Не совсем точно, но в общем – да. – Он кивнул, и мне на миг показалось, что мы снова стали друзьями. – Позволь помочь тебе.

Он расстегнул перевязь, повесил ее на колышек и скинул куртку. Я уже протягивал ему щетку.

Он провел пальцем по жесткой щетине.

– Ранэлла поглощена железной дорогой, нужно же кому-то заниматься управлением. – Он с силой провел щеткой по второму боку кобылы; она фыркнула и заплясала, но он опытной рукой успокоил ее. – Меня ведь этому учили?

Каждому свое, Брен.

Он с усилием улыбнулся.

– Я собираюсь просить Эйю поехать со мной.

– Я тебя понимаю, – сказал я. – На твоем месте я бы тоже попросил.

Он долго молчал.

Может быть, ей будет лучше отсюда уехать.

Я кивнул.

– Может быть. Ей придется решать самой.

– Это точно. – Он сменил тему. – Смотрю, ты сегодня без добычи. Хоть удовольствие-то получил?

Он крепко ухватил кобылу за гриву, другой рукой успокаивающе похлопывая ее по шее.

– Было довольно приятно.

– Ради процесса, не ради добычи?

– Что-то вроде того.

Я сунул пробойник под мышку, нагнулся к переднему копыту кобылы и стал его скрести. На нем было полно навоза и грязи, почти как в нашей жизни. Я охотно не занимался бы этим – я лентяй, каких мало, да и не подобает это мне по рангу, – но есть куча всяких болезней, которые так и норовят поразить копыта, если их вовремя не очистить.

Брен протянул руку за пробойником. Я отдал его ему, а потом успокаивал лошадь, пока он чистил сперва правое переднее копыто, потом – заднее. Очистив последнее копыто, я шлепнул кобылу по крупу и закрыл дверь денника.

– Оставьте ее там, если не против, – крикнул конюх. Он обихаживал лошадь Тэннети. – Мне надо вычистить ее стойло я займусь этим, как только закончу с этой лошадкой, Уолтер Словотский.

– Ей нужно свежей соломы, – заметил Брен.

– Сейчас принесу, барон...

Грум осекся: Брен уже поднимался на чердак. Я поднялся следом.

В соломе зашуршало, когда мы поднялись, но крысы, как всегда, уже попрятались.

Конюшня есть конюшня: тюки, связанные бечевкой, лежали, как кирпичи, по четыре в ряд, у дальней стены. Брен разрезал веревку, а я вилами сбросил солому вниз.

– Трудное это дело, – Брен изучал рукоять ножа, – быть учеником великого покойного Карла Куллинана.

– Так я слышал.

– Приходится меняться, знаешь ли. – Его улыбка более не была дружелюбной. – В прежние дни все было бы просто. Никто не посмел бы встать между мной и тем, что я хочу. Но если бы кто и рискнул, трудностей не возникло бы. – Он похлопал себя по бедру, где полагалось быть рукояти меча. – Все люди созданы равными, да? Так было не всегда. У тех, кто стоит ниже меня, не хватило бы жизни стать таким бойцом, каким я был. И есть.

Какое-то время он думал, потом повернулся, воткнул нож обратно в тюк и сбежал по лестнице. К его груди и штанам прилип конский волос, они были в поту и грязи, и, думаю, поэтому свою куртку он нес в руках. Он не оглянулся.

Я долго смотрел ему вслед, даже когда он исчез из виду.

Я вернулся в свои комнаты, к Кире – и не нашел ее. Она ушла, не оставив даже записки, где ее искать. На Эту сторону я попал, не умея писать по-местному, потратил чертову прорву времени, чтобы сперва выучиться эрендрийской грамоте самому, а потом обучить ей жену – и вот она уходит, не черкнув мне ни слова.

Наверное, надо было пойти искать Киру – но вместо этого я пошел искать друзей.

Дория – вместе с гномом и моей младшей дочкой – отыскалась в кузне, рядом с баней.

– Папка!

Дочурка просияла и рванулась ко мне. Отец для своей дочери – всегда герой, даже если он этого и не заслуживает. Я подхватил Доранну на руки.

– Что делаешь, детка?

– Теть Дория и дядь Хира учат меня ковать, – сообщила она и, неожиданно посерьезнев, подняла пальчик. Все очень серьезны в три с половиной. – Будь осторожен, не тронь металл. Он горячий.

– Ладно, Доранна. – Я чмокнул ее в макушку. – Я не стану его трогать. – Мои дочки всегда заботятся обо мне. Это приятно. Я погладил ее по голове. – Тебе не пора спать?

– Не надо спать, – ответила она, и вопрос был решен. Переупрямить моих дочерей, если уж что-то взбрело им в голову, невозможно. Кира считает, что они пошли в меня, я – что в нее, и у нас уже вошло в привычку ругаться по этому поводу – разумеется, не всерьез, – пока она в конце концов не сдается. Так что, полагаю, я прав, и упрямство в нашей семье – от Киры.

