Текст книги "Одна обещанная ночь (ЛП)"
Автор книги: Джоди Малпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
В отличие от моей сдерживаемой дрожи, он хладнокровен, спокоен и сдержан, когда смотрит на меня в ответ, ни на секунду не прекращая действий, приносящих мне такое наслаждение.
– Ты имеешь в виду, что, если бы так было всегда, – бормочет он, – ты была бы счастлива.
Киваю, в надежде, что он со мной соглашается, а не просто озвучивает мои мысли.
Он не говорит в подтверждение моему молчаливому вопросу, вместо этого возвращая свое внимание к моим кричащим между ног нервным окончаниям. Его лицо, склонившееся туда, и взгляд, обращенный к моему лицу – самое чувственное зрелище из всех, что мне посчастливилось когда-либо видеть. Не в силах сдерживаться, закрываю глаза, готовясь к натиску давления, готовому сорвать крышу.
– Не останавливайся, – выдыхаю, моля о большей дозе безумного, мучительного удовольствия. Он вдруг резко перемещается, вода вокруг нас расплескивается, и он накрывает меня собой, впиваясь в мой рот, язык пытает меня в такт пальцам, большим пальцем он вырисовывает круги по набухшему клитору.
Руками вцепляюсь в его мокрые плечи, его сила – единственная вещь, удерживающая меня от падения под воду. Я как будто в лихорадке, но Миллер держит под контролем все, за исключением моих отчаянных стонов.
А потом это происходит.
Взрыв.
Всплеск миллионов искр заставляет меня разорвать поцелуй и спрятать лицо в изгиб его шеи, пока мое тело пытается справиться с лавиной наслаждения. Он притих, помогая мне унять дрожь. Только поглаживания его пальцев глубоко внутри и замерший в легком прикосновении к узелку нервов большой палец ослабляют затянувшуюся дикую дрожь.
– Думается, предполагалось, что это я буду снимать твой стресс, – лепечу, не желая отпускать его – никогда.
– Ливи, ты снимаешь.
– Позволяя тебе мне поклоняться?
– Да, отчасти, но в большей степени просто позволяя мне быть с тобой. – Он садится, вместе со мной, и усаживает к себе на колени. Мои тяжелые, мокрые волосы спадают просто так, его руки оборачиваются вокруг предплечий, уверенно меня удерживая. – Такая красивая.
Чувствую, как щеки вспыхивают, и опускаю глаза, немного смутившись.
– Я сделал тебе комплимент, Ливи, – шепчет он, притягивая к себе мой взгляд.
– Спасибо.
Он улыбается едва заметно и перемещает руки на мою талию, его взгляд блуждает по каждому доступному глазам уголку моего тела. Смотрю на него пристально, когда он, в конце концов, накрывает губами мою грудь, целуя ее нежно, а потом пальцем начинает путешествовать по мне, так невесомо, что иногда я его не чувствую. Он делает глубокий задумчивый вдох и выдыхает, голова немного склоняется набок, в добавление к его задумчивости.
– Каждый раз, когда я касаюсь тебя, – шепчет он, – я чувствую, что должен делать это с невероятной осторожностью.
– Почему? – спрашиваю тихо, немного ошарашенная.
Он делает еще один долгий вдох и обращает ко мне свой взгляд, медленно моргнув.
– Потому что боюсь, что ты исчезнешь.
Его признание выбивает весь воздух из груди:
– Я не исчезну.
– Ты можешь, – бормочет он. – Что мне тогда делать? – его глаза изучают мое лицо, и я шокирована от вида абсолютной серьезности, может даже тени страха.
Чувство вины говорит, что не должна, но я ничего не могу с собой поделать, молча радуясь такому вопросу. Он тоже падает, так же стремительно, как и я. Чувствую его неуверенность и крепко обнимаю, сцепляя руки вокруг его шеи, а ноги вокруг талии, как будто пытаюсь силой придать ему уверенность.
– Я уйду, только если ты меня прогонишь, – наверное, это то, что он имеет в виду. Я не смогла бы просто исчезнуть.
– Есть кое-что, чем я бы хотел с тобой поделиться.
– Что? – спрашиваю, оставаясь все в том же положении и пряча лицо в изгибе его шеи.
