Текст книги "Дорогой, все будет по-моему!"

Автор книги: Джейн Фэллон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 46

Кати никак не ожидала, что Джеймс примет ее предложение о покупке лечебницы так быстро. Она думала, что он станет добиваться более высокой цены или вообще категорически откажет, чтобы не смущать себя необходимостью иметь с ней дело. Ей не терпелось поскорее позвонить Стефани и сообщить ей эту новость.

– Замечательно, – одобрила Стефани. – Браво!

Но голос у нее был не такой радостный, как рассчитывала Кати. И она, кажется, догадывалась почему.

– Господи, Стефани, надеюсь, ты не думаешь, что я хочу поживиться и за твой счет тоже! Вот черт, я даже не подумала об этом. Хочешь, я заберу свое предложение назад? Я так и сделаю, если ты скажешь. – Кати всерьез расстроилась. Ей и в голову не пришло, что, сбивая цену Джеймсу, она бьет также по Стефани, пока они не утрясли условия развода. Она ни за что не хотела, чтобы Стефани как-то пострадала.

– Не в этом дело, – сказала Стефани. – Я просто подумала вдруг… даже не знаю, как сказать… Сейчас мне стало его немного жалко.

Кати не смогла удержаться и перебила Стефани, прежде чем та успела высказать свою мысль:

– Стало жалко? После всего, что он сделал? Ну и ну!

Тогда Стефани рассказала ей, каким несчастным выглядел Джеймс, когда она видела его последний раз, и что он до сих пор живет в мотеле, и поделилась печальной историей гибели собаки, которая показалась Кати при всей ее любви к собакам в чем-то даже забавной. Вполне банальный случай, и ведь не человек же умер от рака или руки убийцы. Просто Джеймсу стало жаль себя, потому что приходится ложиться в постель (даже в две постели), которую (которые) он сам себе постелил. Стефани упомянула, что собачка принадлежала советнику тори, и Кати со смехом предположила, что это, наверное, самый страшный кошмар для Джеймса – возможность конфликта с таким столпом общества. Но Стефани возразила, что он, кажется, больше не интересуется подобными вещами, просто расстроился, что допустил такую ужасную ошибку, а Чарльз Салливан вообще считает, что Берти умер по естественной причине.

– Боже мой, – сказала Кати. – Если бы кто-то сделал такое со Стенли, я бы озверела.

Едва лишь рассказав Кати про собаку, Стефани поняла, что не должна была этого делать. Когда Кати прощалась с ней, в ее голосе слышался азарт, и Стефани показалось, что она зарядила ружье и сама дала его ей в руки. Она уже собралась было перезвонить Кати и сказать: «Забудь все, что я тебе сейчас наговорила, я все это выдумала» или прямо попросить не совершать опрометчивых поступков. Но потом ей показалось, что тем самым только подольет масла в огонь. Ей оставалось надеяться, что удовольствие, которое доставит Кати приобретение нового дома, и упоение этой маленькой победой утолит ее жажду мести.

Весь день Стефани ходила по магазинам с Меридит в преддверии награждения мыльных опер. Меридит была выдвинута в номинации – лучшая актриса за душещипательный эпизод, в котором она узнает, что мужчина, за которого она собралась замуж, женат и имеет троих детей, которые, как водится, поселились по соседству. Награду оспаривала другая актриса, чья героиня только что скончалась от долгой и продолжительной болезни (у которой она выигрывала битву по всем статьям, пока не попросила у продюсера прибавки к гонорару), и еще одна, героиню которой посадили в тюрьму по ложному обвинению. Меридит доверительно сообщила Стефани, что покойницы на экране всегда получают награду, потому что судьи понимают – это последняя возможность отметить в данном сериале данного конкретного актера. Но воодушевленная своим триумфом Меридит была полна решимости превзойти соперниц в туалете, выбор которого полностью предоставила Стефани.

