Текст книги "Плутовство и обман: экстрасенсы, телепатия, единороги и другие заблуждения (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Рэнди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Рамка начала быстро вращаться. Движение руки и трубки видно на этом снимке с двухсекундной выдержкой. Филипп Класс

Рамка находится в неподвижном состоянии в этом фото с двухсекундной выдержкой. Трубка неподвижна. Филипп Класс

По ее словам, она разработала эту систему благодаря «экстрасенсорному наведению». Вскоре после сентябрьской встречи в Вашингтоне я послал Розмари Девитт третью карту, обозначенную «№ 3», на этот раз с четко указанными на ней координатами. Поскольку она потерпела полную неудачу с первыми двумя картами, мне было интересно посмотреть, сможет ли она найти вдруг места руин на карте, которую она могла бы идентифицировать. Если бы она провалилась и здесь, как она провалилась на картах без опознавательных знаков, было бы по крайней мере, ясно, что она была честной – что она не обращается к какой-либо другой карте, чтобы определить места древних руин.

Я не получал от нее ответа в течение почти трех месяцев. Наконец, во время встречи в Вашингтоне в начале декабря, я связался с миссис Девитт, и она согласилась навестить меня и некоторых других членов Комитета по исследованию заявлений о паранормальных явлениях, чтобы рассказать нам свои выводы в отношении третьей карты. Присутствовали доктор  Рэй Хайман, Роберт Шиффер и Майкл Хатчинсон. Последний недавно провел окончательный тест японского «фотографа-экстрасенса» в Англии и хотел посмотреть, каких чудотворцев могли предложить мы. Менее чем за пятнадцать минут мы открыли правду.

Розмари начала с сообщения, что «чувствовала», что мы были в Перу, в районе Мачу-Пикчу, места древнего города инков. Она сказала также, что считает, что все три карты были схожи! Она ругала меня за то, что я отрицал на предыдущей встрече, что отображенная на карте область была Мачу-Пикчу, и заявила, что, поскольку я ее обманул, она была права, что ей показалась буква «П», и предположила, что это означало Панама, а не Перу. Это была полная выдумка. Каждое слово, сказанное в ходе предыдущей встречи, было записано, и ни Перу, ни Мачу-Пикчу не упоминались. Не обсуждалась и «П». На самом деле, никогда не был каких-либо попыток, на наших встречах или в письменных отчетах, хотя бы смутно определить какое-то место.

Миссис  Девитт приступила к верчению своего прута и сразу же направилась в нужную область карты. Но потом она запнулась, колеблясь между двумя соседними реками, и в конце концов остановилась на неправильной. Доказательством было теперь получено, и вердикт очевиден. Розмари Девитт тест провалила.

Таким образом, Девитт определила пятнадцать разных мест на трех различных версиях одной и той же карты, так как в каждом случае она искала в одной и той же археологически богатой области Перу, области, с которой я хорошо знаком. Ей не только не удалось идентифицировать какое-то из мест дважды в трех различных попытках, но она пропустила наиболее важные места – Куско, Мачу-Пикчу, Писак, Урубамба, и многие другие в этой области. Вместо этого, она предложила места в глубоких джунглях и других непригодных для обитания районах, без каких-либо артефактов или руин вообще. Тем не менее, она сказала нам, что чувствует себя лучшее с открытыми, надземными руинами – отличительные признаки руин Куско и Мачу-Пикчу. Только когда ей предоставили координаты, она смогла предположить, что нанесенные на карты области были в Южной Америке, и ее утверждение, что у нее не было глобуса (и поэтому она не смогла определить место) служит, безусловно, слабым оправданием. Короче говоря, она была права только тогда, когда ей сообщили, какой район мира был изображен на карте.

Безусловно, дело доказано. Возможно, Розмари Девитт действительно считает, что обладает экстрасенсорными способностями. Конечно, она не смогла это доказать. И если другие ее заявленные успехи основаны на доказательствах столь же неубедительных, как она представила нам, мы может отклонить ее претензии в целом.

