Текст книги "Тройной агент"

Автор книги: Джоби Уоррик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Что касается второго лидера «Аль-Каиды», то он ускакал в Пакистан верхом на лошади несколько другим маршрутом. В последующие годы мелькал то тут, то там, всегда проявляя бешеную активность, но все попытки поймать или убить его срывались. Бен Ладен же являл свой лик только на видео, его борода становилась все длиннее и белее, а обычную камуфляжную форму сменили халат и арабская куфия. Официально его поиски продолжались, но в реальности не делалось ничего, так как не было ни одной зацепки.

Спецподразделение ЦРУ «Алек-стейшн», созданное в 1996 году исключительно для поимки бен Ладена, постепенно лишилось всех своих наиболее квалифицированных поисковиков и наводчиков, которых забрали себе другие группы, занятые охотой на фигурантов меньшего масштаба. В 2005 году его расформировали.

Полученные Панеттой новые «предаторы» прибудут в Афганистан еще не скоро, лишь к концу года. Зато новыми сотрудниками свою кабульскую базу ведомство прямо-таки засыпало, и в их числе оказались некоторые из лучших наводчиков на цель. Послали туда и Элизабет Хэнсон.

До тех пор тридцатилетняя наводчица на цель с невероятным успехом поработала над доброй дюжиной весьма заметных мишеней, свои труды венчая взрывами ракет «хеллфайр» на пакистанской Территории племен. Помогла ЦРУ обнаружить кое-кого из крупнейших деятелей джихада – от Усамы аль-Кини до Байтуллы Мехсуда. И вот ее перевели в Афганистан осуществлять новый рывок в деле розыска теперь уже верховных вождей.

Августовский Кабул встретил ее пряными ароматами, пылью и испепеляющей жарой, так что предупреждения матери, прежде не достигавшие ее ушей, теперь зазвучали в полный голос. Хэнсон-старшая, которую тоже звали Элизабет, была совсем не рада тому, что дочь пошла служить в ЦРУ, а решение отправиться в такое опасное место, как Афганистан, и вовсе повергло мать в ужас. Неделями она пыталась отговорить дочку и продолжала раздраженно спорить, даже когда стало ясно, что решение это бесповоротно.

– А ты не думаешь, что, прежде чем туда ехать, сперва следовало хотя бы карате обучиться? – спросила мать накануне отъезда.

– Ну мам, – парировала дочь, – когда доходит до того, что требуется карате, игра уже проиграна.

В этом была вся Элизабет (Битси или Обезьянка, как звали ее в кругу семьи) – такая упрямица, что не переспоришь, зато уж как скажет, так обязательно с веселой подковыркой; тут и захочешь, не станешь на нее сердиться. Миссис Хэнсон не оставалось ничего иного, кроме как отпустить дочку, но она взяла с нее обещание звонить домой каждый день и круглые сутки носить мобильник при себе, чтобы – мало ли что! – до нее всегда можно было дозвониться.

По правде говоря, миссис Хэнсон давно боялась, что этим кончится. Однажды, еще маленькой девочкой лет четырех, Битси, сидя за обеденным столом в своем кресле, заявила – очень по-взрослому, – что «хочет попробовать в жизни все и научиться всему, чему только можно». С этими словами она схватила хрустальный фужер с водой и с такой силой куснула его край, что посыпались осколки.

«Битого стекла у нее полный рот был, – вспоминает мать. – Но ее это нисколько не смутило».

Прошли годы, и ровно с той же целью она пошла в ЦРУ, предпочтя романтику и приключения большим деньгам, которые с ее образованием – частная школа, диплом экономиста – могла бы зарабатывать с легкостью. Она была очень женственной, обожала детей, любила красиво одеваться, ходила с маникюром, но, если надо, не гнушалась и замараться – будь то во время скалолазанья, прыжков с высоты на «тарзанке» или стрельбы из гранатомета с последующим ползаньем по грязи на полигоне разведшколы ЦРУ. Сама себя признавала занудой – конечно, кто же еще будет в свободное время читать учебник физики! – но вместе с тем умела внезапно становиться уморительно смешной, отчего друзья вполне серьезно советовали ей попробовать себя в амплуа эстрадного комика. Такая карьера, возможно, больше понравилась бы матери, если бы она не считала, что дочкино чувство юмора «не очень подходяще для юной леди».