Сейчас в примерочной Ронит Зилка Меридит примеряла одно крупномасштабное одеяние за другим, а Стефани нетерпеливо ходила снаружи, словно будущий отец в ожидании первенца. Она волновалась оттого, что близилось время ленча и сейчас Меридит захочет основательно подкрепиться в ресторане на Харвей-Николз и пригласит ее составить ей компанию. За последнее время она испытывала к Меридит почти нежность – всегда легко быть добрым с людьми, которые слепо следуют вашим советам, но беседовать с ними особенно не о чем. Кроме того, Стефани нужно было время, чтобы обдумать новость, которую этим утром сообщил ей Майкл.

Но Меридит все это не интересовало. Без четверти два они принялись за устриц и калифорнийский протертый суп, и Стефани изо всех сил напрягала мозг, чтобы придумать тему для разговора. К счастью, Меридит некоторое время трещала о новом повороте сюжета в своем сериале и жаловалась на несправедливость – кое-кому из актеров пообещали дать перерыв в съемках, чтобы подзаработали в рождественских пантомимах, а другим, и ей в том числе, отказали. Стефани пыталась изображать сочувствие Меридит, которой зимой придется довольствоваться четырьмя тысячами фунтов в неделю вместо десяти тысяч, но это было нелегко. Потом разговор иссяк, и Стефани неожиданно для себя сказала:

– Мой бойфренд предлагает мне съехаться.

– Ого! – Меридит положила вилку. – Недолго же он размышлял.

– Почти шесть месяцев, – уточнила Стефани. – Разве это недолго? Я и сама вот думаю – не слишком ли поспешно? – Ну зачем она завела об этом разговор с Меридит, с Миссис Тайной Лесбиянкой? У нее, наверное, и отношений-то с мужчиной за всю жизнь не было.

– Это как посмотреть, милочка. Я как-то съехалась кое с кем через неделю.

Стефани едва не поперхнулась. Ей до смерти хотелось задать вопрос, и она изо всех сил сдерживала это желание. А Меридит продолжала:

– Но, честно говоря, в тот раз я сглупила. Уже через месяц мы разбежались.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – засмеялась Стефани.

– Я просто думаю – если вам кажется, что еще слишком рано, значит, так и есть.

– Да, мне так кажется.

Она и сама толком не знала, что именно ей кажется. Майкл упомянул об этом за завтраком таким будничным тоном, как если бы речь шла о приготовлении каши или состоянии индекса Доу-Джонса. Это предложение свалилось ей как снег на голову. От неожиданности она сначала рассмеялась, но он сказал, что говорит абсолютно серьезно и что просто бессмысленно жить порознь, раз они проводят вместе столько времени. Он очень серьезно относится к их отношениям и хочет, чтобы они перешли на новый, более здоровый уровень. Будет разумнее ему продать квартиру, а потом, если она захочет, на эти деньги выкупит вторую долю ее дома. Он понимал, что ей самой никуда переезжать не захочется. Стефани прежде всего думала о Финне. Они с Майклом хорошо поладили, хотя общего у них было не слишком много. Отца ему Майкл заменить никогда не сможет, это однозначно.

Стефани попыталась прислушаться к себе и… ничего не услышала. Ей казалось, что предложение Майкла должно было вызвать у нее восторг. Ведь оно обещало новую жизнь с порядочным человеком, явно ее обожающим. Не приходилось опасаться, что Майкл когда-нибудь заведет за ее спиной другую женщину. Он умен и талантлив. Но где-то на периферии сознания маячила тень сомнения, причину которого она никак не могла объяснить.

– Так вот, – продолжала Меридит, – вы или говорите ему, что хотите подождать еще немного, или же делаете пробный заход. Поживите вместе пару недель и тогда решите окончательно. Но пока не будете уверены, не говорите ему, что это насовсем.

– Вы правы, – вздохнула Стефани. – Конечно, все так. Но, честно говоря, я еще и боюсь. Что, если я скажу «нет», а он больше этого не предложит? – Господи, ну зачем она рассказывает все это именно Меридит? Стефани решительно не могла себя понять.

Меридит фыркнула.

