Текст книги "Одна ночь:открытия"

Автор книги: Джоди Эллен Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

'Ты чувствуешь себя лучше?' Я спрашиваю.

'Так сойдет.' Он смахивает клетчатую рубашку и дергает за подол.

«Да, сойдет», – вздыхаю я. "Куда дальше?"

Его ладонь находит свое любимое место на моей шее, и он поворачивает меня легким движением руки. «Блестящее здание. Время для твоего вызова ».

«Это здание Брилла», – смеюсь я. «И это так». Я быстро отклоняюсь, заставляя Миллера терять хватку, и беру его за руку. «Знаешь ли ты, что многие известные музыканты написали много хитов в здании Brill Building? Некоторые из самых известных в истории американской музыки ».

«Очаровательно», – размышляет Миллер, нежно глядя на меня сверху вниз.

Я улыбаюсь, дотрагиваясь до его темной щетинистой челюсти. «Не так увлекательно, как ты».

После нескольких часов блуждания по Манхэттену и преподавания Миллеру урока истории не только о здании Брилла, но и о церкви Св. Томаса, мы отправляемся к Центральному парку. Мы не торопимся, оба молчаливо идем по центру усаженной деревьями дорожки, скамейки по бокам и мир окутывает нас, оставляя позади бетонный хаос. После того, как мы пересекли дорогу, разделяющую парк пополам, уклонились от всех бегунов и спустились по гигантской бетонной лестнице к фонтану, мою талию обхватили его ладонями, и меня подняли на край гигантского водного сооружения. . «Вот, – говорит он, поправляя мою юбку. «Дай мне руку».

Я делаю то, что приказываю, улыбаясь его формальности, и позволяю ему вести меня вокруг фонтана, Миллер все еще стоит на земле, его рука поднята, чтобы поддерживать нашу связь, а я возвышаюсь над ним. Я делаю небольшие шаги и наблюдаю, как он засовывает свободную руку в карман джинсов. «Как долго нам нужно здесь оставаться?» – тихо спрашиваю я, переводя взгляд вперед, главным образом для того, чтобы не соскользнуть со стены, и немного, чтобы избежать того, что, как я знаю, будет разорванным лицом.

«Я не уверен, Оливия».

«Я скучаю по Нэн».

«Я знаю это». Он сжимает мою руку, пытаясь меня успокоить. Это не сработает. Я знаю, что Уильям взял на себя ответственность заботиться о ее благополучии в мое отсутствие, что меня беспокоит, потому что я до сих пор не знаю, что он рассказал моей бабушке о своей истории с моей матерью и своей истории со мной.

Подняв глаза, я вижу, как маленькая девочка прыгает ко мне по стене фонтана, которая гораздо лучше выглядит стабильней, чем я. Для нас обоих недостаточно места, поэтому я пытаюсь сползти вниз, но задыхаюсь, когда меня схватывают и разворачивают, позволяя ей проскочить мимо, прежде чем меня снова поместили на возвышающийся край фонтана. Мои ладони лежат на его плечах, пока он несколько секунд поправляет мою юбку. «Прекрасно», – говорит он себе под нос, беря меня за руку и снова продолжая. – Ты мне доверяешь, Оливия?

Его вопрос сбивает меня с толку не потому, что я сомневаюсь в своем ответе, а потому, что он не задавал этого с тех пор, как мы приехали. Он не говорил о том, что мы оставили в Лондоне, и меня это устраивало. Аморальные ублюдки, которые преследуют меня, Кэсси сходит с ума от Миллера, София предупреждает меня, цепи, секс за деньги. . .

Я удивляюсь, как легко было похоронить это где-то глубоко внутри меня с тех пор, как я погрузилась в хаос Нью-Йорка – хаос, который я нахожу успокаивающим по сравнению с тем, чем я могла бы себя истязать. Я знаю, что Миллер был немного сбит с толку моим отсутствием давления, но есть кое-что, что я не могу так легко отбросить. То, что я не могу заставить себя озвучить, Миллеру или даже вслух самой себе. Единственное, что мне было нужно, это то, что о Нэн заботятся. Я чувствую, что сейчас настало время, когда тихое принятие Миллером моего молчания изменится.

