Текст книги "Когда герои падают (ЛП)"

Автор книги: Джиана Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава 14
Данте

Она влетела в дом, как северо-восточный зимний шторм, воздух потрескивал от статического электричества, ветер через открытые двери патио поднимался порывами, когда она выскочила из лифта и резко вошла на каблуках в гостиную, где я сидел в ожидании грома и молнии.

Было очевидно, что она плакала в какой-то момент, судя по легким пятнам макияжа под сверкающими серыми глазами, но я не мог представить, как она могла выглядеть уязвимой из-за слез, когда она представляла такую силу, стоя передо мной сейчас с руками, сцепленными на бедрах, и пылающими волосами, спутанными ветром, проникающим снаружи.

– У тебя хватает наглости требовать, чтобы я переехала к тебе только потому, что ты хочешь постоянного получения информации, – начала она, каждое слово было пронизано яростью и презрением. – Бедный маленький капо не может принять последствия своих действий? Тогда он не должен совершать преступлений. Ты пожинаешь то, что сеешь.

Я наклонил голову, скрестив ноги на противоположном колене, глубже усевшись на диван, изучая ее.

– Как уместно, потому что это посеяла ты.

Возмущение превратило ее тонкую, откровенно женственную красоту в нечто жесткое и смертоносное. Меня не должно было возбуждать видеть такую ярость в женщине. Никогда раньше не возбуждало, но что-то было восхитительно диким в ее энергии, как сейчас, статичный беспокойный голод, который, как я чувствовал, отражался в моей собственной крови.

Она была чертовски великолепна.

– Я и так уже выложилась по полной в этом деле, – возразила она, указывая на меня пальцем, будто это было заряженное оружие. – Мы только что добились того, что показания Мейсона Мэтлока были исключены, и десятки наших людей работают над выяснением, кто еще может быть свидетелем и что еще может быть у обвинения против тебя. Как, черт возьми, ты думаешь, что я заслуживаю такого обращения, уму непостижимо.

– Проклятие, Елена. – сказал я, щелкнув языком и покачав головой. – Я думал, что такая грубость ниже твоего достоинства.

Я наблюдал, как ее кожа потеплела от румянца, который я хотел попробовать на вкус своим языком. Было весело раззадоривать ее. Я искренне думал, что могу сидеть здесь и спорить с ней всю ночь.

– Я должна была знать, что шантаж это не для тебя, – шипела она, бросаясь вперед так, что могла нависнуть надо мной, когда я откинулся на подушки дивана.

Она была высокой женщиной, еще более высокой за счет этих чертовски сексуальных туфель на высоких каблуках, которые она всегда носила, но я нашел эту позицию скорее возбуждающей, чем пугающей.

В конце концов, я, вероятно, весил килограмм сто, и от мысли о том, чтобы схватить ее за запястье и повалить ее на себя, было практически невозможно удержаться.

Я воздержался только потому, что Фрэнки, Адриано и Марко стояли в дверях, наслаждаясь шоу, и я не хотел еще больше смущать Елену, не уважая ее личное пространство в присутствии моих мужчин.

– Ты действительно выставляешь меня настоящим злодеем, – сказал я ей, поправляя манжету, словно весь этот разговор мне наскучил, только чтобы почувствовать, как воздух вокруг нее раскалился от моей провокации. – Может, я просто пытаюсь быть героем, Елена?

Она фыркнула нелепо, более реально, чем я когда-либо ее видел.

– Заставив меня жить с тобой? Прости за драматизм, но хуже судьбы я не вижу.

Я провел кончиками пальцев по губам, наблюдая, как ее яростный взгляд упал на мой рот и задержался, прежде чем вернуться к моим глазам.

– Ты когда-нибудь задумывалась, что это может быть опасно для женщины, живущей одной в доме с системой безопасности? Женщины, которая стала известной сообщницей очень опасного человека с врагами, которые не остановятся ни перед чем, чтобы навредить ему.

– Не притворяйся, что ты пошёл не этот шаг, потому что у тебя доброе сердце, – усмехнулась она. – Ты сделал это только потому, что мог.

