Текст книги "Нежный защитник"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
– Ты все сделала правильно. Если бы ты попыталась держать щит на весу, он наверняка сломал бы тебе руки, а благодаря трупу удар заметно смягчился.
Фицроджер высунулся из окна, окликнул кого-то во дворе и, повернувшись к ней, спросил:
– Тебе что-нибудь нужно? Прямо сейчас?
Имоджин подумала, что он имел в виду вовсе не холодное питье и свежие простыни, а потому молча покачала головой. Ее по-прежнему мучил вопрос: где он пропадал все то время, пока его люди на свой страх и риск вели бой за замок?
Внезапно ее сердце болезненно екнуло. Уж не нашел ли он дверь в ее сокровищницу?
– Твоим солдатам не хватало твердой руки, – осторожно начала она. – Разве ты не должен был сам руководить штурмом?
– Они прекрасно справились, – процедил Фицроджер, вперив в нее напряженный взор. – Так в чем же дело? Боишься, что твой наемник не отработал сполна свою плату? Но по правде говоря, леди Имоджин, до сих пор речи о вознаграждении вообще не было.
Ее интуиция кричала, что она нащупала у этого человека некую больную точку, но, прежде чем Имоджин придумала подходящий вопрос, он заявил:
– У твоих дверей будет стоять часовой. Из комнаты не высовывайся. Я приду за тобой, когда наведу здесь хотя бы какое-то подобие порядка. – Он повернулся и вышел, не давая ей возможности возразить или задать свой вопрос.
Впрочем, ей не очень-то и хотелось копаться в тайниках его черной души. Она вернулась домой, а Бастард Фицроджер, несмотря на свою неотесанность, вполне способен позаботиться обо всем сам. Имоджин едва соображала от изнеможения, вызванного не столько беспокойной ночью, сколько страхами и горем последних дней.
И она смирилась, доверившись на какое-то время более сильным рукам. Даже отходя ко сну, она с неожиданным удовольствием повторяла его слова: «Ты все сделала правильно».
Да, она все сделала правильно. В конце концов она снова вернула себе свой замок. Может быть, даже отец гордился бы тем, как она со всем этим справилась.
Имоджин очнулась, страдая от жажды и слабости, с ужасной головной болью и с удивлением обнаружила, что за окном всего лишь раннее утро. Солнце только начало освещать ее комнату. Шорох за спиной заставил ее резко сесть в постели, и к ней тотчас подошла служанка.
– Марта? – прошептала Имоджин, узнав в ней одну из своих подданных. Эта женщина была самой искусной ткачихой в округе. А вдруг все ужасы и несчастья последних дней – не более чем просто бред или ночной кошмар? Но она вновь убедилась, что ее комната разорена, что окна выбиты, а стены стоят голые, без единого клочка шелковых обоев.
Это означало, что все было реальностью – и мертвая Дженин, и трупы во дворе, и Фицроджер, вонзающий меч в горло тому человеку…
– Тише, тише, леди Имоджин, не плачьте, – приговаривала Марта, сухощавая женщина средних лет, ласково гладя хозяйку по голове. – Теперь все в порядке, милая. А вы, наверное, проголодались. Вы проспали целые сутки. Хозяин велел держать для вас наготове суп, вот мы и грели его на огне.
Она отошла к очагу и отлила из котелка в деревянную плошку горячей похлебки.
– Все как есть у нас перебили, – посетовала служанка, покачав головой. – От фарфора – одни осколки. И от стекла тоже. А ваши чудесные серебряные кубки расплющили… – Она замолчала. – Ну и пусть, ведь теперь вам не надо ломать над этим свою прелестную головку, моя милая. И к тому же у нас осталась деревянная посуда. – Она подала Имоджин деревянную плошку и деревянную ложку. – Вот, покушайте, миледи. Увидите, вам сразу полегчает. Хозяин обо всем позаботится.
«Хозяин, хозяин, хозяин»… Это слово молотом било Имоджин по больной голове. Она подняла на служанку сердитый взгляд.
– Фицроджер не хозяин в Кэррисфорде!
– Ну так что с того? – невозмутимо ответила Марта. – Пусть он ненастоящий хозяин, зато знает, что почем, и живо наведет здесь порядок, как только оправится от хвори!
