Текст книги "Поэмы Оссиана"

Автор книги: Джеймс Макферсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)

Умеешь жизнь свою возобновлять в стихах,

И голосом своим приемлешь жизнь в сердцах.

Оссиан

Ах! звуки громких арф давно уж онемели!

Чертоги сельмские! и вы осиротели.

Где прежде странник был с царями на пирах,

Где прежде обитал великий мой родитель,

Где славой он гремел и душ был повелитель,

Где звуки сладостны неслись от пышных стен:

Те стены заросли теперь печальным мохом;

Фингала, храбрых всех сковал могильный плен;

Как сирота влекусь к жилищу их со вздохом.

И я живу... и мой унылый, слабый глас,

Герои! из могил стремится вызвать вас.

Когда луна еще не всходит безмятежна,

Когда краса долин едва уже видна,

Когда зовет ко сну всеместна тишина,

Когда, опустясь в парах завеса белоснежна,

Застелет гор верьхи и воды и леса:

Померкших дней моих тогда блестит краса.

Горю желаньем петь, лечу в грядуще время,

И старости моей тогда мне легче бремя.

Внук

Воспомни песнь к луне: сколь сладостна она!

Ты в ней бессмертие свое сам предрекаешь.

Душа твоя всегда нежнейших чувств полна;

Во тьме твой взор, но ты – душой своей сияешь.

Оссиан

Как нежна красота, пленяюща сердца,

Покровом скромным облеченна,

Блистает кротостью лица,

Из облака так осребренна

Выходит, дщерь небес! луна.

В прелестной тишине ты мирно истекаешь

И свой престол сооружаешь

В кругу светил ночных.

Когда же в небесах тень мрачная густеет

И тихой луч твой побледнеет,

И наконец затмится в них,

В каких пределах дальных

От наших глаз скрываешься печальных?

Ужель, как Оссиан, тоскуя и скорбя,

В чертог уныния скрываешь ты себя,

Дщерь милая небес! ужель и ты скорбь знаешь?

Но ты в сии часы во всей красе блистаешь.

Над высотою гор ты медленно плывешь,

Унынье сладостно в сердца и души льешь.

Коль можно, о луна! продли свое теченье

И на лице морей лей кротко озаренье!

1820

В. Н. Григорьев

ТОСКА ОССИЯНА

О арфа! пусть твой слабый стон,

Исторгнутый десницей устарелой,

Пробудит хоть на миг бесславный сон

Родительской страны осиротелой!

Пусть с сей скалы, подножия дубов,

Ровесников моей седины,

Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов,

Осенний ураган, взрывай дубрав вершины!

Надвинь на свод пустых небес

Громады туч свинцовых!

Ты, ночь, раскинь свой креповый навес

И мрачные набрось на мир оковы!

Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях

Как бы звезда победная блистала

И в вражеских трепещущих устах

Прощание с сей жизнью вынуждала...

Свершилось, нет Фингала!

События минувших дней,

Пожранных вечностию жадной,

Проснитесь в памяти моей:

Да огласит сей холм Фингала подвиг ратной!

Я помню (и тогда кипела кровь во мне

И меч дрожал в руке нетерпеливой):

Сверкали копьями – и в шумной вышине

Свистали стрелы боевые...

Железо тупится; со строем сшибся строй;

Удар в ответ удару стонет;

Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой

И что ж? врагов страх с тылу гонит!

Бегут лучей его копья:

Так утром дымные туманы,

Покрывшие восточные курганы,

Редит огнистая заря!

Катмора ищет взор Фингала,

Сошлись; уж рок колеблется меж них...

Конец взгремел... И гордо отлетала

Душа Катморова в страданиях немых.

Но будь утешен ты, Катмор!

Фингал жалел твоей погибшей славы

И с гордостью вперял свой храбрый взор

На труп твой величавый!

Но должен ли я днесь тебя, родитель мой,

В пылу побед венчать венком лавровым?

Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой

В надгробну песнь над холмом новым.

Недаром стон глухой трикраты сон лесов

Смущал полуночной порою;

Недаром гром гремел, и вой зловещих псов

Мне сердце раздирал тоскою;

Недаром арфа в черный день

Сама собою содрогалась,

Как будто бы чья жалобная тень

Эфирными перстами к ней касалась.

О, сколько бедствий в жизни сей

Судьба мне завещала!

Давно ль всхолмилася на лоне сих полей

Могила храброго Фингала,

И вечной ночи мрак смежил

Мои увлаженные вежды!

Мне мир, как гроб, лишенному светил,

Лишенному надежды!

Одна осталась мне отрада – обнимать

Твой прах холодными перстами.

Ты зришь меня, но мне тебя уж не видать!

