Текст книги "Тройной агент"
Автор книги: Джоби Уоррик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
15. Мученик
Афганистан, Хост-30 декабря 2009 г.
За долю секунды Хумам аль-Балави исчез в невообразимо яркой вспышке. Капсюли-детонаторы вбросили в брикеты «Си-4» пучки энергии, достаточной для воспламенения зарядов, силы которых хватило бы, чтобы порвать не одну стальную балку. Температура в центре взрыва мигом взлетела до четырех с лишним тысяч градусов, и тут же все молекулы устремились вовне, образовав ударную волну, летящую со скоростью четыре с половиной тысячи метров в секунду.
Волна подняла в воздух автомобиль и, будто бетонной стеной, ударила по людям, вышибая барабанные перепонки и сплющивая легкие. Троих охранников, стоявших ближе всех, бросило назад; Дэна Парези, пролетевшего несколько десятков метров, ударило о грузовик. Над базой прогремел громовой раскат и сразу следом треск – это сотни стальных подшипниковых шариков прошибали стекло, металл и плоть.
Самые страшные повреждения тканям человеческого тела нанес стальной град. Те, кто находился в непосредственной близости и на линии прямой видимости от бомбиста – водитель и пять сотрудников: трое контрактников из охраны, Даррен Лабонте и Али бен Зеид, – были убиты на месте. Одиннадцать человек, стоявших по другую сторону «субару», пали, сраженные крошечными стальными шариками, пролетевшими выше и ниже машины, – впрочем, некоторые прошили ее насквозь. Эти шрапнелины в нескольких местах пробили даже железные ворота, до которых было метров шестьдесят.
Ранило всех, хотя тяжесть повреждений была разной. Дженнифер Мэтьюс получила тяжелые ранения, а человек, стоявший рядом с ней, почти не пострадал. Элизабет Хэнсон, на первый взгляд не задетая, вскочила и бросилась бежать по проходу между двумя зданиями, но вскоре упала.
Взрывом встряхнуло здания даже в полумиле, в самом дальнем конце территории, а его гром прокатился по горам, которые только что пересек Балави, и вернулся оттуда эхом. И воцарилась тишина, нарушаемая стуком падающих обломков.
Голова Балави, в момент взрыва взлетевшая вверх, ударилась о стену здания и приземлилась опять на ту же посыпанную гравием площадку. Кроме головы, ни одной узнаваемой части тела от него не осталось.
Одним из свидетелей взрыва стал некий сотрудник медицинской службы ЦРУ, которого пригласили на встречу с Балави, чтобы он посмотрел его ногу и оказал помощь, если будут какие-нибудь жалобы. Сбитый с ног ударной волной, он ненадолго потерял сознание, а очнувшись, обнаружил себя среди обломков и кровавой каши.
Сам раненый, он стал переползать от тела к телу, осматривая раны, щупая пульс и криком призывая помощь. Вскоре он наткнулся на стонущую Дженнифер Мэтьюс, которая лежала в полубессознательном состоянии с зияющими ранами на шее и ноге. Поодаль на земле простерлась Элизабет Хэнсон; из маленькой ранки на ее груди текла кровь.
В считанные секунды подоспела помощь: выскочив из зданий в том же дворе напротив, к раненым бросились служащие армейского спецназа, в котором многие хорошо подготовлены к оказанию помощи на поле боя; услышав взрыв, рванули со всех ног с автоматами и аптечками первой помощи наготове. Картина, которую они увидели, была поистине ужасной. Жертвы были раскиданы по двору и так завалены обломками, что даже на то, чтобы всех обнаружить, ушло несколько минут. Шестеро, включая водителя, были явно мертвы; у многих травмы, в том числе проникающие ранения головы, угрожали жизни. Медик из ЦРУ, пока солдаты накладывали повязки и жгуты, продолжал осматривать тяжелораненых. Если их срочно не прооперировать, пятерым жить осталось не больше часа, заключил он. Среди них были Мэтьюс и Хэнсон.
С расположенного рядом взлетного поля донесся вой запускаемого вертолетного двигателя. В Хосте случайно оказался Ми-17, вертолет русской постройки, принадлежащий Афганской армии; им и воспользовались. Полевой госпиталь мирового класса находился всего в нескольких милях к северу от Хоста, на американской армейской базе, известной как «Салерно», но добраться туда быстро можно было только на вертолете. Как часто прежде служащие ЦРУ вечером провожали глазами специально оборудованные «блэк хоуки», свозившие в «Салерно» раненных в перестрелках бойцов – и американцев, и афганцев, – собранных со всего Восточного Афганистана… На сей раз пополнить число раненых в госпитале придется им самим.