– От хвори? – У Имоджин тревожно забилось сердце. В довершение всех бед не хватало только новой вспышки моровой язвы!
– Стошнило его так, будто он съел тухлое мясо, – доверительно сообщила Марта. – Кое-кто из наших прятался в самом дальнем конце кладовых, когда лорд Фицроджер со своими людьми выскочил из стены. Ох и страху же мы натерпелись, право слово, да только скоро стало ясно, что это не Уорбриковы мерзавцы. Однако он был весь белый и трясся, как в лихорадке, так что его людям пришлось тащить его на себе. Мы тогда не знали, кто он такой, и не посмели объявиться. Ну да нынче он выглядит совсем здоровым.
Имоджин принялась за суп, попутно переваривая новые сведения. Тухлое мясо? Или просто темный, тесный коридор? Она знала, что ее будет тошнить, если придется пройти через комнату, полную крыс. Она очень ему сочувствовала. И в то же время восхищалась его отвагой и мужеством, когда он, преодолев жуткий страх, бросился на помощь своим людям.
Однако она знала, что Фицроджер бывает жесток, и подумала, что не должна расслабляться. Фицроджер не из тех людей, кто станет потакать ее капризам.
Она старательно съела весь суп, надеясь, что обильная пища быстро восстановит ее силы. Впереди ее ждало много дел. Для начала следовало узнать, сколько провизии осталось в замке и успели ли люди Уорбрика разорить деревни, снабжавшие Кэррисфорд продовольствием.
И самое главное – нашел ли Фицроджер сокровищницу ее отца? Судя по его словам о награде, он ничего не нашел, но она не такая дура, чтобы принять его слова за чистую монету. Она постаралась утешиться тем, что узнала от Марты. Если пребывание в подземелье стало причиной его болезни, вряд ли у него возникнет желание снова сунуться в эту нору. И вряд ли он доверит поиски сокровищ кому-то из своих людей.
Как только Имоджин доберется до своего золота, она щедро расплатится с ним. И не важно, какую цену он заломит за свои услуги. Она очень, очень богата. Ее дед женился на богатой наследнице, и ни он, ни ее отец не брезговали заниматься торговлей ради прибыли. Может быть, Кэррисфорд нельзя было назвать самым большим владением в графстве, но зато оно было самым богатым.
А пока ей пришлось смириться с тем, что за все будет отвечать Фицроджер. В конце концов, он сам вызвался навести порядок в ее замке!
Пора было подумать о ее браке…
Только теперь Имоджин сообразила, что она уже не «беременна». Под ночной сорочкой ничего не было видно.
– Куда она делась? – испуганно спросила Имоджин, прижав ладони к плоскому животу.
Служанке достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, о чем речь.
– Это вы про ту штуку, что висела у вас на животе, миледи? Мы сняли ее, чтобы она не мешала. Больше она вам не понадобится, да и не дело это – обманывать добрых людей. И что бы на это сказал ваш батюшка!
Ее лишили последней защиты от ненавистного брака!
– А лорд Фицроджер знает об этом? – Может быть, еще не все потеряно? Она снова нацепит торбу и прикажет своей служанке молчать под страхом смерти!
– Он заходил пару раз вас проведать. Но ничего не сказал. – Женщина добродушно усмехнулась. – Неужто вам хватило совести заставить его думать, будто вы ждете ребенка? Ай-ай-ай, какая негодница! Я бы в жизни так не сделала!
Имоджин застонала, сраженная этой новой проблемой. Как будто и без того их мало! И как теперь прикажете помешать взять ее в жены силой, если он захочет это сделать?
Марта всполошилась при виде ее горя.
– Бедненький жеребеночек! – заворковала она. – Тише, тише. Ни о чем не печальтесь. Вот увидите, теперь все пойдет как по маслу! Уж кто-кто, а лорд Клив сумеет о вас позаботиться!
Имоджин открыла было рот, чтобы отчитать глупую служанку, но передумала. Простодушные попытки ее утешить только подливали масла в огонь, но разве Марта в чем-то виновата? Она обращалась с ней так, как обращались с ней все в этом замке: с почтением и в то же время как с ребенком. Ведь она была Имоджин из Кэррисфорда, Цветком Запада, величайшим Сокровищем ее батюшки.