Когда ж, когда ж воздушными крылами

К тебе, родитель, понесусь

В надоблачный чертог летучий?

Когда с землею я прощусь,

Где шаг – то друга гроб или курган могучих?

Узрю ль тебя, желанная страна?

Отопрутся ль врата отчизны?

Железная судьба, ты хочешь, чтоб до дна

Испил я чашу горькой жизни...

1822

А. М. Мансуров

УМИРАЮЩИЙ БАРД

Под сенью вражеских шатров,

На месте битвы, рать Фингала

Вокруг пылающих костров

С весельем шумным пировала.

Еще рука младых вождей

Гнала толпы иноплеменных;

Еще был слышен стук мечей

И вопли ратников сраженных;

Еще призывный рог вдали

Протяжным эхом повторялся

И пар кровавый от земли

По полю брани расстилался.

На брег, где едкий прах с лица,

Омывши чистою струею,

Сидели барды над рекою,

Приносят юного певца:

К нему глубоко в грудь вбежала

Врагу послушная стрела;

По ней из язвы кровь текла

И щит пробитый обагряла,

На коем угасал герой.

Но, окружен певцами брани,

Он к ним хладеющие длани

Простер с последнею мольбой:

Да встретит смерть с завидной славой!

Да слышит песнь про край отцов!

И первый из среды певцов

Выходит Рино величавой.

Рино

Видали ль вы, когда на бой

С холмов росистых царь Морвены,

При ясном утре, ратный строй

Ведет на вражеские стены?

Кто равен нашему царю!

Кто равен в крепости Фингалу!

Видали ль вы, когда в челне,

Под легкой пеленой тумана,

Плывет царь Сельмы при луне

По бледной влаге океана?

Кто равен нашему царю!

Кто равен в красоте Фингалу!

Видали ль вы, как праздных вод

Покинув светлую равнину,

Царь угощает свой народ

И браноносную дружину?

Кто равен нашему царю!

Кто равен в крепости Фингалу!

Альпин

Недвижно море у брегов,

Чуть видно зыби содроганье;

Чуть слышно дремлющих валов

В заливе слабое плесканье.

О море! одному ли мне

Ты в неге беззаботной мило!

Как любит дневное светило

В твоей прохладной глубине

Покоиться в часы свободы!

Как любит раннею зарей

Смотреться месяц молодой

В твои незыблемые воды!

Как любят девы тайный путь

На брег твой скромный молчаливой;

Но только голос бури грянет,

Твоя исчезнет тишина;

И от прерывистого сна

Поверхность чудная воспрянет!

Ее послышав вещий вой,

Сбегутся волны-исполины!

Одни, свирепою стопой

Ударивши о дно пучины,

Рванутся к небу и челом

До раскаленных туч достигнут!

Их жерла яркие задвигнут

И заглушат их резкий гром!

Другие, с гибельным стремленьем

И воплем бросившись на брег,

Ознаменуют свой набег

Неотразимым разрушеньем!

Таков и ты, Комгалов сын!

Как море – в мире ты прекрасен!

Как море – в гневе ты ужасен,

Когда с соседственных долин,

К тебе кичливый враг приидет!

Но дрогнет сердце пришлеца,

Когда он твоего лица

Веселье грозное завидит!

В нем стихнет гордость пылких лет,

И он, страшась неровной сечи,

Забросит тяжкий щит за плечи

И обратит к тебе хребет!

Оссиан

Вам честь, певцы! лучами лета

Не столько грудь моя нагрета

Бывает в полуденный час,

Как вашим стройным песнопеньем!

И я невольным вдохновеньем

Одушевляюся при вас!

Но, струны верные! и с вами

Я буду раздружен летами!

Спадет приметно голос мой!

Как вешний лед на солнце тает,

Как вялый лист с дубрав слетает,

Так дни от нас бегут толпой!

Уйдут! и в старости глубокой,

Победных песен звук высокой

Не тронет наш холодный слух!

Тогда не ступим в бой кровавой;

Но будем жить чужою славой,

И к детству перейдет наш дух!

И так, доколе с нами младость,

Возьмем на нашу долю радость!

Смотрите, как вокруг меня

Кружится мошек рой игривый!

Они беспечны и счастливы,

А вся их жизнь не больше дня!

Умрем, коль небо так судило!

Но и тебя, о дней светило,

Не равный ли нам жребий ждет?

И ты сияешь нам до срока:

Наступит он, и смерть с востока

Тебя при дряхлости сорвет!

Так пели барды. – Песням их

Страдалец, с жадностью внимая,

Далеко от родного края

Угас на берегах чужих.

И вкруг холма, где прах героев

И прах певца их обрекли

В добычу вражеской земли,

Склонясь на копья, сонмы воев,

Стояли в мрачной тишине.