«Ми-семнадцатому» от взлета до базы «Салерно» пять минут. Это им еще повезло, думал медик из ЦРУ, помогая подтаскивать и загружать носилки в вертолет.
Но ведь и это может быть слишком долго!
В полевом госпитале армейской базы «Салерно» смена военврача капитана Джоша Элли подходила к концу, и тут пронесся слух, будто на базе ЦРУ случилось несчастье.
– На базе «Чапмен» прямое попадание реактивной мины, – пробегая по коридору, крикнул один из медиков. – Будем принимать пострадавших. Сколько их – неизвестно.
Элли, военврач-ветеран, успевший послужить в Ираке, вновь надел свое хирургическое облачение и уже мыл руки, когда начали доходить подробности. Согласно первым сообщениям, прямому попаданию мины подвергся спортзал, что сильно огорчило Элли, потому что зал фитнеса базы «Салерно» он посещал почти ежедневно. А по базе «Салерно», как и по соседней базе ЦРУ, тоже частенько постреливали ракетами.
Уже через несколько минут, узнав про бомбиста-смертника, врачи бросились готовить койки в реанимации как минимум на шесть пациентов. Технический персонал приник к окнам, слушая, не застрекочет ли приближающийся вертолет.
Первых раненых доставили в сумерках. Первичный торопливый осмотр и сортировку произвел один из врачей прямо на посадочной площадке, в двух шагах от госпиталя: надо было быстро распределить раненых по степеням тяжести состояния. Этот – вторая. А этот – третья. На языке, принятом в полевых госпиталях, «вторая» означает: очень тяжелая, угрожающая жизни рана. А «первая» – «безнадежен», вряд ли выживет.
Двоих ввезли в предоперационную. Доктор Элли начал одного из них опрашивать: мужчина был, хотя и тяжело ранен, в сознании, – но тут другой врач отозвал хирурга: взгляни, там случай еще более тяжелый.
– В грудь, проникающее! – выкрикнул тот доктор.
Элли кинулся смотреть. На операционном столе лежала девушка, блондинка в красной безрукавке и красных бусах. Лет двадцати пяти или даже меньше, без пульса. К ужасным ранам, с которыми привозили и американских солдат, и простых афганцев, Элли давно привык. За его плечами были сотни часов того, что он называл «работой мясника» – когда приходилось извлекать осколки раздробленных костей из культей оторванных противопехотной миной ног, но такую красивую, молоденькую и, вроде бы, совсем не искалеченную девушку он на своем столе видел впервые. Обнаружив на груди Элизабет Хэнсон отверстие величиной с горошину, Элли решил немедленно оперировать, чтобы выяснить степень внутренних повреждений. Быстро разрезав мышцы и ребра, пальцем нащупал аорту – главную, выходящую из сердца, артерию. Она оказалась пустой и плоской. В отчаянии он стал массировать сердце девушки, а ассистент ввел в грудную полость трубку. Трубка сразу наполнилась ярко-алой кровью – типичный признак массивного внутреннего кровотечения.
Тут доктор мог только руками развести. Один-единственный махонький кусочек металла – меньше шарика для игры в марблс – перебил вены и артерии прямо у сердца, оборвав девушке жизнь.
– Кто-нибудь знает, кто это? – громко спросил доктор Элли. Никто не ответил.
Думать времени не было. Доставили еще одну пациентку, на этот раз женщину постарше в брюках от рабочей формы, всю иссеченную шрапнелью. Как и Хэнсон, Дженнифер Мэтьюс перестала дышать еще во время доставки из Хоста, на борту вертолета, но Элли хотел попытаться ее спасти.
Быстро произвел осмотр. Шрапнелью у женщины вырвало большой кусок шеи. На ноге жгут, ниже которого сорвана кожа и мышцы, так что видна кость. Еще один маленький кусочек металла угодил ей в живот, есть признаки внутреннего кровотечения. Элли прижал женщине к груди ультразвуковой зонд, чтобы посмотреть сердце. Сердце не билось.
Такое он исправить не мог.
Неистовая борьба шла много часов без перерыва. Работая вдвоем с еще одним хирургом, Элли сшивал перебитые сосуды и ткани искромсанных ног. Со всей осторожностью извлек кусок металла, застрявший в мозгу молодого мужчины. Состояние остальных стабилизировали, загрузили их в вертолеты, и через час они были уже в пригороде Кабула, на военно-воздушной базе Баграм, где за них возьмутся уже другие доктора.
