Текст книги "Дорогой, все будет по-моему!"

Автор книги: Джейн Фэллон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19

– Что значит – они приедут в понедельник?

Джеймс сознавал, что кричит и что Стефани конечно же находит его реакцию неадекватной, но ничего не мог с собой поделать. Это не может быть правдой! Его мать посетовала, что он никогда их не приглашает, и Стефани стало так ее жаль, что она предложила им приехать к нему на следующей неделе.

– А что я еще могла сделать? – сказала она. – Она думает, что ты ее стесняешься, и очень переживает. Что плохого, если они приедут на пару дней?

– Но у меня же работа! – процедил он, вцепляясь в перила. – Мне некогда будет их развлекать.

– Разумеется, – кивнула Стефани, – поэтому и сняла им номер в Линкольне. Они погуляют по окрестностям и сами придумают, как провести время. Если ты будешь занят вечером – там полно пабов, куда они смогут пойти, и даже театр. Они не почувствуют себя заброшенными, а ты можешь встретиться с ними хотя бы раз. А потом они приедут сюда, и я стану занимать их все выходные.

– Ну, это уж само собой, – ворчливо произнес он. Может быть, Стефани и права. Приедут один раз, и потом можно будет долго их не приглашать. Иногда он упрекал себя за отношения, которые сложились у него с родителями. Он любил их – в самом деле любил – с годами он осознал, сколько они для него сделали. Но стоило ему увидеться с ними, как он превращался в строптивого подростка и огрызался, когда мать спрашивала его о работе, и презрительно поправлял ее, если она произносила слово неправильно. Он мог любить их только на расстоянии. Если позволить Стефани осуществить ее идею, он сразу убьет двух зайцев – родители станут хвастаться перед всеми знакомыми, как щедрый сын пригласил их в гости на несколько дней, и сам он сможет гордиться своим поступком, хотя, ссылаясь на загруженность работой, избавит себя от того, чтобы проводить с ними вечера. И чем больше он об этом думал, тем гениальнее представлялась ему идея Стефани.

– В общем-то ты права, – сказал он, улыбаясь в первый раз после того, как она сообщила ему новость. – Мыслишка, честно говоря, удачная.

Кати посвятила субботу своим делам. Она решила, что отныне всегда будет только так. Она на первом месте, а все остальные подождут. Раньше она всегда на первое место ставила чужие интересы – Джеймса, друзей, клиентов. Не важно чьи – в ее натуре было всем и всегда помогать. Мать однажды назвала ее «легкой добычей», когда она одолжила совсем нелишние деньги соседу, которому, это было отлично известно, никогда даже в голову не придет их вернуть. Все, теперь с этим покончено.

Начала Кати с того, что в салоне красоты покрасила и выпрямила волосы. Джеймс обожал ее длинные светлые локоны. Прежде всего он обратил внимание именно на них, он сам однажды ей в этом признался. Он любил накручивать их на пальцы и мог любоваться ими часы напролет. Выпрямитель оказался едким, но все равно она заранее предвкушала, какое Джеймс сделает лицо. Честно говоря, прямые волосы ее не особенно красили, но ей было все равно. Это всего лишь волосы. Через пару месяцев они отрастут, восстановятся. Она всегда хотела побыть загадочной брюнеткой, хотя, возможно, такой шаг был бы слишком радикальным.

Потом она вернется к обычному облику. Кати еще не готова была бесповоротно оттолкнуть Джеймса и позволила парикмахерше убедить себя, что золотисто-рыжий оттенок будет более кстати. Прямые рыжие волосы, как у Стефани! Увидев себя в зеркале, она рассмеялась. Джеймс наверняка взбесится!

Когда с прической было покончено, Кати, устав от долгого сидения, пошла на сеанс массажа лица с гликолевой маской (ей очень повезло, что дама, записанная на это время, позвонила и отказалась). Ее нежная кожа засияла, как у младенца. По пути домой она накупила глянцевых журналов, полных всякой чуши о знаменитостях и их проблемах с лишним весом и интимными похождениями, и сосисок без консервантов, чтобы приготовить на обед. Джеймсу она отправила эсэмэску, что поедет к маме, после чего выключила у телефона звук и отключила мобильник. Потом налила себе бокал вина, скормила восторженному Стенли кусок мяса, который Джеймс припас в морозильнике для себя и который она утром разморозила, и уютно устроилась с ногами в большом кресле в гостиной.