Подобно рощам Гармаллара,

Когда под тонким слоем пара

Они почиют при луне.

1823

А. И. Писарев

ВЫКУП ОССИАНА

Внимай! внимай!.. В дубраве темной,

Где яростны валы в нагих брегах кипят,

Как отзыв трепетный, нескромной,

Сугубит стук мечей по звонкой стали лат!..

Смотри! смотри! Ельмор, локлинских чад надежда,

И слава песней – Оссиан

Схватились в смертный бой. – Уже сырой туман,

Лесов вечерняя одежда,

Возлег на дремлющих древах;

Окрест угрюмой ночи мраки;

В пространствах гром ревет, и бурные призраки

Плывут на дымных облаках...

Но тщетен грома рев! Дождя напрасно волны

Из туч клубящихся падут!

Сердца в них гневом мести полны...

То бьются... Щит с щитом и меч с мечом сомкнут,

Искусству места нет: одни удары слышны...

Как тучи вторят гул раскатов громовых;

Так стонут звонки латы их...

То, вдруг остановясь, коварно неподвижны...

То снова грянут в бой! – Удар их каждый взмах,

И в каждом их ударе рана!..

Но тени праотцев хранили Оссиана:

Ельмор сражен – и с шумом пал во прах.

Десницей слабою сжал меч осиротелой,

К отчизне очи обратил

И, милую призвав, с улыбкою веселой,

Взор угасающий закрыл...

Так полная луна плывет над океаном,

Свинцовые хребты зыбей его златит,

В пустынном воздухе горит

И гаснет в вышине за утренним туманом.

Вечерний ветр шумит в листах древес

И дым с костра волнами подымает.

Угрюмой ночью полон лес,

Лишь изредка браздой огнь мраки раздирает,

Как славные дела немую мглу веков...

Убитый на щите, вблизи его убийца,

Окрест Локлина царь и сонм его сынов.

Пылают местью грозны лица

И взоры мрачные вещают барду казнь.

Но смелый бард в цепях спокойствием украшен;

Печален взор, но дух бесстрашен;

Унынье в сердце, не боязнь.

По арфе пробежал могучими перстами;

Привычный звук ответствует перстам;

_Песнь смертная_ промчалась по струнам,

И отзыв, пробужден, отгрянул за горами...

"О арфа, пробуди уснувший глас в струнах!

Воспой Ельмора прежни бои!

А вы, отжившие герои,

Внемлите мне, покоясь в облаках!..

Восстал Ельмор, облекся тяжкой медью,

Восстал на смерть своим врагам;

Сыны Морвена будут снедью

Локлина гибельным мечам.

Стенали вы, скалы моей отчизны.

Как под ладьями их понт пеною кипел,

Когда с победой он на ваш хребет взлетел,

И в нем следы врага втоптали укоризны...

Повсюду вихрем он протек,

Исполнив землю бранным слухом;

Означил смертью грозный бег...

И ты, Фингал, и ты смутился духом!..

Морвенцы смертию спасались от оков;

Убитых зрели их, не зрели побежденных;

И не считал Ельмор сразившихся врагов,

Считал врагов сраженных.

Подвигся местью на него

Полночный исполин, могучий мой родитель.

Фингал остался победитель...

Но заплатил за торжество.

Насытился Локлин добычею Морвена.

Враги прелестных дев чрез море увлекли,

И холмы вражеской земли

Отозвались на стоны плена".

Умолк... Унылый звук по струнам пробежал.

Но сладок был сей звук царю Локлина:

Плененный враг отцу воспоминал

Венчанного стократ победным лавром сына.

С отцовского чела изгладилась тоска;

Лишь одинокая слеза в очах дрожала,

И долго праздная рука

Забытый меч невольно обнажала.

Казалось, в душу с песнью сей

Втеснился рой родных воспоминаний;

Казалось, в памяти дряхлеющей своей

Он оживил толпы побед, завоеваний

И славу бурную давно минувших дней,

Когда он сам гремел, как горние перуны...

Но вновь удар по смолкнувшим струнам,

И застонали струны,

И новой песнию ответствуют перстам.

"Давно ль ты цвел? Давно ль благоуханьем,

Прелестный цвет, долины услаждал?

Тебя лелеял день отеческим сияньем,

И вечер хладною росою напоял.

Но ветр дохнул губительным дыханьем,

И ты безвременно увял!

И ты, во цвете лет кончиной пораженный,

Ты рано кончил быстрый бег.

О юноша! Прекрасен был твой век,

Гремящий, как перун, как молния – мгновенный!

Не будет жребий царств твой грозный меч решать;

Твой щит не воззовет к локлинцу звуком брани;

Твой голос повестью твоих завоеваний

Не будет жадный слух родителя ласкать.