То, что Битси вызвалась служить в Афганистане, было весьма под стать ее неуемной натуре; по словам друзей, получив шанс туда отправиться, она от радости была сама не своя. Жизнь даже в относительно безопасной афганской столице и то сопряжена с серьезным риском, ведь и там иногда бомбисты-смертники таранят колонны военных грузовиков, да и по пятизвездочным отелям нет-нет шарахнет очередью какой-нибудь фанатик с автоматом. Работать и жить Элизабет Хэнсон предстояло на базе ЦРУ внутри супербезопасного посольства США, однако по работе ей придется иногда встречаться с осведомителями, для чего нужно будет выходить за бронированные ворота. Хэнсон и здесь станет наводчицей на цель, но теперь она сосредоточит усилия на том, чтобы находить и убивать высших лидеров «Аль-Каиды» и «Талибана» – тех, кто вдохновляет афганских мятежников и замышляет террор против Запада. Да-да, речь шла о фигурах именно такого масштаба, в том числе и о самих бен Ладене и аз-Завахири.

Мать никогда не выпытывала у Битси, в чем конкретно состоит ее служба, но, представляя себе общий смысл, не могла понять, каким образом дочка оказалась психически готова к работе, которая включает уничтожение других людей, пусть даже террористов. Вновь и вновь она задавала этот вопрос и дочери.

Политически Элизабет Хэнсон склонялась больше влево; как утверждает ее мать, «войну она ненавидела». Однако сомнений в том, что она делает нужное дело, у нее не возникало.

«Одобряешь ты войну или нет, это без разницы, – повторяла старшая Хэнсон слова дочери. – Либо ты прячешь голову в песок, либо надо помогать тем, кто на войне, кто ради тебя дерется».

В общем-то позиция ее дочери, как вспоминала потом мать, сводилась просто к тому, чтобы «делать то, чего нельзя не делать».

На новом месте Хэнсон в рабочий ритм вошла быстро. Выделенное ей жилье было крошечной клетушкой с общей для нескольких таких же комнат ванной, соседи подобрались не слишком-то располагающие к общению, и она предавалась работе. Четырнадцать часов в день, семь дней в неделю. Обедала прямо за рабочим столом. Вечером прерывалась, чтобы позаниматься гимнастикой. Когда в Лэнгли только начинали просыпаться, она успевала уже переделать дел на целый рабочий день, а потом еще на один полный день, когда сотрудники Центра антитеррора задавали ей вопросы, ожидая от нее новых данных.

Ее мишени теперь стали гораздо ближе – чуть-чуть к востоку, всего в каком-нибудь получасе лёта на вертушке: прятались в глубоких горных ущельях Кунара или Хоста, в крайнем случае на пакистанской Территории племен. Байтуллы Мехсуда среди них уже не было, однако его приспешники-талибы никуда не девались. Так же как и все эти Хаккани вместе с военизированным ополчением Теневой армии, верной «Аль-Каиде». Где-то там же, в какой-нибудь затерянной в горах деревушке замышлял следующий налет Шейх Саид аль-Масри, быть может консультируясь с Айманом аз-Завахири или даже самим Усамой бен Ладеном.

Если их в принципе можно разыскать, Элизабет Хэнсон их разыщет.

9. Начальница

Афганистан, Хост – 19 сентября 2009 г.

Без двух минут пять утра, за два часа до рассвета, Дженнифер Мэтьюс проснулась, оттого что где-то бабахнуло. По звуку вроде близко, хотя точно в темноте не определишь, да она и не привыкла еще к таким вещам; а бабахнуло будь здоров как: в ее крошечной комнатке даже фотографии в рамках на стене затрепетали. Она выпрыгнула из постели, схватила бронежилет и каску, вышла и направилась к бомбоубежищу. Ракетная атака.

Во дворе еще несколько фигур ковыляли той же дорогой; некоторые хмуро здоровались. Черное небо было все еще усыпано меловой крошкой звезд, но новой луны, которая нынче поздним вечером должна обозначить конец месячного праздника Рамадан, еще не было и в помине. Где-то в городе муэдзин завел предрассветный призыв к молитве, и его певучий баритон, то вздымаясь, то опадая, звучал под аккомпанемент разносящихся по базе из динамиков клекота и гудения, оповещающих о тревоге.