Моя двухлетняя работа на ночном радио на станции WOR в Нью-Йорке сводила меня со многими интересными людьми. Когда наша уставшая, но счастливая группа разошлась ранним субботним утром, участвовавший в дискуссии гость отвел меня в сторону и рассказал мне о деле, в котором я мог бы быть полезен. Этот мужчина, психиатр, сообщил мне о серии экспериментов, негласно проведенных в лаборатории Управления психической гигиены штата Нью-Йорк. Там тестировали молодую девушку из маленького городка в штате Массачусетс, которая, похоже, могла видеть с завязанными глазами, и два молодых аспиранта, работавших над проектом, попросили моего гостя, чтобы он предложил мне посетить лабораторию. Как и мой гость, они оба были убеждены, что девушка была обманщицей, но не могли разгадать ее трюк.

Психиатр уже предложил директору проекта, чтобы я провел консультацию, но тот сказал, что в моих услугах не было никакой необходимости. Услышав это, я решил во что бы то ни стало присутствовать на тестах, которые должны были проводиться через несколько часов, и мы с моим собеседником разработали способ, посредством которого я мог бы это сделать.

Мы позавтракали неподалеку, а затем отправились в лабораторию. Открытый шкафчик в подвале предоставил мне белый пиджак, который выглядел вполне официально, и таким образом одетый, и неся собственный большой планшет и огромное множество ручек, я проскользнул в лабораторию незамеченным. Несколько человек там посмотрели на меня настороженно, но решили не спрашивать о моем присутствии. Бородатый мужчина выглядит в таком месте должным образом, особенно с очками на лбу, и я притворился, как будто в этой среде я чувствовал себя в своей тарелке. Один из аспирантов узнал меня и чуть было сразу же не провалил весь этот случай, но я заговорил с ним и его товарищами по несчастью, чтобы это предотвратить. Я узнал от них, что они хотели, чтобы их освободили от этого задания, чтобы они могли перейти к более важной работе. Я согласился с их чувствами, и вместе мы погнали дичь.

Ее звали Линда Андерсон, и ей было пятнадцать. По словам ее родителей, она обнаружила свои «способности» в церкви. Она сказала, что во время чтения молитвенника она поняла, что видела сквозь него пол. Так как это случилось в церкви, это не могло быть ничем плохим, и ее отец, Артур, представил ее вниманию этих людей науки, которые разработали эксперименты – почти правильные – чтобы испытать ее способность видеть через повязку.

Глазную повязку, которую она использовала, она принесла с собой. Это позволили сделать экспериментаторы в лаборатории, ибо они тщательно ее исследовали. И, кроме того, Линда предпочитала свою собственную повязку, и работала намного лучше, когда использовала ее, чем когда надевала другие. Действуя таким образом, мышонок делал из мужчин дураков. Ее любимая повязка состояла из пары авиационных очков, окрашенных в черный цвет с внутренней стороны, с резиновой губкой по всем краям. Они крепились тугой резинкой. Все присутствующие примеряли эту маску и не могли видеть, пока она была надета. Но, я был убежден, Линда могла.

Сидя в кресле при хорошем комнатном освещении, Линда могла прочитать утреннюю Нью-Йорк Таймс с повязкой на глазах. Она держала газету намного левее от тела. Иногда экспериментатор закрывал левый или правый глаз бумажкой. Когда таким образом закрывали область вокруг левого глаза, это совсем не замедляло ее чтения. Когда закрывали область вокруг правого глаза, она читала несколько слов, потом останавливалась или начинала делать ошибки. Я заметил, что в одной из попыток она совсем не читала текст через несколько секунд после того, как бумажку помещали на место над областью правого глаза, но придумывала его. Никто, кроме меня, казалось, не заметил этого! Когда я обратил на это внимание, Линда, откинув голову назад, сказала, что устала, и попросила перерыв. Примерно в это время мою личность опознали. Хотя были некоторые возражения, большинство присутствующих согласились позволить мне остаться. До этого момента Линда добивалась успеха, и, казалось, не возражала, хотя и уставилась на меня незавязанными глазами.