А ты, прекрасная, любившая Ельмора,

Тебе не осушать пленительных очей.

Ты светлого его не встретишь боле взора,

И твой отвыкнет слух от сладостных речей.

Не будет милый твой свиданьем

Тоску разлуки прогонять

И страстным, медленным, томительным лобзаньем

Блаженство в душу проливать.

Вотще, пришед на брег, прославленный Ельмором,

При шуме сладостном блестящих пеной вод

Звать будешь милого душой, словами, взором;

Вотще: твой милый не придет!"

И эхо вторило печально: не придет!

На царское чело воссели мрачны думы:

Всю цену познавал потери он своей,

И слезы медленно катились из очей...

Пред ним, склонясь на лезвия мечей,

Стоят его сыны, безмолвны и угрюмы...

Бесслезны очи их; в бунтующих сердцах

Пылает жажда мщенья

И отражается в сверкающих очах.

Казалось, ждут они от старца повеленья

Упиться кровию певца

И жизнь его принесть Ельмору в дар надгробной;

Их взоры требуют лишь знака от отца...

Но скован их отец печалию безмолвной...

Как гром, ударил бард по дремлющим струнам;

Дубравы звуком потряслися;

Раздался отзыв по горам,

И песни вихрем понеслися:

"Смотри: Ельмор плывет на грозных облаках!

На нем доспех, из молний соплетенный;

Шелом, сиянием зарницы оперенный;

Меч радужный блестит в его руках.

Средь облачных долин еленей поражает

Он меткою, пернатою стрелой.

Час отдыха настал – он мертвых услаждает

Рассказами страны родной;

Вещает им гремящие победы,

Набеги быстрые на северных морях

И дружные, веселые беседы

При стуке звонких чаш, при тлеющих дубах.

Спокоен будь, герой! В наследный дар Локлину

Свои дела ты завещал.

Глас бардов освятит великого кончину,

Предаст ее векам средь плесков и похвал.

Их песнь в подлунной пронесется

В страны далекие чрез темны времена,

И сердце храброго на глас их отзовется,

Как звуком радости дрожащая струна!"

Гремят торжественные струны!..

Локлина царь забыл печаль и бремя лет;

Он мнил, что вещие перуны

От сына радостный несли ему привет,

Надежду скорого свиданья,

Надежду сладкую делами жить в веках!..

Сынов его томят геройские желанья,

И гаснет мщение в железных их сердцах;

Забыта скорбная утрата!

Одною жаждою волнуется их грудь:

Устать победами, на лаврах отдохнуть

Иль смертию купить завидный жребий брата.

Не скрылись от певца восторги их сердец;

Из груди пленника исторгся вздох печальный;

И с арфой вновь беседует певец

И тихо пролетел по арфе звук прощальный:

"Свершилось! Ранний гроб мне грозно предстоит!

Я встречу смерть в стране от родины далекой;

Мой прах унылый, одинокой,

Лишь ветр пустынный посетит.

Где ж вы, о смелые надежды жизни юной,

С которыми я шел во сретенье венцов,

Пел битвы, красоту, на арфе звонкострунной

И мнил по смерти жить в преданиях певцов?

Не закипят во мне восторги песней;

От взора милого не вспыхну я душой...

О слава, жизнь, любовь, помедлите со мной:

В час смерти вы предстали мне прелестней!

Не жди на шумный пир, не жди к себе, Фингал,

Сообщника своим беседам,

Сотрудника трудам, певца своим победам!

Тебе среди торжеств все скажут: сын твой пал!

И радость замолчит в душе, дотоль веселой;

Унынье вкрадется в нее;

И взглянешь с думою тяжелой

На место праздное мое!

И вы, о вестники всех чувств моих, желаний,

Которым поверял я славу громких дел,

О струны, певшие великих в поле брани,

Простите! Ваш певец стяжал другой удел!

Простите! Оссиан впоследний с вами пел"!

Умолк... и арфа застонала;

Казалось, с песнию душа в нее вошла;

Казалось, мертвая о барде тосковала

И жалость в юношах невольно родила.

Спешил, рыдая, царь Локлина

Оковы снять с прощенного певца;

И победил певец мечом геройство сына

И арфой мщение отца.

1824

В. Н. Олин

КАЛЬФОН

ПОЭМА

I

Летучих серн младой ловец,

Кальфон, бестрепетный боец,

Племен эринских вождь прекрасный,

И Рельдурата сын ужасный,

Герой неистовый, Комлат,

Под холмом сим сном крепким спят.

Но кто сия краса младая?..

В безмолвны струны ударяя

Своей воздушною рукой,

Она эфирною тропой,

С звездой в кудрях ее туманных,

В покровах, из паров сотканных,

На легком облаке летит,

Как на перловой колеснице,

И на густой ее реснице

Слеза блестящая дрожит.