– Давай заканчивать с ванной, и я тебе покажу, – он тянется к затылку и убирает мои руки, заставляя меня покинуть свою зону комфорта. – Ты будешь первой.
– Первой?
– Первым человеком, кто увидит, – он разворачивает меня в своих руках с задумчивым выражением лица.
– Увидит?
Кладет подбородок мне на плечо:
– Обожаю твое любопытство.
– Это ты делаешь меня любопытной, – возражаю, прижимаясь щекой к его губам. – Что ты собираешься мне показать?
– Увидишь, – поддразнивает, отпуская меня.
Я поворачиваюсь и снова смотрю на него, соскальзывающего и опускающего голову в воду, втирающего в волосы шампунь, после чего он ополаскивает голову и наносит кондиционер.
Удобнее устраиваюсь на другой стороне ванной и наблюдаю за тем, как он втирает кондиционер в кудряшки.
– Ты пользуешься кондиционером?
Его руки замирают, и в течение нескольких секунд он внимательно изучает меня, прежде чем заговорить:
– У меня очень непослушные волосы.
– У меня тоже.
– Тогда ты должна понять мои мучения, – он соскальзывает вниз и ополаскивает волосы в то время, как я улыбаюсь как идиотка. Он смущен.
Когда он снова появляется, я все еще улыбаюсь, так что он закатывает глаза и поднимается, мой взгляд неотрывно следует за ним до тех пор, пока он не нависает надо мной, а я пялюсь на его мокрое обнаженное совершенство.
– Оставлю тебя мыть свою непослушную гриву, – он не улыбается, но абсолютно точно хочет.
– Благодарю, о милостивый сударь, – продолжаю восхищаться его мокрой наготой, пока он выходит из ванной, его ягодицы напрягаются и восхитительно покачиваются. – Миленькие булки, – тихо говорю себе под нос, глубже опускаясь в пену.
Он медленно разворачивается и склоняет голову на бок.
– Умоляю, не выражайся, как твоя бабуля.
Тут же вспыхиваю и, за неимением лучшего сокрытия своего смущения, исчезаю под водой.
Закончив обрабатывать кондиционером собственные дикие локоны, неохотно покидаю теплую безмятежность огромной ванной Миллера и вытираюсь. Убедившись, что спустила воду, избавилась от пенки и все за собой убрала, захожу в его спальню и вижу черные боксеры и серую футболку, аккуратно разложенные на постели. Одеваясь, сама себе улыбаюсь, его боксеры едва ли держатся на моей талии, в футболке вообще утопаю, но они пахнут Миллером, так что я мирюсь с раздражающей необходимостью поддерживать боксеры, когда иду на его поиски.
Нахожу его в кухне, вид, захватывающий дух: черные боксеры и футболка в тон той, что он дал мне. Видеть Миллера без идеального костюма, подчеркивающего идеальное тело – редкость, но привычная пропасть, к которой как обычно толкает его обыденный наряд, всегда приветствуется. Меня начинают злить его костюмы, для меня это маска, за которой он скрывается.
– Мы подходим друг другу, – говорю, подтягивая боксеры.
– Так и есть, – он приближается ко мне и пробегает пальцами по моим влажным кудряшкам, зарывается в них носом, глубоко вдыхая.
– Мне нужно позвонить бабуле, – говорю, закрывая глаза и впитывая его близость – его кожу, его тепло… его все. – Не хочу, чтобы она волновалась.
Он отпускает меня и приглаживает мои волосы, задумчиво рассматривая.
– Ты в порядке? – спрашиваю тихо.
– Да, прости, – он качает головой, прогоняя мысли. – Просто думал, как мило ты смотришься в моей одежде.
– Она большевата, – замечаю, глядя вниз на материал, в котором тону.
– Идеальна на тебе. Звони бабушке.
Как только заканчиваю с Нан, он едва уловимо касается моей шеи и ведет меня мимо полки, где лежит его айфон. Нажимает несколько кнопок, после чего уводит меня с кухни, не сказав ни слова. Композиция «Ангелы» группы The XX сопровождает нас, мягкая и гипнотизирующая где-то неподалеку, тихо раздаваясь из встроенного приемника. Мы проходим мимо спальни Миллера и поворачиваем налево, а потом он отпирает дверь и ласково подталкивает меня в просторную комнату.
