Текст книги "Перемены"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Вдруг стало ясно, почему старик рисковал жизнью, вызвавшись стать моим наставником, когда Совет собирался казнить меня за убийство Джастина Дюморна. Стало ясно, почему он был так терпелив со мной, так добр и участлив. Вовсе не по природной доброте.

И вдруг стало ясно, почему он даже словом не обмолвился мне о своей ученице, Маргарет Лефей – которая выбрала эту фамилию себе сама, тогда как в свидетельстве о рождении у нее, должно быть, значилось «Маргарет Маккой». Черт, если на то пошло, так он, наверное, и Совету не говорил, что Маргарет – его дочь. И уж можно не сомневаться, у него не будет ни малейшего намерения позволить им узнать про Мэгги, если мне, конечно, удастся вытащить ее из этой заварухи.

В конце концов мою мать убили враги, которых она успела нажить за свою жизнь, – а Эбинизера, самого опасного человека во всем Белом Совете, не оказалось рядом, чтобы ее спасти. Ни обстоятельства, ни то, чего он достиг, не могли его оправдать в собственных глазах. Как не смог бы себя оправдать я сам, если бы мне не удалось спасти Мэгги. Вот почему он устроил наглядную демонстрацию того, что случится с тем, кто попробует расправиться из мести со мной. С его внуком.

И этим же объяснялось то, почему он поменял задачи, поставленные перед Серым Советом, и привел его сюда. Он не мог не попытаться спасти меня – и мою дочь.

И, добавила какая-то циничная часть моего сознания, себя самого. Хотя, честно признался я себе, вряд ли он делал последнее осознанно – с учетом внезапно свалившихся на него обстоятельств.

Стоило ли удивляться тому, что Арианна так жаждала осуществить это свое кровное проклятие, начиная с Мэгги. Она бы разом расквиталась со мной, так некстати не погибшим на дуэли, и с Эбинизером, который просто прихлопнул Ортегу как опасного зверя – походя, но демонстрируя при этом силу в назидание другим. Должно быть, это стоило ей изрядной потери лица – а мои непрекращавшиеся вылазки против Красных и их союзников только укрепляли ее стремление поставить меня на место. Одним-единственным проклятием она убивала в одном лице члена Совета Старейшин и Черного Посоха. Ну, и моей попутной смертью она тоже могла бы бахвалиться – в конце концов, как отмечала сама Арианна, до сих пор убить меня никому не удавалось. Как-никак, после смерти Дональда Моргана я вполне обоснованно мог бы претендовать на звание самого печально известного Стража.

Экой ловкой комбинацией могла бы гордиться Арианна. А после… что ж, еще одной комбинацией – переворотом.

Но, конечно, если бы нож держал Красный Король, он полагал бы, что в выигрыше он. Мертвые враги, больше престижа, крепче положение на троне… Безмозглый дурак.

Он снял сумку с моего пояса, достал нож и с улыбкой повернулся к алтарю – к моей дочери.

Боже праведный,подумал я. Думай, Дрезден, думай!

Надеюсь, Бог когда-нибудь простит меня за идею, которая пришла мне в голову вслед за этим.

Потому что сам я себя ни за что не прощу.

Я знал, как она рассержена. Я знал, как она напугана. Ее ребенка вот-вот готовы были убить в считанных дюймах от нее. Поэтому то, что я сделал с ней, ничем не отличалось от убийства.

Я еще раз транслировал Сьюзен свою мысль. Сьюзен! Подумай! Кому было известно, кто отец девочки? Кто мог сказать им это?

Губы ее раздвинулись в недоброй ухмылке.

Его нож не сможет причинить тебе вреда, – промыслил я, хотя прекрасно понимал, что никакая магия фэйре не устоит против холодного железа.

– Мартин, – очень тихо, очень спокойно спросила Сьюзен. – Это ты сказал им про Мэгги?

Он закрыл глаза, но голос его оставался ровным.

– Да.

Сьюзен Родригес обезумела.

Только что она была пленницей, а в следующее мгновение извернулась ужом, слишком быстро, чтобы глаз успел отследить движение. Мачете Мартина оставило на ее горле глубокий порез, но она обратила на это не больше внимания, чем на мелкую царапину.

