Текст книги "Одна обещанная ночь (ЛП)"

Автор книги: Джоди Малпас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Воздух застревает где-то в горле, его слова посылают тепло в самое мое естество, искреннее счастье пробивается сквозь расплывчатое сознание. Но я хмурюсь. Такое чувство, как будто он один посвящен в какой-то тайный заговор.

– Я прекрасно выполняю свои обещания, – он отстраняется и внимательно изучает мое лицо. – Ты огорчила меня прошлой ночью.

Его легкое обвинение пробуждает смазанные воспоминания обо мне… и другом мужчине… и большом количестве алкоголя.

– Это была твоя вина, – заявляю тихо.

Он удивленно вздергивает бровь:

– Не припомню, чтобы просил тебя позволить другому мужчине попробовать тебя на вкус.

– Я не позволяла и я не помню, чтобы давала тебе согласие везти меня сюда.

– Я и не жду, что ты многое вспомнишь,– он наклоняется и цепляет зубами мой нос. – Тебя стошнило на меня и мой новый клуб; ты падала, больше чем раз; и мне пришлось дважды останавливать машину, поскольку тебе было плохо. И еще тебя успешно стошнило в моем мерседесе, – он целует меня в нос, пока я съеживаюсь, чувствуя унижение. – И потом ты украсила пол в вестибюле моего многоквартирного дома и пол моей кухни.

– Мне жаль, – шепчу я. У него, должно быть, случилась паника с его манией чистоты.

– Прощена, – он садится и поднимает меня к себе на колени. – Моя милая сладкая девочка превратилась в дьявола прошлой ночью.

Вспыхивает еще одно воспоминание. Моя Ливи.

– Твоя вина, – повторяю, потому что мне больше нечего сказать, разве что признать свою вину, что является правдой, частично.

– Продолжай повторять, – он встает и опускает меня на мои неустойчивые ноги. – Хочешь хорошие новости или плохие?

Пытаюсь сосредоточиться на нем, но мое недовольное, затуманенное, похмельное зрение не позволяет мне впитать его черты полностью.

– Я не знаю.

– Скажу тебе плохие новости, – он приглаживает мои волосы и осторожно раскидывает их по спине. – У тебя было всего одно платье и тебя вырвало на него, так что у тебя нет одежды.

Смотрю вниз и понимаю, что я полностью обнажена, нет даже трусиков: сомневаюсь, что они тоже пострадали вслед за платьем...

– Они симпатичные, но предпочитаю видеть тебя обнаженной.

Я поднимаю глаза и вижу понимающий взгляд.

– Ты ведь постирал мою одежду, правда?

– Твои симпатичные новые трусики, да. Они в ящике. Твое платье, с другой стороны, было слишком грязным и ему нужно отмокнуть.

– Что за хорошие новости? – спрашиваю, слегка смутившись, что он в курсе моих бельевых обновок и его упоминаний об остаточном эпизоде с моим неустойчивым желудком.

– Хорошая новость заключается в том, что тебе одежда не понадобится, потому что сегодня мы – брокколи.

– Мы – брокколи?

– Да, как овощи.

Улыбаюсь своему изумлению.

– Мы собираемся бездельничать, как брокколи?

– Нет, ты все неправильно поняла, – кротко качает головой. – Мы валяемся, как брокколи.

– Так мы овощи?

– Да, – вздыхает он, выходя из себя. – Мы собираемся ничего не делать целый день, поэтому и будем брокколи.

– Я бы лучше была морковкой.

– Ты не можешь валяться, как морковка.

– Или брюква. Как насчет брюквы?

– Ливи, – предупреждает он.

– Нет, забудь. Я точно буду как кабачок.

Он качает, закатив глаза, головой.

– Мы весь день будем разгильдяйничать.

– Хочу быть овощем, – улыбаюсь, только он не реагирует. – Ладно, я буду валяться, как брокколи, с тобой, – уступаю я. – Я буду всем, чем ты только захочешь.

– Как насчет менее раздражающей? – серьезно спрашивает он.