– Возможно, это тоже имеет место быть, – легко согласился я с широкой медленной улыбкой, которая преобладала на всем моем лице.

Она бесстрастно моргнула.

– Я ваш адвокат, мистер Сальваторе, а не ваш раб и не ваш солдат.

Ох, если бы только она знала правду о моей семье и ее истории взятия женщин-рабынь. Если бы она только знала, что Козима заплатила такую цену за рабство моему брату еще до того, как они полюбили друг друга.

Мне стало интересно, как отреагирует холодная Елена, узнав, на какую жертву пошла ее сестра ради нее? Будет ли она сломлена тяжестью этой жертвы, зная, что нет никакой надежды, отплатить ей. Она казалась женщиной, которая не может смириться с тем, что долг остается неоплаченным.

Тогда я встал, поднявшись с низкого дивана во весь свой рост. Ей было не по себе от моей близости, между нашими телами оставался лишь тонкий клин вибрирующего пространства, но она не отступила. Вместо этого она высоко задрала подбородок, смотря мне прямо в глаза, ее брови выгнулись дугой с надменным презрением, ее пухлые красные губы контрастировали с напряженной челюстью.

Между любовью и ненавистью существует такая тонкая грань, так же как между героизмом и злодейством. Все зависело от обстоятельств и перспективы.

В тот момент я хотел прижать ее к себе и с восторгом впиться в этот чопорный рот, растрепать эти идеально завитые волосы, зубами разорвать шелковый бант на блузке, затем разорвать бюстгальтер, едва заметный под ним, чтобы пососать ее грудь. Я хотел, чтобы она дрожала от желания, тряслась от желания, ломалась от желания.

Потому что я знал, что никто еще не ломал Елену Ломбарди.

Этот ублюдок Дэниел Синклер даже близко не подобрался.

Я вырос среди лошадей в Англии, научился ездить верхом примерно тогда же, когда научился ходить, и знал все о диких, своенравных животных. Елена напоминала мне арабского скакуна, в ней имелась необработанная сила и величие, но кто-то плохо с ней обращался, научил ее кусаться и сторониться всадника.

Я знал, что при правильном обучении и терпеливом хозяине она будет великолепна.

Это была худшая идея из всех, что мне когда-либо приходили в голову, а у меня их было предостаточно, но внезапно, бесповоротно, я захотел стать тем, кто заслужит это с таким трудом завоеванное доверие. Мужчиной, который будет вознагражден славой этих трофеев.

Я поднял руку и легко обхватил ладонью ее длинное горло, загибая пальцы по бокам от бешеного пульса.

– Нет, – согласился я с низким мурлыканьем. – Ты не солдат и не раб. Ты боец, мой боец, пока не выиграешь эту войну со мной. Но я генерал, Елена, и чем скорее ты привыкнешь выполнять мои приказы, тем лучше.

– Я не подчиняюсь приказам мужчин, – огрызнулась она, зубы щелкнули с силой.

Ах, я задел нерв.

– Ах, но я не просто мужчина, – пообещал я ей, успокаивая ее, как нервную кобылу, поглаживая большим пальцем ее горло. – Я capo dei capi [47]47
  босс всех боссов


[Закрыть] нью-йоркской Каморры. Если ты не знаешь, как подчиняться, я научу тебя.

Она, казалось, забыла, что я держу ее так близко, но мое движение заставило ее тяжело сглотнуть, прижавшись к моей руке. Я стоял достаточно близко, чтобы видеть, как расширились ее зрачки, тени, пожирающие серебристо-серый цвет.

На одну безликую секунду я подумал, что она может позволить мне поцеловать этот рот.

И на один яркий вдох я подумал, что это может стать одним из самых больших достижений в моей и без того богатой событиями жизни.

А потом Марко закашлялся.

Этот звук прозвучал в тихой комнате, как эхо бомбы, и вырвал Елену из моей хватки. Она тут же отступила, а затем, не успел я моргнуть, как она ударила меня правой рукой прямо по щеке.

По моему лицу разлилось тепло, а на скуле, где длинный красный ноготь прорвал кожу, вспыхнула боль.

