Текст книги "Поэмы Оссиана"

Автор книги: Джеймс Макферсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 44 страниц)

* Мор-аннал указывает здесь на особое положение Фингалрва копья. Если воин, впервые высадившийся в чужой стране, держал копье острием вперед, это означало в те дни, что он явился с враждебными намерениями и с ним соответственно обходились как с врагом. Если же острие копья было обращено назад, это служило знаком дружбы, и пришельца немедленно приглашали на пир, согласно правилам гостеприимства того времени.

** Это – знаменитый меч Фингала, поэтически прозванный _сыном Луно_ по имени изготовившего его Луно, кузнеца из Лохлина. Согласно преданию, меч этот каждым своим ударом насмерть поражал человека и Фингал пускал его в ход только в случаях наибольшей опасности.

*** В некоторых записях поэмы в перечне вождей Морвена сразу после Филлана следуют Фергус, сын Фингала, и Уснот, вождь Эты. Но поскольку они оольше ни разу не упоминаются в поэме, я считаю весь этот отрывок интерполяцией и поэтому исключил его.

"Так беги же, ничтожный, – молвил Фолдат в угрюмой ярости, – беги к седым потокам своей земли, малодушный! Разве я не видал этого Оскара? Я следил за вождем в сражении. Он из тех, кто могуч в опасности; но и другие умеют вздымать копье. Много сынов у Эрина столь же отважных, о король лесистой Теморы! Да противостанет Фолдат силе его стремления и остановит сей могучий поток. Мое копье покрыто кровью доблестных ратников; мой щит, как стена Туры".

"Неужто Фолдат пойдет на врагов один? – возразил темнобровый Малтос.* Разве не затопили они наш берег, как воды многих потоков? Разве не эти вожди разгромили Сварана, когда побежали сыны Эрина? И неужто Фолдат один пойдет на их храбрейших героев? Фолдат, гордыни исполненный, возьми с собой силы ратные, и пусть Малтос тебе сопутствует. Мой меч обагрялся в сечах, но слышал ли кто мои слова?" **

* Противоположность нравов Фолдата и Малтоса подчеркнута в последующих частях поэмы. Они всегда противостоят друг другу. Распри между их родами, явившиеся причиной их ненависти друг к другу, упоминаются в других поэмах.

** То есть: кто слышал мою похвальбу? Он порицал таким образом самовосхваление Фолдата.

"Сыны зеленого Эрина, – молвил Хидалла,*** – да не услышит Фингал ваших слов. Супостата порадует распря и укрепит десницу его в нашем краю. Вы, отважные ратники, подобны бурям в пустыне; они налетают без страха на скалы и низвергают леса. Так двинемся ж в силе своей неспешно, словно тяжко нависшая туча. Тогда содрогнется могучий, копье упадет из длани отважного. "Пред нами туча смерти", – воскликнут они, и тени покроют их лица. Фингал восплачет в старости и узрит преходящую славу свою. Смолкнут шаги вождей его в Морвене, мохом годов порастет Сельма".

*** Хидалла был вождем Клонры, небольшого края на берегах озера Лего. его красота, красноречие и поэтический дар упоминаются в дальнейшем.

Карбар молча внимал этим речам, подобный туче, ливнем чреватой; мрачно висит она над Кромлой, покуда молния не разверзнет недр ее; дол озарится алым светом, и духи бури возрадуются. Так стоял безмолвный король Теморы и, наконец, прозвучали его слова.

"Готовьте пир на Мой-лене. Да придут сто моих бардов. Ты, рыжеволосый Олла, возьми королевскую арфу. К Оскару ты ступай, к вождю мечей, пригласи его к нашему пиршеству. Днесь мы пируем и слушаем песни, заутра преломим копья. Скажи ему, что воздвиг я могилу Католу,* что барды пели пред тенью его. Скажи ему, что Карбар слыхал о славе его на брегах шумливого Каруна.** Нету здесь Кахмора,*** великодушного отпрыска Борбар-дутула. Он не здесь со своими тысячами, и наше воинство слабо. Кахмор противник распрей на пиршестве: как солнце, душа его светлая. Но знайте, вожди лесистой Теморы, Карбар сразится с Оскаром! Слишком много болтал он о Католе, и пылает ярость Карбара. Он падет на Мой-лене, и слава моя возрастет на его крови".