И, подобно большинству сокровищ, она превратилась в дивную, бесценную, но бесполезную вещь.
Вот и Сивард не сделал ничего из ряда вон выходящего, когда дал ей в челюсть и выволок из замка, воспользовавшись ее бессознательным состоянием. После этого она оправдала его ожидания и отправилась к Фицроджеру. А тот приволок ее обратно в замок, обращаясь с ней как с ненужным багажом. Ничего удивительного, что он заправляет теперь в ее замке, даже не давая себе труда узнать ее мнение об этом.
Но, поразмыслив, она призналась себе, что на самом деле все обстоит иначе. Ведь это она попросила его командовать в замке, пока сама не сможет его защитить. А под конец она даже попросила Фицроджера избавить ее от вида крови и пожарищ.
Однако пришло время положить этому конец. Она отодвинула пустую плошку. Пора уже напомнить окружающим, что она леди Кэррисфорд. Но первым делом следовало убедиться, что она может ходить.
– Марта, – попросила она, – давай проверим, не пора ли снять эти повязки.
– Ох, миледи! Да стоит ли вам так спешить? Хозяин сказал…
– Лорд Фицроджер! – отчеканила Имоджин. – Если уж тебе так нравится поминать его через каждые два слова!
Служанка ошарашенно распахнула глаза, но покорно ответила:
– Лорд Фицроджер говорит, что ваши ноги ужасно пострадали и монах-врачеватель не велел их тревожить.
– Ничего подобного монах не говорил! – заявила Имоджин. – И я желаю знать, в каком они состоянии. – Она нагнулась и начала разматывать бинты, ругаясь и охая от боли. Марте волей-неволей пришлось ей помогать.
Расправившись с теми повязками, которые не прилипли к ранам, обе застыли, не в силах вымолвить ни слова.
– Вот видите! – наконец воскликнула Марта. – Они еще не зажили!
Но Имоджин, осторожно потрогав ступни рукой, пришла к выводу, что на самом деле все не так уж плохо. Самые глубокие раны были красными и опухшими, но они располагались по бокам, где нежную кожу натирали узлы от грубых сандалий. А волдыри на самих подошвах заметно опали.
– Промой и промокни их чистой тряпицей, – приказала она Марте. Когда служанка открыла рот, собираясь возразить, Имоджин так посмотрела на нее, что у той мигом отпало желание перечить своей хозяйке.
Наконец Имоджин избавилась от всех повязок. Она осторожно спустила ноги с кровати и встала. На ее губах расцвела радостная улыбка. Ноги почти не болели. Она прошлась по комнате, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Тело по-прежнему ныло, особенно в ушибленных местах, но эту боль она перенесет без труда.
– А башмаки на вас все равно не налезут, – с некоторым злорадством заметила Марта.
– Значит, буду ходить босиком, – заявила Имоджин.
– Миледи!
– Ни слова! – прикрикнула на нее Имоджин. – Я хочу быть хозяйкой в собственном замке и не желаю сидеть взаперти и ждать, пока кто-нибудь соизволит носить меня на руках, как ребенка! А теперь, – с воодушевлением продолжала она, – давай посмотрим, не найдется ли какая-нибудь одежда. – Имоджин твердо решила, что явится перед своими людьми в полном блеске, как и полагается хозяйке замка.
Первым делом Марта вымыла и расчесала ее великолепные волосы. После чего пришла очередь разобрать остатки некогда роскошного гардероба. При ярком свете дня обгаженные, воняющие мочой и калом лохмотья, в которые превратились ее любимые наряды, выглядели особенно жалко. Имоджин разглядывала их со слезами на глазах, но не поддалась душевной слабости. Тем более что некоторые платья еще можно было отстирать и заштопать.
Они с Мартой споро принялись за дело, и вскоре одно платье уже можно было надевать, хотя теперь это было лишь бледное подобие былой роскоши.
