Текст книги "Нежный защитник"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Глава 11
Юность и наивность. Это было обидно, хотя он опять оказался прав. А ведь она старалась быть покорной женой. Неужели ее усилия пропали даром? Но, с другой стороны, он признал за ней отвагу и силу духа, и это ее утешило.
Она застыла, стиснув руки и не спуская глаз с постели. Он считал, что им мешает любить друг друга ее фанатичная религиозность, но Имоджин знала, что это не так. Между ними стоял темный и жуткий страх, а вмешательство отца Вулфгана лишь укрепило его и превратило в непреодолимый барьер.
Однако временами ей казалось, что этот страх сильнее, чем страх перед крысами. Она на дух не выносила крыс, несмотря на все уговоры и насмешки. Никто и ничто не могло бы заставить ее прикоснуться к крысе по собственной воле. И она была уверена, что именно этот неоправданный страх породил ужасную боль. Неужели она так и не научится отдаваться ему без страха и не бояться боли?
Имоджин спрятала лицо в ладонях. Если она с этим не справится, ее замужество превратится в настоящий ад.
Она обязана побороть свой страх!
Имоджин собрала в кулак всю свою волю, разделась и легла в холодную постель, повторяя про себя, что ей ничто не грозит и она будет вести себя как положено.
Она вспомнила свой путь до Клива. Тогда ей тоже было больно и страшно, но она преодолела и то и другое, потому что выполняла свой долг перед подданными. А теперь она должна помнить о своем долге перед мужем.
Фицроджер вернулся с полным подносом, кувшином и двумя кубками. Голод моментально выветрил из ее головы всю философию и патетику. Имоджин села в постели и с удовольствием принялась уплетать еду за обе щеки. Фицроджер только успевал подкладывать ей новые кусочки. Он снисходительно улыбнулся при виде того, с каким аппетитом его невеста поглощает жареного цыпленка, приправленного шафраном.
Разделавшись с цыпленком, Имоджин принялась за медовый кекс с миндалем. Вскоре ей осталось лишь облизать пальцы. Внезапно она устыдилась своей жадности и подняла на него виноватый взгляд. Он не спускал с нее глаз, как кот, следящий за мышью, но выглядел вполне довольным. И предложил ей выпить вина.
– Спасибо, милорд, – пробормотала она с натянутой улыбкой.
Он придержал серебряный кубок и поправил:
– Тайрон. Или Тай. Или даже Бастард – если пожелаешь.
– Бастард! – выдавила она, робея от собственной дерзости, но не в силах устоять перед соблазном пошутить.
Он едва заметно улыбнулся и отдал ей кубок.
– Ты не обиделся? – виновато спросила она, глядя на него поверх кубка.
– Так меня звали на протяжении почти всей жизни, но ни один из тех, кто сказал мне это в лицо, не остался в живых.
Ну вот скажите, как вести себя с этим человеком? Он старался быть вежливым, но равнодушная маска прочно сидела на его лице. И вряд ли он снова захочет открыть перед Имоджин свою душу.
– А что ты сделаешь со мной, если я так тебя назову?
– Я же сам тебе разрешил, разве не так? А если тебе требуется чья-то помощь в умерщвлении плоти, то можешь не сомневаться: отец Вулфган будет только рад оказать тебе эту услугу. – Она увидела, как его передернуло от отвращения, стоило ему лишь вспомнить о священнике. Однако его голос звучал все так же ровно и даже беспечно: – Однако, дорогая жена, если ты назовешь меня Бастардом при других, тебе придется в суде доказывать незаконность отношений между моей матерью и Роджером из Клива.
У Имоджин возникло ощущение, будто она идет по лезвию ножа, однако ее немного подбодрила уверенность, с какой Фицроджер назвал ее женой. Значит, он не собирается с ней расстаться?
– А разве их брак был незаконным?
Он прилег на кровать, прислонившись спиной к столбику балдахина и не спуская с Имоджин внимательного взгляда.
