Текст книги "Когда герои падают (ЛП)"
Автор книги: Джиана Дарлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Некоторый антагонизм, вибрирующий в Данте, затих, когда его выражение лица превратилось в мрачную задумчивость. Когда он снова потряс меня за плечо, это было почти нежно.
– Елена, – сказал он с явным раздражением. – Ты самая сложная женщина, которую я когда-либо знал. Такая стойкая и сильная, прирожденный боец, потому что жизнь научила тебя выживать, и это прекрасно.
Я отстранилась от него, отступив назад, потому что внезапно мне стало трудно дышать. Он отпустил меня, но его глаза впились в мои, заставляя увидеть искренность, услышать слова, которые, как я знала, уничтожат меня.
– И все же ты так боишься, – сказал он низким голосом, его слова поползли через пространство ко мне, как медленное движение густого, зловещего тумана. – Ты так чертовски боишься быть мягкой и нежной, потому что весь шелк под твоей броней так легко разорвется в чужих руках. Эта неуверенность ослепляет тебя к правде. Она разъедает доброту в тебе. Если бы ты видела то, что вижу я, когда смотрю на тебя, ты бы никогда больше не сомневалась в себе. Тебя бы не обманула легкая лесть какого-нибудь stronzo [74]74
мудака
[Закрыть] вроде ди Карло, заставив думать, что он достаточно хорош для тебя.
– О, – выпалила я, вскидывая руку, словно мои слова были ножом, которым я могла владеть. – И я полагаю, что так оно и есть?
Его взгляд был нервирующим, не моргая, он смотрел на меня с такой темнотой, что я потеряла дорогу в черном лабиринте этих глаз. Наконец, он пожал красноречивыми итальянскими плечами и засунул руки в карманы, как бы сдерживая их.
– Forse [75]75
Может быть
[Закрыть].
Я покачала головой, туда-сюда, туда-сюда, не в силах остановиться, потому что ни на секунду не хотела забыть о своем отрицании.
– Не говори глупостей.
– Я предпочитаю романтику, – предложил он, высмеивая меня, как делал всегда.
Только на этот раз это было не смешно.
Это было опасно и потенциально смертельно.
Я отступила еще на шаг.
– Я твой адвокат, Данте. Не более того.
– Ты была чем-то большим с того момента, как я тебя встретил, – возразил он, шагнув вперед, преследуя меня шаг за шагом через весь кабинет. – Ты была сестрой моей лучшей подруги, женщиной, которой она восхищалась больше всего на свете. Как я мог не быть заинтригован? А потом ты увидела меня в больничной палате, и я подумал, что ты будешь драться со мной там, чтобы защитить ее. Но только когда ты прижала меня к стене своим маленьким кулачком в моей рубашке и пригрозила мне смертью, если я хоть раз обижу Козиму, я понял, что ты нечто особенное. Настоящий lottatrice [76]76
боец
[Закрыть], женщина гладиатор.
Мы оба находились уже в другом конце кабинета, за входом у задней стены с книгами. Я сделала еще один шаг назад, и мой позвоночник ударился о полки. Данте оказался на мне в следующее мгновение, его тело стояло в сантиметре от моего, но его рука, как казалось, нашла мое горло и обхватила его, его большой палец почти успокаивающе поглаживал мой пульс.
Он наклонился ближе, и его глаза стали для меня всем миром.
– Как такой мужчина, как я, может устоять перед такой женщиной?
– Старайся сильнее, – посоветовала я, но воздействие моих холодных слов было ослаблено тяжестью дыхания и бешеным биением пульса о подушечку его большого пальца.
– Хоть раз в жизни будь смелой, – потребовал он. – И, возможно, я дам тебе то, о чем ты слишком напугана, чтобы просить меня.
– Я хочу уйти.
– Нет, – мрачно промурлыкал он. – Нет, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя до потери сознания, не спрашивая твоего разрешения. Если я не спрошу, тебе не придется притворяться леди и говорить «нет».