Имоджин чрезвычайно обрадовала возможность избавиться наконец от чужой одежды, сшитой из слишком грубой и колючей ткани. Ее заменили нижняя сорочка из тонкого полотна и легкое светло-коричневое платье, украшенное по вороту и подолу золотой вышивкой. К нему подошла накидка из желтого шелка, отделанная цветной тесьмой. Ее чудесные пояса с самоцветами пропали все до единого, но из остатков коричневого парчового платья удалось выкроить длинный кушак. Стянутое на талии, платье легло пышными складками, подчеркивая округлость ее бедер.
– Ну вот, – улыбнулась она, весьма довольная полученными результатами. – Теперь я похожа на хозяйку замка?
– Еще как похожа! – раздался насмешливый голос.
Имоджин так и подскочила на месте. Оказывается, Бастард Фицроджер давно стоит на пороге комнаты.
Глава 6
Если она сегодня выглядела как настоящая знатная леди, то он выглядел как настоящий лорд. И где только он успел раздобыть этот роскошный наряд? А может, он просто издевается над ней, не оставляя возможности взять верх даже в этой игре?
Это немного отравило ее радость, но Имоджин утешилась мыслью, что одержала над Уорбриком еще одну, пусть и небольшую победу. И теперь остался пустяк: избавиться от своего эскорта (да, «эскорт» – самое подходящее определение для этого типа) и начать жизнь сначала.
Ее «эскорт» повернулся к Марте, и по легкому мановению его руки служанка буквально растворилась в воздухе. Душевного подъема, охватившего Имоджин, как не бывало. Этот человек ради нее рисковал своей жизнью и жизнями своих людей, и теперь эта суровая сила верховодила в ее родовом замке.
– У тебя наверняка где-то припрятаны драгоценности взамен украденных, – заметил он.
Это заявление повергло ее в шок. Негодяй пытается разнюхать дорогу к сокровищнице! Теперь понятно, почему он разоделся в пух и прах. Старается произвести на нее хорошее впечатление. Ну что ж, даже у таких избалованных девиц, как она, с куцыми мозгами, иногда бывают минуты просветления! И она солгала не моргнув и глазом:
– Нет, у меня больше ничего не осталось.
Он направился к ней. Имоджин пришлось поскорее вспомнить, что она – леди Кэррисфорд. Иначе она наверняка попятилась бы от страха.
– Вся округа знает наперечет те украшения, что отец дарил своей несравненной Имоджин из Кэррисфорда. Неужели ты хранила их все в этой комнате?
– Да.
Холодные пальцы больно стиснули ее подбородок.
– Даже если у тебя нет ума, о твоем отце этого никак не скажешь.
– Отпустите меня, сударь!
Он отпустил ее подбородок, но тут же схватил за плечи. Изумрудные глаза вонзились в нее, как два стальных клинка.
– Ты твердо решила, что мне нельзя доверять? Учти, если твои побрякушки спрятаны где-то в укромном уголке потайного хода, то о нем известно по меньшей мере десяти моим солдатам. Ни одному из них я бы не доверил и шиллинга, а не то что настоящий клад.
– Конечно, ведь это твои люди! – язвительно ответила она. – Им было у кого научиться порядочности!
– Уж не пытаешься ли ты меня оскорбить? – вкрадчиво поинтересовался он, прищурив холодные глаза.
Имоджин выдержала его взгляд и еще выше вздернула подбородок, хотя это и потребовало от нее немалых усилий.
– Да!
И это была чистая правда.
При виде недоброго блеска в его глазах Имоджин передернуло от страха.
– Ты просто глупый ребенок.
– На первый взгляд так оно и есть. Иначе я не пришла бы к тебе за помощью. Но я быстро учусь.
Он прижал ее к себе. Тонкая сорочка и платье не могли защитить ее от тепла, излучаемого этим сильным телом, и у нее перехватило дыхание…
– И чему же ты учишься? – услышала она его тихий голос.
Имоджин больше не приходилось делать над собой усилие, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Скорее наоборот – теперь она не могла отвести от него взгляд. И оказалось, что его глаза вовсе не колючие и не злые – они почти теплые…
«Дура!» – выругала она себя и потупилась, торопливо проговорив:
– Учусь не доверять мужчинам!
