Текст книги "Таинственный герцог"
Автор книги: Джо Беверли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
Глава 25
Торн обнаружил, что ему чертовски трудно сосредоточиться, а было много вопросов, требовавших его внимания: после окончания войны цены на продовольствие взлетели вверх, это вызывало тревогу, и возможные решения были предметом серьезного обсуждения, как и вызывающие беспокойство законы о зерне; американские колонисты возражали против налогов, которые их обязали заплатить за защиту от Франции; предательские публикации Джона Уилкса и номер его «Норт Бритон» продолжали все дальше и дальше распространять заразу, и положить конец этому не смогло Даже его бегство во Францию.
Оверстоун подготовил длинные отчеты по каждому вопросу: продовольствие для флота, выплаты армии, модернизация сельского хозяйства в Норфолке, – и Торн как раз просматривал все эти документы, когда вошел его кузен Робин.
– Что ты здесь делаешь? – удивился Торн.
– Занимаюсь делами. – Робин удивленно поднял брови. – Я же писал. Дом оказался неподготовленным, так что надеюсь остановиться здесь, а не в клубе. – Он окинул взглядом стопку нераспечатанных писем и, вытащив, одно из них, повернул так, чтобы Торн увидел, что оно от него. – Где был?
Торн рассердился на него, вернее, на сам на себя. Оверстоун не распечатывал письма от друзей, и именно поэтому Торну следовало заняться в первую очередь ими.
– В Дувре, – ответил Торн.
– Опять играл в капитана Роуза? Отлично.
Робин достал из кармана маленькую собачонку, которую можно было описать как просто пуховый шарик.
– Пожалуйста, только не это, – шутливо взмолился Торн.
Во Франции Робин приобрел собачку-мотылька, и это существо считало себя самым главным. Робин потакал этому и брал Кокетку с собой даже во дворец.
Табита выглянула и закрыла корзинку, Кокетка насторожилась и принюхалась, а Робин рассмеялся.
– Капитан Роуз для меня не игра. На самом деле мне вообще редко доводится играть.
– Это может измениться. Ты знаешь, что во Францию контрабандой перевозят овец?
– Овец? Во Францию?
– Английские овцы намного лучше французских. – Робин озорно улыбнулся. – Тебе не кажется, что следует прекратить торговлю? Я на время могу стать лейтенантом Спарроу.
– Твоя молодая жена не будет возражать?
– Петра скорее будет настаивать на таком приключении. – Робин поморщился и поправил себя: – Нет, теперь, когда она носит нашего ребенка, она стала очень разумной, и поэтому набросится на меня, если я ввяжусь в такую авантюру.
– Охотиться за нелегальными овцами на «Черном лебеде»? – Торн откинулся назад. – Признаюсь, это соблазнительно.
Вместе с лейтенантом Спарроу и кровожадным пиратом, а может, и с разбойницей Беллой, размечтался Торн, но быстро пришел в себя и отказался от своих слов.
– Пусть торговля овцами будет иметь успех или провалится без моего вмешательства. У меня работы выше головы. Что привело тебя в столицу?
– Ротгар.
– Значит, теперь он дергает тебя за ниточки, да?
– У меня никогда не было с ним таких проблем, как у тебя.
Робин бросил Торну выразительный взгляд.
– Ты не выше его по положению.
– Но мое положение все же выше, чем у большинства англичан, и никто из них не становится моей навязчивой идеей. Честно говоря, я им восхищаюсь, хотя и не всегда соглашаюсь с ним. Но он дьявольски умен и отвратительно великодушен.
– Он всегда в первую очередь заботится о своих интересах.
– Он не пренебрегает собственными интересами. Но это совсем другое. Он ничего не имеет против тебя.
– И я нахожу это весьма возмутительным.
– Что?! Думаешь, ему следует дрожать с головы до пят | при мысли о тебе? Хватит вбивать это себе в голову.
– Давай поговорим о чем-нибудь более интересном. – Торн отступил под редко проявляющимся гневом Poбина. – Как Петра?
– Нет, не отвлекайся.