* Катол, сын Морана, был убит Карбаром за его преданность семейству Кормака. Он сопровождал Оскара во время _войны Инис-тоны_; тогда между ними возникла тесная дружба. После гибели Катола Оскар сразу же послал Карбару вызов на поединок, от которого тот предусмотрительно уклонился, но затаил в душе ненависть к Оскару ж замыслил убить его на пиру, куда он его и приглашает здесь.

** Он подразумевает битву Оскара с Каросом, _властителем кораблей_, которого, видимо, следует отождествлять с римским узурпатором Каравзием.

*** Gathmor – _великий в битве_, сын Борбар-дутула и брат Карбара, короля Ирландии, переправился накануне восстания племени фирболгов в Инис-хуну (предположительно, часть южной Британии), чтобы помочь местному королю Конмору в егооорьбе с неприятелем. Кахмор одержал победу в войне, в ходе которой, однако, Конмор был или убит, или умер естественной смертью. Карбар, узнав о намерении Фингала свергнуть его с престола, послал вестника Кахмору, и тот вернулся в Ирландию за несколько дней до начала поэмы.

Карбар здесь пользуется отсутствием брата, чтобы осуществить свой бесчестный умысел против Оскара, потому что благородный духом Кахмор, находись он здесь, не позволил бы попрать законы гостеприимства, соблюдением которых он славился. Братья представляют собою противоположность: мы испытываем отвращение к низости Карбара в той же мере, в какой восхищаемся бескорыстием и великодушием Кахмора.

Радость озарила их лица. Они рассеялись по Мой-лене. Пиршество уготовано. Зазвучали песнопения бардов. Мы на бреге услышали голос веселья; мы решили, что прибыл могучий Кахмор. Кахмор, друг чужеземцев, брат рыжеволосого Карбара. Сколь различны их души! Небесный свет озаряет сердце Кахмора. Башни его воздвиглись на берегах Аты, семь дорог к чертогам его вели. Семь вождей стояли на тех дорогах и звали на пиршество странников. Но Кахмор сам обитал в лесу, избегая хвалебного гласа.****

**** Войско Фингала услышало, как веселятся в лагере Карбара. Характер Кахмора, как он здесь представлен, соответствовал нравственным понятиям того времени. Гостеприимство одних носило показной характер, другие же естественно следовали обычаю, воспринятому от своих предков. Но что особенно отличает Кахмора, это его отвращение к похвалам: он якобы живет в лесу, дабы избежать благодарности своих гостей, и таким образом превосходит благородством даже гомерова Ахилла, потому что, хотя поэт прямо не говорит об этом, но греческий герой вполне мог, сидя во главе своего стола, с удовольствием слушать хвалы, расточаемые ему людьми, которых он принимал.

Ни один народ в мире не простирал своего гостеприимства так далеко, как древние шотландцы. Многие века считалось позором для высокопоставленного человека держать всегда на запоре дверь своего дома, _дабы_, как выражаются барды, _чужеземец не вошел и не увидал его скрюченную душу_. Некоторые вождя доводили свою приверженность к гостеприимству до крайних пределов, и барды, вероятно, из корыстных побуждений не уставали славословить это достоинство. Cean-uia' na dai', т. е. цель, к которой ведут все пути чужеземцев, – такое определение они неизменно прилагали к вождям; напротив, негостеприимного они награждали прозвищем – _туча, которой сторонятся чужеземцы_. Последнее, однако, было столь необычно, что во всех древних поэмах, когда-либо мною найденных, Я встретил лишь одного человека, которого заклеймили таким позорным прозвищем, да и то, видимо, оно основывалось на личной распре между ним и покровителем барда, написавшего поэму.

Поныне сохраняется предание о такого рода гостеприимстве, которым отличался один из первых графов Аргайл. Этот вельможа, услыхав, что некий именитый ирландец намерен посетить его в сопровождении многочисленной свиты друзей и вассалов, сжег Дунору, свой родовой замок, полагая, что он слишком мал для гостей, и приникал ирландцев в палатках, раскинутых на берегу. Сколь бы сумасбродным ни показалось такое поведение в наши дни, оно вызвало восхищение и рукоплескания в те гостеприимные времена, и благодаря ему граф стяжал немалую славу в песнопениях бардов.