Он отпустил ее и, отодвинувшись, как от пустого места, холодно взглянул на нее:
– Полагаю, что именно мне оказана честь быть главным учителем?
Имоджин не снизошла до ответа.
– И в чем же я не оправдал вашего доверия, леди Имоджин?
Ее молодое тело молило вернуть этот короткий миг близости и тепла. И Имоджин возненавидела себя за эту слабость. Хуже того, она никак не могла придумать достойный ответ. Да, она подозревала его во всех смертных грехах, но до сих пор его поведение оставалось безупречным.
И ей пришлось покопаться в прошлом.
– Ты вернулся в замок Клив якобы ради того, чтобы помочь твоему сводному брату. После чего он скоропостижно скончался.
Его лицо окаменело, превратившись в суровую маску.
– Не разбрасывайся такими обвинениями, Рыжик, если не готова доказать их ценой собственной жизни. Это всего лишь грязные сплетни.
– Но так все говорят!
– Ты считаешь, что я хочу прибрать к рукам Кэррисфорд? – процедил он, уперев кулаки в бока и скользя по ее фигуре медленным взглядом. Судя по всему, он принадлежал к тому типу людей, которые не терпели уверток и всегда предпочитали идти напролом.
– Да, – честно ответила она.
– Но тогда ты совершила глупость, явившись ко мне, разве не так? – ехидно спросил он.
– Тогда я еще не знала тебя.
– А теперь, стало быть, узнала?
– Да. Ты грубый и злой, и ты норовишь заграбастать все, что тебе приглянется.
Он холодно улыбнулся и снова подступил к ней вплотную.
– Но тогда не сглупила ли ты еще раз, осмелившись бросить мне перчатку? А вдруг мне приглянешься ты?
Это было слишком. Имоджин попятилась, с тоской вспоминая о своей торбе.
– Нет, ты не посмеешь!
Улыбка на устах Фицроджера стала шире, но в ней не было тепла.
– Откуда ты знаешь? Может, я обожаю таких разъяренных кошечек? – Еще несколько легких шагов, и она оказалась припертой к стене. Бежать было некуда.
– Я закричу! – предупредила она.
Он лишь с издевкой приподнял бровь. Замок был заполнен его людьми.
– Ты не возьмешь меня силой! – с отчаянием проговорила она. – Я пожалуюсь королю, и ты за все заплатишь!
– Я не беру женщин силой, – возразил он, и снова его лицо едва заметно смягчилось. – Многие мужчины хотят тебя, Рыжик, и еще больше хотят получить твой замок. Ты ведь знаешь, как ты красива, и твои волосы…
Они с Мартой еще не успели заплести ее волосы в косы, и его жадный взгляд надолго задержался на шелковистой вуали, спускавшейся до самых бедер. Имоджин почувствовала, как у нее подгибаются колени, и причиной этому был вовсе не страх.
Он уперся обеими руками в стену по бокам от нее. Вместо того чтобы ощутить себя запертой в ловушке, Имоджин, как это ни странно, почувствовала, что оказалась в каком-то странном невидимом коконе. Ее сердце стало биться чаще, а разум окутался густым туманом. Она знала, что не должна поддаваться, не должна позволять ему делать это, и все же, и все же…
– Перестань! – выдохнула она.
– Что перестать? – прошептал он в ответ.
Она молча следила, как он медленно наклоняется к ее губам. Его губы оказались мягкими и горячими. Почему она считала, что они твердые и холодные?
Он чуть отстранился, а потом поцеловал ее более властно. Имоджин подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но желание пересилило, и ее ладони легли ему на плечи… Плечи были твердые, как скала, но живые и горячие под тонким шелком туники.
Его губы медленно двигались, лаская ее. Ее еще никогда так не целовали. И ей это нравилось гораздо больше, чем она хотела бы в этом признаться.
– Ты не должен! – воскликнула она, отшатнувшись. – Это же смертный грех!
– Неужели? – хмыкнул он. Наверное, он и правда шутил? Его правая рука осторожно скользнула по ее волосам и легла на затылок. Его палец ласкал ее щеку, и она горела словно живое пламя. – В поцелуе нет ничего плохого, Имоджин.