Мартин поднял руку в попытке отбить удар, которого он от нее ожидал, но движение оказалось бесполезным, потому что Сьюзен не пыталась ударить его.

Вместо этого она, с глазами, почерневшими от ярости, раскрыла рот, выставив мгновенно выросшие клыки, и впилась ими ему в горло.

На долю секунды взгляд Мартина встретился с моим. Не дольше. Но и этого хватило, чтобы взгляд его начал проваливаться мне в душу, а мой – в его. Я увидел его боль, боль смертной жизни, которой он лишился. Я увидел годы его службы, искренней преданности – в образе мраморной статуи Красного Короля, которую он любовно полировал и чистил. И я увидел, как душа его начала меняться. Я увидел, как образ его веры начал тускнеть по мере того, как он все дольше жил с теми, кто боролся с Красным Королем и его империей страха. И еще я увидел, что входя в этот храм, он знал наверняка, что живым отсюда не выйдет. И что он был рад этому.

У меня не было ни времени, ни возможности помешать тому, что произошло потом, да я и не уверен, что хотел бы сделать это. Мартин говорил, что у него ушли долгие годы на то, чтобы ввести в заблуждение братство Святого Жиля. Но у него ушло почти два столетия на то, чтобы ввести в заблуждение Красного Короля. Как бывший жрец Мартин не мог не знать о кровном проклятии и его разрушительном потенциале. Он не мог не понимать, что вкупе с угрозой для жизни Мэгги осознание его предательства гарантированно выведет Сьюзен из-под контроля.

Помнится, едва приехав в Чикаго, он говорил мне, что готов на все, только бы это наносило ущерб Красной Коллегии. Выстрелить мне в спину. Выдать существование Мэгги, практически сдать ее кровожадным ублюдкам. Предать братство.

Уничтожить Сьюзен.

И погибнуть самому.

Все, что он делал, сообразил я, он делал с одной-единственной целью: добиться того, чтобы в нужный момент я гарантированно оказался рядом. Дать мне шанс изменить все.

Обезумевшая от страха и ярости Сьюзен опрокинула его на каменный пол и буквально растерзала ему горло, со сверхъестественной быстротой отрывая зубами кусок за куском окровавленной плоти.

Мартин умер.

Сьюзен начала обращаться.

И тут наступила моя минута.

Я бросил на борьбу с волей Повелителей Ночи все, что оставалось еще в моем теле, в моем сердце, в моей голове. Я бросил в топку мой страх и мое одиночество, мою любовь и мою дружбу, мой гнев и мою боль. Я слепил из своих мыслей молот, закалил его в огнях творения и остудил ледяной силой самого темного стража из всех, каких только знала земля. С упрямым воплем я вскинул обе руки, выставив как можно больше брони между моей головой и их чертовыми масками. На долю мгновения я даже пожалел, что не согласился нацепить эту дурацкую шляпу.

И швырнул все это во вторую Маску слева – ту, которая показалась мне чуть уязвимее других. Повелитель Ночи пошатнулся и издал звук, подобный тому, какой я слыхал однажды от боксера, которому врезали апперкотом по подвескам.

Как раз в этот момент в храм вошел последний Повелитель – в маске, которую я уже видел раз, когда Мёрфи срубила ее с головы ее обладателя. Он вскинул руки и швырнул в своих коллег зеленые и аметистовые ленты смертоносной энергии.

Двое из них были убиты разрядом на месте, и смерть их вышла донельзя зрелищной: ленты разорвали их тела на бесформенные клочья, забрызгав весь интерьер храма черной кровью. Оставшиеся в живых Повелители отшатнулись, взвизгнув от боли и неожиданности, и их истинные тела начали раздирать изнутри сковывающие их плотские оболочки.

Моя крестная тоже сбросила оболочку, швырнув золотую маску в ближайшего к ней Повелителя и позволив растаять иллюзорной внешности вместе с одеждами и украшениями, позволившими ей проникнуть в самую гущу врагов. Глаза ее возбужденно горели, щеки разрумянились. Жажда крови и острая, почти сексуальная жажда разрушения исходили от нее как жар от огня. Она торжествующе взвыла и начала поливать Повелителей Ночи своей разноцветной энергией, яркими лентами срывающейся с кончиков ее пальцев. Те отвечали ей своей магией, парируя ее удары и даже делая ответные выпады.