Моя сердцевина сжалась от этой мрачной провокационной мысли, разум прокручивал фантазии быстрее, чем я могла их подавить. Его руки развернули меня, толкнули в книги, расстёгивая перламутровые пуговицы по всей длине моей рубашки. Его зубы оказались на моей шее, пригвоздив меня к месту, когда он расстегнул мои брюки и отправил их на пол у пяток, затем резкий рывок атласа на моих бедрах, когда он сорвал с меня нижнее белье и пальцами раздвинул меня для своего члена. Он брал меня без подготовки, проникая в меня короткими мощными толчками, пока я не раскрывалась вокруг него, пока не вскрикивала, когда он насаживался до упора.
Воздуха в легких было мало, и я пыталась регулировать дыхание, повернув голову в сторону, чтобы Данте не увидел желание, которое, как я знала, вспыхнуло в моих глазах неоновыми огнями. Рука на моей шее переместилась вверх и взяла мой подбородок, наклоняя лицо назад и вверх, чтобы он мог заглянуть в него.
Его черты лица были покрыты тенью, его красота была суровой и сильной в слабом свете. У меня перехватило дыхание от контраста между свирепостью тела, стоящего прямо над моим, и тем, как нежно он обхватил мой подбородок. Его ночные темные глаза поглотили меня, когда он смотрел в меня, сквозь меня, за каждый щит, который я старательно создавала.
– Coraggio, lottatrice mia [77]77
Храбрость, мой боец
[Закрыть], – мягко уговаривал он.
– Позволь мне показать тебе все способы, которыми мужчина может ценить женщину, – продолжал он, проводя носом по моей щеке к уху, где он быстро взял мочку между зубами, резко стиснув ее, отчего я задохнулась. – Позволь мне научить тебя всем способам, которыми ты можешь ценить меня.
Беспомощно откинув голову назад, я прислонилась к книгам, давая ему лучший доступ к моей шее, мои пальцы бесполезно дрожали по бокам.
Dio mio [78]78
Господи
[Закрыть], я хотела его с остротой, которой не чувствовала годами.
Нет, это ложь, которую я не могла проглотить.
Я никогда не чувствовала ничего подобного. Этого всепоглощающего, всеохватывающего рвения, которое пронзало меня с каждым ударом сердца, как удар молнии. Я хотела припасть к этому мужчине-зверю и увидеть все способы, которыми он мог вернуть мое тело к жизни.
Он поцеловал мое горло, всего лишь прикосновение шелковистых губ к теплой коже, но от этого мне захотелось плакать. Когда в последний раз кто-то прикасался ко мне с таким благоговением?
Никогда?
Но это было нечто большее, чем сексуальное. Этот простой поцелуй пустил корни сквозь мою плоть и кости, глубоко в самый центр груди, где они неподатливо обвились вокруг моего хрупкого сердца.
Поцелуй был добрым.
Вот и все. Так просто и так проникновенно для меня.
Данте проявил ко мне доброту, глубины которой я так мало испытала в жизни.
Это был удар по уже пробитым стенам, защищавшим мое сердце, тело и разум от незваных гостей, и это был последний удар, который я могла выдержать. Со звуком, который был наполовину рычанием, наполовину криком, я оттолкнула Данте, упершись обеими руками в его стальную грудь.
Он отодвинулся скорее благодаря моему намерению, чем силе. Я заметила, что он тяжело дышит, что в промежности его черных брюк образовалась внушительная складка, на которую я не позволила себе обратить внимание более чем на наносекунду.
– Елена, – сказал он, всего одно слово, всего лишь мое имя, но в нем было множество обещаний, приглашений.
Пойдем со мной в подземный мир, казалось, говорило оно. Иди и поиграй со мной в тени, где тебе самое место.
Но мне там не было места.
Мне вообще нигде не было места, но уж точно не на темной стороне жизни с человеком, которого судили за убийство, человеком, у которого руки в крови, а душа пропитана грехом.
Моя голова снова затряслась, почти маниакально двигаясь вперед-назад, когда я поспешно отступала к двери кабинета.
– Я не буду встречаться с Гидеоном ди Карло, если он позвонит, – слабо пообещала я.
– Я запрещаю, – рявкнул он, его лицо сразу же потемнело, а тело напряглось, чтобы снова двинуться ко мне.