Робин был исключительно беспечным, но когда начинал говорить таким тоном, умному человеку следовало быть начеку.
– Чего ты хочешь? Или правильнее сказать – чего он хочет?
– Познакомиться, – ответил Робин.
– Мы знакомы. Мы вели переговоры по делу Кристиана и даже сотрудничали. Мы постоянно встречаемся при дворе и в парламенте.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
Торн взял пресс-папье, но, осознав, что вертит его в руках, поставил на место.
– Зачем?
– Британия получила мир, и это похоже на музыку, которая убаюкивает народ и внушает ему, что все хорошо. Но существует много опасных движений.
– Это мнение твое или твоего тестя?
– Ты не разозлишь меня этой насмешкой. Доказательства очевидны, но он приложил лупу, которая делает все яснее. Беспорядки в колониях не исчезнут. Если Британия не справится с ситуацией, мы можем уступить Франции все Америки.
– А что, этого не произойдет, если Ротгар и я вместе выведем людей на баррикады?
Робин вздохнул.
– Ты и он относитесь к немногим обладающим властью людям, которые не руководствуются собственными интересами. В его случае, я уверен, это моральный выбор. В твоем, как я понимаю, это больше потому, что ты слишком богат.
– Если хочешь быть полезным, найди мне идеальную жену.
– Женись на одной из сестер Кристиана.
– Он мне запретил.
– Как так? – изумился Робин.
– Несколько месяцев назад. Он хочет, чтобы я женился по любви.
– И я тоже.
– Пожалуй, и я, но любовь просто так не приходит. Во всяком случае, любовь к подходящей женщине.
– А есть неподходящая? – заинтересовался Робин.
– Забудь.
– Не могу, если ты влюблен. Просто подумай вот о чем: Петра «неподходящая женщина» для меня, и большинство считают Каро плохой партией для наследника графства.
– Петра была воспитана аристократкой и с легкостью ориентируется в нашем мире, несмотря на то что она незаконнорожденная католичка. То, что она побочная дочь Ротгара, скорее помогает ей, чем создает трудности. Каро воспитывалась среди джентри, а предки Кристиана тоже джентри, несмотря на его будущий графский титул. Она будет свободно чувствовать себя в светском обществе Девона, и пройдут десятилетия, прежде чем ей придется стать графиней. Мне не дано такой роскоши. Я должен жениться на герцогине.
– Если только твоя возлюбленная не молочница, она научится.
– Она молочница, – согласился Торн, и Робин добродушно выругался. – Я встречусь с Ротгаром. Готов на что угодно, чтобы ты убрался отсюда. Когда и где?
Шипение заставило их обернуться, и обоим пришлось принимать срочные меры.
Соболь вылез, чтобы поиграть с новым другом, а Табита собиралась броситься ему на помощь. Робин схватил свою нелепую собачонку, чтобы спасти от беды, но в спину Кокетки вцепился котенок, а Табита приготовилась к одному из своих невероятных прыжков.
Торн схватил кошку, а это привело к тому, что ее задняя часть оказалась прижатой к его груди. Пока Робин отдирал котенка, который по какой-то причине старался вцепиться покрепче, Табита задними ногами нанесла Торну удар в грудь, и если бы он ее не выпустил, могла бы сломать ему ребра.
Робин увернулся от стремительного нападения и опустил котенка на ковер, а Кокетку поднял повыше.
Табита несколько секунд смотрела, размахивая хвостом, а потом зашипела на его ботинки, схватила Соболя за загривок и отправила обратно в корзину.
– Фью! – присвистнул Робин. – Пожалуй, стоит вывести породу бойцовых кошек.
– Только нападающих задом наперед. – Торн потер побаливавшие ребра. – В моей жизни постоянный беспорядок, и это мне не нравится.
– Расскажешь? – с надеждой спросил Робин.
– Нет. Скажи мне, когда и где мне положено засвидетельствовать свое почтение Ротгару.
– Мы с тобой приглашены на ужин в Маллорен-Хаус сегодня вечером. – Робин поглаживал разволновавшуюся собаку. – Если тебе удобно. Если нет, в любое другое время по твоему выбору. Но как можно скорее. Вопрос срочный.