Никто из них даже не вспомнил обо мне.

Я вдруг освободился от оков.

С криком бросился я на Красного Короля. Тот стоял ко мне спиной, лицом к алтарю; услышав меня, он обернулся с ножом в руке. Глаза его вдруг расширились, и жуткая тяжесть его воли обрушилась на меня дюжиной свинцовых одеял.

Я пошатнулся, но не остановился. Должно быть, со мной случилась истерика. Я был не в себе. Я был неудержим. Мои доспехи, и посох моего деда, и вид моей перепуганной дочки, и холодная энергия в моих членах позволили мне сделать шаг вперед, и еще шаг, и еще, пока я не оказался с ним нос к носу.

Сросшаяся обратно правая рука Красного Короля метнулась вперед в попытке вонзить обсидиановый нож мне в горло.

Моя левая рука бросила посох и перехватила его запястье. Я остановил нож в дюйме от моего горла, и глаза его округлились, когда он почувствовал мою силу.

Его левая рука вскинулась, чтобы стиснуть мне горло.

Я выставил вперед большой и указательный пальцы правой руки, и на их кончиках с хрустом выросли заостренные, кристально-прозрачные сосульки.

Я вонзил их ему в черные, бездонно-черные глаза.

А потом швырнул в руку заряд огня Души и выкрикнул:

– Fuego!

Огонь жег, и шпарил, и рвал, и король Красной Коллегии, древнейший вампир, отец и творец своей расы, визжал от боли. Визжал так громко, что повредил мне барабанную перепонку, добавив новый вид боли в мою обширную коллекцию.

И когда Красный Король завизжал, все до единого вампиры его Коллегии завизжали вместе с ним.

Стоя вплотную к нему, я почти ощущал это – энергию его воли, зовущую их к себе во что бы то ни стало. Но даже если бы я не касался его, внезапный хор голосов на улице дал бы мне знать об этом.

Вампиры накатывали на пирамиду роем, ураганом, и ничто на земле не помешало бы им прийти на помощь своему королю. Его хватка на моем горле ослабла, и он отшатнулся от меня. Мои пальцы выдернулись из его глазниц, и я обеими руками перехватил его правое запястье. А потом, крича от ярости, одев его руку в лед, я сломал ее пополам выше запястья – и поймал кинжал в воздухе, прежде чем он успел упасть на пол.

Освободившись, Красный Король сделал несколько неверных шагов прочь от меня. Даже ослепленный и обезумевший от боли, он оставался опасен. Энергия, которую он швырял наугад, прожигала дыры в каменных стенах. Алая молния, напоминающая изящный орнамент, угодила в одного из Повелителей и разрубила бьющегося вампира пополам.

Старейший вампир Красной Коллегии визжал от боли, пока океан его подданных надвигался, чтобы захлестнуть нас.

А самый молодой вампир Красной Коллегии припал на четвереньки у тела Мартина, в ужасе глядя на свои руки.

Секунду я смотрел на то, как лопается кожа на подушечках ее пальцев. На моих глазах пальцы ее начали удлиняться, ногти превращались в когти, вздувшиеся мышцы с видимым, даже слышимым усилием рвали стягивающую их кожу. Сьюзен смотрела на них угольно-черными глазами; лицо ее превратилось в кровавую маску. Она стонала, по телу ее пробегала дрожь.

– Сьюзен, – произнес я, опускаясь перед ней на колени.

Храм сотрясался от завывания темных энергий. Я осторожно приподнял ее подбородок.

Она подняла на меня взгляд, измученная, перепуганная, с отчаянием на лице.

– Они идут, – прохрипела она. – Я их чувствую. Снаружи. Внутри. Они идут. Боже мой.

– Сьюзен! – крикнул я. – Вспомни про Мэгги!

Взгляд ее, похоже, сфокусировался на мне.

– Они хотели Мэгги, потому что она была младше всех, – продолжал я ледяным от напряжения голосом. – Потому что ее смерть забрала бы вместе с ней и всех нас.

Она стиснула руками живот, который отвратительно бугрился, перекашивался и содрогался, но глаз с моего лица не сводила.