– Вау! – выдыхаю, замерев на пороге. – Ох, вау!
– Заходи, – он проводит меня внутрь и нажимает выключатель, который освещает комнату мощным искусственным светом. Тру глаза, раздраженная тем, что ослепла на долю секунды, а мои глаза привыкают.
Перестав щуриться, опускаю одну руку, другой подтягивая боксеры, и осматриваюсь в полном восхищении. Я лечу. В небесах… я в шоке.
Поворачиваюсь к нему и одариваю непонимающим взглядом:
– Это все твое?
Он кажется почти смущенным, когда его плечи равнодушно вздрагивают:
– Это мой дом, так что полагаю, что да.
Я медленно поворачиваюсь к причине своего шока и принимаюсь изучать. Стены покрыты креплениями от самого пола и навесными фронтальными картинами. Их десятки, может сотни, и на всех них мой обожаемый Лондон, его архитектура и пейзажи.
– Ты рисуешь?
Он прижимается к моей спине и кладет руки мне на плечи:
– Как думаешь, смогла бы сказать что-то так, чтобы это не звучало как вопрос? – он слегка кусает мое ухо, отчего обычно у меня перехватывает дыхание, только я еще его не восстановила. Это не может быть правдой.
– Ты написал их все? – обвожу рукой всю студию, изучая все по второму кругу.
– Снова вопрос, – на этот раз Миллер кусает мою щеку. – Это было моей привычкой до того, как я нашел тебя.
– Это не привычка, это хобби, – снова смотрю на картины на стене, думая, что такое великолепие нельзя называть простым хобби. Их следует выставлять в галерее.
– Ну, теперь ты мое хобби.
На осознание уходит секунда, а потом меня вдруг передвигают и уводят из студии в зону отдыха, пока я не оказываюсь перед одним из масляных холстов, украшающих его стену. На нем Лондонский глаз18, затемненный, но ясный.
– Ты сделал это? – снова говорю с долбанной вопросительной интонацией. – Прости.
Он подходит ко мне слева и останавливается рядом, рассматривая собственное творение.
– Я.
– И эту? – по-прежнему поддерживая дурацкие боксеры, указываю на противоположную стену, на которой Лондонский мост привлек мое внимание.
– Да, – подтверждает он и ведет меня обратно в студию. На этот раз я прохожу дальше, окруженная картинами Миллера.
Здесь пять мольбертов, на всех белые холсты с еще незаконченными работами. На огромном, по всей длине боковой стены, столе из дерева стоят банки с кисточками, краски всевозможных цветов, и повсюду разбросаны фотографии, некоторые приколоты к пробковым плитам холстов. Старый, мягкий диванчик стоит перед окнами высотой от потолка до пола, лицом к стеклу так, что можно сидеть и восхищаться видом на город, что почти также восхитительно, как картины вокруг меня. Типичная художественная студия… и это абсолютно точно бросает вызов тому, как живет Миллер.
Экспрессивно, даже шокирующе, ужасный беспорядок. Такое чувство, как будто я под гипнозом, момент из Алисы в стране чудес, и я с по-настоящему наивным любопытством начинаю оценивать все более внимательно, пытаясь выяснить, есть ли какой-то особый способ того, как он здесь все расставил. Как будто нет; все выглядит очень произвольным и хаотичным, но чтобы убедиться, я подхожу к столу и беру банку с кисточками, небрежно поворачивая в руке, а потом ставлю ее бессмысленно, прежде чем повернуться и посмотреть на его реакцию.
Он не дергается, не смотрит на банку с кисточками так, будто она кусается, и он не подходит, чтобы ее передвинуть. Просто смотрит на меня с интересом, и, выдержав его взгляд несколько секунда, я отворачиваюсь с улыбкой на лице. Шок переходит в радость, потому что тот, кого я вижу в этой комнате – другой человек. Это почти смягчает его образ. До меня он самовыражался и снимал стресс рисованием, и не важно, что он супер-пупер педантичный в других сторонах своей жизни, потому что здесь он спонтанный.
– Люблю это, – говорю, еще раз не спеша осмотрев комнату, даже красота Миллера не заставит меня оторваться. – Просто влюбилась.
– Я знал, что полюбишь.
