Текст книги "Когда герои падают (ЛП)"

Автор книги: Джиана Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

И все же мысль о том, чтобы отказаться от нее, приводила в бешенство. Безумие, как у одичавшего зверя, с пеной у рта.

Я был единственным мужчиной, который когда-либо заставлял ее кончать.

Тот, кто заставлял ее проклинать и умолять.

Тот, кому она позволяла заботиться о себе, хотя ненавидела казаться слабой.

Как может быть время, когда она не будет моей?

Но Донна.

Босс.

Королева при моем главенстве.

Партнер не только в этом деле против меня, но и в преступлении.

В моем теневом преступном мире.

Это должно было показаться смешным, но какая-то часть меня могла представить ее там, под выцветшими фресками, проверяющую оружие и отдающую приказы солдатам холодно, эффективно.

Она была бы чертовски великолепна.

– Любовь сделала тебя глупым, – наконец сказал я ему, пытаясь отмахнуться от фантазии, чтобы мысль о ней отступила от меня. – Я живу в реальном мире.

– Ты живешь в мире, который создаешь, – поправил он. – Вот почему ты босс.

В моем горле раздался рык, частично от разочарования, частично от чего-то еще.

Возможно, триумф при мысли о том, что я так развратил ее. Мысль о том, что рядом со мной будет стоять такая женщина, как она.

– Если этот план не сработает, нас не будет здесь, чтобы беспокоиться об этом, – напомнил я ему.

Потому что я был капо.

Я достаточно хорошо знал, что самые лучшие планы часто идут наперекосяк. Поэтому у меня были планы от А до Я. И ни один из них не включал Елену Ломбарди.

Не могли.

Глава 26
Данте

Я услышал это в тот момент, когда двери лифта открылись.

Музыка.

Само ее звучание превратило мою квартиру из привычного мужского оазиса, в котором я провел последние три месяца своей жизни взаперти, в нечто неземное. Я мог представить себе итальянскую сельскую местность за пределами дома Торе, словно шагнул через зазеркалье. Оливковые деревья, ломящиеся от терпких плодов, накатывающие волны холмов, переходящие из зеленого в золотой под интенсивными летними лучами. Я вспомнил, как впервые побывал здесь мальчиком, как удивился, увидев виноград на лозе, как терпкий аромат недозрелого винограда мерло взорвался на языке, как кислый гранат. Мне всегда нравилась музыка, но я никогда не был на концерте пианиста, и теперь я удивлялся, как мог быть настолько не внимательным.

Потому что магия, которую Елена извлекала из этого инструмента, была искусством, которое я чувствовал, пощипывая струны своей собственной души.

Последние лучи заката проливали сиплый свет, как абрикосовый сок, в окна, и он блестел прямо под роялем, на котором никто никогда не играл в углу моей гостиной.

Она сидела за роялем, склонив голову, словно в молитве, глаза были слегка закрыты, веки чуть подрагивали, когда она двигалась с силой песни, которая текла сквозь ее пальцы к клавишам. Ее волосы были длиннее, чем тогда, когда я впервые встретил ее, они ниспадали на плечи, представляя собой переливающуюся, мерцающую массу карамельного шелка. Голая кожа ее рук покрылась мурашками, будто на нее так же воздействовала сила ее песни.

Я подошел ближе.

Дикие собаки и вооруженные солдаты Коза Ностры не смогли бы удержать меня от того, чтобы подойти ближе и увидеть Елену Ломбарди такой, какой я ее еще никогда не видел. В этот раз все было иначе, чем в первый, когда она играла такую грустную мелодию в своем доме в тот вечер, когда я пришел оценить ее профессиональные качества. Ноты, которые она мягко выводила на черных клавишах из слоновой кости, не были грустными или одинокими.

Они были яркими, как солнце, как терпкий виноградный сок на языке.

Именно поэтому появилась музыка; когда слова страдали от неспособности выразить все эти огромные безымянные эмоции, единственным способом была песня.