– Теперь младшая ты, – свирепо шипел я. – Младший вампир во всей проклятой Коллегии. Ты можешь убить их всех.

Она вздрогнула и застонала, и я буквально видел, как раздирают ее противоборствующие желания. Но взгляд ее обратился на Мэгги, и она стиснула зубы.

– Я… не думаю, что я смогу. Я не чувствую рук.

– Гарри! – отчаянно крикнула Мёрфи совсем рядом, за дверью. – Они идут!

Молния расколола небо за стеной, и последовавший за ней удар грома, наверное, зарегистрировали сейсмодатчики на всем континенте.

Какофония магического боя вдруг стихла. Ненадолго – не больше чем на пару секунд.

Сьюзен снова посмотрела на меня глазами, полными слез.

– Помоги мне, Гарри, – прошептала она. – Спаси ее. Пожалуйста.

«Нет! – визжало во мне буквально все. – Это несправедливо. Я не должен делать этого. Никто и никогда не должен делать этого».

Но… у меня не было выбора.

Я сообразил, что уже поднимаю Сьюзен одной рукой. Девочка съёжилась в комок, крепко зажмурив глаза, и времени у меня не оставалось. Как мог осторожно, я столкнул ее с алтаря на пол – тем более, что пронизывавшие храм дикие энергии угрожали ей там в меньшей степени.

Я положил Сьюзен на алтарь.

– С ней все будет хорошо, – сказал я. – Обещаю.

Она кивнула. Тело ее сотрясали конвульсии, с губ срывались стоны. Лицо ее было перепугано, но она кивнула.

Я прикрыл ей глаза левой рукой.

Я прижался губами к ее рту – коротко, осторожно. Рот был соленым от крови и слез, ее и моих.

Я увидел, как губы ее складывают слово: «Мэгги…»

И я…

Я воспользовался ножом.

Я спас ребенка.

Я выиграл войну.

Господи, прости.

Глава сорок девятая

Все изменилось в ту ночь, когда погибла Красная Коллегия. Это вошло в учебники истории.

Во-первых, необъяснимое обрушение нескольких сооружений Чичен-Ицы. Разрушить древний город не смогло тысячелетнее наступление джунглей, однако получасовое махалово сверхъестественных соперников, хорошо знающих свое дело, способно разнести по кирпичику целые городские кварталы. Позже это приписали исключительно мощному, но ограниченному по площади землетрясению. Чего объяснить не смогли, так это трупы – многие с зубами, носящими следы стоматологических технологий столетней давности, или сердцами, безжалостно вырванными из груди, или пораженные странными мутациями, вследствие которых кости мало напоминали человеческие. Опознать удалось менее пяти процентов тел – все они принадлежали людям, бесследно исчезнувшим в последние десять или пятнадцать лет. Собственно, такому скоплению пропавших в одном месте тоже не нашли объяснения, хотя выдвигалось несколько теорий – ни одной близкой к истине.

Я мог бы вещать эту истину с горных вершин, но мне поверили бы не больше, чем этой ерунде. Все ведь знают, что вампиров не существует.

Во-вторых, это вошло в учебники в связи с внезапными исчезновениями или убийствами высокопоставленных лиц, бизнесменов и финансистов по всей Латинской Америке. Ответственность за это возложили на наркокартели, даже в тех странах, где их влияние никогда не было достаточно сильным, чтобы прибегать к такой тактике. Военное положение ввели практически везде к югу от Техаса, и в восьми или десяти странах в одну и ту же ночь вспыхнули революции.

Я слышал, природа не терпит пустоты – правда, если это так, я никак не возьму в толк, почему девяносто девять и девять до энного знака процентов Вселенной состоит из вакуума. Но я точно знаю, что правительства его не терпят и всегда спешат его заполнить. И преступники тоже. Что, возможно, говорит нам о людях больше, чем о природе. Значительная часть южноамериканских наций с трудом, но сохранила равновесие. Центральная Америка превратилась в зону боевых действий, когда различные силы предъявили свои претензии на территории, оставленные вампирами.

