Текст книги "Одиночка. Трилогия (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Фелан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Падая, я мог порезаться до крови, а они, учуяв, увидев ее, превратились бы совсем в других охотников: получив легкую добычу однажды, навсегда бы перестали быть тихими и покорными.

А вдруг мне суждено погибнуть в страшной подземной западне? Даже улицы этого города норовят проглотить тебя живьем. Я вздрогнул: умру здесь, а кто–то потом будет ходить по моей могиле…

Из толпы охотников пришел и стал быстро нарастать какой–то новый странный звук. Безвольное стадо зашевелилось, ожило: один из охотников рванулся сквозь сбившихся в кучу людей. Я метнул луч света в темноту, пытаясь увидеть выход. Охотники стали расступаться, освобождая дорогу бегущему. Он посмотрел на меня и вытер рукавом окровавленный рот.

Я повернулся и побежал. На огромной скорости я врезался в турникет, перекувырнулся через него и упал. Скользкая жижа под ногами не давала подняться. В этот момент охотник схватил меня за рюкзак.

Я с разворота ударил его кулаком в голову. Охотник не удержал равновесия и упал, выпустив меня: то ли не слишком удачно схватился за рюкзак, то ли не ожидал удара.

До выхода оставалось совсем чуть–чуть, на заснеженные ступеньки уже падал тусклый дневной свет.

Не сбавляя темпа, я перепрыгнул через поваленный кофейный автомат. Охотник несся по пятам – в ушах отдавался каждый его шаг.

Задыхаясь, я карабкался по лестнице, по колено заваленной снегом. Оглянулся: охотник отставал на пять ступенек, а за ним шевелилась черная живая стена: сотни глаз вот–вот увидят страшную развязку. Нестерпимая боль пронзала руку, на белый снег быстро капала ярко–красная кровь.

Отдавая все силы, на негнущихся ногах, я преодолевал последние ступеньки к свету. Выход почти полностью занесло – в снегу маячило маленькое окошко. Я сжал окровавленную руку в кулак – сквозь пальцы и по запястью полилась теплая кровь – и выбросил ее наподобие тарана. Так, с выставленной вперед рукой, почти плашмя упав на последней ступеньке, я вырвался из метро и оказался на улице. Повернул голову: охотник уже был наверху и смотрел прямо на меня.

Теперь моя жизнь зависела только от того, сумею ли я убежать. И я понесся по улице, лавируя между разбитыми машинами, заскочил на такси, оказавшееся на пути, и на ногах съехал с капота. По глухому удару понял, что мой преследователь на что–то налетел.

Я свернул за угол и влетел в темноту какого–то магазинчика. Быстро оглядевшись, рванул к светлевшему за перевернутыми стеллажами выходу. Поскользнулся, потерял равновесие и ударился затылком о полку. До прямоугольника двери, из–за которой пробивался тусклый дневной свет, оставалось совсем немного.

В проходе появился силуэт. Я отполз за стеллаж. От страха стучали зубы и колотились сердце. Я пытался дышать как можно тише, но у меня не получалось.

Охотник – коренастый, крепкий – вошел в магазин. Он шел по следу, он был на охоте.

Я нащупал боковой карман рюкзака. Каждый шаг охотника, внимательно оглядывающего магазин, гулко разносился по пустому помещению. Я нашарил и вытащил пистолет: дрожь никак не унималась, рука с «Глоком» ходила ходуном. Спина занемела, каждый вдох отдавался болью.

Я вспомнил, как впервые выстрелил. Палец тогда сам лег на предохранитель: страх и уверенность пришли одновременно. Что–то в глубине души настойчиво требовало выкинуть пистолет, никогда больше не прикасаться к оружию. Чем ближе подходил ко мне тот охотник, тем больше я нервничал: почему–то казалось, что он заметил наставленный на него пистолет.

Я вспомнил, как целился в еле живого, измученного паренька, который оказался такой же жертвой, как и я.

Я бесшумно засунул «Глок» в карман куртки. Не хочу, не буду больше стрелять в людей – ни сегодня, ни завтра, никогда. Прошли еще три секунды, растянувшиеся в вечность: охотник бродил где–то среди стеллажей. Больше нельзя было ждать. Я прикинул, сколько шагов до выхода, вскочил и побежал.

