Текст книги "Перемены"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Уриил совсем не по-райски хохотнул и склонил голову набок.

– А-а, – произнес он. – Ясно.

– Что ясно?

– Зачем ты позвал меня. Спина.

Я тоже хмыкнул. Это потребовало от меня больше сил, чем обычно.

– Очень паршиво?

– Перелом позвоночника, – ответил он. – Я вполне допускаю, что твое тело сможет восстановить нервные связи… лет через сорок или пятьдесят. Впрочем, гарантировать ничего не могу.

– Спина нужна мне здоровой, – сказал я. – Сейчас.

– Тогда, возможно, тебе не стоило в твоем тогдашнем состоянии лезть на ту лестницу.

Я зарычал и попытался повернуться к нему. Я едва шевельнулся. Ну да, мое тело оставалось привязанным к лежаку.

– Не стоит, – невозмутимо заметил Уриил. – Это не повод для огорчения.

– Это? Не повод? – вскипел я. – Мою дочку вот-вот убьют!

– Ты сам принимал решения, – возразил Уриил. – Одно из них привело тебя сюда. – Он развел руками. – Это не вечеринка в благородном собрании, сынок. Теперь тебе ничего не остается, как доигрывать до конца этупартию.

– Но вы могли бы исцелить меня, если бы захотели.

– Мои желания не имеют к этому никакого отношения, – спокойно произнес он. – Я мог бы исцелить тебя, если б предполагалось, что я должен это сделать. Свобода воли – если она что-нибудь да значит – превыше всего.

– Вы кормите меня философией, – буркнул я. – А я говорю вам, что ребенок вот-вот погибнет.

Лицо Уриила на миг помрачнело.

– А я говорю, что весьма ограничен в средствах помощи тебе. Если конкретно, ограничен тем, что для тебя уже сделал.

– Угу. Огонь Души. Спасибо, им я себя уже чуть не угробил.

– Никто не заставляет тебя, Дрезден, пользоваться им. Ты сам принимаешь решение.

– Я рисковал задницей, когда это было нужно вам, – сказал я. – И так-то вы мне платите?

Уриил возвел глаза к небу.

– Ты пытаешься выставить мне счет?

– Хотите назвать цену, флаг вам в руки, – сказал я. – Заплачу. Чего бы это мне ни стоило.

Архангел внимательно посмотрел на меня – спокойно, сочувственно и немного печально.

– Я знаю, – тихо произнес он.

– Черт подери! – Голос у меня сорвался, из глаз потекли слезы. Воображаемая картина дрогнула и начала размываться. – Прошу вас.

При этих словах Уриил, казалось, чуть поежился. Он отвернулся от меня, явно ощущая неловкость. Но промолчал.

– Пожалуйста, – настаивал я. – Вы ведь знаете, что я за человек. Что скорее ногти дам себе вырвать, чем буду умолять. А теперь я умоляю. Я недостаточно силен, чтобы справиться с этим в одиночку.

Уриил слушал, по-прежнему не глядя на меня, потом медленно мотнул головой.

– Я и так сделал все, что мог.

– Но вы же не сделали ничего, – возразил я.

– Полагаю, с твоей точки зрения это может выглядеть и так. – Он задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Хотя… Пожалуй, если ты узнаешь чуть больше, это не слишком нарушит равновесия…

Глаза начинали болеть от того, что я слишком долго скашивал их в одну сторону: пошевелить головой я так и не мог. Я прикусил губу и продолжал ждать.

Уриил глубоко вздохнул; казалось, он очень тщательно подбирает слова.

– Твоя дочь, Мэгги, жива и здорова. Пока.

Сердце мое отчаянно подпрыгнуло.

Моя дочь.

Он назвал ее моей дочерью.