У меня дикое похмелье, и я немного обескуражена тем, как оказалась здесь, но он улыбался мне, говорил очень важные слова и он планирует провести со мной весь день. Мне уже не важно, смеется ли он или улыбается мне, или не понимает меня, когда я пытаюсь быть игривой. Он слишком серьезный, и нет даже намека на чувство юмора, только, несмотря на его четкие манеры, я по-прежнему нахожу его обаятельным. Не могу держаться от него подальше. Он манит и вызывает привычку, а когда он смотрит на свои часы, я вспоминаю кое-что еще…

Я думаю, ты понимаешь, что я хочу больше четырех часов.

Воспоминание меня пугает. Сколько еще? И пойдет ли он на попятную…снова? Еще одна картинка появляется в спутанном сознании – картинка пухлых, вишневого цвета губ и шокированного лица. Она красивая, ухоженная, стильная. В ней есть все, что, как мне кажется, ищут мужчины вроде Миллера.

– Ты в порядке? – взволнованный голос Миллера вырывает меня из мыслей.

Киваю:

– Прости, что меня стошнило, везде, – говорю искренне, думая, что женщина, вроде делового партнера Миллера, никогда бы не сделала что–то столь низкое.

– Я уже простил тебя, – он кладет руку на мою шею и ведет в ванную. – Я пытался почистить тебе зубы прошлой ночью, но ты отказывалась стоять спокойно.

Я съеживаюсь, радуясь тому, что не помню половину вечера. Помню ли я отдельные моменты или нет, лучше не становится – Грегори и Бен, для начала.

– Мне нужно позвонить Грегори.

– Нет, не нужно, – Миллер протягивает мне зубную щетку. – Он знает, где ты и что с тобой все хорошо.

– Он взял с тебя слово? – спрашиваю, удивленная, их перепалка всплывает в сознании.

– Не собираюсь объясняться перед парнем, который допустил твое безрассудное поведение, – он выдавливает на щетку немного зубной пасты, после чего убирает ее обратно в шкафчик, скрытый огромным зеркалом, висящим над раковиной. – Но я объяснился перед твоей бабушкой.

– Ты ей звонил? – спрашиваю настороженно, задаваясь вопросом, что он имеет в виду под «объяснился». Объяснил, что он непостоянный, что играет с моим сердцем и здравым смыслом?

– Звонил, – берет мою руку и подносит ее к моему рту, заставляя начать чистить зубы. – Мы мило поболтали.

Беру в рот щетку и совершаю ею круговые движения только, чтобы не спрашивать его, как прошел их разговор. Мое лицо, должно быть, выражает полное смятение, даже с учетом того, что я не хочу знать, о чем они разговаривали.

– Она спросила, женат ли я, – шепчет он, от чего я распахиваю глаза. – И как только мы выяснили этот вопрос, она рассказала мне кое-что.

Движения щетки во рту замедляются. Что, черт подери, она ему сказала?

– Что она тебе рассказала? – вопрос, на который я действительно не хочу знать ответа, просто выскальзывает сквозь пасту и щетку.

– Она упомянула твою маму, и я сказал, что ты уже поделилась этим со мной, – он смотрит на меня задумчиво, и я напрягаюсь, чувствуя незащищенность. – А потом она упомянула, что ты пропадала на какое-то время.

Сердце начинает бешено колотиться, нервный узел сжимается в груди. Я в ярости. У Нан нет права делиться с кем-то моей историей, по крайней мере, не с мужчиной, которого она видела пару раз в жизни. Это мое прошлое, чтобы рассказывать его, если я захочу рассказать. А я не хочу. Этой частью я никогда не захочу делиться. Я сплевываю пасту и споласкиваю рот, сгорая от желания сбежать от его настойчивого взгляда.

– Куда ты идешь? – спрашивает он, когда я выхожу из ванной. – Ливи, подожди минутку.

– Где моя одежда? – не утруждаю себя ожиданием его ответа, вместо этого подхожу к комоду, опускаюсь на колени и открываю нижний ящик, потом нахожу свою сумку, трусики и туфли.

Он тянется ко мне, с силой толкает ящик ногой и поднимает меня. Я держу голову опущенной, волосы разметались по шее и лицу, давая мне идеальное укрытие, до тех пока он не убирает их и не приподнимает мой подбородок, одаривая непонимающим взглядом.

– Почему ты прячешься от меня?

Я ничего не говорю, у меня просто нет ответа. Миллер смотрит на меня тем жалостливым взглядом, который я ненавижу. Упоминание о моей матери и моем исчезновении оживило каждую секунду прошлой ночи, каждую деталь, каждый напиток, каждое действие…все.