Я хотел знать, играла ли она для меня.

Если золотые яркие ноты были о нас.

С Еленой никогда не было так просто, как если бы я просто спросил ее об ответе. Как музыку из клавиш, ее нужно было вытягивать искусными руками.

Поэтому я не сказал ни слова, пересекая комнату тихими, нетерпеливыми шагами. Вокруг нас нарастал громкий шум, поэтому она не заметила, когда я остановился в двух шагах от нее, чуть качнувшись назад в своей черной рубашке.

Я не хотел мешать исполнению сонаты, но мои руки горели, и единственное, что могло потушить огонь, это прохладное прикосновение ее кожи к моей. Нежно я провел кончиками пальцев по ее стройным плечам, по мышцам и собрал в ладони ее винно-рыжие волосы.

Она не дрогнула.

Казалось, мои прикосновения только подстегнули ее к кульминации песни, ее пальцы, словно вода, несущаяся по клавишам, превратились в поток звуков.

Я перебросил тяжелые волосы на одно плечо, обнажив длинную белоснежную линию ее шеи.

Мне нужно было знать, отбивает ли пульс, пульсирующий под кожей, ту же татуировку, что и ноты, которые она играет, поэтому я наклонился и прижался губами к ее шее. Теплый, цветочный аромат Шанель № 5 благоухал на ее атласной коже. Такой легкий на мягкой коже, что я почти не чувствовал его, проводя губами вверх и вниз по нежному горлу.

– Sei bellissima [134]134
  ты прекрасна


[Закрыть], – прошептал я, касаясь языком трепетной точки пульса.

Это была привычка, которую я сформировал в ней, потребность чувствовать биение ее сердца, чувствовать, как женщина, которая считала себя сделанной изо льда, пылает в огне.

Между лопаток пробежала мелкая дрожь, но пальцы не упустили свою возможность.

– Ты играешь для меня, lottatrice [135]135
  боец


[Закрыть] ? Потому что это звучит как самая сладостная песня капитуляции, – продолжал я низко над ее ухом, зубы скользили по ее горлу.

Мягкое дыхание вырвалось из ее приоткрытых губ. Они не были накрашены красной помады, а были естественного оттенка, как спелая слива, которую я хотел втянуть в свой рот.

Соблазнение Елены было завораживающим. Я запутался в тех же механизмах, которые использовал, чтобы успокоить ее, завороженный ее тонкой, запоминающейся реакцией на малейшее прикосновение, на самую невинную фразу.

В ней имелась такая тоска, глубокий источник, который до сих пор, до меня, оставался неиспользованным.

Одурманивающе знать, что у меня есть доступ ко всей этой дремлющей чувственности.

Мои пальцы прошлись по обеим сторонам ее шеи, по длинным выступающим косточкам ключиц и по коже груди. Она прижалась ко мне, вытягивая музыку из фортепиано, а я вытягивал удовольствие из нее, в тандеме подгоняемые каким-то невидимым ритмом.

Тоненькие бретельки удерживали шелковую ночную рубашку с кружевной окантовкой на ее плечах.

Я спустил одну из них под указательным и большим пальцами.

Щелчок.

Едва слышный шепот в музыке.

Ткань соскользнула вниз по сгибу ее груди на колени, обнажив вершину соска, украшающего мягкую выпуклость.

Щелчок.

Другой сосок поддался, полностью обнажив грудь.

Тем не менее, она играла.

– Bene, Elena, suona mentre io suono te [136]136
  Хорошо, Елена, ты играешь, пока я играю тобой.


[Закрыть], – сказал я ей.

Мои руки проследили нижнюю часть ее груди, исследуя выпуклость, прежде чем я взял их в свои большие ладони. Румяные соски оказались между костяшками моих пальцев, и я осторожно ущипнул их.

Затем, когда она вздохнула, пропустив ноту, я сделал это снова.