Вдруг снова становится темно, только огни ночного Лондона за окном, а Миллер медленно подходит и берет меня за руку, ведет к старому потертому дивану перед окном. Садится и усаживает меня рядом.
– Я засыпал здесь большинство ночей, – говорит он задумчиво, притягивая меня к себе. – Завораживает, как думаешь?
– Фантастически, – соглашаюсь, но больший трепет у меня вызывает то, что позади. – Ты всегда рисовал?
– Время от времени.
– Только пейзажи и архитектуру?
– В основном.
– Ты очень талантлив, – говорю тихо, подбирая под себя ногу. – Тебе стоит выставлять их.
Он тихо смеется, и вскоре я уже смотрю на него, недовольная тем, что он всегда смеется именно тогда, когда я не вижу его лица. Он больше уже не смеется, просто улыбается мне. Этого достаточно.
– Ливи, это просто хобби. У меня клуб и предостаточно стресса, превращение хобби во что-то большее станет лишним напряжением.
Я хмурюсь, совсем не улавливая логики, и при этом надеясь, что его теория не относится ко мне. Я хобби.
– Я сделала тебе комплимент, – дерзко поигрываю бровями, отчего его улыбка становится ярче, глаза сияют и все такое.
– Так и было. Прости, – он целует меня ласково и возвращает обратно под свое крылышко. – Спасибо.
– Пожалуйста, – отвечаю, позволив своему телу принять резкие очертания его силуэта, рукой задираю край его футболки. Таким Миллером Хартом я действительно восхищаюсь – умиротворенным, беззаботным и экспрессивным. Удобно устраиваюсь у него под рукой и наслаждаюсь его ласковыми поцелуями в макушку и мягкими поглаживаниями руки. Но потом он перемещает меня так, что я спиной лежу на диване с головой на его коленях. Он убирает с моего лица волосы и смотрит на меня какое-то время, после чего вздыхает и запрокидывает голову. Он продолжает касаться меня, молча глядя в потолок в то время, как приглушенные звуки городской суматохи окружают нас. Все так замечательно – спокойствие окутывает сознание, и прикосновения Миллера неспешно ласкают щеку. А потом звонок его телефона в кухне нарушает наш покой.
– Извини, – он передвигает меня и выходит из комнаты, оставляя горьковатый привкус теперь, раздосадованная видом, я встаю и иду за ним.
Когда захожу в кухню, он берет со столешницы свой айфон и обрывает довольно симпатичный рингтон.
– Миллер Харт, – говорит, снова выходя из кухни.
Не хочу идти за ним, когда он говорит по телефону, он определенно посчитает это грубым, так что я сажусь на пустующий стол и кручу кольцо на пальце, желая, чтобы мы снова оказались в его студии.
Когда Миллер возвращается, он все еще говорит по телефону. Он целенаправленно подходит к комоду с ящиками и выдвигает верхний, доставая оттуда органайзер в кожаном переплете и листая страницы.
– Мало времени, да, но как я уже сказал, без проблем, – он берет в ящике ручку и записывает что-то поперек страницы. – Жду с нетерпением, – Миллер разъединяется, быстро захлопывает органайзер и убирает его в ящик. Судя по его голосу, совсем не скажешь, что он чего-то с нетерпением ждет.
Проходит несколько секунд, после которых он смотрит на меня, но когда смотрит, я тут же понимаю, что он не счастлив, несмотря на то, что на лице никаких эмоций.
– Я отвезу тебя домой.
Выпрямляю спину, продолжая сидеть:
– Сейчас? – спрашиваю, уязвленная и раздраженная.
– Да, прости, – Миллер выходит из кухни. – Незапланированная встреча в клубе, – бормочет, а потом уходит.
Расстроенная, раздраженная и уязвленная, я разворачиваюсь лицом к идеальному пустому столу, а потом любопытство заставляет меня встать, и прежде чем смогу удержаться, я оказываюсь у ящиков, открываю верхний. Органайзер в кожаном переплете лежит в дальнем правом углу, так и манит заглянуть, так что я запоминаю, как именно он лежит, после чего поднимаю его, оглядываясь через плечо. Не стоит этого делать. Сую нос в чужие дела, когда не имею на это право… но не могу удержаться. Чертово любопытство. И чертов Миллер Харт, вызывающий его.