В перерыве я обратил внимание присутствующих на кое-что интересное. Лицо Линды было сфотографировано с нескольких различных углов на клетчатом фоне. Фотографии выглядели как крупный план, и снимки были сделаны с целью изучения и составления карт различных областей ее лица. Дело в том, что считалось, что она «видела» частью кожи лица возле носа. Они были почти правы.

Фотографии в профиль отмечали кое-что необычное в чертах лица Линды. У нее был короткий, вогнутый нос, наделявший ее способностями, которыми обладают немногие. Если мой читатель проведет небольшой эксперимент, то увидит, что я имею в виду. Закройте левый глаз и посмотрите налево правым глазом. Вероятно, вы будете смотреть прямо на нос. Но Линда Андерсон смотрела над своим носом, когда делала то же самое!

После небольшого расследования, ее метод стал очевидным. С левой стороны правой половины очков, между правой линзой и ее губчатой обшивкой, была небольшая трещина. Линда, держа газету с левой стороны, могла прочитать газету через это отверстие правым глазом! Таким образом, закрывание левого глаза не давало ничего вообще, чтобы воспрепятствовать ее зрению. Теперь проведите другой эксперимент с чтением, пожалуйста. Начните читать газету вслух. Попросите кого-нибудь быстро поместить кусок чистой бумаги в область чтения, и продолжайте «читать», пока сможете. Вы будете удивлены, обнаружив, что вы будете знать целых четыре или пять слов, следующих за последним словом, которое вы читали. Причина состоит в том, что большинство людей «просматривает» немного вперед, читая вслух, и именно эту предварительную информацию вы вспоминаете. Линда, должно быть, обнаружила этот факт с большим восхищением. Этим объясняется ее способность некоторое время продолжать читать, когда область вокруг ее правого глаза закрывали.

После перерыва был начат еще один тест, но на этот раз я спросил, могу ли я надеть ей повязку, и мне разрешили это сделать. Я прикрепил эту же повязку на глаза Линды и добавил несколько кусочков черной изоленты возле очевидного просвета около ее носа. Она потребовала короткое время на привыкание, прежде чем начать серию тестов, и мы сидели в ожидании. Линда попросила какую-то жевательную резинку, которая всегда была под рукой, «чтобы чувствовать себя удобно», как она мне сказала. Я знал настоящую причину этого, но хотел, чтобы мои коллеги (отваживаюсь это сказать?), это заметили. Она начала жевать резинку довольно яростно, гротескно искажая свое лицо, пока изолента не ослабилась на краях. Затем она объявила, что уже готова – но не был готов я.

Я предложил ей, чтобы она не жевала резинку, поскольку ее движения сместили изоленту. Она извинилась, но думаю, не без зубного скрежета. Мы попытались повторно использовать изоленту, но Линда захотела выйти на минутку. Когда она возвратилась и села, чтобы испытать мое внимание снова, я отметил, что она наложила косметику целыми слоями. Я указал, что изолента не будет удерживаться на косметике, и подал смоченную ткань. «Позвольте нам смыть ее», предложил я. Линда возразила, утверждая, что мыльная вода вызывает у нее прыщи. «Тогда нам нечего волноваться», возразил я, атакуя ее щеки салфеткой, «потому что это – гамамелис». Я не мог удержаться, чтобы применить это слово. Сам дьявол заставил меня сделать это.