И наконец, это вошло в учебники сверхъестественного сообщества как ночь страшных снов. Вплоть до следующего заката весь Паранет гудел от повышенной активности, когда рассеянные практически по всей планете мужчины и женщины делились друг с другом содержанием кошмаров, приснившихся им в эту ночь. Больше других этому оказались подвержены беременные женщины и только что разрешившиеся от бремени матери. Некоторых пришлось госпитализировать. Сны приснились практически всем, обладающим хоть маленькой толикой магических способностей. Содержание снов, впрочем, отличалось мало: мертвые дети. Мир в огне. Смерть и ужас, неудержимой волной распространяющиеся по земному шару, уничтожающие все, что хоть отдаленно напоминает порядок или цивилизацию.

Я не помню, что происходило по окончании ритуала. В моей памяти зияет пробел длиной примерно две минуты. У меня нет никакого желания выяснять, что там было.

Следующее, что я помню, – это как я стою на верхней ступени лестницы с Мэгги на руках, завернутой в тяжелый плащ из перьев, оставшийся от ее матери. Она все еще дрожала и тихо всхлипывала, но только от усталости, не от страха. Цепи лежали на камнях у меня за спиной. Не помню, как мне удалось их снять, не причинив ей боли. Она прижалась ко мне, подложив под щеку вместо подушки складку плаща, а я, продолжая обнимать ее, сел на верхнюю ступеньку посмотреть, за что я заплатил.

Красная Коллегия погибла. Исчезла. Все до одного. От основной части их осталось немногим более кучек черной слизи. Думаю, это относится к мертвым вампирам. Зато полукровки утратили всего лишь вампирскую часть своей натуры. Проклятие не убило, а исцелило их.

Конечно, сидевший в них вампир сохранял их молодыми и красивыми.

На моих глазах сотни людей каждую пару секунд старели на год. Я видел, как они сохнут, седеют и покрываются морщинами. Похоже, полукровки делились на две большие группы – тех, кто научился сдерживать свою жажду крови и сумел прожить так несколько веков, и тех, кто пробыл полувампиром не слишком долго. Последних при дворе Красного Короля было совсем немного. Как оказалось, большинство юных полувампиров работали на братство, и значительную часть их вампиры успели убить. Впрочем, позже я слыхал, что больше двух сотен полукровок освободились от своего проклятия.

Однако меня в тот момент мало беспокоило, скольких я сумел освободить своим выбором. Каким бы большим ни было это число, одного среди них всегда будет не хватать.

Само собой, в рядах Красной Коллегии имелось несколько новообращенных, и после завершения ритуала они снова стали более или менее людьми. Они, а также другие смертные, которым не хватило сообразительности бежать, недолго прожили после того, как Серый Совет взломал двери трейлера для перевозки скота и освободил пленных. Страх, который Красные наводили на своих жертв, обернулся гневом, так что умерли Красные и их приспешники довольно неприглядной смертью. На моих глазах пожилая матрона без посторонней помощи забила Аламайю до смерти камнем.

Я в это не вмешивался. С меня на этот день хватило.

Я сидел и укачивал дочь, пока та не уснула, прижимаясь ко мне. Моя крестная подошла и села рядом со мной. Ее платье было измято и запачкано кровью, но на лице играла довольная улыбка. Со мной заговаривали. Я не обращал внимания. Они не настаивали. Думаю, Леа их предупредила.

Эбинизер, все еще с Черным Посохом в руке, подошел ко мне немного позже и покосился на Леанансидхе.

– Семейный разговор. Прошу нас извинить, – сказал он.

Она улыбнулась ему и склонила голову. Потом встала и ушла.

Эбинизер сел рядом со мной на восточную ступень храма Кукулькана и посмотрел на раскинувшиеся внизу джунгли.

– Сейчас рассветет, – сказал он.

Я посмотрел. Действительно, светало.

– Местные прячутся по домам до восхода солнца. Красная Коллегия уже собиралась здесь прежде. Посвящение в дворянство и тому подобное. Тактика выживания.

– Угу, – согласился я.

Такое не редкость, особенно в странах, не обладающих чрезмерным международным признанием. Что-то дикое происходит в Мексике; двадцать миллионов человек могут сказать, что видели это, и всем плевать.

– Солнце взойдет, и они выйдут. Вызовут власти. Будут расспросы.

Я слушал его и не спорил. Еще через минуту до меня дошло, что все его реплики выстраиваются в одну логическую цепочку, и я кивнул.