Охотник появился из–за стеллажа прямо передо мной, схватил меня за рюкзак и дернул вправо, заваливая на пол.

С диким криком «Нет!» я выхватил из кармана «Глок» и со всей силы ударил наклоняющегося ко мне охотника тяжелым заряженным пистолетом в висок.

Он всем весом упал прямо на меня и замер: только чувствовалось, как немного поднимается и опускается грудная клетка. По крайней мере, живой – я его не убил. Кое–как я выбрался из–под обмякшего тела и вышел из магазина.

Я брел по улице, держась одной рукой за стены зданий, то и дело останавливаясь передохнуть.

Дыра на перекрестке оказалась разинутой пастью страшного монстра, готового сожрать меня в любой момент.

13

Все те же пожарные машины, все та же огромная воронка на месте катка – с тех пор, как я ушел отсюда, ничего не изменилось.

Я бродил по площади, знакомой до каждого сантиметра, в надежде найти следы Фелисити: она казалась мне тем недостающим звеном, которое соединит цепочку, и поможет вернуться домой.

На часах было одиннадцать с хвостиком. Если Фелисити прочитала мою записку и пришла, как там сказано, в десять, то я сильно опоздал. Площадь была мертва: только бились флаги и завывал пронизывающий ветер.

Я высмотрел на снегу цепочку следов. Они привели меня к Рокфеллеровскому центру, но возле входа Службы новостей затерялись среди множества других – беспорядочных, не имеющих четкого направления.

Где–то вдалеке прогремел взрыв, отразившись эхом от зданий, и снова все стихло.

Я зашел в Рокфеллеровский небоскреб и почувствовал знакомый запах – запах дома.

Все было по–прежнему. Я решил быстро подняться и забрать кое–какие вещи. Хотя и еду, и одежду можно легко найти где–угодно… Все–таки желание еще раз посмотреть на город с высоты, снова оказаться в месте, ставшем почти родным, пересилило. Главное, не задерживаться наверху без надобности.

Целую минуту я накручивал фонарик. От волнения дрожали руки, во мне боролись страх и любопытство. Яркий луч прорезал темноту, но, конечно, не смог осветить холл целиком. Синеватый свет придавал предметам какой–то неживой, мертвенный оттенок. Там, на станции метро, и без того бледные лица охотников произвели на меня жуткое впечатление: голубоватая полупрозрачная кожа, запавшие глазницы, огромные круги под глазами.

Держа наготове пистолет, я открыл дверь на пожарную лестницу. Вроде за две ночи моего отсутствия здесь никто не побывал. Зашел, закрыл за собой дверь. Такая знакомая тишина. Только вот ощущение дома и защищенности пропало. Нахлынул всепоглощающий страх, избавив от малейшего желания подниматься.

Я выскочил из непроглядной темноты и жадно вдохнул морозный зимний воздух. Холл небоскреба уже не казался мне уютным, семьдесят семь этажей над землей больше не прельщали меня.

Боясь повернуться к темноте спиной, я пятился до самого выхода, пока не оказался на улице. Не хочу больше подниматься туда, не хочу бороться со страхом и дергаться от неизвестности на каждом шагу.

По пути сюда, в районе Сорок девятой улицы, я заметил перевернутый почтовый фургон. Он по–прежнему был там: почта высыпалась из распахнутого кузова на дорогу и размокала под слоем грязи, снега и пепла. Я посветил внутрь фургона – никого. Тогда я вытащил две огромные полотняные сумки с почтой, вытряхнул содержимое на дорогу, аккуратно сложил их и засунул в рюкзак.

Думая, что предпринять дальше, я снова пошел по Сорок девятой улице. Прочесать район и поискать Фелисити? Я оглянулся: «мой» небоскреб остался за спиной, низкое зимнее солнце стояло в зените. Наверное, там, наверху, за стеклянными стенами ресторана будет тепло…

– Куда дальше? – спросил я вслух, зачерпнув кроссовком снег и пнув банку из–под колы. – Куда идти?