Открытое общение друг с другом как прямое следствие гостеприимства немало содействовало развитию ума и расширению кругозора древних шотландцев. Именно этому обстоятельству должны мы приписать сообразительность и здравый смысл, которыми шотландские горцы обладают до сих пор в большей мере, чем простонародье даже в более цивилизованных странах. Когда люди скучены вместе в больших городах, они, разумеется, видят много людей, но мало с кем общаются. Они естественно образуют небольшие группы, и их знание людей вряд ли выходит за пределы переулка или улицы, где они живут; добавьте к этому, что пользование механическими приспособлениями влечет за собой ограничение ума. Представления крестьянина еще более ограничены. Его познания заключены в пределах нескольких акров или -от силы простираются до ближайшей рыночной площади. Образ жизни горцев совершенно иного рода. Поскольку поля их бесплодны, они не имеют почти никаких домашних занятий. Поэтому они проводят время на обширных пространствах девственной природы, где пасут свой скот, который, повсюду блуждая, увлекает за собою хозяев и приводит их иной раз в самые отдаленные поселения кланов. Там их встречают гостеприимно и сердечно, и при этом раскрывается образ мыслей хозяев, что дает гостям возможность делать заключения о различных людских характерах, а это служит истинным источником знания и благоприобретенного здравого смысла. Таким образом, простой горец знаком с большим числом характеров, чем любой человек его уровня, живущий в самом многолюдном городе.

Олла пришел и запел свои песни. Отправился Оскар на пиршество к Карбару. Триста бойцов шагали вдоль потоков Мой-лены. Серые псы скакали по вереску, далеко разносился их лай. Фингал смотрел, как уходит герой; печалью объята душа короля. Он опасался, что пиршество чаш скрывает тайные ковы Карбара.

Мой сын высоко поднял копье Кормака, сто бардов встречали его песнопениями. Карбар таил под улыбками смерть, что чернела в недрах его души. Пир уготован, чаши звенят, торжество озаряет лицо хозяина. Но было оно, словно луч прощальный солнца, что в буре вот-вот сокроет багряную голову.

Карбар поднялся в бранных доспехах, мраком покрыто его чело. Сразу умолкли сто арф. Послышался звон щитов.* Вдалеке на вересковой пустоши Олла затянул песнь уныния. Мой сын узнал знамение смерти и, поднявшись, схватил копье.

* Когда вождь намеревался убить находящегося в его власти человека, последнего обычно извещали о предстоящей смерти ударом тупого конца копья о щит; одновременно бард, находившийся на некотором расстоянии, запевал _песнь смерти_. Иного рода церемония долгое время соблюдалась в таких случаях в Шотландии. Всем известно, что лорду Дугласу в Эдинбургском замке была подана бычья голова в знак близящейся смерти.

"Оскар, – сказал мрачно-багровый Карбар, – я вижу копье Инисфайла.* Копье Теморы ** блещет во длани твоей, сын лесистого Морвена. Оно было гордостью ста королей,*** смертью древних героев. Уступи его, сын Оссиана, уступи его колесницевластному Карбару".

* Кормак, сын Арто, подарил копье Оскару, когда тот пришел поздравить его с изгнанием Сварана из Ирландии; это копье и служит здесь поводом для раздора.

** Ti-mor-rath – _дом удачи_, название дворца верховных королей Ирландии.

*** Сто является здесь неопределенным числом и употреблено для обозначения множества. Вероятно, преувеличения бардов и подали ирландским сенахиям мысль отнести возникновение их монархии к столь далеким временам.

"Ужель уступлю я, – ответил Оскар, – дар злополучного короля Эрина, дар златокудрого Кормака Оскару, который рассеял его супостатов? Я пришел в чертоги веселья Кормака, когда Сваран бежал от Фингала. Радостью юноши лик озарился, он отдал мне копье Теморы. Но отдал его он не хилому, Карбар, не малодушному. Мрак лица твоего – не гроза для меня, а глаза – не перуны смерти. Мне ли страшиться звона щита твоего? Я ль задрожу от песни Оллы? Нет, Карбар, пугай слабосильных, Оскар – скала нерушимая".