– Дело Уилкса?
– Оно уже всем наскучило. Нет. – Робин взглянул на дверь, чтобы убедиться, что она плотно закрыта. – Король, возможно, нездоров.
– Я ничего не слышал.
Торн весь превратился во внимание.
– Это скрывается, но у него был странный приступ. – Хотя они и были одни, Робин понизил голос. – По-видимому, на долю секунды он лишился рассудка. Были и другие признаки.
Обдумывая возможные последствия, Торн прошелся к окну и обратно.
– У него есть сыновья:
– Малолетние.
– Что случится, если король сойдет с ума? Его заставят отречься?
– Скорее назначат регента. Но кого? Королеву? Она очень молода и плохо говорит по-английски. Следующий вероятный выбор – мать короля.
– Которая находится под влиянием Бьюта.
– Еще существует его дядя, герцог Камберленд.
– Нет.
– Нет, – согласился Робин. – Очевидного подходящего кандидата нет, и это означает, что разные группировки при дворе и в парламенте устроят из-за этого войну.
– То есть король может оставить трон, сойдя с ума и не назначив регента?
– Такое возможно. Или назначит совершенно неприемлемого регента. Ротгар уверен, что нужно создать группу надежных людей, готовых в случае необходимости действовать сообща.
– Чтобы он был выбран регентом?
– Можешь не верить мне, но нет.
– Неужели леопард поменял свои пятна?
– Леопард имеет самку и детенышей. Я знаю, как это все меняет. Ротгар уже перенес основное внимание с государственных дел на домашние заботы. В декабре он ожидает рождения своего первого законного ребенка. Он в самом деле не хочет управлять страной. Поверь моему слову, Торн.
– Не могу избавиться от подозрений, Робин, но в данной ситуации постараюсь. Отлично, значит, сегодня вечером.
– По-дружески? – Робин пристально смотрел на друга.
– Так далеко зайти не могу, но надеюсь, что я разумен.
– И у тебя найдется для меня скромный уголок?
– Могу предложить буфет. – Торн позвонил лакею. – Как дела с будущим потомством? Надеюсь, у Петры все хорошо?
– Вполне, но она хочет провести Рождество в Ротгар-Эбби.
– Поездка не причинит Петре вреда, если вы будете ехать медленно.
– Я знаю, но беспокоюсь. Наверное, так бывает со всеми мужьями.
– К сожалению, нет, но, наверное, со всеми любящими мужьями.
Торн повернулся к лакею и попросил пригласить экономку.
– Кузен, если ты влюблен, то очень постарайся сделать ее своей женой, – посоветовал Робин, когда лакей вышел.
– Даже если я знаю, что она будет несчастной?
– С мужчиной, которого любит? Это, несомненно, взаимная любовь, иначе ты бы даже не задумывался над этим. Она научится быть герцогиней. Если ты в нее влюбился, то она, должно быть, необыкновенная.
– Оставь это, Робин. Ты лучше всех остальных знаешь, что любовь не всегда на веки. В нее окунаешься и выныриваешь. Через несколько недель я забуду ее имя, тем более что назревают серьезные события.
– А как ее имя?
– Белла. – Проклятие. Торн не собирался этого говорить. – Пожалуйста, приготовьте комнату для лорда Хантерсдауна, – обратился он к вошедшей экономке, а Робину сказал: – Уходи. Если мне предстоит впустую провести вечер, придется поработать еще усерднее.
Робин ушел и в своей комнате немедленно сел писать письмо Кристиану в Девон.
«Кого мы знаем по имени Белла? Торн сражен, но считает ее неподходящей. Нужно действовать. Недавно он ездил в Дувр. Приходит кто-нибудь на ум?»
Робин подписался, сложил лист, запечатал и отослал.
Вечером Белла вернулась в дом леди Фаулер. Некоторые женщины пили чай в гостиной, а нескольких она нашла в подвале, где они помогали печатать бюллетень. Оливия посмотрела на Беллу, но не нашла предлога удалить ее.