Я подняла руки вверх, между нами, собираясь бежать.
– Я не буду. Но этого не может быть. Это… это просто не может произойти. Не дави на меня, Данте. Я ухожу. И прошу меня не трогать.
– Елена, – запротестовал он, и я ненавидела то, как он произнес имя с лирическим итальянским акцентом, будто оно было экзотическим и прекрасным. Будто я такая и есть.
– Нет, – сказала я, блокируя свою потрепанную оборону, обхватывая рукой ручку двери и открывая ее за собой. – Я серьезно. Забудь, что это вообще произошло.
– А если я не смогу? – возразил он, скрестив руки и расставив ноги в стороны, как генерал, готовящийся к битве.
Господи, пусть он сдастся, пока до этого не дошло. Я была сильной и выносливой, но я не была готова вступить в войну с таким человеком, как он, когда приз может означать больше, чем мое тело.
– Per favore, – мягко спросила я, вспомнив, как он однажды раньше отреагировал на слово из моего рта. – Пожалуйста, Данте.
И, прежде чем он успел ответить, я крутанулась на пятках и побежала так, словно дьявол был у меня за спиной. Я не останавливалась, пока не оказалась в спальне, которую он мне выделил, но даже это не казалось достаточно безопасным, поэтому я заперлась в ванной и облокотилась на раковину, тяжело дыша, глядя в зеркало на свои затравленные глаза.
Моя бледная оливково-золотистая кожа была покрасневшей, зрачки расширены, волосы взъерошены, словно от рук любовника. Я выглядела хорошо оттраханной, а он всего лишь поцеловал меня в шею, прикусил мочку уха крепкими зубами.
Что бы он сделал со мной, если бы ему представился шанс?
В его поведении чувствовалось безошибочное доминирование, но впервые после Кристофера я почувствовала любопытство, почти очарование. Данте был опасен, жесток, одет в костюм за тысячу долларов, но под всем этим он также был человеком, который плакал у больничной кровати подруги и готовил макароны с девочкой, которая называла его дядей.
Он был противоречием, большим беспорядком противоборствующих ценностей, чем кто-либо, кого я когда-либо знала.
Он был высоким, темным и греховно красивым, мастерски созданным мужчиной.
Мое сердце бешено заколотилось, и первобытное желание бежать снова разлилось по моим венам, потому что, хотя нас разделяли стены, я инстинктивно знала, что он еще не закончил охоту на меня.
И впервые в жизни я подумала, что, возможно, встретила своего достойного соперника.
Глава 17
Елена
В течение следующей недели моя жизнь вошла в странное рутинное русло. Каждое утро я просыпалась рано, чтобы посетить тренажерный зал Данте, оборудованный по последнему слову техники. Иногда я бегала на беговой дорожке, как в своем собственном спортзале: читала Нью-Йорк Таймс во время разминки, а затем делала интервальные упражнения в течение сорока пяти минут. Большую часть времени я занималась с Данте и некоторыми членами его команды.
Как я уже сказала, это было странно.
Все они были преступниками, грубыми умниками, которые свободно сквернословили, отвергали все, за что я выступала, и зарабатывали деньги нечестным путем.
Они не должны были мне нравиться.
Но я обнаружила, что они мне нравятся.
Они были веселы и свободны так, как я никогда не видела, чтобы люди вели себя раньше. Они шутили друг с другом так же легко, как наносили жестокие удары, сражаясь на матах. Между ними не было соперничества, как между всеми юристами и мной в фирме, той грани зависти и настороженности, которая разрушает общение. Они были братьями по преступлению, связанными битвами в переулках и на углах улиц, в подсобках и бальных залах. Они были так же искусны, я узнала, что Чен действительно имеет степень магистра математики, а Фрэнки был главным операционным директором принадлежащей Сальваторе компании Terra Energy Solutions, известной энергетической и газовой компании – как и безжалостны.