"Так, значит, ты не уступишь копья? – вскричал обуянный гордыней Карбар. – Или так дерзки твои слова, потому что близок Фингал? Седовласый Фингал, владыка сотни дубрав Морвена! Он бился досель с людьми малосильными. Но он должен исчезнуть пред Карбаром, как смутный тумана столп пред вихрями Аты".****

**** Atha – _мелкая речка_, название владений Карбара в Коннахте.

"Если бы тот, кто бился с людьми малосильными, встретил вождя угрюмого Аты, Аты угрюмой вождь уступил бы зеленый Эрин, лишь бы гнева его бежать. Не говори о могучих, Карбар, но обрати свой меч на меня. Наши силы равны, Фингал же увенчан славою, он первый из смертных!"

Увидели воины, как их вожди помрачнели. Топот теснящихся ратей раздается вокруг. Очи пылают огнем. Тысяча дланей схватила рукояти мечей. Рыжеволосый Олла затянул боевую песнь. Радость трепещет в душе Оскара, привычная радость его души, как при звуках Фингалова рога.

Мрачное, словно волна окееанская, вихрем подъятая, когда склоняет она главу свою на берег, так надвигалось воинство Карбара. Дочь Тоскара! * зачем эти слезы? Он еще не сражен. Много было смертей от десницы его, прежде чем пал мой герой! Смотри, они полегают пред сыном моим, как рощи в пустыне, когда разъяренный дух несется сквозь ночь и длань его обрывает зеленые кроны дерев! Падает Морлат, умирает Маронан, в крови содрогается Конахар. При виде меча Оскарова сжимается Карбар и ползет в темноту за камень. Исподтишка он подъемлет копье и вонзает меж ребер Оскара. Вождь упадает вперед на щит, но потом встает на колени. По-прежнему он сжимает копье. Взгляни, повержен угрюмый Карбар! ** Сталь пронзила его чело, на затылке раздвинув рыжие космы. Он лежит, как обломок скалы, что Кроила стряхнула ее своего лесистого склона. Но вовеки уже не восстанет Оскар! Он склонился на щит свой горбатый. Копье застыло в грозной деснице. Мрачнс стояли вдали сыны Эрина. Их крики вздымались, как шум стесненные потоков, и Мой-лена им вторила эхом.

{* Поэт имеет в виду Мальвину, дочь Тоскара, к которой он обращает ту часть поэмы, где рассказывается о смерти ее возлюбленного Оскара.

** Ирландские историки относят смерть Карбара к концу третьего века. Они говорят, что он был убит в битве о войском Оскара, сына Оссиана, но отрицают что он пал от руки Оскара. Поскольку при этом они могут опереться только на предания своих бардов, переводчик считает, что рассказ Оссиана не менее достоверен; в крайнем случае мы имеем дело с противопоставлением одного предания другому.

Однако несомненно, что ирландские историки в какой-то мере изменяют эту часть своей истории. В моих руках находится ирландская поэма на эту тему, служившая несомненно источником их сведений о битве при Гавре, в которой пал Карбар. Сопутствующие обстоятельства представлены здесь более благоприятно для доброй его славы, чем у Оссиана. Так как перевод этой поэмы (которая не лишена поэтических достоинств, хотя, очевидно, не является такой уж древней) сделал бы это примечание чрезмерно пространным, я ограничусь кратким изложением содержания с добавлением нескольких отрывков ирландского оригинала.

Оскар, говорит ирландский бард, был приглашен Карбаром, королем Ирландии на пир в Теморе. Между двумя героями возник спор по поводу копий, которыми обычно обменивались в таких случаях гости с хозяином. В ходе препирательства Карбар хвастливо заявил, что он будет охотиться на холмах Альбиона и, как бы ни противились тому местные жители, доставит всю добычу в Ирландию. В оригинале сказано:

Briathar buan sin; Briathar buan

A bheireadh an Cairbre rua',

Gu tuga' se sealg, agus creach

A h'Albin an la'r na mhaireach.