Луна меж звезд, над облаками,

Сияет тихими лучами

И призрак девы серебрит.

И тихо девы тень парит,

Несясь в долине погребальной...

Почто ж, Эвираллина! ты

Небес с эфирной высоты

Глядишь на минстреля печально?

Почто, о дева! ты бледна,

Как лилья при водах Любара,

Как отуманенна луна?

О дочь прелестная Сальгара!

Иль ты уснула вечным сном

Близ сих бестрепетных героев,

Грозы давно минувших боев,

Под сим почиющей холмом?

Увы! твои красы младые,

Гармония твоих речей,

Ланитный пламень, блеск кудрей

И очи ясно-голубые

Непобедимых сих бойцов

Огнем вражды воспламенили

И Эрских дерн они холмов

Своею кровью обагрили.

Сердца героев и царей

К тебе любовию пылали.

И их от стрел твоих очей

Стальные брони не спасали.

Но сердцу девы втайне был

Один Кальфон лишь только мил.

II

О ты, подруга вдохновений!

Певица битв и наслаждений!

В веках играющий орган!

О арфа полуночных стран!

О арфа бардов золотая!

Воспой, мелодией пленяя,

Воспой, бессмертная! скорей,

Как пали витязи Эрина,

Как, цвет любви, Эвираллина

Погибла в юности своей.

Твой глас из праха возрождает

Бойцов и замки старых дней,

Сердца народов услаждает

И, животворный, отверзает

Чертоги грома для теней!

Звучи, напевами прельщая,

Звучи, рокочущий орган!

О арфа бардов золотая!

О арфа полуночных стран!..

III

Блестит полдневное светило

Над синим морем по водам;

Корабль, как лебедь белокрылой.

Летит по скачущим волнам.

В лазури флаг багряный веет

И парус, вздувшися, белеет

И пена брызжет за кормой.

На мачте щит висит огромной

И тению своею темной

На море падает. Герой,

Величественный, сановитый,

Броней блестящею покрытый,

Стоит-на палубе крутой,

Секирой подпершись стальной.

Стрела в колчане боевая,

Меч при бедре, и шлем на нем

Орлиным осенен крылом,

И блещет, солнце отражая,

Звезда на шлеме золотая.

Прекрасен витязь сей младой;

Ланиты розами алеют,

Взор тих приветно-голубой,

Блестя, по ветру кудри веют

И как потухший угль чернеют.

Но кто ж сей вождь? кто сей герой?

То сын прелестный Турлатона,

Боец бестрепетный, Кальфон;

С полей кровавых Иннистона

Спешит с победой в Сельму он,

Где ждет его, по нем вздыхая,

Невеста – дева молодая,

Цвет ненаглядный красоты,

Звезда прекрасная Эрина,

Сальгара дочь, Эвираллина.

О ней Кальфона все мечты;

Лишь к ней одной из пыла боя

Неслись желания героя

На крыльях пламенной любви.

И в вражьей меч омыв крови,

Кальфон прелестный, друг Фингала,

Спешит к возлюбленной своей.

О волны синие! скорей

К брегам катитесь Иннисфала!

Лети, корабль, лети быстрей!

Попутный ветер, в парус вей!

IV

И взорам Иннисфал открылся.

Летит корабль – и кончен бег!

По мачте парус опустился,

В заливе якорь погрузился,

И сходни брошены на брег.

"Земля отцев! страна родная!

Воскликнул пламенный Кальфон,

Где расцвели моя младая

Любовь и слава боевая,

Опять тебе я возвращен!

Опять, тебя благословляя,

Пришел к тебе твой верный сын!

Как сладок воздух твой, Эрин!

Леса дремучие, стремнины,

Вереск блестящий по холмам,

Скалы, бегущие к звездам,

Обитель бурь, приют орлиный;

Курганы, светлые ручьи,

Дубравы тихие, долины

Опять я ваш – и вы мои!..

Товарищ битв моих блестящих,

Венчавших славой Иннисфал!

Отважный сын мечей громящих,

Соратник верный мой, Гидалл!

Боец, взлелеянный войною!

Там, там, о друг! меж диких скал,

За синим лесом, за горою,

Где Ата в берегах шумит,

Наследный замок мой стоит!

Там все, о друг! чем сердце дышит,

Чем жизнию пленяюсь я!

Лишь для нее душа моя

Призывный славы голос слышит,

В ней, в ней вся прелесть бытия,

Предел желаний, счастье, радость,

Вся сердца жизнь – и жизни сладость!

Туда, друг верный! поспешим,

Туда стопы мы окрилим!"