«Да», – уверенно отвечаю я, но он не смотрит на меня и не подтверждает мой ответ. Он по-прежнему сосредоточен вперед, осторожно держа меня за руку, пока я следую за изгибом фонтана.

«И я верю, что ты разделишь со мной свои проблемы». Он останавливается и превращает меня в себя, взяв меня за обе руки и глядя на меня.

Я сжимаю губы, любя его больше за то, что он так хорошо меня знает, но ненавидя это, это означает, что я, вероятно, никогда не смогу ничего от него скрыть. Я также ненавижу то, что он явно чувствует себя виноватым за то, что затащил меня в свой мир.

«Скажи мне, Оливия». Его тон мягкий, обнадеживающий. Это безнадежно.

Я смотрю на его ноги, видя, как они приближаются. «Я веду себя глупо, – тихо говорю я. «Я думаю, что весь шок и адреналин играли в игры с моим разумом».

Он кладет руки мне на талию и опускает меня вниз, заставляя сесть на краю фонтана. Затем он опускается на колени и обхватывает мои щеки руками. «Скажи мне, – шепчет он.

Его потребность утешить меня наполняет меня смелостью выплюнуть то, что мучило меня с тех пор, как мы здесь. «В Хитроу. . . Мне казалось, что я что-то видела, но я знаю, что не видела, и я знаю, что это глупо, невозможно и абсолютно абсурдно, и мое зрение было затуманено, и я была так напряжена, устала и эмоциональна ». Я вдыхаю, игнорируя его широко раскрытые глаза. «Этого не могло быть. Я знаю это. Я имею в виду, она умерла...

'Оливия!' Миллер прорывается сквозь мою словесную рвоту, его голубые глаза широко раскрыты, а на его идеальном лице появляется тревога. 'О чем вообще ты говоришь?'

«Моя мама», – выдыхаю я. «Кажется, я видел ее».

– Ее призрак?

Я не уверен, что верю в призраков. Или, может быть, сейчас. Не имея очевидного ответа, я просто пожимаю плечами.

– В Хитроу? он толкает.

Я киваю.

«Когда ты была измотаны, эмоциональна, и тебя похитил бывший эскорт с ужасным характером?»

Мои глаза сужаются, глядя на него. «Да», – проталкиваю я сквозь зубы.

«Понятно», – размышляет он, ненадолго отводя взгляд, прежде чем снова взглянуть на меня. «И поэтому ты была такой тихой и осторожной?»

«Я понимаю, насколько глупо я говорю».

«Не глупо», – спокойно возражает он. «Убита горем».

Я хмуро смотрю на него, но он продолжает, прежде чем я успеваю усомниться в его выводах.

«Оливия, мы через многое прошли. Оба наших прошлых очень много присутствовали в последние недели. Понятно, что ты будешь чувствовать себя потерянной и сбитой с толку ». Он тянется вперед и касается моих губ. «Пожалуйста, доверяй мне. Не позволяй своим неприятностям тяготить тебя, когда я здесь, чтобы облегчить их для тебя». Отодвинувшись, он гладит большими пальцами мои щеки и тает искренностью, сияющей в его необыкновенных глазах. «Я не могу видеть тебя грустной».

Внезапно я чувствую себя такой глупой и, не имея возможности сказать, я обнимаю его за плечи и втягиваю в себя. Он прав. Неудивительно, что после всего, через что мы прошли, мой разум превратился в беспорядок. «Не знаю, где бы я была без тебя».

Приняв мои яростные объятия, он вдыхает мои волосы. Я чувствую, как он находит замок и начинает крутить его вокруг пальцев. «Ты бы жила в Лондоне беззаботной жизнью», – тихо размышляет он.

Его мрачное заявление немедленно уводит меня от тепла его тела. Мне не понравились слова и определенно не понравился тон. «Жить пустой жизнью», – возражаю я. «Обещай, что никогда не бросишь меня».

'Я обещаю.' Он говорит это, не колеблясь ни секунды, но сейчас кажется, что этого недостаточно. Я не уверена, что еще я могу заставить его сказать, что меня убедить. Немного похоже на то, как он принял мою любовь. Это колебание все еще проявляется, и мне это не нравится. Я все еще боюсь повторения его ухода, даже если он не хотел этого.