[Это твердое слово, твердое слово, которое скажет Карбар рыжеволосый, что завтра он будет охотиться и увезет добычу из Альбиона (гэл.)]

Оскар ответил, что на другой день он сам заберет в Альбион добычу из пяти ирландских земель, как бы Карбар тому ни противился.

Briathar eile an aghai' sin

A bheirea' an t'Oscar, og, calma

Gu'n tugadh se sealg agus creach

Do dh'Albin an la'r na mhaireach, и т. д.

[Слово другое наперекор этому, которое скажет Оскар, юный, доблестный, что он завтра увезет добычу охоты в Альбион (гэл.)}.

Оскар во исполнение своей угрозы начал опустошать Ирландию. Но Карбар подстерег его, когда он возвращался в Ольстер через узкий проход Гавра (Caoilghlen-Ghabhra); завязалась битва, в которой оба героя пали от нанесенных друг другу ран. Бард дает весьма любопытный перечень воинов, сопровождавших Оскара, когда они шли на битву. Их, очевидно, было пятьсот человек, и возглавляли войско, по выражению поэта, _пять героев королевской крови_. В поэме упоминается Фингал, который успел прибыть из Шотландии, прежде чем Оскар умер от ран.}

Фингал заслышал гул и схватил копье отца своего. Он пошел перед нами по вереску. Он промолвил слова печали: "Я слышу, как битва грохочет. Юный Оскар остался один. Вставайте, сыны Морвена, съединитесь с мечом героя".

Оссиан рванулся вперед по вереску. Филлан запрыгал по Мой-лене. Фингал устремился в силе своей, и ужасно сверканье щита его. Издалека узрели Фингала сыны Эрина, души их содрогнулись. Знали они, что гнев короля воспылал, и провидели свою смерть. Мы прибыли первыми, мы бросились в битву, и все же вожди Эрина удержались под нашим напором. Но когда появился король, бряцая оружием, какое стальное сердце могло перед ним устоять! Эрин бежал по Мой-лене. Смерть гналась по пятам.

Мы увидали Оскара на щите. Мы увидали вокруг на земле его кровь. Отуманило лица безмолвие. Все отвернулись прочь и рыдали. Тщился король сокрыть свои слезы. Его борода седая свистела под ветром. Он склонил главу над сыном моим. Его слова прерывались вздохами.

"Ужели сражен ты, Оскар, посреди своего поприща? а сердце старика стучит над тобой! Он зрит грядущие брани твои. Брани, в которых ты бы сражался, он зрит, но они отъяты у славы твоей. Когда же поселится радость в Сельме? Когда же горе покинет Морвен? Один за другим погибают мои сыновья; Фингал последним в роду остается. Слава, которую я стяжал, прейдет; не видать мне друзей в старости. Тучей седой я воссяду в чертоге своем и не услышу, как внук мой вернется в звонких доспехах. Рыдайте, герои Морвена, уже никогда не подымется Оскар!" И они рыдали, Фингал! Дорог был герой их сердцам. Он ходил на брань – и расточались враги, он возвращался с миром – и ликовали друзья. Не скорбели отцы о сынах, убитых в расцвете юности, братья – о братьях любезных. Они пали, никем не оплаканные, ибо повержен их вождь! Бран* завывает у ног его, угрюмый Луат скулит, ибо часто он брал их с собою охотиться на резвых косуль пустыни.

* Бран – один из псов Фингала. Он отличался такой быстротой, что поэт в одном стихотворении, которого в настоящий момент нет под рукой у переводчика, наделил его такими же достоинствами, какими Вергилий наделил Камиллу. Bran означает _горный поток_.

Когда Оскар узрел друзей вкруг себя, тяжкий вздох его грудь исторгла. "Вождей престарелых стенанья, – сказал он, – псов моих вой унылый и горестной песни порывы Оскару душу смягчили. Душу мою, что смягченья не ведала, что была тверда, как булат моего меча. Оссиан, отнеси меня на родные холмы! Воздвигни камни во славу мою. Положи рог оленя и меч мой в тесном моем жилище. Быть может, время придет и горный поток размоет землю, охотник найдет булат и промолвит: "Это был Оскара меч"".