– Ну так останетесь как были – вдвоем с Финном. Чем это плохо? Не говорите, Стефани, что вы превратились в одну из тех женщин, которые готовы жить хоть с Фредом Вестом, только бы не в одиночестве.

– Нет, конечно нет, – засмеялась Стефани. – Хотя шевелюра у него что надо.

– Если он увлечен всерьез, то и через полгода по-прежнему захочет съехаться. А если нет, вы просто будете знать, что поступили правильно. Как вы сами считаете?

– В этом, конечно, есть смысл. – Она провела ладонью по глазам. – Я просто никак не могу понять, почему не прыгаю от радости. Шесть месяцев назад я и представить не могла, что так скоро встречу кого-то. Да к тому же такого доброго, умного, любящего… – Она оборвала фразу, не зная, что еще сказать.

– Но?.. – вскинула брови Меридит.

Стефани вопросительно взглянула на нее, и Меридит пояснила:

– В ваших словах ясно слышится большое но.

– Но… даже не знаю… он как будто немного… он не… он любит джаз и разбирается в тенденциях мирового кино. Все его друзья – музыканты, фотографы, артисты. Или пытаются быть ими. В этом, конечно, нет ничего плохого, просто они принимают себя слишком всерьез. И он тоже. – Стефани понятия не имела, понимает ли Меридит то, что она пытается сказать. Она и сама себя не понимала. – Я думаю, что в этом и есть мое главное но. Он слишком уж правильный.

Меридит кивнула:

– Он, похоже, довольно…

– Скучный? Вовсе нет, он не скучный, он только чересчур… серьезный.

Я вообще-то хотела сказать, что он интересный человек. Не уверена только, что вполне в вашем духе, если вы меня понимаете. Не сочтите меня слишком бесцеремонной…

– Иногда мне так хочется немножко растормошить его, – вздохнула Стефани.

– Ну, если вы и вправду хотите послушать совета озлобленной старой девы, которая если и жила с кем-то, то не дольше четырех недель в восемьдесят девятом… Я вот что думаю… – Она сделала театральную паузу. – Ничего не делайте. Спешить вам некуда. Если подождете еще, ничего не потеряете, разве что не поспите ночь-другую.

Стефани засмеялась:

– Вот это совет! «Ничего не делайте»!

– Я вообще по природе ленива. Ничего не делать всегда мне кажется лучшим выходом.

Стефани благодарно улыбнулась:

– Спасибо, Меридит, я очень признательна вам, что вы меня выслушали.

– И она права! – с чувством проговорила Наташа. – Хотя как тебе пришло в голову советоваться с этой мымрой, когда ты можешь посоветоваться со мной, не понимаю!

– Она сказала именно то, что сказала бы ты, так какая разница? И кроме того, она мне нравится.

– С каких это пор?

– С тех пор, как она поверила в мою гениальность. А в последнее время она вообще лапочка.

Наташа фыркнула.

– В другой раз Меридит пойдет с тобой на свидание! Неудивительно, что она хочет разлучить тебя с Майклом. Небось почувствовала, что имеет у тебя успех.

– Ну, сейчас уже не семидесятые годы.

– Ты мне вот что скажи… – Наташа внезапно стала серьезной. – Когда он последний раз смеялся?

– Он умеет смеяться, – возмутилась Стефани. – Ты, собственно, о чем? Мне казалось, он тебе нравится. Ты вот ему определенно нравишься.

– Майкл и мне нравится, он толковый, заботливый… ну разве что не из тех, с кем можно подурачиться, вот и все, что я сказала.

– Мне с ним хорошо. Он добрый, умный, ответственный. И никогда мне не изменит!

– Потрясающе. Я очень даже понимаю, почему последнее кажется тебе сейчас самым важным, но… все это не значит, что ты должна считать, будто ваши отношения навсегда. Пока ты не будешь полностью уверена, а ты еще не уверена.

Стефани тяжело опустилась на диван. Внезапно ей стало жаль себя до слез. Она и вправду заплакала, настигнутая волной столь несвойственной ей жалости к себе. Наташа оторопела.