«Я хочу контракт», – выпаливаю я. «Что-то законное, говорящее, что ты никогда не можешь меня бросить». Я осознаю свою глупость в одно мгновение и съеживаюсь, хлопая себя по всему Центральному парку. «Все вышло неправильно».

'Я надеюсь, что это так!' Он кашляет, почти падая в шоке на задницу. Возможно, я не имел в виду, как это звучало, но его явное отвращение похоже на пощечину. Я не думала ни о браке, ни о чем-либо, кроме сегодняшнего дня. Слишком много дерьма мешает мечтам о будущем и счастье, но теперь я действительно думаю. Его явное отвращение к этой идее затрудняет отказ от этого. Я хочу однажды выйти замуж. Я хочу детей, собаку и уютный семейный дом. Я хочу, чтобы повсюду был беспорядок от детей, участвующих в беспорядках, и в этот момент я знаю, что хочу все это с Миллером.

Тогда реальность обрушивается на меня. Он явно считает брак невыносимым. Он ненавидит беспорядок, из-за которого мой дом в беспорядке исчезает из поля зрения. А что насчет детей? Что ж, я не собираюсь спрашивать и не думаю, что мне нужно, потому что я помню ту фотографию потерянного, грязного маленького мальчика.

«Мы должны идти», – говорю я, вставая ему навстречу, прежде чем скажу что-нибудь еще глупое, и мне придется столкнуться с новой нежелательной реакцией. 'Я устала.'

'Я согласен.' Рельеф волнами скатывается с него. Это не помогает моему унынию. Или мои надежды на наше будущее. . . как только мы сможем, наконец, сосредоточиться на том, чтобы жить долго и счастливо.

Глава 3

С тех пор, как мы покинули Центральный парк, все было неловко и напряженно. Когда мы вернулись в номер, Миллер оставил меня развлекаться, решив исчезнуть в офисном помещении, ведущем с балкона. У него были дела. Для него нет ничего необычного в том, что он тратит час на то, чтобы позвонить, но прошло уже четыре часа, и ни слова, ни явки, ни признаков того, что он все еще жив.

Я на балконе, солнце согревает мне лицо, и я откидываюсь на шезлонге, молча желая Миллеру выйти из кабинета. Мы не обходились так долго без какого-либо физического контакта с тех пор, как были в Нью-Йорке, и я жажду его прикосновения. Когда мы вернулись с прогулки, мне очень хотелось сбежать от напряженной атмосферы, я почувствовала легкое облегчение, когда он пробормотал о своем намерении заняться каким-то делом, но теперь я чувствую себя более потерянной, чем когда-либо. Я позвонила Нэн и Грегори и лениво болтал ни о чем конкретном, и я прочитала половину книги по истории, которую Миллер купил мне вчера, хотя я не могу вспомнить какую-либо информацию.

А теперь я лежу здесь – в пятом часу – верчу кольцо и вся в волнении из-за нашего разговора в Центральном парке. Я вздыхаю, снимаю кольцо, снова надеваю его, крутану несколько раз и замираю, когда слышу шевеление с другой стороны дверей офиса. Я вижу, как ручка сдвигается, и хватаю книгу, зарывшись в нее носом, в надежде выглядеть поглощенной.

Двери скрипят, что побуждает меня оторвать взгляд от случайной страницы, на которой я открыла книгу, и нахожу Миллера, стоящего на пороге и наблюдающего за мной. Его ноги босые, верхняя пуговица на джинсах расстегнута, рубашка выброшена. Его темная копна волн превратилась в растрепанный беспорядок, как будто он провел рукой по кудряшкам. И я знаю, что как только я ищу его глаза, он именно этим и занимается. Они переполнены отчаянием. Затем он пытается улыбнуться, и я чувствую, как миллионы болтов вины пронзают мое упавшее сердце. Положив книгу на стол, я сажусь и подтягиваю колени к подбородку, обнимая руками ноги. Напряжение все еще остается сильным, но то, что он снова рядом, возрождает мое утраченное спокойствие. Фейерверк, потрескивающий под моей кожей, проникая глубоко, знакомо и успокаивающе.