Уже не так нежно.

Она втянула воздух между зубами.

Я уткнулся носом в ее ухо, вдыхая пьянящий женский аромат. Это заставило мой член в знак протеста напрячься в брюках.

Никогда еще женщина не оказывала на меня такого влияния.

Потому что Елена была не просто великолепна. Каждый ее аспект очаровывал меня. Я чувствовал себя исследователем, открывающим новые земли, когда перекатывал в пальцах ее соски и слегка царапал короткими ногтями выпуклости ее грудей. Каждое ощущение, которое я извлекал из нее, было чертовски удивительным.

– Я буду трахать тебя вот так, – мрачно пообещал я ей, мое возбуждение превысило темп ее песни и стало слишком сильным, чтобы продолжать в том же духе.

Я все еще чувствовал, как немыслимо плотно сжимаются ее стенки вокруг меня, когда я входил в нее. Как она кричала при оргазме, грубая аллилуйя шока и благоговения. То, как она пульсировала вокруг меня, прижимая к себе, словно любое пространство между нашими телами было невыносимо.

Я был полностью поглощен потребностью снова оказаться внутри нее.

Нетерпеливый, я оставил ее набухшие груди, одна рука устремилась к ее шее, чтобы я мог держать эту стройность в своей ладони. Другая рука скользила пальцами и ладонями, широкими и требовательными, по ее трепещущему животу, под шелк, к вершине бедер.

Под ночной рубашкой на ней ничего не было.

– Ты хотела, чтобы я нашел тебя такой, – пробормотал я ей в шею, резко впиваясь зубами в кожу, так что она зашипела. – Ты играла, как соловей, заманивая меня сюда. Надеялась, что я прикоснусь к тебе вот так? Фантазировала об этом моменте?

Песня переходила от одного к другому, эта композиция была теплой и томной, словно льющийся мед из слоновой кости.

– Потому что, Елена, – продолжал я, обхватив рукой ее влажное лоно. – Nemmeno immagini cosa ho intenzione di farti [137]137
  Ты даже представить себе не можешь, что я собираюсь с тобой сделать.


[Закрыть].

Я слегка наклонился над ней, чтобы угол был правильным, и запустил два своих длинных пальца в ее горячую киску. Ее голова откинулась назад к моему плечу, глаза закрылись, когда я начал тереться ими о ее переднюю стенку, а пята моей руки сильно надавила на набухший бутон ее клитора.

– Я заставлю тебя кончить вот так на моей руке, и ты будешь играть для меня до самой кульминации, – приказал я. – Потому что я хочу посмотреть, как ты не справишься. Я хочу видеть, как ты теряешь контроль только для меня.

Она задрожала, ее соски стали твердыми, как стекло, ее бедра мягко покачивались от моих ласк.

И все же она играла, ноты звучали вяло, песня затихала, будто мы ушли в другую комнату.

Это только заставляло меня играть с ней сильнее. Я пощипывал ноющие соски, пока они не запульсировали, в то время как моя другая рука владела ее киской, сжимая и растягивая тугие стенки, погружая третий палец. Я хотел, чтобы она была наполнена мной. Следуя импульсу, я поднес свободную руку к ее рту и предложил ей пососать мои пальцы.

После недолгого колебания, ее рот сомкнулся над моими пальцами, ее язык скользил по ним.

– Я чувствую, как сильно ты хочешь кончить для меня, – промурлыкал я ей на ухо, потому что каждый раз, когда я произносил грязные слова, ее сладкая киска напрягалась и пульсировала, а кожа окрашивалась в насыщенный красный цвет.

Она была смущена своей реакцией, но это только усилило ее желание.

– Ты кончишь для меня на все мои пальцы, Елена. – она задыхалась, ее пальцы дрожали на клавишах, ноги тряслись под пианино. – А потом я нагну тебя над этим инструментом и погружусь в тебя, пока ты снова не кончишь.

