Текст книги "Одна обещанная ночь (ЛП)"

Автор книги: Джоди Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Хмурюсь еще сильнее, когда вижу, как он из того же шкафчика достает другие бокалы, потом берет корзинку с вином и возвращается.

– Ты собираешься сесть? – спрашивает он, подводя меня к столу, как только касается меня.

Отвечаю ему тем, что сажусь на стул, а дальше наблюдаю, как он ставит бокалы точно с правой стороны над ножами. Потом он опускает между нами корзинку с вином. Недовольный окончательным расположением предметов, он передвигает их все, прежде чем взять бутылку вина и налить немного в мой бокал.

– Что я сделала? – спрашиваю, по-прежнему хмурясь.

– Кьянти принято оставлять в плетении, – он наливает и себе немного. – И бокалы, которые ты взяла, предназначены для белого вина.

Смотря на бокалы, теперь наполовину заполненные красным вином, хмурюсь еще сильнее.

– Это важно?

Он смотрит на меня в абсолютном шоке, немного раскрыв свой потрясающий рот.

– Да, конечно, это важно. Бокалы для красного вина шире, потому что больший доступ кислорода помогает глубже и более многогранно раскрыть привкус красного вина, – он делает глоток и задерживает вино во рту несколько секунд. Я уже почти жду, что он его выплюнет, но нет. Он глотает и продолжает. – Ширина поверхности увеличивает доступ кислорода, а глубина бокала одновременно открывает большее количество красного вина.

У меня нет слов, и я чувствую себя еще более невежественной и запуганной.

– Я знала это, – бормочу, поднимая свой бокал. – Ну и хитрая же ты задница.

Он сдерживает улыбку, и мне это известно. Хотела бы я, чтобы он дал послабление своему совершенству и чопорным манерам, которые особенно сильно проявляются за обеденным столом, и дарил мне эту сногсшибательную улыбку.

– Я хитрая задница, потому что ценю красивые вещи? – он поднимает свои идеальные брови, беря при этом идеальный бокал с идеальным вином, и делает идеально неспешный и многообещающий глоток этим идеальным ртом.

– Ценишь или зациклен на них? – произношу это слово, потому что, если и есть в Миллере Харте хоть что-то, что меня беспокоит, так это то, что он одержим и зациклен на большинстве вещей в своей жизни. И надеюсь, что одна из таких вещей я.

– Я больше склоняюсь к «ценю».

– Я больше склоняюсь к «зациклен».

Он опускает голову, веселясь.

– Ты говоришь загадками, сладкая девочка?

– Ты умеешь их отгадывать?

– Мастер, – произносит он низко, облизывая губы, заставляя меня ерзать на стуле. – Я разгадал тебя, – он указывает на меня бокалом. – И покорил тебя.

Не могу поспорить: покорил, так что я наклоняюсь и беру брускетту.

– Выглядит вкусно.

– Согласен, – говорит Миллер, беря одну для себя. Вгрызаюсь с удовлетворенным мурлыканьем, быстро замечая, что на меня снова смотрят с неодобрением. Перестаю жевать, пытаясь понять, что сделала теперь. Вскоре я выясняю. Он берет нож и вилку и до глупого медленно разрезает на кусочки, прежде чем медленно взять с вилки кусочек, и аккуратно кладет приборы. Он жует, смотря на меня, вспыхнувшую от смущения. Мне нужно взять пару уроков по этикету.

– Я тебя раздражаю? – спрашиваю, откладывая брускетту и следуя его примеру.

– Раздражаешь меня?

– Да.

– Ничего подобного, Ливи. За исключением тех моментов, когда ты бываешь немного бесшабашной, – он смотрит на меня неодобрительно, что я решаю проигнорировать. – Ты меня очаровываешь.

– Своей посредственностью? – спрашиваю тихо.

– Ты не посредственная.

– Нет, ты прав. Ты сноб… – быстро замолкаю, когда он удивленно кашляет. – Иногда, – добавляю я. Мой прекрасный мужчина под маской в основном джентльмена, за исключением моментов, когда ведет себя, как высокомерный придурок.