Мэтьюс ощущала тяжесть воздуха, даже в этот час еще жаркого. В пыльном тумане посадочные огни на взлетном поле светились желтым, бросая слабые отблески на запекшуюся землю за оградой. Выше по ущелью, словно отдаленные созвездия, мерцали гроздья крошечных огоньков армейской базы «Салерно».

Вид гуда открывался чарующий и странно спокойный. Боевики Хаккани, изредка стрелявшие в сторону базы из миномета, не так уж часто попадали в цель, так что общие собрания в бетонном убежище, необходимые весьма условно, вызывали лишь раздражение, давая, впрочем, редкую возможность набраться свежих сплетен. Но начальницу базы Мэтьюс, еще и суток не прослужившую на новом для нее поприще, даже такая ерунда восхищала. Что казалась странноватым для женщины, которая всего неделю назад была живущей в пригороде мамой троих детей, работавшей в сверкающем офисном здании на севере штата Виргиния – но ей в Афганистане и правда понравилось.

«Здесь все так бодрит!» – поделилась она впечатлением с близким приятелем из Управления, оставшимся на родной земле. Пусть афганская командировка отнимет у нее год жизни, пусть почти все это время она проведет в разлуке с детьми, которых у нее трое. Жаль, конечно, что целых двенадцать месяцев ей не посещать бейсбольных матчей, не целовать детей на ночь, не переживать из-за их мелких болячек и школьных передряг, не ходить на школьные концерты и не сидеть со всей семьей за обедом. Особенно жаль Рождества. Но Мэтьюс сама сюда вызвалась и теперь постарается извлечь из нового опыта все возможное. И по мере сил будет наслаждаться каждым проведенным здесь мигом: ну и пусть среди ночи иногда приходится нестись в бомбоубежище – даже это можно воспринимать позитивно.

В тот день налет оказался, слава богу, коротким, больше никаких взрывов не последовало. Вертолетчики облетели вокруг базы с прожектором, нашли разрозненные части тела и быстро сообразили что к чему. Какой-то одиночка, пользуясь безлунной ночью, подполз к главному въезду на базу и попытался прикопать СВУ, то есть самодельное взрывное устройство, спрятав его в рытвину на дороге, по которой через несколько часов пройдет утренняя колонна грузовиков. Но его бомба взорвалась преждевременно, разбросав куски тела подрывника по шоссе. Почти в точности такой же инцидент произошел на этом же месте несколько месяцев назад, разве что тогда лежать на шоссе остались двое несостоявшихся минеров, один из них школьный учитель.

Как ни странно, подобные вылазки лишь подкрепляли уверенность Мэтьюс в том, что не так уж и опасно жить в столь неспокойном месте. Она и родственникам, и друзьям говорила, что в Хосте будет в полной безопасности, поскольку за забор выходить не станет. Группы местных джихадистов довольно регулярно расшибают себе лбы о стены базы, но серьезной опасности они не представляли никогда.

«Мне она говорила так: ‘Я никогда не позволю себе лезть на рожон – у меня же дети!’ – вспоминает некий коллега из ЦРУ, видевшийся с Мэтьюс за несколько недель до того, как она улетела в Азию. – Наверное, и впрямь в это верила».

С первого взгляда Мэтьюс решила, что жизнь в горячей точке не столь уж плоха. Этот свой первый взгляд на будущий афганский дом она бросила с качающегося борта вертолета «блэк хоук» после получасового полета из Кабула. Город и база ЦРУ притулились на горном плато, окруженном серо-коричневыми хребтами, которые вновь прибывшей показались такими же, как где-нибудь в Аризоне или Нью-Мексико. «Смотришь, и такое вдруг чувство, будто вот-вот из-за утеса выедет ковбой с рекламы ‘Мальборо’», – пошутила она в одном из имейлов своей интернет-знакомой в Виргинии.

Суровая красота этих мест лучше всего открывается с воздуха. На севере, в ясный день хорошо видимые с базы, высятся Белые горы, где моджахеды когда-то отгрохали целый укрепрайон с фортификационным комплексом Тора-Бора, который в 2001 году был взят, но Усаму бен Ладена упустили. Невидимая линия, отделяющая Афганистан от Пакистана, пролегает по другому горному хребту, он пониже и миль на двадцать восточнее. Расположенная между ними территория по афганским меркам почти процветает: сплошь орошаемые поля и кое-где даже деревья – не то что чуть ли не повсеместно в остальной стране: пустая бурая земля, в жаркое время года нещадно выжженная.