– Я понимаю, ты хочешь, чтобы Сьюзен всегда оставалась женщиной, которую ты любишь, которой ты веришь. Но – пусть даже сам ты себе в этом не признаешься – у тебя остаются какие-то сомнения. Я не могу осуждать тебя за это. В особенности после того, как твои поисковые заклятия потерпели неудачу. Это вполне естественно. Но да, – он встретился со мной взглядом, – она плоть от плоти, кровь от крови твоей. Твоя дочь.

– Зачем вы мне это рассказываете? – спросил я.

– Потому что я сделал все, что мог, – ответил он. – Дальше все зависит от тебя. Ты – единственная надежда Мэгги. – Он уже было повернулся к двери, но задержался. – Подумай хорошенько над тем, что сказал тебе Ваддерунг.

Я зажмурился.

– Вы знакомы с Оди… с Ваддерунгом?

– Разумеется. В конце концов, род деятельности у нас близок, не так ли?

Я устало выдохнул и перестал даже пытаться удержать заклятие.

– Не понимаю.

Уриил кивнул.

– Вот в этом-то и состоит бремя смертного бытия. В свободе выбора. Многое от тебя сокрыто. – Он вздохнул. – Люби свою дочь, Дрезден. Все остальное да приложится к этому. Это сказал тебе мудрый человек. Что бы ты ни делал, делай это во имя любви. И если ты будешь следовать этому, путь твой никогда не уклонится от света настолько, чтобы ты не смог вернуться.

И едва договорил, тут же исчез.

Я лежал в темноте, дрожа от слабости и опустошенности – так всегда бывает после работы со сложным заклятием. Я представил себе Мэгги – как на фотографии, в детском платьице и с бантом.

– Держись, девочка. Папа идет на помощь.

На то, чтобы заново сложить заклятие, у меня ушло не больше минуты – за это время я успел восстановить необходимое количество энергии. Правда, до последней секунды я сомневался в том, что мне удастся все это провернуть. А потом представил себе Мэгги в этом ее платьице в лапах у голодного вампира Красной Коллегии, и слабость разом сменилась горячей, добела раскаленной волной всесокрушающей ярости.

– Мэб! – решительно выкликнул я. – Мэб, Королева Тьмы и Воздуха! Заклинаю тебя, явись!

Глава тридцатая

Звенящее имя королевы в третий раз повисло в воздухе, а потом наступила полная, оглушительная какая-то тишина.

Когда ты пытаешься удержать кого-то особенно опасного, никак нельзя обойтись без определенной подготовки. Нужна хорошая наживка, чтобы заманить добычу. Нужна хорошая западня, действующая быстро и безотказно. Ну и, когда добыча попадет в западню, нужны сеть или клетка, чтобы ее удержать.

Стоит хоть одной из этих составляющих подкачать, и вся охота скорее всего пойдет насмарку. А уж если не сработают две, результат может выйти куда более катастрофическим, чем простая неудача.

Это заклятие я складывал, отлично понимая, что наживкой служу я сам. В силу каких-то известных лишь ей самой причин Мэб уже много лет пыталась заполучить меня себе на службу. Я знал, что привлечь ее внимание достаточно, лишь позвав ее по имени и произнеся титул. Одна беда: хотя мой импровизированный круг должен был бы в теории (в теории!) работать в качестве неплохой западни, самым слабым местом в заклятии оставалась клетка, сотканная моей волей.

Можно сказать, я пытался запереть тигра в нарисованный мелом вольер, приговаривая: «Хорошая киска, хорошая…»

Но, конечно, я проделывал это не совсем вслепую. Я действовал отчаянно, но не глупо. Можно сказать, у меня даже имелось определенное преимущество. Мэб не стала бы убивать смертного. Она могла бы только заставить его самого отчаянно искать смерти. Да и терять мне было почти нечего. Даже Мэб не смогла сделать меня более бесполезным для дочери, чем я уже был.

В непроглядной тьме я ждал появления повелительницы самых опасных фей из самых страшных сказок, что когда-либо рассказывались на сон грядущий.

Мэб меня не разочаровала.