– А отец Вулфган говорит, что есть… – Имоджин понимала, что должна положить этому конец, пока не случилось непоправимое. Капеллан предупреждал ее не раз, что как раз такие поцелуи ведут к распутным ласкам, а распутные ласки порождают похоть.
А похоть, как известно, ведет прямиком в ад.
Наверняка это языки адского пламени ласкают ее, и уже сейчас она горит, как в огне…
Она вырвалась из его объятий и отскочила в другой конец комнаты.
Фицроджер не сделал попытки ее остановить. Он просто повернулся, прислонился спиной к стене и скрестил на груди руки.
– Это не тот ли худосочный священник со скрюченными руками? Тот, что хотел наложить на всех подряд епитимьи за отнятые жизни?
Она кивнула, но тут же испуганно зажала рот ладонью.
– Ох, да он и на меня теперь наложит епитимью! Мне придется стоять на коленях не меньше недели! Ведь на мне лежит ответственность за все эти убийства. И за то, что я позволила тебе меня целовать. И делала вид, будто я… – Она замолчала, искоса взглянув на него.
– Я знал, что это маскарад, Рыжик.
– Я тебе не верю! – выпалила она. Какой удар по самолюбию!
– Я никогда не вру. Разве только в случае крайней необходимости.
– И когда же ты узнал?
– После того как вчера тебя сдернули с лошади, твой мешок совсем перекосился. Но догадываться я начал еще раньше. Уж очень нелепо это выглядело.
– Догадывался – и ничего не сказал?
– Мне было интересно, как долго ты будешь ломать комедию, – ответил он, равнодушно пожимая плечами. – Это была неплохая выдумка, и она принесла свою пользу. Когда я увидел тебя впервые, то и правда подумал, что ты вот-вот начнешь рожать. Полагаю, это очередная гениальная идея твоего сенешаля?
– Нет, – гордо возразила Имоджин. – Это я сама придумала. А он лишь помог привязать торбу.
Фицроджер выразительно поднял брови и кивнул, отдавая должное ее смекалке.
– Кстати, как поживает Сивард? – дерзко спросила она.
– Я уже послал за ним. – Он оттолкнулся от стены и подошел к ней. – Не могу не признать, что ты показала себя с самой лучшей стороны, кто бы ни помогал тебе в этом деле. Ты скрылась от Уорбрика и терпела на себе это гнусное рубище. По крайней мере, – добавил он с лукавой улыбкой, – мне оно показалось на редкость отвратительным. Ты стерла ноги чуть не до костей, и все же тебе хватило духу устоять передо мной, пусть и не в буквальном смысле. Да, для избалованной девицы ты показала себя с самой лучшей стороны.
Имоджин ощутила, как где-то в кончиках пальцев на ногах зародилась жаркая томная волна, и она начала медленно подниматься вверх, пока не достигла ее нежных милых щечек, и они раскраснелись от удовольствия. Это была гордость от заслуженной похвалы.
– Я сама не знаю, как мне это удалось, – честно призналась она. – Меня ужасало это жуткое грязное тряпье. Меня ужасало, что я осталась совсем одна, без защиты. Меня ужасала необходимость самой принимать решения. Я думала только об одном: поскорее бы отдаться на твою милость, чтобы ты позаботился об остальном.
– Мы все испытываем и страх, и ужас. И если человек привык соблюдать чистоту, ему трудно смириться с вонью и грязью. Ты все сделала правильно.
В конце концов, он действительно показал себя отнюдь не с плохой стороны.
– Тебе было страшно идти в подземелье? – тихо спросила она.
– Что? – Тепла в его голосе больше не было. Зеленые глаза широко распахнулись от неожиданности.
– Ты боишься замкнутых пространств. Мне рассказал сэр Уильям.
– Вот как? – Его глаза стали как две льдинки. – Он сильно преувеличил. Кстати, не желаешь ли спуститься в зал к завтраку? Может, тебя отнести?
Имоджин нахмурилась. Нет, не стоит продолжать этот разговор и рассказывать о том, что ей поведала Марта.
– Я хотела бы прежде всего послушать мессу, – поспешно сообщила она. Ей действительно не хватало святого наставления. – Пока не придет отец Вулфган, я сама помолюсь обо всех усопших.