Мы смотрели друг на друга в течение долгого бесконечного мгновения, ее дыхание было резким, глаза расширенными и оловянными, впервые за эту ночь появился страх.

Хорошо, зверь внутри меня зарычал, наслаждаясь видом уязвимости в ее взгляде.

Бойся меня.

Я приблизился на один тяжелый шаг, и она вздрогнула, но в остальном не сдвинулась с места, даже когда я наклонился достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание на своих губах и тихо прорычать:

– В следующий раз, когда ты ударишь меня, lottatrice [48]48
  боец


[Закрыть] , я ударю тебя в ответ. Только это будет по той милой маленькой попке, которую я мельком видел за твоими узкими юбками, capisci [49]49
  понятн


[Закрыть]?

– Ты, черт возьми, не посмеешь, – сказала она, но ее голос был на одном дыхании, а пульс заметно бился на бледной шее.

– Boh [50]50
  не знаю


[Закрыть] , – сказал я, пригнув голову, с пылом проговаривая ей на ухо, только чтобы почувствовать ее легкую дрожь. – Испытай меня.

Воздух потрескивал вокруг нас, и наши сердца гулко стучали. Я знал, что она вызовет бурю, когда услышала приказ от Яры сегодня днем, но это больше, чем я надеялся. Эта едва живая женщина заставила меня почувствовать себя живым проводом, зажженным фитилем, пылающим силой.

Я даже не поцеловал ее, а мне уже хотелось рычать, бить себя в грудь и кричать от славы.

Все потому, что ледяная королева еще не осознавала этого, но оттепель уже началась, и скоро, так чертовски скоро, что я почти чувствовал ее вкус – что-то теплое и сливочное, как вино, – на своем языке.

Скоро она станет моей.

Ради одного поцелуя, одного часа, одной ночи, мне, блядь, было все равно.

Я поселил ее в своем доме из прагматических соображений, но, в конце концов, я не мог обмануть себя.

Елена Ломбарди была приобретенным вкусом, чем-то, что может оценить только самая изысканная палитра, самый утонченный ум.

Глубокая и сложная, как дорогое итальянское вино, чем больше я узнавал о ней, тем больше мне хотелось выпить ее до дна, заставив стать моей.

Глава 15
Елена

Остаток ночи я провела в своей комнате и ненавидела себя за то, что чувствовала себя жалкой и ребячливой. У меня всю жизнь было представление о том, кем я должна стать и чего хотеть, а этот мафиози с обсидиановыми глазами и нелепыми длинными ресницами, с руками-убийцами и высокомерной властной манерой заставлял меня чувствовать себя… никчемной. Как будто годы работы, которые я потратила на создание своей публичной персоны, утонченные манеры и тщательно образованную речь, были прозрачны перед глазами Дона. Казалось, он видит сквозь мои щиты, разрывая их в своих могучих руках так же легко, как папиросную бумагу. Это не просто обескураживающе, это страшно.

Я не хотела, чтобы меня кто-то видел, тем более такой человек, как он.

Но его присутствие оставило непоправимые трещины в моем фундаменте, достаточно места, чтобы сомнения росли как сорняки.

Моя сестра сказала, что доверяет ему свою жизнь.

И мою.

Я пыталась снова позвонить ей, чтобы поговорить о том, что узнала, но она лишь написала мне ответное сообщение, в котором заверила, что необходимо сохранять спокойствие и что она все объяснит в следующем месяце, когда приедет в гости. Это было слабое утешение, но даже зная, что сейчас она счастлива, мне тошно было думать о том, через что она действительно прошла ради нас.

Ради меня.

Это только усилило чувство долга, которое заставило меня взяться за дело Данте, и знание того, что она полюбила его в конце этого испытания, что, возможно, он… помог ей, укрепило мою преданность его делу, если не его личности.

Ко всему прочему, Симус практически угрожал мне, если я не предоставлю хорошие сведения о капо. По крайней мере, если бы я жила здесь, я была бы в безопасности от него и их.

Я знала, что враги Данте кружат в воде, чувствуя запах его крови после обвинения по закону РИКО и, что потенциально они могут использовать меня как пешку в своей игре за господство.