– Моя мать была замужем за Роджером из Клива, и у меня есть документы, доказывающие законность их брака, хотя отец считал, что они давно уничтожены. Когда ему захотелось избавиться от своей жены, он расторг этот брак под предлогом того, что я не его ребенок. Я родился недоношенным, восьмимесячным, а он смог доказать, что за девять месяцев до моего рождения находился далеко от дома. А потому епископ быстро расторг их брак, чтобы пополнить свои сундуки.
– Но теперь твое происхождение не вызывает сомнений?
– Да. Деньги и власть склонили чашу весов в мою сторону.
Имоджин готова была возразить, что это не меняет сути дела, но сочла за благо промолчать.
– Конечно, мое положение намного облегчил тот факт, что не было других наследников, – продолжал он.
– Твой сводный брат Хью скончался очень кстати. – Вот сейчас ей действительно стоило бы промолчать! По официальной версии, Хью задохнулся, подавившись костью за обедом, но ходили разные слухи…
Она увидела, каким взглядом Фицроджер смотрит на нее, и мигом забыла обо всех разговорах. Увлекшись поздним ужином и беседой с ним, она не отдавала себе отчета в том, что сидит перед ним в постели обнаженная. Испуганно ойкнув, Имоджин схватилась за простыню, но не тут-то было.
Пришлось напомнить себе о добром намерении вести себя как положено. Имоджин замерла, ожидая его действий. Ее сердце билось частыми неровными толчками, и даже ее тело наверняка покраснело от стыда. Тем не менее она больше не делала попыток укрыться.
– Ты прекрасна, – выдохнул он. – И тебе вовсе незачем от меня прятаться.
– Это неприлично! – выпалила она, прикусив губу.
Лишь едва заметное дрожание век выдало то раздражение, которое вызвали ее слова.
– Нет ничего неприличного в том, чтобы сидеть голой перед собственным мужем, – произнес он уверенным, спокойным тоном, каким разговаривал с ней до сих пор. А Имоджин ничего не могла с собой поделать: страх и жалость к себе овладели ею с новой силой, и зубы начали выбивать громкую дробь.
Он рывком накинул на нее простыню и соскочил с кровати. Имоджин поняла, что снова потерпела поражение. Но как, скажите на милость, избавиться от этого ужасного страха? Она по-прежнему боялась, что любая попытка Фицроджера завершить их брак закончится так же плачевно, как и первая.
Но без этого их брак не может считаться законным!
Он стоял возле узкого окна, глядя во двор и опираясь одной рукой о стену. Это был самый темный угол комнаты, но отблески лунного света обрисовали контуры его неподвижной фигуры, и сейчас он казался гораздо суровее, чем всегда.
Но сегодня ночью она видела, что под холодной маской скрывается совсем другой человек.
– Я бы хотела, чтобы ты лег, – прошептала она, обращаясь к смутному силуэту. – Пожалуйста. – Она понимала, что это может быть воспринято как предложение повторить попытку, хотя она и не хотела этого. Но ведь будет гораздо хуже, если он так и проторчит возле окна всю ночь напролет.
Она не надеялась, что Фицроджер прислушается к ее просьбе, но он разделся и лег. Играя длинным локоном ее волос, он задумчиво произнес:
– Интересно, что ты будешь делать, если я попробую еще раз?
– Я покорюсь, – отважно заявила Имоджин.
– Так я и думал. Спи, Рыжик. Нам обоим нужен отдых.
Когда Имоджин проснулась, солнце светило вовсю, а она лежала в постели одна. Она приподнялась и осмотрелась – в комнате было пусто. Ей стало страшно. Брачная ночь не стала завершением их брака. Что же теперь с ней будет?
Она услышала стук конских копыт за окном. Войско Фицроджера уходит!
Имоджин вскочила. Но не успела она сделать и шагу, как дверь распахнулась и вошел Фицроджер. Имоджин привычно потянулась за простыней, но быстро отдернула руку, делая вид, что вовсе не стесняется своей наготы, и стараясь найти опору в том облегчении, какое испытала, когда поняла, что Фицроджер ее не бросил.
Если только он не явился сюда, чтобы сообщить ей о расторжении брака.
Он поднял с пола простыню и накинул ей на плечи. Как только Имоджин закуталась в нее, он открыл дверь, чтобы впустить двух лакеев с подносом, наполненным едой.