Удивила – да, не могу не признать. Но не разочаровала.

В темноте перед моими глазами засветились звезды.

Мгновение мне казалось, что дело плохо. Однако звезды не вращались в той ленивой манере, как это делают звезды, когда вашему мозгу приходит трындец. Нет, они сияли ровным, холодным и чистым светом, как пять бриллиантов на шее Повелительницы Ночи.

Мгновение спустя лица моего коснулся холодный ветер, и я ощутил, что лежу на чем-то твердом и гладком. Я осторожно опустил руки ладонями вниз, но не нащупал ни раскладушки, ни корсета. Вместо них пальцы мои касались только камня, гладкого камня, ровной поверхности размером не меньше моего торса. Я пошевелил ногой и убедился, что камень продолжался и там.

Тут до меня дошло, что пошевелить ногой я не мог никак. И осязать ею – тоже.

Я лежал, обнаженный. Я разрывался между желанием завопить от холода, пробиравшего мою задницу, и от радости за то, что она вообще может что-то ощущать. Краем глаза я увидел землю и с усилием поднялся с каменной плиты, на которой лежал. Голова закружилась, и мне пришлось схватиться за край плиты.

Значит, это не реальность. Это сон, или видение, или что-то еще, лежащее между миром смертных и миром духов. Что ж, все сходилось. Моя физическая оболочка оставалась в кладовой церкви Святой Марии, а дух и разум оказались здесь.

Интересно, конечно, где это «здесь»…

Глаза немного свыклись с темнотой, и я разглядел висевшую в воздухе почти прозрачную дымку. В просвет клубившихся над головой облаков прорвался луч лунного света, высветивший верхушку холма и стоявший на ней каменный стол – собственно, на нем я и сидел. Луч скользнул по вырезанным на камне рунам, и они засияли причудливым светом; что они означали, правда, я так и не разобрал: язык оказался мне незнаком.

Тут до меня дошло. Мэб сотворила это место для нашей встречи. Знакомое место; называлось оно Долина Каменного Стола – широкая, чашеобразная долина между холмами, хотя склонов их я и не различал из-за тумана. В самом центре долины возвышается холм диаметром футов в пятьдесят и высотой футов в двадцать. Вершина холма увенчана четырьмя грубо отесанными колоннами, на которых покоится массивная каменная плита. Это сооружение окружено цепочкой камней поменьше; часть из них повалилась, часть и вовсе рассыпалась от времени. Все вместе это напоминает Стоунхендж. Лунный свет окрашивал камни в различные оттенки голубого, фиолетового, зеленого. В холодные оттенки.

В зимние оттенки.

Ну да… Равноденствие уже прошло – значит, власть над Столом перешла к Зимним. Власть над древним каналом силы, передающейся с помощью примитивнейшего, устаревшего, но от этого не менее эффективного проводника: крови. В трещинах и выбоинах каменной столешницы запеклись бурые пятна, и сам этот стол, распластавшийся на вершине холма, напоминал хищную черепаху, затаившуюся в ожидании какого-нибудь неосторожного разини, что подойдет к ней слишком близко.

Кровь, пролитая на этом столе, унесет с собой жизненные силы несчастного – прямиком в бездонный колодец энергии, контролируемый сейчас Зимней Королевой.

Краем глаза я заметил какое-то движение с противоположной стороны стола. Из тумана соткалась тень, которая почти сразу же приобрела очертания стройной женской фигуры в плаще с капюшоном. В том месте, где под капюшоном полагалось находиться глазам, плясали два зеленых свечных огонька.

В горле у меня пересохло.

– Королева Мэб? – выдавил я из себя только со второй попытки.

Тень исчезла. Негромкий женский смех послышался в тумане справа от меня, и я повернулся в ту сторону.

