Текст книги "Одиночка. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Фелан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Пол отрицательно покачал головой.

– Они будут «проводить зачистку городских улиц» – не я придумал такую формулировку, они сами так говорят. То есть, убивать всех агрессивных зараженных…

– Так нельзя!

– Я тоже не в восторге от этой идеи, – сказал Пол.

– Но есть же другие способы!

Пол промолчал. Рейчел спросила:

– И сколько таких зараженных?

– По предварительным оценкам, один–два процента.

– От всех зараженных?

– Да.

– И они просто их убьют? – Мне стало дурно, горячая волна поднялась от ног и обожгла лицо. – Что, нельзя их временно усыпить или переловить?

– Они решили по–другому, – сказал Пол, оглядываясь, не слышат ли наш разговор посторонние. – Преступники, честно говоря…

– Преступники? – выкрикнул я. – Уроды! Они же люди! Американцы, туристы…

Не стоило вымещать злость на Поле и девочках: и так было ясно, что они думают в точности, как я.

– А почему по ночам? – ровным голосом спросила Рейчел.

Пол махнул рукой в сторону съемочной группы. Недалеко от палатки телевизионщики брали интервью у группы выживших, среди которых я рассмотрел Тома, Пейдж и Одри. Дочь с отцом о чем–то рассказывали, а Одри только кивала время от времени. Все были в точно таких комбинезонах, как Рейчел с Фелисити.

– Чтобы вот эти не смогли ничего снять: ни на земле, ни с вертолетов. Ночью запрещены полеты над городом.

– То есть, чтобы они спокойно обделывали свои грязные делишки?

Пол кивнул.

– А что собираются делать с другими зараженными? Их же тысячами сгоняют за забор? – спросила Рейчел.

– Они поправятся.

– Откуда вы знаете?

– Действие вируса постепенно ослабевает.

Что он сказал? Я ослышался? Не ослышался.

– Ослабевает?

– Пик действия вируса позади, – сказал Пол, оглядывая палатку. – Постепенно к зараженным вернутся прежние способности, и тогда мы начнем лечить тех, кто не проявляет агрессии. Работы будет полно: обморожения, ожоги, истощение, ранения – и это далеко не полный список.

– А что, тех, других, невозможно вылечить?

– С ними невозможно работать, антидота нет, поэтому…

– Поэтому их просто убьют, – перебил я.

– Их форма вируса не теряет активности, со временем не происходит улучшения. Даже если нам удастся собрать и запереть их где–нибудь, толку будет мало.

– Они обречены на смерть, да? Их перестреляют или они сами поумирают, – сказала Фелисити.

– Получается так.

– Эти отряды будут выходить по ночам, когда на улицах темно, когда не летают журналистские вертолеты, чтобы убивать самых жестоких Охотников, и этому никак, совсем никак нельзя помешать?

– В данный момент у нас нет другого выбора, – ответил мне Пол.

– Выбор есть всегда.

– Джесс, я понимаю, что ты имеешь в виду, но в нынешней ситуации…

– Должен быть выход!

– Так происходит, потому что время не ждет: нужно спасти как можно больше выживших, помочь как можно большему количеству зараженных. Как спасли вас, как помогают тысячам других.

– Но ведь можно спасти всех! Почему никто даже не пытается этого сделать?

– Существует понятие очередности оказания помощи пострадавшим, – стал объяснять Пол. – Понимаешь, в случае непредвиденных обстоятельств начинают действовать особые инструкции…Я знаю, все это не по–человечески, но… Мне жаль, что так вышло с твоим другом. У всех нас есть друзья здесь…

Мы какое–то время молчали, и из–за этого постоянный шум стал еще заметнее, еще оглушительнее: гудение генераторов, от которых работало освещение, обогреватели, медицинское оборудование; гул вертолетов на взлете и посадке; разговоры, гомон сотен людей в лагере.

– Сколько в городе таких как мы? – спросила Фелисити.

– По предварительной оценке, около полумиллиона.

– Полмиллиона?