Когда лакеи вышли, он произнес:
– Доброе утро. Сон пошел тебе на пользу.
– Да. – Она тут же спохватилась: так ли следовало ему отвечать? А вдруг он ожидал, что раскаяние не даст ей сомкнуть глаз? Ожидал или нет? Впрочем, стоило взглянуть на это безмятежное, равнодушное лицо, и сама идея показалась Имоджин смешной и нелепой.
Он жестом пригласил ее за стол, и она с удовольствием присоединилась к нему. Отщипывая кусочки от свежей булки, Имоджин старалась найти какую-нибудь легкую тему для разговора. Теплая, ароматная булка напомнила о том ломте хлеба, что ей вручил помощник пекаря, когда она добрела до Клива. Как бы сложилась ее жизнь, не дойди она тогда до замка Фицроджера?
Скорее всего она досталась бы Уорбрику. А значит, уже рассталась бы с жизнью, ибо не смогла жить после такого позора. И в это чудесное свежее утро, полное солнечного света, ароматов теплой земли и птичьих трелей, она снова радовалась тому, что осталась жива.
Однако, ускользнув от Уорбрика, она могла бы искать защиты у короля. И тогда досталась бы Фицроджеру даром, и ни о каких условиях в брачном контракте не могло быть и речи.
Она задумалась, уставившись в одну точку.
– Что с тобой? – тревожно спросил Фицроджер.
– Ничего.
Она видела, что он ей не верит. Ее угнетало внимание этого сурового, а подчас и жестокого человека. Она стала для него проблемой, которую следовало разрешить как можно скорее.
– Люди уже встали? – спросила она.
Он налил ей эля, и Имоджин жадно осушила кубок.
– Кроме тех слуг, которые вчера перебрали, – сухо ответил он.
«И кроме меня», – подумала Имоджин, принимаясь за еду.
– Наверное, мне следует спуститься и заняться делами…
– Не советую. Нам тоже не мешает отдохнуть. Во всяком случае, тебе уж точно. Король уже встал и рвется на охоту. – Он отрезал себе кусок жаркого.
Имоджин сердито вскинулась: из нее снова делают избалованную игрушку!
– Я обожаю охоту! – дерзко заявила она.
– В любое другое время, но не сегодня.
– Значит, в наказание ты посадишь меня под замок?
Он дернулся всем телом, но тут же овладел собой.
– Имоджин, Кэррисфорд – твой замок. Ступай куда угодно. Делай что хочешь. Отправляйся на охоту, если тебе приспичило. Я уверен, что моя репутация выдержит любые нападки, тогда как ты, судя по всему, совершенно равнодушна к своей.
Только теперь она все поняла – и покраснела. Если она как ни в чем не бывало проведет в седле весь день, люди либо догадаются, что ночью у них с мужем ничего не вышло, либо удивятся ее поведению.
– Я не поеду на охоту, – заявила Имоджин.
– Как угодно.
Она сидела с несчастным видом. У нее становилось тепло на сердце, когда она вспоминала о его поцелуях и нежности, с какой он ее обнимал. Она не могла об этом забыть и хотела вернуть его доверие. Она хотела спокойно все обсудить именно сейчас, когда чувствовала себя в безопасности при ясном свете дня. Она хотела рассказать ему о своих демонах и извиниться за детские страхи. Нужно было только найти такие слова, которые не заставят ее провалиться от стыда сквозь землю.
– Чего тебе не хватает, – задумчиво проговорил он, – так это преданной компаньонки. Никто из твоих родственниц не захотел бы переехать в Кэррисфорд?
Она покачала головой. Наконец-то он отвел взгляд, и Имоджин сумела выдавить из себя:
– Нет. Здесь жила… жила моя тетя. У моего отца были… были родные во Фландрии, но мы с ними совсем чужие…
– Я что-нибудь придумаю. А на первое время придется пригласить какую-нибудь монахиню из Хиллсборо. Наверняка тебе станет легче в ее обществе.
– Очень хорошо. – По правде говоря, Имоджин гораздо больше волновала ледяная скорлупа, в которую снова спрятался от нее Фицроджер, нежели какие-то там компаньонки.