Он проводит несколько минут в молчании, положив руки в карманы, прислонившись к дверному косяку и размышляя. Затем он вздыхает и, не говоря ни слова, подходит, чтобы оседлать шезлонг позади меня, поощряя меня двигаться вперед, прежде чем он успокаивается, кладет руки мне на плечи и прижимает мою спину к своей груди. Мои глаза закрываются, и я впитываю его все – его чувства, его сердцебиение против меня и его дыхание в моих волосах.

«Прошу прощения», – шепчет он, прижимаясь губами к моей шее. «Я не хотел тебя огорчать».

Мои руки начинают медленно вращать ткань его джинсов. 'Все нормально.'

'Это не хорошо. Если бы у меня было одно желание, – начинает он, поднося свои медленно движущиеся губы к моему уху, – я бы хотел быть идеальным для тебя. Больше никого, только ты.

Я открываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом. «Твое желание должно быть сбылось».

Он немного смеется и кладет руку мне на щеку. «Ты, должно быть, самый красивый человек из когда-либо созданных Богом. Вот.' Его глаза блуждают по моему лицу. 'И тут.' Затем его ладонь лежит на моей груди. Он нежно целует меня в губы, затем в нос, щеки и, наконец, в лоб. «На столе есть кое-что для тебя».

Я инстинктивно отдаляюсь. 'Что это такое?'

'Пойди и посмотри.' Он побуждает меня встать, прежде чем откинуться назад и показать жестом в сторону дверей офиса. 'Быстро-быстро.'

Мой взгляд скользит от дверей к Миллеру, взад и вперед, пока он не приподнимает бровь, глядя на меня, и мои осторожные ноги начинают действовать. Я осторожно прохожу по балкону, наполнена любопытством, чувствуя, как голубые глаза горят мне в спину, и когда я добираюсь до двери, я смотрю через плечо. На его идеальном лице есть намек на улыбку.

«Иди», – говорит он, беря мою книгу со стола и листая. Мои губы сжимаются, когда я иду к королевскому столу, и я задерживаю дыхание, когда усаживаюсь в зеленое кожаное кресло. Но мое сердце начинает отскакивать от грудины, когда я вижу конверт, расположенный в центре, идеально размещенный, нижний квадрат с краем стола. Я нахожу свое кольцо и начинаю крутить его на пальце, обеспокоена, осторожна, любопытна. Все, что я вижу, когда смотрю на этот конверт, – это еще один конверт – тот, что на столе Миллера в Ice, тот, который содержит письмо, которое он написал мне, когда бросил меня. Не уверена, что хочу это читать, но Миллер положил это туда. Миллер написал все, что содержалось внутри, и эти две комбинации делают одну очень любопытную Оливию Тейлор.

Зачерпнув его, я открываю шов, замечая, что клей все еще влажный. Я вытаскиваю листок и медленно разворачиваю его. Затем я делаю глубокий вдох и готовлюсь к его написанным словам.

Моя милая,

Я никогда не буду делать ничего меньшего, чем поклоняться тебе. Каждый раз, когда я чувствую тебя или касаюсь твоей души, это навсегда останется в твоем прекрасном уме – и даже больше. Я уже говорил тебе все это раньше. Нет слов, которые могли бы оправдать мои чувства к тебе. Я часами просматривал словарь английского языка в поисках их – ничего. Когда я пытаюсь выразить себя, ничего не получается. Но я знаю, насколько глубоко ты ко мне относишься. И это делает мою реальность почти невозможной для понимания.

Мне не нужно стоять перед священником в доме Божьем, чтобы подтвердить свои чувства к тебе. Во всяком случае, Бог никогда не ожидал нас, когда сотворил любовь.

Нет ничего, что могло бы или когда-либо могло бы сравниться.

Если ты хочешь принять это письмо как мое официальное обещание никогда не покидать тебя, я вставлю его в рамку и повешу над нашей кроватью. Если ты хочешь, чтобы я произнес эти слова вслух, то я сделаю это на коленях перед тобой.

Ты моя душа, Оливия Тейлор. Ты мой свет. Ты моя причина дышать. Никогда в этом не сомневайтесь.

Будь моим навеки, умоляю тебя. Потому что я обещаю, что я твой.

Никогда не переставай любить меня.