Я и представить себе не мог такую цифру. Хотя, чему удивляться: Нью–Йорк – гигантский мегаполис. Был. Я и малой его части не успел увидеть до атаки. Пожалуй, к лучшему, что я не представлял себе истинных размеров города, иначе сразу бы отказался от идеи выбраться из него самостоятельно. Я еще раз проговорил про себя громадную цифру, попытался представить, соотнес со своим трехнедельным опытом выживания: разум отказывался верить.

– Я не видел практически никаких следов живых нормальных людей, а вы говорите полмиллиона!

– Большинство пряталось по домам, квартирам, в массовых убежищах, – объяснял Пол. – Нью–йоркцам годами вдалбливали, как вести себя в подобных ситуациях, поэтому они всегда держат наготове сухой паек, несколько катушек клейкой ленты, рулон пленки и еще черт знает что. Говорят, только в спорткомлексе Мэдисон–сквер–гарден скрывалось полсотни тысяч человек, еще двадцать тысяч отсиживались в небоскребе Эмпайр…

Мысль о том, что меня окружали люди, казалась невероятной. Я погибал один на один со своей бедой, а город был полон: тысячи нормальных людей, таких же, как я, страдали от одиночества не меньше, а то и больше, чем я.

– Вы слышали что–нибудь об Австралии?

– Ничего. Знаю только, что в Лондоне, в Париже, в Москве, в Шанхае, в Рио – везде такие же карантины, как здесь, поэтому пока очень рано судить о масштабах.

У меня закружилась голова, как только я услышал, что пострадал весь мир. Но еще страшнее оказалось другое: уж если под удар попали такие крупные страны, то что говорить о маленькой беззащитной Австралии.

– А как вам удалось вытащить всех их на улицы? – спросил я. Друзья удивленно смотрели на меня. – Я имею в виду, как выжившие узнали, что теперь можно выходить?

– С завтрашнего утра начнут работать вооруженные конвои, которые будут расчищать дороги и постепенно, на автобусах, вывозить людей на север. Сейчас на улицах делают объявления через громкоговорители, разбрасывают с воздуха листовки, совсем недавно восстановили радиовещание, а через пару дней, после того, как появится электричество, заработает телевидение. Система медицинской эвакуации давно в строю, как видишь и слышишь.

Будто по заказу, прямо у нас над головами прогудел вертолет.

– Пол, ты сказал, что выхода нет, поэтому ночью бригады пойдут обстреливать Охотников…

Брат Фелисити кивнул.

– У меня там друг.

– Я знаю, мне жаль.

– Ты не понимаешь. – Я сел на кровати, трубка капельницы загнулась и лекарство перестало поступать. Я посмотрел сначала на Рейчел, затем на Фелисити. – Выход должен быть. Что–то можно придумать. Я уверен.

– Приказ отдан.

Я отказывался сдаваться.

– А если улучшение все же наступит?

– Не наступит.

– А если существует антидот?

– Джесс, вирус изучают в лаборатории вдоль и поперек. Сотрудники мединститута инфекционных заболеваний армии США работают по двадцать пять часов в сутки.

– Да, я видел их.

– Они приходили тебя осматривать?

– Нет. Мы встретились на Манхэттене несколько дней тому назад.

– Не может быть, – ответил Пол. – Они только сегодня впервые высадились здесь.

– Я тоже видела их! – быстро выпалила Фелисити. – Я была с Джессом. У них в военном грузовике стоял деревянный ящик, на котором краской была написана аббревиатура института. Мы видели, как на них напал дрон!

Пол выглядел сбитым с толку.

– Когда это было?

– Несколько дней назад.

Он растерянно произнес:

– Расскажите мне всё.

– Тебе не кажется странным, что на отряд американских военных, которые ехали по Манхэттену с ракетой, напал американский же самолет?

– Мы не знаем наверняка.

– Знаем, Пол, знаем. Это совершенно точно был американский дрон, – не сдавалась Фелисити. – Их уничтожили свои, потому что им нельзя было здесь находиться, нельзя было делать то, что они делали.

Было видно, что Пол никак не желает верить даже в вероятность чего–то подобного.

– Как ты думаешь, чем они занимались?

– Ученые института?

Я кивнул.

– Не знаю, – произнес Пол, глядя сквозь прозрачную стенку палатки.

– Может, избавлялись от вещественных доказательств? – выдал я версию, которую, среди прочих, мы обсуждали с Бобом и Даниэлем.