Сказал – и сильною рукою

Он щит свой медяный схватил,

Источник быстро прескочил,

Гремя блестящею бронею

И полным тулом метких стрел,

И, жизнью движимый младою,

Земли не чуя под собою,

С Гидаллом в Сельму полетел.

V

О жребий смертного печальный!

Звездой надежда нам блестит

И нас лучем сквозь мрак туманный

За милым призраком манит,

Как некий гений обаватель,

Как венценосица сильфид.

Она прелестна – но предатель!

И часто, дряхлых и младых,

Своих поклонников слепых,

Приводит нас, в очарованьи

И в жарком счастья упованьи,

К тоске, страданьям и бедам,

К ревучим безднам – по цветам!

Увы! как часто мы мечтаем

С друзьями скоро пировать

И бардов пению внимать;

Уж день желанный привечаем

Но смерть является, как тать,

И мы – их гробы обнимаем!

Летим, беспечные, срывать

Цветы любви – младые розы,

Но розы сгибли под грозой,

И мы, сраженные тоской,

Струим, увы! над ними слезы!

Как часто арф веселых звон,

Гимн брачный и покров венчальный

Сменяют пенье похорон

И гроб и саван погребальный!

Светило дня нас в счастьи зрит,

Пируем, нектар пьем кипучий

Но месяц, всплывший из-за тучи,

Могильный дерн наш серебрит!..

VI

И к сельмским башням вековым,

Зеленым плющем перевитым,

Цветными флагами покрытым,

С младым товарищем своим

Кальфон притек. Надежды полный,

Он зрит с восторгом Аты волны,

Холмы, окрестные места,

И, полный радости, в врата

Решетчатые, позлащенны,

На обе полы растворенны,

Стремя кругом веселый взор,

Он входит на широкий двор...

Везде все тихо, пусто; мнится,

Что замок будто нежилой:

Не верит взору вождь младой

И трепет в грудь ему теснится,

Предвестник бедствия немой.

И все в нем тайный страх су губит:

На башне страж в свой рог не трубит,

Пес верный цепью не брянчит,

И дева милая Эрина,

Сальгара дочь, Эвираллина,

К нему навстречу не спешит.

В пустых чертогах ветер рыщет

И в переходах длинных свищет.

И сельмской девы в терему

На цветно-мраморном полу

Лежат – и арфа золотая

И роза с ландышем младая,

Разрывный лук, покров с чела

И в стену вонзена стрела;

И черной пылью занесенны

Сребром сосуды не блестят,

И окна, настежь растворенны,

На петлях бьются и стучат.

"Где, где она, Эвираллина,

Краса пустынная Эрина,

Звезда моя и луч златой?

Кальфон, смятенный, восклицает,

И дико взор его сверкает

Чела под мрачностью густой:

Так огонек перебегает

По мшистым тундрам в мгле ночной.

О друг Гидалл, товарищ мой!

Ужель моя увяла младость?

В чертогах сельмских, где меня,

На благотворный свет маня,

Она, сиянье сердца, радость

Ждала с любовию вдвоем,

Где арфы стройные гремели

И чаши звонкие кипели

Багряно-пенистым вином,

Трапезу обходя кругом

Теперь унынье воцарилось

И запустенье водворилось.

Так друг! в отсутствии моем

Над Седьмой грянул страшный гром

И что-то грозное свершилось!"

VII

"Кальфон! – Гидалл ему в ответ,

Пусть так, твоей невесты нет;

Но грусть ли будет глас обычной?

И сердцу ль храброго прилично

Себя безвременно крушить?

Эвираллина, может быть,

Теперь с подругами своими

Дубрав под сводами густыми

За серной гонится младой,

Прицелясь меткой к ней стрелой.

Ловитвой дева веселится

И скоро в Сельму возвратится".

VIII

"Нет, нет, товарищ мой, Гидалл!

Я ни одной стрелы пернатой,

Рассекшей воздух, не слыхал,

Ни лани на холме рогатой,

Ни серны в поле не видал.

Леса окрестные безмолвны

И тишины унылой полны,

Как замок мой. О друг! скорей

Пойдем к почтенному Алладу,

В его пустынную ограду

Утесов мшистых и камней.

Сей, ветхий жизнию, кульдей,

Пророк таинственный Эрина,

Нам скажет, где Эвираллина,

Куда сокрылася она.

Завеса тайн пред ним сквозна;

Он все постиг, все, вещий, знает

И духом в будущем читает.

Пойдем, Гидалл! пойдем скорей,

Откроет тайну нам кульдей!"