Когда разобрались с последним пострадавшим, был поздний вечер. Весь мокрый от пота – в операционной тридцатиградусная жара, да и адреналин, волнение, – Элли вышел на воздух посидеть несколько минут в холодке. Все еще продолжали привозить тела – тех сотрудников ЦРУ, которых взрывом убило на месте. Их отправят в морг базы «Салерно». В числе прочих останков, как ему сказали, привезли и несколько фрагментов тела Хумама аль-Балави – видимо, для анализа ДНК.
Чтобы смягчить пересохшее горло, Элли лизал мороженое. Обычно более девяноста процентов американских военнослужащих, живыми добравшихся до его операционной, в конце концов выздоравливают. Насколько доктор Элли был в курсе событий, тем вечером в Хосте каждый из множества факторов, подвластных человеческому контролю, сработал правильно – от оказанной на месте первой помощи и ожидавшего прямо там же вертолета вплоть до команды первоклассных хирургов всего в пяти минутах лёта от места взрыва. Все было сделано как надо, но и этого оказалось недостаточно.
Врач вновь стал думать о тех двух женщинах, которых ему не удалось спасти. Не военных. Имен он все еще не знал. Кто это – подсобницы? Журналистки? Каждый день приносит в его операционную новую дозу человеческого страдания, доктор Элли к нему притерпелся, привык на этом фоне работать. Но обычно война – драка мужчин с мужчинами. Такое и воспринимается иначе.
На посадку в это время заходили сразу несколько вертолетов. Элли встал и пошел работать.
16. Павшие
Виргиния, Лэнгли – 30 декабря 2009 г.
В момент взрыва (по вашингтонскому времени он произошел довольно ранним утром) Майкл Винсент Хейден случайно оказался в Лэнгли: зашел на свое старое место работы. Бывшего директора ЦРУ пригласили произнести политическую речь в Питтсбурге, и он хотел для ее подготовки поднять кое-какие документы. Обычно в промежутке между Рождеством и Новым годом в штаб-квартире ЦРУ тихо, хотя та неделя была далеко не обычной. В канун Рождества чуть не произошло несчастье, когда молодой нигериец по имени Умар Фарук Абдулмуталлаб попытался взорвать над Детройтом авиалайнер. Случай этот, как и многие другие в недавнем прошлом, казался совершенно невероятным. Как может умный, высокообразованный юноша из богатой семьи решиться на то, чтобы убить и себя, и пару сотен незнакомых людей бомбой, спрятанной в нижнем белье?
Закончив свои изыскания, Хейден решил зайти к кое-кому из приятелей, бывших соседей по административному этажу. Директора Леона Панетты на месте не было – уехал на Рождественские каникулы, не было и Стива Кэппса, бывшего заместителя Хейдена, и он пошел по коридору дальше, решив навестить Майка Сулика, человека, которого он когда-то выдвинул в руководители Национальной секретной службы. В тот момент из кабинета Сулика как раз вышли двое других менеджеров. На них лица не было.
– Ужас какой, – пробормотал один из них. – Погибло сразу семеро сотрудников!
Они только что оповестили о произошедшем старших сотрудников, находящихся в здании.
Подробности трагедии еще продолжали поступать, а по административному этажу уже распространялось ощущение, похожее на психическую травму, какие бывают после контузии. Не зная, куда себя деть, Хейден направился в свой старый кабинет, где нашел начальника штаба Панетты, Джереми Бэша, который в это время по телефону извещал о случившемся шефа, находившегося в Калифорнии.
В дом Панетты в Монтерее первые сообщения поступили, когда не было и пяти утра – в дверь его спальни постучался кто-то из подразделения охраны. Стучавший сообщил Панетте, что с ним хотела бы поговорить по безопасной линии связи одна из его помощниц.
– У меня ужасная новость, – начала женщина. – В Хосте мы потеряли семерых наших сотрудников.
– Да что там, черт побери, стряслось? – мгновенно проснувшись, вскричал Панетта. Когда до его сознания дошли слова информант-иорданец и бомбист-самоубийца, общие контуры несчастья прояснились. Двойной агент. Долгожданная встреча. Шанс добраться до Аймана аз-Завахири. Все было подстроено.
Панетта требовал деталей, но в этот час еще мало что было известно. Повесив трубку, он сел и закрыл глаза в надежде, что услышанное окажется дурным сном.