Итак, я находилась в безопасности от внешних сил в двухэтажной крепости Данте в Верхнем Ист-Сайде.

Проблема заключалась в том, что у меня было четкое ощущение, что самая большая угроза моей безопасности находится внутри той же квартиры, рыская по коридорам, как зверь в клетке.

Комната, которую он мне выделил, была прекрасной, что тоже раздражало. Стены были покрыты серой штукатуркой, такого же темного оттенка, как мои глаза, но все остальное было жемчужно-белым, серебристым или черным. Это было похоже на жизнь внутри облака с его постоянно меняющимися настроениями, от светлого до темного, все мягкое и роскошное.

У него был хороший вкус – качество, которое, как мне казалось, недооценивают в мужчинах.

Я сжимала в руках атласные простыни и рвала их.

Я ненавидела, когда мной манипулировали, и ненавидела проигрывать.

А в том, что я проиграла, не было никаких сомнений.

Во мне проснулось беспокойство, и хотя было только четыре утра, то есть полтора часа до того, как я обычно вставала, я выскочила из постели и подошла к черному туалетному столику, исследуя его.

Одежда лежала аккуратно сложенная в ящиках.

Я тяжело вздохнула, взяв в руки кашемировый кардиган.

Конечно, этот ублюдок купил мне одежду, зная, что я не соберу свою.

Я открывала ящики, пока не нашла пару черных леггинсов и спортивный бюстгальтер. Я знала, что где-то в огромной квартире есть тренажерный зал, и решила, что буду поднимать тяжести босиком, потому что у меня не было подходящей обуви.

Собрав волосы в беспорядочный пучок, я быстро нанесла немного туши и помады, прежде чем выйти из комнаты.

Я не из тех женщин, которые идут куда-либо, не выглядя наилучшим образом.

Спорт зал я нашла почти сразу же по тому же коридору, что и моя спальня на втором этаже, в конце коридора, где он выходил в массивное помещение с зеркалами с одной стороны и окнами от пола до потолка с другой. Мои глаза сразу же устремились к ночному пейзажу сквозь стекло, завороженные блеском огней, словно вплетенных в бархатную ночь. Я подошла к окну и прикоснулась рукой к прохладному стеклу, словно ощущая текстуру ночи под кончиками пальцев.

– Нью-Йорк самый красивый ночью.

Я закрыла глаза от звука его голоса, злясь на себя за то, что какая-то часть меня, что-то дикое и необузданное в груди, надеялась, что я могу столкнуться с ним.

– И опять же, большинство вещей таковы, – продолжал Данте, появляясь на моей периферии, огромной тенью рядом.

Я не повернулась, чтобы посмотреть на него.

– Я ужасно плохо сплю, поэтому пришла насладиться ночью. Здесь спокойно. Иногда кажется, что ты один бодрствуешь во всем мире.

– Ммм, это кажется довольно одиноким, – пробормотал он. – Ночь следует проводить в страсти.

Я закатила глаза, игнорируя его легкий смешок.

– Ты имеешь в виду трахаться без разбора?

– Ох, Елена, будь осторожна с ругательствами рядом со мной, – мрачно промурлыкал он, придвигаясь чуть ближе. – Мне нравится звук чего-то грязного от этого красного ротика.

Я сказала себе, что покалывание, которое я почувствовала у основания спины, было вызвано холодным сквозняком в комнате.

– Если я собираюсь остаться здесь, должны быть правила, – чопорно решила я, наконец повернувшись к нему лицом.

Боже мой.

Я тут же отвернулась к окну, ища утешения в нью-йоркской ночи.

Потому что рядом со мной стоял полуобнаженный Данте.

Его широкая грудь была покрыта очерченными мускулами, пресс цепочкой в виде прямоугольной рамки на животе, грудные мышцы были круглыми и твердыми, увенчанными темными сосками, покрытыми светлыми, жесткими черными волосами. Богато украшенный серебряный крест висел на конце толстой цепи на его шее, кончик креста упирался в складку между грудью и подтянутым животом, сексуально и кощунственно. Но именно длина его рук, пульсация мышц на бицепсах размером с мои бедра заставили мои ноги сжаться вместе от неясной боли в сердцевине.