Если бы он снова стал таким же добродушным человеком, готовым шутить и смеяться, каким был в эту ночь, ей вообще не потребовались бы компаньонки. Желание снова увидеть его без маски так захватило ее, что у нее заболело сердце. Она знала: этого не будет. Ни один уважающий себя мужчина не рискнет снова обречь себя на такое унижение.
И тем не менее она должна попытаться.
Только бы он не отказался от своих добрых намерений и не взял ее силой.
– Не смотри на меня так! – рассердился он. – Я не собираюсь приставать к тебе снова. – Он встал из-за стола, открыл сундук и достал оттуда хлыст и рукавицы для соколиной охоты. У дверей он сказал на прощание: – Отдыхай.
Из своего окна Имоджин следила за их отъездом. Похоже, у короля была на зависть крепкая голова, так как из всего отряда только он да Фицроджер по-настоящему радовались предстоящей охоте. Остальные карабкались в седла с таким видом, будто настал их последний час. Имоджин не удержалась от смеха, когда один из рыцарей промахнулся и свалился с лошади.
Как будто почувствовав ее взгляд, Фицроджер поднял голову. На его лице была веселая улыбка, и он послал жене воздушный поцелуй. Имоджин не пришлось делать над собой усилие, чтобы улыбнуться в ответ и помахать ему рукой.
Король дал знак, и кавалькада вихрем вылетела за ворота.
Заточенная в четырех стенах из-за ран на ногах, в полной зависимости от воли Фицроджера, она практически не имела возможности заняться своими обязанностями хозяйки замка. Довольно рассиживаться и страдать от неизвестности! К тому же ей давно следует добраться до сокровищницы и перестать жить на подачки Фицроджера. Ее уже не столько волновало, можно ли ему доверять, сколько хотелось доказать, что она тоже чего-то стоит.
И уж во всяком случае, стоит его.
Но, с другой стороны, она все еще не могла решиться открыть ему тайну фамильной сокровищницы.
Разве так бывает: чтобы доверять и в то же время не доверять одному и тому же человеку?
Да. Она доверяла ему в личных делах, но не доверяла там, где ее интересы могли противоречить интересам короля. И Фицроджер, и король были выскочками, волей случая и благодаря своему уму дорвавшимися до власти. Ее муж мечтал превратить Клив в неприступную твердыню, которая перейдет по наследству его потомкам, а королю нужно было укрепить свое влияние в этой части страны. Имоджин не имела ничего против этих честолюбивых стремлений, но для нее на первом месте были и останутся нужды Кэррисфорда.
Кстати, куда подевалась Марта? Правда, горничная из нее вышла весьма посредственная, но пока Имоджин не на кого было больше рассчитывать. Наверняка она отсыпается после праздничного застолья.
Имоджин решила, что вполне справится и без Марты. И хотя ей ни разу в жизни не приходилось делать это самой, она довольно быстро оделась. Натянуть на себя простое платье с накидкой было не так уж трудно, но ей пришлось повозиться, приводя в порядок застежки и тесемки и не имея возможности посмотреться в зеркало.
Она расчесала волосы, но заплести их в косы толком не смогла: они были слишком густыми и длинными. Несмотря на все старания, косы получались такими неряшливыми, что она решила оставить волосы распущенными.
В конце концов она оставила все попытки придать себе достойный вид и отправилась вниз босая, с непокрытой головой и распущенными волосами, свисавшими до бедер. Пусть только кто-нибудь попробует сказать ей хоть слово в упрек! Она не сомневалась, что ни у одного из обитателей замка не повернется язык обсуждать вслух жену Бастарда Фицроджера. И это внушало ей непривычную гордость.
Когда Имоджин добралась до зала, ей пришлось закусить губу, чтобы не расхохотаться во все горло. Здесь как будто состоялось настоящее побоище. Кажется, схватка была нешуточной. Реналд де Лайл спал за столом, опустив голову на руки.
– Доброе утро, сэр Реналд! – промолвила Имоджин, подойдя к нему сзади.
Хотя она говорила вполголоса, рыцарь вскочил, как будто услышал громкий крик, но тут же овладел собой и даже помог даме сесть в ее кресло с высокой спинкой.