Они представляли собой клубок контрастов, от которых мне хотелось сесть, скрестив ноги на пол и потянуть их в стороны, пока я не возьму в руки каждую отдельную нить. Я была любопытна по натуре, по профессии – разгадыватель головоломок, но в них было что-то первобытное, что взывало ко мне, как волчий вой товарища в ночи.
Я чувствовала себя тронутой ими, тронутой тем, что они приняли меня, хотя в обычной ситуации я бы осудила их, посчитав недостойными, не дав им ни единого шанса. Мне было стыдно признавать это, но в то же время меня восхищало, что они были выше этого.
Иногда я замечала, что Данте наблюдает за мной, когда я спарринговала с Марко, который был достаточно низкого роста, чтобы мы были более равны, или когда я разговаривала с Ченом о недавнем экономическом кризисе в центре города. Он наблюдал за мной с таким выражением в глазах, которое я не могла понять, но оно было похоже на гордость. Я не разговаривала с ним, стараясь не проводить с ним наедине, будто это было необходимо для моей безопасности, и в каком-то смысле так оно и было. Но я могла признаться себе, что тоже наблюдала за ним, и то, что я обнаружила, продолжало меня восхищать.
Они явно уважали Данте, подчиняясь ему множеством различных маленьких способов, которые я фиксировала с большим интересом, чем следовало бы. Иногда они подражали его движениям, меняли свое положение в комнате в зависимости от него, как планеты вокруг единственного солнца, и выполняли его приказы, не моргнув глазом. Они часто дразнили его, дрались с ним в спаррингах и казались расслабленными в его компании, но настороженная внимательность солдат говорила об их готовности выполнять не только его приказы, интенсивность говорила об их готовности броситься под пули ради него.
Наблюдать за их динамикой было захватывающе интересно.
Не просто наблюдать, как свидетель, как муха на стене, которой я была большую часть своей жизни, а участвовать в ней.
Они включили меня в свою утреннюю рутину, как сахар в яичный белок, размешивая нас вместе, пока через восемь дней я не почувствовала себя полноправным членом их пятичасовой тренировки.
После этого я совершала омовение, брала банан из миски на кухне, и Адриано отвозил меня на работу, где я в основном занималась другими делами, пока мы ждали, когда будет назначена дата суда над Данте. Пока мы не знали, у нас не было доступа к списку свидетелей, и поэтому было трудно понять, как защищать Данте от того, кого они найдут вместо Мейсона Мэтлока.
Единственным доказательством того, что Данте занимался рэкетом и незаконными азартными играми, был букмекер низкого уровня в Нью-Джерси, которого арестовали восемь месяцев назад и который подставил Данте ради уменьшения срока наказания, а также прослушка, по которой Данте разговаривал с известным игроком в спортивные игры в Бронксе о ставках на Мировую серию 2018 года несколько лет назад.
Это было немного, и это было бы ничто, если бы мы смогли снять обвинения в убийстве.
Я работала все выходные, чтобы не проводить время в квартире с Данте, хотя он часто был так же занят, как и я, работал в своем кабинете глубокой ночью, постоянно разговаривая по телефону или развлекая множество мужчин и некоторых женщин, у которых у всех был этот фирменный властный взгляд черной мафии.
В четверг и пятницу я взяла отгул, а на следующей неделе три дня работала удаленно в связи с операцией, поэтому говорила себе, что имеет смысл работать дольше обычного, оставаясь в офисе до десяти часов вечера, когда Адриано приедет, чтобы отвезти меня обратно в квартиру.
Дело не в том, что я избегала его или чувств, которые он, казалось, пробуждал к жизни под моей замерзшей кожей.
Я просто была занята работой, как всегда.
В среду вечером, накануне операции, я задержалась в офисе допоздна, и маленькие серебряные часы на моем столе светились цифрами 23:17.
Семнадцать было несчастливым числом для итальянцев, означающим смерть, и даже после многих лет борьбы со своей культурной историей я вздрогнула, увидев это число на экране, инстинктивно потянувшись к крестику, который когда-то носила на шее.