Навеки твой, Миллер Харт

Х

Я перечитал это снова, на этот раз со слезами, текущими по моим щекам. Эти изящно написанные слова поразили меня еще сильнее, заставив по-настоящему понять любовь Миллера Харта ко мне. Так что я читаю это снова и снова, каждый раз мое сердце согревается, и моя любовь к нему все усиливается, пока я не становлюсь эмоциональной катастрофой, рыдаю по всему шикарному столу, мое лицо болит и опухает от моих неустанных слез. Миллер Харт прекрасно выражает себя. Я знаю, что он думает обо мне. Теперь я чувствую себя глупо и виноватой за то, что нерешительно. . . за то, что придала этому такое большое значение, даже если я сделала это про себя. Но он видел мои внутренние потрясения. И он это признал.

'Оливия?'

Я поднимаю глаза и вижу его в дверном проеме с обеспокоенным выражением лица.

– Я тебя огорчил?

Каждая ноющая мышца разжижается, мое эмоционально истощенное тело опускается на стул. «Нет. . . Я. . . это просто . . . Я поднимаю письмо, машу им в воздухе и вытираю глаза. «Я не могу. . .» Собираюсь с силами, чтобы сказать что-то понятное и выплюнуть. 'Я так виновата.'

Я встаю из-за стула, заставляя ноги удерживать меня, и подхожу к нему. Моя голова немного трясется, я злюсь на себя за то, что заставила его почувствовать необходимость объяснений, хотя я уже знаю, что он чувствует.

Когда я всего в нескольких футах от него, его руки раскрываются, приветствуя меня в своих объятиях, и я практически бросаюсь на него, чувствуя, как мои ноги отрываются от пола, а его нос направляется прямо в свое любимое место. «Не плачь», – успокаивает он, сжимая хватку. «Пожалуйста, не плачь».

Я не могу говорить через свои эмоции, поэтому я возвращаю его яростные объятия, впитывая все знакомые острые края его тела в мои. Мы остаемся путаницей целую вечность, я изо всех сил стараюсь собраться, а Миллер терпелив, пока я это делаю. В конце концов он пытается отделить меня от своего тела, и я позволяю ему. Затем он падает на колени и тянет меня к себе. Эта красивая улыбка встречает меня, его руки убирают мои волосы с моего лица, а его большие пальцы собирают слезы, которые все еще текут из моих глаз.

Он хочет заговорить, но вместо этого поджимает губы, и я вижу его внутреннюю борьбу за то, чтобы озвучить то, что он хочет сказать. Я говорю вместо этого. «Я никогда не сомневалась в твоей любви ко мне, что бы ты ни говорил».

'Я рад.'

«Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя хреново».

Его улыбка растягивается, а глаза сияют. 'Я волновался.'

'Почему?'

'Потому как . . . ' Его глаза опускаются, и он вздыхает. «Все женщины в моем списке клиентов замужем, Оливия. Благословенное кольцо и сертификат, подписанный святым, для меня ничего не значат ».

Его признание меня не удивляет. Я помню, как Уильям громко и ясно сказал, что Миллер Харт борется с моралью. Секс с замужней женщиной в обмен на деньги, вероятно, никогда не стоил ему ни капли стыда – пока он не встретил меня. Я кладу кончики пальцев на его темную челюсть и подношу его лицо к себе. «Я люблю тебя», – подтверждаю я, и он улыбается, но это нечто среднее между грустью и счастьем. Там светло и темно. «И я знаю, как ты очарован мной».

«Ты не можете знать, насколько».

«Я не соглашусь с тобой», – шепчу я, поднося его письмо между нашими телами.

Он смотрит на него, и наступает тишина, ненадолго, прежде чем он лениво смотрит на меня. «Я никогда не буду делать ничего меньшего, чем поклоняться тебе».

'Я знаю.'

«Каждый раз, когда я чувствую тебя или касаюсь твоей души, это навсегда останется в твоем прекрасном уме».

Я улыбаюсь. 'Я знаю это.'

Он берет письмо и отбрасывает его, затем берет меня за руки и смотрит в глаза. «Из-за тебя мою реальность так трудно понять».

Я внезапно понимаю, что он озвучивает свои написанные слова, и задерживаю дыхание, чтобы сказать ему, что в этом нет необходимости, но я замолкаю, когда кончик его пальца встречается с моими губами.