Город Хост, население которого составляет 160 тысяч человек (по национальности главным образом пуштунов), в 80-е годы выдержал четырехлетнюю военную осаду советских войск, но остался поразительно целым [32]32
  Автор ошибается: во время Афганской войны (1979–1989) город примерно 8 лет осаждали моджахеды.


[Закрыть]. Вместо развалин и разорения в глаза бросается обычная бедность: лабиринт грязных улочек с глинобитными дувалами и лавками по сторонам и единственным более-менее приметным общественным зданием – построенной патриархом клана Хаккани Джалалуддином красивой мечетью с бирюзовым куполом. С востока город замыкают бетонные полосы аэропорта «Хост» и территория базы, островок Америки, изолированный от принимающей страны концентрическими кругами «бастионов Hesco» [33]33
  Укрепления «Hesco Bastion» представляют собой короба из пластиковой рогожи, армированной крупной проволочной сеткой. Сложенные гармошкой, они компактны и легко разворачиваются, а заполненные песком или землей являются хорошей защитой.


[Закрыть]– однотипных для всех американских военных объектов в Афганистане ограждений из прямоугольных мешков с песком – и колючей проволокой «концертина». Летное поле еще хранит кое-какие реликты советского присутствия: приземистую двухэтажную диспетчерскую башню (построенная русскими, она и теперь служит наблюдательной вышкой) и около десятка ломаных летательных аппаратов 1980-х годов по одну сторону от взлетной полосы. Более новые постройки в основном представляют собой военные сборные конструкции – например, грузовые контейнеры, наспех превращенные в казарменные бараки. Все вокруг – как природного происхождения, так и созданное руками человека (сооружения, улицы, дома, транспортные средства, форма военнослужащих), – одного и того же размыто-бежевого или грязно-коричневого цвета, тем более блеклого, что все покрыто слоем вездесущей пыли.

Жизнь за проволокой не только предположительно безопасна, но и уровень комфорта там гораздо выше среднего. В столовой кормят на удивление вкусной едой, вплоть до лобстеров и крабовых ножек по пятницам. В комнате отдыха – телевизор. Снабженный спутниковой тарелкой, он предоставляет возможность смотреть прямые трансляции бейсбольных и футбольных матчей или новейшие голливудские шедевры. Поодаль бар с таким разнообразием вин и таким свежим, всегда холодным пивом, что свободные от службы сотрудники ЦРУ (охрана и обслуга не допускается) постоянно там толпятся. Спортзал блестит и сверкает новейшим оборудованием для фитнеса – от щадящих суставы «эллиптических» тренажеров до стоек со штангами олимпийского стандарта.

Мэтьюс предпочитала бег и вскорости завела привычку после захода солнца, зашнуровав кроссовки, делать кружок-другой вокруг летного поля вместе с довольно пестрой по составу группой военных и сотрудников ЦРУ, называвших себя «Клубом бегунов Хоста». Позанимавшись спортом, она возвращалась в свой больше схожий с трейлером домик, оборудованный тем, что было величайшей привилегией (во всяком случае, с ее точки зрения) – личной ванной. Надо сказать, что Мэтьюс долго спорила, прежде чем ей удалось отвоевать для себя право на такую приватность – роскошь, которой она дорожила больше всего.

От жилья до рабочего кабинета два шага, что куда приятнее, нежели два часа по шоссе, да еще и в пробках, неизбежных на столичной кольцевой. Но на новом посту ей предстоит испытание куда более трудное, чем то, что выпадало на ее долю дома. Здешнюю главную тематику, то есть все касающееся «Аль-Каиды» и повстанцев «Талибана», она знает назубок. Руководить людьми ей приходилось и прежде. Но теперь она должна командовать американцами и афганцами, мужчинами и женщинами, которые работают там, где рвутся реальные бомбы и летают пули. Впервые в жизни она должна, принимая решение, понимать, что выбор, сделанный ею в кабинете, может иметь для ее подчиненных серьезнее последствия вплоть до летальных.