В 1995-м, будучи руководителем аппарата клинтоновского Белого дома, он стоял рядом с президентом, когда разнеслась весть о том, что взорвано федеральное здание имени судьи Альфреда Марра в Оклахома-сити. В результате той вылазки, предпринятой правыми экстремистами, погибло 168 человек. Но никогда еще не гибли ни мужчины, ни женщины, находящиеся в прямом его подчинении.
Это и впрямь война, подумал он.
Держа Бэша на линии, он принялся звонить другим, рассудив, что, если уж случилось несчастье, весть о нем должна исходить от него. Позвонил Деннису Блэру, директору Национальной разведки, и Роберту М. Гейтсу, министру обороны. Начал было набирать номер вице-президента Джо Байдена…
Но передумал и позвонил президенту.
Барак Обама проводил Рождественские каникулы на Гавайях, но с директором ЦРУ его после небольшой заминки соединили. Мы потеряли семерых сотрудников, начал Панетта. В Хосте.
«Тот малый, который, как мы думали, должен был вывести нас на Завахири, оказался двойным агентом и подорвал и себя, и наших», – сказал президенту Панетта.
За несколько минут их разговора Панетта вкратце изложил те скудные факты, которые были известны ему самому. Обама слушал сначала безмолвно, потом стал часто прерывать Панетту, добиваясь подробностей. Я хочу понять, что произошло, пояснял он.
Поговорили они и о том, что следует делать теперь. Уведомления близким. Панихиды. Пожалуй, и Белый дом, должен принять в этом участие, сказал Обама, как бы раздумывая вслух. Близкие погибших должны знать, что мы с ними.
Пожалуйста, Леон, держите меня в курсе, сказал президент в конце разговора. Если я чем-то смогу быть полезен…
В Лэнгли тем временем Бэш упрашивал Хейдена остаться; тот согласился. Понемногу стали всплывать имена погибших, и одно из них поразило Хейдена в самое сердце.
Элизабет Хэнсон.
Перед ним как живое встало ее юное лицо, которое он запомнил с тех пор, когда она на встречах высшего руководства докладывала о том, что новенького в «Аль-Каиде». Да и голос ее так и звучит в ушах – стоит вспомнить ночные звонки из Центра антитеррора, когда ведомство крепко садилось на хвост очередному полевому командиру в Пакистане. Умная была девушка, уверенная в себе, привлекательная – ходячий рекламный плакат «идите к нам служить». Она излучала такой энтузиазм и такую компетентность, что Хейден просто гордился ею, когда служил директором.
Хейден долго сидел в кабинете директора с Бэшем и Сули-ком – говорили о событиях, говорили о людях, пытались понять, что пошло не так. В конце концов, он с ними распрощался и вышел. Миновал пост охраны, прошел по вестибюлю с его знаменитой пятиметровой печатью ЦРУ, выложенной гранитом по мраморному полу. Прошел мимо мемориала павшим сотрудникам, где десятки гранитных звезд увековечивают память о погибших разведчиках, в том числе тех, чьи имена навсегда останутся засекреченными.
На улице было морозно и пасмурно. Хейден поспешил к своей машине и несколько минут сидел, не трогаясь с парковки. Думал о Хэнсон и остальных, и о тех семьях, где в этот час еще не знают, что им предстоит.
Один в машине, на лютом морозе, Майкл Хейден сидел и плакал.
Даже прежде, чем стал известен масштаб потерь, в высших сферах ЦРУ родился план ответных действий ведомства на ближайшие дни. Первой срочной мерой должна была стать полная изоляция Хоста с закрытием самой базы и прекращением всякой связи с внешним миром. До того как связь оборвали, в Соединенные Штаты пробились всего несколько звонков по мобильному. Один из них был от офицера-спецназовца, который видел последствия взрыва и позвонил, чтобы сообщить эту новость приятелю, сотруднику ЦРУ.
«Базу вашу только что грохнули», – сказал он.
ЦРУ наложило запрет на всякую информацию, пытаясь оградить подробности террористической вылазки от публичного освещения, до тех пор пока картина произошедшего не станет ясна руководству и не начнется уведомление родственников погибших и раненых. Уже через несколько часов интернет гудел от слухов о каком-то большом взрыве на секретной базе ЦРУ, но официальным ответом из Лэнгли было молчание. В штаб-квартире и на опорном пункте ведомства в Аммане перед сотрудниками поставили единственную невеселую задачу: установить, где находятся жены и родители, чтобы можно было им сообщить лично.