– Не думаю, что хорошие манеры можно классифицировать как снобизм.

– Это больше, чем хорошие манеры, Миллер, – говорю, сопротивляясь желанию поставить на стол локти. – Хотя, мне это вполне даже нравится.

– Как я уже говорил, Ливи, прими меня таким, какой я есть.

– Принимаю.

– Как и я тебя.

Я замыкаюсь, немного задетая его замечанием. Он имеет в виду, что принимает мое постыдное прошлое и отсутствие манер, вот что он имеет в виду: я принимаю его – отчасти джентльмена с очаровательной манией делать все в своей жизни идеальным, в то время, как он принимает меня – беспечную шлюху, которая не в силах отличить бокал для белого вина от бокала для красного. Хотя он прав, я рада, что он меня принимает, но ему не нужно напоминать мне о моих недостатках.

– Слишком много думаешь, Ливи, – говорит он тихо, вырывая меня из размышлений.

– Прости. Я просто не понимаю…

– Ты ведешь себя нелепо.

– Не думаю…

– Прекрати! – кричит он, одновременно передвигая недавно поставленный бокал вина. – Просто прими то, что происходит, как я и сказал, так будет, – осторожно отодвигаюсь на стуле, оставаясь тихой. – Я уже говорил тебе, что, может, и не всегда понимаю, но это происходит, и ни я, ни ты не можем или не должны что-то с этим делать. – Он хватает свой бокал, отчего предыдущие его действия становятся абсолютно бессмысленными, и пьет яростно – не отпивает, он не смакует вкус, просто пьет.

Он на самом деле в ярости.

– Черт! – шипит Миллер, с силой ставя бокал и хватаясь за голову. – Ливи, я… – он вздыхает и отодвигает стул, протягивая ко мне руки. – Пожалуйста, иди сюда.

Я тоже вздыхаю, выхожу из-за стола, непонимающе качая головой, подхожу к нему, быстро забираюсь к нему на руки и позволяю ему извиниться его способом.

– Прости, – шепчет он, целуя мои волосы. – Меня выбивает из колеи, когда ты говоришь вот так, как будто ты не достойна. Это я недостойный.

– Неправда, – говорю, отстранившись так, чтобы можно было видеть его потрясающее лицо. А оно действительно прекрасно: сильные черты и сияющий взгляд синих глаз. Потянувшись, беру локон волос Миллера и осторожно зажимаю между пальцами.

– Мы придем к соглашению не соглашаться, – он прижимается ртом к моему и возобновляет свои извинения неспешным танцем наших языков. Все снова встает на свои места, только вспышки раздражительности, о которых он меня предупреждал, заботят меня. Он всегда дичает моментально, и я со всей ясностью вижу, как он старается с этим совладать.

После основательных извинений, он разворачивает меня на своих коленях и кормит брускеттой, потом берет себе. Мы едим в уютной тишине, но я немного озадачена тем, что застольные манеры Миллера допускают меня на его коленях, но не допускают неточного местоположения бутылки вина.

Все спокойно и прекрасно до тех пор, пока звонок его iPhone не разрушает наш мирный ужин, настойчиво трезвоня откуда-то сзади меня.

– Извини, – говорит он, поднимая меня со своих коленей, и подходит к этажерке у холодильника. Я определенно вижу раздраженный взгляд, когда он смотрит на экран, прежде чем ответить. – Миллер Харт, – он уходит из кухни, оставляя меня откинувшейся на спинку стула. – Нет проблем, – заверяет он кого-то на другой стороне линии, его обнаженная спина исчезает из виду.

Пользуюсь возможностью, пока его нет, и из-за стола изучаю обстановку, снова пытаясь выяснить, есть ли теория его сумасшествия. Тянусь и поднимаю блюдо, глупо интересуясь, есть ли там какая-то отметка, куда ставить. Конечно, ее нет, только это не останавливает меня, и я поднимаю тарелки, проверяя и под ними тоже. Ничего. Улыбаясь, я прихожу к простому умозаключению, что есть пометки для всего, но только Миллер может их видеть. Потом я беру свой бокал красного вина и подношу его к носу, прежде чем осторожно пригубить.