Как и прежде, Мэтьюс была подотчетна боссам из Лэнгли, но теперь она сталкивалась с партнерами, неизвестными ей прежде, с людьми, которые думают совершенно по-другому и чьи приоритеты и установки отличаются от принятых в ЦРУ. Это военные из Пентагона, натовское начальство в Кабуле, местные офицеры в Хосте и вокруг него, а теснее всего сотрудничать она должна была с командами спецназа, тоже базирующимися на базе ЦРУ. В армии спецназовцы – как на гражданке рок-звезды: преисполненные уверенности в себе и своем мастерстве, они привыкли, чтобы к ним относились как к элите. Естественно, на базе они кучкуются вместе с такими же «спешл-форсес» ЦРУ, к ним тяготеют несколько служащих военизированного цеэрушного подразделения «спешл-активитис», да и подразделение охраны базы сюда же – бывшие «зеленые береты» и отставные «морские котики», считающиеся теперь гражданскими и работающие в частной охранной фирме «Блэкуотер». Некоторые с цеэрушниками держатся надменно, считая их салагами и «учеными в говне мочеными». И не только потому, что сотрудникам ЦРУ не хватает военной выучки; многих присылают даже без знания местных языков и культуры, и они сидят на базе, боясь нос высунуть, а военные, разумеется, это видят.

Неприязнь имеет свойство быть взаимной. Болтая в своем кругу, при упоминании о виртуозах рукопашного боя оперативники и аналитики кривятся, видя в них питекантропов с ручищами ниже колен и безголовых бодибилдеров с самомнением, раздутым, как их накачанные бицепсы. И с той и с другой стороны это, конечно, всего лишь стереотипы, а вот что Мэтьюс действительно задевало, слишком даже задевало, так это мужской скептицизм – мужчины как будто не верили в ее способность справиться с работой. На протяжении всей своей карьеры она воевала за то, чтобы доказать обратное.

В 1989 году, когда Дженнифер Мэтьюс приняли на службу, мир ЦРУ был очень мужским. В тот же день, 3 января, в Управление поступили еще три женщины, и вся четверка сразу решила держаться вместе – всё же «единственные женщины в разливанном море мужчин», как вспоминала потом одна из них.

Случайно вышло так, что они оказались похожи: четыре белые женщины лет двадцати пяти, примерно одного роста, стройные шатенки. Когда они вчетвером (а это бывало частенько) шли по коридору, в чопорных пиджачных коридорах Лэнгли все чуть ли не сворачивали шеи. Вместе девушки ходили перекусить в кафетерий, вместе ездили в отпуск и даже помогали друг дружке в свадебных приготовлениях. Мэтьюс сразу ощутила необходимость взвалить на себя ношу старшинства, тем более что она и впрямь была на несколько недель старше подруг. Когда их, еще курсанток, определяя куда направить, на собеседовании спросили, как они видят свое будущее в ведомстве, Мэтьюс без колебаний ответила: «Вижу себя директором ЦРУ».

Эта беззастенчивая амбициозность вкупе с уверенностью в том, что силой воли и трудолюбием можно достичь чего угодно, была присуща ей с малолетства. Еще девчонкой, средней из троих детей штамповщика и санитарки, живя в семье, кое-как влачащей существование в рабочем пригороде Харрисберга, Пенсильвания, она корпела над книжками, в то время как ее подруги бегали за мальчиками и веселились на вечеринках. Чуть повзрослев, осознала себя феминисткой и еще крепче уверовала в божественное предназначение, которое в конце концов непременно определяет нашу судьбу. В детстве и отрочестве ее мирок был ограничен небольшим кружком воцерковленных христиан-сектантов, исповедовавших патриотизм, фундаментализм и признававших лишь буквальное толкование Библии. Ее подход к религии с возрастом слегка изменился, но всю оставшуюся жизнь она продолжала считать себя евангельской христианкой.

По окончании средней школы Дженнифер уехала на запад штата Огайо, в городок Седарвиль, где поступила учиться в баптистский университет – маленькое частное заведение, в котором гордятся строго богословским подходом ко всем наукам. Изучая там радиовещание, она познакомилась с таким же, как она, любителем бега трусцой, студентом отделения фармацевтики Гэри Андерсоном, буквально помешанным на религии парнем, за которого и вышла замуж. Позже оба посещали расположенный неподалеку Университет Майами в Огайо, который Дженнифер окончила с дипломом политолога. Недолгое время, выбирая, куда податься, она работала помощником нотариуса, пока какой-то ее родственник, уже освоившийся в разведке, не посоветовал ей попробовать устроиться на службу в ЦРУ.