Он был поразительно притягательным, монстром идеальной формы, похожий на человека.

Его размеры и сила должны были заставить меня напрячься и испугаться. Кристофер был на четверть меньше Данте, и я по опыту знала, что такой маленький мужчина может сделать с женщиной, если постарается.

И все же эта едва уловимая сила как бы… возбуждала меня.

Я женщина, ценящая контроль. Поэтому я оценила, с какой тщательностью Данте создавал это тело и как бережно относился к нему вместе с другим. Я видела, как он нежно держит лицо Козимы, как нежно обнимает Яру, как крепко целует Торе в обе щеки, как хлопает в ладоши с некоторыми из своих солдат. Я видела, как грациозное плотное мускулистое тело разворачивается и расхаживает по комнате, как он контролирует свою мощь, и от этого у меня перехватывало дыхание.

То, что он был таким крепким, было привлекательно, но именно его мастерство владения этой силой заставляло мои колени смягчаться как масло.

– Елена? – его голос ворвался в мои мысли, в его тоне слышалось веселье, как всегда, когда он говорил со мной.

– М-м-м?

– Я спросил, какие правила ты пытаешься установить в моем доме?

– Ах. – да, правила. Нам нужно много-много правил. Я прочистила горло и заставила себя повернуться к нему лицом, чтобы он думал, что меня не трогает его обнаженный торс и мощные бедра, обтягивающие его черные спортивные шорты. – Правило номер один – никаких прикосновений».

– Нет, – просто ответил он, покачав головой так, что я заметила, что его волосы еще не покрашены, а густые шелковистые пряди слегка спадают на лоб. – Я итальянец. Мои люди итальянцы. Мы прикасаемся.

– Но не я, – возразила я.

– Ты просишь тигра сменить полоски только потому, что дружеский поцелуй в щеку от земляка доставляет тебе дискомфорт? – спокойно возразил он, снова заставив меня почувствовать себя эгоистичной и немного глупой. – Никто не прикоснется к тебе без твоего согласия, Елена. Даю слово, что в этом доме ты в безопасности. Но, в свою очередь, я прошу тебя быть доброй к людям, которые живут здесь и навещают меня.

– Я всегда вежлива, – сказала я, но он задел старый синяк.

Я могу быть грубой. И эта отдача была во мне, и иногда я была так жестока, что от этого не было возврата.

Иногда я не хотела этого, как в случае с Жизель и Дэниелом.

Но даже тогда, маленький голосок, зародившийся в глубине сознания, где я его давно оставила, шептал, что, возможно, я не хочу, чтобы они тоже меня ненавидели.

– Думаю, ты хочешь быть такой, – мягким голосом согласился он. Я чувствовала на себе его взгляд, теплый, почти нежный, касающийся моей щеки. – Но женщины в моей семье очень дружелюбны. Они могут посчитать твой сдержанный характер грубостью.

Я скривила губы под зубами, ощущая себя уязвленной.

Данте вздохнул и шагнул еще ближе, тепло его тела обдало меня.

– Елена, я не хочу сказать, что ты грубая, просто я хочу, чтобы ты поладила с людьми в этом доме. Ты меня понимаешь?

Я пожала плечами, снова посмотрев в окно. Ночные часы всегда заставляли меня чувствовать себя более меланхоличной, мрачные мысли в моей голове уходили в тень.

– Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, но я понимаю. Мне не нравятся напоминания об Италии, но я постараюсь быть… теплее.

Уголком глаза я заметила яркую вспышку улыбки Данте и не смогла побороть порыв взглянуть на нее во всеоружии, словно это было само солнце, и я хотела погреться в его лучах.

– Я ценю это, – искренне сказал он. – Я знаю, что ты не хочешь быть здесь, и можешь ненавидеть меня за это, но так будет лучше. Это необходимо.

Я не была согласна с этим, но я уже сражалась с Ярой и Данте, и в бархатной тишине ночи, в кои-то веки, мне не хотелось снова спорить.