– Доброе утро, милый цветочек! – Он присмотрелся к ней повнимательнее. – На вид вы ничуть не изменились. – Рыцарь поморщился, досадуя на свой глупый язык.
– Да, ничуть, благодарю вас, – улыбнулась она и покраснела, подумав, какой смысл он извлек из ее слов. Ну откуда ему знать, что у нее на уме? И она поспешно добавила: – Я имела в виду лишь то, что не страдаю от похмелья в отличие от всех остальных. Вы отказались ехать на охоту?
– Меня оставили, чтобы командовать гарнизоном. Я пока еще не понял, считать это актом милосердия или наказанием. Мне делается дурно при одной мысли о прогулке верхом, но все наши рыцари вернутся в замок посвежевшими после охоты, тогда как я по-прежнему буду страдать от головной боли.
В зал вошла женщина, на ходу поправлявшая чересчур низкий вырез у своего поношенного платья, едва прикрывавшего пышную грудь. Она по-хозяйски налила себе эля и не спеша осушила целую кружку, небрежно похлопав по плечу кого-то из солдат. В ответ часовой не возмутился, а так же по-хозяйски обнял ее и притянул к себе.
– Кто это? – удивленно спросила Имоджин. – Эта женщина никогда не жила в Кэррисфорде!
Реналд вскинулся было, услышав ее сердитый голос, но тут же со стоном схватился за голову.
– Гостья, – пробурчал он. – Я сейчас ее отошлю.
– Но кто?.. – Тут Имоджин заметила, что по залу слоняется не одна такая особа, причем никто из них не был занят делом. – Продажные шлюхи! – Она хотела вскочить, чтобы выставить их вон из своего замка, но Реналд успел поймать ее за подол.
– Тише! Незачем поднимать из-за них столько шума! – Судя по всему, его это происшествие нисколько не смутило. – Это всего лишь шлюхи из Хирфорда!
– В моем замке?! – Имоджин чуть не поперхнулась от гнева. – Это тоже устроил Фицроджер?
– Да тише вы! – Реналд поморщился. – Да, он. Но вы не знаете нашего Красавчика. Он большой охотник до юбок, и все в его свите стараются не отставать от своего господина. Нам пришлось доставить их сюда – иначе сегодня в вашем Кэррисфорде не осталось бы ни одной служанки, способной делать свою работу!
Имоджин растерянно поморгала.
– Очень мило. Но я не потерплю их присутствия здесь – нужны они королю или нет.
– Конечно, они отсюда уберутся. Я сам за этим присмотрю, но прошу вас не устраивать скандала. Таю и так сегодня… – Он искоса глянул на нее и закончил: – Он сегодня сам не свой.
Имоджин не подала и виду, как заинтересовал ее этот факт. Стало быть, его хваленое умение владеть собой все же дало трещину. Она была рада это слышать, а потому опустила глаза с самым невинным видом.
– Это наверняка не очень легко – свыкнуться с тем, что ты теперь женатый человек.
– Безусловно. А как вы чувствуете себя в роли замужней дамы?
Она подняла взгляд, стараясь разгадать, что кроется за его учтивым тоном. Но даже между такими друзьями, как ее муж и Реналд, наверняка есть кое-какие тайны.
– Разве у меня был выбор? – проговорила она, поднимаясь и поправляя платье. – Кроме того, в данный момент меня больше волнуют обязанности хозяйки замка. Соблаговолите удалить этих женщин из моего зала, сэр Реналд. И поставьте в известность всех слуг, что если в течение часа они не примутся за работу, то отведают моего кнута!
– Слушаюсь, миледи! – В налитых кровью глазах мелькнуло восхищение.
Имоджин собралась было выйти во двор и даже доковыляла до крыльца, но дальше идти не отважилась. О том, чтобы спуститься в эту грязь босиком, не могло быть и речи.
Досадуя на свои истерзанные ноги, она отправилась по деревянной галерее в маслобойню и кладовые. Здесь было не так грязно, но даже столь короткое путешествие отозвалось болью в израненных ступнях.
