Текст книги "Дорогой, все будет по-моему!"
Автор книги: Джейн Фэллон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Глава 17
Джеймс проснулся с тяжелой головой и пересохшим ртом. Он слишком перебрал вчера. Повернулся на спину и, морщась от света, осторожно приоткрыл один глаз. Кати, наверное, уже встала. Он глянул на будильник. Вроде бы… нет, не может быть… десять минут одиннадцатого! Или ему сегодня не надо быть в лечебнице?
Снизу доносился какой-то шум. Говорило радио, гремели тарелки. Должно быть, Кати моет посуду. Тут он все вспомнил и уронил голову на подушку. О черт! О боже! Вот дерьмо!
Он вспомнил неловкое молчание, воцарившееся после того, как Сэм прочла надпись на чеке из «Ле Жоли Пуле». Сперва он попытался обратить все в шутку, его ум метался, как загнанный заяц, мучительно подыскивая хоть какой-то способ замести следы. Потом он попробовал намекнуть, что купил лишь полуфабрикаты для каждого из блюд, которые для удобства упаковали все вместе, и, хотя присочинил немного, говоря об очистке креветок и добывании яблок, все равно самолично приготовил каждое блюдо из купленных продуктов.
Но Ричард, черт бы его побрал, зашелся отвратительным, напоминающим крик осла смехом и заявил, что видел все эти блюда в магазине в готовом виде, и выходит, Джеймс всех их надул? Не оставалось ничего иного, как признаться.
Гости восприняли это очень великодушно – ведь он, в конце концов, никого не зарезал и не сделал ничего запрещенного, но его окончательно убила вежливая снисходительность, звучавшая в их словах. Он понял: все они единодушно решили, что он жалок, ненадежен и вел нечестную игру. Никто не осудил его в лицо, но Джеймс знал – как только они уйдут, тут же отправятся к кому-нибудь из них – возможно, к Сэм и Джеффу, их дом был неподалеку, – и там тщательно перемоют ему кости. Припомнят все случаи, когда он, по их мнению, вел себя странно или говорил какие-нибудь нелепости. Высмеивая его, они теснее сплотятся.
Не было необходимости говорить, что он безвозвратно выпал из их маленького кружка. Отныне все они станут ссылаться на всякие неотложные дела, и неделя будет проходить за неделей, пока ему просто не надоест пытаться назначить дату новой встречи. А шестерка будет продолжать встречаться регулярно без него и Кати, и, поедая подгоревшую утку и скользкий картофель, они станут посмеиваться над тем, как он опростоволосился.
Джеймс судорожно глотнул воды из стакана, который Кати поставила рядом с кроватью. Теперь он вспомнил, что после того, как гости разошлись, они с Кати поссорились, потому что он испытывал потребность обвинить кого-то в катастрофе. Потом он один прикончил бутылку виски и заснул только под утро.
Джеймс громко застонал. Он чувствовал себя безнадежным идиотом. Как вообще могло случиться, что он оказался в такой заднице? Ни один из остальных тоже не умел готовить, ну и что? Ему следовало в первый же раз, едва только они начали хвалить его еду, откровенно во всем признаться, объявить: «Вообще-то я все это купил, повар из меня никудышный». Они бы посмеялись, и только.
Но ему льстило их внимание. Его всегда тянуло к «сливкам общества», как говорила его мать. Он постоянно чувствовал себя немного ущербным из-за того, что учился в обычной средней школе, что не унаследовал никакой собственности. И втайне мечтал, чтобы его считали одним из них. Как местный ветеринар, он сумел снискать расположение жителей поселка, стал чувствовать себя неотъемлемой частью общины, но ему также нравилось сознавать свою важность. Дружба с местными «патрициями» питала его потребность в общественном признании. Он был просто смешон!
Прежде всего ему следовало помириться с Кати. Она уж точно ни в чем не виновата, более того, он все это время своим притворством ставил ее в неловкое положение. Она, конечно, считает его идиотом. Он выбрался из кровати и нетвердыми ногами ступил на пол. Прежде всего надо наведаться в ванную.