– Правило номер два: я не хочу, чтобы было широко известно, что я живу здесь. Если кто-нибудь узнает, я могу лишиться лицензии на адвокатскую деятельность, и… – я пыталась найти слова, чтобы выразить, что означала бы для меня такая трагедия, и в конце концов остановилась на итальянском пожатии плечами. – Я не смогу оправиться от этого.

– Договорились, – согласился Данте, протягивая руку, чтобы взять меня за руку, словно для встряски, но вместо этого он просто свободно держал ее в своих руках. Я чувствовала толстую мозоль на его ладонях. – Фактически, Адриано отвезет тебя на работу утром в моем городском авто. Окна тонированные, машина в гараже. Туда можно попасть прямо из квартиры. Ни у кого не должно быть причин видеть, как ты выходишь из здания.

Конечно, преступник все продумал, чтобы не попасться.

– Правило третье, – продолжила я, сверкнув глазами. – Моя личная жизнь превыше всего. Никакого шпионажа в моей комнате и навязчивых вопросов.

Я закладывала основу для следующей недели, когда у меня запланирована операция с Моникой.

– На следующей неделе мне предстоит операция, и я буду отсутствовать на работе несколько дней. Я бы хотела иметь возможность восстановиться у себя дома, – попросила я с приятной, как я надеялась, улыбкой.

Судя по хмурому лицу Данте, это было не так. Он скрестил руки на груди, мышцы под бронзовой кожей вздулись, как намотанный канат.

– Операция серьёзная?

– Нет, – мгновенно ответила я, надеясь рассказать как можно меньше подробностей.

– Тогда нет, ты останешься здесь, – решил он, кивая, как король, дарующий свою милость подданному. – Бэмби присмотрит за тобой, если тебе что-нибудь понадобится, пока ты отдыхаешь, а в остальное время тебя никто не потревожит.

– Бэмби? – спросила я, не в силах оставить это имя в покое.

– Женщина, которая готовит и убирает для меня, – объяснил он, его глаза снова заплясали, когда он прочитал мою реакцию. – Ее зовут Джорджина, но у нее большие глаза и мягкость Бэмби. Ее не называли никак иначе с шести лет, когда умерла ее мать.

Я покачала головой на итальянцев и их прозвища, но не была рада остаться с Данте после операции. Не было никакого обширного последующего ухода, кроме отдыха, потому что операцию делали лапароскопически, но оставаться с незнакомым человеком после столь интимной процедуры было слишком уязвимо.

– Пожалуйста, Данте, – начала объяснять я, но тут его озарило выражение лица, которое остановило меня на полуслове. – Что?

– Звук «пожалуйста» из твоих уст звучит даже лучше, чем проклятия, – пробормотал он, подойдя ближе, чтобы поднести большой палец к краю моего рта.

Я втянула воздух, надеясь, что он не услышал, и отступила назад.

– Я бы предпочла остаться в моем доме.

– Я бы предпочел, чтобы ты этого не делала, – легко возразил он, будто мое мнение не имело ни малейшего значения.

– Ах, – прорычала я в разочаровании. – Ты всегда такой упрямый?

– Не всегда. – его ухмылка была широкой и мальчишеской, слегка изогнутая между щеками слабая ямочка на подбородке стала еще глубже. – Ты уже закончила со своими правилами?

Я колебалась, беспокоясь, что что-то забыла. Грудь Данте продолжала отвлекать меня. Я только что заметила заросли черных волос под его пупком и более глубокую тень рельефных мышц, идущих от бедер к паху.

– Пока, – продолжила я, изо всех сил стараясь не проглотить язык. – Мы заключим соглашение?

Я была слишком эстетичной, чтобы не ценить красоту во всех ее проявлениях, даже таких языческих, как Данте.

– Можешь называть это как хочешь. Игра. Сделка. Но не забывай, с кем ты имеешь дело, м? Я не кто иной, как дьявол, и я возьму тебя за все, чего ты стоишь. Когда я покончу с тобой, твои драгоценные правила будут разорваны в клочья, как и одежда вокруг твоих ног.