Позади меня, в каких-то шести дюймах раздался свирепый кошачий визг, и я едва не подпрыгнул от неожиданности. Я резко повернулся, не увидел ничего и снова услышал женский смех – на этот раз он исходил из тумана со всех сторон. Теперь в смехе было больше веселья.

– Вам ведь это нравится, да? – произнес я, стараясь унять сердцебиение. – Вы ведь сами об этом говорили, не так ли?

В камнях вокруг меня щебетали и шипели на неведомых языках десятки голосов. Я снова увидел издевательское мерцание зеленых глаз.

– У м-моего п-предложения ограниченный срок действия, – заявил я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Это продиктовано обстоятельствами. Если вам лень пошевелить своей королевской задницей и принять его, я ухожу.

– А я ведь тебя предупреждала, – произнес у меня за спиной негромкий, спокойный голос, – чтобы ты не позволял ей заманить тебя сюда, крестник.

Я приложил все усилия, чтобы не взвизгнуть. Это было бы уже слишком недостойно чародея. Вместо этого я глубоко вздохнул и лишь затем повернулся, чтобы увидеть стоявшую в нескольких футах от меня Леанансидхе в плаще цвета последних мгновений перед наступлением ночи. Темно-синяя с лиловым отливом ткань скрывала ее полностью, только лицо белело под капюшоном. Зеленые кошачьи глаза были широко раскрыты, на лице застыло серьезное выражение.

– Но я здесь, – вполголоса заметил я.

Она кивнула.

Рядом с ней возникла вторая тень с горящими зелеными глазами. Королева Мэб, предположил я, мысленно отметив, что она на пару дюймов ниже моей крестной. Ну да, в местах вроде этого Мэб сама выбирает себе рост, гаргантюанский или лилипутский.

Предположительная Мэб шагнула ближе; тень продолжала скрывать ее несмотря на то, что она стояла теперь ближе ко мне, чем Леа. Глаза ее разгорелись еще ярче.

– Так много шрамов, – произнесла моя крестная, и голос ее чуть изменился, сделавшись холоднее, вывереннее. – Красивые у тебя шрамы. И телесные, и духовные.

Темная фигура ступила за один из упавших камней, а вышла уже из-за другого, с противоположной стороны круга.

– Да, – произнес ледяной голос, исходивший из губ Леанансидхе. – С этим вполне можно работать.

Я поежился. Ну, вообще-то здесь стоял холод, а я сидел на столе нагишом. Я перевел взгляд с темной фигуры на мою крестную и обратно.

– Вам все еще нужен переводчик? – поинтересовался я.

– Ради твоего же блага, – произнес ледяной голос. Темная фигура зашла за следующий менгир и появилась на макушке другого. Перемещалась она по часовой стрелке.

Мэб замыкала меня в круг.

– К-какого черта? – не понял я.

С губ Леанансидхе сорвался холодный смешок.

– Боюсь, чародей мой, беседа эта быстро сделается затруднительной, если ты будешь то и дело падать на колени, визжа от боли и пытаясь остановить кровь из ушей.

– Угу… Но почему? – спросил я. – Почему ваш голос должен причинить мне боль?

– Потому что она во гневе, – отвечала Леанансидхе своим обычным голосом. – Потому что ее голос – часть ее силы, а гнев ее слишком велик, чтобы она пыталась себя сдерживать.

Я поежился. Пару лет назад Мэб бросила мне пару слов, и реакция моя была в точности такой, как описала моя крестная. Такая неосторожность могла бы стоить мне нескольких драгоценных минут.

– Гнев? – переспросил я. – Что ее прогневило?

Темная фигура издала раздраженное шипение – звук, от которого я съежился как от удара хлыста. Моя крестная поспешно отпрянула в сторону, потом выпрямилась, и я увидел на ее шее набухающий кровью порез.

Моя крестная склонила голову перед Мэб, и из губ ее снова послышался ледяной голос.

– Не моей фрейлине высказывать свои суждения обо мне или говорить от моего имени по своему разумению.