Стефани позвонила ей утром, чтобы договориться о следующем шаге. Кати помнила, как Джеймс сказал ей однажды, что не общается с родителями. Что они не виделись уже очень давно. Кати была тронута тем, как мучает его это отчуждение. Джеймс, по его словам, перепробовал все, чтобы наладить отношения, но родители не смягчились, и ему пришлось смириться. Рассказывая это, он выглядел очень печальным. Сказал, что теперь и ему все равно, иначе пришлось бы вечно терзаться. Когда она настояла, чтобы он открыл ей причину разрыва, Джеймс рассказал, что мать приняла сторону Стефани при разводе, потому что сочла его желание проводить половину недели в Линкольне эгоизмом. «Она обвинила меня, что карьеру я поставил выше семьи».

– Но ведь в Лондон вы переехали исключительно ради карьеры Стефани! – возмущенно воскликнула Кати.

– Именно, – кивнул Джеймс. – Я собирался сказать матери об этом, но не захотел, чтобы выглядело так, словно я хочу во всем обвинить Стефи. Виноваты мы были оба.

– Ты такой добрый, – вздохнула тогда Кати (сейчас, вспомнив об этом, она громко рассмеялась).

– В общем, все окончилось бурной ссорой. Мама сказала, что разочаровалась во мне, а отец ее поддержал. Я, как он сказал, позволил семье распасться, чем предал всех. Я поскорее ушел от них, чтобы не наговорить лишнего, о чем потом пришлось бы жалеть, и с тех пор мы не разговариваем.

– Бедный ты мой. – Кати погладила его по голове.

– Главное, что Финн продолжает с ними видеться. Я, в конце концов, взрослый человек. Могу прожить и без родителей.

– А я долго не могу без мамы, – грустно проговорила Кати. – Надеюсь, Стефани оценила то, что ты сделал ради нее.

Джеймс выдавил из себя смех, в котором, как ей тогда показалось, звенели слезы.

– Сомневаюсь!

Когда Джеймс упоминал о своем детстве, у Кати складывалось впечатление, что его родители были людьми слишком требовательными и ему всегда казалось, что он не оправдывает их ожиданий.

– Но ты же стал ветеринаром, – сказала она. – Это что-нибудь да значит.

– Только не для них. Я и сам не знаю, что такое должен сделать, чтобы они остались довольны.

Теперь, когда Стефани рассказала ей о том, что Джеймс регулярно, в неделю раз, разговаривал со своими безумно обожавшими его родителями и что его мать, Полин, всегда сообщала с особенной гордостью: «Мой сын ветеринарный врач!» – каждому новому знакомому, Кати была потрясена. Сейчас она отлично представляла, как важно для него, чтобы родители никогда не приехали в Линкольн. Их приезд нарушил бы его двойную жизнь. Но он лгал с таким удовольствием, с такими красочными подробностями! Стефани сказала, что родители Джеймса очень хорошие люди и надо вести себя осторожно, чтобы не причинить им боль. Кати, разумеется, поддержала ее в этом. Ей не хотелось поступать жестоко с людьми, которых она даже не знала. Они тоже казались ей жертвами лжи Джеймса. Она очень жалела их.

Глава 20

Одурманенная наркозом Пушинка О'Лири лежала на операционном столе, ее свесившийся набок язык был прихвачен поверх марли прищепкой. Операция предстояла пустяковая, Джеймс делал такие сотни раз. Пушинка уже миновала возраст, до которого кошкам обычно делают стерилизацию, но ее хозяйка Аманда О'Лири пожелала пойти навстречу женским потребностям своей питомицы и позволила ей еще раз произвести на свет котят, прежде чем жестоко лишить способности к деторождению. Пушинку в должное время свели с ее отдаленным родственником мужского пола, которого сочли достойным ее, и она произвела на свет выводок болезненных косоглазеньких котят с мокрыми носами – симптомы близкого родства родителей.

Джеймс никогда особенно не любил Пушинку, которую никто не назвал бы пушистой и которая при осмотре всегда кусала и царапала его. Но его восхищало то, как быстро она обрела стройность, родив пятерых котят. Он поймал себя на мысли, что у женщин все не так, а жаль! И тут же осудил себя. Неужели он стал таким мелочным? Судя по всему, да.