– Что у тебя в ухе, родная? – Опуская ее на землю, я вытащил из кошеля кусочек колотого сахара. Он был в бумажке, так что я зажал его между указательным и средним пальцами, хлопнул в ладоши, показывая, что они пусты, а потом сделал вид, что вытаскиваю сахар из ее уха. – Опять прячешь сласти?

Ловкость рук необходима в карманном воровстве, а оно – один из моих даров. Никогда еще не доставался мне бриллиант ярче, чем сияющая улыбка Доранны и ее довольное причмокивание, когда она сунула кусочек за щеку.

Ахира выгнал кузнеца – или скорее подарил ему выходной день – и теперь, склонившись над наковальней, собирал кольчугу. Хитрая работа – нужно крепко заварить каждое кольцо, и так, чтобы оно не приварилось к другим. За время службы в Энделле королю Маэреллену он кое-чему научился.

Да и я тоже, хотя и меньшему, чем он, что несправедливо, если учесть бывшую у меня фору – на Той стороне, до того, как все началось, я целое лето работал учеником кузнеца в Старбридж-Виллидж. Это наводит на мысль насчет роли наследственности и обучения, но про Ахиру трудно понять, где у него что.

Не знаю, на самом ли деле было интересно Дории – или ей просто важно общение. А Доранну вообще все на свете интересует.

Я припомнил, когда Дория надевала в последний раз свое облачение Целящей Длани – просторную белую мантию, от которой она становилась старой и бесформенной. Я не видел, чтобы она носила ее после Мелавэя. Возможно, она спрятала мантию куда подальше со всем остальным, что напоминало ей о Длани – вплоть до собственных воспоминаний.

Сегодня Дория заправила подол белой полотняной блузы в приютские джинсы и выглядела свежей и чистой. Доранна вцепилась ей в руку.

– Потрясно выглядишь, Дори, – сказал я.

Дория и Ахира выглядят слишком молодо. Работая, он разделся до пояса, и на покрытой шрамами широкой волосатой груди канатами проступали мышцы. Один из рубцов – на правом плече – по-прежнему злобно алел; выглядел он так, будто кто-то неуклюже ковырялся ножом над самым соском. Думаю, так оно и было. Ахира не любит говорить об этом.

Впрочем, если забыть о шрамах, за годы на Этой стороне Ахира ни капли не изменился. Хотя макушкой он едва достает мне до груди, в густой жесткой каштановой гриве нет ни единого седого волоса. И ждать, что они появятся, не стоит: гномы живут долго.

Пальцы, что орудовали клещами в горне, были толстыми и крепкими, с суставами с добрый орех. Лицо побагровело от жара. По лбу и щекам струился пот. Свободной рукой Ахира зачерпнул из бадьи холодной воды и плеснул себе в лицо. Доранна восторженно взвизгнула.

Если не заглядывать Дории в глаза, она выглядит совсем так же, как в двадцать лет: кожа сливочно-гладкая, короткие светлые волосы лучатся юностью. Под мужской рубашкой заманчиво подрагивают крепкие груди. (Да, признаюсь: я люблю женщин. Можете меня осуждать.)

Свободной рукой Дория обвила мою талию.

– Ахи-ира заво-одной, – пропела она, кладя голову мне на плечо. – Жутко радуется, что к работе вернулся.

– Радуется, что живой! – Гном тряхнул головой, смахивая остаток воды, вытащил клещи из горна, глянул на раскаленное звенышко – тот ли цвет, – пристроил на место и заработал молотом. – Что-то давненько мы не устраивали встрясок.

Глаза Дории блеснули.

– Больших встрясок.

Ахира улыбнулся.

– Ах это. Ну...

Не поймите их превратно: они вовсе не намекали, что спят вместе, просто вспоминали о какой-то невинной шалости.

Теория «большой встряски» – теория Ахиры, не моя. Он считает, что по-настоящему революцию делает Лу Рикетти, наш Инженер, что истинный вызов существующему порядку вещей – исходящие из Приюта технические новшества, а мы своими набегами и всем остальным лишь расшатываем этот порядок, отвлекаем врага, не давая ему понять, что происходит на самом деле. Карл был с ним согласен.

Я, однако, в этом не уверен. Что положило конец рабству в Соединенных Штатах? Армия янки или индустриальная революция?

Что до меня – я понятия не имею. Я только веду себя так, будто все знаю. Я люблю, когда жизнь сложна и запутанна, – но люблю не всегда. По мне, надо держаться первоначального плана: убивать работорговцев, чтобы цена на живой товар подскочила до запретительной.

Пока удается. Делать это с каждым годом все труднее, но и рабы с каждым годом становятся все дороже.

План должен быть выполнимым, поэтому он предусматривает, что мы должны оставаться в живых. Я всегда считал свое личное выживание главной частью любого хорошего плана.

Я рассмеялся.

– А кто заставил полмира поверить, что Карл Куллинан жив и где-то бродит? Не мы?

– Твоя правда. – Гном выпятил толстые губы. – Думаю, впрочем, имеет смысл еще чуток подождать, пока не получим вестей от Микина. – Он широко улыбнулся. – Мы, гномы, терпеливый народ.