Он плавно шагнул вперед, уменьшая оставшееся, между нами, пространство до одного пульсирующего двух сантиметров воздуха между нашими телами. Его аромат, яркий, как цитрус и перец, ворвался в мой нос, когда я была вынуждена откинуть голову назад, чтобы взглянуть на его угольно-темный взгляд. Я не вздрогнула, но мне захотелось, когда его рука поймала мою и поднесла ее ко рту. Его слова были горячим дыханием на моей коже.

– Я вижу страх в твоих глазах. Я чувствую это по твоему пульсу. Чего ты боишься, Елена? Что мое зло может отравить твои мысли… или твое тело? Ты так уверена, что заключить со мной данное соглашение так разумно?

Нет.

Нет, вообще-то я была совершенно уверена, что это ужасная идея. Но он говорил так, словно у меня был выбор, а у меня его не было. По крайней мере, не такой, с которым могла бы смириться моя гордость. Моя жизнь была разрушена до основания, когда Дэниел оставил меня, и только одна мечта все еще жила в пепле этого пожара, пульсируя в безумном ритме.

Я хотела стать известным на всю страну адвокатом.

Это дело, о котором писали в газетах и говорили в новостях, уже принесло мне известность в нужных кругах. Если бы мы действительно смогли выиграть вопреки всему, я стала бы одним из самых востребованных адвокатов в городе, во всей этой чертовой стране.

В моих жилах текла грешная кровь отца, и я не могла больше ни секунды притворяться, что я выше своей жадности и эгоизма.

Я хотела успеха, денег, славы.

Я хотела, чтобы меня видели, знали и слышали.

Я хотела всего этого.

И Данте Сальваторе был единственным мужчиной, который мог удовлетворить эти низменные желания.

Поэтому я медленно, презрительно моргнула на опального капо мафии и прижала свою руку в его руке еще ближе к его губам, как королева, предлагающая своему слуге поцеловать ее кольцо.

– Это тебе следует бояться. Ты просто еще этого не знаешь, – пообещала я, решив держать его на расстоянии всеми силами, пока я использую его дело для своей карьеры.

Его глаза были темными, как только что вспаханная земля, плодородными злобой, когда они смотрели на меня, и с легким движением его губ против моих пальцев он согласился на мои условия.

Вот так я заключила сделку с дьяволом Нью-Йорка.

– Отлично, теперь о моих правилах, – ярко заявил он, оттаскивая меня за захваченную руку от окна и тренажеров к черным матам, разложенным в конце комнаты. – Ты должна повиноваться мне, Елена. Я не буду требовать от тебя многого, но, если я отдаю приказ, ты должна его выполнить. – когда я открыла рот для возражений, он закрыл мне ее ладонью, останавливая. – Нет. Это не подлежит обсуждению. На данный момент ты в логове зверя, и хотя здесь для тебя безопаснее, но все же опасно. Если я говорю тебе что-то делать, то это в основном для твоей же безопасности. – поддавшись детскому порыву, я провела языком по его ладони. Он отстранился, недоверчиво глядя на свою влажную руку. – Ты только что лизнула меня?

Я пожала плечами, желание хихикать бурлило у меня в горле.

– Ты не дал мне сказать.

Он моргнул, глядя на меня один раз, а затем откинул голову назад и рассмеялся так сильно, что схватился за живот, пытаясь сдержать смех. Я наблюдала за ним, наслаждаясь видом всех этих мышц, сокращающихся от смеха, вызванного мной

Мне было приятно заставить кого-то смеяться.

Заставить его смеяться.

Это был приятный звук, вот и все, и не часто я расслаблялась настолько, чтобы заставить кого-то смеяться подобным образом.

Когда он пришел в себя, он наклонил голову и посмотрел на меня с мягкой улыбкой, украсившей его румяный рот. Это было какое-то интимное выражение, от которого у меня заболел живот.

– Какая ты интересная женщина, Елена Ломбарди, – сказал он тем же тоном, тихо и спокойно, будто делился мудростью.

Румянец грозил охватить мои щеки, поэтому я отодвинулась на маты, как бы проверяя их.

– Я решил, что ты мне нравишься, – сказал мне Данте, будто я спрашивала или заботилась о его мнении.