Это был самый подходящий повод, чтобы закончить вечер. Я закончила расследование дела о наезде на пешехода для клиента, который утверждал, что на углу, где произошла авария, не было знака «Стоп». К счастью, частный детектив компании, Рикардо Ставос, нашел вандалов в Бруклин-Хайтс, которые украли его, а это означало, что когда через две недели мы наконец обратимся в суд, у нас будут все шансы избежать крупного штрафа и лишения прав, учитывая, что пострадавший отделался лишь переломом ключицы.
Я злорадно рассмеялась, вставая с неудобного кресла, чтобы размять затекшие от многочасового сидения за столом мышцы. В детстве я мечтала стать адвокатом, представляя себя супергероем в костюме от Прада, а когда впервые переехала в Америку, меня захватила идея гламура и престижа в качестве одного из лучших адвокатов города.
Правда оказалась не столь ослепительной. Очень немногие юристы попадали в газеты за свою работу или выигрывали дела, которые серьезно меняли динамику общества.
Большинство людей занимались этим ради власти, денег или родственных связей. Мы все работали бесконечное количество часов, ели за рабочим столом и отказывались от обычных социальных условностей, таких как свидания и воскресные прогулки в Центральном Парке, ради работы, работы и еще раз работы.
Это бесконечный труд.
И в каком-то смысле это идеально имитировало мою жизнь.
С десяти лет я была прижата к земле и понимала, что если я хочу выбраться из вонючей ямы нашей нищеты в Неаполе, мне придется оттачивать свой ум, превращая его в самое мощное оружие, единственное в моем арсенале.
Неудивительно, что я всегда была уставшей. Казалось, что мне просто необходима ночь хорошего, глубокого сна, но даже проснувшись, я чувствовала себя измотанной. Это было не просто физическое или умственное истощение. Главной причиной этого была эмоциональная усталость, все мои надежды и оптимизм находились на исходе из-за продолжающихся ударов враждебных волн о берега моего сердца.
Все, чего я хотела, это вернуться в квартиру Данте, забраться в огромную, декадентскую кровать и погрузиться в шелковистые простыни с бокалом вина и последним изданием «Экономист» [79]79
«The Economist» – это международная еженедельная газета, которая печатается в журнальном формате и издается в цифровом формате. В ней основное внимание уделяется текущим событиям, международному бизнесу, политике и технологиям
[Закрыть] .
Не совсем захватывающе, но после такого дня, как у меня, недели, года, это все, чего я хотела. Мои потребности были маленькими и простыми, потому что я никогда не позволяла им раздуваться из-за мечтаний.
– Работаешь по ночам? – спросил Итан, входя в кабинет в красивом синем костюме, его голос был слегка невнятным от выпивки. – Почему я знал, что найду неуязвимую Елену Ломбарди по-прежнему за своим столом?
Я проигнорировала его, собирая вещи. По моему опыту, мужчины вроде него хотели любого внимания, поэтому, если вы лишали его этого внимания, он оставлял вас в покое.
Выпивка сделала его смелее. Он прошел вперед, ударился бедром о край стола и зашипел, прежде чем сказать:
– Тебе стоит немного расслабиться. Не похоже, что ты следующая в очереди на должность партнера.
Я тяжело вздохнула.
– Может, если бы ты меньше времени проводил за выпивкой со своими приятелями и больше времени на работе, у тебя тоже был бы шанс когда-нибудь стать партнером.
– У меня больше, чем шанс, – возразил он, его раскрасневшееся лицо нахмурилось. – Мой отец Гораций Топп. Я просто выбиваю себе место в этой яме, вместе со всеми вами.
– Со всеми, кто на самом деле работает для достижения успеха, – высокомерно возразила я, окинув его широким взглядом, пока проходила вокруг него к двери.
Я была усталой и человеком, а он раздражал. Я могла сопротивляться его идиотизму только до поры до времени.
Он сделал выпад вперед, удивительно быстрый для его пьяного состояния, и схватил меня за запястье.
– Ты настоящая сука, знаешь это? Ты должна быть милой со мной. Я мог бы оказать тебе пару услуг, если бы у меня была соответствующая мотивация.