– Данте, – задыхалась она, в ее голосе звучал тот же страх, что и накануне вечером.

Это что-то новое для нее.

Не секс.

Но интимность получения удовольствия от своего любовника, желания полового акта, чтобы удовлетворить свое собственное желание.

Черт, это было великолепно.

– Si, bella [138]138
  да, красавица


[Закрыть], – подбодрил я ее, когда она оставила попытки играть, одна рука беспорядочно хлопала по клавишам. – Распадись. Кончи для меня. И назови имя своего капо, когда сделаешь это.

Это сработало.

Ее шея выгнулась дугой, когда она откинула голову назад, глаза закрылись, ноги стали гибкими и прямыми, сердцевина напряглась перед взрывом.

А потом бам.

Она сломалась.

Из ее рта вырвался крик, и она тихонько задрожала на мне, руки соскользнули с клавиш и ухватились за скамью пианино, когда она содрогнулась от второго оргазма.

Она была таким прекрасным хаосом, такой бурей противоречий, что даже она была бессильна разобраться в их течениях. Наблюдать за тем, как она распадается на части, было так же захватывающе, как стоять посреди бури, проносящейся по улицам города, разрывая здания и вырывая деревья. Мощности ее великолепия и интеллекта было достаточно, чтобы сровнять с землей даже такого человека, как я.

Вся мягкость, которую мне удалось сохранить, разбилась вдребезги, когда я обнял ее во время кульминации. В моем животном нарастал рев, собственническая, почти ревнивая ярость от того, что я не был в ней до упора, пока она кончала.

Поэтому я сделал то, что обещал ей.

Я поднял ее на ноги, приподнял одну из ее ног и положил ее на клавиши с пронзительным лязгом, получая доступ к этим великолепным, стекающим складкам.

– Откройся для меня, – приказал я, расстегивая ремень, молнию и вытаскивая свой ноющий член из брюк.

Ее пальцы задрожали, когда она потянулась назад одной рукой, нерешительно проводя по стороне поднятой ноги.

– Вот так, – тепло похвалил я ее, проводя руками по каждому сантиметру ее тела, до которого мог дотянуться, поглаживая ее, как нервную кобылу. Она расслабилась под моими прикосновениями, выгибаясь при каждом движении. – В таком виде от тебя захватывает дух. Не потому, что ты голая, а потому, что ты уязвима, а для такого мужчины, как я? Нет большего возбуждения.

Из ее рта вырвалось легкое хныканье, когда она прижалась спиной к лакированной крышке рояля и чуть выше выгнула бедра.

Я принял это приглашение как должное и шагнул ближе, направляя свой член к ее блестящим розовым складочкам. Первое прикосновение головки к ее теплу заставило меня зашипеть. Первый скользящий сантиметр моего члена внутри ее маленькой киски заставил мою головку почувствовать, что она вот-вот отвалится.

– Я должен жестко тебя трахнуть, – прохрипел я, пот выступил на моих бровях от усилия сдержанности. – Я должен владеть этой сладкой киской, Елена. Скажи мне, что ты хочешь этого.

– Хочу. – слова прозвучали почти со всхлипом, будто она не могла вынести их правды больше, чем того, что она могла вынести их невысказанными. – Пожалуйста, Данте.

– Ты знаешь, мне нравится слышать, как ты это говоришь, – выдавил я из себя, полностью отстраняясь, и кончик моего члена остался у ее входа. – Скажи это еще раз, и я покажу тебе, каково это трахаться с капо.

Все ее тело содрогнулось, когда она прижалась к пианино, коленом упершись в клавиши, толкаясь от случайных нот.

– Пожалуйста, пожалуйста. Per piacere. Per favore. Ti prego, – скандировала она «пожалуйста» всеми доступными ей способами, теряя сознание от потребности.

Мой следующий толчок направил меня прямо к ее сердцевине.

Мы вместе закричали от удовольствия.

Но этого было недостаточно.