– Долго же тебе придется молиться. Я вытолкал твоего капеллана взашей.
– Что?!
– Я не хочу, чтобы этот стервятник шнырял среди моих людей, заставляя их мучиться от воображаемой вины. Я быстро найду ему подходящую замену.
Имоджин вспыхнула от гнева. От праведного, святого гнева.
– Верни его сейчас же! – выкрикнула она. – Это мой замок, Фицроджер, а он – мой священник!
– А я – твой защитник, – ответил он не моргнув и глазом, – и буду поступать так, как лучше для моих солдат!
– Наверняка ты хотел бы иметь ручного священника, готового смотреть сквозь пальцы на твои грехи, – прошипела Имоджин, подавшись вперед. – Но я обязательно верну сюда отца Вулфгана и прослежу за тем, чтобы он призвал на твою черную душу гнев и пламя Господне!
Он стоял и смотрел на нее. Он даже ухмылялся!
Он не желал с ней считаться!
Имоджин размахнулась и изо всех сил залепила ему пощечину.
Пощечина вышла на славу. Эхо пошло гулять по комнате. А на щеке проступил алый след от ее пятерни. Его лицо теперь походило на маску, а изумрудные глаза широко распахнулись и наполнились мертвенным холодом.
Он, натренированный боец, даже не попытался уклониться от ее удара.
Имоджин застыла ни жива ни мертва. Настал ее последний час…
Но он вдруг расслабился. Он все еще оставался неподвижным, просто его тело больше не казалось напряженным и твердым, как камень.
– Полагаю, иногда бывает полезно смотреть на твои вольности снисходительно, – процедил Фицроджер. – Но заруби себе на носу: выкинешь нечто подобное на людях – пеняй на себя.
Он повернулся и вышел из комнаты. Имоджин плюхнулась прямо на пол там, где стояла. Ее не держали ноги. Слава Богу, она осталась жива. Она впервые в жизни ударила мужчину. Конечно, ей прежде не приходилось сталкиваться с такими типами, как Бастард Фицроджер, а ее отец прикончил бы на месте любого, осмелившегося оскорбить его дочь хотя бы нескромным взглядом.
А этот тип имел наглость ее поцеловать! У нее перехватило дыхание, когда она вспомнила о волшебном поцелуе. Это было так непривычно и в то же время приятно… В эти минуты он был совсем другим: теплее, мягче.
А потом все тепло развеялось, потому что она завела речь о его страхе перед подземельем. Еще бы: такой гордый рыцарь, как Фицроджер, разумеется, не обрадуется, если о его тайных страхах узнает весь свет. И она отлично его понимала.
А потом он сообщил, что выставил из замка ее священника.
Медленно она приходила в себя и постепенно приводила в порядок свои мысли. Отбросив в сторону гнев и обиду, Имоджин сосредоточилась на его фразе о «вольностях» и «снисхождении». Означают ли «вольности» ее долю власти в этом замке?
И что именно он подразумевал под «вольностями»? И чья власть не должна подвергаться сомнению? И кто из них держит в руках Кэррисфорд?
Внезапно она сообразила, что он ни словом не обмолвился о том, что вернет отца Вулфгана в замок. Имоджин решила напомнить ему об этом при первой же возможности.
И тогда он поймет, кому принадлежит замок Кэррисфорд!
Фицроджер подошел к широкой лестнице, вдоль стены спускавшейся в главный зал. Замок Кэррисфорд был грандиозным строением и намного лучше приспособлен для жилья, чем другие замки, в которых ему доводилось бывать в Англии. Кое-что из увиденного здесь он даже был не прочь перенести в свой замок, когда будут деньги.
При мысли о деньгах он вспомнил о наследнице и не удержался от легкой улыбки.
Весьма отважное создание и вдобавок обладает острым умом, который слишком часто пускает в ход. Но избалована до невозможности. И все же он не кривил душой, когда сказал, что она проявила себя с самой лучшей стороны, особенно для особы, над которой тряслись, как над хрупким цветком.
Он вошел в зал, выглядевший довольно необычно из-за высокого потолка, ярко выкрашенных стен и частых узких окон. Когда стояла хорошая погода, вот как сейчас, и ставни были распахнуты, проникавшие в зал солнечные лучи делали его светлым и теплым.