Будто кто–то невидимый должен был дать мне ответ. Подсознание обрабатывает всю поступающую информацию, принимает решения, учитывая каждую мелочь: мне не нужно было спрашивать, я сам знал, куда идти. «На юг», – подсказывал внутренний голос. Интересно, почему? Потому что там дом? Потому что я соскучился по солнцу и теплу? Или потому, что у меня там остались незаконченные дела: пробраться через Мидтаун, найти выходы из города? Но я не послушался внутреннего голоса: гораздо важнее выполнить данное обещание. Сегодня я должен принести в зоопарк еду, а завтра будет новый день.

Я вошел в продуктовый магазин, подсвечивая себе фонариком. Солнце почти не проникало внутрь. На прилавке возле кассы лежало десятка полтора раскрытых, разорванных коробок с мобильными – будто кто–то что–то искал.

Я стал включать телефоны: большинство были разряжены, у некоторых не хватало аккумуляторов, и только один ожил, но не находил сети. Городской телефон валялся на полу, разбитый на куски. В открытой кассе оставались только самые мелкие монетки.

Первым делом я нашел флакончик с антисептиком, бинты и новые перчатки. Промыв порезанную руку при тусклом уличном свете, – рана оказалась не особо глубокой, просто сильно кровила – я принялся собирать в почтовые сумки консервы.

Раздалось тихое шарканье. Я обмер и дернулся бежать, но остался на месте. Слабый луч почти ничего не освещал. Я бешено завращал ручку фонарика – в тишине магазина разнесся невыносимо громкий звук. И наконец, в пятне света появился…

Пес! Самый обычный пес. Метис лабрадора. С большими грустными глазами и дружелюбной мордой.

– Привет, дружок…

Пес не отреагировал – он просто смотрел на меня.

Я протянул к нему руку, чтобы погладить, но он оскалился и зарычал. Пес был худой, но не слишком: видно, все эти дни он питался на мусорных кучах. Я взял с полки пару банок кошачьих консервов и вывалил содержимое на пол рядом с собакой. Лабрадор потянул носом воздух и медленно, глядя мне прямо в глаза, приблизился к еде, а я, пятясь, вышел из магазина.

Сумки с едой я тащил за собой по снегу. Через пару кварталов мне попался еще один продуктовый магазин. Стекла выбило взрывами, и снега намело почти до середины торгового зала, зато на полках осталось много еды. Очень осторожно, чтобы не поскользнуться, я добрался до сухого пола и поставил сумки. На стеллажах лежали разные сыпучие продукты, крупы, макароны, стояли банки с маринованными огурцами и другими консервами. Из холодильника я взял несколько колец сыровяленой колбасы и палок салями, кое–какие мясные полуфабрикаты в вакуумной упаковке, не успевшие испортиться. Открыл соседний холодильник и аж зажмурился от запаха: там лежали сыры. Некоторые головки были точно с меня весом. Я засунул в сумку несколько кусков. Теперь хватит и зверям на первое время и нам.

Во вторую сумку я набил побольше разных круп и каш, сухофрукты, несколько банок консервированных фруктов, еще какие–то пакеты. Подумав, взял пару баночек меда, пакеты с молоком длительного хранения и всякие «вкусности»: артишоки, маслины, пикули – должна же Рейчел что–нибудь из этого любить. Я еще не застегнул сумку, а уже представлял, как покажу Рейчел свою добычу, как буду выкладывать на стол трофей за трофеем, и она тоже будет радоваться.

Она увидит, что я сдержал слово, а значит, на меня можно положиться; поймет, что я по–настоящему хочу помочь. Только вот готова ли она ответить тем же, пойти мне на встречу?

Сумки получились очень тяжелые – не меньше двадцати килограммов каждая. Я протащил их за собой до конца квартала и остановился передохнуть: руки отваливались, лямки натерли ладони. Чтобы хорошо видеть улицу, я взобрался на крышу такси. С такой скоростью я дотащусь к зоопарку в полной темноте. Или еще хуже, сумки протрутся: снег лежит далеко не везде, да и осколков на дороге полно.

– Свежее решение! – громко сказал я. – Нужно найти машину.

Одну за другой я пробовал завести более или менее целые машины, но ничего не выходило. Пару раз удача была совсем рядом: я поворачивал ключ в зажигании, мотор вроде начинал работать, но аккумулятор тут же окончательно садился, и автомобиль умирал.