Внизу ее ожидало горестное зрелище пустых полок, разбитых ларей и бочек, разбросанных по полу продуктов и невообразимой вони от пролитого вина и эля. Хотя ее предупреждали об этом, действительность превзошла все самые мрачные ожидания.
Фицроджер не поленился доставить в замок припасы для свадебного пира. Мог бы заодно навести порядок и в кладовых!
Нет, она больше не будет капризной и избалованной девчонкой. Отец холил ее и лелеял, но теперь все заботы о замке легли на ее плечи. И она с этим справится.
Но чтобы навести здесь чистоту и порядок, потребуется немало времени и сил. А значит, ей нужны люди и деньги.
Денег у нее более чем достаточно, но она не может до них добраться. В потайном коридоре, ведущем к сокровищнице, слишком грязный и неровный пол, а кое-где он даже затоплен водой. Когда-то он был частью потайного выхода из замка, но со временем этот коридор был заброшен. Было бы настоящим безумием соваться туда без обуви.
Имоджин со вздохом призналась себе, что ей не следует и мечтать о своих сокровищах, пока она не раздобудет подходящей обуви. По узкой витой лестнице она поднялась в свою комнату.
Едва переступив порог и увидев, как здесь пусто, она решила, что больше не будет считать эту комнату своей. Разве что Фицроджер захочет, чтобы у них были отдельные спальни. Она и сама не знала, что испытывает по этому поводу. Пока что ей было страшно даже подумать о том, чтобы повторить попытку сблизиться с мужем.
Она в отчаянии заломила руки. Это придется пережить. Без их близости брак не будет считаться действительным. А значит, его можно будет расторгнуть.
Внезапно до нее дошло, что сохраненная девственность дает ей надежду на спасение. Конечно, сейчас, когда она полностью зависит от милости Фицроджера и короля, о побеге нечего и думать, но если эта ситуация продлится какое-то время и если расстановка сил изменится…
Имоджин подошла к зияющему пролому в стене, где когда-то красовалось ее чудесное окно с цветным витражом, и с высоты каменной башни оглядела свои земли.
Хочет ли она сбежать от мужа?
Ее муж был суров и скор на расправу да вдобавок не внушал ей особого доверия. Его власть все еще оставалась под вопросом, поскольку спор между Красавчиком Генрихом и его братом не был разрешен. Если Генрих проиграет, с ним вместе погибнет и Фицроджер, и не исключено, что Кэррисфорд вновь захватит Уорбрик.
Мудрая женщина наверняка постаралась бы избавиться от Бастарда Фицроджера, но почему-то Имоджин при этой мысли испытывала глухую неясную тоску. Каким-то необъяснимым образом он успел стать частью ее жизни, и с потерей этого человека в ее душе образуется зияющая пустота.
Прежде чем Имоджин успела развить эту мысль, в комнату вошла Марта.
– Вот вы где, миледи! И что вы здесь делаете? Я с ног сбилась, пока вас искала! Тут к вам пришел один человек. Сейчас я его приведу.
Она выбежала в коридор, и Имоджин не успела спросить, кто ее ищет.
Через пару секунд незнакомый человек склонился перед ней в низком поклоне.
– Леди Имоджин из Кэррисфорда?
Имоджин подтвердила, что это она.
– Седрик из Росса, башмачник, – с гордостью представился он. – Ваш супруг заказал для вас обувь. – Он раскрыл свой мешок и выложил перед Имоджин несколько пар недошитых башмаков и туфелек. Впрочем, уместнее было назвать эту обувь сандалиями.
Имоджин стало любопытно. Она наугад выбрала один башмак и обнаружила, что даже подметка на нем держится на честном слове.
– Разве он не свалится с ноги, мастер Седрик?
– Это только заготовки, миледи. Лорд Фицроджер прислал мне ваши башмаки для образца и подробно описал ваши… затруднения. Я подготовился, как мог, и пришел сюда. Теперь мы можем примерить их на ноге, и я закреплю завязки так, чтобы они не причиняли вам боли.
Имоджин чуть не разрыдалась от благодарности. Посреди всего этого хаоса и неразберихи Фицроджер не забыл о ее ногах! Нет, она больше не хотела убегать от такого мужа.