Все мое внимание направлено на Миллера, когда он возвращается на кухню и кладет телефон на его место на стыковочной полке.

– Это был менеджер «Айс»¹³.

– Менеджер?

– Да, Тони. Он занимается делами в мое отсутствие.

– Оу.

– У меня интервью завтра. Он просто подтвердил время.

– Интервью для газеты?

– Да, об открытии нового закрытого клуба в Лондоне, – он принимается загружать посудомоечную машину. – Завтра в шесть вечера. Хочешь пойти со мной?

Душа поднимается на немыслимую высоту.

– Я думала, ты не смешиваешь бизнес с удовольствием, – я поигрываю бровью, глядя на него, и он поигрывает в ответ, заставляя меня усмехнуться.

– Хочешь пойти? – повторяет он.

Теперь я уже открыто улыбаюсь:

– Где это будет?

– В «Айс». Потом я угощу тебя обедом, – он украдкой бросает на меня взгляды. – Невежливо не принимать предложение джентльмена угостить тебя вином или обедом, – говорит он серьезно. – Спроси у бабушки.

Я смеюсь и начинаю собирать со стола посуду:

– Предложение принято.

– Отлично, мисс Тейлор, – есть смешинка в его голосе, и от этого моя улыбка становится шире. – Могу я предложить тебе позвонить бабушке?

– Можешь, – я ставлю на столешницу последнюю тарелку, оставляя Миллера переставлять и загружать. – В каком ящике я найду свои вещи?

– Второй снизу. И поторопись. У меня есть привычка, с которой я хочу спрятаться под простынями. – Он серьезен и суров… и я не могла беспокоиться еще меньше.

ГЛАВА 21

Я засыпаю под спокойный голос Миллера, мурлыкающего мне на ухо, он то и дело целует мои волосы и окружает меня своим. Знаю, что он вставал с постели, чтобы поднять свои боксеры и рубашку, которую я бросила на полу, но он быстро вернулся и обнял меня со спины.

Когда я просыпаюсь, он уже собрался, принял душ и заправил свою сторону постели. Я лежу там несколько минут, размышляя над тем, какой беспорядок наделало мое появление в его идеально устоявшемся и организованном мире, а после мне велят вставать и одеваться. Учитывая отсутствие другой одежды, меня доставляют домой в только что постиранном платье, на счастье Нан.

Приняв душ, отправив Грегори сообщение о том, что жива, и собравшись на работу, я лечу вниз по лестнице, имея в запасе только двадцать минут, чтобы доставить свою счастливую задницу в бистро. Бабуля ждет меня на последней ступеньке, я рада видеть ее восхищенное лицо, а вот ежедневник в ее руках не очень.

– Пригласи Миллера на обед, – приказывает она, пока я надеваю свою джинсовку. Она листает страницы своего ежедневника и морщинистым пальцем пробегает по датам. – Я могу сегодня, но не могу завтра или в среду. Сегодня мало времени для приготовления чего-то вкусного, но у меня есть время съездить в Харродс. Или можно было бы в субботу… ой нет, никак. У меня чаепитие с пирожными.

– У Миллера интервью сегодня вечером.

Ее старые ярко-синие глаза шокировано распахиваются:

– Интервью?

– Да, о новом баре, который он открыл.

– Миллер владеет баром? Это ж надо! – она захлопывает свой ежедневник. – Ты хочешь сказать, он будет в газете?

– Да, – я перекидываю через плечо сумку. – Он заберет меня с работы, так что на чай я не приду.

– Как здорово! Что насчет субботы? Я могу изменить свое расписание, – меня поражает то, насколько бабушкина жизнь разнообразнее моей… или так было до недавнего времени.

– Я спрошу, – обхожу ее и открываю входную дверь.

– Позвони ему сейчас.

Я разворачиваюсь, хмурясь:

– Мы с ним увидимся чуть позже.

– Нет, нет, – она указывает на мою сумку. – Мне нужно знать сейчас. Я же должна буду пойти за покупками и еще позвонить в центр культуры, чтобы перенести чаепитие. Я ведь не могу просто присоединиться к вам с Миллером.