Я вспомнил, как мы с отцом заводили наш старенький форд «с толчка». Можно было бы попробовать, но только, во–первых, не было места для разгона, а во–вторых, на снегу колеса, скорее всего, будут буксовать. Через полчаса титанических усилий мне удалось на полметра сдвинуть малолитражный фольксваген. Рейчел ждет меня с едой, а я теряю время, занимаясь непонятно чем.

Вот грузовик вроде военного мне бы подошел… Но гораздо реальнее найти металлический или просто крепкий гладкий лист и подложить под сумки: тогда я бы легко довез их до зоопарка, как на санках. Можно было бы сегодня притащить одну, а за второй вернуться завтра. Решив именно так и поступить, я оставил сумки и направился к покореженным машинам в поисках чего–нибудь подходящего.

– Воруешь почту? – спросил мужской голос.

14

Приближаясь ко мне, он неотрывно смотрел на север. Моего возраста, только на голову выше и шире в плечах, крепкий, но не толстый. Из–под белой вязаной шапочки выглядывали черные вьющиеся волосы.

– Ну да, именно этим я и занимаюсь: ворую почту, – ответил я.

В руках он держал помповое ружье. Голубые глаза за очками в черной оправе пристально всматривались в Парк–авеню.

– А если серьезно? Что в сумках?

– Тебе–то какое дело?

На мгновение он оторвал взгляд от улицы и глянул на меня.

– Если еда или что–то необходимое, я тебе помогу. Если деньги, золото, почта или чужое шмотье – справляйся сам.

Еще один выживший! Мне нравилась его манера разговаривать: серьезно и с юмором одновременно, по существу, без траты сил на пустую ругань и выяснение отношений. Скорее всего, его строгость напускная, а на самом деле он гораздо мягче и добрее.

– Без тебя справлюсь, – ответил я, поднял сумку и перекинул ее вперед, насколько смог, затем повторил то же самое со второй. – Вообще, там еда. Я не роюсь по чужим ящикам. Так что все в порядке.

– Все в порядке? – переспросил он с чуть заметной улыбкой.

– Мы вообще о чем?

С этими словами я перетащил сумки еще на пару шагов.

– О твоих странных приоритетах, – начал он и замолчал, напряженно вглядываясь в Парк–авеню. Явно заметив что–то, он присел и на полусогнутых ногах перебежал за опрокинутый газетный ларек. – Брось сумки.

– Что?

– Брось сумки и прячься, быстро!

Я заскочил к нему за ларек и присел рядом.

– Они идут. Сиди тихо и не высовывайся.

Мы вжались в землю. Я ничего не слышал. Не то, что вчера, когда появились солдаты с грузовиками.

– Свернули за угол и идут сюда.

– Кто? – мне было непонятно, кого он имеет в виду: солдат, охотников, других выживших?

– Они, – ответил он и показал на улицу.

Я осторожно выглянул.

Из–за угла Пятьдесят третьей улицы на Парк–авеню вывернули три охотника, явно из тех, что готовы на все ради теплой человеческой крови. Через тринадцать дней после атаки различать два вида было проще простого: охотники, пившие одну воду, стали слабыми и худыми, больше похожими на бесплотные тени, чем на людей.

– Смотри, что они делают, – прошептал мне новый знакомый.

Охотники шли не просто так: они внимательно всматривались и вслушивались в улицу, искали добычу. На губах и подбородках влажно блестела свежая кровь.

– Я видел…

– Такого еще не видел. Это разведчики, – не сводя глаз с приближавшихся людей, он немного переместился, чтобы в любой момент дать отпор. – Разведывательный отряд, а за ними идет целая толпа других.

До охотников оставалось всего ничего, и я достал из кармана пистолет. Парень удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Не надо.

Из кармана куртки он вытащил пластиковый цилиндр и передал мне: патрон был размером не больше ингалятора для астматиков и казался игрушечным. Он показал мне винтовку:

– Это полицейская винтовка, используется против демонстрантов. В участке взял. Стреляет резиновыми пулями или вот такими штуками. Человека из нее не застрелить, а вот отпугнуть – запросто.