"Ужель ты погибнешь, сын моей славы! И ужели вовек я тебя не увижу, мой Оскар! Другие услышат о своих сыновьях, а я о тебе не услышу. Мхом порастут четыре серых камня могильных, и над ними ветер заплачет. Без Оскара будут сражаться воины, не погонится он за темно-бурыми ланями. Когда-нибудь воин вернется с бранных полей и расскажет о дальних краях. "Я видел могилу, – он скажет, – у потока ревущего, мрачный приют вождя. Он сражен был колесницевластным Оскаром, первым из смертных". Может быть, я услышу голос его, и радости луч озарит мою душу".

Ночь сошла бы в унынии и утро вернулось бы, горем объятое, наши вожди и дальше стояли бы, словно росу точащие охладелые скалы Мойлены, и о брани забыли бы, если б король, скорбь свою подавив, не возвысил голос могучий. Словно воспрянув от сна, стоявшие кругом вожди вскинули головы.

"Доколе ж мы будем рыдать на Мой-лене иль обливаться слезами в Уллине? Могучий уже не воротится. Оскар уже не восстанет в силе своей. Доблестный воин падет в свой урочный час, и позабудут о нем на родимых холмах. О воины, где наши праотцы, вожди прошедших времен? Они закатились, как звезды, когда-то сиявшие, мы только слышим отзвук их славы. А в оный день гремела хвала им, грозе минувших времен. И мы тоже прейдем, о воины, в день нашей гибели. Так обретем же хвалу, пока еще в силах мы, и да останется слава за нами, как лучи последние солнца, когда склоняет оно на закате главу свою алую.

Уллин, мой старый бард, взойди на корабль короля. Отвези Оскара в Сельму, край песнопений. Да возрыдают дочери Морвена. Мы же будем сражаться в Эрине за род убиенного Кормака. Дни моей жизни идут на убыль; я чую, слабеет десница моя. С облаков склоняются праотцы, чтобы принять седовласого сына. Но прежде чем я уйду отселе, еще воссияет единый луч моей славы. Так я скончаю дни свои, как некогда начал их, – во славе. И жизнь моя единым потоком света предстанет бардам грядущих времен".

Уллин поднял паруса свои белые: южный ветер подул. Он по волнам понесся к Сельме. Я остался, объятый горем, но никто не слыхал моих слов.* На Мой-лене пир уготован. Сто героев воздвигли могилу Карбару, но никто не воспел вождя, ибо душа его мрачной была и кровавой. Барды помнили гибель Кормака, что же могли7 они молвить Карбару в похвалу?

* Поэт говорит от своего имени.

Ночь опустилась, клубясь. Сотня дубов воспылала. Под древом сидел Фингал. Старый Алтан** стоял посреди. Он поведал повесть о гибели Кормака, Алтан, сын Конахара, друг колесницевластного Кухулина. У Кормака жил он в Теморе, ветром овеянной, когда сын Семо сражался с великодушным Торлатом. Алтана повесть была печальна, и слезы стояли в его очах.

** Алтан, сын Конахара, был главным бардом Арто, короля Ирландии. После смерти Арто Алтан служил сыну его Кормаку и присутствовал при его смерти. С помощью Кахмора он спасся от Карбара и, явившись к Фингалу, поведал ему, как рассказано здесь, о смерти господина своего Кормака.

"В лучах заходящего солнца *** пожелтела Дора.**** Серый вечер начал спускаться. Изменчивый ветер порывами сотрясал деревья Теморы. Наконец, сгустилась на западе туча, и из-за края ее багровая проглянула звезда. Один я стоял в лесу и увидел духа в темнеющем воздухе. Его шаги простирались от холма до холма, на боку его смутно виднелся Щит. Это был сын Семо: я узнал воителя лик. Но он в вихре пронесся, и мрак воцарился кругом. Печаль омрачила мне душу. Я пошел в чертог пирований. Загорелась тысяча светочей, сто бардов настроили арфы. Кормак стоял посреди, ясный, словно денница, когда она весело всходит над восточным холмом и младые ее лучи омываются росами. Меч Арто ***** был в руке короля, и с радостью он любовался украшенной его рукоятью; трижды пытался из ножен его извлечь и трижды терпел неудачу. Его белокурые локоны рассыпались по плечам, щеки рдели юным румянцем. Я жалел этот юный луч, ибо ему суждено было скоро угаснуть.