– Само терпение. – Тратить на Ахиру сарказм – гиблое дело. Не то чтобы он его не понимал, понимает, конечно, но сарказм на него не действует. – И все-таки... Микин вцепился в большой кус: ему может понадобиться помощь, чтобы его прожевать.

– Может, и так, но повода спешить я не вижу. – Ахира ухватил еще кусок проволоки дюймов шесть длиной и сунул его в горн. – Впрочем, если Эллегон свободен, можно слетать к Эвенору – порыскать вокруг.

Он сказал это между прочим, словно это только что пришло ему в голову, но мы с ним дружим слишком долго, чтобы он смог запудрить мне мозги. Ахира хотел заняться разведкой – и пытался подбить на это меня.

Он глянул на меня, чуть улыбнулся и потер плечо.

– У Дории есть скверная привычка – спрашивать, когда она уже знает ответ.

– Тоже собрался искать своего обидчика?

Ахира покачал головой:

– Жизнь слишком коротка.

На миг лицо его омрачилось, и я понял: после того как мы расстались у Эвенора, с ним произошло что-то очень серьезное; но если за долгие годы я что и узнал о Джеймсе Майкле Финиегане, так это то, что о своих делах он будет говорить, когда сам захочет. Вряд ли в этом мире есть кто-нибудь, кому он доверял бы, как мне, но даже я услышу об этом когда-нибудь в другой раз – если услышу вообще.

– Жизнь слишком коротка, и ты тоже. – Губы Дории дрогнули. – Что бы ни происходило в Эвеноре, не думаю, чтобы это касалось тебя.

Оно могло касаться, а могло и нет. Рассказывали о странных смертях близ Эвенора, о животных, изувеченных так, что это мне напомнило такие же случаи на Той стороне в западных штатах, о появлении из Фэйри драконов и других крупных волшебных тварей, большая часть которых исчезла из Эрена с приходом Людей.

Некоторые из этих рассказов вполне могли быть правда. Джейсон и его спутники убили какую-то огромную тварь во время поиска на Расколотых островах. По описаниям она не была похожа ни на что, мне известное.

Ахира вскинул на меня взгляд:

– Что скажешь?

– Что Дория права. Думаю, нам хватает дел без того, чтобы лезть в магические заморочки.

И потом, он явно ничего не обдумал. Магические заморочки – не то дело, в которое нам с ним стоит соваться одним.

В самом сердце города Эвенора издревле стоит здание, что является форпостом Фэйри в Эрене – возможно, единственным форпостом. Я несколько раз видел его издали – огромный сияющий белый дом, который будто меняет форму, стоит только хоть на миг отвести взгляд. Мне не приходилось приближаться к нему, и я не хотел этого делать. Зовите это Посольством Фэйри, или форпостом, или еще как-нибудь – зовите как хотите, только это не то, что мне хотелось бы обсуждать. Есть в Фэйри нечто такое, от чего люди теряют разум, и кругом Эвенора полно дикости и безумия. Можете мне поверить.

Я потер тыльную сторону левой ладони – там должен был быть длинный шрам, и непременно был бы, не окажись у меня с собой в тот раз целительного бальзама.

Нет, он явно сказал не подумав. Только вдвоем – гному и мне – там просто нечего делать. Даже с Джейсоном нас будет мало. Но довольно об этом. Если достаточно потянуть время, то, возможно, нам вообще не придется этим заниматься. Пусть с этим разбирается кто-нибудь другой.

– Подумай и дай мне знать, – сказал Ахира.

– Могу сказать и сейчас, – отозвался я. – Нас это не касается, и у нас и так довольно дел.

– Возможно.

Дория сопроводила ответ коротким кивком. Доранна потянулась к ней, просясь на руки. Это было прощание.

Им было хорошо и без меня – Дории, моей младшей дочке и моему лучшему другу.

Андреа Куллинан я нашел в ее новой мастерской. Она распаковывала вещи.

В идеале мастерская мага должна находиться у самой стены замка или вообще вне его стен – чтобы никто никому не мешал. Так было сделано, когда мы с Лу закладывали Приют, и Карл с Энди устроили нечто подобное в Бимстрене, но замок Куллинан слишком мал, и все подходящие места в нем уже заняты.

Андреа заняла последнюю из череды кладовых главной замковой башни – сырая, холодная, она освещалась лишь зарешеченными незастекленными окнами и люками в потолке. Добраться туда можно было только через другие кладовые, пробираясь в сырой полутьме мимо влажных бочонков вина, пухлых мешков с зерном и окороков, что свешивались с вбитых в потолки крючьев.

Я не люблю подвалов. Давным-давно, дома, мальчишкой, я всегда слышал, как скребутся там крысы. Всегда, когда бы я ни спустился вниз. Помню, я погнался за одной с бейсбольной битой – и, клянусь вам, она обернулась, зашипела и потом гналась за мной до самого верха лестницы.

Подвалы на Этой стороне еще хуже, чем дома – как бы щедро ни платил мне царь Маэреллен, это вполне заслужено теми усилиями, которые я потратил на уменьшение популяции крыс в нижних Энделльских пещерах.