Минут десять спустя, почистив зубы и умывшись холодной водой, он осторожно вошел на кухню, где Кати скребла пластиковую столешницу. Когда он сзади обнял ее за талию, она слегка напряглась.
– Прости, ну прости, – пробормотал он, утыкаясь носом ей в шею. – Как я мог упрекнуть в чем-то тебя!
– Не важно, – мягко сказала Кати. – Я все понимаю.
Кати – вот умница! – догадалась позвонить Малкольму и предупредила его, что Джеймс сегодня не придет на работу, потому что неважно себя чувствует. Она успела убрать все, что напоминало о злополучном обеде. Пустые бутылки и раковины моллюсков были выброшены в мусорный бак, который уже опустошили мусорщики. Она с удовольствием делала вид, что ничего не случилось, и, как обычно, кудахтала над ним, сварила ему кофе и сделала невероятных размеров бутерброд, заставивший его поперхнуться.
Джеймс чувствовал потребность обсудить свой вчерашний позор, чтобы трезво оценить, какие могут быть для него худшие последствия. Но он знал, что это бесполезно – Кати станет уверять его, что все хорошо и что вредно зацикливаться на неприятных событиях прошлого, даже если это прошлое – вчерашний вечер.
Он подумал, что Стефани, напротив, позволила бы ему это сделать. Она бы даже рада была посмаковать мучительные подробности. И они, вспоминая случившееся, нашли бы в нем и что-то забавное: остолбенелое выражение лица Сэм с криво накрашенным ртом, когда она прочитала чек, или как Хью долго не мог взять в толк происходящее, так что Элисон пришлось растолковывать ему: «Джеймс все время покупал готовую еду, дорогой, а не готовил ее сам!».
Постепенно они стали бы хохотать, и вся история показалась бы уже не такой трагичной. Он попробовал напомнить Кати о том, как Сэм, спеша покинуть зачумленное место, споткнулась на крыльце и у нее задралась юбка, обнаружив волосатые ноги и практически полное отсутствие белья, но он знал, что она даже не улыбнется, а скажет только: «Бедняжка Сэм!» Нет, забыто так забыто, решил он и снова отправился в кровать.
– Вот это идеальный вариант! – заявила Меридит, разглядывая свое отражение в зеркале, и Стефани подумала: а не послать ли все к черту? На актрисе было густо-зеленое одеяние, наверняка прельстившее бы юную диснеевскую принцессу. Ныряющее декольте открывало увядшую грудь, заниженная талия делала широкие бедра еще более внушительными. Они находились в примерочных Селфриджа, и Стефани позволила клиентке надеть это платье, чтобы продемонстрировать, как плохо она в нем выглядит.
– Меридит, оно вовсе не украшает вашу фигуру, – сказала она как могла дипломатичнее. – Правда? – обратилась она к Наташе за поддержкой.
– Нет, ну почему же?.. – промямлила Наташа, которая робела перед Меридит.
– В нем мне удобно, а раз вы до сих пор не нашли ничего лучшего, значит, я остановлюсь на этом!
Стефани уязвил обидный намек в замечании Меридит на ее недостаточный профессионализм.
– Я считаю, надо еще поискать. У нас в запасе пара недель, и мы непременно найдем то, что устроит всех нас.
– А если это платье к тому времени продадут? Если и вы не найдете то, что мне понравится, и это ускользнет из-под носа?
Стефани взглянула на переливчатое уродство цвета горохового супа. Трудно было представить, что покупательницы станут рвать это чудо с оборочками друг у друга.
– Мы вот как поступим, – решила она, – купим его, но, как только найдем что-то получше, сдадим назад.
– Если вы найдете что-то получше, – холодно заметила Меридит.