Я протянул ему патрон.

– Оставь себе на память, – сказал он.

– А если они пойдут…

– Если пойдут к нам, мы не станем их убивать, – в его взгляде смешивались жалость и омерзение. – Они ведь люди, больные, но люди. Американцы. Ты готов убивать?

– Нет, но…

– Если хочешь убивать, я тебя хватать за руку не стану. Я уйду, а ты развлекайся.

И он замолчал, будто ждал моего решения. Проверял? Я столько времени жил только тем, что надеялся найти людей – может, и он все эти дни делал то же самое. Но насколько его устраивала моя компания? С недавнего времени я перестал верить всем подряд, так почему же он должен вести себя иначе?

– Нет, – произнес я, глядя на заряженный пистолет в руке: уже в который раз мне хотелось отшвырнуть его подальше. – Я не хочу убивать их.

– Хорошо, – с этими словами он вставил в винтовку патрон. – Я стреляю, чтобы задержать их, и через Пятьдесят вторую улицу мы бежим на Лексингтон–авеню. Ясно?

– Нужно забрать еду.

– Шутишь?! Надо уносить ноги.

– Я должен… – начал объяснять я.

– Нет.

– Тогда я остаюсь.

Он посмотрел, будто оценивая мое упорство.

– Ладно. Каждому по сумке.

Я кивнул.

– Только я не собираюсь отдать концы из–за мешка еды, так что, в случае чего, я ее брошу и тебя тянуть за собой не стану.

– Договорились.

– Хорошо. Я начинаю обратный отсчет, ты бежишь за сумками, я стреляю в наших «друзей». Как только попадаю в третьего – убегаем. Я первый, ты за мной, ясно? И спрячь пистолет, пока никого не прибил.

Я засунул в карман «Глок» и пластмассовый патрон.

Мой новый знакомый раскрыл ладонь левой руки, затянутую в перчатку, и по одному, начиная с большого, стал загибать пальцы. Шаг охотников – палец.

– Я Калеб, – сказал он будто между прочим.

– Джесс.

Отсчитав, Калеб положил руку на винтовку и вышел из–за ларька. Охотники сразу увидели его и побежали. Я рванул к сумкам.

Калеб прицелился. Я поволок сумки вниз по Парк–авеню. После первого выстрела один из охотников упал, но других это не остановило: они бежали все быстрее, в их глазах горела жажда. Раздался оглушительный выстрел: упал второй. Калеб накачал винтовку, перезарядил и выстрелил в третий раз, но охотник как раз поскользнулся, и пуля пролетела мимо. Калеб сделал еще несколько качков – осечка.

– Ни фига! – выкрикнул Калеб, вытащил из кармана куртки горсть резиновых шариков и стал по одному заряжать их в казну винтовки.

За это время охотник успел подняться.

– Быстрее, – заорал я Калебу: у него оставались считанные секунды.

Качнув винтовку, чтобы перезарядить, Калеб выстрелил: охотник упал на спину и завыл от боли.

Первый все еще корчился на снегу, но, казалось, вот–вот поднимется и побежит за нами. Второго, вставшего на четвереньки, вырвало кровью, и он снова упал. Калеб закинул винтовку за спину, выхватил у меня обе сумки, поднял их и побежал. Я за ним.

15

Виски пульсировали болью, ледяной воздух обжигал горло. Позади остался один квартал, второй, мы заскочили в какой–то магазин и вышли из него на другой улице, пробежали еще квартал на север.

На углу Калеб остановился, бросил сумки и согнулся пополам, пытаясь отдышаться.

– Повесь одну мне на плечо, – сказал я.

Он молча кивнул – сил говорить у него не было – помог мне закинуть сумку, и мы снова побежали.

– Зря я бросил спорт, когда повредил колено, – стараясь восстановить дыхание, сказал Калеб.

– Чем занимался? – спросил я. Мы не одолели и полквартала, а у меня уже не было сил тянуть сумку.

– Баскетболом. Но я свое отыграл.

– Хорошо играл?

– До Леброна

[4]

не дотягивал, – пошутил Калеб, и мы оба рассмеялись.

– На какой позиции?