Беллу заинтересовала сама машина, которая выглядела совсем простой. Наборщик положил все буквы в своего рода ящик в середине деревянной рамы. Пышная Бетси Аберкромби плотным тряпичным тампоном нанесла на буквы чернила. Эллен Спенсер, выглядевшая, как всегда, встревоженной, положила лист бумаги в раму, а Оливия дважды надавила на рычаг, чтобы прижать к бумаге большую Плоскую поверхность. Потом она подняла пресс, а Эллен вытащила бумагу с уже напечатанным текстом.
Мгновение – и лист готов.
– Замечательно! – не кривя душой, воскликнула Белла и подошла ближе.
– Ничего не трогайте, Беллона. – Оливия встала у нее на пути. – Вы не знаете, что делать.
Однако Белла успела бросить быстрый взгляд и, даже несмотря на то что лист лежал вверх ногами, увидела слова «Тирания» и «Угнетение», заметные благодаря заглавным буквам.
Она снова повернулась к прессу, чтобы еще раз понаблюдать за процессом, а немного погодя сказала:
– Вижу, я здесь не нужна. Пройду наверх, в гостиную.
Затем доложили еще об одном госте – герцоге Бриджуотере, и все раскланялись.
Его появление заинтриговало Торна. Бриджуотер был одним из молодых герцогов. Несколько лет назад он весело проводил время в свете, но после разочарования в любви вернулся в свои северные поместья и серьезно занялся каналами. За это все считали его эксцентричным до безумия, особенно когда он был вынужден экономить и копить – за что прослыл Бедным герцогом, – чтобы финансировать свою работу. Однако теперь, когда новые водные пути доставляли на рынки его уголь по низкой цене и начинали радикально преобразовывать транспорт, люди смотрели на Бриджуотера уже по-другому.
Он все еще оставался не располагающим к себе человеком, худым, бледным и всегда производящим впечатление больного. И держался он застенчиво, но Торн знал, что Бриджуотер никогда не был неуверенным в себе и прекрасно разбирался в тех вещах, которые его интересовали.
Они сидели за столом, который обслуживался одним, по-видимому, исключительно надежным лакеем, и говорили о политике, об управлении государством и о машиностроении. Быть может, Бриджуотер приглашен исключительно из этих соображений?
Все четверо были знающими и умными, и если не разбирались в каком-то вопросе, то не чувствовали необходимости изображать обратное. Что касается политической жизни, то они все знали, какая сложная машина парламент, и понимали, насколько существенны влияние, деньги, торговля и международные связи. Они все, по-видимому, одинаково смотрели на то, что важно и что не важно.
Однако бесспорным лидером здесь являлся Ротгар.
– В истории существуют главные моменты, – заговорил он, когда они перешли к бренди и лакей ушел. – Переселение европейцев в Восточное Средиземноморье во время Крестовых походов. Возрождение. Реформация. Я уверен, мы находимся на пороге еще одной такой эпохи. Хотя последствия этих кардинальных событий в конечном счете оказались полезными и необходимыми, ни одно из них не было безоговорочно приятно для тех, кто их переживал.
Станок, безусловно, нужно вывести из строя, но листы уже печатались, и Белла пожалела, что не проявила упорства раньше и не сломала его – теперь ей придется испортить еще и листы.
Глава 26
Высаживаясь вслед за Робином из экипажа во дворе Маллорен-Хауса, Торн понимал, что чувство подозрительности выводит его из равновесия, но поверить в полную добропорядочность целей Ротгара он не мог.
Войдя вместе с Робином в дом, Торн, будучи не в духе, насторожился. Их проводили в комнату скромных размеров, которая каким-то странным образом напомнила Торну гостиную в гостинице Апстона. Тем же самым было общее ощущение уюта, хотя стены были кремовыми, а не абсолютно белыми, картины – более изысканными, а огонь весело горел в очаге мраморного камина; но огонь одинаково согревает и короля, и крестьянина.
Перед камином стояли два кресла и небольшой диван, а в другом конце комнаты – скромный стол, сервированный на четверых.
На четверых?