– Ну разумеется если, – фальшиво улыбнулась Стефани. Украдкой от Меридит она взглянула на часы. Сегодня вечером ей хотелось поскорее вернуться домой, хотя она и оттягивала этот момент. Сегодня возвращался Джеймс, и ей предстояло увидеть, насколько сильно задела его их первая стрела. Конечно, с ней он не сможет поделиться своей неудачей, но Кати рассказала достаточно, чтобы она поняла – Джеймс испытал унижение и чувствует себя дураком. Вчера он ходил на работу и пришел домой кипя от злости. Оказывается, Малкольма вызывали Ричард и Симона к своему подцепившему ушную инфекцию Лабрадору, и Симона рассказала ему всю историю. А Малкольм в свою очередь пересказал ее Саймону и Салли, и Джеймс весь день подвергался беспощадному – хотя Кати и сказала, что скорее дружескому, – осмеянию.
– Он особенно злится на Симону, – сообщила Кати. – И это просто смешно, потому что он, кажется, вбил себе в голову, что нравится ей.
– Что – на самом деле? – спросила Стефани, смеясь.
– Ну нет, не думаю. Ричард – роскошный мужчина и обожает Симону. Я думаю, с ее стороны это была вежливость.
– Ну а ты как чувствуешь себя после всего этого? – поинтересовалась Стефани.
– Наверное, ужасно в этом сознаваться, но я чувствую себя великолепно. Поделом ему! – убежденно проговорила Кати.
Интересно, думала Стефани, может быть, на этот раз Джеймс искренне хочет поскорее вернуться в Лондон, потому что здесь никто не знает, каким он выставил себя идиотом? Она собиралась этим вечером быть особенно внимательной к нему. Но это будет затишье перед бурей, пока они с Кати решают – какой сделать следующий ход.
Без пяти пять они с Наташей ехали в такси на север столицы, а в пакете на сиденье между ними лежало зеленое безобразие. Кати говорила, что Джеймс обыкновенно уезжает в Лондон в половине второго, но он никогда не возвращался домой раньше пяти. Ни одна из них не знала, почему его возвращение отнимало столько времени.
– Помни, – напутствовала ее Наташа при расставании на углу Белсайз-авеню, – стисни зубы и улыбайся.
Когда такси подвезло Стефани к дому, она заметила на углу припаркованную машину Джеймса. Сегодня он прибыл раньше обычного! Стефани улыбнулась. Они таки попали в цель!
– Привет! – крикнула Стефани, открывая дверь. Финн прыгнул на нее откуда ни возьмись, а появившийся из гостиной Джеймс сгреб в медвежьи объятия.
– А ты сегодня рано, – проговорила она, переводя дух, когда он поставил ее на пол.
– Сегодня дорога на редкость свободная, и я почти весь путь выжимал девяносто. Так рвался домой! Очень соскучился по вам обоим.
– Прекрасно. – Она выскользнула из его рук. – Как раз поможешь Финну с уроками.
– Ну, как прошла твоя неделя? – спросила Стефани, когда они сели за стол.
– Все хорошо, – ответил он как ни в чем не бывало. – А у тебя как? Меридит все так же снится тебе в ночных кошмарах?
Стефани решила, что ослышалась – Джеймс никогда не спрашивал ее о работе. То, что он запомнил имя клиентки, уже было необычайным событием.
– О боже! – воскликнула она. – Не напоминай мне о Меридит.
Джеймс засмеялся:
– Давай-давай, рассказывай, я хочу послушать. Сильно она тебя достает?
А ему в самом деле тошно, раз он так упорно уводит разговор от себя, подумала Стефани. Она рассказала про зеленое платье и даже достала его из пакета для иллюстрации. Он захохотал и сказал, что Меридит в нем будет точь-в-точь болотная кочка. На секунду Стефани забыла о том, что происходит сейчас с их семейной жизнью, и поразилась, насколько легко ему удается делать вид, что все хорошо. Словно они – просто счастливая пара, отдыхающая после трудового дня, и у него нет никакой любовницы про запас в деревне. И вся его жизнь чиста от лжи.
– Уберу-ка я его, чтобы не помялось, – сказала она, укладывая платье в пакет, – на случай, если придется возвращать его обратно в магазин.