Как бы сильно я ни трахал ее, это не могло удовлетворить звериную жажду внутри меня.

Пианино дрожало и звенело от звуков, когда я снова и снова вонзался в нее, ее руки и поднятая нога ударялись о клавиши.

– Я нуждаюсь в большем, – кричала она, качая головой.

Она выгнула спину, словно пыталась вылезти из кожи.

– Я дам тебе это, – пообещал я, накрывая ее спину, чтобы вцепиться зубами в ее шею так, что мне хотелось реветь от гордости.

Я прижал ее к себе зубами и телом, одной рукой обхватив ее бедро, нащупывая пальцами ее набухший клитор, скользя взад и вперед по ее влажной коже, пока трение не разгорелось как пламя.

– Ты заставишь меня кончить, – прохрипела она по-итальянски, готовясь к столкновению. – Dio mio, Данте, Боже мой.

Я рискнул и отвел руку от ее клитора, а затем слегка шлепнул по нему ладонью.

От одного шлепка она достигла оргазма.

– Черт, – вскрикнула она, ударяясь о клавиши и дрожа и брыкаясь от силы наслаждения, рвущегося через нее.

Я крепко держался за нее, ее влажные руки скользили по моим. Ее киска сжимала меня так крепко, что я не мог толкнуться, только вколачиваться в нее до конца и ощущать, как она разрывается на части вокруг меня.

Этого было достаточно. Знать, что я заставил Елену Ломбарди так красиво сломаться. Знать, что я единственный мужчина, который когда-либо доставлял ей такое удовольствие.

Я еще глубже толкнулся бедрами и излился внутри нее. Мой лоб прижался к ее плечу, а я кончал, кончал и кончал, наполняя ее своим семенем.

Смутно я ощущал, как она задыхается, чувствуя мои толчки и извержения внутри нее.

Не так смутно я осознавал, что она протянула одну руку назад, упираясь в мое бедро и прижимая меня ближе.

Затем, выжатый досуха, как использованное кухонное полотенце, я прижался к ней, тяжело дыша, пытаясь вспомнить свое имя.

– Ну, – раздался мягкий голос Елены через мгновение, приглушенный ее волосами и моим весом, навалившегося на нее сверху. – Не уверена, что смогу снова играть на пианино после этого, не возбуждаясь.

Я рассмеялся, звук раздался глубоко в моем животе, его ощущение было почти таким же приятным, как и оргазм, который она вызвала у меня. Поддавшись своим ласковым порывам, я ткнулся носом в ее волосы, прежде чем встать и помочь спустить ее с пианино. Когда я поднял ее на руки, она не улыбалась, но в ее глазах стояла нежность, серый блеск удовлетворения.

У меня просто перехватило дыхание.

Мягкая, довольная Елена.

Это даже лучше, чем оружие женщины, которую она представила миру. Это Лена была только для меня.

Я прижал еще один поцелуй к ее лбу, нуждаясь в том, чтобы снова прикоснуться к ней.

– Может, нам стоит сделать это на моем столе, – предложил я соблазнительно. – Это сделало бы мою работу намного интереснее.

Она хихикнула, и я подумал, не была ли она немного пьяна от любви, под кайфом оргазма.

Я не хотел, чтобы она закрывалась, настаивая на том, что она должна спать в своей собственной гребаной постели и оставить меня, в комнате, все еще наполненной эхом ее песни, все еще благоухающей нашим ароматом. Поэтому я потянул ее к одному из диванов и заключил в медвежьи объятия, прежде чем поднять ее с пола и уложить на спину на подушки.

– Ты осел, – беззлобно запротестовала она, пытаясь встать.

Я крепко обхватил ее ногами, прижав к себе. Когда она откинула голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза, приподняв бровь, я подмигнул.

– Что? Капо тоже нуждаются в объятиях.