– Прости, Стеф, я не хотела тебя расстроить!

Стефани плакала редко, и, соответственно, когда это с ней случалось, то все, что копилось в душе с последнего раза, прорывалось наружу, и она уже не могла остановиться. Она попыталась объяснить, что Наташа ни в чем не виновата, но разговаривать и плакать в одно и то же время было очень трудно, и плач победил. Она потрясла головой в надежде, что Наташа поймет, что она хочет сказать. Поняла Наташа или нет, она подошла и села рядом, беспомощно погладила ее по ноге. Стефани сознавала, что подруга волнуется – за все годы их дружбы она едва ли видела Стефани плачущей, – но успокоиться не могла. Она даже не понимала толком, о чем плачет, она просто чувствовала себя опустошенной, будущее казалось ей беспросветным, а вся жизнь – прожитой зря.

– Тебе это очень нужно – иногда вот так выплакаться, – говорила Наташа тем временем. – А то ты всегда бодришься, а это неестественно. Многие женщины совсем расклеились бы, случись с ними нечто подобное, а ты только вздохнула. Это нездорово.

– О чем ты? Я пыталась держаться, и, по-моему, это правильно.

– Я тебя не критикую, Стеф, только никто не может пройти то, что прошла ты, и в какой-то момент не сломаться. Просто ты продержалась дольше, чем остальные. И это хорошо. Если бы я терпеть не могла все новомодное, я сказала бы что-то вроде «Подниматься не начнешь до тех пор, пока не позволишь себе окончательно пасть». Но я подобное никогда не скажу, а скажу я то, что вся эта твоя месть Джеймсу…

– Которую ты считала правильной!

– …которую я считала правильной, и Майкл нужны были тебе для самосохранения. Они помогли тебе продержаться в самое трудное время. Они дали тебе возможность отвлечься. Оттянули момент, когда ты по-настоящему осознала то, что с тобой произошло, но теперь ты уже достаточно собралась с силами, чтобы с этим справиться. И вот с этого момента ты уже по-настоящему можешь идти дальше.

– У нас с Майклом все прекрасно! – резко возразила Стефани. – Если он тебе не нравится, это твоя проблема. – Она отмахнулась от Наташиных возражений. – Раньше тебе не нравился Джеймс, а теперь вот Майкл.

Она тут же поняла, что ее слова звучат ребячливо. Ведь Наташа оказалась права, недолюбливая Джеймса, подруга просто близко к сердцу принимает ее интересы. И если Стефани даст себе без труда задуматься, то согласится, что в Наташиных словах о ее отношениях с Майклом что-то есть. Но Стефани не собиралась позволять себе задуматься.

– Я разрешу ему переехать ко мне, – произнесла она задиристо. – Он славный, и нам хорошо вместе.

– Ну, если ты и правда этого хочешь, тем лучше, – сказала Наташа. – Я просто хотела убедиться, что ты абсолютно уверена. Я правда очень рада, раз это делает тебя счастливой. – Она протянула руки, чтобы обнять Стефани, но та отстранилась. Она была по горло сыта Наташиными советами. Она очень кстати забыла, что сама требовала этих советов, что именно Наташе звонила в два часа ночи, когда не знала, что делать, и Наташа всегда готова была все бросить, чтобы выслушивать ее жалобы. Стефани встала и взяла пальто.

– Мне пора, – холодно сказала она и вышла не попрощавшись.

Глава 47

Единственной профессиональной ошибкой, совершенной Джеймсом – единственной, которая действительно имела значение, – было то, что он сразу не принял на себя вину в гибели Берти. Чарльз Салливан мог разгневаться, мог передоверить заботу о своем коте и второй собаке другому ветеринару, мог даже пригрозить предъявить иск за понесенный ущерб. Но он никогда не потребовал бы у Гарри уволить Джеймса. И даже в этом невероятном случае, если бы Джеймс в последнее время не был рассеянным, каким-то взлохмаченным, Гарри едва ли прислушался бы к требованию клиента. Но вышло так, что Гарри и сам был озабочен состоянием Джеймса, и, когда ему позвонила женщина, назвавшаяся референтом Чарльза Салливана, и сказала, что у Чарльза есть основания считать, что Берти погиб из-за допущенной Джеймсом халатности – а причиной гибели стал ватный тампон, застрявший в горле песика, – он, недолго раздумывая, вызвал Джеймса к себе в кабинет для объяснений.