*** Говорит Алтан.

**** Doira – _лесистый склон горы_; здесь имеется в виду холм в окрестностях Теморы.

***** Арт или Арто – отец Кормака, короля Ирландии.

"Алтан, – сказал он с улыбкой, – видел ли ты моего отца? Тяжел королевский меч, верно могуча была десница его. О если бы я походил на него в сраженье, когда разгоралось пламя гнева его, сам бы я встретил тогда, подобно Кухулину, колесницевластного сына Кантелы! Но годы придут, о Алтан, и окрепнет моя десница. Слышал ли ты о сыне Семо, вожде высокой Теморы? Может быть, он уже воротился со славой, ибо он обещал вернуться прошедшей ночью. Барды мои ожидают его с песнопениями; мой пир уготован в Теморе".

Молча слушал я короля. Слезы из глаз моих полились. Я старался сокрыть их седыми кудрями, но он приметил мою печаль.

"Сын Конахара, – молвил он, – разве погиб король Туры? ****** Отчего подавляешь ты вздохи? И отчего текут эти слезы? Разве грядет колесницевластный Торлат? Разве слышны шаги рыжеволосого Карбара? Они приближаются, ибо я зрю твою скорбь. Погиб король мшистой Туры! Ужели не ринусь я в битву? Но мне не поднять копья! О если б десница моя обладала силой Кухулина, скоро бежал бы Карбар, воскресла бы слава праотцев и подвиги прошлых времен!"

****** Кухулин назван королем Туры но имени замка на берегу Ольстера, в котором он жил перед тем, как взял на себя управление Ирландией в годы несовершеннолетия Кормака.

Он взял свой лук. Слезы текут из его блестящих очей. Все вокруг объяты горем. Барды, склонясь, отвратились от сотни настроенных арф. Одинокий порыв ветра коснулся дрожащих струн. Звук раздается печальный и тихий.*

* Этот вещий звук, упоминаемый и в других поэмах, издавали арфы бардов перед смертью достойного и прославленного человека. Здесь он предвещает смерть Кормака, которая вскоре последует.

Слышится голос вдали, словно кто-то горюет. Это Карил, древний годами, воротился с темной Слиморы.** Он поведал о смерти Кухулина и его могучих подвигах. Вкруг могилы его рассеялись воины, оружие их по земле разбросано. Они уже о войне позабыли, ибо не видят того, кто зажигал их сердца.

** Слимора – холм в Коннахте, возле которого был убит Кухулин.

"Но кто это, – Карил спросил сладкогласый, – кто это близится к нам, подобно оленям скачущим? Станом похожи они на младые деревья равнины, ливнем взращенные; ланиты их нежны и румяны, но из очей бесстрашные души глядят! Кто же они, как не сыны Уснота, колесницевластные вожди Эты? *** Со всех сторон поднимаются ратники, их сил воспрянули, как оживает полуугасший огонь, когда налетают внезапно на крыльях свистящих ветры пустыни. Катбата щит зазвенел.**** Герои узнали Кухулина в Натосе.***** Так обращал он сверкавшие очи свои, так шагал он по вереску. Брани кипят у Лего, Натоса меч побеждает. Скоро ты узришь его в чертогах своих, король лесистой Теморы!"

*** Уснот, вождь Эты, местности на западном берегу Шотландии, имел от Слис-самы, сестры Кухулина, трех сыновей: Натоса, Альтоса и Ардана. Когда братья были еще очень молоды, отец послал их в Ирландию к дяде, чья военная слава гремела по всему королевству, чтобы тот выучил их обращаться с оружием. Едва они прибыли в Ольстер, как пришла весть о смерти Кухулина. Натос, старший из братьев, возглавил войско Кухулина и повел его против Карбара, вождя Аты. Но, когда Карбар в конце концов убил в Теморе юного короля Кормака, войско Натоса перешло на его сторону, а самому Натосу с братьями пришлось возвратиться в ^Ольстер, чтобы оттуда переправиться в Шотландию. Продолжение этой печальной истории подробно рассказано в поэме "Дар-тула".