Когда он осознает, что ничего не добьется, поднимает меня на руки и несет обратно на свою кровать, осторожно положив меня туда, спускает с бедер свои шорты.

– Я никогда не заставлю тебя делать то, что тебе не по нраву, – он наклоняется и целует меня чуть ниже талии, ощущение неспешных движений его губ на моей чувствительной коже тут же отбрасывает все мои беды. – Пожалуйста, пойми. Я никуда не уйду, так же, как и ты, – он пытается меня подбодрить, но я уже достаточно рассказала.

Закрываю глаза и позволяю ему унести себя в то удивительное место, где не существует боли, самоистязаний и прошлого. Миллер – это целый мир.

Чувствую, как его губы поднимаются вверх по моему телу, оставляя после себя раскаленную дорожку.

– Пожалуйста, отпусти меня в душ, – прошу я, не желая останавливать это, только мне не нравится мысль о том, что он будет боготворить мое послехмельное тело.

– Я водил тебя в душ прошлой ночью, Ливи, – он доходит до моего рта, уделив немного внимания губам, после чего он отстраняется и смотрит на меня. – Я намыл тебя и вернул твоему личику красоту, которую люблю, и я наслаждался каждым моментом.

Дыхание обрывается на слове «люблю». Он сказал слово «люблю», и я так огорчена тем, что пропустила все эти вещи. Он заботился обо мне, даже после моего отвратительного поведения прошлой ночью.

Взяв мои волосы, он поднимает их, и я замечаю отсутствие прямых, блестящих локонов, мои привычно буйные кудри вернулись на свое место. Он подносит их к своему носу и глубоко вдыхает. Потом он берет мою руку и демонстрирует мне чистые ногти, никакого красного лака не видно.

– Чистая неиспорченная красота.

– Ты высушил мне волосы и снял лак? У тебя есть жидкость для снятия лака?

Уголки его губ дергаются.

– Может, я сбегал в круглосуточный магазин, – он поднимается на колени и тянется к прикроватному столику, доставая презерватив. – В любом случае, нам нужно было запастись вот этим.

Мысленный образ Миллера, рыскающего по полкам магазина в поисках жидкости для снятия лака, вызывает у меня улыбку.

– Жидкость для снятия лака и презервативы?

Он не разделяет моего изумления:

– Будем? – спрашивает, зубами разрывая квадратик и вытаскивая его.

– Пожалуйста, – выдыхаю, и мне плевать, даже если это звучит так, как будто я умоляю. У нас нет временных ограничений, на самом деле, нет нужды спешить, но я отчаянно хочу его.

Он с тихим свистом берет свое достоинство и раскатывает презерватив, после чего толкает меня на живот и нависает надо мной.

– Сзади, – шепчет он, отводя одну мою ногу и сгибая ее, раскрывая меня для себя. – Удобно?

– Да.

– Счастлива?

– Да.

– Как ты себя чувствуешь со мной, Ливи? – он резко перегибается через мою спину и кидается на мою нижнюю губу, сжимая щеки, посасывая ее и полизывая. – Скажи мне.

– Живой, – выдыхаю, неистово дыша, поворачивая вверх лицо, когда он снова нависает надо мной и проникает прямо в меня, не издав ни единого шума, в то время как я выкрикиваю. – Миллер!

– Шшш, дай мне тебя попробовать, – он накрывает мои губы своими, оставаясь неподвижным. Щекой на подушке тянусь вперед, чтобы прижаться к его губам, кусая его сильнее, чем намеревалась. – Смакуй, Ливи. Никогда не спеши, – он меняет скорость, успокаивая мои неистовые губы, подстраивая под свой осторожный ритм. – Видишь? Не спеша.

– Я хочу тебя, – нетерпеливо приподнимаю свой зад. – Миллер, я хочу тебя, пожалуйста.

– Значит, ты меня получишь, – он отстраняется и толкается вперед медленно, с глухим стоном в мой рот. – Скажи мне, чего ты хочешь, Ливи. Все что пожелаешь.

– Быстрее, – зубами впиваюсь в его губу, понимая, что где-то там есть неистовство. Он всегда настаивает на том, чтобы делать это медленно, но я хочу испытать все, что он может дать. Я хочу его перемены настроения и спесивость, когда он берет меня. Он подталкивает меня к этому, сводя с ума от желания, при этом всегда сохраняя спокойствие и контроль.