Леа снова склонила голову перед Мэб; на лице ее не промелькнуло ни злости, ни боли. Мэб снова переместилась от камня к камню, не пересекая круга. Она проделывала это не в первый раз; мне полагалось бы уже привыкнуть. Но как-то не получалось. С каждым ее перемещением в голову лезли мысли о том, с какой легкостью она может оказаться у меня за спиной и сотворить со мной все, что захочет, – а я ничегошеньки не сумею этому противопоставить.

– Существуют древние обязательства, которые должно уважать. – Голос Мэб звучал сухо, я бы даже сказал, официально. – Слова, которые должно произнести. Ритуалы, которые должно соблюсти. Излагай свое желание, смертный.

Вот теперь меня уже и впрямь трясло от холода. Я зябко охватил себя руками и сжался в комок. Помогало плохо.

– Силы, – произнес я.

Темная фигура застыла на месте и обратила свой взгляд на меня. Пылающие зеленые глаза чуть повернулись, словно Мэб склонила голову набок.

– Объясни зачем.

Я изо всех сил старался не лязгать зубами.

– Мое тело серьезно искалечено, а мне нужно биться с Красной Коллегией.

– Ты это проделывал уже, и не раз.

– На сей раз мне предстоит биться с ними со всеми, – сказал я. – С Красным Королем и его ближайшим окружением.

Глаза разгорелись еще ярче.

– Объясни зачем.

Я судорожно сглотнул.

– Они похитили мою дочь.

Темная фигура повела плечами, и ее бестелесный голос вздохнул – как мне показалось, от удовольствия.

– Аххх… Да. Не ради своей жизни. Ради твоего ребенка. Ради любви.

Я резко кивнул.

– Столько всего жуткого делается во имя любви, – продолжал голос Мэб. – Ради любви мужчины готовы других в клочья порвать, особенно соперников. Ради любви даже мирный человек идет на войну. Ради любви человек готов расстаться даже с собственной жизнью, и делает это с радостью. – Теперь она шла нормально, по земле, но даже это получалось у нее с какой-то нечеловеческой легкостью, заставлявшей усомниться в том, что под плащом вообще кто-то есть. – Тебе известна моя цена, смертный. Огласи ее.

– Вы хотите, чтобы я стал Зимним Рыцарем, – прошептал я.

В ответе ее явственно слышался смех, одновременно и веселый, и ледяной.

– Да.

– Я согласен, – сказал я. – Но с условиями.

– Назови их.

– Прежде чем я начну служить вам, вы восстановите мое физическое здоровье. Затем дадите мне время, достаточное для того, чтобы спасти мою дочь и доставить ее в безопасное место. И еще вы дадите мне слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах не заставите меня поднять руку на тех, кто мне дорог.

Фигура двинулась дальше, бесшумно обходя меня по кругу. Температура, казалось, опустилась еще на несколько градусов.

– Ты просишь меня рискнуть моим Рыцарем в почти безнадежном деле, не дающем ничего ни мне, ни моему народу. С чего мне соглашаться?

Мгновение я смотрел на нее в упор. Потом пожал плечами.

– Не хотите вести дела на этих условиях – поищу кого-нибудь еще. Ну, например, вернуть монету Ласкиэли мне проще простого, и уж Никодимус со товарищи будут более чем счастливы мне помочь. А еще я едва ли не единственный из смертных, кому известно, как вызвать Темносияние Кеммлера. Так что если Никки и его монетоголовые не захотят играть, я уж как-нибудь раздобуду себе сил… Вот только в следующий раз, когда я вас позову, не уверен, что буду вести себя столь же вежливо.

Мэб издала губами моей крестной не самый приятный для слуха смешок.

– Да у тебя просто бездна выбора, мой чародей. Позволь спросить, по какому принципу ты предпочел меня остальным?

Я поморщился.

– Не сочтите за оскорбление, пожалуйста. Просто из всех возможностей ваша – наименее порочна.