30 декабря в ЦРУ не нашлось никого, кто оказался бы в разумной близости к Тоскане, поэтому сотрудникам пункта в Аммане пришлось позвонить Рейчел Лабонте по телефону. Начальник опорного пункта знал: домашние Лабонте в Италии ждут, что Даррен к ним вот-вот присоединится. Но на самом деле его жена уже почувствовала, что в Афганистане случилось нечто ужасное. Под вечер ей начали приходить срочные текстовые сообщения от Фиды, жены Али бен Зеида. Иорданка смотрела телевизор, там передали что-то о каком-то теракте в Афганистане, и она забеспокоилась. В условленное время Али не позвонил, а теперь она никак не может до него дозвониться. Есть ли у Рейчел связь с Дарреном?
Рейчел Лабонте сперва подумала, что это просто неполадки с телефонной связью, но, чтобы обеим успокоиться, набрала номер дежурного по пункту ЦРУ в Аммане. Голос на том конце звучал немного нервно, но ответ в целом был успокоительным. Из Хоста никаких новостей нет, ни плохих, ни хороших, сказали Рейчел.
Через несколько часов, уложив спать дочь Раину, она уже явно почувствовала, как страх раздирает ее тысячей острых когтей. И вдруг стук в дверь. Это оказалась хозяйка, пришедшая сообщить, что кто-то из правительства Соединенных Штатов пытается к ним пробиться. Зазвонил телефон. Это был начальник опорного пункта в Аммане.
– Вы там как, сидите? А ваш свекор с вами? – спрашивал он.
– Говорите, что у вас? Хочу услышать это сама, – потребовала Рейчел.
– Не знаю даже, как вам сказать… – начал тот. – Даррен убит террористом-смертником.
Все еще прижимая к уху телефон, Рейчел упала на колени. Над ней засуетились родители Даррена, задавали какие-то вопросы… Что? Что случилось?
– Даррен все делал правильно, – говорил в это время начальник пункта. – Он погиб как герой. – Затем: – Рейчел, вы еще слушаете?
Рейчел словно погрузилась в туман, такой густой, что казалось, будто происходящее к ней не относится.
– Скажите это Дэйву сами, – тихо проговорила она, передавая телефон свекру, Дэвиду Лабонте. И будто издалека наблюдала за тем, как тот кричит в трубку голосом, срывающимся от ярости и боли.
– Что это значит? – кричал он. – Что вы несете?
Рейчел подняла глаза на свекровь Камиллу, растерянную и испуганную, уже готовую к худшему, но ничего еще не понимающую, и взяла ее за руку, чтобы как можно мягче сказать, что сын ее домой больше не вернется.
В тот же самый час служащие ЦРУ небольшими группками уже садились в самолеты и автомобили, направляясь в маленькие городки Виргинии, Пенсильвании и Иллинойса. Две близкие подруги Элизабет Хэнсон, пробившись сквозь снежную круговерть, уже стучали в дверь дома ее матери в пригороде Чикаго. Кто-то из сослуживцев сидел рядом с Джанет Браун, мужу которой, Гарольду, оставалось каких-нибудь несколько недель до завершения командировки в Хост; кто-то – с Молли Робертсон, беременной на седьмом месяце девочкой, которую они со Скоттом Робертсоном уже решили назвать Пайпер. Четвертая такая группка отправилась разыскивать мужа и детей Дженнифер Мэтьюс на лыжном курорте. Гэри Андерсон вместе с родителями жены, Биллом и Лоис Мэтьюс, нашелся в отеле в Херши, Пенсильвания, где и узнал подробности того, как умерла его жена.
Частное охранное предприятие «Зи-Сервисиз эл-эл-си», более известное как «Блэкуотер», послало своих представителей и в Виргиния-Бич, и в Дюпон, штат Вашингтон, чтобы они встретились с женами охранников Дэна Парези и Джереми Уайза. Дану Уайз посланцы застали в момент, когда она усаживала сына Итана в семейный пикап, собираясь быстренько куда-то съездить. Отослав шестилетнего карапуза в его комнату, она усадила незваных гостей в гостиной. Прежде чем они покинули ее дом, она заставила себя сказать о случившемся сыну.
Итана она родила в предыдущем браке, но Джереми усыновил его и полюбил как родного. Однажды, вернувшись домой после долгого пребывания на войне в Ираке, он решил удивить Итана, неожиданно встретив его из школы. То был самый счастливый день в жизни мальчика.