Мастер Седрик примерил несколько видов обуви, подгоняя их по ноге. Наконец он выложил перед Имоджин пару сандалий: легкие подметки на шнурках.
– Эти лучше всего подойдут для замка, миледи. Они защитят ссадины на ступнях. Я сейчас же подгоню их вам по ноге.
Имоджин кивнула и напомнила:
– Мне потребуется что-то более прочное, чтобы выйти во двор.
Башмачник задумался, надув губы, и выбрал еще одну пару.
– Вот эти, леди. Я подошью по бокам мягкую кожу, чтобы она защитила ноги, но не давила на раны. Благодаря этой коже и толстой высокой подметке вам будет не страшна любая грязь.
– Сколько времени это займет?
– Сандалии вы получите прямо сейчас, миледи, а с башмаками придется потерпеть до завтра.
Имоджин с досадой вздохнула, но деваться было некуда.
– Очень жаль, что вы не явились сюда на несколько дней раньше, мастер Седрик!
– Но мне велено было не торопиться, – простодушно сообщил башмачник. – Ваши ноги были в очень плохом состоянии, миледи.
Имоджин чуть не лопнула от злости. Фицроджер верен себе и предусмотрел все. Он хотел, чтобы она имела свободу передвижения – ведь иначе Имоджин не сможет присматривать за замком, – но при этом в его планы не входило давать ей эту свободу, пока он не привязал ее к себе навсегда.
Это было так на него похоже! Доброта, но доброта с расчетом.
Но конечно, даже ее расчетливый муж не мог предположить, что их брак останется незавершенным на второй день после свадьбы.
И впервые за все это время она попыталась понять, что остановило Фицроджера.
Она помнила, как подумала о том, что Ланкастер на его месте не стал бы обращать внимания на ее крики и слезы. Мужчины испокон веков брали женщин силой – так почему же этого не сделал Фицроджер?
Хотя, конечно, он всегда руководствовался собственными интересами. Он достиг главной цели: брак заключен по всем правилам, и свидетелем был сам король. И он наверняка знает, что гордость не позволит Имоджин объявить во всеуслышание о неудавшейся брачной ночи. Значит, он надеялся добиться от нее покорности, действуя лаской, нежели вынуждая ее к сожительству силой. Вряд ли она уступит ради жестокого насильника.
Она тяжело вздохнула. Как же это утомительно – постоянно иметь дело с жестокой реальностью!
Как только сандалии были готовы и оказались у нее на ногах, Имоджин поблагодарила мастера Седрика за хорошую работу и отпустила его, приказав Марте найти место, где он мог бы заняться своим делом. Она не спеша прошлась по комнате, наслаждаясь чувством безопасности благодаря толстой подметке, защищавшей ее ноги от неровностей пола.
Ей не терпелось испытать новую обувь на деле. Ведь теперь она могла свободно передвигаться по всему замку – правда, в некоторых местах ей придется идти вдоль стен.
Весь остаток дня Имоджин посвятила обходу замка и составлению планов на ближайшее будущее.
Учитывая бедственную ситуацию и недостаток челяди, она нашла состояние Кэррисфорда на удивление сносным. В наспех отремонтированном курятнике уже сидели несколько несушек. В хлеву стояли дойные коровы, и маслобойня работала вовсю. Имоджин проверила все сама и отдала кое-какие распоряжения, но в общем и целом хозяйство уже налаживалось.
Поскольку конюшня сгорела дотла, лошадей приходилось держать под временным навесом, но летом его было вполне достаточно. Даже сейчас, когда большой отряд всадников отправился на охоту, в замке осталось много лошадей, но Имоджин, как ни всматривалась, не смогла найти хотя бы одно животное из отцовских конюшен. Она не рискнула спуститься к лошадям сама и вызвала конюха. Тот подтвердил, что после набега Уорбрика все их лошади бесследно исчезли.
– Не могу точно вам сказать, леди, то ли их перебили, то ли просто угнали, – сокрушался старый слуга. – Я убежал из замка, а когда вернулся, все было примерно так, как вы видите.
– А что с соколами и собаками? – спросила Имоджин.