Радуясь, что догадался одеться правильно – в таком же свободном стиле, Торн поприветствовал хозяина, и завязался непринужденный разговор – о скаковых лошадях и художниках, об изобретениях и механизмах. Торн подумал, не было ли увлечение Ротгара придумано для того, чтобы продемонстрировать его отношения с королем, но оно оказалось несомненно подлинным.
Ротгар проявлял неподдельный интерес к хронометру мистера Харрисона – и Торн тоже, но в связи с использованием его для навигации. Маловероятно, что он когда-то уйдет на шхуне далеко от береговой линии, но иметь возможность пересекать океаны – это великолепно. Торн обнаружил, что обсуждение по-настоящему доставляет ему удовольствие, и решил не отказывать себе в этом.
– И Возрождение? – спросил Торн.
– Оно было наиболее милостивым, но изменения уничтожаются. Так и должно быть. Многие считают, что больше нет необходимости в традиционном образе жизни. И так бывает всегда. Вспомните вращающееся колесо.
Торн постарался не показать, что прозевал связь вращающихся колес с темой их дискуссии.
– Прядильная машина, – догадался Робин. – Скоро отпадет надобность в кустарях-прядильщиках.
– А затем, как вы понимаете, отпадет надобность и в надомных ткачах, – добавил Бриджуотер. – Я против. Ведь будет уничтожен весь уклад жизни.
– Ваши каналы тоже влияют на работу возчиков и погонщиков вьючных лошадей, – напомнил ему Торн.
– Да, верно.
– Но как Канут, мы бессильны остановить любой прилив, – сказал Ротгар.
– На прилив можно воздействовать, – возразил Торн. – Построить дамбы и волнорезы.
– Это так, но следующая большая волна может снести творение человеческих рук.
– Не сможет, если все правильно спроектировать, – заявил Бриджуотер.
– Тем не менее, – сказал Торн, – иногда лучше приспособиться к морской стихии, понять и использовать ее. Ничто не должно сопротивляться ветрам.
– Как в ветряной мельнице, – заключил Ротгар. – Таким образом, мы должны понять и использовать новые веяния нашего века.
Торн с досадой понял, что Ротгар все время намеренно направлял их к этому выводу.
– Мы можем искать причины, обвиняя наших философов в постановке неприятных вопросов или монархов и политиков в создании несправедливостей, но это ничего не изменит. Лучше понять наше время и использовать зарождающиеся силы на благо мира и процветания. Согласны?
Робин и Бриджуотер сказали «да», а Торн задумался.
– Вы строите теорию ветров и волн, но в какой порт мы направляемся?
– Хороший моряк готовит свой корабль к любому ветру. И к шторму.
– А вы его ожидаете?
– Да, – без колебаний ответил Ротгар. – Возможно, даже ураган.
Они, разумеется, не говорили о безумии короля, такой разговор был бы близок к предательству, но эта тема чувствовалась за всеми словами.
Если король был безумен, то мог потопить весь корабль, особенно в штормовом море.
В конечном счете Торн признался, что самое умное – это выработать способы предотвращения катастрофы, и, к собственной досаде, понял, что ему придется объединить усилия с маркизом Ротгаром.
Белла попросила Китти разбудить ее пораньше, и когда спустилась в кухню позавтракать, было еще темно. Она хотела выйти из дома, пока весь город еще спал, а до этого ей нужно было поговорить с Пег о будущих планах.
В кухне, как всегда, было чисто, сияли медные кастрюли, с потолка свисали душистые травы, на краю плиты стоял большой чайник, который в мгновение можно было довести до кипения. Белла заняла свое место за простым деревянным столом и взяла из корзины еще теплую булочку.
– Чему мы обязаны таким удовольствием? – подмигнув ей, поинтересовалась Пег.
Она тоже сидела за столом, наслаждаясь хлебом с ветчиной и большой кружкой чая, Эд Грейндж и Китти сидели рядом, а Энни готовила Белле шоколад.
– Планам, – ответила Белла, намазывая маслом булочку. – Я собираюсь снова стать самой собой.
– Что ж, спасибо, Господи, за это.
– И наверное, уеду из Лондона. Как вы отнесетесь к этому?