Теперь, значит, больше не будет таких возвращений. Сама едва сдерживая слезы, Дана Уайз села на кроватку сына, крепко его обняла, и так они довольно долго сидели среди его игрушечных машинок и плюшевых зверей. В конце концов, она справилась с нервами.
– Папочки больше нет, – тихо сказала она.
В тот вечер, когда самолет, на котором Минди Лу Парези с дочерью Сантиной возвращалась после рождественского визита к родителям, приземлился в Сиэтле, они успели получить от Дэна имейл и были совершенно спокойны. Их путешествие не было простым, пришлось стоять в очередях, рейс без конца задерживали, все это их вконец вымотало, так что, едва войдя в дом, они побросали чемоданы и сумки и пошли спать. А в два часа ночи 31 декабря Минди Лу разбудил стук в дверь. Выглянув в окно спальни, она увидела внизу, на крыльце, троих мужчин, одним из которых был полицейский.
– Что-то случилось с Дэном? – крикнула она в окно.
– Да, мэм, случилось.
Впустив мужчин в дом, она выслушала их, но долго не верила в то, что ей говорят. Да не может этого быть, мне ведь только что – вот, прямо нынче вечером – пришел от него имейл, твердила она.
Посланцы «Блэкуотера» перепугались, один из них позвонил в компанию – проверить.
Ответ был однозначен. Дэн Парези погиб.
Пройдет еще почти два дня, прежде чем Минди Лу Парези позволит себе заплакать. В то утро она часами металась по квартире, то складывала какие-то простыни, то принималась звонить по телефону. Потом собралась и полетела в Довер, штат Делавэр, чтобы встретить самолет, на котором привезут тела погибших в Афганистане. Из шкафа достала военную форму мужа, ботинки и взяла с собой, упаковав в отдельную сумку. Наверняка Дэн хотел бы, чтобы его похоронили в форме.
В первый день нового года она ехала в аэропорт, по дороге – и в автомобиле, и потом в аэропорту – изо всех сил прижимая к себе сумку с формой Дэна. На посту охраны один из служителей попросил у нее эту сумку, чтобы пропустить через металлоискатель. Сперва она никак не могла заставить себя с ней расстаться. А выпустив в конце концов из рук, неудержимо разрыдалась.
Весть о взрыве достигла Иордании поздним вечером. Сперва о нем узнали в разведслужбе, Мухабарате, а потом и во дворце. Официальный представитель королевского двора позвонил братьям Али бен Зеида и его жене и попросил всех собраться в принадлежащем этой ветви клана доме в Аммане.
Когда все были на месте, к дому подъехала делегация высших правительственных чиновников. В нее входил брат короля принц Али бен аль-Хуссейн, премьер-министр, глава Мухабарата и командующий вооруженными силами Иордании. В 9.30 вечера мрачная процессия приблизилась к двери дома.
Дверь отворилась; несколько минут никто – ни из сановных гостей, ни из членов семьи – не произносил ни слова.
– Все уже знают, – сказал брат Али бен Зеида Хасан.
Халиль аль-Балави, отец бомбиста-смертника, подобного визита не удостоился. Но новогодним утром телефоны зазвонили и в родном доме Балави, и в доме родителей Дефне Балави в Стамбуле. В обоих случаях звонивший говорил по-арабски и не назвал своего имени.
Халилю аль-Балави гон звонившего показался скорее даже радостным. Хумам совершил восхождение к мученичеству, убив при этом в Афганистане семерых сотрудников ЦРУ, сказал он.
– Не надо печалиться, – продолжал тот человек. – По воле Аллаха он теперь в самом средоточии рая.
В момент разговора Халиля аль-Балави окружали домашние, но он никак не мог заставить себя даже единым словом намекнуть им на смысл сообщения (а может, и сам не мог поверить); рассказал лишь много часов спустя, когда по всей округе уже разнесся слух о том, что это Хумам, тот самый врач, что жил с ними по соседству, устроил взрыв, о котором, как о великом событии, твердит теперь арабский новостной канал «Аль-Джазира». Наперебой стали звонить родственники и друзья дома – одни с соболезнованиями, другие же выражали нечто схожее с поздравлениями.
Халиль аль-Балави по большей части молчал, и настал момент, когда он, извинившись, удалился в спальню, где достал свой дневник, чтобы попробовать привести в порядок мысли, роящиеся в мозгу.
«В начале 2009 года его арестовали и три дня продержали в Мухабарате, – записал старик. – Потом выпустили. Как отец, свидетельствую, что с того дня он разительным образом переменился.
Вот из-за чего, – написал он, – я потерял сына».