– Я уже говорил тебе, что с тобой люблю не торопиться.

– Почему?

– Потому что ты заслуживаешь преклонения,– он приподнимается и выскальзывает, садясь на пятки, после чего руками впивается в бока и поднимает меня. – Хочешь более глубокого проникновения? – Я стою на коленях, по-прежнему к нему спиной. – Давай посмотрим, сможем ли мы удовлетворить тебя вот так.

Заглядываю через плечо и вижу, как он выпрямляется, смотря вниз, вид его едва заметно подрагивающего живота под грудой мышц заставляет меня громко вздохнуть.

– Поднимись и двигайся назад, – он подтягивает мои бедра, направляя к себе, пока я не оказываюсь у его коленей с разведенными ногами. – Опускайся осторожно.

Закрываю глаза и сажусь на него.

– Оххх, – стону, чувствуя, как он пронзает меня, с каждым крохотным движением вниз он все глубже и глубже, пока я не замираю, удерживаясь на коленях, и не делаю успокаивающий вдох. – Слишком глубоко, – задыхаюсь. – Слишком глубоко.

– Больно? – его руки скользят вдоль моего живота и обхватывают грудь.

– Немножко.

– Не спеши, Ливи. Дай своему телу принять меня.

– Оно принимает, – возражаю я. Каждая клеточка меня принимает его. Голова, тело, сердце…

– У нас есть все время мира. Не торопи его, – он обводит мои соски и покусывает плечо. Ноги начинают дрожать, мышцы противостоят такому статическому положению, так что я опускаюсь еще немного, задерживая дыхание и запрокидывая голову на его плечо. Его рука оставляет мою грудь, движется вверх по грудной клетке и к горлу, накрывая его ладонью.

– Как ты остаешься таким спокойным? – выдавливаю из себя слова, контролируя дыхание, желая дать передышку мышцам в ногах и опуститься на его член, но боюсь возможной боли.

– Не хочу делать тебе больно, – он поворачивает лицо к моей щеке и кусает ее, после чего ласково целует. – Поверь, это стоит мне всех усилий. Опустишься еще немного?

Киваю и еще немного насаживаюсь.

– О Боже, – стискиваю зубы, от постоянной резкой боли голова тяжелеет. Я поворачиваюсь лицом к его шее и прячусь там.

– Потерпи и перед нами откроется целый мир новых наслаждений.

– Почему так больно?

– Не хочу показаться самоуверенным, но… – он выдыхает и начинает содрогаться. – Черт возьми, Ливи!

– Миллер! – я задерживаю дыхание и расслабляю мышцы ног, падая прямо на его колени с шокированным криком. – Черт!

– Ты в порядке? – восклицает он. – Боже, Ливи, скажи, что с тобой все хорошо.

Меня бросило в пот, и все еще трясет, несмотря на расслабленное тело. Это вне моих сил.

– Все хорошо, – я сильнее вжимаюсь в его шею.

– Я сделал тебе больно?

– Да…нет! – я отстраняюсь и отчаянно запускаю руки в волосы. – Просто дай мне минутку!

– Сколько? – шипит он.

Стискиваю зубы и отталкиваюсь на коленях, совсем немножко, прежде чем снова опуститься, не так подконтрольно, как планировала. Он кричит. Я стону.

– Миллер, я не могу! – чувствую себя абсолютно разбитой смесью наслаждения и боли. Хочу ухватиться за тяжесть в лоне и перебросить ее на следующий уровень, только в ногах не осталось сил. – Не могу сделать это, – прислоняюсь к его груди, мои руки бессильно падают по сторонам, дыхание затрудняется от таких усилий.

– Шшш, – он успокаивает меня. – Хочешь, я об этом позабочусь?

– Прошу, – чувствую себя ничтожной, слабой.

– Думаю, я не достаточно сильно старался, объезжая тебя, Ливия Тейлор, – он медленно и уверенно перемещается во мне, оставаясь глубоко, но не делает резких движений, приносящих дискомфорт.

– Мммм.