– Смешно, – пробормотала она, но улыбка заиграла на ее губах. – Как я могу сопротивляться тебе, когда ты так себя ведешь? Большой плохой капо и очаровательный мальчишка с большим сердцем.

– Ох, она думает, что у меня есть сердце.

Я поморщился, когда она в отместку ущипнула меня за бок.

На мгновение мы замолчали, такая легкая тишина, которую не нужно заполнять. Я сосредоточился на восстановлении своего равновесия после дикого оргазма, уже планируя, что я могу сделать с ней и с ней дальше.

– Тебе совсем не страшно? – спросила она мягко, проводя пальцами по волосам на моей груди, будто даже не осознавая, что делает это. – Тебя судят за убийство, Данте. Это серьезно.

– Нет, – честно ответил я. – Что бы ни случилось, я не собираюсь в тюрьму.

Она моргнула, и я понял, что она хочет задать вопросы, настоящие вопросы о моем деле. До этого момента она старалась избегать любых тем, которые могли бы быть слишком интимными или слишком криминальными. Но она была любопытна, и было приятно видеть, что правда больше не заставляла ее вздрагивать.

Она заставляла ее задуматься.

Тем не менее, она не спросила. Вместо этого она прижалась щекой к моей груди и прильнула чуть ближе.

– Это будет нелегко, но обещаю, что сделаю все возможное, чтобы освободить тебя.

Черт побери, но эта женщина может быть милой под этой хрупкой оболочкой.

– Я знаю, – сказал я ей, потому что знал.

– Я счастлива, – призналась она через минуту, почти беззастенчиво, очаровательно по-девичьи. – Долгое время мне казалось, что я этого не заслуживаю.

От ее слов я чуть не вздрогнул. Я сжал ее, желая выкачать яд ее ненависти к себе усилием воли.

– Почему ты этого не заслуживаешь?

В течение короткой паузы она, казалось, тонула во всем том, что хотела сформулировать, но не могла.

– Иногда я не очень хороший человек. Я набрасываюсь на людей, когда мне больно, и говорю ужасные вещи. Когда я узнала о Даниэле и Жизель, я сказала им обоим, что они никогда не будут частью нашей семьи, что я всегда буду их ненавидеть. Я говорила это тогда, и часть меня говорит это до сих пор, но… в итоге я отвергла всю свою семью из-за этого. Несмотря на то, что я была жертвой, по итогу я вела себя так, что стала злодейкой всей этой ситуации. – она пожала плечами. – С этим трудно жить.

– Не все черно-белое, Елена, – пробормотал я, перебирая между пальцами прядь ее рыжих волос. – Между героем и злодеем есть антигерой. Человек, который может совершать злые поступки и казаться беспринципным, но который, в рамках своей собственной морали, обладает большим сердцем и готовностью защищать то, что он считает добром. Теперь я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что вся жестокость, с которой ты отнеслась к тем двоим, вызвана тем, что они не любили тебя настолько, чтобы относиться к тебе с добротой.

Ее вздох сопровождался дрожью.

– Ты не можешь знать этого наверняка. Но… мне нравится, что ты относишься ко мне с пониманием. – она наклонила голову к потолку, словно исповедуясь Богу. – Это ты сделал меня счастливой сегодня. Человек, которого я думала, что буду ненавидеть, теперь один из тех, кем я больше всего восхищаюсь. Я просто не понимаю, что это значит.

Ее восхищение ощущалось как благословение Божье.

– Это не обязательно должно что-то значить, – заверил я ее. – Главное – это счастье.

Она поджала губы, сдерживая свою реакцию спорить со мной, затем вздохнула.

– Ты так просто все объясняешь, хотя все не просто.

Она была права, это не просто. Однако, лежа здесь, обнаженные и расслабленные после самого захватывающего секса, который у меня когда-либо был, я не мог не задаться вопросом, может ли это быть.

Если бы существовал способ гарантировать, что мы сможем быть счастливы вместе дольше.

Возможно, даже навсегда.