Ледяной голос не выдал ровным счетом никакой реакции.

– Объясни.

– За несколько лет с динарианцами я отращу козлиную бородку и начну блеять, если, конечно, не превращусь прежде в какую-нибудь кровожадную тварь. А если я захочу использовать Темносияние, мне придется угробить массу людей. – Я откашлялся. – Но я это сделаю. Если у меня не останется другого выбора, чтобы спасти дочку, я и это сделаю.

С минуту на вершине холма царило мертвое молчание.

– Да, – задумчиво произнес голос Мэб. – Ты ведь так и поступишь, верно? И да, тебе известно, что я не убиваю без разбора, равно как не поощряю своего Рыцаря поступать подобным образом. – Она помолчала. – Однако в прошлом ты выказывал склонность к самоуничтожению. В последней конфронтации с моей фрейлиной ты одержал над ней верх таким способом… едва не дождавшись Ангела Смерти. Что мешает тебе повторить нечто подобное, дабы лишить меня законной награды?

– Мое слово, – тихо произнес я. – Вам известно, что блефовать с вами я не могу. Я не покончу с собой. Я намерен торговаться честно.

Мгновение пылающие глаза Мэб буравили меня взглядом. Потом она снова двинулась по кругу, теперь уже медленнее, замыкая около меня уже третий круг.

– Ты должен понимать, чародей: стоит тебе стать моим Рыцарем, стоит тебе завершить последнее твое дело, и ты мой. Ты будешь уничтожать то, что я пожелаю уничтожить. Убивать всех, кого я пожелаю убить. Ты будешь принадлежать мне плотью, кровью и духом. Ты это понимаешь?

Я сглотнул.

– Да.

Она медленно кивнула. Потом оглянулась на Леанансидхе.

Леа еще раз склонила голову и щелкнула пальцами.

Шесть закутанных в плащи фигур выступили из тумана – низкорослые, уродливых пропорций, они могли быть кобольдами, или гномами, или каким-либо еще из полудюжины народов Сидхе. Определить точно я не мог, потому что головы и лица их скрывались под низко надвинутыми капюшонами.

Зато связанного человека, которого они несли, я знал.

Подобно мне, он был обнажен. Ростом он в свое время немного уступал мне, зато превосходил сложением, мощью мускулов. Впрочем, это было много лет назад. Теперь я видел перед собой лишь оболочку и, небрежный набросок углем, полустертый неосторожной рукой. Глаз на лице не было. Они исчезли, но исчезли аккуратно, словно их удалил умелый хирург. Все его лицо, включая запавшие веки, сплошь покрывали татуировки, повторявшие на разных языках одно и то же слово: предатель.В приоткрытом рту виднелись зубы, изукрашенные завитками кельтского орнамента и перепачканные чем-то темно-бурым, из-за чего рот казался вырезанным из кости.

А вот тело его покрывали татуировки совсем другого рода: старательно, высокохудожественно нанесенными шрамами. Он лежал навзничь, привязанный к деревянному шесту несколькими витками тонкого шелкового шнура, но его иссушенные, вялые мышцы не производили впечатления способных порвать эти почти символические узы.

Он негромко плакал – даже скорее скулил как зверь от невыносимой боли.

– Господи, – выдохнул я и отвернулся.

– Можно сказать, я даже слегка горжусь результатом, – заметила Мэб. – Ваш белый Христос не испытывал ни столь длительных, ни столь мучительных страданий, как этот предатель. Всего три дня на дереве… или на чем там. Даже для разминки маловато. Нет, в том, что касается боли, римляне были жалкими дилетантами.

Слуги опустили носилки на каменный стол так, чтобы Слейт лежал строго посередине. Затем поклонились Мэб и так же молча удалились. Несколько секунд единственными звуками на вершине холма оставались шум ветра и всхлипывания Слейта.