Смеюсь про себя:

– Тогда давай устроим обед на следующей неделе, – предлагаю я, быстро решая проблему.

Бабуля надувает свои старые, тонкие губы.

– Звони! – она настаивает, вынуждая меня рыться в сумке в поисках телефона. Я не могу винить ее за такое возбуждение, не тогда, когда мы с Миллером, кажется, оказались на одной странице.

– Ладно, – уступаю под ее пристальным взглядом, набирая Миллера.

Он быстро отвечает:

– Миллер Харт, – говорит он отстраненно и официально.

Я хмурюсь:

– Мой номер у тебя забит?

– Конечно.

– Тогда, почему ты отвечаешь так, будто не знаешь, кто это?

– Привычка.

Я качаю головой и смотрю на бабулю, видя, как она тоже хмурится:

– Ты свободен в субботу вечером? – спрашиваю, чувствуя себя безумно неловко под наблюдением Нан. В такие же моменты, как сейчас, когда он сдержан и краток, пренебрегая тем нежным мужчиной, которого вижу, когда он не в костюме и располагает мной для себя.

– Ты просишь меня о свидании? – спрашивает он, и я слышу нотку веселья в его голосе.

– Нет, моя бабушка. Она хочет, чтобы ты еще раз пришел к нам на обед, – чувствую себя девочкой-подростком.

– С удовольствием, – говорит он. – Я принесу свои булки.

Не могу сдержать взрыв смеха, который срывается с губ, отчего Нан кажется обиженной.

– Нан это понравится.

– А кому нет? – спрашивает он игриво. – Увидимся после работы, сладкая девочка.

Я разъединяюсь и, оставив обиженную Нан в коридоре, не спеша иду по дорожке от дома.

– Ну? – кричит она, выходя следом за мной.

– У тебя будет свидание.

– Что такого смешного было?

– Миллер принесет свои булочки! – кричу в ответ.

– Но я собиралась приготовить свой ананасовый пирог-перевертыш!

Смеюсь про себя, всю дорогу до работы.

– Ты, возможно, понадобишься мне вечером в воскресенье, Ливи, – говорит Дэл в конце моей смены. – Как думаешь, сможешь меня выручить? Большое событие. Мне нужно как можно больше рук.

– Конечно.

– Сильвия? – спрашивает он, кивая в ее сторону, когда она, гримасничая, направляется в выходу из бистро. Она покачивается на своих байкерских ботинках и приторно улыбается.

– Нет, – говорит она просто.

Наш босс уходит, бормоча себе под нос что–то о «помощи в эти дни», тогда как Пол смеется, и я пытаюсь сдерживаться.

– Итак, – говорит Сильвия, как только Пол прощается вслед за боссом. – Надеюсь, причиной твоего хорошего настроения стал вполне ожидаемо хороший вечер пятницы с мистером Больше глаза.

Я гримасничаю:

– Он был милым.

– И это все? – спрашивает она недоверчиво.

– Да.

– Черт побери, Ливи. Если ты хочешь отхватить приличного парня, стоит быть более оптимистичной, – она смотрит на меня, а я делаю все, чтобы избежать ее взгляда. – Так что сделало тебя такой жизнерадостной?

– Думаю, ты и так уже знаешь, – я не смотрю на нее, но знаю, что она только что недовольно закатила глаза и беспокойно вдохнула. – Миллер забирает меня, – говорю, выглядывая на дорогу. – Он будет здесь с минуты на минуту.

– Ладно, – говорит она коротко и резко. – Не уверена…

– Сильвия, – замолкаю и поворачиваюсь, осторожно беря ее за руку. – Я ценю твою заботу, но, пожалуйста, не пытайся отговорить меня от встреч с ним.

– Просто…

– Такая милая девушка, как я?

Оно улыбается болезненно:

– Ты слишком милая. Это меня и беспокоит.

– Все верно, Сильвия. Я не могу уйти. Если бы ты жила моей жизнью, ты бы, возможно, поняла, ради чего это.