Его опыт солдата говорил, что долбить столько дырок в стене вовсе ни к чему и даже опасно, но все равно ему нравилось это уютное, залитое светом помещение. В зале замка Клив вечно царят промозглые сумерки.
По его приказу зал очистили от мусора и обломков, и теперь он выглядел вполне прилично. Но достаточно было прислушаться к болтовне местных слуг, чтобы понять: нынешнему Кэррисфорду далеко до былой роскоши. Раньше на стенах зала висели дорогие гобелены и старинное оружие, а за хозяйским столом ели на золоте и серебре. Даже скатерти на столах были украшены кружевом или вышивкой.
Он видел ткацкую мастерскую с опустевшими станками и пяльцами, терпеливо ждавшими, когда же их хозяйки снова примутся за работу. Поскольку среди убитых почти не попадались люди из Кэррисфорда, можно было предположить, что они все еще прячутся где-то в окрестностях. Возможно, со временем им удастся восстановить былую красоту, хотя скорее всего самые красивые гобелены были доставлены с Востока или из Италии.
Он был бы рад восстановить для Имоджин ее родной дом. И он уже составил приблизительный план закупок. Продукты, припасы, вино и эль, гобелены, полотно на скатерти…
В Кэррисфорде уцелело несколько бочек эля, и пивоварня уже возобновила свою работу, но Уорбрик не пожалел ни одного бочонка с вином. Одному Господу известно, когда из винных погребов выветрится этот густой кислый запах.
Даже если удастся приобрести какое-то количество продуктов, жизнь в замке наладится далеко не сразу…
Его размышления прервал добродушный голос де Лайла:
– Если только ты, приятель, не научился краснеть, как девушка, то, значит, леди наградила тебя пощечиной. А мне казалось, будто ты считал ее легкой добычей и хвастался, что охмуришь в два счета.
– Я еще не приступил к этому. – Он налил эля своему другу.
– Тогда почему она выпустила коготки?
– Вряд ли она готова в этом признаться, – заявил Фицроджер с самодовольной улыбкой, – но скорее всего потому, что ей не понравилось, что я перестал ее целовать. – Реналд поперхнулся элем. – Но придралась она совсем к другому. Из-за этого святоши, Реналд, который не давал всем проходу и проклинал за каждую отнятую жизнь.
Де Лайл кивнул.
– Приволоки его обратно.
– Какого черта? – удивился Реналд. – Он же верит во всю эту чушь с власяницами и самобичеванием!
– Так приказал Цветок Запада.
– Ага, – буркнул Реналд. – Ты собрался купить се расположение мелкими уступками? А когда ты объяснишь этому нежному бутончику, что ее не столько спасли, сколько сорвали?
– Говоря твоим языком, она скорее тощий цыпленок, чем пышный бутон. И раз уж мне предстоит на ней жениться, я постараюсь по возможности облегчить ей этот шаг. К примеру, представить это так, что ее не сорвали жестокой рукой, а пересадили на новую благодатную почву.
– Ну, пока она носит ребенка, у тебя вдоволь времени для того, чтобы морочить ей голову и охмурять всеми возможными способами. А заодно и пришибить того типа, кто сумел ее обрюхатить.
– Это все ее сенешаль. – Фицроджер подлил себе эля.
– Наглый старикашка! – взревел де Лайл, хватаясь за меч. – Я сам выпущу ему кишки!
– Уж не увлекся ли и ты нашим бутоном? – весело поинтересовался Фицроджер, поймав своего приятеля за руку. – Забудь об этом, старина. Она моя. – Он отпустил Реналда и налил ему эля. – А сенешаль уже на пути в Кэррисфорд. Он снова будет управлять делами в замке.
– И ему все сойдет с рук? – поразился Реналд, бешено сверкая глазами. – Я бы ни за что на такое не согласился!
– Леди Имоджин заверила меня, что все произошло с ее согласия, – пожал плечами Фицроджер. – Точнее говоря, это вообще была ее идея. Она ужасно гордилась своей выдумкой, а если ей это доставило удовольствие, то кто я такой, чтобы обижаться?