Он так и не привык к обвисшему животу Стефи и растяжкам, появившимся после рождения Финна. Господи, насколько все проще у животных. Разве взрослый кобель станет отказываться от спаривания, если у суки целлюлит на бедрах? А ведь со Стефи у них все изменилось потому, что она угадала его мысли! Она постепенно начала переодеваться стоя к нему спиной или даже вообще уходила в ванную и закрывала дверь. Она стала стесняться его. А он, которого она стеснялась, стал воспринимать свое желание как непристойное и несвоевременное. Кати, наоборот, не подавляла в себе порывов. Самка собаки, думал он, и глазом не моргнула бы, если бы ее самец спарился с половиной сук в округе. Часто животные ведут себя разумнее, чем люди…

Во время операции он то и дело ловил себя на подобных мыслях и внезапно увидел, что медсестра протягивает ему хирургическую нить – зашить разрез. Все кончилось, а он и не заметил как. Когда он впервые задумался во время операции, потом несколько дней волновался, представляя, что могло бы случиться. Теперь он понимал, что таким путем справляется со скучной работой. Он вымыл руки, убедился, что Пушинка хорошо перенесла операцию, и поднялся наверх в регистратуру, чтобы успеть позвонить, прежде чем войдет новый пациент.

В понедельник утром приезжали родители, надо было позвонить Салли в деревенскую ветлечебницу и отменить дневной прием. Предстояло успеть повидаться с ними и вернуться к Кати в обычное время, чтобы она не удивлялась – куда это он пропал. Он взял им билеты на «Как важно быть серьезным» в Королевский театр на вечернее представление, а то, что сам он не сможет пойти с ними, объяснил вероятностью срочного вызова. Они, конечно, поймут его – он не может допустить, чтобы его мобильник зазвонил в середине спектакля. Теперь осталось придумать какой-нибудь предлог, чтобы не встречаться с ними вечером во вторник, и дело в шляпе. Он, пожалуй, пораньше уйдет на ленч и свозит их в какой-нибудь паб, а в среду заберет из гостиницы и отвезет в Лондон. Конечно, они будут разочарованы, что он не отвезет их в Нижний Шиппингем, чтобы показать, где работает, не познакомит с коллегами, но радость от встречи быстро перевесит разочарование, к тому же они оценят, что он приложил усилия, чтобы вообще с ними встретиться. Он почти что с нетерпением ждал их приезда.

– Я только что видела Сэм Макнейл, – сказала Салли, едва сообразив, кто ей звонит. – Она до сих пор вспоминает, как ты купил еду в «Ле Жоли Пуле», а притворился, будто сам все приготовил. Представляю, что ты чувствовал, когда все открылось!

Джеймс вспомнил, за что именно недолюбливает Салли и почему ему все-таки придется заменить ее.

– Ты можешь отменить все, что у меня назначено в понедельник днем? Попроси, чтобы Малкольм или Саймон приняли тех, у кого будет что-то срочное.

– Почему? Что у тебя за дела? – спросила она.

Нет, эту девицу в самом деле пора выставить, она просто невыносима.

– Не твое дело, – отрезал он. – Просто сделай так, как я сказал. – И, не прощаясь, повесил трубку. Настроение было испорчено.

Работать с Минди Мартин (она больше всего боялась, что ее перепутают с другой звездой по имени Манди, стяжавшей известность непонятно чем. Обе девушки пытались избавиться от фамилий, чтобы их знали только по именам. Сейчас лидировала Манди, поскольку на прошлой неделе ее упомянули сразу в двух статейках: «Страдающая Манди», где звезда жаловалась, что у нее нет возлюбленного, и «Практичная Манди», где описывалось, как она в брюках из хлопчатобумажной саржи и практически больше ни в чем отправилась в хозяйственный магазин за краской) было намного проще, чем с двумя другими клиентками, готовящимися к церемонии вручения премий.

Стефани и Наташа не вполне понимали, почему Минди решила потратиться на стилиста, но у Манди стилист имелся, и причина, очевидно, крылась в этом. У Минди было только одно пожелание: ей требовалось платье, в котором она стопроцентно попала бы в газеты. Не важно, какой будет это наряд (хиджаб и шар для боулинга с горящим фитилем и надписью «Бомба», предложила в шутку Наташа, но до Минди не дошел юмор). Стефани было несколько не по себе от решительного настроя клиентки, но Наташа уверила ее, что никакому журналисту и в голову не придет спросить Минди – кто ее стилист, так что им достаточно будет просто получить свои денежки и тихо ретироваться.

Сейчас они рыскали по «Агенту-провокатору», пытаясь отыскать самое невесомое из всех возможных видов нижнего белья, но все же такое, что, если Минди ограничится им, ей удалось бы избежать ареста. Стефани надеялась, что, когда Финн вырастет, никто не расскажет ему, что его мать однажды потворствовала девятнадцатилетней девушке появиться на публике практически голой.

– А что, если тебе самой купить эту штучку? – спросила Наташа, показывая хорошенькую комбинацию – всю сплошь кружева и ленточки. – Это наведет Джеймса на некоторые мысли.

– Скорее всего, он ее даже не заметит, – ответила Стефани угрюмо.