Вижу, как ее лицо становится задумчивым в попытке понять мои слова.

– Что «это»?

– Шанс для меня почувствовать себя живой, – признаю я. – Он шанс для меня жить и чувствовать.

Она медленно кивает и тянется, целуя меня в щеку, а потом обнимает.

– Я здесь, – говорит она просто. – Надеюсь, он все, чего ты хочешь и в чем нуждаешься.

– Я знаю, так и есть, – я делаю глубокий вдох и освобождаюсь из объятий Сильвии. – Он здесь, – я оставляю Сильвию и иду к черному Мерседесу, сажусь и быстро машу рукой. Она машет мне в ответ, не спеша отступая.

– Добрый вечер, Оливия Тейлор.

– Добрый вечер, Миллер Харт, – говорю я и пристегиваю ремень безопасности, улыбаясь, услышав мелодию «Gypsy Woman¹⁴» в исполнении Crystal Waters. – Хорошо провел день?

Он вливается в поток машин:

– У меня был очень занятой день. А ты?

– Много дел.

– Голодна? – он смотрит на меня со спокойным равнодушным выражением лица.

– Немножко, – отвечаю, чувствуя легкий озноб от кондиционера в машине. Гляда на приборную панель, замечаю множество огоньков и циферблатов. Два окошка температуры и циферблат рядом с каждым, оба показывают шестнадцать градусов. – Зачем две температурных панели?

– Одна с пассажирской стороны, вторая с водительской, – он неотрывно следит за дорогой.

– Значит, ты можешь установить две разные температуры?

– Да.

– Так, что с моей стороны будет двадцать градусов, а с твоей шестнадцать?

– Да.

Тянусь вперед с мыслью о том, что это до абсурдного глупое присобление, и переключаю один из регуляторов, устанавливая со своей стороны температуру в двадцать градусов.

– Ты что делаешь? – спрашивает он, начиная ерзать на сиденье.

– Я замерзла.

Он тянется к панели и переключает регулятор до тех пор, пока на дисплее снова не появляется отметка в шестнадцать градусов.

– Так не холодно.

Я смотрю на него со своего места и начинаю выяснять суть проблемы:

– Но разве не в этом суть двойного температурного режима? Чтобы и пассажир и водитель могли установить комфорный для себя режим?

– В этой машине он остается одинаковым.

– Что, если я переключу оба на двадцать градусов?

– Тогда мне будет слишком тепло, – отвечает он быстро, переместив руку на руле. – Температура комфортна такая, как сейчас.

– Или комфортны совпадающие цифры, – бормочу себе под нос, откидываясь на спинку сиденья. Даже представить себе не могу, насколько это должно быть напряженно, жить в мире, в котором желание делать все определенным образом так навязчиво, что оно по сути контролирует твою жизнь. Улыбаюсь сама себе. Вообще-то могу, потому что всю мою жизнь перевернул с ног на голову не только этот самоуверенный псевдо-джентльмен рядом со мной, его особенные привычки тоже произвели на меня забавный эффект. Меня стало заботить, какими должны быть вещи, даже если я не слишком уверена, как этого достичь. Но я научусь, и тогда сделаю жизнь Миллера как можно менее напряженной.

Клуб кажется совершенно другим, все залито дневным светом, нет неоновых огней, что были ночью; повсюду, куда бы я не посмотрела, только холодное стекло. Сейчас здесь пусто, только обслуживающий персонал тут и там пополняет запасы бара и начищает огромные стеклянные пространства. И сейчас невероятно тихо, только Лана Дель Рей еле слышно напевает что-то о видеоиграх. Как будто в тысячи миль от жестких битов клуба субботней ночи.

Хорошо сложенный коренастый мужчина, абсолютно расслабленный и уверенный, ожидает сразу за танцполом, сидя на стуле из перспекса¹⁵ и потягивая пиво. Как только мы заходим, он поднимает бритую голову, отрываясь от записей, которые просматривал, и дает знак бармену, который тут же готовит напиток для Миллера и к нашему прибытию ставит его на стеклянную поверхность барной стойки.

– Миллер, – мужчина поднимается, протягивая руку.