– Это была случайность, – сразу сказал Джеймс, ошибочно полагая, что медсестра Аманда как-то прознала, что именно произошло в операционной, и сообщила боссу.

– Так ты хочешь сказать, что это правда? Значит, ты пытался скрыть факт, что собака Чарльза Салливана умерла по твоему недосмотру?

– Я виноват, – проговорил Джеймс. – Но ты сам знаешь, как случаются такие вещи…

– Погоди, Джеймс, – перебил его Гарри. – Ты меня не понял. Я не из-за Берти злюсь, а из-за того, что ты выставил меня идиотом. Ты поставил меня в ситуацию, когда я был вынужден защищать тебя, не располагая фактами.

Это был прямой обман, сказал Гарри. Он, захваченный врасплох, оказался в трудном положении и вел разговор вслепую, чтобы не произвести впечатление, словно он не ведает, что творится у него в операционной. Он чувствовал себя круглым дураком, пытаясь убедить женщину – а она говорила от имени Чарльза и была очень сердита, – что лично выяснял, что именно случилось во время операции. Джеймс сам-то видит, насколько скверно все получилось? Он сам чувствует, что последнее время создает проблемы? Ему очень жаль, сказал Гарри, и Джеймс ему почти поверил, увольнять его, но выбора у него нет. Этот случай могут предать гласности, и о лечебнице пойдет дурная слава… или же Джеймс добровольно уйдет в конце недели. Пусть Джеймс сам подумает и поступит, как считает правильным.

Джеймс не сомневался, что правильно было поступить так, как он собирался поступить вначале. Он и должен был это сделать сразу же и тогда не оказался бы в нынешней ситуации. Он должен был поступить правильно еще год назад, когда Кати и Стенли впервые появились в его приемной. Он сказал Гарри, что примет всех пациентов, которые успели к нему записаться, и тогда уйдет – тихо и без шума.

И вот он стал безработным. Еще недавно у него была собственная процветающая практика, красивый дом и в равной степени красивая жена (уже не говоря о любовнице, но он даже наедине с собой пытался затушевать свои ошибки), а теперь он не имеет работы и живет один, никому не нужный, в захудалом мотеле. Менее чем за полгода у него не осталось ни дома, ни семьи, ни денег, ни самоуважения. И гордости тоже не осталось, горько подумал он.

Осталось теперь только отрастить волосы, пойти на улицу и сидеть весь день в картонной коробке, ну, может быть, с облезлой собакой на веревочке. Он слышал, что такую собаку можно арендовать на несколько часов в день у одного старика, который держит их дюжину. Чем несчастнее у собаки вид, тем лучше. Люди склонны скорее давать деньги собаке бездомного, чем самому бездомному. Таков этот мир, думал Джеймс.

Может быть, стать алкоголиком или собирать пустые бутылки? Но он даже бродягой приличным сделаться не сумеет. Может, выбрать преступный путь, погрязнуть в наркомании? Неудивительно, что Стефани не хочет больше иметь с ним дело. Джеймс раздумывал, что эффективнее – яд или веревка, когда зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей. Финн! Ну конечно Финн, подумал он, Финн все еще любит его. Из-за Финна стоит жить дальше.

– Привет, старик, – сказал он, прослезившись при мысли о сыне.

– Ты где? – раздался в трубке сердитый голос Финна. – Ты же обещал, что придешь!