– Если быть сукой означает быть достаточно умной, чтобы знать правду, и достаточно смелой, чтобы говорить ее, я буду считать это комплиментом, – спокойно сказала я ему, отцепив его пальцы от шелка моей рубашки и нахмурившись на маслянистый отпечаток его хватки. – И однажды, Итан, не сомневаюсь, что тебе понадобится моя услуга, так почему бы тебе не отправиться домой в роскошную отцовскую квартиру и не увидеть несколько сладких снов, пока ты еще можешь.
Я отвернулась от его раскрытого рта и яростного румянца, хотя он заикался позади и выкрикивал какие-то ругательства, будто они могли на меня подействовать. Когда твоя собственная семья считает тебя сукой, трудно нанести такую же рану чужим ножом.
Меня потрясло, когда я увидела Фрэнки прямо за стеклянными дверями в кабинет, его рот был перекошен от ярости, он смотрел через мое плечо на идиота, который, без сомнения, все еще смотрел мне вслед.
– Он доставлял тебе неприятности, – сказал он, тон его был ровным от ярости.
Меня это на мгновение удивило. Почему Фрэнки должно волновать, что один из помощников оскорбляет меня? Это происходило буквально каждый день, и в моей жизни были гораздо, гораздо худшие столкновения. Это просто вспышка, пустяк.
– Это неважно, – заверила я. – Я привыкла к его глупостям.
Франческо Амато, правая рука Данте, остроумный, быстро соображающий хакер, посмотрел на меня взглядом, который слишком сильно напомнил мне влажные черные глаза мафиози из прошлого. На одну мимолетную секунду мне стало страшно.
– Ты не должна иметь дело с подобной ерундой, – твердо сказал он. – Одно перетекает в другое, и не успеешь оглянуться, как у тебя за спиной скопится куча дерьма шириной в километр, и как бы ты ни бежала, тебе никогда ее не обогнать. Нет. – он наклонился ближе, заговорщически. Естественно, я наклонилась ему навстречу. – Если кто-то устраивает тебе ад, Елена, ты устраиваешь ему его в ответ. Ты научишь их, что за каждый шаг против тебя, каким бы незначительным он ни был, ты готова сражаться. Многие из самых богатых, самых успешных мужчин, которых ты когда-либо видела, в душе задиры, и нет ничего, что они так ненавидят, как отпор.
Я не знала, что на это ответить, в основном потому, что не была уверена, что согласна. Моя семья и раньше называла меня задирой за мою жестокость по отношению к Жизель, и, Господь свидетель, я получала отпор за каждое слово, сказанное против нее, даже если оно было оправданным. Но это все равно не остановило яд ненависти к ней и ненависти к себе, просочившийся в мою кровь.
– Кроме того, – продолжил Фрэнки, слегка стиснув мне подбородок, как я видела, как отцы поступают с сыновьями, словно он наделял меня жизненной мудростью. – Теперь ты с нами. Думаешь, Семья Сальваторе смирится с безвольным stronzo [80]80
удаком
[Закрыть] вроде этого bastardo? [81]81
ублюдка
[Закрыть]
Прежде чем я успела что-то сказать, Фрэнки проскочил мимо меня в кабинет, его походка была легкой, руки в карманах, а губы свистнули так, словно он совершал какую-то веселую полуночную прогулку по офису.
– Эй, парень, – позвал он Итана, который прислонился к столу, чтобы написать сообщение. Он выронил телефон; его пальцы онемели от выпитого напитка, когда он вздрогнул. – Не подскажешь время?
Итан оцепенело уставился на него в течение секунды, прежде чем опомнился и наклонился, чтобы посмотреть на часы на столе, на котором он сидел.
– Да, сейчас одиннадцать…
Фрэнки оказался рядом так быстро, что я едва успела заметить его движение: он сделал выпад через все пространство и обхватил рукой шею Итана, а затем ударил его лицом об часы, на которые он смотрел. Раздался шлепок, треск и глухой крик, когда Итан столкнулся с часами.
Фрэнки дернул его обратно и подошел ближе, чтобы улыбнуться ему, похлопывая свободной рукой Итана по окровавленной щеке и говоря:
– Вот так. Теперь, в следующий раз, когда я увижу, что ты докучаешь Елену Ломбарди, я просуну твою голову в окно, понял?