Листаю страницы, вижу разнообразные пометки, но понимаю, что Миллер может застукать меня в любой момент, я поспешно перелистываю все, пока не нахожу сегодняшнюю дату. И здесь написанная идеальным почерком пометка:
Quaglino 19 9.00
К.
Черный костюм. Черный галстук.
Хмурюсь и одновременно подпрыгиваю от звука захлопнувшейся двери. С паникой и бешеным сердцебиением совершаю жуткую попытку положить органайзер Миллера именно так, как он лежал. Нет времени. Мчусь к столу и сажусь обратно, используя всю силу воли, чтобы перестать трястись и выглядеть нормально. К? Кэси?
– Твоя одежда на кровати.
Разворачиваюсь и вижу Миллера в одних боксерах, только мыслей слишком много, чтобы оценить вид.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – отвечает он и снова уходит. – Поторопись.
Что-то не так. Он снова спрятался под маской джентльмена, такого формального и резкого, это обидно после проведенного вместе времени, особенно после нескольких прошедших дней. Он поделился чем-то очень личным и особенным, и теперь он опять обращается со мной, как с деловой сделкой. Или как со шлюхой. Вздрагиваю от собственных мыслей, стуча боковой стороной кулака по лбу. Что такое Quaglino, и почему он соврал об этом? Неуверенность и недоверие накрывают меня, когда я проваливаюсь в попытке остановить себя от вопросов.
Нахожу свой телефон и молюсь, чтобы он не сел. У меня два пропущенных звонка… от Люка. Он звонил мне? Зачем это? Он не ответил на мое сообщение, и это было не один день назад. Нет времени думать об этом. Удаляю их и захожу в Гугл, набирая в поиск «Quaglino», возвращаясь при этом в кухню. Когда мой интернет, наконец, решает выдать необходимую мне информацию, мне не нравится то, что я вижу: модный ресторан в отеле Мейфэйр (Mayfair), с коктейльным баром в придачу. Еще больше настораживаюсь, когда Миллер входит в черном костюме и черном галстуке.
– Ливи, мне нужно идти, – говорит он коротко, стоя перед зеркалом и возясь с противным галстуком. Он уже был идеальным.
Я оставляю его, доводящим до идеала идеальное, и спешу в его комнату, где запрыгиваю в свои джинсы и конверсы. Я подозрительна, а я никогда не была подозрительной, потому что никогда не было ничего, что следовало бы подозревать. Мне это не нравится.
– Готова?
Поднимаю взгляд и с горькостью замечаю, насколько он великолепен. Так всегда, но черный костюм-тройка для встречи в клубе?
– Замечательно, – бормочу.
– Ты в порядке? – в привычном жесте берет меня за затылок и выводит из комнаты.
– Я поеду с тобой, – говорю с уверенностью в голосе.
– Оливия, тебе будет смертельно скучно, – по крайней мере он не раздосадован моим требованием.
– Нет, не будет.
– Поверь мне, будет, – он наклоняется и целует меня в лоб. – Я буду опустошен к тому времени, как закончу. Мне будут нужны твои объятия, так что я приеду и заберу тебя, и ты сможешь остаться со мной сегодня.
– С таким же успехом я могла бы подождать здесь.
– Нет, ты сможешь собрать кое-какие вещи, и утром я отвезу тебя прямо на работу.
Злюсь сама на себя:
– Во сколько ты закончишь?
– Не уверен. Я тебе позвоню.
Я сдаюсь и позволяю ему вести себя по бесконечному количеству ступенек до тех пор, пока мы не оказываемся у его машины в подземном гараже. Всю дорогу до дома в машине смертельно тихо, а когда он останавливается у дома Нан, отстегивает свой ремень безопасности и поворачивается лицом ко мне.
– Ты расстроена, – говорит он и тянется, ласково проводя большим пальцем по моей щеке. – Мне надо работать, Ливи.
– Я не расстроена, – возражаю, хотя чертовски очевидно, что так и есть, хоть и по не тем причинам, о которых думает Миллер.
– Готов поклясться в обратном.
– Я расскажу тебе позже.
– Расскажешь, – он тянется и проводит несколько секунд, наполняя мою память тем, по чему я буду скучать следующие несколько часов. Это не улучшает моего настроения.