В те дни очень немногие женщины удостаивались чести быть допущенными в элитное братство оперативных сотрудников, поэтому Мэтьюс и три ее новые подружки удовлетворились должностями, традиционно открытыми для женщин. Мэтьюс стала аналитиком по визуальным образам и часами корпела над спутниковыми фотографиями фабрики в Ливии, заподозренной в производстве химического, оружия. Имея природный писательский дар, позже она стала ответственной за отчеты: теперь ей в обязанность вменялось переводить полученные с мест сырые разведданные в нечто похожее на связный текст.

Даже на этой должности Мэтьюс ощущала острейшую необходимость перещеголять окружавших ее мужчин – хотя бы для того, чтобы ее просто заметили, вспоминает одна из коллег, входивших в ближний круг ее подружек.

«Мы не щадили себя, не жалели времени. Каждая везла вместо центнера тонну. Ну и, естественно, делали больше мужчин», – сказала эта подружка, которая тоже, подобно Мэтьюс, впоследствии работала тайным оперативным сотрудником «под прикрытием».

Муж Мэтьюс устроился работать в швейцарскую компанию и уехал в Женеву, куда за ним последовала и Дженнифер, но пробыла там недолго. По возвращении пара, в интересах карьеры жены, выбрала загородную жизнь под Вашингтоном. Поскольку они работали в разных городах (Мэтьюс в пригороде Вашингтона, а ее муж в Ричмонде), дом купили примерно посередине, около Фредериксберга и, мотаясь на работу, накатывали по сто с лишним миль в день. Фамилию себе Мэтьюс оставила девичью; когда пошли дети, супруги стали нанимать нянек, чтобы Дженнифер могла быстрее возвратиться в офис. По словам их друзей, она обожала своих детишек, но без работы жить не могла. Стать домохозяйкой было бы для нее тем же, что отрастить плавники и жить в океане.

«В этом она была завзятой феминисткой, но в отношении брака и семьи сохраняла очень традиционные взгляды, – сказала одна из ее приятельниц из Управления. – Была в ней та двойственность, что позволяет отделять одну сторону собственной жизни от другой. Отчасти это и делало ее хорошим аналитиком».

После Швейцарии Мэтьюс вернулась в Управление в 1996-м, но запросы имела уже другие. Из аналитического отдела перешла в Оперативный директорат, то есть туда, откуда ЦРУ управляет нелегальными операциями за рубежом. Новая работа потребовала многих недель тяжелой физической тренировки в учебном лагере ЦРУ, который называется «Ферма». В итоге ей пришлось пожертвовать правом даже на собственное имя, став оперативником «под прикрытием». Сама ее личность стала государственной тайной – в точности как у Валери Плейм, ее коллеги, которую вскоре угораздило стать всемирно знаменитой [34]34
  Валери Плейм-Уилсон (р. 1963) – оперативный сотрудник ЦРУ, специализировалась на оружии массового уничтожения. В 2003 г. ее муж, дипломат Джозеф Уилсон, попытался через газету «Нью-Йорк таймс» дезавуировать заявление президента Буша о том, что у Ирака есть ядерное оружие, после чего массмедиа раскрыли истинное место работы Валери Плейм, и в 2005 г. она была уволена. В скандал были вовлечены высокопоставленные чиновники; супруги прославились, оба написали книги о своих приключениях; по книге Валери Плейм «Честная игра» в Голливуде снят фильм «Игра без правил» (2010).


[Закрыть].