– Лучше? – спрашивает, кладя руки мне на бедра. Согласно киваю со вздохом, позволяя ему удерживать нас абсолютно близко и связанно, постоянно двигаясь, туда–сюда, снова и снова. – Каковы ощущения?

– Идеально, – выдыхаю.

– Сможешь приподняться немножко?

Не отвечаю, поднимая себя немного, и чувствую, как он слегка выскальзывает из меня.

– Ты такой терпеливый со мной, – шепчу я, задаваясь вопросом, такой ли он со всеми женщинами, с которыми спит.

– Ты заставляешь меня ценить секс, Ливи, – еще я чувствую, как он приподнимается, руки скользят от бедер к моей груди, потом на плечи и вниз по рукам, сжимая мои ладони. Переплетя наши пальцы, он поднимает вверх мои безвольные руки и запрокидывает их за голову, удерживая там. Он осторожно толкается веред, отстраняется и снова дюйм за дюймом входит. – Дай мне почувствовать твой вкус.

Поворачиваю голову и нахожу его глаза. Я так давно их не видела.

– Спасибо, – не знаю, почему сказала это, но я чувствую невероятную потребность выразить свою благодарность.

– За что ты благодаришь меня? – его глаза как-то необычно блестят, когда он продолжает входить в меня уверенными, плавными движениями. Предсказуемо, но вся нежность давно забыта, на ее место пришло чистое, прекрасное наслаждение.

– Не знаю, – признаюсь тихо.

– Я знаю, – он звучит уверенно, подкрепляя свои слова уверенным поцелуем, крепким и неспешным, требовательным, но таким дарящим. – Ты никогда не чувствовала ничего подобного, – его бедра отстраняются и толкаются в меня под невыносимо точным углом, выбивая из меня низкий, полный удовольствия стон. – Так же, как и я. – Целует меня в губы. – Так что я тоже должен тебя благодарить.

Меня начинает трясти:

– О Боже! – восклицаю в панике, отчаянно.

– Оставь руки в моих волосах,– командует он нежно, позволяя собственным рукам опуститься на мою грудь. Ласкает ее, подушечками больших пальцев обводя вершинки сосков, бросая меня за грань удовольствия.

Теряю контроль в мышцах, все тело бесконтрольно содрогается, и я мурлычу, притягивая его ближе так, чтобы дотянуться до его губ.

– Позволь мне почувствовать твой вкус, – передразниваю его слова, погружая свой язык в его рот, вращая им, наступая и отстраняясь в то время, как он мучает меня своим особым ритмом, так осторожно и внимательно.

– Я ощущаюсь так же хорошо, как ты? – спрашивает он.

– Лучше.

– Сильно в этом сомневаюсь, – заявляет он. – Мне нужно, чтоб ты сосредоточилась, Ливи, – он стонет и разделяет наши губы, волосы влажные от пота и падают на лицо. – Я опущу тебя, чтобы мы оба кончили, хорошо? – я согласно киваю, и он целует меня, убирая мои руки от своей головы, и опускает меня так, что я оказываюсь на четвереньках. – Удобно?

– Да, – перемещаю руки, не чувствуя ни отвращения, ни беззащитности, находясь в таком положении. Мне абсолютно удобно, и когда он перемещается сам, открываясь и удерживая мои бедра, моя эйфория только усиливается. Делаю глубокий вдох, когда он не спеша отодвигается, а потом обрушивает все ощущения, толкнувшись в меня.

– Охххх…

Одна рука покидает мое бедро, и его пальцы гуляют по моей спине, каждое прикосновение кончиков его пальцев к моей коже обжигает плоть. Оказавшись на моей шее, ладонь распрямляется и спускается к моей заднице, вырисовывая широкие, нежные круги.

– Боже, Ливи, мне страшно от такой идиллии.

Ногам, может и стало легче от потери давления моего веса, только теперь напряжение перешло к рукам.

– Миллер, – я сдерживаюсь, чтобы не рухнуть на живот, и пытаюсь успокоить неконтролируемые спазмы.

Он наклоняется вперед, бормоча проклятия, и тянется рукой под мой живот, продвигаясь, пока пальцами не обвивает мою плоть. Кричу, роняя голову, волосы разметались на постели подо мной.

– Ты должна мне немножко помочь, – у него пересохло в горле, голос шуршит, как гравий. – Позволь этому поглотить тебя, – он пробегает пальцами вдоль моего клитора, двигая бедрами, свободной рукой находит мою грудь, осторожно ее сжимая.