Наконец, с должным образом завязанными глазами, Линда уселась в тишине. Она много зевала и прикасалась пальцами к лицу, но каждый раз, когда казалось, что изоляция нарушалась, я ее восстанавливал. Это немного походило на постоянное удаление струпьев из раны, и Линда стала очень сердита на меня. Она попросила поговорить с отцом наедине. Мы оставили их наедине на несколько минут, и пока мы ждали их снаружи, я уверенно предположил, что когда мы вернемся, изолента снова будет отклеена. Конечно же, так и случилось, и отец сказал нам, что Линда почувствовала себя неловко, когда ей завязали глаза таким способом.

Мы начали последнюю главу в этой драме. Я предложил удалить повязку совсем, но она возразила, сказав, что ей необходима полная темнота, чтобы ее способности работали. Я заверил ее, что обеспечу ей темноту, это я и намеревался сделать. Я вырезал из куска черной матерчатой изоленты два эллипса, достаточно больших, чтобы закрыть орбиты ее глаз, и приклеил их. Если бы слезы могли просочиться через изоленту, Линда бы нас затопила. Она не могла видеть с этой самой минимальной из всех повязок. Область ее лица, которую, по мнению ученых, она использовала, чтобы «видеть», была вполне открыта, поэтому у нее не было никакого оправдания.

В очень встревоженном состоянии, и, очевидно, желая чего-то добиться на этом сеансе, она потребовала вернуться к прежней повязке. Я согласился, и даже сказал, что не буду крепить раздражающую изоленту по краям! Она была в восторге, и фигуры в белых халатах вокруг меня думали, что я сумасшедший.

Но у меня был туз в рукаве. После того, как надели повязку, я просто приклеил на переносицу небольшой «лепесток» изоленты, о чем она, видимо, не подозревала, и не имело значения, насколько сильно она морщила лицо, она не могла видеть. Она теперь смотрела на изоленту, как большинство из нас смотрят на боковую сторону наших носов, и игра была окончена. Но я настаивал на завершающем смертельном ударе. Мы уже спрашивали Линду несколько раз, были ли ее глаза закрыты под повязкой, когда она читала. Она настаивала, что плотно закрывала глаза. Я хотел доказать, что это было не так, нам нужен был способ увидеть ее открытые глаза, когда она читала газету. Для этого я точно рассказал одному из мужчин, что делать. Он лежал на полу и смотрел вверх, газета перекрывала ему лицо Линды. Я держал газету, и снял «лепесток» изоленты, который приклеил. Линда могла теперь читать. Я сказал ей читать, и когда она начала, я убрал газету. Мужчина на полу поднялся на ноги. «Я видел ее глаза», – сказал он, – «и они были открыты».

Предстояло сделать еще одну вещь. Я и персонал возвратились в приемную, где был настроен магнитофон. В микрофон были начитаны окончательные результаты дневного тестирования. Когда мы находились там, дверь открылась, и пожилой человек, который, как я узнал позже, был директором проекта, ворвался в комнату и отчитал всех и каждого за то, что в лабораторию допустили фокусника. Он отмежевался от тестов и ушел. В отчете, опубликованном позже в журнале «Science», исследователь Джозеф Зубин сообщил о завершении тестов. Доклад завершался кратким и неблагодарным замечанием. «Оказалось полезным», – сказано в нем,– «присутствие профессионального фокусника». «Полезным»? Да; «необходимым» было бы лучшее слово.

Если Линда Андерсон ожидала найти другого наивного исследователя в профессоре Джеймсе А. Коулмане из американского Международного Колледжа, ее ждал еще один сюрприз. На встрече с прессой, организованной в городе Оберн, штат Массачусетс, Коулман предложил Линде сто долларов, если она сможет убедить группу экспертов, что она обладает сверхъестественным видением. Одним из членов комиссии был Сидни Раднер, человек, имевший многолетний опыт работы с магией, и которого, я был уверен, не обманут. Я был там тоже, но меня провели туда невидимым, поскольку считалось, что Линда сбежит, если узнает о моем присутствии.