Глава 18
У Кати выдался удачный день.
Хотя начался он неважно. Вчерашнее происшествие за обедом изрядно подняло ей настроение, вид растерянного и смущенного Джеймса неожиданно доставил ей удовольствие, отчего она испытала и чувство вины, и тайное ликование. Раньше она думала, что ей станет жаль его и захочется сразу признаться в своей роли в этом трагикомическом разоблачении, но она обнаружила в себе хорошо скрытый стальной стержень, и жалкий вид Джеймса оставил ее безучастной.
Когда этим утром они простились на очередные три дня, Кати отчетливо осознала, что с их прежними отношениями – которые она еще пару недель назад считала идеальными – покончено. Она расплакалась у него на плече, а Джеймс – вот глупец! – решил, что она уже начинает скучать по нему, хотя отчасти, конечно, так и будет. Он поцеловал ее в волосы.
– Я в воскресенье вернусь, малышка, – сказал он, и Кати, подметив, какой у него снисходительный тон, быстро перестала плакать и вспомнила, на чем сейчас должна сосредоточиться и почему.
Когда он уехал, она проверила электронную почту и нашла там сообщения от Хью и Элисон («Мы чудесно провели вечер. Давайте поскорее все повторим») и От Сэм и Джеффа («Как всегда, огромное спасибо!»). Никто не упомянул о неловком окончании обеда. Впрочем, она знала, что никто об этом и не упомянет, все они просто исчезнут за горизонтом, а со временем допустят в свой избранный круг новую пару «из малообеспеченных». Если повезет, ей больше не надо будет натужно поддерживать ни с кем из них вежливую беседу, помимо «как поживаете?» при случайной встрече на почте. Ричарда и Симоны ей будет больше не хватать – они как-никак были ее ровесниками и кое-что общее у них имелось. Они скорее найдут все случившееся просто забавным, и, если Кати через какое-то время позвонит Симоне и предложит сходить в кафе, та согласится. Конечно, пока она не станет общаться ни с кем из них, потому что Джеймс слишком сконфужен, чтобы сделать первый шаг, а она хотела, чтобы он подольше помучился из-за потери друзей.
Кати прошлась по своему маленькому домику, представляя, как приятно будет снова стать здесь единственной хозяйкой. Можно купить гиацинтовой или розово-лиловой краски и обновить гостиную, выкрасив стены в цвет, который никогда не потерпел бы Джеймс. Можно весь день жечь свечи, не боясь, что он скажет, будто у нее пахнет как в церкви. Стенли снова будет позволено лежать на диване. Прежде чем без нескольких минут девять позвонили в дверной звонок, Кати успела мысленно заново оформить интерьер дома и совсем забыла об очередном визите Оуэна. Она стала задавать обычные вопросы («Как вы спите? Покажите, пожалуйста, язык»), слегка нервничая в ожидании, что он сейчас снова заговорит о своих несчастьях. Но Оуэн удивил ее.
– Я переезжаю, – сказал он вдруг.
– Да? Но это же хорошо.
Прежде он всегда говорил, что его ни за что не выживут из дома, несмотря на мучительную ситуацию.
– Я буду теперь жить на Спрингфилд-Лейн. Я только что снял там бунгало.
– Как вы решились? – спросила Кати.
– Вспомнил о том, что вы толковали мне на прошлой неделе. Что негативная энергия может тебя разрушить, если не поостережешься.
– Я твердила это вам с самого начала, – засмеялась Кати.
Оуэн взъерошил себе волосы.
– Наверное, до меня дошло наконец. Хочу сказать спасибо. Когда я решился, мне сразу полегчало. Точно, как вы и говорили. Я снова как бы обрел контроль над собой.
Кати почувствовала гордость – словно мать, наблюдающая, как ее сын впервые проехал по дорожке от дома до калитки на двухколесном велосипеде.
– Замечательно! – воскликнула она. – Вы молодец.