**** Катбат был дедом Кухулина, и щит его служил потомкам для того, чтобы подавать сигнал тревоги, предупреждающий все семейство о предстоящих битвах.

***** То есть они усмотрели очевидное сходство между Натосом и Кухулином.

"Скоро узрю я вождя, – отвечал синеокий король. – Но моя душа скорбит о Кухулине; глас его услаждал мой слух. Часто ходили мы вместе по Доре, охотясь на темно-бурых ланей; не ведал промаха в горах его лук. Он говорил о могучих мужах, он мне рассказывал подвиги предков моих, и радостно было мне слушать. Но садись за пиршество, Карил, часто я слышал твой глас. Воспой же хвалу Кухулину и тому чужеземцу могучему".******

****** Натосу, сыну Уснота.

День озарил лесистую Темору всеми лучами востока. Тратин вошел в чертог, сын Гелламы * старого. "Я вижу, – сказал он, – в пустыне темное облако, о король Инис-файла! Но то, что я принял сперва за облако, оказалось толпою людей. Кто-то один впереди выступает в силе своей, его рыжие волосы развеваются по ветру. Щит сверкает в лучах востока. Копье в деснице его".

* Geal-lamha – _белорукий_.

"Пригласи его на пиршество Теноры, – ответил король Эрина. – Чертог мой – приют чужеземцам, сын великодушного Гелламы. Это, быть может, вождь Эты грядет в торжестве своей славы. Привет, чужеземец могучий,** друг ли ты Кормаку? Но, Карил, он мрачен и хмур, и он обнажает свой меч. О бард старинных времен, это ли Уснота сын?"

** Эти слова показывают, что Карбар вошел во дворец Теноры посреди речи Кормака.

"Это не Уснота сын, а вождь Аты, – ответил Карил. – Зачем ты в доспехах вступаешь в Темору, Карбар угрюмоликий? Да не подымется меч твой на Кормака! Но куда же ты устремляешься?"

Мрачною злобой объятый он мимо прошел и схватил королевскую длань. Кормак предвидел гибель свою, и глаза его вспыхнули гневом. "Прочь отселе, угрюмый вождь Аты. Натос войною грядет сюда. Дерзок ты лишь в чертоге Кормака, ибо слаба десница его". Меч вонзился в грудь короля. Пал он в чертогах праотцев. Во прахе рассыпались светлые кудри его. Кровь дымится вокруг.

"И ты повержен в своих чертогах, о сын благородного Арто? *** Не было рядом с тобой ни щита Кухулина, ни копья твоего отца. Опечалились горы Эрина, ибо вождь народа повержен. Благословенна будь душа твоя, Кормак, юным померкнул ты!"

*** Говорит Алтан.

Мои слова дошли до слуха Карбара, и он заключил нас **** во тьме непроглядной. Он боялся поднять свой меч на бардов,***** хоть и черна была его душа. Долго томились мы в заточении, – но пришел наконец благородный Кахмор.****** Он услыхал наш глас из пещеры, он обратил на Карбара гневный взор.

**** То есть его и Карила, как выясняется ниже.

***** Особа барда почиталась настолько священной, что лишить его жизни боялся даже тот, кто только что убил своего монарха.

****** Кахмор во всех случаях являет пример бескорыстия. Его человечность и великодушие не имели себе равных; короче говоря, он был безупречен, если не считать слишком большой его привязанности к столь дурному брату, как Карбар. Он сам говорит, что семейные узы, связывающие его с Карбаром, берут верх над всем прочим и побуждают участвовать в войне, которую он не одобряет.

"Вождь Аты, – промолвил он, – доколе ты будешь язвить мою душу? Сердце твое, словно скала в пустыне, а мысли твои черны. Но ты Кахмору брат, и он будет сражаться в оахвахтвоих. Но сердце Кахмора не сходно с твоим, о ты, во бранях бессильная длань! Твои дела запятнали души моей свет, и барды теперь не воспоют мне хвалы. Они могут сказать: "Кахмор был храбр, но бился он за угрюмого Карбара". Молча прейдут они мимо моей могилы; никто не услышит о славе моей. Освободи же бардов, Карбар: они чада иных времен. Их голоса прозвучат в иные годы, когда прекратится род королей Теморы".