IX

Отшельник сей иноплеменный,

Живый обломок гробовой,

Таинственный и сопряженный

Своею чистою душой

С какой-то тайною страной,

Аллад давно уж поселился

В пустынных Эрина скалах;

Но он в Авзонии {1} родился,

На славных Тибра {2} берегах;

И, ветхий днями, поседелый,

Как древний тополь снежных гор,

Итальи счастливой пределы

Оставил он с тех самых пор.

Как свет, блеснувший в Вифлееме, {3}

Подобно утру гор на теме

Ум разливаться начинал

Лучами по лицу земному

И путь народам озарял

Души к спасению святому;

Когда поклонники Христа,

Борцы под знаменем креста,

Жестоким пыткам подвергались

За веру и надежду их

И в пищу тиграм предавались,

Живые, от владык земных;

В котлах клокочущих кипели,

Иль, с верой в сердце и очах,

Подобно факелам горели

Меж палачей на площадях.

Убогий, дряхлый и смиренный,

Христовым светом озаренный,

Аллад укрылся в Иннисфал.

Там в недре гор и диких скал,

В посте, молитвах, покаяньи

И тайн небесных в созерцаньи

Он жизнь святую провождал

И век свой близкий доживал.

Народ, вожди его любили

И все пророком дивным чтили.

X

"Мир, мир обители твоей!"

Сказал Кальфон, входя под своды,

Рукой сплетенные природы,

Пещеры старцевой. Кульдей,

Гробницы ветхой пыль живая,

На мшистом камне восседая,

Святую хартию читал

И слезы жаркие ронял.

И в келье сумрачной Аллада,

На впадистом уступе скал,

Символ спасенья крест стоял

И ярко теплилась лампада;

И свет лампады упадал

На старца: то переливался

Брады в волнистых сединах,

То отбегал, то отражался

В текущих из очей слезах.

И старец был – весь упованье!

Весь жизнь бесплотная!.. Созданье

Хотя еще в плотских цепях,

Парил он духом в небесах,

Растроганный и умиленный...

"Святой кульдей! Аллад почтенный!

Скалистой житель высоты!

Скажи, что зрел, что слышал ты?

Все, дивный, ведаешь по духу!

Тебе на все сияет свет,

Вещал Кальфон, склонившись к уху

Отступника мирских сует.

Пророк таинственный Эрина!

Скажи мне, где Эвираллина?"

XI

И ветхий житель диких скал

Хранил глубокое молчанье;

Кальфон ответа ожидал

И был – весь трепет и вниманье.

И наконец блестящий взгляд,

Огня исполненный святого,

Подняв на витязя младого:

"Мой сын! – сказал ему Аллад,

Я зрел, стоя скалы на теме,

Сквозь мрак ночной звезду на шлеме

И жало светлое копья

И вопли девы слышал я.

Ревела грозная пучина

При блеске молний в облаках,

Усопших тихая долина

Светилась в ярких огоньках...

Младая горлица Эрина

Теперь у ястреба в когтях!

Я видел сына Рельдурата,

Неумолимого Комлата!

Могуч и смел (ужасен был

Героя взор черно-блестящий!),

В чертоги Сельмы он вступил,

Покрытый стадию гремящей,

И грозным гласом возопил:

"Иди, Кальфон! сверкнем мечами!

Сальгара дочь – моя корысть!

Тебе иль мне здесь лечь костями!

Тебе иль мне здесь землю грызть!

Где ты, Кальфон? Иди сразиться,

Иди на смерть со мною биться!"

"Давно Кальфопа в Сельме нет,

Эвираллины был ответ.

Бесчестный витязь, удалися!

Иль мщенья грозного страшися!"

"О дочь Сальгара! ты мила,

Как роза пышная Эрина,

Как снег Арвена ты бела;

Люблю тебя, Эвираллина!

Я отведу тебя с собой

Под свод прохладный и крутой

Пещеры кромльской – там с тобою.

Покрытый сталью боевою.

Три дня останусь под горой.

Вождя Кальфона ожидая

И деву Сельмы уважая.

Пускай бестрепетный Кальфон

Перед меня с мечом предстанет

И в панцирь мой булатом грянет:

Я жду его; но если он,

Когда четвертый день наступит,

Тебя железом не искупит

Презрев и славу и молву,

Я чолн мой с якоря снимаю,

Гремучий парус развеваю

И в замок мой с тобой плыву".

Сказал – и, не смотря на слезы,

На крики, вопли и угрозы,

Комлат увлек ее с собой

И скрылся в темноте ночной.

Громады туч гремя неслися,

Шумел и выл дремучий бор,

Змеями молнии вилися

И пламенели сосны горл

И с тех, мой сын! заветных пор

Уже четвертый день сияет,

Прогнав с небес ночную тень..."

XII

"И я пришел в четвертый день!

Ужасным гласом восклицает,

Сверкая взорами, Кальфон.