– Пора идти.

– Ага, пора, – согласился Эбинизер.

– Вы ничего мне не говорили, сэр.

Долгую минуту он молчал. Потом вздохнул.

– Я много чего наделал за свою жизнь, Хосс. Плохого. Я нажил врагов. Я не хотел, чтобы они достались и тебе. – Он вздохнул еще раз. – По крайней мере… пока ты не будешь готов к этому. – Он посмотрел на темневшие повсюду останки Красных. – Сдается мне, ты более или менее готов.

Я подумал немного над этим. Небо продолжало светлеть.

– Откуда это узнала Арианна? – спросил я.

Эбинизер покачал головой.

– Ужин. Мэгги – моя Мэгги – пригласила меня на ужин. Она как раз спуталась тогда с этим ублюдком Рейтом. Арианна тоже была там. Мэгги меня не предупредила. Они там что-то задумали и хотели моей поддержки. Вампиры тогда думали, что я всего лишь ее наставник. – Он вздохнул. – Я не хотел иметь с этим ничего общего. Сказал, что она тоже не должна хотеть. Мы разругались.

Я хмыкнул:

– Разругались по-семейному.

– Да, – кивнул он. – Рейт ничего не заметил. У него никогда не было нормальной семьи. Арианна заметила. И сделала зарубку. На всякий случай, на будущее.

– Но хоть теперь-то все раскрыто? – спросил я.

– Все не раскрывается никогда, сынок, – ответил он. – Всегда найдется что-то, что ты прячешь от других. Или от себя самого. Что-то, что спрятано от нас. И вещи, которых не знает никто. И самые пакости ты узнаешь всегда в самый неподходящий момент. Ну, по моему опыту, во всяком случае.

Я кивнул.

– Сержант Мёрфи рассказала мне, что произошло.

Я почувствовал, как напряглась моя шея.

– Она все видела?

Он кивнул.

– Думаю, да. Чертовски трудный выбор.

– Это было не трудно, – тихо возразил я. – Только холодно.

– Ох, Хосс, – вздохнул он. В его словах было больше сострадания, чем могло бы в них уместиться на первый взгляд.

У подножия лестницы собрались фигуры в сером. Эбинизер хмуро покосился на них.

– Похоже, мне пора.

Я с усилием пошевелил мозгами и тоже посмотрел на них.

– Вы привели их сюда. Ради меня.

– Ну, не совсем, – хмыкнул он и кивнул в сторону спящей девочки: – Ради нее.

– А что с Белым Советом?

– Они вскоре во всем разберутся, – заверил он меня. – Просто диву даюсь, как они еще живы после того, как столько всего пошло наперекосяк.

– Под чутким руководством Кристоса.

– Ага.

– Он из Черного Совета, – сказал я.

– Или просто дурак, – предположил Эбинизер.

Я подумал над этим.

– Не знаю, что страшнее.

Эбинизер покосился на меня и фыркнул.

– Дурак страшнее, Хосс. Всегда страшнее. В мире не так много злодеев с черными сердцами, а уж до власти они дорываются и вовсе по случайности. А дураки на каждом шагу.

– Как это Леа наладила с вами связь? – вспомнил я.

– Ну… – Эбинизер нахмурился. – Знаешь, Хосс, мне кажется, наши старики ведут с нами свои собственные игры.

– Старики?

Он мотнул головой вниз, где у подножия лестницы высокая фигура с окованным металлом посохом выстраивала новый портал из зеленых молний. Стоило пространству внутри зеленой арки замерцать призрачным светом, как все фигуры в сером подняли головы к нам.

Я нахмурился и присмотрелся внимательнее. Теперь я разглядел, что металлический набалдашник на посохе вовсе даже клинок, а высокий тип держит в руках не посох, а копье. Под капюшоном я разглядел черную наглазную повязку, спутанную бороду и хмурую улыбку. Он посмотрел на меня и сделал копьем движение, чем-то напомнившее мне салют фехтовальщика. Потом повернулся и исчез в мерцании портала. Одна за другой остальные фигуры в сером последовали за ним.

– Ваддерунг, – сказал я.