Выхожу из машины и иду по дорожке к дому Нан, мысли стремительно проносятся, быстро захожу и хлопаю за собой дверью. Как и думала, Нан стоит на нижней ступеньке с самой большой улыбкой на лице.
– Хорошо провела время? – спрашивает она. – С Миллером, я имею в виду.
– Замечательно, – пытаюсь подражать ее улыбке, но подозрение и тревога меня уродуют. Если это работа, то почему он встречается с ней в модном ресторане?
– Я думала, ты останешься на ночь.
– Собираюсь вернуться туда, – слова вылетают изо рта, кажется, мое подсознание приняло решение за меня.
– С Миллером? – с надеждой спрашивает она.
– Да, – отвечаю. Ее радость возможным новостям тяжелым грузом оседает в сердце.
ГЛАВА 23
Вылезаю из такси так элегантно, как только могу, в точности, как показывал Грегори. Я искала, как следует одеться, и судя по тому, что выдает Гугл, конверсы в Quaglinoне приняты, также, как и приходить без предварительного заказа, но я не планирую ужинать. Коктейльный бар – вот, куда я направляюсь.
Портье кивает и открывает стеклянную дверь, потянув за гигантскую дверную ручку в форме буквы Q.
– Добрый вечер.
– Здравствуйте. – Выпрямляюсь и прохожу мимо него, а потом на ходу одергиваю короткое шелковое платье бледно – розового цвета, которое меня заставил купить Грегори. Миллер, может, и возненавидел мою прическу и макияж, но я отчетливо помню, он говорил, что платье ему понравилось. И вот теперь волосы золотистым каскадом рассыпаны по спине и макияж снова естественный, так что он должен быть доволен. Если он с той женщиной, надеюсь, он только взглянет на меня и подавится.
Вздрагиваю, спускаясь вниз к метрдотелю, новые телесного цвета шпильки натирают. Она улыбается мне лучезарно:
– Добрый вечер, мадам.
– Здравствуйте. – Откуда ни возьмись у меня появляется этот самоуверенный тон, как будто, обычный в таких роскошных местах.
– Заказ на? – Она смотрит вниз на свой список.
– Я хочу остановиться в баре, выпить коктейль и подождать своего спутника. – Слова на удивление с легкостью срываются с языка.
– Конечно, мадам. Прошу, сюда. – Она жестом показывает на бар и указывает дорогу, направляя меня за угол, где мне приходится сдерживать себя, чтобы не застонать в голос.
В поле зрения оказывается мраморная лестница c изысканными золотистыми перилами и черными узорами в виде буквы Q, соединяющимися вместе и образующими по обеим сторонам перильные ограждения, лестница ведет вниз в огромный зал ресторана, светлый и просторный, c потрясающим зеркальным сводчатым потолком, стекающимся в центр. Здесь шумно и многолюдно для вечера понедельника, за каждым столом оживленно болтают группы людей. Успокаиваюсь, когда вижу, что бар находится на этом этаже, а стеклянные панели позволят спокойно видеть, что происходит в ресторане. Осматриваюсь, взгляд останавливается в каждом уголке, но его я не вижу. Я совершила огромную ошибку?
– Могу я порекомендовать вам вишнево-апельсиновый Беллини20? – говорит метрдотель, указывая на стул у барной стойки.
Отвергаю предложенный стул у дальнего конца барной стойки и сажусь ближе к краю так, чтобы смотреть вниз.
– Спасибо. Может и попробую. – Улыбаюсь, спрашивая себя, смогу ли обойтись стаканом воды, когда нахожусь в таком шикарном месте в таком шикарном платье.
Она кивает и уходит, оставляя меня с барменом, который с улыбкой протягивает мне коктейльную карту:
– Лавандово–сливовый мартини намного лучше.
– Спасибо, – улыбаюсь ему в ответ, чувствуя себя более удобно и легко теперь, когда мое тело поддерживает стул.
Кладу ногу на ногу, спину держу прямо, изучая карту, замечаю, что в предложении бармена содержится разбавленный сухой лондонский джин, и сразу же его отвергаю. Улыбаюсь, вспомнив, как дедушка постоянно спорил с бабулей по поводу её привычки пить джин. Он всегда говорил, если хочешь, чтобы женщина на тебя набросилась, напои её джином. А потом моя улыбка угасает, вспоминаю последний раз, когда сама пила джин.