«Ты моя душа, Оливия Тейлор. Ты мой свет. Ты моя причина дышать. Не сомневайтесь в этом ». Его челюсть напряжена, и даже несмотря на то, что это сокращенная версия его письма, слыша, как он произносит свое заявление, все это сильнее забивает. «Будь моим на вечность, умоляю тебя». Он лезет в карман и достает небольшую коробку. «Потому что я обещаю, что я твой».

Мои глаза прикованы к крохотной подарочной коробке, несмотря на то, что мне хотелось сохранить комфорт, удерживая пристальные взгляды. Мне слишком любопытно. Когда он берет меня за руку и кладет коробку в центр моей ладони, я наконец отрываю глаза от таинственной кожаной коробки и смотрю на него. 'Для меня?'

Он медленно кивает и опускается на корточки, как и я.

'Что это такое?'

Он улыбается, показывая мерцание той редкой ямочки. «Мне нравится твое любопытство».

– Мне открыть? Мои пальцы доходят до моего рта, и я начинаю покусывать кончик большого пальца, всевозможные чувства, мысли и эмоции бушуют в моей голове.

«Я мог бы быть единственным мужчиной, который может утолить это непоколебимое любопытство внутри тебя».

Я немного смеюсь, переводя взгляд с коробки на задумчивую фигуру Миллера. «Ты разжигаешь это любопытство, Миллер, так что мое здравомыслие тоже зависит от того, что ты его утолишь».

Он соответствует моему веселью и кивает на коробку. 'Открой это.'

Когда я открываю крышку, мои пальцы трясутся, и эмоции переполняют меня. Я рискую взглянуть на Миллера и обнаруживаю, что его синий взгляд сосредоточен исключительно на мне. Он в напряжении. Нервный. И это тоже заставляет меня нервничать.

Медленно поднимаю крышку. И задыхаюсь. Кольцо.

«Это бриллианты», – шепчет он. «Твой камень рождения».

Я тяжело сглатываю, мои глаза пробегают по длине толстой полосы, которая поднимается к тонкой вершине в центре с блестящим бриллиантом овальной огранки, обрамленным камнями в форме слезы с каждой стороны. Камни меньшего размера окружают группу, все красиво сверкают. Белое золото огранено, поэтому каждый инкрустированный кусок выглядит так, как будто он отделен от основных бриллиантов. Я никогда не видел ничего подобного. 'Античный?' – спрашиваю, отказавшись от красоты ради другой красоты. Я смотрю на него. Он все еще выглядит нервным.

«Ар-нуво – 1898, если быть точным».

Я улыбаюсь и удивленно качаю головой. Конечно, он будет точен. «Но это кольцо». Я наконец заставил себя сказать очевидное. После сегодняшнего дня, Центрального парка, напряжения и письма Миллера, это кольцо просто сбило меня с толку.

Коробка внезапно ускользнула из моих рук и отложена в сторону. Он поворачивается, забирает мои руки и тянет меня вперед, пока я не перехожу на колени между его бедрами. Я снова отдыхаю на корточках и, затаив дыхание, жду его слов. Я не сомневаюсь, что они собираются проникнуть глубоко, как это делают сейчас его кристально голубые глаза. Он поднимает коробку и держит ее между нами. Искры, исходящие от изысканного изделия, ослепляют. «Вот этот, – он указывает на бриллиант, центральную часть, – он представляет нас».

Мои ладони закрывают мое лицо, не желая, чтобы он снова увидел слезы на моих глазах, но уединение длится недолго. Он берет мои руки и кладет их мне на колени, медленно кивая своей красивой головой, понимая.

«Этот, – он указывает на один из блестящих камней-слезинок по бокам выставочного алмаза, – это я». Затем его палец переходит к соответствующему пальцу на другой стороне. «А этот представляет тебя».