Корреспондент «Boston Record American» мог видеть во многом то же, что и Линда, используя ту же повязку. Использование маски вызвало разногласия, профессор Коулман предложил, чтобы Линда просто закрыла глаза и не подглядывала. Линда возражала, но в конце концов согласилась, что Коулман может приклеить изоленту ей на глаза. Как я обнаружил ранее, ее макияж был обильным, и лента не держалась. В итоге ее прикрепили на место, после того как часть макияжа убрали, и когда щели начинали раскрываться, Коулман замазывал их цинковой мазью, умный метод, поскольку это вещество было довольно непрозрачно и хорошо держалось. Хотя Линда могла прочитать несколько слов, когда раскрывалась щель, ей закрывали видимость, когда повязку поправляли.

Она жаловалась, что изолента «давит». Были длительные периоды, когда ничего не происходило, затем Линда читала нескольких слов текста, Коулман наносил капельку мази, и было более долгое ожидание. Это было фиаско, и Коулман сохранил свои деньги. Мистеру Раднеру было нелегко с мисс Андерсон. Он сказал, что ее выступление должно рассматриваться как эстрадное – не более того. Все вокруг ворчали. Наконец, Коулман спросил отца Линды, хотел ли тот прокомментировать тесты, которые были проведены в Нью-Йорке. Отец сказал, что не может, так как результаты еще не определены. Хотя он и не знал об этом, вердикт о нью-йоркских тестах был давно вынесен. Меня пригласили прокомментировать тесты, что я и сделал, к ужасу исполнителей.

Линда Андерсон, после еще одной неудачи, исчезла из поля зрения общественности. Она предоставила полиции описание местонахождения некоего Кеннета Мейсона, пятилетнего мальчика из Лоуэлла, штат Массачусетс, который считался пропавшим без вести в течение четырех месяцев. Линда сказала, что мальчик будет найден в доме, а не в местной реке, как ожидалось. Вскоре после своего провала в Оберне она была опровергнута, когда Мейсон появился на берегу реки Мерримак. Он утонул.

Я должен сказать вам о странных комментариях, касающихся дела Андерсон, которые продолжали звучать у меня в ушах в течение некоторого времени. Когда я покинул пресс-конференцию в Оберне, я столкнулся с подавленной Линдой, ее родителями и молодым человеком, который сказал, что является ее близким другом. Друг подошел ко мне и схватил меня за лацканы. Слезы текли по его лицу, он посмотрел мне в глаза и спросил: «Зачем вы делаете это, мистер Рэнди? Вы не верите в Бога?»

Я редко не нахожу, что ответить. В этот раз я не нашел.

В начале июня 1977 года я посетил парижские лаборатории пятой по величине французской частной компании, Pechiney Ugine Kuhlmann, фирму металлов и химических вещества, специализирующуюся на производстве алюминия. Я принял приглашение, чтобы посмотреть записи тестов, которые были проведены под руководством доктора  Чарльза Крюссара, ученого, который возглавляет лабораторный комплекс Печини и управляет тремя тысячами его научных кадров. Крюссар начал увлекаться трюками некоего Жан-Пьера Жирара, продавца фармацевтических препаратов из Парижа. Жирар начинал несколько лет назад как фокусник-любитель, «настроив» ученых во Франции, чтобы показать, что их легко обмануть а-ля Геллер. И Крюссар на все это клюнул. Единственной проблемой было то, что Жирар, явно наслаждаясь известностью, ставшей результатом его работы, решил отказаться от своего первоначального плана разоблачать обман, а вместо этого решил сам стать «экстрасенсом». (Досадный след его прежнего статуса появился в одном из официальных списков французской ассоциации фокусников, который говорит нам, что Жирар специализируется на трюках геллеровского типа.)