Пег пила чай, и Белла скривила губы, зная, какой крепкий и горячий чай она любит.
– Мне здесь нравится, – наконец сказала Пег, – но я не возражаю переехать куда-нибудь еще. В пределах страны, конечно. Я не поеду в чужие места.
– Я тоже против этого, – согласилась Белла.
– И мы должны позаботиться об Эде, – напомнила Пег, нежно обняв мальчика за плечи.
– Конечно, Эд поедет с нами.
Белла чуть не забыла про Эда, а они с Пег были как мать и сын.
– Китти и я останемся ненадолго с вами, мисс, если мы вам нужны, – сказала Энни, подавая шоколад.
– Вы очень добры, – улыбнулась ей Белла, – но я не собираюсь разлучать вас с вашими женихами и надеюсь еще до своего отъезда потанцевать на ваших свадьбах.
– Тогда мы устроим их поскорее, мисс, – улыбнулась Энни, и у нее в глазах засияли звезды. – Мы договорились, что некоторое время будем жить все вместе.
– Превосходная мысль. – Белла налила себе шоколада и снова обратилась к Пег: – Не знаю, куда я поеду, но только не в окрестности Карскорта.
– Меня это не волнует, дорогая. Как насчет Дувра? – спросила она, глядя на Беллу поверх своей чашки.
– Пег, я ездила туда по делам.
Белла молилась, чтобы выражение лица не выдало ее.
– А потом?
– Еще дела.
– С мужчиной?
– Пег…
– Я знаю, я вам не мать. Но вы молоды, милая, и в вас всегда было что-то от мартовского зайца.
– И что же это? Вы думаете, я сумасшедшая?
– Нет, – усмехнулась Пег, – но даже в детстве вы больше бегали, чем ходили, больше прыгали, чем стояли спокойно. В своей неугомонности вы были больше похожи на мальчишку. Вы были больше мальчишкой, чем ваш брат, – добавила она, скривившись от отвращения. – Во всяком случае, эта неугомонность толкнула вас на то свидание, которое привело ко всем этим неприятностям. Разве не так? Вы не были околдованы тем молодым человеком, вам просто хотелось приключения.
– Вы, конечно, правы, но я надеюсь, что уже получила урок.
Пег выразительно подняла брови.
– Ну ладно, в моем последнем приключении было немного мартовского безумия, но поездка оказалась стоящей.
Несмотря на сердечную боль, Белла все же испытывала удовлетворение от унижения Огастуса.
– Что ж, тогда хорошо. Ну а что касается того, куда ехать, это вам самой решать. Может быть, стоит посоветоваться с любезным мистером Клаттерфордом?
– Он захочет, чтобы я поехала в Танбридж-Уэльс.
– А что в этом плохого?
– Я боюсь небольшого городка. Честно говоря, я сама не знаю, чего хочу, но как только Китти и Энни выйдут замуж, мы уедем. Думаю, лучше держаться подальше от леди Фаулер и ее последователей.
– Тогда почему бы нам не уехать сейчас?
– Потому, – вздохнула Белла, – что я должна позаботиться о них.
Она вышла и пешком прошла короткое расстояние до дома леди Фаулер. На темных, пустых улицах Белла чувствовала себя неуютно, однако добралась благополучно и вошла в дом через черный ход, напугав слуг.
– Я рано встала и решила прийти, – небрежно сказала она. – Еще многое нужно сделать.
Повар и служанка безучастно посмотрели на нее, и она вышла из комнаты. Белла знала, что никою из них не волнует то, что происходит наверху. Слуги в доме долго не задерживались: леди Фаулер всегда была сумасбродной.
Белла прошла к типографской комнате – и нашла ее запертой. С каких пор ее запирают? Или она всегда бывала заперта по ночам? Белла поднялась наверх, рассерженная и встревоженная. Теперь ей нужно придумать причину своего столь раннего появления, а иначе у сестер Драммонд возникнут подозрения.