Джеймс пришел в смятение. Но куда? Он взглянул на часы – было уже без пяти четыре. Как это могло случиться? Черт, подумал он, и сердце у него упало. У Финна сегодня футбольный матч. Несколько дней назад, когда еще чувствовал себя нормальным человеком, он пообещал сыну, что придет болеть за него и договорится с Гарри, что его пациентов примет другой врач. Начало матча ровно в четыре. Проклятье!

– Меня задержали. Но я уже выбегаю. Извини, Финн-стер! Мне надо было позвонить тебе. – Он начал торопливо засовывать в карманы ключи и деньги, чтобы не терять времени.

– Ты просто забыл! – уже кричал Финн. – Никогда больше не хочу тебя видеть! Ненавижу тебя!

В трубке раздались гудки. Вот так! Джеймс выбежал в приемную, опустив глаза. Там сидела Черил Маршалл с пуделем Ронни, которым было назначено на четыре часа. Оба выжидательно смотрели на Джеймса. Он так старательно избегал встретиться взглядом с Черил, что едва не налетел на Гарри, который шел по коридору с маленькой собачкой на руках, видимо направляясь в операционную.

– У меня неотложное семейное дело, – пробормотал Джеймс не останавливаясь.

– А твои пациенты?! – воскликнул Гарри.

– Я у тебя больше не работаю, Гарри! – крикнул Джеймс, устремляясь по коридору к выходу. – Так что пошел ты на… – добавил он для ровного счета, хотя потом решил, что это был перебор. Но в тот миг ему казалось правильным послать босса подальше ради сына. Господи, как все сложно! Таким вещам следует учить в школе. «Как сохранить мораль на должном уровне», «Честность для начинающих» или «Дорогами правды»…

Стефани терпеть не могла стоять вместе с остальными родителями у края спортивной площадки. Нет, ей нравилось наблюдать, как играет ее сын, она чуть не лопалась от гордости, когда он перехватывал мяч, и восторженно кричала «Бей!». Ее удручала необходимость вести разговоры с другими родителями – здесь были в основном мамаши, кроме отца Шэннон Карлинг, чья жена умерла вскоре после рождения Шэннон и который работал по свободному графику, чтобы иметь возможность растить дочь. Подразумевалось, что, если у них у всех дети одного возраста, значит, и интересы должны быть общие. Какое заблуждение! Многие из мам были вполне симпатичными, с некоторыми она даже дружила, но преувеличенное веселье, обязательный шутливый тон беседы ее утомляли. Кроме того, она сегодня была в плохом настроении, потому что Джеймс, обещавший прийти болеть за Финна, так и не появился. Самой ей было все равно, придет он или нет, но Финн очень расстроился. Подобная необязательность была совсем не в духе Джеймса, такого, каким он был в последнее время. Он просто из кожи вон лез, доказывая, какой он заботливый отец.

Она снова посмотрела на часы – четверть пятого! Финн с несчастным лицом уныло бегал по площадке. Она огляделась – не появился ли Джеймс. Он, кажется, сказал Финну, что уже едет, и в эту секунду Джеймс вынырнул из-за угла школы весь красный и потный, словно убегал от погони. Мамаши дружно оглянулись на него, и Стефани угадала их мысли. Они определенно были рады, что это не их мужья выставляют себя в таком глупом виде, и в то же время завидовали Стефани, что ее муж – хотя ему и предстояло вскоре стать бывшим – дает себе труд посещать школьные мероприятия.

– Ты что – бежал всю дорогу? – спросила Стефани, когда он плюхнулся рядом с ней на траву.

Он кивнул, хватая ртом воздух.

– Ну, лучше поздно, чем никогда, – проговорила она и тут же осудила себя за язвительность и за употребление затасканного выражения.

Джеймс не ответил. Едва он отдышался, как тут же вскочил на ноги и принялся подбадривать Финна криками. Тот, услышав голос отца, просиял и обернулся, мгновенно забыв обиду и все простив, как это умеют делать дети.

Больше они не разговаривали до конца матча, пока к ним не подбежал радостный Финн – его команда победила со счетом пять – четыре, повис у отца на шее и спросил, придет ли он пить чай. Стефани заметила, как Джеймс нервно взглянул в ее сторону.