Доктор  Крюссар согласился предоставить мне копии всех фильмов и магнитофонных записей тестов, которые мы просмотрели с моим коллегой, Алексисом Вальехо. То, что мы увидели, было ужасно. Хотя большинство кадров не показывают подготовку, маркировку или выбор металлических прутьев, используемых в экспериментах, в тех частях, где действительно показана вся процедура, видно, что Жирар использовал простейшие фокусы для совершения своих «чудес» перед камерой. Между мной и Крюссаром произошел горячий спор, в котором Крюссар отрицал, что имел место какой-либо обман, а я настаивал, что тщательное наблюдение опровергло бы это предположение. Мы прогнали один фрагмент фильма несколько раз, и Крюссар, после проведения измерений на экране, наконец, согласился, что, возможно, мои доводы были обоснованными. Мы с Вальехо не пытались обратить внимание на большинство дальнейших фокусов, они были слишком очевидны.

В одном месте в просмотренном эпизоде Крюссар утверждал, что Жирар добился «невероятного эффекта». Два «тензометра» были прикреплены под углом в 90 градусов по сторонам цилиндрического прута из алюминиевого сплава приблизительно 2-х сантиметров в диаметре и 25 сантиметров в длину. При просмотре записи диаграммы видно, что вызванные Жираром эффекты деформации выявлялись сначала одним прибором, а затем другим. Это означало, что направление его «сверхъестественной» силы менялось на 90 градусов, когда он держал прут в руке. Крюссар был абсолютно убежден, что этот эффект не может быть достигнут путем обмана.

Мы уже демонстрировали Круссару один из методов Жирара. Он состоял в удерживании прута в руке – после того, как его скрытно изогнули вне поля зрения – а затем проворачивания на 90 градусов между большим и остальными пальцами, чтобы продемонстрировать его изгиб. Секретный изгиб Жирара был выполнен недостаточно умно; он проделал это, когда его спина была обращена к камере. Измеряя расстояния от большого пальца до кончика пальца на экране, мы с Вальехо легко доказали, что применялось вращение. Метод Жирара был не только видим, он был измерим.

Теперь мы применили то же подход к нынешней проблеме. Крассар показал мне оригинальный прут с приложенными датчиками. Я убедительно показал ему, как именно тот же маневр позволит Жирару вращать прут и производить сигналы на обоих датчиках, так же, как показали записи. Круссар согласился, что это возможно, но Жирар отрицал, что сделал это.

Я напомнил ему, что мне обещали копию ленты и пленку, которую нам показали, чтобы их мог увидеть Комитет по научному исследованию заявлений о паранормальном. Он обещал, что даст их мне, и мы с Вальехо, отправились в Гренобль, где должны были встретиться с Жираром лично.

Незадолго до того, как я приехал в лабораторию Печиней в Вореппе, недалеко от Гренобля, мне позвонил Крюссар, который поразил меня, заявив, что он передумал с фильмом и лентой и отменил свое ранее принятое решение. Теперь он не видел никакого обмана, ни он, ни его помощник, который согласился с этими новыми результатами. Кроме того, Крюссар сказал, что вся эта встреча была испытанием меня, и я его не прошел. Он сказал, что все было организовано, чтобы поймать меня, и что меня разоблачили. Я сказал, что я не верю в это, но он заверил меня, что это не имеет большого значения, так как эксперименты, которые мы видели в фильмах, и ленты были «все равно не настоящими научными тестами», и что я, конечно, увижу доказательство, когда встречусь с Жираром тем вечером. Но эти фильмы и ленты были представлены нам в Париже как научные документы, а не просто забава, а Крюссар настаивал, что мы видим доказательства способностей, о которых заявлял Жирар. Однако мы с Вальехо решили подождать до вечера, а не спорить с Крюссаром по телефону. «Живой» показ был, в конце концов, гораздо предпочтительнее.