– То же самое, леди. – Но хмурый вид конюха говорил, что на самом деле все еще хуже. Этот человек щадил ее так же, как и все слуги в замке, но Имоджин не стала его упрекать. Это не вернуло бы ей любимых гончих, Герду и Гельду, и ручного ловчего сокола.
Зато Уорбрик теперь заслуживал не простой смерти. Его как минимум следовало поджарить живьем.
Она медленно вернулась в зал. Ей не было нужды ломать голову над тем, где взять новых собак и птиц, поскольку у Фицроджера хватает и своих. Ну что ж, по крайней мере хоть на это не придется тратить деньги. Кэррисфорд обладал немалыми богатствами, но пока восстановительные работы подойдут к концу, опустеет не один сундук с деньгами.
А что, если король подарит ей в качестве компенсации часть владений Уорбрика и Беллема? Кусок от земель Уорбрика пришелся бы как нельзя кстати к объединенным владениям Клива и Кэррисфорда.
Клива и Кэррисфорда.
Она снова и снова смаковала про себя это сочетание, являвшееся символом богатства и власти, а также королевского расположения к Фицроджеру, получившему в свое распоряжение столько земли. Одним махом ее муж превратился в самого могущественного землевладельца в этой провинции. И не исключено, что король задумал это уже давно.
Имоджин знала, что в июле, когда Роберт Нормандский высадился на берегах Англии, чтобы отвоевать корону у своего брата, к мятежу присоединилось немало дворян, лишь недавно перебравшихся в Англию из Нормандии. Однако Роберту не хватило решимости довести до конца свой план, и он удовлетворился отступным в размере трех тысяч серебряных марок. А Генрих с тех пор неустанно преследует предателей. С большинством из них удалось договориться, но таким отъявленным разбойникам, как Роберт Мале, Айво из Грандмеснила, Роберт из Понтфракта и Роберт Беллем, пощады ждать не приходилось.
И снова она принялась гадать, каким способом Уорбрику удалось проникнуть в Кэррисфорд. Фицроджер подозревает бродячих монахов, но Имоджин думала иначе. В последний раз им не удалось толком обсудить это из-за свадьбы. Однако при первой же возможности она снова поднимет этот вопрос.
Кэррисфорд больше не станет легкой добычей для налетчиков.
Имоджин вернулась в зал, но на пороге опять задержалась – она не могла привыкнуть к тому убожеству, что лишь отдаленно напоминало богатство и роскошь прежних дней. Замок следовало восстановить хотя бы для того, чтобы продемонстрировать всем могущество ее супруга. Некоторые гобелены были доставлены сюда из Италии и других стран. Сколько потребуется времени, чтобы раздобыть им замену? Золотую и серебряную посуду смогут изготовить местные ювелиры, а вот стекло – нет.
У нее вырвался тяжкий вздох. Наверное, на это уйдет не один год.
В это время дня в зале было пусто – у всех хватало работы. Она отметила, что шлюхи тоже куда-то испарились, хотя наверняка скрываются где-то в замке.
Она вспомнила слова Реналда о том, что Красавчик Генрих – охотник до юбок и что его свита во всем подражает своему хозяину. Это вызвало у нее недовольную гримасу. Наверное, и Фицроджер не брезговал шлюхами, пока оставался возле короля?
Конечно, а почему бы и нет? С какой стати требовать от него воздержания?
Но, как это ни смешно, Имоджин было обидно.
Станет ли он путаться с проститутками, если не найдет удовлетворения в постели у жены? А вдруг он уже сейчас развлекается с ними на охоте?
Эта мысль уязвила ее до глубины души.
Она никак не могла этому воспрепятствовать, но если только он попробует опозорить ее в ее собственном замке, Имоджин не задумываясь пустит в ход подаренный им кинжал.
Она постаралась на время выбросить это из головы и отправилась в поварню, чтобы проверить, хватит ли продуктов на ближайшие дни. Хорошо, если король со свитой скоро уедут. Пожалуй, ей следует радоваться тому, что Генрих приехал в Кэррисфорд с небольшим отрядом, оставив большую часть армии кормиться на землях Уорбрика. Это можно было считать началом возмездия за совершенные им преступления.