– Что?

– Они приехали, чтобы найти ракету, увезти её из города и спрятать, потому что она сделана в Штатах.

– Ведь похожая ситуация уже была, – вмешалась Рейчел. – Помните, с сибирской язвой? Тогда же доказали, что панику спровоцировали наши военные…

Пол отрицательно качнул головой.

– Не думаю. Зачем вывозить ракету, если ее можно просто уничтожить?

Я рассказал ему о том, как дрон попал в грузовик, о Калебе, который оказался слишком близко.

– А ты уверен, что они перевозили именно ракету, которая не взорвалась во время атаки?

– Да, абсолютно уверен. Мне так сказал Старки.

– Старки? – пораженно переспросил Пол, будто имя что–то значило для него. – Я его знал. Он был полковником, одним из лучших специалистов НИМИИЗа по инфекционным заболеваниям. Ты не перепутал имя?

– Нет.

– Как он выглядел? Опиши его.

Я выполнил просьбу, и, чем подробнее я описывал внешность Старки, тем больше мрачнел лицом Пол. Когда я замолчал, брат Фелисити только качнул головой и сказал:

– Не может быть.

– Почему?

– Потому что он погиб.

– Знаю, – тихо произнес я, с уважением вспомнив Старки. – Он умирал, когда мы виделись в последний раз.

Старки был ранен в живот, кровь текла без остановки, но даже несмотря на страшные предсмертные мучения, он старался спасти меня и предупредил, что последует за взрывом.

Лицо Пола исказил гнев.

– Сегодня нам сказали, что он с командой погиб несколько дней назад на базе Форт–Детрик: они проводили эксперимент, но что–то пошло не так…

– Кто вам сказал? – спросила Фелисити.

– Наш командир. Он отвечает за проведение всей операции.

– Зачем ему врать?

Пол качнул головой. Никогда прежде я не видел, чтобы человек был так взволнован и растерян.

– Не знаю, – ответил он.

– Это ведь американский самолет выследил и уничтожил грузовики и военных, правда? Разве нет? – не унимался я.

Пол согласно кивнул

– Только у нас есть воздушная техника такого типа, как ты описал.

– Поубивали своих и замели следы. И вы еще спрашиваете, как я могу любить животных больше людей, – заметила Рейчел.

Фелисити обняла ее за плечи.

– Вирус живет в воздушной среде и на почве некоторое время. Скажем, не больше часа, – заговорил Пол. – Мы хотели отправить отряды, чтобы взять образцы, но безнадежно опоздали. Биологический агент погиб, а риск остаться под завалами несопоставимо велик.

– Такой приказ, – сказал я.

Пол кивнул.

– Но? – спросила Фелисити, уловив, что брат не договорил.

– Если бы нам удалось получить образец вируса прямо из эпицентра, мы бы сделали противоядие, антидот. Что, Джесс? – спросил Пол, поймав мой взгляд.

– Я могу предложить кое–что получше.

Рейчел с Фелисити удивленно посмотрели на меня.

– Я могу показать, где лежит целая ракета.

У меня перед глазами вновь ожила сцена взрыва, после которого с моим другом Калебом случилось то, что случилось. Во всех подробностях я вспомнил снаряд, застрявший возле алтаря в соборе.

– Где она?

– Я сам покажу, – ответил я.

Девочки обеспокоенно переглянулись, но Пол не успел возразить, и я не дал ему шанса на лишние колебания, выдернув из руки иглу капельницы.

28

Когда мы были готовы к выходу, за пределами карантинной зоны совсем стемнело.

– Джесс, темнота не сыграет нам на руку, совсем наоборот, – предупредил Пол.На мне, Поле и Фелисити была черная военная форма для ночной маскировки, пуленепробиваемые жилеты и шлемы.

– А шлемы обязательно? – спросила Фелисити, но ее брат был непреклонен:

– Если ты собралась с нами, играй по моими правилам.

– Я больше без тебя ни на секунду не останусь, – сказала она и обняла его.

– Большинство самых серьезных ранений приходятся в область черепа и их очень легко избежать, если не снимать шлем, – смягчился Пол и для наглядности постучал костяшками пальцев по надетому бронешлему из кевлара у себя на голове. – А вообще, можешь остаться здесь.