«Миллер, я…»

«Тссс». Он прикладывает кончик пальца к моим губам и осторожно приподнимает темные брови. Как только он уверен, что я выполню его желание и позволю ему закончить, он снова переводит свое внимание на кольцо, и мне остается только ждать, пока он завершит свою интерпретацию того, что означает это кольцо. Его указательный палец лежит на бриллианте-слезе, который представляет меня. «Этот драгоценный камень прекрасен». Подушечка его пальца скользит к соответствующему бриллианту-слезинке. «Это делает его ярче. Он его дополняет. Но этот, тот, который олицетворяет нас, – он касается главного камня и переводит взгляд на мое жалящее лицо, – этот самый яркий, самый сверкающий из всех. Сделав одно из своих фирменных ленивых морганий, он вытаскивает антиквариат из темно-синей бархатной подушки.

Этот совершенно несовершенный мужчина красивее, чем я знаю, он когда-либо примет, но я также ценю то, что действительно делаю его лучше – не потому, что я пытаюсь его изменить, а потому, что он хочет быть лучше. Для меня. Он держит кольцо и скользит пальцем по дюжине крошечных камней, выступающих из замысловатого пика. «И все эти блестящие осколки – это те трогательные фейерверки, которые мы создаем вместе».

Я не ожидала, что его слова глубоко проникнут в меня. Я не ожидала, что они меня искалечат. 'Идеально.' Я протягиваю руку и поглаживаю его грубую щеку, чувствуя, как внутри загораются тлеющие фейерверки.

«Это не так», – бормочет он, убирая мою руку со своей щеки. Я смотрю, как он медленно надевает кольцо на мой левый безымянный палец. «Теперь все идеально». Он долго целует кольцо на моем пальце, прежде чем уткнуться щекой в ​​мою ладонь, закрыв глаза.

Я потеряла способность говорить. . . почти. Он только что надел кольцо мне на безымянный палец. С левой стороны. Я не хочу нарушать совершенство этого момента, но меня засыпают повторяющимися вопросами. – Ты просишь меня выйти за тебя замуж?

Из-за его улыбки я чуть не потеряла сознание, появилась его ямочка, а волна-убийца скользнула по его лбу. Меня снимают с колен и помогают мне опуститься, мои ноги заводятся вокруг его спины, когда он притягивает меня к себе, пока мы не сцепимся вместе. «Нет, Оливия Тейлор, это не так. Я прошу тебя быть моей на вечность ».

Я не могу удержаться от эмоций, пронизывающих меня. Его лицо, его искренность. . . его безграничная любовь ко мне. В очередной бессмысленной попытке скрыть слезы я опускаюсь лицом к нему на грудь и тихо рыдаю про себя, в то время как он вздыхает мне в волосы и растирает успокаивающие круги на моей спине. Не знаю, почему я плачу, когда чувствую себя такой счастливой.

«Это кольцо вечности», – говорит он надо мной, прежде чем обхватить мою голову руками, безмолвно требуя, чтобы я посмотрела на него, прежде чем он продолжит. – Неважно, на каком пальце ты его носишь, и я думаю, что на другом безымянном пальце есть еще один потрясающий драгоценный камень. Я бы никогда не попросил тебя заменить кольцо твоей бабушки.

Я улыбаюсь сквозь рыдания, зная, что это не единственная причина, по которой Миллер одел кольцо мне на левую руку. Это его способ дать хоть немного того, что, по его мнению, я в конечном итоге захочу. «Я люблю твои кости, Миллер Харт».

«И я глубоко очарована тобой, Оливия Тейлор». Он прижимается к моим губам и завершает совершенство момента совершенным, благоговейным поцелуем. «У меня есть просьба», – говорит он мне в рот между нежными движениями мягкого языка.

«Я никогда не остановлюсь», – подтверждаю я, позволяя ему помочь мне подняться, пока он держит наши рты соединенными, а наши тела закрытыми.

'Спасибо.' Он поднимает меня со своим телом, прижимая к своей груди, и начинает шагать к другой двери, которая ведет нас в гостиную номера. Ковер перед камином кремовый, мягкий и плюшевый, и мы туда направляемся. Наш поцелуй прерван, и я устроилась на спине. «Подожди», – мягко приказывает он, а затем выходит из гостиной, оставляя мне кучу сдерживаемого желания, а все мое тело горит. Мои глаза падают на кольцо, напоминая себе о его великолепии, но больше о том, что оно означает. Мои губы изгибаются в довольной улыбке, но сразу же выпрямляются, когда я смотрю вверх и нахожу Миллера голым.