В доме было тихо и холодно, потому что камины еще не разжигали, и Белла, не снимая накидки, вошла в скрипторий. Положив на стол лист бумаги и проверив перо, она открыла чернильницу и увидела, что в ней сухо. Значит, теперь, когда появилась печатная машина, никто не переписывает послания? Найдя немного чернил, Белла вылила их в чернильницу и начала писать.
Заполнять всю страницу не было необходимости, поэтому она часто останавливалась, чтобы подумать о другом. Сколько пройдет времени до того, как она окончательно убедится, что женщинам здесь ничто не угрожает? Что ей делать с собственной жизнью?
Мартовский заяц – это правда, призналась себе Белла, и ей следует быть чрезвычайно осмотрительной, чтобы не прыгнуть в опасность. Мартовский заяц в ней затаился на четыре года, проведенных в Карскорте, и она полагала, что уехала оттуда изменившимся, здравомыслящим человеком.
Однако, задумавшись над своими последними приключениями, Белла поняла, что тот заяц, по весне сходящий с ума, все еще живет и здравствует. И это означает, что ей необходимо найти себе какое-то дело. Не ради заработка, а что-то такое, что могло занять ее время и мысли. Но Белла не могла представить, что именно ей нужно.
– О, Беллона! Что вы делаете здесь так рано? – Это была кутавшаяся в шаль Клара Ормонд. – Пойду принесу горячих углей.
Она торопливо вышла и, быстро вернувшись из кухни с ведром, выложила раскаленные угли на дрова, и вскоре пламя уже лизало уголь, оставшийся с прошлого вечера.
Дрова гораздо приятнее, подумала Белла, но их недостаточно, чтобы согреть помещения, поэтому нужно радоваться и углю, хотя от него в воздухе полно копоти.
Неужели практически всегда должен существовать компромисс и немного грязи?
– Ну вот, – заговорила Клара, – хорошо и приятно. – Она улыбалась, но ее глаза, как всегда, оставались тревожными. – Что вы писали?
– Во время своей поездки я услышала кое о чем, что могло бы пригодиться для нового послания, – ответила Белла.
– О, мы больше этим не занимаемся. Леди Фаулер интересует только информационный бюллетень, а его пишет Хелена Драммонд. Я по-настоящему встревожена. Теперь, когда от нас нет пользы, разрешит ли она нам здесь жить?
– Не сомневаюсь, что в ближайшее время произойдут какие-то изменения.
Белле было глубоко жаль пожилую Клару.
– Да, пожалуй, вы правы.
Они обе имели в виду смерть леди Фаулер.
– Если вам придется уйти отсюда, куда вы пойдете? – спросила Белла.
– В работный дом, – помрачнев, с тоской ответила Клара и села.
– О, только не это. – Белла подошла и обняла ее. – У вас, должно быть, есть родственники.
– Нет, никого, – покачала головой Клара. – У меня были брат и сестра. Дорогой Элджернон был приказчиком у коммерсанта, но он утонул, когда плыл во Францию. Милая Сара пошла в гувернантки и живет на содержании одной из своих воспитанниц, на жалком содержании, нужно сказать. Меня там никто не примет. Сара всегда завидовала, что я вышла замуж. Ох как ужасно быть старой одинокой женщиной.
Белла крепче обняла ее и сказала единственное, что могла сказать:
– Я не допущу, чтобы вы пошли в работный дом, Клара. Если что-то случится, вы можете жить со мной.
– Вы не шутите? – Клара посмотрела на нее глазами, полными слез. – Это правда? – Слезы потекли по ее морщинистым щекам. – О, Беллона! Вы лучшая. Вы святая.
– Нет-нет, и, прошу вас, не рассказывайте об этом, у меня нет места для всех.
– Я понимаю, – прошептала Клара. – Буду хранить нашу тайну.
Когда Белла вернулась в типографию, которая уже была открыта, отпечатанных листов там не оказалось. Пресс не работал, и наборщик еще не пришел, но опасные сообщения исчезли.
Белла смотрела на станок, пытаясь найти какую-нибудь маленькую деталь, которую можно было бы унести или сломать, но все они выглядели прочными. Оставалось только одно – применить топор, другого способа Белла не видела.