Как здорово было думать, что она изменила к лучшему чью-то жизнь, даже если эта жизнь совсем незначительная. Она упивалась этим чувством, даже когда Оуэн стал рассказывать, как он, укладываясь, перебросил вещи жены через забор, почти все предварительно изломав и испортив. Одну из них – маленькую китайскую вазочку эпохи Мин, которую мать Мириам подарила ей на свадьбу и которую Оуэн нашел в коробке на антресолях, – он запустил в теплицу Теда, разбив в ней стекло.
– Она, наверное, дорого стоила? – спросила Кати, не зная толком, что сказать.
– Ничего, поделом ему. Как-то ночью я заглянул через забор и увидел, как они там лизались. Совсем потеряли стыд, даже ставни не опустили, – скрипнул зубами Оуэн.
Кати невольно рассмеялась:
– Я говорю про вазочку.
– Ну не знаю. Может быть.
Было похоже, что, несмотря на все заверения Оуэна о решимости идти вперед, они продолжали буксовать на прежнем месте. («Она шлюха, он кусок дерьма».) Но когда Кати попросила его описать новый дом, Оуэн быстро переключился, и новообретенный оптимизм вернулся к нему. Оставшееся время они обсуждали ламинат и обои, и, хотя Кати с удовольствием удалилась бы в соседнюю комнату, пока иглы творили чудеса, как она поступала с остальными пациентами, час прошел гораздо плодотворнее и приятнее, чем прежде.
– Может быть, – рискнула предположить Кати, когда сеанс лечения был окончен, – когда вы устроитесь на новом месте, сможете подыскать себе и новую работу?
Она не стала добавлять то, что хотела добавить: «И тогда сможете выплатить мне деньги, которые задолжали», но намек был очевиден.
– Ну да, – заулыбался Оуэн, – кто знает, может, что и получится.
Когда он ушел, она надела жакет и поехала сначала в хозяйственный магазин на окраине Линкольна, где взяла каталог пастельных красок, а потом в газетном киоске купила несколько журналов по дизайну интерьера. Не помешает почерпнуть несколько новых идей.
– Я устал, может быть, не пойдем никуда? Ляжем спать пораньше?
– Но я заказала билеты, – невинно улыбнулась Стефани. – Ты столько раз говорил, что хочешь посмотреть этот фильм. Вот и решила сделать тебе сюрприз.
– Ну да. Прекрасная была мысль, только, пожалуй, мне не высидеть сегодня два часа. Может быть, обменяешь их на другой день?
Стефани старательно сделала обиженное лицо.
– Но я уже договорилась с Эдной, чтобы она пришла посидеть с Финном. Ну пойдем, Джеймс, я так давно никуда не ходила!
Джеймс сильно потер лоб ладонью.
– Ну хорошо, – сказал он. – Во сколько там начало?
Победа! Джеймс, конечно, и предположить не мог, что Стефани прекрасно знает, что в начале недели он ходил на новый супербоевик Уилла Смита с Кати. Кати сообщила ей в одном телефонном разговоре, что они с Джеймсом ходили в кино (чтобы отвлечь его от воспоминаний о закончившейся катастрофой вечеринке), и передала слова Джеймса, сказанные им после фильма: «Я лучше выколю себе глаза, чем еще раз пойду на это дерьмо».
– Супер! – воскликнула Стефани. – Иду выкупать билеты.
– Знаешь что, – сказал Джеймс, когда пришло время им выходить из дому, – я слышал, что фильм совсем не такой интересный, как говорится в рекламе.
– От кого ты слышал? – спросила Стефани.
– Прочел где-то рецензию. Уже не помню где.
– Ну, на каждый фильм приходится хотя бы по одной ругательной рецензии. Назови хотя бы один, который получил только положительные отклики?
Она видела, что ему до смерти хочется сказать: «Да я сам смотрел его, когда был в Линкольне, – полное дерьмо!» Но он не мог, ведь тогда ему пришлось бы объяснять, почему он не сказал ей об этом по телефону и не придумал, с кем именно ходил. Джеймс всегда делал вид, что в Линкольне он начисто лишен развлечений и разве что изредка заглядывает в паб выпить пива с Малкольмом и Саймоном. И сейчас, вымученно ответив: «Может быть, может быть», он неохотно принялся натягивать пиджак.