– Пожалуй, я… – начал он, но Стефани перебила его.

– Конечно, папа будет рад, если только у него нет срочных дел, – сказала она, сумев подкрепить слова улыбкой. Финну это доставит радость, вознаградит его за пережитое разочарование.

Джеймс благодарно улыбнулся ей в ответ:

– У меня нет абсолютно никаких дел.

Во время раннего ужина Стефани показалось, что Джеймс выглядит подавленным. Она приготовила ужин в шесть, рассчитывая после него уединиться в своей комнате, пока Джеймс и Финн поиграют часа два в саду, прежде чем Джеймс вернется в свой мотель.

Джеймс дурачился, вспоминал старые считалочки, которые заставляли их обоих хохотать и которые имели скрытый смысл только для них обоих. Но Стефани чувствовала, что мыслями он где-то далеко. Финн ничего не замечал, он был в восторге оттого, что отец видел, как именно с его решающей подачи был забит третий гол, но Стефани заподозрила: что-то произошло, и более серьезное, чем его прежние неприятности, и он намерен поделиться этим с ней. Она не чувствовала уверенности, что сможет войти в эту новую его проблему, она сейчас была озабочена тем, как и когда обрадовать Майкла доброй вестью. Пока она, сама не зная, почему, оттягивала этот момент.

Уже в половине восьмого усталый Финн сам захотел спать, и было ясно, что Джеймс пока уходить не собирается. Стефани неохотно открыла бутылку каберне-совиньон и предложила ему бокал.

– Я могу выпить хоть целую бутылку, ведь завтра на работу мне идти не нужно, – мрачно усмехнулся Джеймс и замолчал, ожидая, чтобы она спросила: почему? И она, естественно, спросила.

Когда Джеймс дошел до звонка референта Чарльза Салливана, Стефани сразу догадалась, откуда ветер дует.

– Это была женщина? – спросила она.

– Какая женщина? – переспросил Джеймс, озадаченный ее странным интересом.

– Референт, который звонил. Это была женщина, ты не знаешь?

Джеймс наморщил лоб:

– Вроде бы да. Но какая разница?

Стефани чувствовала, что сейчас не сможет рассказать ему все. И если даже впоследствии решится это сделать, то сперва все тщательно продумает.

– Просто стало любопытно. Ну, продолжай.

Когда он рассказал, как Гарри уволил его, она громко выдохнула. Вот куда уже все зашло! То, что, ко всему прочему, Джеймс еще и оказался без работы, отразится и на ней и, что гораздо более важно, на Финне.

– Не знаю, что мне теперь делать, – грустно проговорил Джеймс, и вид у него был такой несчастный, что она не могла его не пожалеть.

– Я думаю, придется все-таки продать дом, – сказала она, и ей показалось, что Джеймс сейчас расплачется. – Купим взамен два маленьких домика.

– Нет! Я говорил уже, что этого не будет. Я вовсе не потому рассказал тебе. Обещаю, что как-нибудь выкручусь сам.

Он завершил свой рассказ тем, как, торопясь успеть на матч Финна, нахамил Гарри по пути к выходу. Когда он описал, с каким изумлением вылупился на него бывший босс, Стефани не смогла сдержать смеха.

– Неужели ты и правда сказал ему это?

– Правда.

– Очень своевременно!

– Он сделал такое движение, словно хотел убить меня на месте, но на руках у него была чихуа-хуа, так что выглядел он не таким мачо, как рассчитывал, – сказал Джеймс, невольно улыбаясь.

– Тебе следует заявить на него в полицию. Пожалуйся, что он угрожал тебе собакой. Их приравнивают к смертельному оружию.

– На ней была малиновая попонка, – уточнил он, неудержимо хихикая, – а на коготках – лак. Я отчетливо разглядел. И тоже малиновый!

Стефани вытерла глаза.

– Наверное, она собиралась изменить форму носа!