– Мощный форвард, – с улыбкой ответил он: видно, воспоминания были приятными. – Меня звали Еврейский Молот. Если бы не колено, я бы далеко пошел. А так пришлось пойти в колледж.

– Тоже неплохо.

– Ага. Только я вот смотрю, мой диплом по литературе отодвинулся на неопределенный срок. Лучше бы записался во флот.

– Кто ж мог подумать, что такое случится.

Калеб промолчал. Лавируя между застывших со дня атаки машин, мы пересекли улицу.

– Куда мы бежим? – спросил я, оглядываясь через плечо: охотников не было видно, но они наверняка шли по следам и не отставали.

– К пересечению Пятьдесят седьмой улицы и Парк–авеню.

Стало быстро темнеть, будто у небесного фонарика разряжалась батарейка. Снова пошел снег.

– А что там?

Я попытался восстановить в памяти до боли знакомые улицы. Времени, чтобы заглянуть в карту, не было.

– Мое логово. Там безопасно.

Логовом Калеба оказался книжный магазин на первых этажах отеля «Ритц». Я остановился, задрав голову и разглядывая небоскреб: отцу бы точно понравилось здание. Три первых этажа, облицованных белым известняком, украшала искусная отделка, а сама башня начиналась с четвертого этажа.

– Давай сюда, – сказал Калеб, открывая багажник одной из машин у входа, чтобы мы спрятали сумки.

Охотников не было видно, но я не собирался посреди улицы дожидаться их появления. По пути Калеб успел рассказать мне, что они стали охотиться организованными группами, и теперь я больше всего хотел спрятаться в надежном месте.

– Они правда готовят ловушки? – спросил я.

– Сам вчера видел, как они устроили засаду на другого такого же, только слабого.

– Как?

Пытаясь попасть ключами в замочную скважину на двери магазина – перчатки сильно мешали – Калеб стал объяснять:

– Они разделились на три группы, окружили его с разных сторон и загнали в воронку на дороге, при этом действовали очень согласованно, а потом закидывали камнями, пока тот не отключился.

Я представил себе эту сцену. Ни за что, никогда я бы не хотел стать свидетелем подобного зрелища, оно казалось мне нереальным, невозможным.

У нас за спиной, на противоположном углу улицы лежали руины сгоревшего здания «Ситибанка», ветер трепал на дороге обуглившиеся пачки стодолларовых купюр – призраки прошлого. Пока Калеб возился с замком, повалил такой густой снег, что в паре метров не было ничего видно. Мне показалось, что сейчас из–за снежной стены бесшумными демонами вынырнут наши преследователи.

– Они не прекращают охоты даже ночью, – сказал Калеб, придерживая для меня дверь. – Я видел из магазина, как целой группой они выследили раненого и набросились на него со спины.

– На зараженного другого вида?

– Они будто выбраковывают тех, других, – поделился соображениями Калеб, запирая за нами дверь. – Знаешь, как волки: очищают территорию от соперников, чтобы им досталось больше добычи.

Новость о том, что охотники научились выслеживать и загонять «добычу», мне совсем не понравилась, но я был благодарен Калебу за информацию и постарался как можно лучше запомнить все, что он мне рассказал.

Только в стенах магазина я стал понемногу успокаиваться. Внутри было довольно темно; в проходах между книжными стеллажами стоял разный спортинвентарь.

– Это надежное место?

– Такие магазины защищены гораздо лучше любой квартиры, – сказал Калеб, выдохнув после того, как закрыл двери на замок и опустил на скобы внушительный металлический брус – такому, пожалуй, даже таран не страшен. – Видишь, сюда так просто не прорвешься. В современных магазинах везде ставят ударопрочные многослойные стекла, – с этими словами он постучал костяшками пальцев по двери, будто чтобы подтвердить сказанное. Затем положил на пол небольшой рюкзак, винтовку, снял ботинки, куртку и шапку. Оказалось, что Калеб худее и жилистей, чем мне казалось.

Место мне понравилось. Во–первых, оно, как сказал Калеб, надежное; а во–вторых, всего в двух кварталах до Пулитцеровского фонтана на углу Центрального парка, откуда до зоопарка практически рукой подать. За час я смогу дотащить к Рейчел сумки, а если удастся сделать санки, то даже быстрее.