– Теперь его зовут так, – буркнул Эбинизер. – Он редко участвует в чем-то сам. Но если участвует, то ему лучше не попадаться под руку. И мой опыт говорит: это значит, дела и впрямь оборачиваются неважно. – Он задумчиво надул губы. – Он редко открывается вот так, Хосс.

– Я общался с ним пару дней назад, – объяснил я. – Он рассказал мне о проклятии. Вложил мне в руку пистолет и показал, куда целиться.

Эбинизер кивнул.

– Знаешь, он учил Мерлина. Того, самого первого.

– И как Мерлин с ним ладил? – поинтересовался я.

– Никто не знает точно. Но по его записям… Он был не из тех, кто умирает в своей постели.

Я фыркнул.

Старик поднялся и правой рукой надвинул на лицо капюшон. Потом помедлил и посмотрел на меня.

– Не буду читать тебе нотаций насчет Мэб, парень. Я и сам в свое время заключал разные сделки. – Он дернул левой рукой, на которой до сих пор вздувались темные вены, хотя и не так сильно, как пару часов назад. – Просто мы делаем то, что нам представляется верным, для того, чтобы защитить тех, кого можем.

– Угу, – согласился я.

– Она может здорово надавить на тебя. Попробует засунуть в ящик, в котором тебе не хотелось бы оказаться. Не позволяй ей. Воли твоей она отобрать не может. Даже если сможет заставить это выглядеть так. – Он снова вздохнул, но в голосе его звучала твердая как камень убежденность. – Это единственное, чего не могут все эти темные существа и силы. Отобрать у тебя способность делать выбор. Они могут убить тебя. Могут заставить тебя делать всякое – но не могут заставить тебя самого делать такой выбор. Они почти всегда пытаются наврать тебе с три короба на этот счет. Не покупайся на такое.

– Не буду, – сказал я и поднял на него взгляд. – Спасибо, дед.

Он наморщил нос.

– Фу. Мне не идет.

– Дедуля, – хмыкнул я. – Дедуля.

Он прижал руку к груди.

Я чуть улыбнулся.

– Сэр.

Он кивнул в сторону девочки:

– Что будешь делать с ней?

– Что считаю нужным, – ответил я по возможности мягче. – Возможно, лучше будет, если вы этого не будете знать.

На лице его мелькнули боль и чуть ироничное смирение.

– Может, и так. Увидимся, Хосс.

Он одолел половину спуска, когда я окликнул его:

– Сэр? Вы не хотите забрать свой посох?

Он кивнул мне:

– Оставь его себе, пока не привезу тебе новую заготовку.

Я кивнул в ответ.

– Не знаю, что и сказать.

К углам его глаз сбежалось еще больше морщинок.

– Черт, Хосс. Так не говори тогда ничего. – Он двинулся дальше. – И неприятностей меньше будет! – бросил он через плечо.

Мой дед быстрыми, уверенными шагами спустился по лестнице и исчез в обрамленной молниями двери.

Я услышал за спиной шаги, оглянулся и увидел стоящую в дверном проеме Мёрфи. На плече у нее висел «Фиделаккиус», на другом – П-90. Вид она имела усталый. Волосы выбились из хвоста, в который были собраны до начала боя. Она вгляделась в мое лицо, едва заметно улыбнулась и подошла ко мне.

– Эй, – негромко, чтобы не разбудить девочку, сказала она. – Ты вернулся?

– Похоже, да.

– Саня беспокоился, – сообщила она, закатив глаза к небу.

– Ох, – сообразил я. – Да. Скажи ему, пусть не беспокоится. Я пока здесь.

Она кивнула и подошла еще ближе.

– Так это она?

Я кивнул и посмотрел на спящую девочку. Щеки ее порозовели. Я не смог ничего сказать.

– Красивая, – сказала Мёрфи. – Как ее мать.

Я кивнул и повел плечом.

– Да.

– Хочешь, кто-нибудь подержит ее, если тебе нужно отбежать на минуту.

Мои руки сами собой сжали девочку чуть крепче, и я отвернулся.

– Хорошо, – мягко произнесла Мёрфи, поднимая руки. – Хорошо.

Я сглотнул, и вдруг сообразил, что умираю от жажды. И от голода. А еще сильнее устал. Отчаянно, безнадежно устал. И перспектива уснуть приводила меня в ужас. Я повернулся взглянуть на Мёрфи и увидел на ее лице боль.