Фелисити хитро ткнула его локтем в бок. Спор по поводу того, идти ей или нет, уже давно утих, увенчавшись полной победой младшей сестры.

Рейчел обняла меня на прощение. На ней все еще был голубой «карантинный» комбинезон, на который она набросила куртку.

– Будьте осторожнее и постарайтесь вернуться быстрее.

Я кивнул. Мы неслышно выскользнули за территорию через боковые двери здания старого арсенала, умудрявшегося выстоять несмотря на все невзгоды. Караульные, расставленные у окон, не подали вида, что заметили нас, не говоря уж о том, чтобы махнуть на прощание. Зато их командир, угрюмый майор, который оказался другом Пола и после ожесточенного спора согласился вопреки приказу пропустить нас через свой пост, стоял рядом с Рейчел, пока та запирала двери.

Мы взбежали по ступенькам на Пятую авеню. Я не имел права терять время и обязан был вернуться с образцом: ведь от этого зависела жизнь Калеба. Я не питал иллюзий по поводу того, что нас ждет впереди: так называемые «отряды зачистки», которые будут без разбора стрелять по любым движущимся целям; обезумевшие Охотники, готовые напасть в любой момент; страшная ракета, из которой нужно будет взять образец и доставить обратно в лагерь. Только вот все эти опасности отходили на задний план: нашим главным, безжалостным врагом было время.

На улицах подстерегали бесшумные убийцы с бесшумным оружием. Мы спрятались на первом этаже большого магазина на Пятой авеню; за окном стояла темная ночь. Пол отстегнул со своего шлема прибор ночного видения и протянул мне. Темнота ожила зеленоватыми светящимися линиями.

Под окнами магазина шли, выискивая добычу, несколько Охотников. Они двигались на юг, прямо на засаду: за машинами и за колонами здания на другом конце улицы притаились солдаты. Я насчитал восьмерых; рассмотрел у них на головах приборы ночного видения, оружие в руках.

Бесшумные автоматные очереди прорезали темноту яркими вспышками. Я вернул Полу прибор и, пару раз, с силой зажмурившись, потер глаза. Дюжина огненных языков слизала с улицы несчастных Охотников. Еще никогда я не испытывал такого стыда.

Четверть часа спустя мы снова решились высунуться на улицу.

Пол вышел первым, с винтовкой и в приборе ночного видения, мы молча последовали за ним. Поднялся ветер.

– Они ушли, – сказал он, осмотрев улицу в обе стороны.

Дорогу на юг показывал я. Каждые несколько метров мы останавливались и вслушивались в темноту, возобновляя движение только после команды Пола.

В кармане у меня лежала маленькая золотая медаль, которую я подобрал в соборе: она единственная уцелела от моего прежнего наряда. Я вертел ее в пальцах, пока Пол осматривал улицу из окна очередного магазинчика, в котором мы спрятались. Здесь пахло смертью, и меньше всего мне хотелось искать источник запаха.

– Они рядом, – шепнул Пол.

Фелисити взглянула на меня, и я заметил, как у нее в глазах на мгновение отразилась луна. Мы отошли от окна и спрятались за перевернутым прилавком, содержимое ящиков которого вывалилось на пол: разрушенный город в миниатюре: сколько раз я видел подобное за эти недели.

– Слышала про самоповторяющиеся фигуры и узоры?

– Ты о чем?

– Когда фигура или узор повторяет сам себя в разных размерах. Все время думаю об этом, глядя на Нью–Йорк.

Фелисити посмотрела на меня так, будто я съехал с катушек.

– Фракталы, – прошептал Пол. – Множество Мандельброта.

– Точно, спасибо, – поблагодарил я Пола, который снова наблюдал за улицей, осторожно выглядывая из–за прилавка, за которым мы все трое сидели, скрючившись.

– Зря ты пошла с нами. Здесь слишком опасно, – сказал я Фелисити.

Она приобняла меня за плечи и шепнула прямо в ухо:

– Я больше никогда–никогда не останусь одна.