– Или увеличить объем грудей, – добавил Джеймс. – Всех шести.

– Хочешь еще вина? – спросила Стефани и сама себе удивилась.

– Спасибо, – кивнул он, подставляя ей бокал.

Когда часа почти через два с половиной, в течение которых они болтали и смеялись и Джеймс даже почти перестал жалеть себя, он ушел, Стефани кинулась звонить Кати. Ее поступок потряс Стефани. У нее горели щеки, когда она вспоминала, что идея мести принадлежит ей. Правда, честно говоря, на эту мысль навела ее Наташа, а в данный момент Стефани испытывала противоречивые чувства к Наташе с ее советами. Она старалась не думать о том, как вела себя с подругой во время последнего разговора. Такими темпами скоро все, о чем она ни подумает, будет вызывать неловкость и тревогу.

В трубке слышались долгие гудки, и в конце концов телефон переключился на автоответчик. Стефани оставила сообщение, пытаясь говорить дружелюбнее, но она хотела, чтобы Кати перезвонила. «Кати, привет, это Стефани. Позвони мне. Мы так давно не разговаривали». Потом она оставила такое же сообщение на ее домашнем телефоне.

Спустя примерно час она снова перезвонила – и снова безрезультатно. Она оставила новое сообщение, в котором очень просила Кати непременно перезвонить сегодня же, невзирая на позднее время, и заранее благодарила. Она положила мобильник на тумбочку возле кровати и легла спать очень злая.

Спала Стефани плохо. Она со страхом представляла, до чего еще способна дойти Кати. Эта женщина просто сошла с ума и уже не может остановиться. Досадить Джеймсу – это одно. Но разрушить его жизнь полностью – совсем другое. Стефани считала, что наказание должно соответствовать преступлению. Да, она хотела, чтобы он пережил унижение, потому что сама его пережила. Да, ей хотелось, чтобы он почувствовал стыд, боль, раскаяние.

Но они с Кати смогли собрать свою жизнь по кусочкам. Как бы он с ними ни поступил, у них все равно оставались и работа, и жилье, и друзья. На этом прочном фундаменте они могли выстраивать жизнь заново. Было слишком уж сурово лишать Джеймса всего, что он имел, оставлять его ни с чем. Уж не говоря о том, что вред такого рода, причиненный Джеймсу, непременно отразится на Финне. Финн уже потерял отца и теперь, возможно, потеряет дом и сад, который так любит. Они вполне могли бы устроиться с удобствами и в доме поменьше, этот для них двоих на самом деле слишком велик, но дело в другом. Дело в том, что сейчас Финн больше всего нуждается в стабильности.

Она встала в половине седьмого, сварила кофе и попыталась чем-то занять себя, чтобы удержаться и не позвонить Кати в такую рань. Она принялась пылесосить палас, из-за шума проснулся Финн и вышел из комнаты, чтобы узнать, в чем дело. Когда Стефани отвела его в школу и вернулась, было уже девять. Теперь она могла звонить, не боясь нарушить приличия.

Но по обоим телефонам Кати снова никто не отвечал. Ночью Стефани пришло в голову, что Кати просто ее избегает. Теперь она представляла, как Кати стоит с мобильником в руке и проверяет, от кого звонок, прежде чем решить, ответить или нет. Она оставила еще два вежливых, но натянутых сообщения, которые уже не звучали так дружелюбно, как вчерашние: «Кати, я в самом деле хочу поговорить с тобой, узнать, как твои дела. Позвони мне». С ума сойти! Теперь Кати может до конца жизни не отвечать на ее звонки, если не захочет. Следовало что-то срочно предпринять.

Когда Джеймс вернулся домой – точнее, в мотель, который отныне заменял ему дом, – он чувствовал себя хоть и не вполне в норме из-за выпитых четырех бокалов вина, но на удивление бодро для человека, только что потерявшего работу. Стефани подбодрила его, как он на то смел надеяться. Посмеявшись часика два над своей трагической ситуацией, он почувствовал себя совсем другим человеком.