– Кэррин, – сказал я. – Я устал.

Я опустил взгляд на девочку – сонное, теплое существо, просто принявшее те жалкие утешение и защиту, что я мог ей предложить. И подумал, что у меня разорвется сердце. Еще сильнее. Потому что понимал: я не смогу стать тем, кто ей нужен. Я никогда не смог бы дать ей того, что ей нужно, чтобы вырасти здоровой физически и духовно. Счастливой.

Потому что я заключил сделку. Если бы я этого не сделал, она бы погибла – но из-за того, что я это сделал, я не смогу стать тем, кого она заслуживала.

– Окажешь мне одну услугу? – прошептал я, не отрывая взгляда от лица девочки.

– Да, – ответила Кэррин. Такое простое слово, а сколько в нем утешения.

Горло мне свело судорогой, взгляд затуманился. Я смог выговорить то, что хотел, только со второй попытки.

– Пожалуйста, отвези ее к отцу Фортхиллу, когда мы вернемся. С-скажи ему, что ей нужно исчезнуть. В самое безопасное место, какое у него есть. Что я… – Голос изменил мне. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. – Что мне не надо знать куда. С-скажи ему это от моего имени.

Я повернулся к Мёрфи.

– П-пожалуйста, – добавил я.

Она посмотрела на меня так, словно у нее тоже разрывалось сердце. Но душа ее была сделана из стали, а глаза смотрели уверенно и прямо.

– Да.

Я прикусил губу.

И медленно, очень осторожно передал девочку ей. Мёрфи приняла ее у меня и даже не пожаловалась на то, что она тяжелая. Да и разве это тяжесть?

– Господи, – спохватился я. – Молли. Где она?

Мёрфи перехватила девочку удобнее и посмотрела на меня.

– Ух ты. Здорово тебя вырубало. Ты что, не видел вертолета?

Я порылся в воспоминаниях последней ночи.

– Э… Нет.

– После… – Она покосилась на меня и отвела взгляд. – После того. – Чуть увереннее сказала она. – Томас нашел телефон и позвонил. И меньше чем через час прямо сюда, на траву приземлился флотский вертолет. Забрал его, Молли и Мыша.

– Мыша?

Мёрфи негромко фыркнула:

– Никто не рискнул сказать ему, что он не может лететь с Молли.

– Ну да. Он серьезно относится к работе, – согласился я.

– Несомненно.

– Что-нибудь еще известно? – спросил я.

– Пока нет. На телефоне в туристическом центре сидит сейчас Саня. Мы дали Томасу номер, он будет звонить.

– Говорите честно, сержант Мёрфи, – тихо произнесла Леанансидхе. Я и не слышал, как она подошла. – Вы дали номер собаке.

Мёрфи посмотрела на нее, потом на меня.

– Ну, у Томаса и без того голова занята была, – объяснила она.

Я нахмурился.

– Да не в этом смысле, – успокоила меня Мёрфи. – Гм. Я бы не отпустила его с ней, если бы… если бы он выглядел… не в себе.

– Угу, – согласился я. – Угу. Мыш тоже не пустил бы. Он такой.

– Потеря контроля над собой ему не грозила, – спокойно добавила моя крестная. – Я бы никогда не позволила такому многообещающему экземпляру кормиться где попало.

Из-за угла пирамиды появился Саня, бегущий ровной трусцой. На боку его висел «Эспераккиус», на плече – «Амораккиус», все еще в ножнах на белом кожаном поясе Сьюзен.

Мгновение я смотрел на пояс.

Мне было больно.

Саня бегом взлетел по лестнице – для здоровяка с тяжелой мускулатурой он двигался удивительно легко. Он обворожительно улыбнулся моей крестной, проверив одновременно, на месте ли «Амораккиус».

– В другой раз, – негромко мурлыкнула Леа.

– Не уверен, – с улыбкой отозвался Саня и повернулся ко мне: – Звонил Томас. Похоже, он удивился, что на проводе я. Молли на борту военного крейсера на маневрах в Мексиканском заливе. С ней все будет хорошо.

Я присвистнул.

– Но как… – Я осекся и прищурился.

– Лара? – тихо предположила Мёрфи.

– Не иначе, – согласился я.