– Господи, – простонал Итан, пытаясь удержать свой сломанный нос, кровь просачивалась сквозь пальцы. – Ты гребаный псих.
Фрэнки скромно пожал плечами.
– Эй, если ты думаешь, что я псих, тебе стоит посмотреть на Данте Сальваторе, когда ему переходят дорогу. Cavolo[82]82
чувак
[Закрыть], не зря его называют Дьяволом Нью-Йорка. – он снова потянулся вверх, сжимая окровавленные щеки Итана одной рукой, затем повернул голову, смотря на меня, задерживавшуюся в дверном проеме. – Если ты докучаешь Елену, знай, это значит, что ты также имеешь дело с ним. И он сделает гораздо хуже, чем я, capisci? [83]83
понятно
[Закрыть]
Когда Итан не сразу ответил, Фрэнки покачал головой в своей жестокой хватке, кровь из разбитого носа текла по столу.
– Да, – наконец прохрипел Итан. – Ладно, ладно, черт! Остынь.
– Остыть? – спросил Фрэнки, а затем посмотрел на меня, будто он был оскорблен. – По-твоему, Лена, я не выгляжу спокойным?
– Как огурчик, – согласилась я, потому что что еще я могла сказать?
Какая-то тайная часть меня глубоко внутри взволновалась при виде хнычущего придурка Итана, истекающего кровью в руках Фрэнки. Он был мудаком не только по отношению ко мне, но и к каждому сотруднику в офисе, который, по его мнению, был ниже его по статусу, а это большинство из них.
Честно говоря, если Фрэнки не сделал бы этого, то, вероятно, это был лишь вопрос времени, когда это сделает кто-то другой.
Хотя мне не нравилось положение, в которое я попала, снова поставив под угрозу свою работу, я также должна была признать, что Итан вряд ли пойдет плакаться об этом нашему начальству. Его огромное эго будет слишком уязвлено, чтобы признать случившееся. Я не сомневалась, что уже завтра он расскажет эпическую историю о том, как его избили в метро или как, он пытался украсть девушку у какого-то парня в баре.
Мне было все равно.
Мне хватало знать, что Фрэнки заботится обо мне настолько, чтобы заступиться за меня.
Было приятно слышать, что он считает, что Данте поступил бы так же.
Когда Фрэнки опустил лицо Итана и направился ко мне, доставая носовой платок, который он держал во внутреннем кармане своего пиджака, я удивилась тому, что улыбнулась ему.
– Это было более чем потрясающе, – прошептала я, когда он встретился со мной и продолжил идти вперед по коридору в ногу. – Не скажу, что я полностью одобряю твои методы, но спасибо.
– Ну, – сказал он, безразлично пожав плечами, как будто это ничего не значит. – Ты напоминаешь мне мою жену. Ничего не поделаешь.
– Какая она? – спросила я, когда мы спустились на лифте на уровень улицы.
Он бросил на меня косой взгляд.
– Она настоящая сука.
Я смеялась всю дорогу вниз.
В квартире было темно, когда я вышла из лифта после того, как Фрэнки высадил меня по дороге домой к жене и детям. В груди вспыхнуло разочарование, когда я не увидела Данте в гостиной или на кухне, где он обычно бывал поздно вечером. Во мне бурлила неугомонная энергия, которую я хотела удовлетворить с помощью наших шуточек, ощущая легкие прикосновения этих смертоносных рук к моему телу.
По правде говоря, я хотела поиграть, если не телом, то разумом, зная, как опасно было бы преодолеть последнее препятствие и лечь в постель с моим клиентом.
С доном мафии.
Я готовилась ко сну, чувствуя себя странно подавленной, когда умывала лицо и применяла семиступенчатый уход за кожей, когда массировала лосьоном свое тело и обязательно читала новости тридцать минут перед сном.
Меня не удивило, что я не могла уснуть.
Не с Данте, который засел в моем сознании, как заноза.