В составе Беллини есть шампанское, явный победитель в забеге на милю. Я выбираю и поднимаю взгляд на ожидающего бармена:
– Спасибо, но я всё же буду Беллини.
– Мужчина может попытаться. – Он подмигивает и берется за приготовление напитка, а я тем временем разворачиваюсь на стуле и снова принимаюсь за изучение пространства внизу. Быстрый осмотр результата не дает, так что я начинаю осматривать каждый столик, изучая лица и затылки. Это глупо. Я бы заметила голову Миллера на флешмобе Трафалгарской площади среди тысячи людей. Его здесь нет.
– Мадам? – Бармен привлекает мое внимание к барной стойке и передает мне бокал, украшенный листочком мяты и коктейльной вишенкой.
– Благодарю. – Осторожно принимаю бокал и делаю такой же осторожный глоток под пристальным взглядом бармена. – Вкусно. – Улыбаюсь в подтверждение, и он снова подмигивает, прежде чем пойти обслуживать пару в другом конце стойки.
Повернувшись спиной к стойке, отпиваю превосходный коктейль и задаюсь вопросом, что я, в конце концов, собираюсь делать. Сейчас половина десятого. Его встреча была назначена на девять. Он бы всё ещё был здесь, верно? И как будто прочитав мои мысли, телефон начинает звонить в сумке. Я паникую, быстро поставив бокал, роюсь в сумочке и съеживаюсь при виде его имени на экране телефона. Плечи буквально соприкасаются с ушами, и каждая клеточка в теле напрягается, когда я отвечаю:
– Привет.
– Скоро заканчиваю. Буду у тебя через час.
В облегчении облокачиваюсь на стойку. За час я смогу довезти до дома свое разыгравшееся воображение и разодетую тушку. Я в безопасности и чувствую себя довольно глупо.
– Ладно, – выдыхаю, беру свой бокал и делаю так необходимый сейчас глоток. Я посмотрела не на тот день в его органайзере? В моем безумии и спешке, возможно.
– Шумно. Ты где?
– Телевизор. – Выпаливаю я. – У Нан плохо со слухом.
– Очевидно, – говорит он сухо. – Готова снимать мой стресс, моя сладкая девочка?
Улыбаюсь:
– Очень даже готова.
– Рад, что мы это выяснили. Будь готова через час. – Он разъединяется, и я мечтательно и влюблено вздыхаю, поспешно допивая свой Беллини.
Машу бармену:
– Могу я получить свой счет, пожалуйста?
– Всего один? – говорит он, кивая на пустой бокал.
– Кое с кем встречаюсь.
– Жаль, – бормочет, протягивая мне крошечное черное блюдце с моим счетом. С улыбкой передаю ему двадцатку. – Приятного вечера, мадам.
– Спасибо. – Элегантно опускаюсь на ноги и разворачиваюсь, направляясь к выходу и надеясь, что смогу быстро поймать такси.
Но, едва успев сделать два шага, застываю на месте. Желудок скручивает, и кожа становится мертвенно холодной, отчего каждый волосок на теле встает дыбом. Он здесь. И он с ней. Она просто занимает место за столиком, спиной ко мне, но я отчетливо вижу лицо Миллера, оно, как всегда, ничего не выражает, хотя мне просто и ясно видна тоска. Кэси оживлена, активно размахивая повсюду руками, постоянно смеясь и запрокидывая голову, и еще выпивая шампанское. Волосы собраны в тугой пучок на затылке, и одета она в черный атлас, в общепринятом смысле, далеко не деловой наряд. На столе устрицы. И она постоянно тянется через стол и прикасается к нему.
– Решили остаться еще на один? – спрашивает бармен, только я не отвечаю. Продолжаю смотреть на Миллера и пятиться, пока поясница не соприкасается с барным стулом. Потом я медленно усаживаюсь.
– Да, пожалуйста, – бормочу, ставя сумочку обратно на стойку. Не уверена, как я его упустила. Его столик прямо внизу, прекрасно виден. Может, я слишком старалась найти. Тщательно обдумываю, пытаясь понять свой следующий шаг. Боже Милостивый, чувствую, как ярость начинает полыхать в груди.