Я чувственно перегружена, не в силах помочь телу найти то, к чему оно стремится.

Взрыв.

Освобождение.

И оно приходит быстро: я подбрасываю бедра, натянуто крича, руки, в конце концов, на свободе.

– Боже! – кричит он, прижимая меня к себе и глубоко входя. Он вздыхает и удерживает нас сплетенными, освобождаясь от следов нашего наслаждения, тихо шепча сбивающие с толку слова.

Не думаю, что понимаю. В голове вызванная удовольствием пустота, не дающая нормально мыслить, тело перенасыщено. Утро. Не выдержу его пыток весь день. Я позволяю ему просачиваться в меня медленно, томительно, пытаясь справиться со своими полными наслаждения вдохами.

– Иди сюда, сладкая девочка, – шепчет Миллер, нетерпеливо подтягивая меня к себе.

– Не могу пошевелиться, – выдыхаю, обмякнув.

– Для меня ты можешь, – он не оставляет меня в покое, вместо этого становясь более нетерпеливым, так что я поднимаю свое измученное тело и поворачиваюсь к нему, позволяю поднять себя и сажусь на него верхом. Он едва заметно наклоняет голову набок, пробегаясь глазами по моему торсу, руки медленно скользят верх и вниз по моим бокам. – Мне отчаянно хотелось прикоснуться к тебе всю ночь.

– Ты мог бы почувствовать меня.

– Нет, – качает головой. – Ты не понимаешь.

– Как это? – не упускаю возможности прикоснуться к его волосам, зажимая локон между пальцами.

– Прикоснуться к тебе – не чувствовать тебя, – он смотрит на меня, и я хмурюсь, не совсем понимая разницу. – Ощущение тебя дарит мне неописуемое наслаждение, Ливи. – Наклоняясь, Миллер целует ложбинку между груди. – Но прикосновение к тебе, прикосновение к твоей душе. Это за гранью наслаждения. – Он медленно моргает, возвращаясь к моему взгляду, и именно в этот момент я понимаю, что он делает все это не специально. Неспешные движения – часть его натуры под маской джентльмена. Это он. – Как будто что-то важное происходит, – шепчет он. – И наслаждение от занятий с тобой любовью – это только маленький бонус.

– Я все еще напугана, – признаюсь я ему. Даже больше с каждым, полным надежды словом, которое он мне говорит.

– Я тоже тебя немного боюсь, – он кладет руку между нашими телами и рисует вокруг соска невесомые круги.

Опустив взгляд, слежу за его движениями.

– Я не тебя боюсь. Боюсь того, что ты можешь со мной сделать.

– Могу заставить тебя чувствовать то, что не сможет никто другой, так же, как и ты можешь заставить меня, – шепчет он. – Забрать тебя в полные наслаждений места, за гранью твоего представления, места, куда ты ведешь меня, – наклонив голову, зубами прихватывает мой сосок и посасывает его, от чего я запрокидываю голову, в легких нет воздуха. – Вот, что я могу сделать с тобой, Оливия Тейлор. И это ты делаешь со мной.

– Ты уже сделал, – мой голос неузнаваем, полон страсти, желания.

Он резко перемещается, опрокидывая меня на спину и полностью надо мной нависая, руками держусь за его плечи. Смотрю на него, взглядом выискивая черту, чтобы остановиться – влажные волосы, падающие на лицо, темная щетина на скулах, но именно блеск его глаз пленит меня. Когда бы он ни привлек мое внимание этим взглядом, я загипнотизирована…беспомощна. Я его.

– Хорошо смотришься в моей постели, – заявляет он тихо. – Беспорядочно, но хорошо.

– Я выгляжу беспорядочно? – спрашиваю, задетая и с мыслями, что ему следовало отпустить меня в душ, как я и хотела.

– Нет, ты не понимаешь, – он хмурится, явно расстроенный моей неправильной интерпретацией его слов, но я очень даже хорошо слышала его слова. – Постель в беспорядке. Ты же восхитительна.

Уголки моих губ начинают приподниматься в улыбке, когда я осознаю его намерения. Готова поклясться, он спит смертельно тихо, простыни лежат осторожно под ним, в то время как я верчусь во сне: знаю об этом по состоянию собственной постели по утрам – немного похоже на постель Миллера прямо сейчас.