Но по-настоящему Мэтьюс продвинулась, когда вошла в состав небольшого подразделения при Центре антитеррора, которое внутри ведомства называли «Алек-стейшн». В этой группе свели вместе сотрудников с разным опытом и подготовкой, чтобы они, объединив способности, все силы бросили на изучение малоизвестной исламистской террористической группы, которая сама себя именует «Основой», или «Аль-Каидой». В 1996-м, когда к ним присоединилась Мэтьюс, это подразделение в ЦРУ считалось задворками. Террористические группы рассматривались как угроза второстепенная, да и терялась среди них «Аль-Каида» рядом с такими большими и богатыми организациями, как «Хезболла» и «Хамас». Но в 1998 году все стало меняться. «Аль-Каида» организовала одновременно взрывы посольств США в Кении и Танзании, унесшие жизни двухсот двадцати человек, эти вылазки катапультировали бен Ладена на самые верхние строчки списка преступников, разыскиваемых ФБР, и внезапно группа «Алек-стейшн» с ее аналитиками сделалась всем нужна.

В группе все так бредили идеей убийства вожаков «Аль-Каиды» и так друг с другом сроднились, что стали в шутку называть себя «семейкой Мэнсона» [35]35
  Коммуна калифорнийских хиппи, члены которой под руководством своего лидера Чарльза Мэнсона в 1969 г. совершили ряд жестоких убийств; в числе прочих была зарезана беременная жена режиссера Романа Полански.


[Закрыть]. Самым сложным оказалось убедить официальный Вашингтон, что Усама бен Ладен представляет угрозу для США и на американской территории тоже. Твердо ведомые начальником подразделения Майклом Шоэром, человеком прямым и никогда не скрывавшим своих взглядов, они постепенно завоевали поддержку высшего руководства ЦРУ, вплоть до директора Джорджа Тенета и Кофера Блэка, который был тогда главой Центра антитеррора. Группа Шоэра разрабатывала планы экстренной ликвидации бен Ладена с последующим изгнанием его союзников талибов из Афганистана, для чего предполагалось опереться на дружественных афганских моджахедов и недавно приобретенные ведомством беспилотные летательные аппараты «предатор». Однако администрация Клинтона в 1999 году упустила случай ликвидировать бен Ладена, а чиновники новоизбранного президента Буша, отклонив настоятельные просьбы Тенета разрешить ему активные действия, тянули с обсуждением вопроса об «Аль-Каиде» в высших инстанциях аж до 4 сентября 2001 года. А неделей позже взращенные «Аль-Каидой» угонщики врезались на коммерческих реактивных лайнерах в башни Всемирного торгового центра и в здание Пентагона.

То утро в Лэнгли ничего не предвещало, начинался обычный рабочий день, даже не все сотрудники успели съехаться на работу, и тут первый самолет в 8.46 утра врезался в Южную башню Всемирного торгового центра. Когда через семнадцать минут еще один самолет влетел и во вторую башню, все так и выдохнули: «Аль-Каида»!

Кофер Блэк, директор Центра антитеррора ЦРУ, предположил, что штаб-квартира ЦРУ тоже может быть выбрана террористами мишенью, и приказал основной массе сотрудников покинуть здание. Сам же вместе с аналитиками из «Алек-стейшн» остался, и вместе они взялись за работу. Кое-кого из них родные дожидались потом со службы несколько дней.

«Мы вступили в войну, особую войну, такую нам вести еще не приходилось, – обратился Блэк к команде специалистов. После чего последовал и собственно приказ о выступлении: – Каждому из нас придется выполнить свой долг. И не всем будет дано с этой войны вернуться».

Близкие друзья Мэтьюс говорят, что эти несколько недель навсегда ее изменили. До событий 11 сентября она тоже, бывало, задерживалась на работе вместе с коллегами из «Алек-стейшн», пытаясь проникнуть в замыслы «Аль-Каиды», которые, как им казалось, еще можно было купировать, но после тех страшных атак и вовсе не возвращалась домой по нескольку дней и спала в кресле. В те дни она была беременна третьим ребенком и так себя физически истощила, что дождалась выкидыша, хотя это несчастье при такой работе могла бы и предвидеть. Однако продолжала работать, а в разговорах с друзьями постоянно повторяла, что опасается неминуемой новой атаки, и только ЦРУ имеет средства, чтобы ее предотвратить. Коллеги Мэтьюс по ЦРУ говорят, что из всех борцов с «Аль-Каидой» ей первой пришлось «хватануть цикуты».