Он не произносит ни слова, приближаясь ко мне, его глаза полны надежд. Мне вот-вот начнут поклоняться, и что-то внутри говорит мне, что это взорвёт все остальные поклонения на орбите. Я вижу потребность, сочащуюся из каждой его обнаженной поры. Он хочет подкрепить свои слова, дар, обещание и поцелуй физическим подтверждением. Каждое нервное окончание, капля крови и каждый мускул во мне превращаются в огонь.

Положив рядом презерватив, он падает на колени, его возбуждение уже твердое и отчетливо пульсирует у меня на глазах. «Я хочу, чтобы моя привычка была обнаженной», – бормочет он низким и грубым голосом, усиливая мои желания и потребности. Опустившись на локоть, так что его высокое телосложение прилегает ко мне, он превращает мою кожу в расплавленную, когда его ладонь скользит под ткань моей юбки и проходит небольшое расстояние до моей внутренней стороны бедра.

Я пытаюсь сделать глубокий, успокаивающий вдох, но вместо этого задерживаю его. Гладкость его ладоней, дразняще кружится у моего входа, – самая ужасная пытка, и мы еще даже не вышли из ворот.

«Готовы ли вы, чтобы вам поклонялись, Оливия Тейлор?» Его палец мягко скользит по моим трусикам, заставляя мою спину выгибаться дугой, и мое сохраненное дыхание быстро вырывается.

«Пожалуйста, не надо», – умоляю я, глядя на него умоляющими глазами. «Пожалуйста, не мучай меня».

«Скажи, что хочешь, чтобы я поклонялся тебе». Моя юбка медленно стягивается с моих ног, унося с собой и трусики.

«Пожалуйста, Миллер».

'Скажи это.'

«Поклоняйся мне», – выдыхаю я, слегка приподнимая спину, когда он просовывает руку мне под топ, чтобы расстегнуть лифчик.

«Как хочешь», – тихо соглашается он, что непристойно, потому что я точно знаю, что он тоже этого хочет. «Поднимись для меня».

Я поднимаюсь в сидячее положение по команде, молча и послушно, в то время как он снова встает на колени и стягивает мою рубашку через голову, затем бюстгальтер мне на руки. Их небрежно отбрасывают в сторону, прежде чем его ладонь скользит по моей верхней части спины, а его стоящее на коленях тело движется вперед, заставляя меня снова упасть на спину.

Он парит надо мной, его тело наполовину прижалось к моему, его глаза впиваются в меня. «Каждый раз, когда я смотрю тебе в глаза, происходит что-то настолько удивительное».

'Скажи мне.'

«Я не могу. Я не в силах описать это ».

«Нравится твое очарование?»

Он улыбается. Это застенчивая улыбка, заставляющая его казаться мальчишеским и милым – очень редкая внешность для Миллера Харта. Тем не менее, несмотря на его редкость, это не дымовая завеса. Это не подделка и не фасад. Это реально. Только для меня он настоящий. «Вот так, – подтверждает он, стремясь схватить мои губы. Мои руки перемещаются к его плечам и гладят его мускулы, мы оба напеваем свое счастье, когда наши языки вращаются так медленно, что они почти не двигаются. Моя голова наклоняется, чтобы наладить связь, моя растущая потребность начинает исчезать со мной.

«Наслаждайся», – говорит он мне в рот. «У нас есть вечность».

Его слова меня немного успокаивают, и я заставляю себя подчиниться его требованию спокойствия. Я знаю, что Миллер так же рвется, как и я, но его сила сохранить контроль, доказать, что он может, скрывает это отчаяние. Моя нижняя губа покусана; затем мягкость его расслабленного языка проходит по моему рту, когда он снова поднимается на колени, оставляя меня корчиться под пристальным взглядом, взорвавшимся от намерения. Твердость его члена держит меня в восторге, пока он толкает мои колени, подтягивая их и раздвигая. Я широко открыта, и его взгляд задерживается на пульсирующей плоти моего тела, когда он движется между моими коленями и тянется к презервативу. Неторопливая походка, которую он использует, открывая, выкатывает презерватив на свою эрекцию, мучительна. Было бы бессмысленно требовать от него поспешности, поэтому я вкладываю всю свою силу воли в терпеливое ожидание.