– Хочешь, я заправлю твою постель? – спрашиваю серьезно, надеясь на отрицательный ответ, потому что, честно говоря, сама мысль меня пугает. Я уже видела аккуратность дорогих подушек и шелкового покрывала по центру. Наверное, он хранит линейку в ящике прикроватного столика для измерения точного расстояния от подголовника до простыней и от подушек до покрывала.

Он знает, что я шучу, несмотря на успешную имитацию серьезного лица и даже голоса. Его задумчивый взгляд тому подтверждение.

– Как пожелаешь, – он целует мое ошарашенное лицо и, оттолкнувшись от постели, встает и снимает презерватив, после чего идет в ванную, чтоб его выбросить.

Надо было держать рот на замке. Мои попытки заправить постель никогда не увенчаются успехом. Перекатившись на край постели, встаю и тупо пялюсь на груду простыней, задаваясь вопросом, с чего начать. Подушки. Нужно начать с подушек. Схватив один из четырех взбитых прямоугольников, осторожно привожу его в порядок, потом кладу другой сбоку, прежде чем расположить оставшиеся два к изголовью, провожу рукой по поверхности, разглаживая хлопок. Радуясь результату, берусь за два края одеяла и встряхиваю, руками развивая его в идеальный квадрат, который аккуратно опускается на постель. Я собой довольна, все выглядит аккуратно, но знаю, что недостаточно, поэтому обхожу кровать, подтягивая одеяло и ладонями разглаживая складки. Потом открываю крышку огромного комода и начинаю раскладывать подушки, усиленно пытаясь припомнить, как именно они были расположены, когда я была здесь в последний раз. Удовлетворенная результатом, я раскладываю по центру шелковое покрывало и подтягиваю края.

На лице победная улыбка, и я делаю шаг назад, восхищаясь своей работой. Он не сможет воротить носом. Выглядит бесподобно.

– Довольна собой?

Разворачиваюсь, обнаженная, и вижу Миллера, его руки сложены, он лениво подпирает дверной проем ванной комнаты.

– Думаю, я хорошо справилась.

Миллер взглядом пробегает по постели и отталкивается от дверного проема, шагая медленно и усердно размышляя. Ему совсем не кажется, что это хорошая работа. Он точно хочет начать все сначала, и моя ребяческая сторона желает, чтобы он просто так и сделал, и тогда у меня будет повод его дразнить.

– Ты просто умираешь от желания это скинуть и начать заново, да? – спрашиваю я, складывая руки, как он, и пристально изучая постель.

Он пожимает плечами небрежно, демонстративно изображая смирение.

– Сойдет.

Я улыбаюсь:

– Да это идеально.

Он вздыхает и уходит, оставив меня любоваться его постелью.

– Ливи, это далеко от идеала, – он исчезает в гардеробной. Я следую за ним и нахожу Миллера натягивающим на бедра боксеры.

Трудно найти слова, когда сталкиваешься с таким зрелищем.

– Какая потребность делать все именно так? – спрашиваю, замечая, как его плавные движения замедляются от моего вопроса.

Он не смотрит на меня, продолжая натягивать на бедра резинку боксеров.

– Я ценю свое имущество, – н отвечает неохотно и резко, явно не собираясь вдаваться в подробности. – Завтрак?

– У меня нет одежды, – напоминаю ему.

С блеском в глазах неторопливо пробегается по моей наготе.

– Тебе и так хорошо.

– Я голая.

Выражение его лица абсолютно безучастно.

– Да, как я сказал, хорошо, – он надевает черные шорты и серую футболку, а меня в этот момент что-то заставляет задуматься, выходит ли Миллер Харт в чем-то, кроме костюма-тройки.

– Я бы чувствовала себя более комфортно, если бы была более прикрыта, – возражаю тихо, злясь на себя за то, что голос звучит так неуверенно и робко.

Он расправляет футболку и смотрит на меня пристально, от чего меня передергивает, и я чувствую себя еще более неуверенно теперь, когда он одет.

– Как пожелаешь, – ворчит он, и я, не теряя времени, взглядом выискиваю что-нибудь, что можно надеть.

Бегло просмотрев ряды рубашек, я, потеряв терпение, останавливаюсь на рубашках и раздраженно тяну за рукав синюю.