Забираю предложенный мне Беллини, достаю из сумочки телефон и набираю его, спокойно удерживая телефон у уха. Он начинает звонить. Смотрю, как он ерзает на стуле и выставляет палец, как бы извиняясь перед Кэси, а потом он смотрит на экран и не выражает никаких эмоций или шока при виде моего имени. Кладет телефон обратно в карман и качает головой. Действие, предполагающее, что звонящий человек не важен. Его действия разжигают боль, но что хуже всего, разжигают злость.
Кидаю телефон в сумочку и поворачиваюсь к бармену:
– Только схожу в ванную комнату.
– Вниз по лестнице. Я присмотрю за вашим коктейлем.
– Спасибо. – Делаю глубокий вдох, набираясь уверенности, и направляюсь в сторону лестницы, подойдя к ней, крепко хватаюсь за позолоченные перила и молюсь лестничный богам, чтобы не выставить себя полной дурой, приземлившись на задницу. Дрожу, как лист, но мне нужно оставаться собранной и хладнокровной. Как, черт возьми, я оказалось в этой мерзости?
Сама себя загнала, вот как.
Каждый мой шаг просчитан и осторожен, бедра соблазнительно покачиваются. Слишком просто. Я под пристальным взглядом большого количества мужчин. Спускаться по этой лестнице, как будто грести среди волн. Я одна, и я преднамеренно привлекаю к себе внимание. Тем не менее, я никуда не оглядываюсь, смотрю только на заклятого врага моего сердца, желая, чтобы он поднял глаза и увидел меня. Он слушает Кэси, вставляет какие-то реплики, но чаще всего просто не спеша потягивает свой скотч. Меня душит обида – обида за то, что другая женщина вблизи любуется этими идеальными губами, касающимися стакана.
Быстро опускаю глаза, когда он переводит взгляд на лестницу. Он меня увидел, я в этом уверена. Чувствую, как ледяной взгляд синих глаз покалывает кожу, но я отказываюсь останавливаться и, только дойдя до туалетов, заглядываю через плечо. Он идет за мной. Говорила, что шокирую его, думаю, у меня получилось. На лице слишком много эмоций – ярость, шок…беспокойство.
Скрываюсь в дамской комнате и изучаю себя в зеркало. Отсюда нет выхода; я выгляжу взволнованной и немного подавленной, а поглаживания щек ладонями превращаются в легкие пощечины, когда я пытаюсь вернуть себе хоть каплю благоразумия. Я на чужой территории. Не знаю, как справиться с этой ситуацией, но инстинкт, кажется, неплохо меня направляет. Он знает, что я здесь. Понимает, что мне известно о его вранье. Что же он скажет?
Решив, что на самом деле хочу знать, быстро умываю липкие от пота руки, распрямляю платье и собираюсь с силами посмотреть ему в лицо. Открываю дверь, находясь на грани нервного срыва, но вид его, спиной прислонившегося к стене, явно раздраженного, в скором времени высасывает все нервы. Теперь я просто в ярости.
Смотрю в его чистые глаза с равным ему презрением:
– Как устрицы? – зло спрашиваю.
– Пересолены, – отвечает он, ямочки на его щеках дергаются из-за стискиваемой челюсти.
– Какая жалость, но я не стала бы волноваться. Кажется, твоя девушка слишком пьяна, чтобы заметить.
Приближаясь, щурит глаза:
– Она не моя девушка.
– Тогда, что она?
– Бизнес.
Я смеюсь. Это унизительно и грубо, только меня это не волнует. Деловые встречи не проходят в понедельник ночью в Quaglino. И на них не одевают атласные платья.
– Ты солгал мне.
– Ты шпионила.
Не могу и не отрицаю. Чувствую, как эмоции берут верх. Они проносятся по венам, восполняя их отсутствие у Миллера.
– Просто бизнес. – Он делает еще один шаг ко мне, сокращая расстояние. Хочу отойти, отстраниться, но туфли как будто приклеились к полу, мышцы отказываются работать.
– Я тебе не верю.
– Ты должна.
– Ты не дал мне оснований, Миллер. – Беру верх над своими бесполезными конечностями и прохожу мимо него. – Наслаждайся вечером.