Прошел час, а мы продолжали ждать. Дважды Пол подбирался к окнам, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, и дважды возвращался: по его мнению, выходить было слишком опасно. Наконец, он решился, но для начала отсиделся некоторое время за разбитым такси возле входа. Убедившись, что рядом нет ни страшного отряда ночных убийц, ни безумных Охотников – тишину нарушало только далекое гудение двигателей военного самолета, – он позвал нас. Мы перебрались к нему за машину.

– Теперь можно? – спросила Фелисити.

– Думаю да. Джесс?

– Я поведу.

Пол снял прибор ночного видения и протянул мне, но я отвел его руку.

– Я привык к темноте. И к этим улицам. Идем, тут рядом. Еще квартал на юг после перекрестка.

– Рокфеллеровский центр?

– Собор Святого Патрика.

Мы сидели на корточках за грузовиком. Вдруг в небе полохнуло, и яркая вспышка осветила обгоревший кузов.

– Что это? – вздрогнула Фелисити.

Вместо ответа раздался глухой рокот, и почти сразу стеной повалил снег.

– Гроза, – сказал Пол.

– Как гроза? Зимой? – удивился я.

Еще одна вспышка осветила всё вокруг. В этот раз я увидел в небе излом молнии, и тут же раскатисто громыхнуло. Из–за пелены густого снега стало ничего не видно.

– В природе всякое случается. Начинается гроза, но вместо ливня идет снег. Так бывает, когда погода нестабильная. Ночка будет та еще.

Следующий раскат грома оглушил нас и заставил подпрыгнуть от неожиданности, а Фелисити даже вскрикнула, потому что молния не заставила себя ждать.

– Сколько это будет длиться?

– Около часа, – ответил Пол. – Но снег так быстро не кончится.

В этот раз молния сверкнула одновременно с раскатистым ударом грома.

– Еще квартал? – робко предложил я.

Мы сидели, прижавшись друг к другу.

– Только поведу я, – сказал Пол, не снимая прибора ночного видения, хотя нужды в нем не было: непрерывно сверкавшие молнии были лучше любого фонаря. – Мы ничего не услышим, но и они ничего не увидят в приборы. Может, даже решат отсидеться где–нибудь, пока погода не успокоится.

В огромном соборе Святого Патрика было холодно и темно. Время от времени пространство загоралось разноцветными отблесками молний, прорывающихся сквозь витражи.

– Где она? – спросил Пол.

– Под кафедрой.

Мы двигались быстро. Свечи зажигать не стали, чтобы не терять время. Зато Пол включил фонарик на стволе винтовки: тонкий, но мощный луч немного рассеивал зловещие тени.

– Ждите здесь, – приказал Пол, сняв рюкзак и подав нам с Фелисити какие–то непонятные, довольно объемные штуки, судя по всему, сделанные из резины и пластика. – И наденьте противогазы.

Мы послушались. Пол, уже в противогазе, помог нам затянуть ремни и проверил клапаны. Затем показал нам поднятый большой палец и, передав мне винтовку, пошел вперед, подсвечивая себе светящейся палочкой.

Через пару мгновений после очередной молнии раздался гром, многократно отразившийся в пустых стенах собора.

– Прямо над нами, да? – таинственно произнесла Фелисити. Через противогаз голос звучал глухо и непривычно.

– Ага.

Мы во все глаза смотрели, как Пол приблизился к ракете и начал брать образцы. Он склонился над ней и что–то делал при тусклом свете. Вслед за молнией прогремел гром, но теперь между ними прошло почти десять секунд.

– Ты веришь, что столько народу могло прятаться в местах вроде этого? – спросила Фелисити. – Целых полмиллиона!

– Мы же прятались, – ответил я и вспомнил, как впервые увидел Фелисити на экранчике камеры: она вела видеодневник, сидя в родительской квартире. Я нашел запись на следующий день после того, как она ушла. А сам я двенадцать дней боялся высунуть нос из Рокфеллеровского небоскреба. – Мы почти две недели не решались выйти на улицу.

Пол уложил в рюкзак маленькую черную коробочку и направился к нам.

– Я не спорю, но сам подумай: мы же почти не видели следов существования нормальных живых людей. По крайней мере, такие количества, как ожидают, по словам Пола, в лагере со дня на день, точно нигде не могли скрываться.