В кино Стефани усомнилась: не наказывает ли она себя больше, чем мужа? Казалось, этот на редкость идиотский фильм никогда не кончится. Джеймс ерзал на сиденье и вздыхал, и только это поддерживало ее силы. В одном особенно дурацком месте он наклонился к ее уху и предложил плюнуть на убытки и пойти в пиццерию. Но она сказала – нет, потому что вдруг фильм еще выправится.
– Черта лысого! – не скрывая раздражения, буркнул Джеймс.
– Откуда ты знаешь? Очень даже может!
– Да уж, – сказала она, когда фильм наконец кончился и они ехали в такси домой. – Кто бы мог подумать, что это окажется такая безнадежная чушь?
Джеймс промолчал.
– И он закатил глаза так, что стали видны одни белки!
Спеша наверх, Стефани слышала, как Финн разговаривает с кем-то по телефону. Она услышала звонок из ванной и крикнула: «Я возьму трубку!», – но без толку. Она понятия не имела, с кем говорит сын – это мог быть и агент по продаже, и какой-нибудь его приятель, – Финн был счастлив попотчевать кровавыми подробностями любого, желающего послушать про безвременную кончину хомяка Арона.
– И тут у него изо рта вывалился язык, – говорил Финн в тот момент, когда она забрала у него трубку.
– Кто это? – прошептала она.
– Бабушка, – ответил Финн, закатывая глаза, словно говоря: ну кто еще это может быть.
– Иди начинай делать задание про викингов, я сейчас приду и помогу тебе, – сказала Стефани, прикрывая трубку рукой. – Привет, Полин, как поживаете?
– Лучше, чем хомячок приятеля Финна, – смеялась в трубку ее свекровь.
Стефани, вопреки сложившемуся клише, искренне любила родителей мужа. Когда она первый раз пошла к Джеймсу в гости – к тому времени они встречались уже несколько месяцев, но Джеймс всегда говорил, что с родителями у него мало общего, – он всю дорогу извинялся за убогую хибару и узость взглядов своих родителей. Ей было смешно – он еще не виделся с ее родителями, а уже решил, что она происходит из состоятельной верхушки среднего класса. Он ошибся – ее семья была обедневшими низами среднего класса, но впоследствии она поняла, что это его предположение больше говорило о нем, чем о ней. Он стыдился своего происхождения.
Нарисованная им картина была такой убедительной, что, когда они остановились возле аккуратного домика в ряду множества таких же домиков, стоявших вплотную друг к другу, Стефани решила, что они не туда заехали. Ну да, здесь все дома одинаковые, но все они выглядели ухоженными. Она огляделась в поисках граффити, беспризорников и наркоманов, которых ожидала увидеть после рассказов Джеймса о своем детстве, но увидела только гипсового гнома в саду за каменной оградкой. Мать Джеймса, Полин, и его отец, Джон, распахнули двери и едва не задушили в объятиях единственного сына, а Стефани приняли как родную дочь, о которой всегда мечтали.
– Мать с отцом серенькие люди, – вздохнул Джеймс, когда они возвращались домой. – И жизнь у них серая.
– Они очень милые, – горячо возразила Стефани, ощутив внезапную потребность защищать, и в особенности Полин. – И очень тобой гордятся.
– Я знаю, – сказал он более мягко. – Я единственный из детей их друзей, кто окончил университет. Только благодаря мне у них и есть чем похвастаться.
– По-моему, они замечательные, – упрямо сказала Стефани и включила погромче радио, давая понять, что разговор окончен.