Хорошо было и то, что я узнал много нового о своих врагах: Калеб отлично изучил их повадки. Вдобавок, он гораздо лучше меня ориентировался в городе и мог рассказать о безопасных маршрутах и лазейках.

– Я закрасил все окна черной краской из баллончика, но в каждом оставил небольшие отверстия и заклеил их изнутри копиркой, чтобы наблюдать за улицей.

– Классная идея, – восхитился я. Через закрашенные стекла проникало немного света, так что внутри не было абсолютно темно, зато снаружи никто ничего не мог увидеть. Я оперся на прилавок. Дыхание почти восстановилось. Одежда после забега была насквозь мокрой от пота.

– Пока они пришли в себя, мы уже убежали на квартал вперед, а потом повалил снег, так что наши следы занесло. Они нас не найдут, – сказал я Калебу, пытаясь убедить скорее себя, чем его.

Раздался стук в стекло.

Я застыл, глядя на Калеба. Он рванулся к дальнему окну и, приподняв листок копирки, выглянул на улицу. И тут же отскочил, потому что от стука задребезжало стекло совсем рядом с ним.

С минуту мы стояли молча, боясь пошевелиться. Затем Калеб рискнул еще раз посмотреть в «глазок».

– Ушли, – тихо сказал он.

Чуть слышно звякнуло стекло в дальнем конце магазина.

– Они пошли по другой улице. Ты прав, теперь снег заметет наши следы.

Я кивнул.

– Сними рюкзак, отдохни, отдышись, – сказав это, Калеб поднялся по ступенькам и скрылся в каком–то техническом помещении.

На часах было начало второго. Стемнеет еще не скоро, особенно если уляжется пурга. Останусь на часок, максимум, на два. Поговорю с Калебом, выясню, что он знает, какие у него планы, собирается ли он выбираться из города. С ним нам будет легче.

Я уже думал о нас, как о группе: я, Фелисити, Рейчел и Калеб. Они не знают друг друга, и мне придется объединить их. Интересно, что из этого выйдет? Мы с Анной, Дейвом и Мини были совсем–совсем разными. С Дейвом у нас вначале не заладилось, а к моменту атаки мы даже сдружились. Но ведь нас, четверых выживших, должна сплотить общая цель, разве нет? Мы все хотим одного: убежать, выжить. Или я слишком много на себя беру, решая за других? Пока я даже не нашел Фелисити.

– Подымайся, – позвал меня Калеб, перегнувшись через перила и протягивая мне банку с газировкой. – Не бойся, я не кусаюсь.

Я сбросил рюкзак и мокрые кроссовки возле прилавка, повесил куртку на уголок книжной полки и устало поднялся наверх. На втором этаже расположилось кафе со столиками и стульями, из арочных окон открывался вид на Пятьдесят седьмую улицу и на Парк–авеню. Приятно было оказаться немного выше городских дорог со всеми их опасностями и сюрпризами.

– Пошли наверх, покажу, как я устроился, – позвал Калеб, подавая мне банку.

Я поднялся за ним в небольшое помещение с задернутыми шторами и сразу же плюхнулся в кресло–мешок.

– Круто, да? – спросил Калеб, открыв банку спрайта.

Он щелкнул выключателем на щите питания, и по комнате разлился мягкий свет от прозрачного дюралайтового шнура, закрепленного по периметру потолка на манер гирлянды. Калеб стащил сюда кучу всяких интересных вещей – мое убежище в Рокфеллеровском небоскребе выглядело гораздо скромнее: здесь было два огромных ЖК телевизора с игровыми консолями, кресла–мешки, диваны и несколько огромных пластмассовых контейнеров, набитых пакетами с чипсами, шоколадками, печеньем, сухариками и прочей «вредной» едой.

– Для полного счастья тебе не хватает только настольного футбола, – сказал я, щелкнув банкой и залпом выпив содержимое.

– Я хотел, но не смог припереть сюда стол – слишком тяжелый, – ответил Калеб. Он уселся в кресло–мешок и направил пульт на телевизор, а потом на игровую приставку. – Давай сыграем. Все это время я ждал соперника, чтобы вздуть его как следует.