В компании доктора  Дэвида Дэвиса и доктора  Кристофера Эванса, членов Комитета по научному изучению заявлений о паранормальном, приехавших из Англии, чтобы наблюдать эти тесты, я просмотрел еще несколько лент и множество данных, касающихся Жирара. Никто из нас не выявил большого доверия ко всеохватным приборам, примененным учеными Печиней к Жирару, поскольку не было предоставлено доказательств, касающихся наблюдения и мер безопасности, и не было заметно таких процедур в подручной информации. Мы начали работу над проектом протокола для тестов нынешнего вечера.

Правила были просты. Все тестируемые пруты – предоставляемые Печиней в размерах, обычно используемых во многих предыдущих тестах Жирара – должны были быть промаркированы широкими цветными полосами от одного конца до другого, так чтобы было заметно любое вращение. Всем прутам должны быть присвоены коды, и они должны быть опечатаны так, чтобы Жирар не имел никаких шансов до них добраться, и не знал, какие из них будут использоваться. Мы разработали требования для тестирования прутов заранее и прямо. Мы настаивали, чтобы все тесты проводились перед видеокамерой, в тщательно очерченной испытательной зоне, охватываемой в любое время полем зрения камеры, чтобы прут выдавался «перед камерой», и все манипуляции проводились в полном обзоре камеры.

Эти простые правила были предписаны заранее Жирару и двум ученым Печиней, Буве и Дюбо. Они признались, что это был первый раз, когда они следовали таким правилам, хотя нам не сказали, почему это было так. Такие меры предосторожности казались нам минимальными; мы даже хотели применить более строгий порядок действий, если бы Жирар прошел эти испытания. В конце концов, это был человек, финансируемый огромными суммами денег для доказательства фантастических способностей. Персонал также вложил огромные инвестиции, хотя во французской системе, где все работники склонны соглашаться с боссом, я не ожидал найти какое-либо разнообразие мнений, высказанных меньшими светилами, чем Крюссар. Я был совершенно прав в этом предположении. Из нескольких десятков сотрудников, которых мы встретили, все выражали свою решимость доказать паранормальность Жирара, и он выдал им строгие инструкции, которым они слепо следовали.

Одним из указов сверху было то, что Вальехо не должен присутствовать на тестах. Было подозрение, что он может выступать в качестве моего сообщника, Крюссар, по-видимому, потерял след того, кто был испытуемым. Поскольку мистер  Вальехо видел десятки различных магов, обманывающих простаков, ему все равно было не очень интересно, и он с удовольствием заменил скучный сеанс лабораторных наблюдений за тем, как глупые люди пытаются делать глупые вещи, на тур в Гренобль. Наряду с другими моими коллегами, я посчитал своим долгом наблюдать эту ужасную драму и был полон решимости проникнуть в ее суть.

Мы трое не имели ни малейшего представления о процессе уламывания, который должен был быть запущен. Оглядываясь назад, для меня немыслимо, что Буве и Дюбо не знали о странной природе предпочитаемых условий, в которых Жирар настаивал, чтобы ему разрешали работать. Эти условия были тщательно разработаны, чтобы поставить наблюдателей в самое наихудшее положение, и мы сделали все, чтобы избежать действий, ограничивающих нашу дееспособность как компетентных экспериментаторов.

Примерно в восемь тридцать вечера за нами заехали в наш отель и предложили аперитивы, от которых я отказался. Я редко пью, и не собирался одурманиваться. Моя чувствительность к алкоголю чрезмерна, и во Франции, где обед без вина является варварством, я всегда был в невыгодном положении. Ресторан, который мы посетили, оставаться открытым очень долго для нашей вечеринки, а в столовой наверху, обслуживаемые самим хозяином, мы роскошно ужинали за счет Печиней. Жирар, расположившись во главе стола, заказал огромное количество коньяка и вина, и следил, чтобы фужеры у всех были полными. Саму еду я не могу адекватно описать. Фирменным блюдом была вареная курица, содержащая главным образом одурманивающие вещества; птица никогда не расхваливалась с большей заботой и не была более насыщена вином. Несмотря на мое избегание алкоголя, с чем смирились другие, мне грозила опасность потерять объективность, и когда подали десерт – мороженое, щедро приправленное ромом – я поставил точку.