В последующие годы Стефани с удовольствием проводила время в обществе свекра и свекрови. Полин относилась к ней как мать – с теплотой и заботой. Всегда у нее наготове был свежезаваренный чай и блюдо с пирожками, чтобы побаловать невестку. Стефани не сомневалась, что собственные родители любят ее, но они не были склонны показывать свою любовь. Они были внимательны, но держали эмоциональную дистанцию. Полин же, казалось, состояла из объятий, поцелуев и нежности. Мягкая и уютная, как огромный плюшевый мишка. Джон мало от нее отличался. Очень сентиментальный, он мог огорчиться до слез, прочитав в газете о потерявшемся ребенке или выброшенной собаке. Джеймса эта отцовская черта крайне смущала, но Стефани всегда хотелось только покрепче обнять свекра.
Когда родился Финн и Джон впервые взял на руки внука, он смеялся и плакал одновременно. Родители Стефани уже давно привыкли к внукам, которыми их с избытком оделили ее старший брат и сестра, они тоже, разумеется, приехали, чтобы увидеть маленького, но всего лишь поговорили с ним довольно спокойно, словно он был их консультантом по ипотеке. Стефани всегда хотелось более открытого проявления эмоций, и теперь она могла это делать в обществе свекра и свекрови.
Сейчас ей меньше всего хотелось огорошить Полин и Джона известием, что у них с Джеймсом все кончено, но все равно рано или поздно им предстояло это узнать. Полин обижалась, что Джеймс никогда не приглашал их в Линкольншир, и Стефани решила, что пришло время это исправить. Ей было неловко делать из них заложников своих козней против их сына, но она надеялась, что они никогда не узнают о ее подлинной роли в предстоящем спектакле. Она даже собиралась позаботиться, чтобы они хорошо провели время, а кроме того, скоро они все равно узнают, на что оказался способен их сынок.
– У меня появилась идея, – сказала она в трубку. – Джеймс постоянно говорит, как здорово бы было, если бы вы приехали навестить его в деревне.
– Неужели? – переспросила Полин с неподдельной радостью, заставив Стефани почувствовать укол совести.
Она на миг усомнилась, сумеет ли все это довести до конца. Если бы знать наверняка, что Джеймс не станет грубить родителям, когда они неожиданно появятся в Линкольне… Она с ходу приняла решение, что жестоко будет приглашать их в качестве неожиданного сюрприза, даже если это прибавит Джеймсу головной боли. Но она точно знала, что, если он узнает о намерении родителей навестить его, обязательно позвонит им и, сославшись на занятость, предложит приехать в другой раз.
– В общем, – продолжала она, решившись, – мы подумали, что вы с Джоном могли бы приехать на пару дней в Линкольн. Мы закажем вам номер в приличной гостинице в самом центре, потому что квартирка над лечебницей слишком мала. И когда Джеймс уйдет на работу, вам не придется сидеть в Нижнем Шиппингеме, вы сможете посмотреть собор и старый город. Это будет для вас все равно как отпуск.
Именно! Так они будут поблизости и заставят Джеймса поволноваться, но и не настолько близко, чтобы он испугался, как бы они не встретились с Кати. На самом-то деле Кати сделает так, чтобы они непременно встретились, но Джеймс об этом узнает в самую последнюю минуту.
– А ты с Финном тоже приедешь? – с надеждой спросила Полин.
Стефани часто задумывалась: не считает ли Полин ее плохой женой, которая бросает мужа одного на половину недели? Но даже если это было и так, Полин никогда не упрекала ее в этом.
– Финн не может пропустить школу, – быстро нашлась она.
– Так давай дождемся, когда у него будут каникулы. Тогда мы смогли бы приехать все вместе…
– Вот что, – не дала ей продолжить Стефани. – Почему бы вам для начала не приехать к нам в гости? Джеймс заедет за вами, и вы останетесь на выходные. Мы все будем рады. Можно прямо на следующей неделе. У нас на следующие выходные нет никаких других планов.
– Класс! – воскликнула Полин совсем как девочка. – Как заманчиво звучит. Сейчас я переговорю с Джоном и сразу же перезвоню тебе.
Стефани повесила трубку. Пока все шло гладко.