Мы сыграли несколько кругов, в основном, в баскетбол, и мне пришлось сдаться, потому что страшно болели содранные в кровь руки.

– У тебя хороший генератор.

– Я на всякий случай принес две штуки, но включаю их по одному, и только днем, когда я здесь, а заправляю ночью.

Я рассказал Калебу о том, как затащил генератор почти на восьмидесятый этаж Рокфеллеровского небоскреба. Вволю нахохотавшись, он протянул мне пачку шоколадного печенья.

Затем я рассказал о солдатах.

– Получается, они попали на Манхэттен по дороге, так?

– Так. Значит, должна быть дорога, чтобы уйти с Манхэттена.

– Где–то в северной части острова, – задумчиво произнес Калеб, вытаскивая из пачки кофейное печенье в виде бейсбольного мяча. – Говоришь, у них были большие грузовики? Получается, они использовали их, чтобы расчищать себе путь.

– Вот именно! Они въехали в город, проложив дорогу. Значит, мы можем ей воспользоваться.

– Мы?

– Ну да, чтобы уйти из города.

Калеб задумался.

– А блокпосты?

– Они же прошли блокпосты.

– У них было оружие. Может, они из Национальной гвардии или чего–то в этом роде. Думаю, у меня или тебя вряд ли получится, как у них.

Я кивнул и постарался сказать как можно убедительнее:

– Бьюсь о заклад, где–то должны остаться люди. Нетронутые районы, города.

– Ты уверен или тебе так кажется?

– Кажется, – не сразу ответил я.

– Кажется, – отстраненно повторил он, постукивая кончиком указательного пальца по пустой банке. – Смотри, даже если все крупные города пострадали, то какие–то районы могли уцелеть, а значит, нужен карантин, поэтому устроили блокпосты на входах–выходах. Странно, что этих «солдат» было так мало.

– Согласен.

– А может, они пришли за золотом или еще чем–то подобным. Это обычная штука в такой ситуации.

– Мародеры?

– На войне, после бедствий и катастроф всегда находятся люди, которым на руку отсутствие закона и порядка, – с этими словами Калеб пристально посмотрел на меня. – Но с другой стороны, Старки сказал тебе двигаться туда, где холоднее… Думаю, он прав. Только если он просто мародер, вряд ли бы он стал заботиться о твоей шкуре.

– Что значит «прав»? Хочешь сказать, что в теплых районах еще хуже?

– Да. Если это была аэрозольная атака, то в теплом климате она более эффективна, – сказал Калеб и кивнул, будто давно думал об этом. – Или он имел в виду, что последствия гораздо хуже? Может, там совсем другое соотношение разных типов зараженных. У нас охотников, которым нужна кровь, пока меньшинство, а в теплых районах их гораздо больше или они еще кровожаднее, – с улыбкой подвел итог Калеб.

– Ну да, пить–то хочется сильнее.

Калеб встал, а я зевнул, потянулся и глянул за окно – на улице почти стемнело. Без четверти пять! У меня внутри все сжалось. Как, как я мог проторчать у него столько времени, потратить драгоценные часы на ерунду? Ведь я обещал Рейчел вернуться сегодня. Обещал, как обещали ее коллеги в первые дни…

– Я пойду, мне нужно отнести еду, – вяло сказал я, сам не желая верить собственным словам.

– Для кого? Тебя ждут друзья?

– Ну, не совсем…

И я рассказал про Рейчел, про голодных животных, о которых она так усердно заботится.

– Она столько времени справлялась сама, одна ночь ничего не решит.

– Дело в другом: я обещал.

– Она поймет. Теперь все по–другому. Не стоит рисковать жизнью ради какого–то обещания.

После слов Калеба мне и правда показалось глупым так переживать из–за обещания.

– Ну да, ты прав.

– Переночуй здесь, а завтра утром я помогу тебе дотащить сумки, идет? Так будет безопаснее. Зачем рисковать из–за еды, если она пока не вопрос жизни и смерти?

Я кивнул, хотя сомневался. Добираться до зоопарка по темноте было безумием, неоправданным риском. До сих пор я выживал, потому что был осторожен. Так и нечего пренебрегать осторожностью.