Рука исчезает с моей шеи, и Миллер уверенно, по-мужски пожимает ему руку, после чего жестом показывает мне сесть, что я и делаю без колебания.

– Тони, это Оливия. Ливи – Тони, – он проводит рукой между нами и, не теряя времени, берет свой напиток и опрокидывает в себя, тут же молча требуя повторить.

– Приятно познакомиться, Оливия, – Тони произносит мое имя как вопрос, явно интересуясь, как именно меня называть.

– Ливи, – я принимаю его руку и позволяю провести этот ритуал с рукопожатием, пока он задумчиво меня рассматривает.

– Выпьешь что-нибудь? – спрашивает Миллер, принимая от бармена второй стакан.

– Нет, спасибо.

– Как пожелаешь, – он переводит все свое внимание на Тони.

– Кэси будет здесь с минуты на минуту, – говорит Тони, бросая в мою сторону предостерегающий взгляд. Это заставляет меня выпрямиться и сконцентрировать внимание.

– Ей не стоило беспокоиться, – отвечает Миллер, сосредоточенно глядя на меня. – Я говорил ей не приходить.

Тони смеется:

– С каких пор она прислушивается хоть к чему-нибудь, что ты говоришь, сынок?

Миллер бросает на Тони холодный взгляд, но не отвечает на вопрос, оставляя меня задаваться вопросом, кто, черт побери, такая эта Кэси и почему она не слушает Миллера. Хоть и вполне очевидно, сейчас не время задавать вопросы, но исходя из взгляда Тони и ответа Миллера, думаю, я уже знаю, кто такая Кэси. Почему она едет сюда? Она никогда не слушается его? В чем? Во всем? В чем всем? Мысленно ору на себя и, пытаясь сдержать любопытные мысли до подходящего времени, погружаюсь в современную обстановку клуба. Теперь она кажется холодной, когда нет толпы и темноты, со светом и стеклом повсюду такое чувство, как будто я застряла в гигантском куске… ну, льда.

Глядя на Миллера, просматривающего переданные ему Тони бумаги, задаюсь вопросом, кардинально ли другим он был, если бы сейчас на нем были пара джинсов и футболка. Серый костюм-тройка и голубая рубашка делают его глаза невероятно синими, только вот обычная маска на месте, когда бы он ни был в костюме – что составляет девяносто девять процентов времени.

– Мой кабинет, – голос Миллера заставляет мой взгляд метнуться от голубизны рубашки у его шеи к синеве его пристальных глаз.

– Прости?

– Иди в мой кабинет, – он осторожно тянет меня со стула и разворачивает в направлении, в котором я должна буду двигаться. – Помнишь, где это?

– Думаю, да, – помню, как была у главного входа в клуб, потом вниз по лестнице, но я была чертовски близка к пьяному ступору.

– Я тебя догоню.

Оглядываюсь, оставляя Миллера и Тони у бара, оба мужчины демонстративно ждут, когда я пересеку зону слышимости, прежде чем продолжить разговор. Миллер равнодушен, Тони задумчив. Чувствую всю нерешительность Тони и прихожу к выводу, что они либо говорят о делах и это не предназначено для моих ушей, либо они говорят обо мне. Забавное ощущение плюс дискомфорт Тони, и я выбираю последнее, а когда подхожу к противоположной стороне клуба и заворачиваю за угол, вижу, как Тони машет рукой в сторону Миллера, что только подтверждает мои мысли. Останавливаюсь и вижу сквозь лестничный пролет, как Тони опускается на пятую точку и прячет круглое лицо в ладонях. Признак отчаяния. Потом Миллер показывает такое редкое для него раздражение, вспышка той злости, которой я опасалась, вскидывает руки и, матерясь, в бешенстве мчится в моем направлении. Я быстро спускаюсь по лестнице, бесцельно брожу по коридорам, пока не натыкаюсь на металлическую цифровую панель, на которой, смутно припоминаю, Миллер набирал какие-то цифры.