– Наверное, они прятались очень большими группами. В массовых убежищах.

Черт! Да я сам тысячи раз представлял себе такие вот убежища, где полно людей! Лучше вообще не думать об этом, а то можно сойти с ума.

Подошел Пол, сдернул противогаз – мы последовали его примеру.

– Готово. Идем, – сказал он.

Образцы были упакованы в герметичные контейнеры, надежно уложенные в рюкзак с мягкой прокладкой. К повороту на север я добежал первым, Пол с сестрой сразу следом. Как мне убедить их, что нам нужно разделиться? Я решил найти Калеба, заманить в ловушку и закрыть там, чтобы он в безопасности дождался антидота. Если моего дома больше нет, то мне остается лишь одно: успеть хоть что–нибудь исправить, успеть хоть что–нибудь сделать.

Мы остановились на Пятьдесят второй улице.

Раскаты грома были уже не такой силы, но молнии продолжали сверкать у нас над головами, а снег все так же валил непроглядной стеной.

Пол из–за угла осматривал улицу. Мы с Фелисити притаились чуть поодаль. Я заметил холмики на снегу: человеческие тела – самые настоящие «снежные люди».

– Фелисити, – прошептал я ей в самое ухо. – Мне надо…

Но подошел Пол и не дал мне договорить:

– Сейчас пойдем назад, тем же путем, предельно осторожно. Тихо, медленно, зря не рискуем.

От яркой вспышки вокруг на пару секунд стало светлее, чем днем.

По улице, с запада, двигались Охотники, а за ними – отряд зачистки.

В следующий миг на земле разверзся ад.

29

На фоне долгого, глухого раската грома верещали Охотники и шмякались пули.

Мы побежали. Пол первый, я за ним, Фелисити тоже старалась не отставать. Вокруг со звоном сыпалось стекло и стучали пули.

Пол метнулся через дорогу и заскочил за кусок стены – единственный уцелевший от всего здания – мы бросились за ним. Пули сыпались ливнем, выбивая куски бетона и подымая вверх облака седой пыли. Я молча махнул рукой в сторону другого укрытия, и мы, пригнувшись как можно ниже, побежали к нему.

– Пусть перестанут, Пол! Прикажи им! – закричала Фелисити, когда мы пробегали под защитой огромных гранитных колонн, украшавших фасад какого–то здания.

– Не могу! У них свой приказ!

– Можешь!

– Нельзя рисковать. Здесь нечисто, они покрывают кого–то или что–то, приказ идет сверху. Нам нужно доставить образцы, чтобы НИМИИЗ сделал антидот, ясно?

Фелисити кивнула.

Я ни на мгновение не забывал о Калебе, но сейчас не менее важно было довести Фелисити с братом назад – никто лучше меня не знает эти улицы. Очередная молния осветила разрушенный город, и снова хлынул поток пуль, вычерчивая узоры на снегу вокруг нас. Пол приподнялся и несколько раз подряд выстрелил. Наверное, хотел дать нашим преследователям информацию к размышлению: мы не собираемся стать легкой добычей, мы не Охотники, мы владеем той же силой, что и вы. А почему нет?

Но «чистильщики» не обратили внимания: автоматные очереди превратили в фонтан мелких осколков витрины у нас над головой.

– Нужно спрятаться! – заорал я Полу прямо в ухо, пытаясь перекричать гром.

Отступающая гроза нанесла последний, страшный удар.

– За мной! – крикнул я и побежал вперед в темноту, дернув за собой Фелисити. Мы жались к домам по левой стороне, а брошенные на дороге машины худо–бедно защищали нас от пуль.

Когда мы пересекали Мэдисон–авеню, снова сверкнула молния, и совсем рядом раздался крик. Пол!

– Нет! – закричала Фелисити.

Мы помогли ему подняться на ноги. Отдавая все силы, я тащил Пола на себе – пуля угодила ему в бедро – до угла, за которым мы спустились в метро. От улицы нас закрыла плотная стена снегопада.

Я включил фонарик на винтовке, и мы молча стали спускаться, слышались только стоны и тяжелое дыхание Пола. Вдруг он, окончательно обессилев, упал – мы с Фелисити вдвоем не сумели его удержать.