С тяжелым вздохом я сбросила маску с глаз, бросила беруши на тумбочку и выскользнула из постели. Решив, что ночная рюмка единственное решение от бессонницы, я двинулась по темным коридорам к черной лестнице и спустилась на кухню. Лишь слабый свет с улицы, проникающий через окна от пола до потолка, освещал мне путь в черно-серо-белом пространстве, но я справилась.
Я открывала холодильник, когда заметила слабый отблеск света в коридоре.
Мое сердце заколотилось от волнения, накопившегося в груди, и прежде, чем я успела обдумать свой порыв, я двинулась по коридору навстречу свету.
Он исходил из кабинета в конце коридора. Дверь была едва приоткрыта, но через щель в дереве я могла услышать все, что мне было нужно.
Слабый, рычащий стон.
Мое тело раскалилось добела, а затем стало ледяным, когда я поняла, что может происходить за этой дверью.
Данте трахал кого-то там?
Агония пронеслась сквозь меня, как торнадо, разрывая фундамент уверенности, который, как я обнаружила, невольно построила вокруг своих отношений с капо. Я моргнула, не веря, что он может быть с другой женщиной, когда казалось, что он так чудесно хочет видеть меня в своей постели.
Очевидно, я забыла о себе.
Я не была сиреной, как моя младшая сестра Жизель, способной очаровывать мужчин своей песней, заманивать их в свои глубины, даже если это означало гибель на скале.
Я не была сенсационной красавицей, как Козима, настолько сияющей внутри и снаружи, что даже слепой захотел бы ее.
Я была с двумя мужчинами, которые оба нашли во мне разочарование, даже если, в конце концов, они были разочарованием и для меня.
Почему такой мужчина, как Данте Сальваторе, с его грубым, осязаемым магнетизмом и почти животной энергией, захочет спать со мной?
Я даже не могла кончить.
Стыд прокладывал путь через каждый сантиметр моего тела, пока мне не пришлось сдержать себя или упасть на слабые колени. Я зацепилась за раму, но плечо задело дверь, открыв ее еще немного.
Достаточно, чтобы увидеть более четкие тени внутри.
У меня перехватило дыхание, циклон внутри меня рассыпался, как глаз бури.
Потому что Данте был внутри, он лежал совершенно голый в глубоком замшевом кресле перед книжными полками в углу кабинета, в стакане на столике запотевали остатки виски, а рядом стояла банка со смазкой, крышка которой все еще была открыта.
Но он был совершенно один.
И эти сильные руки, испещренные венами, о которых я слишком часто фантазировала, были обернуты вокруг его члена неприличной длины.
Он дрочил.
Я была потрясена его видом. Его большое тело раскинулось на кресле, мускулистые бедра широко раскинулись, чтобы вместить его руки, одна из которых сильно и медленно тянулась к его стволу. Его голова была запрокинута на спинку, шея скована напряжением, а красный от вина рот расслаблен от удовольствия. Вся эта золотисто-оливковая кожа блестела, как смазанная бронза, в слабом свете единственной лампы, освещавшей сцену. Волосы, покрывавшие его широкую, четко очерченную грудь и густую линию под пупком до подстриженного паха, были до смешного мужественными, подчеркивая его суровую мужественность, а также создавая восхитительный контраст его прекрасным резным формам.
Он был просто и необычайно изыскан.
Я не смогла бы оторвать от него глаз, даже если бы попыталась.
Когда он зашипел, глядя вниз, когда снова провел большими пальцами по своему стволу, и на головке его члена, как жемчужина, собралась бусинка спермы, я не смогла проглотить свой вздох.
В следующее мгновение его глаза метнулись к двери, его тело вздрогнуло, руки упали с паха.
Я хотела отступить, по крайней мере, посмотреть ему в глаза.
Но его новая поза выставила его эрекцию на всеобщее обозрение, и мой взгляд неумолимо тянулся туда.
Madonna Santa [84]84
Святая Мадонна»),
[Закрыть], он был идеально сложен, его член представлял собой толстую, длинную мышцу, покрытую у основания сумрачной золотистой кожей, а головка была набухшей и насыщенно-фиолетовой, как итальянская слива. Он вздрогнул, извергая сперму, когда я рассматривала его.