Спустя считанные секунды он появляется из-за угла, явно взбешенный, рукой проводит по волосам, убирая непослушную прядь, упавшую на лоб. Целенаправленно направляется ко мне, раздражение все также очевидно, даже больше, когда он со злостью набирает код и толкает дверь слишком сильно, от чего та ударяется о гипсовую стену позади.

Я подпрыгиваю от удара, и Миллер опускает голову:

– Дерьмо, – ругается тихо, не делая попыток зайти в свой кабинет.

– Ты в порядке? – спрашиваю, сохраняя дистанцию. Я постоянно хочу от него эмоций, только если они не похожи на это.

– Прости, – шепчет он, продолжая смотреть в пол, нарушая собственно правило смотреть на кого-то во время разговора. В любом случае, я ему не напоминаю. Слова, которыми только что обменялись Миллер и его менеджер, были обо мне. Даже не сомневаюсь. И теперь он в ярости.

– Ливи?

Чувствую, как напрягается каждая мышца, заставляя меня выпрямиться:

– Да?

Его плечи поднимаются и опускаются в тяжелом вдохе:

– Дай мне мое, – говорит он, обращая ко мне умоляющий взгляд синих глаз. – Пожалуйста.

Я сутулю плечи при виде той стороны Миллера Харта, которая мне еще не знакома. Он хочет комфорта. Тянусь к его широким плечам и, встав на носочки, прячу лицо в изгиб его шеи.

– Спасибо, – шепчет он, обернув руки вокруг моей талии, и поднимает меня. Его сильные руки сдавливают мои ребра, от чего становится немного трудно дышать, только я не стану его останавливать. Ногами обнимаю его талию, когда он, захлопнув дверь, ведет нас к своему пустующему рабочему столу. Он опускается на край стола, позволяя нам и дальше обниматься, как будто не собирается меня отпускать. Я поражена. Его костюм превратится в кучу складок, а у него интервью.

– Я мну твой костюм, – говорю тихо.

– У меня утюг есть, – Миллер сжимает меня сильнее.

– Конечно, есть, – я отстраняюсь от него так, что теперь мы смотрим друг другу в глаза. Он ничего мне не показывает. Ярость, кажется, угасла, и на лице, как всегда, никаких эмоций. – Что тебя расстроило?

– Жизнь, – он не колеблется. – Люди слишком много думают и вмешиваются.

– Вмешиваются во что? – спрашиваю, хотя, полагаю, ответ мне уже известен.

– Во все, – выдыхает он.

– Кто эта Кэси? – я также знаю ответ и на этот вопрос.

Он встает, опускает меня на ноги и ладонями обхватывает мои щеки.

– Женщина, которая, ты думала, была моей девушкой, – он дарит мне долгий страстный поцелуй, заставляя плавиться.

– Почему она сюда едет? – спрашиваю ему в губы.

Он не разрывает наш поцелуй:

– Потому что она заноза в заднице, – он носом проводит дорожку по моей щеке к уху. – И потому что думает, что ее доля в моем клубе дают ей право диктовать, что здесь будет происходить.

Я выдыхаю, отстраняясь:

– Так она на самом деле деловой партнер?

Он практически рычит, прежде чем прижать меня обратно к своей груди.

– Да. Сколько раз мне нужно тебе повторять? Я просил доверять мне.

От этого знания легче мне не становится. Я не стопроцентная дура и видела, как она на него смотрит. И на меня, если уж на то пошло.

– У меня был жуткий день, – Миллер нежно целует меня в щеку, отвлекая этими мягкими губами. – Но ты снимешь мой стресс, когда я отвезу тебя домой.

Я позволяю ему взять меня за руку и провести вокруг стола.

– Что мы делаем?

Он сажает меня в свое кресло и разворачивает лицом к столу, потом берет из нижнего ящика пульт дистанционного управления и устраивается позади меня, поставив локоть на подлокотник кресла.

– Хочу показать тебе кое-что.

– Что? – спрашиваю, замечая, что рабочий стол Миллера так же пуст, как и в последний раз, когда я его видела, телефон – единственное украшение.

– Это, – Он нажимает на кнопку, и я на выдохе отскакиваю в кресле, когда поверхность стола передо мной приходит в движение.