Клянусь, кульдей! не узрит он

Ни звезд златых грядущей ночи.

Ни дня, встающего из волн:

Я наведу ему на очи

Без сновидений вечный сон!

Прости, отец мой! время биться

И с сопостатом расплатиться.

Прости – и мир тебе!.." – сказал

И из пещеры побежал,

Исполнен бешеной отваги.

Все путь ему: ручьи, овраги,

Покат стремнин и ребра скал.

На Кромлу серной он взбегает

И с высоты ее крутой

Огромный камень низвергает,

И звонко трубит и на бой

Зовет могучего Комлата.

И сын отважный Рельдурата

Паденье камня услыхал

И рог Кальфонов он познал.

И рвется, гибельный, на сечу,

Весь гневом пышет и кипит,

Схватил свой пятигласный щит

И вихрем он к врагу навстречу.

Уже бойцы друг друга зрят;

Сошлись, на миг остановились,

В щиты секирами стучат

И друг на друга устремились,

Сверкая взорами, как два

Степей ливийских грозных льва.

XIII

Секиры, грянув, сокрушились;

Удара гул звучит кругом,

И их мечи уже скрестились,

И звонко сшибся щит с щитом.

Уж крылья шлемов их орлины

Колышет в прахе ветр пустынный;

Усеян сталью злачный дерн;

Уже их панцири разбиты

И кровью яркою покрыты,

И страшен бешеный Кальфон.

Гремуч и быстр, как вихрь летучий,

Уж он рукой своей могучей

Врагу шлем медный сокрушил

И щит огромный прорубил;

Грызет очами сопостата,

Обходит гибелью кругом

И машет свищущим мечом;

И сын бесстрашный Рельдурата

Закрылся весь своим щитом:

Поверх сей медяной ограды

Одни его лишь блещут взгляды,

Как две кровавые звезды,

Как две кометы – весть беды.

Разят, громят они друг друга;

Уж их мечи иззубрены,

Щиты в куски раздроблены,

Звенит, распавшися, кольчуга,

Кровь на кинжалах их стальных

И страшно бьется сердце в них.

Палящей жаждой грудь томится

И градом пот с чела катится.

XIV

И торжествует вождь Кальфон!

Комлат повержен; бледный он

В пыли, скрежеща, протянулся

И черной кровью захлебнулся.

Кальфона блещущий кинжал

Врагу сквозь сердце пробежал.

Ужасен вид! глаза отверсты

И клубом пена на устах,

Остервенение в чертах,

Глядит, не видя, он, и персты

Окостенели, роя прах.

И сельмский витязь, взгляд презренья

На тело бросив, возопил:

"Тебя, Комлат, я усмирил!

И спи ты здесь – без погребенья,

Костями в дебри сей истлей,

Корысть пернатых и зверей!"

Сказал – и в дол с горы спускаясь,

Мечем булатным подпираясь,

В пещеру к деве он спешит,

Багряной кровию покрыт.

XV

И дева сельмская навстречу

К вождю ей милому летит.

Услышав гибельную сечу,

Знакомый рог, знакомый щит,

Она стрелой вооружилась

И из пещеры устремилась

На холм высокий и крутой,

Где пламенел кровавый бой.

Зефир в кудрях ее играет,

Подъемлет легкой их волной

И с персей девственных свевает

Покров, блестящий белизной,

И дева к другу упадает

В объятия и восклицает:

"Опять, о милый! ты со мной!

Опять невеста я Кальфона!

Ты спас меня, сын Турлатона!..

Но что я вижу, о Кальфон?

Ты весь... весь кровью обагрен!

И шлем и панцирь твой разбиты,

Ланиты бледностью покрыты...

Прости надежда и любовь!..

Вождь Иннисфала знаменитый!

Чья на тебе дымится кровь?"

XVI

"То кровь... кровь сына Рельдурата,

В пыли простертого Комлата.

Ее до капли источил

Кинжал мой гибельный... не златом,

Но сталью острой и булатом

Тебя я, дева, искупил!

И ты моя – и до могилы!..

Но я устал, слабеют силы,

Свет из очей моих бежит...

Воды! воды! мне грудь томит

Несносной жажды лютый пламень...

Позволь, склонясь главой на камень,

У ног твоих мне отдохнуть...

О, прохлади мне влагой грудь!"

И близ тех мест, из лона скал

Гремучий ключ, кипя, бежал

И нес полям окрестным дани;

И дева, в трепетные длани

Студеный зачерпнув кристалл,

Приносит, быстрая, к герою

И светлой влагой ключевою

Бойца ей милого поит

И с страхом на него глядит.

И влагу он, привстав, глотает,

И жажды огнь лишь утолил

Главу на перси опустил,

Шатается и упадает