Также первой была Мэтьюс и в череде сотрудников, возведенных в ранг наводчиков на цель – тогда эта профессия в Центре антитеррора только зарождалась, – и вскоре получила серьезное задание: руководить розыском одного из управленцев «Аль-Каиды», который проходил по делу под боевой кличкой Абу Зубайда. Настоящее имя этого палестинца было Зайан аль-Абидин Мухаммад Хуссейн; до 11 сентября он руководил джихадистским лагерем около Хоста и за годы деятельности обеспечил подготовку и переброску в Афганистан многих десятков боевиков «Аль-Каиды». Мэтьюс подозревала, что как раз Зубайда должен знать детали планов второй волны атак «Аль-Каиды» на США, и убедила руководство ЦРУ разрешить ей собрать команду из недавно нанятых на службу сотрудников для координации его розыска в глобальных масштабах.

Мэтьюс выгородила себе рабочее место в небольшом конференц-зале, и скоро там от людей и компьютеров стало тесно. Ее ребята работали не покладая рук неделями, пока в марте 2002-го не удалось выйти на финишную прямую: они обнаружили убежище Зубайды в пакистанском городе Файзулабаде. 28 марта пакистанская и американская разведки общими силами произвели там облаву; правда, захватить фигуранта удалось лишь после перестрелки, серьезно раненным. Зато он оказался первым значимым деятелем «Аль-Каиды», которого ЦРУ удалось зацапать.

Уже через несколько дней после поимки Зубайда преподнес следствию ценный подарок – выдал имя главного автора атак 11 сентября, которым оказался некий Халид Шейх Мохаммед [36]36
  Халид Шейх Мохаммед (р. 1965) – пакистанский белудж, родившийся в Кувейте; по окончании университета в США, в 1986 г. уехал в Пакистан, где стал заниматься террористической деятельностью. В интервью в 2002 г. называл себя главой военного совета «Аль-Каиды»; участвовал во многих знаменитых терактах, лично обезглавил американского журналиста Дэниела Перла. В мае 2012 г. на базе в Гуантанамо начался суд над ним.


[Закрыть]. Но потом Зубайда отвечать на вопросы перестал, и администрация Буша санкционировала применение к нему «усиленных методов допроса», в том числе и вотербординга. Среди свидетелей этой процедуры была и Мэтьюс, прилетавшая в Таиланд координировать действия дознавателей. А через несколько лет те допросы стали предметом ожесточенной грызни и разбирательства. Группы правозащитников, депутатские комиссии и даже бывшие чины администрации Буша перелопатили все, что касалось методов работы ЦРУ с Зубайдой, само имя которого стало символом скандала, связанного с использованием секретных тюрем, расположенных там, где не действуют обычные ограничения со стороны закона, и применением таких способов допроса, которые Международный комитет Красного Креста считает недопустимыми. Позже обнаружились факты, свидетельствующие о том, что Зубайда вовсе и не входил в круг подлинных главарей «Аль-Каиды», а был простым снабженцем и к стратегическим планам террористов имел доступ весьма ограниченный. Несмотря на это в Центре антитеррора Мэтьюс продолжали восхищаться как сотрудником, благодаря которому впервые удалось захватить террориста высокого ранга и вывести ЦРУ на главного организатора атак 11 сентября.

К середине десятилетия Мэтьюс выдвинулась, стала руководящим менеджером и направляла работу нескольких различных групп Центра. А по ходу дела старалась сдружиться с другими, столь же суровыми, дамами, выбившимися в начальство на несколько карьерных прыжков раньше. Одной из ее новых наставниц была известная крутым нравом рыжеволосая особа, игравшая ключевую роль во многих самых агрессивных (и самых сомнительных, как по методам, так и по результатам) операциях ЦРУ – от пресловутых допросов с пристрастием до засекреченной программы «переброски подозреваемых», в рамках которой оперативники ЦРУ отыскивали подозреваемого в терроризме в стране его проживания, похищали, перевозили в третью страну и уже там допрашивали, а если нужно, пытали. Обе женщины были страстными поклонницами одного и того же актера, Томми Ли Джонса [37]37
  Томми Ли Джонс (р. 1946) – американский актер и режиссер; наиболее известен в амплуа невозмутимых, рассудительных шерифов, следователей и спецагентов, хотя успешно играл и эксцентричных злодеев.


[Закрыть], обе любили цитировать одну и ту же реплику из вышедшего в 2007 году фильма «Старикам тут не место»: «Грядущего тебе не остановить. И жизнь под себя не подстроить».