– Ливи, что ты делаешь? – выплевывает он, когда я принимаюсь засовывать руки в рукава рубашки.

– Одеваюсь, – отвечаю, замедляясь при виде настоящего ужаса на его лице.

Он, кажется, выдыхает, успокаиваясь, а потом подходит ко мне и быстро снимает с меня рубашку.

– Не в рубашку за пятьсот фунтов стерлингов.

Я снова обнажена и просто смотрю за тем, как он вешает рубашку обратно и начинает разглаживать переднюю часть, раздраженно фыркая, когда микроскопическая складка, которую я сделала, не исчезает. Не могу смеяться. Он слишком взбешен, и это настораживает.

После добрых нескольких минут Миллера, борющегося с рубашкой, и меня, шокировано наблюдающей за этим, он срывает ее, мнет и выбрасывает в корзину для белья.

– Нужно стирать, – бормочет он и, промчавшись к комоду, резко его открывает. Он вытаскивает стопку черных футболок и кладет ее на комод, в центре комнаты, после чего берет каждую футболку отдельно и образует сбоку новую стопку. Взяв последнюю, встряхивает ее и протягивает мне, а потом возвращается и убирает вновь сложенную стопку обратно в комод.

Смотрю на него, абсолютно завороженная, и готовлю себя к осознанию чего-то, что и так уже очевидно. Он не просто аккуратный. Миллер Харт страдает обсессивно–компульсивным расстройством.

– Ты собираешься надевать это? – спрашивает он, все еще явно раздраженный.

Я ничего не говорю. Не уверена, что именно нужно сказать, так что просто натягиваю футболку через голову и распрямляю на теле, думая о том, что он проживает свою жизнь с армейской точностью, а я, возможно, внесла сумятицу своим присутствием, хотя он продолжает держать меня здесь, так что я не стану над этим особо задумываться.

– Все хорошо? – спрашиваю, нервничая и желая, чтобы он отнес меня обратно в постель и продолжил меня боготворить.

– Жив и здоров, – говорит еле слышно, как будто очень не жив и не здоров. – Сделаю нам завтрак.

Он резко хватает меня за руку и намеренно тащит меня из спальни. Мимо моего внимания не проходит то, каких усилий стоило Миллеру проигнорировать постель, желваки заходили, когда он краем глаза посмотрел на аккуратное покрывало и подушки – аккуратные по моим стандартам, в любом случае.

– Прошу, присаживайся, – инструктирует он, когда мы приходим в кухню, оставляя меня опуститься голой попой на холодное сиденье стула. – Что бы ты хотела?

– Я буду то же, что и ты, – говорю я, желая упростить его жизнь.

– Я буду фрукты и натуральный йогурт. Тебе подходит? – он открывает холодильник и достает ряд пластиковых контейнеров, в каждом разные нарезанные фрукты.

– Пожалуйста, – отвечаю со вздохом, молясь, чтобы мы не ступили на знакомую дорожку краткости и отчужденности. Похоже на то.

– Как пожелаешь, – голос резкий, когда он приседает, доставая из шкафчика миски, ложки из ящика и йогурт из холодильника.

Я молчу, наблюдая за ним. Все, что он ставит передо мной, должно стоять именно так. Апельсинной сок выжат, кофе сварен, и Миллер в мгновение ока сидит напротив меня. Я ничего не трогаю. Не решаюсь. Все поставлено с невероятной точностью, и я не рискну еще больше портить ему настроение, сдвинув что-то.

– Угощайся, – кивает он на мою миску. Запоминаю место миски для фруктов, так чтобы суметь поставить ее на свое место, и начинаю ложкой накладывать в нее фрукты. Потом осторожно ее переставляю. Я еще даже не взяла ложку, когда он наклоняется через стол и передвигает тарелку с фруктами влево. Мое очарование Миллером Хартом только продолжает расти, и в то время, как эти маленькие проявления довольно раздражают, они, на самом деле, также и очаровывают. Теперь становится довольно очевидно, что именно я привожу этого джентльмена в панику – я и моя неспособность удовлетворять его навязчивую идею оставлять вещи так, как ему нравится. Только я не стану принимать это близко к сердцу. Не думаю, что на свете есть хоть кто-то, кто справился бы с этим.