– Нужно…идти, – выговорил Пол и стал подниматься, держась за турникет.

В одной руке у меня была винтовка, другой я закинул руку Пола себе на плечо, и так мы вошли в вестибюль станции.

На свет фонаря повернулись сотни лиц.

Охотники – неагрессивный вид – смотрели на нас широко раскрытыми глазами: темные глазницы выделялись на мертвенно–бледных, ничего не выражающих лицах.

– Джесс…

– Всё в порядке, – успокоил я друзей, и мы медленно пошли к платформе прямо сквозь толпу. Слышались стоны и приглушенное мычание, некоторые люди были на грани смерти. Запах… – Сюда.

В туннеле ничего не изменилось: вода стояла по колено, и луч фонарика оказался слабоват, чтобы сквозь ее толщу достать до пола. Охотники быстро потеряли к нам интерес и принялись пить. В конце платформы мы нашли кладовку для уборочного инвентаря и душевую.

– То что надо, – обрадовался я. Кое–как пристроив выбитую дверь на место, я закрыл ее изнутри. Мы осторожно усадили Пола, и он разломал еще две светящихся палочки, затем достал из рюкзака бинты, шприцы, ампулы и жгут.

– Ты…

Он не дал Фелисити закончить вопрос:

– Со мной все будет хорошо.

Пока Пол перевязывал рану, я светил ему фонариком. Затем мы вместе с Фелисити помогли ему поднять ногу на перевернутое ведро.

– Готово, – с облегчением выдохнул Пол.

– Сможешь идти?

Он поморщился от боли и ответил:

– Нет. До карантина я не дойду.

– Ну, Пол…

– Если бы их там не было, сестренка…

– Он прав, – согласился я. – Так нас всех убьют.

– И что делать?

– Ты выдержишь до рассвета, пока эти «чистильщики» уйдут с улиц?

Пол молча посмотрел на нас. Фелисити зарыдала, потому что мы оба знали ответ: он столько не протянет, а образцы нужно доставить в лабораторию как можно быстрее.

– Я пойду.

Они не хотели и слышать об этом, они спорили со мной, кричали на меня. Нет, людей не исправить: после всего пережитого желание ругаться у них не пропало. Я выключил фонарик, и они смолкли на полуслове, пораженные внезапной темнотой. Когда свет снова загорелся, брат с сестрой выглядели почти виноватыми.

– Хорошо придумал, – улыбнулся Пол.

– Я уже сказал, что пойду. Возьму твой рюкзак и отнесу его в карантин; пройду через зоопарк. И пришлю сюда помощь.

Пол кивнул.

– Нет, – твердо сказала Фелисити. – Нам нельзя разделяться. У нас получится. Пол, втроем мы сможем…

– Джесс прав, – перебил ее Пол. – Он пришлет помощь, медицинский вертолет. Я выдержу пару часов, но лучше не задерживайся. Объясни им, куда я ранен.

– Но…

– Фелисити, я отлично знаю Манхэттен. Я смогу.

С этими словами я надел на плечи рюкзак Пола и подтянул лямки. Он не хотел забирать у меня винтовку – пришлось настоять, но Пол все равно вручил мне пистолет, который я засунул за ремень.

– Я быстро. Оставайтесь здесь, но если вдруг вам придется по какой–то причине уйти, то я вернусь сюда с помощью, и буду дожидаться, пока вы не появитесь.

– Мы никуда не уйдем, – заверил Пол и протянул мне прибор ночного видения, который я пристегнул к шлему. Фелисити проводила меня до выхода и обняла на прощание.

– Помощь скоро будет, ждите.

Снег все так же валил, но молнии сверкали гораздо реже, а гром глухо рокотал где–то вдалеке. «Чистильщиков» видно не было. Я побежал на север, останавливаясь на углах зданий и стараясь пересекать открытые пространства одновременно со вспышками молний, когда в приборах ночного видения нельзя ничего разглядеть.

Я остановился на пересечении Пятьдесят седьмой улицы и Мэдисон–авеню. При снегопаде такой силы и речи не могло быть, чтобы найти хоть какие–то следы. В приборе ночного видения все предметы приобретали зловеще–зеленые, неживые очертания.