– Некоторое время я намеревалась мучить его, насколько выдержит его рассудок. Но потом решила проверить экспериментальным путем, сколько вообще может вынести смертный. – Глаза ее счастливо заблестели в темноте. – Жаль, что осталось так немного. И все же, юный чародей, пока что Зимним Рыцарем остается все-таки он. Сосуд моей силы в мире смертных, консорт Королевы Зимы. Он меня предал. Видишь, к чему это привело?

То, что некогда было Ллойдом Слейтом, издавало негромкие, беспомощные всхлипы.

Меня колотила дрожь. Боюсь, не только от холода.

Темная фигура придвинулась ближе, и из складок ткани выдвинулась бледная рука. Что-то холодно блеснуло в неверном лунном свете и упало в траву у моих ног. Я наклонился подобрать и увидел, что это древний, очень древний нож с деревянной рукоятью в кожаной обмотке. Обоюдоострое лезвие, похоже, было даже не железным, а бронзовым, и отсвечивало оно как-то зловеще, голодно, словно острие жаждало крови.

Маленький клинок едва не вибрировал от энергии – дикой, необузданной. Не то чтобы злобной, но полной желания урвать свою порцию чужой жизни. И смерти.

– Пока Ллойд Слейт жив и дышит, мой Рыцарь – он, – произнес голос Мэб. – Возьми кинжал Медеи, чародей. Забери кровь его жизни.

Я стоял, сжимая в руке нож и глядя на Ллойда Слейта. В прошлый раз, когда я слышал его голос, он умолял меня убить его. Боюсь, теперь он не смог бы даже этого.

– Если ты хочешь стать моим Рыцарем, вот первая смерть, которой я жду от тебя, – произнесла Мэб почти с нежностью. Она смотрела на меня, стоя с противоположной от меня стороны стола. – И передай его силу мне. А я напитаю ею тебя.

Я стоял на холодном ветру, не шевелясь.

То, что я собирался делать в следующие минуты, определяло всю мою дальнейшую жизнь.

– Ты знаешь этого человека, – все так же мягко продолжала Мэб. – Ты видел его жертв. Он убийца. Насильник. Вор. Монстр в смертной оболочке. Он более чем заслуживает смерти.

– Не мне судить, – тихо прошептал я. Действительно не мне. Мне ужасно хотелось спрятаться за этой логикой вплоть до того момента, когда все окажется позади. Обманывать себя, убеждать себя в том, что я исполняю роль его палача на законных основаниях…

Но ведь это не так.

Мне бы убедить себя, что я лишь избавляю его от мучений. Что освобождаю от чудовищной пытки, что это лишь акт милосердия. Что это заклание необходимо, но все пройдет тип-топ, чисто и быстро. Никто и никогда еще не выстрадал столько, сколько Ллойд Слейт. Я вполне мог бы купиться на такую историю.

Но не покупался.

Я искал силы. Вполне возможно, даже с самой благой целью. Но я не собирался обманывать ни себя, ни кого-либо другого. Убив его, я отниму чужую жизнь, на что у меня нет никаких прав. Я просто совершу хладнокровное, преднамеренное убийство.

Это наименьшее зло, убеждал я себя. Все другое, что я мог бы предпринять сейчас, превратило бы меня в монстра во плоти. По опыту Ллойда Слейта я понимал: что бы ни говорила Мэб, всецело контролировать своего Рыцаря она не сможет. Вот ведь Слейт пренебрег ее властью и влиянием.

А посмотри, к чему это его привело,прошептал голосок у меня в голове.

Полная, круглая луна вынырнула из облаков и залила всю Долину Каменного Стола своим холодным светом. Руны на столе и менгирах засияли голубым.

– Чародей, – прошептал голос Мэб, казалось, прямо мне на ухо. – Время делать выбор.

Сердце забилось вдвое быстрее, а желудок свело судорогой.

– Гарри Блекстоун Копперфилд Дрезден, – почти с нежностью продолжал голос Мэб. – Решай.