– Надо предлагать мужчине, перед тем как он выходит из дому, оральный секс, – подала вдруг голос Минди. – Тогда, если он даже и встретит какую-нибудь красотку, то вовсе не обязательно западет на нее, потому что будет помнить о том, что его ждет дома.

– Вам надо стать консультантом по браку, – сказала ей Стефани. – Мужчины выстроятся в очередь записывать к вам своих жен, чтобы вы дали им подобный совет.

– Ну… я прочитала это в одном журнале.

– Нам лучше продолжить этот разговор спустя несколько лет, когда у вас будет пара детишек, а муж по утрам станет вашими маникюрными щипчиками выдергивать волоски у себя из ноздрей.

– Джеймс что – это делает? – в ужасе взглянула Наташа на Стефани.

– Успокойся, твой Мартин тоже это делает. Просто ваши отношения еще не настолько выродились, чтобы он делал это при тебе.

– Над отношениями надо работать. Прикладывать усилия. – Минди уперла руки в бока, забыв, что прохожим на улице отлично видно сквозь витрину, как она стоит в одном белье.

Стефани ощетинилась:

– А у вас, Минди, сколько было отношений? Я имею в виду настоящие отношения, а не ночь с каким-нибудь малым, чье имя вы даже не потрудились узнать.

– Стеф! – бросила на нее Наташа предостерегающий взгляд. Но Минди и глазом не моргнула.

– Все в порядке, – сказала она. – У меня с четырнадцати лет только один парень. Ни с кем другим я сроду не спала.

– Правда? – покраснела Стефани. – Тогда прошу прощения.

– Не парьтесь. Все думают, что я проститутка. Я уже привыкла.

– А вы и правда… делаете это всякий раз перед тем, как он уходит из дому? – полюбопытствовала Наташа.

– Ну конечно нет! Я просто пересказала то, что прочла в журнале.

– Минди, вам и правда так хочется вырядиться подобным образом? Я хочу сказать – может, мы все же подыщем вам хорошенькое платье? – Стефани потерла лоб. Скоро от них разбегутся все клиенты, если она станет их оскорблять.

– Может, тебе отдохнуть пару недель? – осторожно спросила Наташа, когда они ехали в такси по Камден-стрит.

– И чем заняться? – огрызнулась Стефани.

– Я просто подумала, что тебе нужна передышка.

– Ты намекаешь, что я распугиваю клиентов?

– Ну, – сказала Наташа как можно беспечнее, – отчасти так и есть.

– Не желаю, чтобы девятнадцатилетняя пацанка читала мне лекции о семье и браке!

– Еще бы! Но она просто хотела помочь. А если даже нет, она платит, и не стоит нам ее задирать.

Стефани прекрасно сознавала, что ведет себя как капризный ребенок, но не могла с собой сладить.

– Говоря «нам», ты конечно же подразумеваешь меня?

– Нас обеих, – дипломатично увернулась Наташа. – Я знаю, что все они – Минди, Сантана, Меридит – действуют на нервы, но до церемонии осталось несколько недель, так что лучше нам думать о денежках и прикусить язык.

Стефани громко вздохнула:

– Ты права, конечно, но сейчас отдых меня доконает. Может быть, я неправильно делаю, что тяну эту резину с Джеймсом. Может, лучше было сказать ему все сразу же, как только я узнала?

– Неужели тебе ни капли не было приятно, когда он опозорился со своим званым обедом?

– Ну, разве что самую малость, – невольно улыбнулась Стефани.

– Представь, какая у него была физиономия, когда эта, как ее… Сэм прочла напечатанное на чеке!

Стефани захохотала.

– Кати сказала, что он стал похож на собаку, которую застали за поеданием именинного пирога.

– И главное – он до конца пытался все отрицать!

– Бедняга Джеймс, – сказала Стефани без капли сострадания. – То ли еще ждет его впереди!

Глава 21

Последние несколько дней Джеймса прошли на редкость гладко. Вдали от места, где разыгралась унизительная сцена с разоблачением его кулинарных махинаций, и от людей, посвященных в происшедшее, он почти забыл об этом скорбном эпизоде. В Лондоне он занимался повседневными делами, и никто не сыпал ему под видом шутки соль на рану. Вот чем плохо жить в деревне – каждый твой шаг известен всем! Он знал, конечно, что скоро это забудется, что новая сплетня затмит старую, но пока служить мишенью для острот было очень болезненно. А смеяться над собой не было его коньком.

После разговора с Салли он позвонил Малкольму и Саймону и сообщил им, что решил избавиться от нее. Оба возражали и считали, что у него нет оснований – Салли хорошо работает, она надежный и ценный сотрудник.