Зоопарк лежал в восьми кварталах к северо–западу. Таким неспешным темпом, постоянно останавливаясь, чтобы проверить дорогу, я доберусь до арсенала минут через тридцать. Расскажу все майору, и не больше, чем через час, медики придут на помощь Полу с Фелисити. Сколько раз я проходил через этот перекресток, когда направлялся в зоопарк. Магазин Калеба был всего на квартал восточнее. Я должен проверить. Максимум пять минут, они ничего не решают. Загляну, проверю и буду знать, что сделал все возможное.

Рюкзак Пола сначала показался мне совсем легким, но с каждым шагом я все сильнее чувствовал на плечах его вес. Я обязан добраться до места, по–другому нельзя. У меня за спиной то, что умные люди сумеют превратить в антидот, который поможет самым безнадежным Охотникам, который спасет Калеба и тысячи подобных ему, – осознание этого подгоняло меня так же, как и то, что в темном метро ждали помощи двое моих друзей. Я сорвался с места.

Нет…

Магазин Калеба сгорел: пожар еще не утих, кое–где тлел пластик и горели язычки пламени. Оконные проемы чернели пустотой, а под ногами трещало битое стекло. На единственном уцелевшем дверном стекле неестественно–зеленым цветом мерцал какой–то знак. Никаких сомнений: все это, включая загогулину на стекле, работа «чистильщиков». Что же стало с Калебом?

Я резко повернулся на шум за спиной и, выдернув пистолет, без раздумий нажал курок. Выстрел спугнул человека. Пуля пролетела над головой – он убегал. Прежде, чем мужчина повернулся и понесся прочь, я успел узнать его, да и манера двигаться, одежда не допускали сомнений: я стрелял в Калеба.

Я почти сразу кинулся следом: нас разделяло не больше десятка шагов. «Чистильщики» напугали его – еще бы! – а из–за одежды он, видимо, принял меня за одного из них, вернувшегося закончить начатое.

Бежать в приборе ночного видения оказалось сложно: я спотыкался, потому что не видел дороги под ногами. Я одной рукой сдернул его с головы и на мгновение ослеп: меня затопила снежная темнота. Глаза постепенно привыкали. Я различил прямо перед собой фигуру Калеба. Наверное, мой друг устал, потерял много сил, потому что он бежал тяжело, громко дышал.

– Калеб! – крикнул я и остановился.

Все звуки моментально смолкли: наверное, он тоже остановился. Я медленно пошел вперед, каждое мгновение ожидая, что он вот–вот появится из–за снежной стены, возникнет передо мной из ниоткуда. Но Калеб исчез.

Отсвет молнии на мгновение рассеял черноту, и сквозь густую пелену снега я смутно увидел силуэт Калеба: сквозь разбитую, полузаваленную дверь мой друг пролезал в магазин. Как же я был рад его видеть! В тот момент он казался мне самым обычным парнем, который сугубо из спортивного интереса карабкается по скале на пляже. Но сколько бы я так ни простоял, воображая не пойми что, сказать наверняка, что в моем друге стал возрождаться человек, было нельзя: может, я потерял его навсегда.

И я метнулся следом.

Темнота внутри оказалась настолько глухой, что я не мог даже различить очертания стеллажей и прилавков. Я попробовал было наугад броситься в этот лабиринт, но сразу же решил отступить к дверям, куда проникал хоть какой–то свет. Сделав пару шагов, я споткнулся и упал на кучу сумок, коробок, кассовых аппаратов…

– Калеб, – тихо позвал я. И снова: – Калеб…

Справа раздался шорох, затем упало что–то тяжелое. Я улыбнулся. Его самого не было видно, но я различил, как завалились на пол вешалки с вещами, за которыми он прятался. Я надвинул на глаза прибор ночного видения, и мир обрел ставшие привычными зеленоватые очертания. Людей в поле зрения не было: только полки и витрины с атрибутами роскоши – теперь совершенно бесполезными.

Я отступил к выходу. Бесшумно двигаться в тяжелых ботинках не получалось. Сердце колотилось. Я волновался не потому, что боялся неожиданного поворота событий, – совсем наоборот, было страшно, что ничего неожиданного не произойдет. Кто знает, вдруг на этот раз я действительно потерял Калеба.