Я заметил, что Дэвис и Эванс тоже были довольно осторожны в потреблении. Доктор  Эванс, известный тем, что высоко ценит хорошую еду и питье, потом заметил, что к своему величайшему сожалению, что он должен был отказаться от стольких прекрасных напитков. Его жертва была должным образом оценена.

Двое участников вечеринки были представлены как фокусники. Один из них был угловатым джентльменом, который сводил меня с ума показным мундштуком, который, казалось, постоянно был направлен мне в лицо. Это был Андре Санлавилл, антрепренер, который зарабатывал на жизнь несколько на задворках профессии фокусника, промоутируя различные фестивали и съезды. Другой был известен как Рэнки, маленький, пухлый человек, связавший свою судьбу, по какой-то причине, с Жираром. Оба видели работу Жирара много раз, и оба заявляли, что он действовал без обмана. Не думаю, что они лгали, думаю, они просто не очень хорошо смотрели. Эти два эксперта были столь же невоздержанны со спиртными напитками, как и большинство остальных, и результаты должны были сказаться позже. Уже приближалось к полуночи, и нам с Дэвисом и Эвансом не терпелось начать работу, прежде чем условия не переросли в настоящую вакханалию. Мы считали, что были там ради научного эксперимента, и он с каждой минутой выглядел все менее научным. Наконец, нас упаковали в автомобили, и повезли не в лабораторию, а в квартиру доктора Буве, где мы нашли готовую установку для видеозаписи. Там, конечно, также был достаточный запас коньяка. Жирар, по-видимому, прекрасно работал в такой атмосфере.

Несколько слов о Жираре, раз уж мы погружаемся в эту драму. На вид ему было немного за тридцать, он был маленьким, крепко сложенным, быстрым и живым, одетым в модный бархат и с огромной бархатной бабочкой. В целом будучи личностью из шоу-бизнеса, и вполне осознавая свою репутацию, он отказался от предложенных мною через Крюссара $10 000, и меня предупредили, что даже упоминания о вознаграждении может быть достаточно, чтобы подавить результаты теста. Я подыгрывал этому мнению. Кроме того, я подозревал, что Жирар уже поработал перед нашей встречей, и оказалось, что я был прав. В разговоре на следующий день с Алексисом Вальехо (вы помните, его прогнали), он сказал мне, что во второй половине дня перед тестами он остановился в квартире одного из ученых, проводивших исследование, и неизвестный джентльмен пригласил его в поход в горы неподалеку, поискать грибов. Алексис одобрил это развлечение, но его заинтересовало навязчивое любопытство его спутника, касающееся меня и моей личной жизни. Поскольку общение было затруднено языковым барьером, а Вальехо не собирался разглашать больше, чем того требовала вежливая беседа, таинственный любопытный ушел, добыв мало информации. Вальехо позже с удивлением обнаружил, что его спутником был Жирар.

Мы должны понять роль Дэвиса и Эванса в этом вопросе. Дэвида Дэвиса, редактора научного журнала «Nature», Эванс привел с собой в качестве рецензента-эксперта. За год до этого Крюссар представил в «Nature» отчет, в котором рассказал о 116 подвигах изгибания, совершенных Жираром. Признавалось, что «в некоторых случаях эксперимент сбивался, и был возможен обман. Но мы никогда не видели обмана». Эксперимент с использованием прута из нержавеющей стали проводили в закрытой, но не герметичной, трубе, сказал Крюссаром. Репертуар достижений был больше похож на театральную программку, чем на ряд научных экспериментов, но репутация Крюссара как металлурга заставила Дэвиса отнестись к нему более серьезно, чем он мог бы в противном случае. Его дилемма напомнила мне парапсихологов Рассела Тарга и Гарольда Путхоффа с их туманными «научными» работами, которые опубликовал «Nature».