– Она выходила на работу даже в прошлое Рождество, когда у нас был тот экстренный случай, – негодовал Малкольм.

Джеймс, раздраженный тем, что не нашел в них поддержки, усилил нажим и надменно напомнил, что работодатель тут как-никак он и в его власти нанимать и рассчитывать.

– Так на фиг ты тогда спрашиваешь мое мнение? – буркнул Саймон.

– Ты все равно не можешь творить произвол, – продолжал спорить Малкольм. – Есть закон. Необходимо письменное уведомление и все такое.

– Не смеши меня, – парировал Джеймс. – Тут не Центральный ветеринарный госпиталь.

Салли же, когда он сообщил ей новость, отреагировала недоверчиво.

– Это ты так шутишь? – Она, кажется, решила, что он неудачно сострил. Но, обнаружив, что Джеймс серьезен как никогда, дала волю слезам. – Но что я делала не так? – плакала она. – Только скажи – что, и я все исправлю.

Джеймс намерен был стоять до последнего. Дело не в ее работе, а в отношении к людям. На нее поступило несколько жалоб от клиентов, добавил он с ходу. Разумеется, это была чистейшая ложь. Салли в деревне была на хорошем счету.

– Это от которых? – спросила она.

Джеймс еле удержался, чтобы не поправить ее – «от каких». Но ответил только:

– Я не могу раскрыть свои источники.

– Но это несправедливо! – продолжала стенать Салли. – А Малкольм с Саймоном знают?

– Боюсь, что это наше общее решение. Ты, конечно, можешь отработать еще месяц и за это время подыскать другое место.

Салли, положив трубку, ворвалась в кабинет Малкольма. Но не успела сказать ни слова – Малкольм, защищаясь, вскинул руки:

– Мы с Саймоном тут ни при чем. Я бы на твоем месте подал на него в суд за несправедливое увольнение. На этот случай у нас и существует закон.

– Никогда! – возмущенно отвергла его предложение Салли. – Найду другую работу и уйду. Я просто хочу знать, что такого я сделала?

– Я тоже, – сказал Малкольм, обнимая ее.

Полчаса спустя Джеймс почувствовал, что, пожалуй, перегнул палку. Ведь Салли, в конце концов, просто шутила с ним, она не предполагала, что наступает на оголенный нерв. Он уже хотел позвонить ей и сказать, что передумал, потому что жалобы оказались беспочвенными, но решил, что перешел точку возврата, сказав про ее неподобающее отношение. И решил оставить все как есть. Он, конечно, даст ей хорошую характеристику, и она без труда устроится в другом месте. А он будет выглядеть слабаком перед Малкольмом и Саймоном, если пойдет на попятный, а этого допустить ни в коем случае нельзя.

После всех свалившихся на него потрясений, связанных с Салли и несчастной вечеринкой, не говоря уже о предстоящем визите в Линкольншир родителей, в субботу Джеймс испытал странное ощущение надвигающегося неминуемого рока. Такого ощущения он не помнил со школьных времен, когда последние беспечные дни каникул пропадали впустую из-за депрессии, в которую его всегда вгоняла мысль о скором начале новой четверти. В конце концов он все утро провалялся в постели, как обиженный подросток, и, выйдя из спальни только в половине двенадцатого, натолкнулся на Финна, который обиженно сидел на верхней ступеньке рядом с дверью в его спальню.

– Я думал, что мы пойдем в парк, – с упреком проговорил он. – Я жду тебя уже час одиннадцать минут… – он посмотрел на часы, – и двадцать семь секунд.

Джеймс смутился. Он подолгу не виделся с сыном и в самом деле обещал поиграть с ним в футбол в Риджент-парке, если погода не подведет.

– Почему же ты меня не разбудил? – спросил он, взъерошив сыну волосы, но Финн уклонился от его ласки.

– Потому, что мама не велела. Она сказала, что ты, наверное, очень устал, раз так долго спишь, и чтобы я дождался, пока ты сам встанешь.

– Вот что, – сказал Джеймс, – в следующий раз смело буди меня. Обещаю, что не рассержусь, как бы сильно я ни устал. Ладно?

Финн сделал вид, что все еще сердит.

– Ладно, – буркнул он.

– А теперь пойдем к маме и попросим, чтобы она разрешила нам отправиться на пикник. Как ты на это смотришь?

– Только ты и я? – спросил Финн. Он любил маму, но считал, что у отца с сыном могут быть свои, мужские дела.

– Ну разумеется, – сказал Джеймс, уверенный, что вернул доверие сына. – Только ты и я.