– Ты меня не знаешь, – возразила я, начиная растягиваться для тренировки, желая физически напрячься, чтобы избавить свое тело от этой… избыточной энергии, бурлящей в крови, как газировка.

– Ох, я бы так не сказал. Я начинаю, и это путешествие, которое я обнаружил, доставляет мне удовольствие, – сказал Данте, двигаясь к стене и включая свет.

Я была рада, когда он удалился из поля зрения, чтобы я могла пригнуть голову и сделать несколько спокойных вдохов.

Почему это было самым приятным, что мне говорили за многие годы?

– Теперь о моем втором правиле, – начал Данте, переходя обратно на маты той вальяжной, спортивной походкой, от которой у меня пересохло во рту.

Он остановился в нескольких шагах от меня и скрестил руки, оценивая. Я старалась не ерзать под его пристальным взглядом. Я занималась пять раз в неделю, поэтому мое длинное стройное тело было подтянуто, а изгибы были незначительными и явно отсутствовали в отличие от моей матери и двух сестер.

– Я слышал от Марко, – когда он, наконец, перестал смеяться, – Что ты вывела Адриано из строя, приставив нож к его горлу. Это правда?

Я изучала свои ногти.

– Возможно.

Он усмехнулся, и темная нота прозвучала, между нами, как бас.

– Molto Bene[51]51
  очень хорошо


[Закрыть]. Мне нравится это слышать, Елена. Женщина должна уметь защищаться. Я бы хотел посмотреть, что ты умеешь.

– Зачем? – подозрительно спросила я, внезапно увидев его крепкие руки в новом свете.

Я не хотела с ним драться. Даже мой инструктор в додзё был не таким большим, как Данте.

Его губы дрогнули от желания подавить юмор.

– Подыграй мне. Мне нужно увидеть движения женщины, которая застала врасплох самого способного мужчину, которого я знаю.

Я хотела возразить, потому что я определенно не хотела с ним драться. Не потому, что я действительно боялась несмотря ни на что, я не думала, что он причинит мне вред – но скорее потому, что я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.

Это иррациональный страх, что-то вроде суеверия, что каждый раз, когда Данте прикасается ко мне своими руками, в моей физиологии что-то элементарно меняется. Мне не нравились его руки на моем горле или моя рука в его руке, так почему же я позволяла ему делать это со мной? Почему я прильнула к этому крепкому телу только для того, чтобы почувствовать, как учащенно бьется мое сердце?

Это намекало на более темные, ненормальные вещи, о которых я не готова была думать, не говоря уже о том, чтобы признаться в какой-либо симпатии.

Но я не могла высказать ничего из этого, потому что внезапно на меня навалились сто килограмм крепкого мускулистого британско-итальянского мужчины.

Инстинкт включился, проникая в меня, как музыка, побуждая тело вступить в бой так, как большинство людей вступают в танец, запрограммированными движениями в мышечной памяти.

Он схватил меня, мясистые руки вцепились в мои плечи. Я слегка отклонилась вправо, прислонившись к его телу, как бы нащупывая его пах. Инстинктивно он опустил одну из рук, защищая свои фамильные драгоценности. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я подскочила с правой стороны и нанесла короткий сильный удар в низ живота.

Он засмеялся.

Теплый, насыщенный смех, который становился все громче, когда мы продолжали бороться.

Он схватил меня сзади, когда я вывернулась из его ищущих рук, его руки обхватили мой торс почти в два раза сильнее. Я оттолкнулась левой ногой, ударив его по голени, а затем быстро вонзила пятку правой ноги в нежный свод его стопы. Его хватка ослабла настолько, что я смогла вырвать руки из медвежьих объятий. Я потянулась вверх, чтобы ударить его по ушам, надеясь дезориентировать. Должно быть, я неправильно выбрала угол, потому что он только угрожающе усмехнулся, а все его горячее и твердое от напряжения тело прижалось к моему спереди и сзади. Быстро сообразив, я обхватила его ногу и перекинула свой вес, пытаясь вывести его из равновесия. Он оказался слишком тяжелым, и вместо того, чтобы упасть на мат спиной, он повалил меня на пол, а потом встал на колени над моим распростертым телом.